ДТП

Герман Осипович Волосков 65-летний новоиспеченный пенсионер всю свою сознательную жизнь ощущал себя поэтом. Начав писать в рифму еще в восьмом классе, за все эти десятилетия он написал уйму стихов. Сперва потчевал ими свою маму, потом жену. Мама только качала головой: «Какой талантливый у меня сын!» Жена на первых порах тоже смотрела на Волоскова с восхищением, но потом всё больше стала отмахиваться: «Отстань! Лучше по дому сделай что-то полезное». Но поскольку пользы от мужа в домашних делах было мало, а его зарплата не на много превышала эту пользу, жена помытарилась-помытарилась да и ушла восвояси, захватив при этом с собой дочку.
Оставшись один, Волосков с еще большим остервенением начал рассылать стихи по редакциям и издательствам. Столичные журналы на них не обращали никакого внимания, а местные газетки порой печатали. Во всяком случае, до той поры, пока не обанкротились в результате перестроечных реформ. Правда однажды и на волосковской улице случился праздник: одно из его четверостиший опубликовал сатирический журнал «Крокодил» – под рубрикой «Читатель – стань автором». Волосков с гордостью показывал своим знакомым публикацию, особенно напирая на массовый тираж журнала: «Меня теперь читает вся страна». Но страна как прочитала дружно волосковский опус, так и забыла о прочитанном на следующий день, у страны других проблем и впечатлений было выше крыше: она с ускорением разваливалась. И тут настали новые времена. Теперь можно было не ждать милости от беспощадной природы издателей и редакторов, а самому выпустить в свет книжку. Были б только деньги. С деньгами, конечно, было не густо, но Волосков наскреб нужную сумму: всё-таки он не только писал стихи, но и работал бухгалтером в одной конторе. Тираж у книги был скромный – 150 экземпляров, и объем не велик – 64 страницы. Тем не менее Волосков ощутил себя автором – с большой буквы «А» (поэтом с большой буквы «П» он ощущал себя, как было уже сказано, давно).
Герман Осипович отнес пару десятком экземпляром в магазин. Это называлось сдать книгу «на комиссию». Т.е. сразу деньги не давали, а только после продажи. Волосков каждый день заходил проведать своего первенца. Продажа шла вяло: за две недели было продано лишь три экземпляра. «Может, я цену завысил?» – подступали сомнения. В качестве книги наш автор не сомневался.
Государственная контора, в которой работал Волосков приказала долго жить. Герман Осипович, помытарившись какое-то время без работы, устроился в одну частную фирму. Дела фирмы шли в гору, и  вместо привычного бухгалтерского калькулятора Волосков получил во владение персональный компьютер. Сразу возникла мысль – запустить свои стихи в мировую паутину. Оказалось, что это совсем не сложно: никаких личных сайтов заводить не требовалось: уже были общественные. Только нажимай на нужные клавиши и тебя сможет прочесть хоть эскимос. Но оказалось, что ни эскимосы, ни даже эфиопы стихов не читают. Даже коллеги из Нарофоминска и Вышнего Волочка хоть и заходят порой на твою страницу, но прежде всего в расчете, что и ты оценишь их творения – причем с одобрением.
Одним словом, дожив до 65, Герман Осипович поэтической славы не стяжал. Даже мечтать перестал на тему, как просыпается он знаменитым. Ну, нет, так нет – не каждому же она выпадает, эта слава.
Зато дочь оказалась у Волоскова заботливая и любящая, хоть и выросла без отцовской опеки. Конечно, Герман Осипович про нее не забывал: когда была маленькой, по выходным гулял в центральном парке и кормил мороженым, а когда подросла, при встречах читал новые стихи. Став взрослой и окончив институт, дочь вышла замуж за успешного бизнесмена, а разбогатев, стала материально подкреплять свою любовь к непутевому отцу изданием его стихотворных сборников, – как спонсор.
Вот и на этот раз пришла к отцу с тортиком и бутылкой сухого в честь его выхода на заслуженный от бухгалтерских трудов отдых, а главное – вытащила из своей дамской сумочки некую бумажку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась путевкой в Дом творчества и почитания. Сокращенно: ДТП.
Про Дома творчества для важных писателей Волосков слышал, но даже не рассчитывал туда когда-нибудь попасть. А тут еще и «почитания». Видно, новые формы какие-то. «Вот, папа, съезди – тебе понравится. Место там живописное – сосновый бор, комната отдельная, питание сытное». В ответ Волосков поцеловал дочку, разлил вино по бокалам и произнёс свой любимый тост:

За торжества виновницу
я поднесу вино к лицу.

«Нет, нет, – засмеялась дочь, – это ты сегодня юбиляр! За тебя, папочка!»
На следующий день на своей старенькой «Ладе» Волосков уже въезжал в этот самый ДТП. Место и впрямь было живописное: в сосновом бору на березу реки стояли аккуратные двухэтажные домики. Встретили его у самых ворот, подхватили чемодан с сумкой, быстро зарегистрировали и заселили в одноместный номер на втором этаже с балконом. В комнате был телевизор, персональный компьютер и небольшой книжный шкафчик с книгами. Вот шкафчик Волоскова вдруг и смутил. Вернее не сам шкафчик с книгами, а легкое воспоминание с ним связанное. Волосков вспомнил, что когда его вели к домику, он заметил  небольшое здание местной библиотеки и вывеску: «Библиотека ДТП им. Г.О. Волоскова». Вернее, так ему показалось. Ведь не могла же его фамилия оказаться на вывеске? Или это какой-то знаменитый однофамилец. Но знаменитых однофамильцев Волосков в своей жизни не встречал. «Ладно, – подумал он, – завтра разберемся». «Завтра» – потому что уже вечерело. В номер вежливо постучали. Это была горничная с подносом, на котором располагался ужин. «Простите, мы пока что не знаем ваших любимых блюд – уж чем богаты», – сказала девушка и поставила ужин перед Волосковым. Богаты в Доме творчества оказались радужной форелью, запеченной в фольге, несколькими кусочками коньячного сервелата, воздушным творожным пудингом, пирожным Буше и дымящейся чашечкой кофе. Фрукты уже заранее стояли на столе, а в баре находился набор всевозможных напитков. «А жизнь-то, кажется,  удалась!..» – улыбнулся Волосков, приступая к трапезе. Перед сном он выпил рюмочку Текилы из бара и сомкнул очи.
Проснулся Волосков в самом хорошем расположении духа, сделал зарядку, принял душ. Заметил в прихожей листочек с распорядком дня, из которого узнал время завтрака и нахождение столовой. Вышел из домика, светило солнце, пели птицы. Было пустынно – так – одиночные встречные. В столовой гостя встретили радушно: «У нас тут «шведский стол» – так что выбирайте сами. Набрав целый поднос яств, Волосков очень скоро понял, что всего ему не съесть. «А как мне пройти в библиотеку?» – спросил он у одного из распорядителей столовой и сам усмехнулся хрестоматийности вопроса. «А вот прямо по аллее Пушкина – там она и будет в самом конце» – объяснили ему. Но как ни хотелось Волоскову взглянуть на библиотечную вывеску, пришлось сделать остановку и присесть на скамью. «Нет, – подумал он, – больше я так плотно завтракать не стану». На скамье лежал блокнотик. Волосков подумал, что кто-то из писателей его забыл, но догадался, что блокнот здесь для каждого, кого застигнет вдохновение, поэтому взял и написал на первой страничке:

Из столовой еле-еле
я по пушкинской аллее
шёл, но увидав скамью,
сел, как будто бы в ладью,
и плыву… Куда ж мне плыть?..

Но слово «библиотека» никак не вворачивалось в строку, и Волосков, великодушно положив блокнотик на прежнее место, встал и зашагал дальше.
Наконец, на его пути встретилось добротное деревянное здание с элементами художественной резьбы и вывеской:  «Библиотека ДТП им. Г.О. Волоскова». Смахнув легкую испарину со лба, Волосков открыл дверь.
«Здравствуй, дорогой вы наш Герман Осипович! Добро пожаловать!» – к вошедшему уже подбегали две милые библиотекарши: одна блондинка, другая брюнетка. «Как!.. Вы меня знаете?» – удивился Волосков. «Да как же не знать, если библиотека носит ваше имя. Вот – взгляните – постоянно действующая выставка ваших книг. А это ваши портреты – в детстве, юности, зрелости…» В это время входная дверь хлопнула и на пороге появилась группа детей – все в белых рубашечках – девочки с бантиками, мальчики в галстуках-бабочках.
«Дети! – закричала одна из библиотекарш. – Вы посмотрите, кто к нам пришел – сам Герман Осипович!» При этих словах дети запрыгали от восторга и подняли гвалт. Волосков даже не сразу догадался, что каждый из них читает наизусть одно из его стихотворений. Из общего ора он выхватывал то одну, то другую строку из своих стихов:

«О, Русь моя – гербарий октября!..»

«Шарфы, как флаги на ветру…»

«Укол шиповника – и я привит от грусти…»

«Не надо, звездопад, угомонись!..»

Как вдруг прозвучало только что написанное – в блокноте на скамье:

«Я по пушкинской аллее
шёл…»

Значит, его юные поклонники следили за каждым его шагом. И только он хотел сказать, что это черновик и на него не стоит обращать внимания, как дети, словно по команде, прекратили свой стихотворный гомон и, окружив Волоскова, стали дружно требовать автографы. У кого-то были в руках его книжки, у кого-то газеты с его публикациями, а у одной девочки ничего не нашлось подходящего, и она подставила под автограф своё худенькое плечо.
Набрав автографов, дети дружно, как по команде выскочили из библиотеки. Переполненный эмоциями, Герман Осипович тоже начал прощаться с библиотекаршами. «Не забудьте, сегодня вечером на большой эстраде – ваш творческий вечер», – сказала на прощанье блондинка. «Как?! – удивился Волосков. – Какой-такой творческий вечер?..» «А разве вам не сказали?» – теперь уже всплеснула руками брюнетка. – Везде уже и афиши развешаны. Да вон же одна из них!» –  и она распахнула входную дверь. И действительно, через дорожку на специальном стенде Волосков увидел большую афишу: «Сегодня… творческий вечер… известного поэта… Германа Волоскова…» От волнения буквы прыгали перед глазами, а сердце не находило себе места в грудной клетке. «Вам плохо?!.» – всполошились библиотекарши.  «Нет, что вы, – замотал головой Герман Осипович, – наоборот хорошо». И расцеловавшись на крыльце с девушками, едва не наткнулся на проходящего мимо старичка хоть и с палочкой, но упругой походкой поэта-шестидесятника. «Приду-приду!.. – с хрипотцой проговорил старичок. – Давно хотел послушать, как вы читаете свои стихи».
Волосков понял, что ему надо просто где-то присесть и собраться с мыслями. Вот и скамейка – ну, конечно же, та самая с блокнотиком. А вот и он. Нет, другой – чистый, без всяких записей. Значит, предыдущий дети забрали на память. Ишь, пострелы! Что же происходит: библиотека его имени, поклонники, автографы, творческий вечер… Сон?!. Волосков закрыл глаза: он знал из личного опыта – если во сне закрыть глаза – сразу проснешься. Снова открыл глаза: та же скамейка. Значит, он не спит. Получается, слава пришла: «Здрасьте, я ваша тётя!..» Хорошо, будем постепенно привыкать и не делать резких движений.
Но привыкнуть не дали. Перед Волосковым возник молодой человек в черном костюме и галстуке. «Добрый день, Герман Осипович! – сказал он, присаживаясь рядом. – Я к вам от издательства «Парнас-Зет». Нас давно привлекала ваша поэзия. Пытались с вами связаться, но… В общем, не велите казнить: на днях отпечатали однотомник ваших стихов. Завтра тираж привезут сюда. Подпишите, Христа ради, (тут он сполз со скамейки и встал перед Волосковым на колени) договорчик задним числом. Вот здесь». «Ну зачем вы так!..» – возмутился Герман Осипович и принялся поднимать визитера с асфальта. Но тот ни в какую не хотел менять своего положения, мол, не поднимусь, пока не подпишите. Тогда Волосков выхватил у него листочки и поставил в нужном месте свой автограф. Человек в черном костюме сразу вскочил, сунул подписанный договор в портфель, а из портфеля вытащил несколько пачек денежных купюр: «Это гонорар, – объяснил он, – не велик, конечно, зато от чистого сердца!» – и исчез так же неожиданно, как появился. 
Пачек было пять штук – сторублевками. Может, для кого-то этот гонорар был и не велик, но Герман Осипович вообще впервые в жизни получал такое. Он рассовал пачки по карманам и только хотел переварить в сознании последние события, как к его скамеечке подошла стройная дама (просто не скамейка, а магнит какой-то!). «Добрый день, Герман Осипович!» – услышал Волосков привычную фразу и уже приготовился, что и эта особа бухнется перед ним на колени. Однако та, наоборот, нахально уселась рядом с ним, демонстрируя всю привлекательность своих коленок из под короткой юбки. «Надеюсь, не откажите даме от интервью. Я из газеты «Литературный край» – произнося эти слова, дама вытащила из сумочки диктофон. «Да ради Бога», – после полученного гонорара у Волоскова появилась уверенность в голосе. «Наши читатели давно хотели узнать, как вы пишите свои стихи, откуда рождаются образы, кто вас вдохновляет на них?» «Стихи я пишу ручкой, образы возникают из сердца, а вдохновляет меня жизнь». «Как интересно! – всплеснула руками дама. А над чем вы сейчас работаете?» «Сейчас я работаю над новой книгой стихов. А вот о чем они – секрет». «Экий вы скрытный! – кокетливо покачала головой собеседница. – А не угостите даму сигареткой?..» Волосков зачем-то похлопал себя по оттопыренным деньгами карманам: «Видите ли, я не курю». Дама удивленно вскинула брови: «Маяковский курил, Высоцкий кури, Бродский вообще сигарету изо рта не выпускал… А вы, значит, здоровье бережете». Волоскову всё больше не нравилась эта журналистская особа: «Простите, я опаздываю на встречу. Меня иностранная делегация ждет». Мысль об «иностранной делегации» выскочила у него совершенно неожиданно, но произнеся это словосочетание, он на всякий случай огляделся по сторонам: не ждет ли его и впрямь кто-то в кустах. Но в кустах никого не было. «А может, тогда вечерком продолжим наше общение: мне так о многом хочется вас расспросить» – продолжала гнуть свою линию журналистка. «Расспрашивайте своего  Киркорова!» – неожиданно для самого себя выпалил Волосков и, вскочив, бросился сперва по аллее, а потом резко свернул в сторону и помчался по какой-то тропинке.
Тропинка привела его на берег озерца. Волосков присел на травку и, зачерпнув ладонью воду, плеснул ее в свое разгоряченное лицо. «Что ж это происходит вокруг, – подумал он, – они что – все с ума посходили? Или это у меня крыша поехала?..»
«Герман Осипович! – за вами не угонишься». Волосков повернулся и увидел подходящего к нему молодого человека. «А вам-то что от меня надо?» – сердито спросил он. Но человек не обиделся, а стал объяснять, что он из местной администрации, и произошла неприятная накладка: анонсированный творческий вечер на большой эстраде отменяется. «Нам не разрешили, – сказал он. – Сами понимаете, – какая сейчас обстановка». «А какая сейчас обстановка?» – Волосков постарался придать грозность своему вопросу. «Сложная, – ответил администратор. – Но вечер будет – просто мы переносим его в читальный зал библиотеки вашего имени. Даже лучше получится – доверительней».
Дальнейшая часть дня прошла спокойно. Волосков вкусно пообедал, подремал в своем номере, прикинул какие стихи он будет читать вечером. Правда, телефон, находящийся в номере всё время названивал. Но услышав однажды голосок дамы-журналистки, Герман Осипович больше не брал трубки.
Нельзя сказать, что читальный зал библиотеки ломился от народа – собралось человек 20 от силы. И люди какие-то всё безликие – глазу не за кого зацепиться. Разве что знакомый старичок в первом ряду выделялся на общем фоне – тот самый шестидесятник, сказавший «приду-приду».
Библиотекарша попыталась представить Волоскова, но он властно отстранил ее рукой: «Всё главное – в моих стихах». И начал:

Часы то стоят, то бесятся, –
какая уж тут человечность.
Что нам минуты и месяцы,
если обещана вечность.

Секундная стрелка нелепо
наматывает круги.
И глядя в отверстое небо,
часы я снимаю с руки.

«Браво! – закричал старичок в первом ряду. – У меня, кстати, тоже есть стихи на эту тему». И он выкрикнул с места:

Я купил часы-часы.
у них стрелки, как усы,
и красивый циферблат.
Ах, зачем я не усат!..

«Вы меня сбиваете своими доморощенными виршами, – возмутился Волосков. – Это мой вечер, а не ваш!.. Я хотел прочитать о любви, но если меня будут перебивать…» «Он больше не будет, а то!..» – сказал накаченный парень из третьего ряда и показал всем свой кулачище. «Читайте-читайте!..» – заголосили молодые люди, сидящие на подоконниках.
«Хорошо, прочту, слушайте», – уже более мирно сказал Герман Осипович:

Ты приходишь ко мне после долгой зимы.
И уже «я» и «ты» превращаются в «мы».
Ты – весна. Я тепло ощущаю твоё:
то ли тают снега, то ли это бельё.

«Класс! – сказал накаченный парень, разжимая свой кулачище. – Это почище Пастернака будет». Однако с ним согласились не все. Один молодой человек с подоконника нашел в этих строках блоковские мотивы. Кто-то вспомнил Бальмонта, кто-то – Веру Полозкову.
В общем, вечер удался. Раздав положенные автографы, и сунув под мышку пару букетов цветов, усталый и довольный Герман Осипович добрался до своего номера.
Но едва он вошел, раздался телефонный звонок: «С вами говорит старший администратор ДТП. Напоминаем, что завтра после завтрака вы должны покинуть наш Дом творчества». «Как это покинуть? – удивился Волосков. – Я же вчера только приехал». «А у вас путевка на двое суток, – администратор был неумолим. – Спокойной ночи!»
Но спокойной ночи не получилось: Волосков еще часа два ворочался: «Как это так на двое суток?.. Ну, не могла же дочь купить ему путевку всего на двое суток? Я можно сказать только-только почитаться здесь начал. Или нельзя сказать «почитаться»? Короче, меня наконец-то признали за настоящего поэта, и на тебе – после завтрака – свободен…»
Утром он встал, нехотя умылся, без аппетита поел… Подумал: «Надо хоть попрощаться с библиотекаршами – сказать, что уезжаю».
Дверь в библиотеку оказалась закрыта. Но самое удивительное, что никакой вывески на ней уже не было: ни что это такое, ни чьего имени.
И тут Волосков заметил небольшую пристройку (видимо для служебных целей) к библиотеке. И вот ее-то дверь была приоткрыта. «Может, там кто-то есть из сотрудников?» – подумал он и шагнул внутрь.
Это было складское помещение, где хранилась всякая рухлядь, стопки растрепанных книг, вылинявшие транспаранты всех времен, а в углу – горка вывесок, на самой верхней из которых стояла надпись: «Библиотека ДТП им. Г.О. Волоскова». Герман Осипович с недоверием взял ее – тут же открылась следующая: «Библиотека ДТП им. И.И. Пинегина», а следом еще одна, и еще, и еще… И на каждой стояли незнакомые Волоскову фамилии. Ему показалось, что сердце замерло, а дышать стало нечем. Волосков присел на корточки, тем более, что ноги почти не держали.
«Это что?.. Это как?..» – заметались в голове вопросы. Волосков буквально выполз из подсобки на свежий воздух. Прислушался: сердце с трудом, но застучало вновь, после чего и вдох удалось сделать. «Это что – розыгрыш что ли? – начало доходить до него. – Это так здесь на поток почитание поставлено? Удружила дочка!.. Или не знала, куда отца посылает?»
И Волосков бросился на выход, по дороге выхватив чемодан из гостиницы. Здесь на него едва не наскочил старичок-шестидесятник, лишь мельком взглянувший на Волоскова и заковылявший по своим делам далее. «Ага, – даже с каким-то мазохистским удовольствием подумал Волосков – уже и узнавать не хочет!.. Конечно: спектакль закончен!» А вот и отряд детей промаршировал мимо: «Ясно идут величать нового классика! Тьфу!..» – Герман Осипович натурально плюнул на дорожку. «Гражданин! – строго окликнула его невесть откуда взявшаяся дворничиха. – А если каждый тут будет плевать! Или думаете – раз писатели, то всё вам можно?..»
Волосков выскочил за ограду ДТП, разыскал свою старенькую «Ладу». Она приветливо пискнула, открывая дверцу своему хозяину: «Хоть эта признала!» – мелькнула успокоительная мысль. Волосков уселся за руль и нажал на стартер.
Он мчался по дороге, не глядя на показания спидометра. Впереди двигался здоровый трейлер. Волосков пошел на обгон (опять же не обращая внимания, что в этом месте он запрещен), и когда уже начал возращение на свою дорожную полосу, чиркнул задней дверцей о встречную грузовую «Газель». Этого оказалось достаточно, чтобы сделав переворот на 360 градусов, очутиться в кювете. «Так, – приехали!..» – была даже не мысль (в первый момент в его голове мысли просто и не могли появиться), а как будто чей-то голос. Волосков попытался выбраться из машины, но дверь заклинило. Тогда он с усилием скосил глаза на дорогу и увидел на другой ее стороне перевернутую «Газель». От удара ее тент сорвало, и груз рассыпался по дороге. По всему было видно, что это пачки с книгами. Из «Газели» вылез водитель и, прихрамывая, подошел к Волоскову: «Чувак, ты совсем чокнутый что ли?» – хрипло произнес. Герман Осипович, попытался что-то ответить, но это ему не удалось. И он просто кивнул.
И в это время послышались звуки полицейской сирены. К машине Волоскова подошел сержант: «Что ж, это вы, Герман Осипович, так неосторожны: и скорость превышаете, и обгоны совершаете рисковые?..» «Откуда он знает моё имя? – наконец-то в голове Волоскова возникла четкая мысль. – Я ему еще никаких документов не предъявлял…» «Известный писатель, а не бережете себя, – продолжал сержант. – Вот ведь – свои же стихи по всей дороге рассорили…» И тут Волосков заметил в его руках небольшую книжку, на обложке которой было написано: «Герман Волосков. Избранное». «Автограф не дадите, – с какой-то даже робостью в голосе произнес сержант. – Для жены: уж больно она вашу поэзию любит».