Сцена 5. А судьи кто? Явление 2

Явление II
Те же и фермеры
Анан. А! Здорово, соколики!
Фермеры. (Опустив головы). Здравия желаем, отец наш родной!
Анан. Что, голубчики, как поживаете? Какие перспективы на урожай. Как торговля идет ваша? Что, мошенники, решили жало-ваться? Сами прохиндеи высшей пробы, да и ту ставить небось негде, туда же, жаловаться! Что, много взяли? Вот, думают, так в тюрьму его и засадят! Знаете ли вы, гад вашим мордам нехай, что...
Параша Абрамовна.  Ах, боже мой, Андрюша, мы же договорились, что ты этими словами больше не выражаешься!
Анан.  (С неудовольствием). А, мне не до слов теперь! Жизнь, это, в сущности, есть большая волчья тропа, по которой нужно пройти, оскалив зубы, но при этом остаться при своей шкуре. Знает ли вся ваша фермерская шушера, гад вашей морде нехай, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на сестре моей жены? Что теперь мне скажете? Сами обманываете народ, обвешиваете, воруете друг у друга. Да если бы мой зять всё это узнал, так вам бы гнить в тюрьме пожизненно. А тут обвесил, обманул, украл, набил себе карман и заважничал! Ишь ты, какая невидаль! Аристократы вшивые! Со своим свиным рылом и туда же, в калашный ряд с апельсинами! От того, что по литру шмурдяка в день выжираете, от того, что ли важничаете? Да я плевать хотел на всех вас и на вашу продажную важность! Как говорится: - «Судить меня дано лишь Богу, другим я сам укажу дорогу».
Фермеры (Склонив головы еще ниже). Виноваты, Андрей Антонович! Но мы готовы искупить свою вину. Что ни пожелаете, все в один миг.
 Анан. Что жаловаться? А тебе Фисена, кто помог, когда на тебя завели уголовное дело за воровство колхозной пшеницы? Я помог тебе, козлиная твоя рожа! Ты что, уже забыл это? Я, мог спровадить тебя на пару-тройку лет в тюрьму, а то и на все пять. Что скажешь? А? А я ведь повернул дело так, что тебе выписали эту пшеницу, как премию за хорошую работу, так ты еще за это и грамоту получил.
Фисена. Виноват, ну, что я могу сказать, виноват. Чёрт попутал.  Зарекаюсь вперед жаловаться. Уж требуй теперь что хочешь, но смени гнев на милость!
Анан. Виноват! Вот ты теперь голову опустил ниже колен.  А почему? Да потому, что моё взяло, а будь хоть немножко иначе, так ты бы на мне так потоптался, как тот петух на курице, втоптал бы в самую грязь, да еще бы куриным пометом сверху пометил. А когда ты еще был каким-то мелким писарем в колхозе, Пархому нарисо-вал всяких фальшивых бумажек, он весь твой двор колхозной пшеницей завалил, а потом сознался, что он их эти справки за взятку состряпал и их в суде признали фальшивками. Друзья Пархомовские хотели тебя вообще закопать живым, кто тебя отмазал? Кто так дело перевернул, что всех их определили в Чёрный Лебедь, кого на пару, кого на тройку лет. Пархом правда откупился, но он вор солидный, по мелкому не работает и потому имеет возможность регулярно откупаться. А этот слепой проходимец Семенюк, который тоже притащил кипу фальшивых справок. Тебе и ему по пять лет грози-ло, а не дай Бог пришли бы люди с Майдана, где бы ты был? То-то.
Фисена. Прости, Андрей Антонович!
Анан. Прости! Теперь, прости! А давеча что? Я бы вас всех на ноль помножил, да только теперь моё высокое положение не позволяет мне заниматься такими мелкими делами.
     (Махнув рукой.) Ну, ладно, Бог простит! Я не злопамятный, но только теперь держи ухо востро! Без ушей можно остаться. Я выдаю Галюсю не за какого-нибудь простого чинушу, чтоб стол там был накрыт, вино, сало, поздравление и прочее, понятно?
 Фермеры. Как не понять Андрей Антонович.
Анька Графин. (Подходит тихо-тихо). Я дочитала роман Александра Сергеевича Гоголя, «Ревизор» и знаете, чем он закончился?
Анан. Мне теперь эти твои сказки Кобзаря как щуке зонтик и зайцу стоп – сигнал одновременно, не хочу даже и слушать. Поди вон, не мешай умные мысли думать. Голова и так разрывается на части.
Анька Графин. Конечно, когда есть деньги и такие связи легко согласиться, что не в деньгах счастье. А про Пархома никто и не вспоминает.
Анан. А что с Пархомом?
Фисена. Так он вчерась окочурился. Как узнал, что Вы свою золовку выдаете замуж за генерала, которому он жаловался, тут с ним инфаркт с микардой и приключился.
Анан. Надо бы кому-нибудь поехать выразить соболезнование.
Фисена. Не надо! Редкостная мразь этот Пархом. Ему столько документов липовых сделали, от тюрьмы фактически три раза отмазывали, а он неблагодарная тварь как напьется на всю деревню этим хвалится. Всех сдаёт с потрохами.
Анан. Но все же про мёртвого, как говорит пословица, гад её морде нехай, нужно говорить или хорошее или ничего.
Один из фермеров. Хорошего про него сказать ничего не можем, как, впрочем, и все остальные, прохиндей такого уровня на всю округу всего один, а эта фраза в первоисточнике звучит так: - «ничего, кроме правды». Так что всё, что про этого ублюдка будут говорить плохого, это всё есть истинная правда.
Анан. (Задумавшись). Ну, всё же, он нам никогда не отказывал. И подарки, и корпоративы, и всё, так сказать, остальное, прочее.
Фисена. (Догоняя Анана в дверях, полушепотом). Андрей Антонович! Андрей Антонович! У Пархома зять только что из тюрьмы откинулся, можно его вместо Пархома запрячь. Только ему нужно подсказать, где Пархом свой шмурдяк закапывал.

                Все, в том числе и фермеры уходят, склонив головы.