Сцена 5. А судьи кто? Явление 5

Явление V
Те же и прокурор впопыхах, с распечатанным письмом в руке.
Прокурор. Удивительное дело, господа! Чиновник, которого мы давеча приняли за ревизоро, совсем не ревизоро.
Все. Как не ревизоро? А кто?
Прокурор. Совсем не ревизоро, - я узнал это из письма.
Анан. Что ты? Что ты? Из какого такого письма?
Прокурор. Да из его собственного письма. Приносят на почту письмо. Взглянул на адрес - вижу: - «г. Киев. проспект Степана Бандеры. Игорю Литвинову. До востребования». Я так и обомлел. «Ну, - думаю сам себе, не дурак ли я, видать он нашел беспорядки в нашем городе и уведомляет начальство». Взял, да и распечатал.
Анан. Как же ты посмел?
Прокурор. Сам не знаю, какая - то неестественная сила побудила. Открой да открой. Позвал было уже почтальона, чтобы письмо отправить - но любопытство такое одолело, какого еще никогда в жизни не чувствовал. Не могу себе отказать и всё! Вот прямо так и тянет, так вот и тянет! В одном ухе слышу: - «Ёш твою так, не вздумай распечатать! Не лезь поперек батьки в пекло. Попадешь, как кур в ощип», а в другом будто как какая-то египетская сила, словно чёрт какой -то вселился, так и шепчет: - «Распечатай, да распечатай, распечатай, распечатай, иначе дураком всю жизнь ходить будешь!» И как придавил сургуч - по жилам прям огонь пошёл, это тебе не какой-нибудь сельский ёперный театр, а когда распечатал - мороз, ей-богу мороз до самых пяток пробрал. Руки дрожат, ноги дрожат, тело всё дрожит, и всё в голове помутилось.
Анан. Да как же ты осмелился распечатать письмо такой важной и уполномоченной особы?
Прокурор. В том-то вся штука и скрывается, что он никакой не уполномоченный и не особа вовсе!
Анан. Кто ж он, по-твоему, такой, что он, по-твоему, такое есть?
Прокурор. Да ни то ни сё. В общем черт знает что такое! Конь педальный.
Анан. (Запальчиво). Как ни сё ни то? Как ты смеешь называть его конём педальным, да еще и черт знает чем? Я тебя засужу, всех регалий лишу. Я теперь генерал…
Прокурор. Кто? Ты?
Анан. Да, я!
Прокурор. Коротки руки, да и ноги теперь коротки!
Анан. Знаешь ли ты, что он женится на Галюсе, что я сам теперь буду генералом, что я тебя в Чёрный Лебедь на всю оставшуюся жизнь законопачу?
Прокурор. Эх, Андрей Антонович! Андрей Антонович! Что Чёрный Лебедь. Чёрный Лебедь, это тюрьма для избранных. Она далеко. Вот лучше я всем прочту это письмецо. Господа! Садитесь пошире и позвольте мне зачитать это письмо!
Все. Читайте, читайте!
Прокурор. (Читает). «Ты мне Игорь сразу не поверишь, ведь какие со мной чудеса приключились, это тебе не халам – балам какой-нибудь, такое случается раз в сто лет, а может и реже, да и то не с каждым. По дороге домой меня лишил всех моих честно заработанных в Киеве непосильным трудом денег муж моей старинной подруги Люси Путанко, который неожиданно возвратился из тюрьмы, ну, ты ее знаешь, ты к ней тоже иногда захаживаешь.
   Хозяин забегаловки Паша Лябля хотел было уже посадить меня в тюрьму, и я бы сейчас летел, как фанера над Парижем в Чёрный Лебедь, но, ты мне еще раз не поверишь, по моей столичной одежке, которую я случайно выиграл в очко у одного киевского лоха и моего интеллигентного лица, весь город «Н» принял меня то ли за генерал-губернатора, то ли за какого-то премьер-министра, в общем за какого-то очень большого начальника. И я теперь живу у председателя суда, как у Христа за пазухой, как сыр в масле катаюсь, волочусь напропалую за его женой и сестрой жены, не решился только, с которой начать первой, но думаю правильно будет начать со старшей, жены председателя суда. Потому что, как мне кажется, она готова уже сейчас на все услуги, в том числе и интимные. Видимо сказывается ее прошлое, когда она плечевой объездила всю Украину.
     Помнишь, как мы с тобой обедали на халяву и как официант схватил меня за шиворот по поводу съеденных пирожков? Теперь совсем другое дело. Все мне дают денег взаймы, причем столько, сколько ни скажу, да еще благодарят, что беру. Оригиналы страшные. Ты бы со смеху умер. Ты, я знаю, пишешь статейки в разные журналы, так пропиши и этих придурков в свою литературу. Сам председатель суда туп и глуп, как сивый мерин».
Анан. Там этого не может быть! Там нет этого.
Прокурор.  (Показывает письмо). Читайте сами.
Анан. (Читает). «Как сивый мерин». Не может быть! Почему сивый. Ты это сам написал. И почему мерин?
Прокурор. Зачем бы я полез вперед батьки в пекло и сам стал писать?
Кишкадюк. Читай, читай!
Кулёк. Ёк макарёк. Читай дальше!
Прокурор.  (Продолжая читать). «Председатель суда глуп, как сивый мерин».
Анан. О, гад твоей морде нехай! Нужно тебе три раза повторять! Как будто оно там и без того не стоит. У тебя что, в глазах троится?
 Прокурор.  (Пробегая письмо глазами, читает). Хм... хм... хм... хм... «сивый мерин. Прокурор очень добрый человек».
(Оставляя письмо.) Ну, здесь он, хрен моржовый, обо мне тоже немного неприлично выразился.
Анан. Нет, читай, раз начал читать, так читай до конца!
Прокурор. Да кому она эта белиберда нужна, чтобы её вслух читать?
Анан.  Нет, гад твоей морде нехай, когда уж начал читать, так читай до конца! Читай всё!
Семён Семёнович Кутёк. Позволь, я прочитаю. Я грамоту знаю, я, как никак глава Администрации и потому прочитаю всё без утайки.
   (Надевает очки и читает.) «Прокурор один в один как наш сторож Махмуд, тот хоть и мусульманин, но подлец пьет горькую, как лошадь пьёт компот и по ночам перепрятывает деньги с одного места в другое».
Прокурор.  (Поворачивается к зрителям.) Ну, поганец, попадись он только мне, все нераскрытые дела на него бы повесил.
Семён Семёнович Кутёк. (Продолжая читать). «глава Администрации Кутёк и...и...и...» (Заикается.)
Кононюк. Ну, и чего же ты остановился, неразборчиво что ли написано, а хвалился, что грамоту знаешь?
Семён Семёнович Кутёк. Да совсем нечеткие буквы, впрочем, ежу понятно, что человек он по сравнению со мной маленький, но негодяй большой.
Кононюк. Дайте мне! Вот у меня, я думаю, зрение получше будет. (Берет письмо.)
Семён Семёнович Кутёк. (Не давая письмо). Вот это место нужно пропустить, а там дальше идёт вполне разборчиво.
Кононюк. ЁКЛМН. Да позволь уже.  Я сам знаю.
Семён Семёнович Кутёк. Тогда я и сам всё прочитаю, далее всё идёт вполне разборчиво.
Прокурор. Нет, читай всё! Раз прежде все было читано, всё и дальше читай.
…Все. Отдайте, отдайте письмо! (Кононюку.) Читайте!
Семён Семёнович Кутёк. Сейчас. Сейчас.
   (Отдает письмо.) Вот, отсюда.
 (Закрывает пальцем.) Вот отсюда и читайте.
Все приступают к нему.
Прокурор. Читай, читай! Всё читай!
Кононюк. (Читая). «Глава Администрации Семен Семенович Кутёк, когда напьется, настоящая свинья в тюбетейке и как напьётся и упадет в канаву соответствует своему имени и отчеству».
Семён Семёнович Кутёк. (К зрителям). Совсем не остроумно! Свинья в тюбетейке! Где ж это видано, чтобы свинья была в тюбетейке? И при чём здесь имя-отчество? У других имя - отчество и похлеще есть. Например, Ходосова Ульяна Йосифовна.
Кононюк. (Продолжая читать). «Судья Кононюк насквозь   протухнул чесноком, он им старается выгнать сивушный запах Пархоменковского халявного шмурдяка.»
(К зрителям). Гад буду, и в рот никогда не брал чеснока. Что водкой от меня воняет, то это правда, мамка в детстве меня коромыслом с бурдюком шмурдяка слегка пришибла. И с тех пор не могу избавиться от этого запаха.
Кулёк.  (В сторону). Слава богу, хоть, про меня ничего нет!
Кононюк.  (читает). «Судья Кал Калыч Кулёк…»
Кулёк. Вот тебе на! Вот тебе бабка и Юрьев день. Накаркал.
 (Вслух.) Господа, я думаю, что письмо длинное и нет смысла читать эту дрянь до конца.
Карл Непотребный. Нет! Раз взялись, нужно дочитать до конца.
Прокурор. Нет, читай, читай!
Кишкадюк. Нет уж, раз взялся, читай!
Кононюк. (Продолжает). «Судья Кулёк считает себя в суде самым умным, но пока ума хватило лишь переделывать показания своей полюбовницы Люськи Путанко, да наделать уроду Семенюку детишек, а теперь он подбивает клинья к жене председателя суда Параше Абрамовне, видать метит на место Анана. Кулёк в сильнейшей степени моветон. Это, наверное, французское слово». (Останавливается.) А что такое моветон?
 Кишкадюк. А кто его ёксель-моксель знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник, а может быть, и того еще хуже. Или специалист по зачатию детей. Вон Параша Абрамовна по сей день бездетная. Может он ей чем и поможет.
 Кононюк. (Продолжая читать). «Судья Кононюк самый молодой, но очень любит деньги. Из-за денег он по блату и заделался судьёй». Ну, в общем ясно. Этот фельдмаршал прохиндей похлеще нас будет. Как какой-то клоп: мал, да больно вонюч.
(Сворачивает письмо). Нечего читать эту ересь.
Все. (Почти хором). Нет, начали читать, дочитывай до конца.
Кишкадюк. (Выхватывает у него письмо). Судья Кононюк жираф в рясе, а не судья. Мёртвых и детей вызывает в суд, а когда те не является, сильно возмущается.
Кононюк. А я чё, я же ни чё. Я ж на похоронах не был. Откуда мне знать, что он окочурился.
Кишкадюк. «А вообще Кононюк хамло, каких свет не видывал, такое впечатление, что он таким и родился. Он хоть и самый молодой, но на пасквили самый плодовитый и стишки поганые любит писать на стенах туалета. После его посещения сего благословенного места, туда три дня невозможно зайти. Стоит такое амбре, что хоть стой, хоть падай.
   Судья Кишкадюк заказал себе мантию, как у клоуна.» Ну, кажется всё!
Кононюк. Нет! Не всё! (Берет у него письмо и читает дальше). Судья Кишкадюк типичный клоун в рясе. Законов не знает и всем, кто не даёт ему денег, пишет в Решении: - «Отказать». Даже сделал себе такую печать, чтобы себя сильно не утруждать подписями. Многих бывших колхозников лишил земельных паёв и отдал землю заезжим армянам. И ему никто не указ. Его главный девиз: - «Я не подсуден и пошли все на хрен».
   «А впрочем, все они народ гостеприимный и добродушный. Прощай, друган Игорь Викторович. Я сам, по примеру твоему, хочу заняться литературой. Мне тут их недоросль судья Кононюк интересную темку подбросил, как судьи, прокуроры и полиция берут взятки, не поверишь, у них есть такие занятнейшие способы, о которых даже на трезвую голову и не помыслишь. Напишу, как пособие для судей, прокуроров и полицаев. Скучно так жить, хочется пищи и для души. А правда про эту продажную свору всё равно восторжествует, хотя они про себя всем говорят, что это не правда. А я созрел окончательно, нужно чем-нибудь высоким заняться. Пиши - ка мне в Криворожный район, город Дубостар. До востребования».
Одна из дам. Какой репримант неожиданный!
Анан. Вот зарезал, так зарезал! Убит, убит, намертво убит! Ничего не вижу, всё как во сне. Кругом какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего... Возвратить, возвратить его назад!
(Машет рукою.) Как возвратить! Я, как нарочно, дал ему свою машину и своего шофера.
Коробейчиха. Вот уж точно, беспримерный конфуз случился!
Кишкадюк. Однако ж, черт возьми, он у меня взял три тысячи гривен взаймы.
 Кононюк. У меня тоже три тысячи гривен.
Прокурор.  (Вздыхает). Ох! и у меня тоже три тысячи гривен.
Акакий Николаевич. У нас с Мокием Ивановичем тоже...
Кишкадюк.   (В недоумении расставляет руки). Как же это, господа? Как это, в самом деле, мы так лоханулись?
 Анан.  (Бьет себя по лбу). Как я - нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума! Тридцать лет сижу на службе; ни один проверяющий ничего не обнаружил. Мошенников над мошенниками вокруг пальца обводил, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду и держал там, пока с них гривны не начинали сами по себе сыпаться! Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов!
(Махнул рукой).  Нечего и говорить про губернаторов. Так, а ведь они еще не далеко уехали, срочно мне телефон, позвоню водителю, он их сейчас тепленьких привезет обратно.
(Берет трубку и набирает номер)
Голос водителя. Слушаю Андрей Антонович.
Анан. Ты ведь еще недалеко уехал, тут сложился небольшой форс-мажор, новые обстоятельства, так сказать, тебе срочно нужно возвратиться обратно. Только ты дорогих гостей не тревожь понапрасну, ничего им не говори, а так тихонько развернись и быстренько домой, а если что, скажи, что забыл документы.
   Ну, сейчас мы с ними поговорим. Поговорим. Поговорим. И о делах государственных, и о сватовстве. Где Петро Михась? Пускай возьмет себе на подмогу пару мужиков покрепче, сегодня у них будет напряженный день.
Петро Михась. (Заходит с Решалой, полицейскими Печенкой и Щербиной). Прошу прощения за опоздание на столь важное мероприятие. Андрей Антонович и Параша Абрамовна, ото всей души поздравляю вас с неожиданно свалившимся на вас счастьем.
     Галюсю Абрамовну поздравляю отдельно. Я всегда знал, что ее ждет великое будущее и оно свершилось. Я…
(Анан его перебивает)
Анан. Ты чё, гад твоей морде нехай, издеваешься!? Какое на хрен важное мероприятие. Ты чё и мне хочешь, ежа в штаны запустить? Какое на хрен сватовство? Ты думаешь, мне мало? Ты думай, что говоришь! Ты знаешь, что этот чиновник вовсе не чиновник, а так, хрен его разберет кто. Лжец и вор. А лжец он тот же вор. Только вор крадет наше имущество, лжец крадет наш ум. Сейчас его привезут обратно, ты уж давай со своими ребятами, не подведи, по всей так сказать, строгости закона, опроси его хорошенько, с пристрастием. Да резины не жалей, я тебе именную дубинку выпишу.
Кулёк. Ёк макарёк. А вон этот очкарик, адвокат Власа Семеры здесь опять отирается.
Анан. Петро! Гони его в три шеи. Да поддай ему так, от всей души, чтобы вообще дорогу сюда забыл. Чтобы не восьмеркой, а десятью восьмерками завился.
 Решала. Я же сразу предлагал ему устроить встречу с нашими шестерками: Щербатым, Потаскуном и Шарикяном, они бы его и напоили, и в грязи изваляли, и всё про него узнали. Или можно было устроить ему ДТП, якобы он переходил улицу в неположенном месте, а тут Петро Михась при исполнении, огрел бы его несколько раз от души дубинкой, вон как столичный адвокат извивается после его процедуры, и этот фальшивый генерал бы был в наших руках, как шёлковый.
Анан. Да чего уж сейчас говорить. Ты уж лучше, как приедут, прояви свое умение, а то Петро как начнет махать дубинкой, его же ведь никто тогда не остановит.
    (Сделал паузу). Трёх губернаторов… Эх… Мать…
Параша Абрамовна. Но этого же не может быть, Андрюша, он же обручился с Галюсей.
Анан. (В сердцах). Да. Обручился! Хрен с маслом – вот, как обручился! Лезешь мне в глаза со своим обручением!
Галюся. (Вбегает запыхавшись, в обрезанном выше колен голубом платье). Сестрица, я на свадьбу одену это голубое мини платье. Я теперь столичная дама и должна выглядеть молодо и современно.
 Анан. (В исступлении.) Убери, гад её морде нехай, убери эту дуру отсюда. Завтра же на панель обратно пойдешь.
   Что смотрите? Ну, смотрите, смотрите, весь мир, все белое и чёрное человечество, все смотрите, как одурачен председатель суда! Так ему дураку и надо, старому подлецу!
      (Грозит самому себе кулаком.) Эх ты, толстожопый!  Портянку, тряпку принял за важного человека! Вон он теперь разнесет по всему свету эту историю. Мало того что станешь на месте посмешищем - найдется какой-нибудь писателишка, щелкопер проклятый, комедию про тебя изобразит. Вот что обидно! Ни чина, ни звания не пощадит. Все будут скалить зубы и показывать на тебя пальцем. Над кем смеетесь? - Над собою смеетесь!.. Эх вы!..      
     (Стучит со злости ногами об пол.) Я бы всех этих бумагомарак! У, щелкоперы, либералы проклятые! Чёртово семя! Узлом бы вас всех завязал и никогда не развязывал, в муку бы стёр вас и ваши бумажки, наделал бы с неё лепёшек, а эти лепешки свиньям скормил.
    (Сует кулаком и бьет каблуком в пол. После некоторого молчания.) До сих пор не могу прийти в себя.
   (За занавесом раздается сигнал машины). Ага, прибыли голубчики. Так, все вместе плотно обступаем машину, чтобы не дай Бог не ускользнули. А ты Петро с ребятами настраивайся, разборка сейчас будет по-взрослому, по-настоящему.
Голос водителя. (За занавесом). Что прикажете, Андрей Антонович.
Анан. Приглашай сюда дорогих гостей, пока вопросы будут решаться, чтобы они не скучали, мы с ними побеседуем.
Анан. Так ведь, Андрей Антонович, они как узнали, что вы приказали вернуться, выразили вам большой респект и решили вас лишний раз не беспокоить. Тут же пересели в такси и так поехали дальше.
Анан. А ты хоть узнал, куда они едут? Где живет его дядюшка?
Голос водителя. Никак нет. Когда мы ехали, господин генерал сам дорогу показывал, говорит, без меня опять можно заблудиться, как они давеча заблудились, когда ехали сюда.
Анан. Генерал! Генерал! Я утром тоже был генерал. Вот, истинная правда, если бог хочет наказать человека, то отнимает у него прежде всего разум. Ну что было в этом вертопрахе похожего на ревизоро?  Ничего ведь не было! Ну вот просто сопля высморканная, на пол ногтя и то не было ничего похожего - и вдруг все хором: ревизоро! ревизоро! Ну, кто там первый ляпнул, что это ревизоро? Отвечайте!
 Кишкадюк.  (Расставляя руки). Надысь ёпсель-мопсель, как это произошло, не могу объяснить. Точно туман какой-то из другого измерения, видимо черт все-таки есть на свете, он и попутал.
Кононюк. Нет, правда, а кто всё-таки первый ляпнул эту ахинею?
    (Показывает на Мокия Ивановича и Акакия Николаевича.)  Вот, они ляпнули, эти молодцы!
Мокий Иванович.  Нет, нет я ничего такого даже и не думал.
Акакий Николаевич. А я вообще ничего и никогда не думаю, не имею такой дурной привычки, я вообще здесь ни при чём.
Кононюк. Конечно, вы.
Кулёк. Конечно вы. Ёк макарёк. Кто ж еще? Прибежали как сумасшедшие из забегаловки: -«Приехал, типа, приехал и типа денег не платит, а в лице типа соображение».  Нашли важную птицу! Сообразили!
Анан. Натурально, вы! А кто же еще? Сплетники, правильно судьи вас держат на коротком поводке, лгуны проклятые!
Кишкадюк.  Чтоб вас черт побрал с вашим ревизоро и сплетнями!
Анан. Только рыскаете как шакалы по городу, да смущаете честных людей, сороки проклятые!
Кононюк. И пачкуны. Пачкуны проклятые!
Кулёк. Ёк макарёек. Два гондона штопанных.
Кишкадюк.  Сморчки коротконогие!
Все обступают их.
Акакий Николаевич. Гад буду, это не я, это Мокий Иванович.
Мокий Иванович.  Э, нет, Акакий Николаевич, так дело не пойдет, ты ведь того, этого, ну, сам знаешь…
Акакий Николаевич. А вот и нет, а вот и нет; первым то ты был.