Закат, время рассвета. Часть 1. Глава 2

                2   

 Очень трудно впервые раздеться перед женщиной. Мужчина или торопится, или нарочно медлит, но в целом всегда поступает не так, как следует. Потом это быстро забывается, если сама женщина при первой близости была естественна, послушна и почти незаметна.

     Они уже лежали в постели, когда Веня вдруг понял, что Линка Амелина, молоденькая актриса Неформального Московского театра, его любит. И пришла в его гостиничный номер потому, что удерживать себя в рамках приличий больше не может.

     Когда всё было позади, она долго молчала и потом спросила:

     - Тебе хорошо?

     - Конечно.

     - Правда?

     Веню неприятно поразил этот вопрос. Очевидно, Линка подозревала его в притворстве и открыто киксанула. Она вообще была импульсивной, легко возбуждающейся натурой. Таких актрис в театре чаще всего считают истеричками.

     Огромные глаза Линки в минуты экстаза становились ещё крупнее, темнели, увлажнялись и наливались немыслимой, сводящей с ума красотой.

     - Можно, я тебя укушу? – по опыту Веня знал, что напряжение в постели легко снимается лаской или неожиданной, чувственной фразой. – За попу?       

     Девушка помолчала и после сказала безо всякой связи с вопросом:

     - А я однажды хотела вскрыть себе вены. А потом испугалась. Хотя очень хотела.

     - Из-за чего? – ему это показалось шуткой. - Роль не дали?

     - Ребёнок умер.

     - Чей?

     - Мой. В роддоме. Год назад.

     - А муж что?

     - Мужа нет. Извини! Какое тебе до всего этого дело.

     Теперь настала очередь молчать Вене. Закулисная интрижка, озорная, мимолётная и без последствий,  из-за упоминания смерти сразу приобретала тяжёлый, связывающий по ногам и рукам вес.

     Хотя эта болтушка могла всё и придумать. С неё станется, с актрисульки-свистульки!

     Внезапно Линка рассмеялась.

     - О! Задёргался! – сказала она глубоким, неожиданно очень женским, опытным голосом. – Я роль новую готовлю. Там про одну приезжую из провинции. Пьеса «Наизнанку». Читал?

     - Не пришлось.

     - Волкострелов Тимур хочет ставить.

     - Не верю.

     - Станиславский! – девушка вылезла из-под одеяла, села, облокотившись голой спиной о стену, и сладко потянулась. – Грошик! У тебя ноги, как у кузнечика, с острыми коленками, и руки ласковые. Понял?.. Можно, я покурю? Сигареты есть?

     Ещё полчаса они лежали в постели и дымили Венькиным «Житаном». Крепкие сигареты дубили Линке горло и лёгкие, но она терпела. Веня понял, что девушка наслаждается их близостью. Она безостановочно что-то рассказывала и всё время тёрлась щекой о его голое плечо.

     Как ни странно, он слегка поплыл в запахе её волос и тёплого тела сквозь дым. Наверное, пошлость и безвкусица незаметно берут человека в плен. Он начинает принимать мелкие радости и удовольствия за жизненный успех, а самого себя воображать чуть ли не Александром Македонским.

     Веня хорошо знал, что он с детства сладкоежка и эгоцентрист. Театр вообще сделал из него профессионального притворщика, якобы добродушного рубаху-парня, а на самом деле скрытного циника и садиста, особенно  в отношении женского пола.

     За пять лет он переспал с пятью актрисами из их труппы, молодыми и не очень. Возраст не имел значения. Ему самому было 22, когда он пришёл в Неформальный, он наслаждался своей молодостью и оголтелостью.

     А женщин любил просто так, потому что это было приятно и удобно, да и им, кажется, по кайфу. Всё-таки он был красивым, кудрявым и по-старомодному услужливым и медоточивым.

     Линка приподнялась на локте и сказала:

     - Ты меня не слушаешь. А я тут распинаюсь, тайны ему выкладываю, растютюнилась. Давай вставать. Девять часов вечера. В номер уже два раза стучали, я даже боялась, что замок взломают.

     Веня молча поднялся и, не сказав ни слова, сначала проверил замок, потом задёрнул шторы и включил верхний свет.

     - Выключи, пожалуйста, - попросила девушка. – Мне неудобно. Я не ханжа. Просто не надо превращать любовь в гляделки.

     Она быстро оделась в полутёмной комнате, одёрнула кардиган, поправила волосы и ушла, даже не потребовав обычного дежурного поцелуя в щёчку.

     Веня умылся, тоже оделся, застелил постель и отодвинул оконные шторы. Сверху был виден Невский проспект, измазанный первым снегом и привычной питерской полу-провинциальной людской сутолокой.

     Веня не любил этот город. Почему-то он всегда чувствовал себя в нём лишним, вроде наёмного тамады на свадьбе.

     Он смотрел в окно и вспомнил ни с того ни с сего рассказ актрисы об умершем ребёнке. И вдруг понял, что это была абсолютная правда. Пауза между рассказом и репликой про новую роль выдала Линку с головой. Девушка не просто молчала, она ждала лично его переживания. Чтобы сразу этого не понять, надо быть дуб дубом.

     Веня вспомнил, как дрогнула её рука и как изменился голос, и осознал, что он, опытный театральный Дон Жуан двадцати семи лет, дал маху с двадцатилетней глупышкой.

     Линка оказалась глубже, чем он сам, хотя постельная встреча была банальна, проще парёной репы, и ничего от него не требовала.

     «Какой неприятный и навязчивый город», - подумал он, не отрывая взгляда от огней и жёлто-чёрной вечерней кляксы Невского.

     В дверь постучали.  Веня обернулся:

     - Да?

     Вошёл Жора Шухман, тоже артист Неформального театра, его давний приятель.
Жора был как всегда подтянут и выглядел на все сто. Шикарный еврейский аристократизм, готовность к разговору о симфонической музыке и к самому звериному разврату.   

     - Ты чего в потёмках?

     - Спал. Только что проснулся.

     - А я стучался полчаса назад. 

     - Чего тебе?.

     - Мне одна зрительница звонила. Арфистка из Кировского театра. Хочет прийти с подружкой-скрипачкой часам к десяти. Ты как?

     - Зачем?

     Жора даже присвистнул.

     - По-моему, за этим самым. Общение, споры, миражи истины. Лет по двадцать пять обеим. Ты как?

     - Никак. Зажги свет!

     Бесшумно загорелся светильник под потолком.

     На столе сверкнул золотой женский браслет, небрежно оставленный Амелиной то ли по забывчивости, то ли нарочно, чтобы вернуться. Жора его сразу же увидел.

     - Понятно, - сказал Шухман. – Уже?

     Веня почувствовал, что внутри у него начинает бурлить злость. Он подумал, что они говорят не как артисты театра, не как воспитанные и интеллигентные люди, а словно жокеи в лошадином стойле.

     Он скрипнул зубами и каким-то гадким шёпотом проорал:

     - Заткнись! Если не хочешь поссориться насмерть, то заткнись и вообще уйди отсюда!

     В этот момент раздался удар в дверь, она распахнулась, и в номер влетела Линка Амелина с перекошенным лицом и разодранным от ворота до плеча кардиганом.    

      
         
   
                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.