Скажи про меня также

         
      Хоронили  Ивана  Фёдоровича Минаева. Обычное дело.  У нас теперь многие

умирают.  Нет у народа больше терпения.  Уже столько всего ему наобещали, а он

всё надеялся и  не умирал. То есть, ему обещают – он ждёт. Ему опять обещают – он

 опять не умирает.  Но, видно, просёк народ, что ждать нечего… не всегда надежда

 умирает последней: ей тоже может не хватить глупости, как аквалангисту

кислорода.

      Людей на похороны собралось много. Городок небольшой: какие здесь другие

мероприятия, чтоб прийти без приглашений.  А тут всё-таки можно встретиться,

поговорить. Да и учесть на будущее организационные ошибки.

Ведь нет границ совершенству и всегда не поздно стремиться к более оптимальному. 

Словом, публика переминается, участвует… И тут, один сослуживец,  ну, не простой,

 а бывший бригадир, вдруг напружинился к остальным с вопросом: « А кто скажет

речь?».  Хотя городок маленький, для речей вроде не значительный. И кому эта

речь? Адресат не слышит, остальные, в маленьком городе, итак, в курсе: то есть

знают всегда намного больше оратора, как обычно в нашей стране.  Но импульс

подан. Конечно, многие скажут,

 что убивать таких надо, у которых только импульсы в голове. Однако убивать тоже

 хлопотно. То есть и так, и так – неприятно. Стали искать: кто мог бы

встрепенуться целой речью. Ведь городок маленький, ни какая-нибудь,

государственная  Дума, где так естественно говорить всякие речи. Стали наседать

на Трошкина: ты, мол, в газете печатался,  всё-таки, не заурядный какой. Да я,

отбивался Трошкин, в газету за водопровод писал, а здесь, совсем другое дело. А

что касается водопровода, мол, я хоть сейчас – наболело. Но его начали стыдить:

мол, в газету у тебя слова есть, а родному товарищу и полслова нет. Понял

Трошкин, что не отвертеться – нет ничего безвыходнее коллектива.  Да, и городок

 маленький: деваться некуда. Согласился. Да и то, когда кто-то, по такому случаю,

  дал  ему отхлебнуть  из фляжечки коньячка. 

     Когда все окружили могилу, рядом с которой приковывал внимание гроб, Трошкин

 решительно поднялся на кучку грунта и заговорил.

-- Я знал Ивана Фёдоровича много лет, о хорошем человеке, конечно, много не

скажешь. Вот и о Иване что сказать? За все упомянутые годы он ни разу не сделал

ничего плохого: никогда не рвался выступать на собраниях, ни во что не

вмешивался, не пытался выбиться, так сказать, не пробивал карьеру. Даже, помню,

 отказался стать бригадиром, хотя бригадир получал на двадцать рублей больше и

многие мечтали. Словом, никогда не рвался в лидеры, в вожди, никогда не был

передовиком, что, безусловно, говорит о том, что он был человеком хорошим,

настоящим. Побольше бы нам таких!

 Трошкин  замолчал в возбуждении и сошёл с кучи. Кто-то нетрезвый подошёл сзади и положил руку на плечо.

-- Хорошо сказал, если помру, скажи и про меня также!

                ***