Чудище Морское

Море позвало меня, когда я чистила креветки. Запахи соленой воды, солнца и ветра оглушили меня, словно в замороженном лупоглазом деликатесе было скрыто послание от самого моря. Послание, которое могла понять только я одна. Я смотрела на панцири креветок, но видела море: ласковое, сильное, своенравное и жестокое, как дикий зверь. Я видела темную, почти черную воду, видела, как играют солнечные блики на морском дне на мелководье, видела шторм и ярость, унюхала вонь гниющих водорослей и уловила аромат шампанского, того самого, выпитого на закате у самой кромки воды.
Мне было восемнадцать, ему - моему любимому мучителю - тридцать и воспоминания о том лете, вернее, о двух неделях, насыщенных, долгих, пролетевших мгновенно, так и не поймешь, какими же они были на самом деле, вдруг обрушились на меня с новой силой, и голова закружилась даже сильнее, чем в ту самую прекрасную и ужасную ночь в моей жизни, когда он мне сделал предложение и подарил кольцо с прекрасным опалом.
Мне вдруг стало невероятно важно найти тот "символ любви и оберег", так торжественно назвал подарок мою любимый мучитель. Кольцо было серебряным, в юности я не любила золото, считала его подходящим только для оплывших, пожилых тетушек, золото мне виделось металлом старости и некой приземленности, когда все мысли крутятся только вокруг покупки нового дивана или набора кастрюль. Я усмехнулась. Тогда, давным-давно я считала себя необыкновенной, самой умной, и предсказуемо попала в привычную и банальную ловушку: я думала, что моя жизнь будет уникальной, необыкновенной, я никогда не состарюсь, моя кожа не пожухнет и не обвиснет, я не буду радоваться скидкам в аптеках и уж, тем более, не заведу семь кошек.
Я бросила креветки, мне вдруг расхотелось есть и стало все равно, что кошки залезут на стол, съедят мой ужин и разбросают вонючие останки этих раков-недомерков по всей кухне. Мне нужно было найти кольцо.
Когда мы расстались, я хотела его вернуть, но Виктор лишь усмехнулся и сказал, что оно - прекрасный пример моей глупости, и пусть это кольцо постоянно напоминает мне об упущенной возможности. Я выбрасывала кольцо, а потом лезла в мусорный бак и находила его, я дарила его подругам, но они возвращали украшение с проклятиями, оно разбивало любящие пары, заставляло ревновать, втягивало в драки, и камень, который должен был менять цвет от моего настроения, радостно наливался непонятной чернотой, совершив очередную пакость. Я не могла носить это кольцо, оно слишком напоминало мне Виктора, теребило раны и, в конце концов, я его куда-то запрятала.
- Символ любви и оберег, - бормотала я, выдвигая ящики. Виктор любил красивые слова. Любил ли он меня? Сейчас я точно знаю, что нет. Любила ли я его? Нет, это слишком простое слово для того чувства, которое до сих пор дремало во мне. Я жила им, я обожала его, я готова была на все ради него. Нет, на самоубийство я не решилась, хоть он и настаивал и готовил меня к нему. А сейчас я даже и не знаю, что было бы лучше, моя теперешняя жизнь или то полное подчинение, которое я и называю самоубийством, для которого и "воспитывал" меня мой любимый. С высоты своих тридцати лет (смех, мне сейчас сорок и никакой высоты я не ощущаю) он, осененный мудростью, решил, что в жены надо брать молоденькую девчонку и перекроить ее на свой лад, так подгоняют костюм по нестандартной фигуре. А что есть жена, как не костюм мужа? Иногда парадный, чаще домашний. Тогда всем будет хорошо, особенно владельцу костюма. Если бы Виктор сказал мне об этом, когда мы только познакомились, я бы убежала, я всегда боялась потерять себя, раствориться в другом человеке без остатка, лишиться своей личности. Так произошло с моей мамой, она обратилась в папину тень, исчезла и не смогла жить одна, когда он внезапно умер. "Мне не для кого жить", - сказала она мне. "Живи для себя, живи для меня!" - я старалась тормошить ее, мы съездили во Францию, но она просидела неделю в гостиничном номере, обливаясь слезами и говоря, что не может она развлекаться, когда папы нет, а, значит, и ей тут не место. Говорят, медицина бессильна, если человек хочет жить. Грустная шутка, а вот то, что наука бессильна, если человек решил не жить - чистая правда.
- Куда же ты задевалось? - я решила поговорить с кольцом, как с живым, села в кресло, закрыла глаза, расслабилась и постаралась услышать ответ кольца. Вместо этого на колени забрался Филя, а потом и Мурзик, затем пришел Марсик и спихнул братьев на пол, она завозились, замяукали, а я громко сказала кольцу:
- Ну, и иди ты к черту! Не очень-то и хотелось тебя видеть!
Моя кошачья банда съела все креветки, но мне было плевать, я налила себе вина, нарезала вонючего сыра, кошки его не выносят и я могла спокойно насладиться вкусом, не делясь с ними, и задумалась. Тогда, больше двадцати лет назад, я влюбилась по уши и если бы Виктор действовал тоньше, тактичнее, я бы позволила ему превратить меня в удобную вещь, но мой любимый слишком торопился, видел обожание, любовь и страсть в моих глазах, вот и попер напрямик, грубо.
"Когда мы поженимся, ты бросишь институт, ты родишь двоих детей, ты будешь идеальной хозяйкой и мамой, ты будешь убирать дом каждый день, я сам составлю график уборки, моя мама научит тебя готовить, ты перестанешь видеться с подругой Татьяной, потому что она на тебя плохо влияет, я видел, как она курила и пила пиво прямо на улице..."
Моя жизнь вдруг оказалась расписанной до моего последнего вдоха или выдоха, только мою смерть Виктор постеснялся описывать в красках. Когда мы с ним уже расстались и мы с Танькой напились пива, я рыдала, а подруга ехидно строила планы моей смерти, как это мог бы сделать Виктор:
- Лежишь в кровати, ночная сорочка накрахмаленная, ты когда-нибудь крахмалила белье? Вот и я нет, а вышла бы за этого индюка, пришлось бы учиться. Так, сорочка, он бы сказал только так, ни в коем случае не ночнушка - белая, в мелкую синюю незабудку, постельное белье тоже белоснежное, это подчеркнет торжественность момента, ты сама... - Танька не выдержала, подавилась пивом и расхохоталась. Я представила свою кончину и мне тоже стало смешно. Танька меня тогда и вытащила из омута, она не давала мне побыть одной, погрузиться в горе, в одиночество, я даже ночевала у подруги, в ее веселом дурдоме, где все были в курсе моей трагедии, поэтому меня развлекали, кормили, поили, заставляли ходить в институт, Танькина мама даже попробовала уроки мо мной учить, но сдалась на "Введении в языкознание", как сейчас помню. Хоть и введение, оно оказалось ей не по ее бухгалтерским зубам.
Тогда мне удалось спасти себя, но я так и не смогла больше полюбить. Наверное, слишком много вложила в свою ту первую, несчастливую любовь. Хорошо, что Виктор уехал из нашего города почти сразу после нашего разрыва, я думаю, я бы прибежала к нему извиняться, не выдержала бы. Не знаю, сама путаюсь и не могу себя понять.
Ночью мне снился пляж, теплая, нагретая солнцем галька, Виктор, наши ночи, шампанское (кто-то из котов пощекотал мой нос усами и мне приснилось, как пузырьки в бокале лопаются во рту и тоже щекочут нос) и, конечно же, море. Я видела его как притаившегося зверя, как охотника, терпеливо ждущего в засаде, я видела, что оно меня ждет. С добром ли, злом, безразличием, но ждет.
- Танька, присмотришь за котами? Мне уехать надо!
Верная подруга смолкла, рот ей как жвачкой заклеили. Я ее понимала, я так тряслась над котами (а над кем мне еще трястись, родители умерли, семьи нет), что даже на два дня никуда не уезжала, хоть подруга и пыталась устроить мне и свидания, и отдых.
- Куда?
- Не скажу! Боюсь сглазить!
Танька шумно вздохнула, а я быстро сказала "спасибо" и выключила телефон.
Я сбегала из собственного города, как преступница, быстро, тайно, не дав себе времени остановиться, подумать, заволноваться за котов и, в конце концов, остаться дома. Мне пригодились деньги, которые я откладывала на ремонт, впрочем, я его и не собиралась делать, из-за котов. Я представила, как они испугаются шума дрели или незнакомых голосов, как они будут скрываться в огороде, а я потом буду их искать полночи и решила, что раз уж мне все твердят, что дом нуждается в ремонте, буду копить деньги, а там видно будет.
- Вот и пригодились! - сказала я Марсику - вождю нашей стаи и полезла в бабушкин сундук, на дне которого и лежала тряпица с деньгами. Мне нравилась эта еще прабабушкина привычка держать деньги замотанными в старый платок, так их трата представлялась более торжественным событием: открываешь сумку, вытаскиваешь сверток: сначала пакетик, потом газета, и только затем платок, в котором лежат хрустящие бумажки. Нет, я так их не собиралась везти, приняли бы за чокнутую, с которой станется еще и кармашек к трусам пришить, так папа в командировки ездил, я помню, меня всегда этот кармашек смешил. Я собиралась вытащить сверток и неторопливо, смакуя момент, его развернуть и пересчитать свои накопления. Я сунула руку в сундук, пошарила в углу, там, где под старыми свитерами и лежали мои деньги, как вдруг меня что-то укусило.
- Ох! - я выдернула руку и посмотрела на пальцы. Целые, ни следа крови или чужих маленьких зубок. Мышей у меня нет, не уживаются с моей бандой, а кто еще мог притаиться в сундуке?  Марсик спокойно сидел рядом и усом не повел, а ведь если бы кто-то там был, кот бы уже принял боевой вид и попытался залезть в сундук.
- Интересно, - сказала я сундуку и начала аккуратно вытаскивать хлам, который все рука неподнималась выбросить. На самом дне, рядом с деньгами, замотанными в платок, лежало то самое кольцо.
- Хм, а ведь сказки не всегда врут и, возможно, тебя, как и то самое кольцо всевластья, надо просто утопить в море, именно там, где ты было подарено, - сказала я кольцу, как живой, мелкой, но опасной твари. Опал налился темнотой и мне даже показалось, что он зашипел. Глупости, все воображение и возбуждение. Я схватила кольцо и деньги, небрежно покидала хлам в сундук и заторопилась на самолет.
Я думала, тот маленький поселок на побережье, где мы отдыхали с Виктором, стал шумным, современным, благоустроенным курортом. Но время там почти остановилось, я даже испугалась, что сошла с ума и мне просто видятся и эти маленькие домики без кондиционеров, но чистые и прохладные, и пустые дороги, и, самое главное - тишина, благословленная тишина, без громкой музыки и продавцов горячей кукурузы.. Именно за все это я и заплатила приличные деньги.
- К нам едут любители тихого отдыха, свои, - объяснила мне приветливая хозяйка и угостила персиками.
Я отправилась на море ранним утром. Думала, оно мне будет сниться, звать и я пойму, что сделала все правильно, но меня мучили кошмары: мои кошки - истощенные, обезвоженные звали меня, умирали в муках, и утром я решила возвращаться домой.
- Я только быстро искупаюсь и уеду, - невнятно объяснила я хозяйке свое решение, но она лишь улыбнулась.
- Беги, ты ничего не забыла?
- Купальник, шляпа, очки... Разиня! Конечно же полотенце!
Я вернулась в домик, открыла чемодан и тут же увидело кольцо. Опал самодовольно чернел, раздувался от гордости за свою сообразительность, за насланные кошмары. Что еще могло вернуть меня домой, как не мои кошки?
- Я совсем забыла про тебя, но ты не смог предусмотреть хозяйку, - я говорила с кольцом, как с живым существом, очень опасным существом, - пора вернуть тебя на место! - я схватила полотенце и кольцо и побежала на море.
Пляж был пуст и чист. Ни человека, ни собаки, ни бумажки. Только море, галька, небо и я.
- Вот ты какое! - я погладила море рукой, оно шлепнуло меня, как нашкодившего ребенка. - Я совсем тебя позабыла. Познакомимся вновь?
Кольцо я крепко сжимала в кулаке, не хотела его надевать, мне казалось, если оно будет крепко сидеть на моем пальце, оно, как в сказке, немедленно обретет надо мной власть, возможно даже утопит в наказание за неповиновение. Плыть было тяжело и неудобно из-за сжатого кулака, я давно не плавала и быстро запыхалась, мне захотелось лечь на воду и просто полюбоваться небом, отразиться в нем вместе с морем, но перед этим мне надо было отделаться от кольца.
- Надо ли что-нибудь говорить? Например, прощай? Или, здравствуй, новая жизнь? Может быть именно из-за тебя я не могла никого полюбить? - я разговаривала с кольцом, словно оно могло ответить. Опал темнел, гневался, мог бы, снова бы укусил, напугал. Я смотрела на кольцо, лежащее на ладони и думала, что если и есть хоть малейшая возможность избавиться от моей тягомотной любви, то вот она, бросай ее в море и забывай! Море сможет распорядиться этим сомнительным даром! Я глубоко вздохнула и... посмотрела на дно, куда собиралась отправить кольцо. А там...
- Ааааа, - я забилась в воде, заколошматила руками о волны, попыталась выпрыгнуть и убежать по волнам подальше от привидевшегося мне кошмара, я кричала, паниковала, хлебнула соленую воду раз, другой, третий, погрузилась в ласковую воду, увидела ЕГО снова, глубоко вдохнула, а потом мои легкие взорвались, и я опустилась на дно самого черного моря, в самую глубокую его складку.
Говорят, первый вздох для младенца чреват адской болью, поэтому новорожденные и вопят, радуя измученную мамашу и мед персонал первым самым мучительным криком. Говорят, Господь Бог смилостивился над людьми и забрал у них память о той страшной боли, с которой и начинается жизнь. Если это так, то утопленники, возвращенные в этот мир, подобны младенцам: вдох, боль, ослепительный свет и полное непонимание происходящего.
Я лежала на теплой гальке на своем полотенце, шляпа, очки, сумка аккуратно примостились рядом, а в руке я продолжала сжимать кольцо.
- Что произошло? - спросила я у моря. Я помнила, как плыла, как радовалась каждая частица моего тела, как я была счастлива и собиралась бросить кольцо в воду, но потом... Мурашки пробежались по коже... Я увидела нечто ужасное, вернее, я увидела Виктора. Он стоял на песке, среди водорослей, крабов и мелких рыбок, улыбался и приветливо махал мне рукой. Со дна морского. Я испугалась, запаниковала и, вроде бы, утонула?
- Извини, не надо было тебя так пугать, не подумал.
Я подскочила. Пляж был все также пуст. Или я спятила или... я медленно подняла голову и посмотрела на небо. Неужели...?
- Вниз посмотри, - рассмеялся голос.
Я послушно опустила голову. Пляж был пуст!
- Я спятила? - надо было сказать хоть что-нибудь, чтобы убедиться в реальности самой себя. Ах, да! Еще и ущипнуть себя можно!
- А я могу тебя уколоть! Тогда поверишь?
Тут-то я и заметила. что рядом с моим полотенцем валялся морской еж. Говорящий морской еж! Наверное, я все-таки сошла с ума и надо срочно бежать к людям, пока я не утопилась во второй раз.
- Смешная, - еж захихикал. Голос у него был низкий, глубокий, солидный. Мужской голос.
- Ты кто? - я решила, что если галлюцинация не исчезнет через несколько минут, я побегу за помощью. У меня оставалась надежда, что я просто перегрелась или перекупалась или переутомилась. Все, что угодно, только не безумие!
- Чудище морское! - гордо ответил еж. - Рад, что ты услышала мой зов. Извини, что так с Виктором твоим получилось. Кстати, почему ты его так парадно звала?
- Он настаивал, не любил бабские нежности, так он говорил. А потом я привыкла и до сих пор так его и называю. Он жив?
- Не знаю, - еж вроде бы пожал плечами, хотя откуда они у него? - У меня он не появлялся, но если тебе очень надо это знать, могу поспрашивать.
- А что было вот там? - я махнула рукой на море и мне снова стало страшно.
- Я уже извинился, - еж немного обиделся, - думал так тебе привычнее будет, сразу свой человек.
- Утопший свой человек! - я то ли завыла, то ли застонала.
- В третий раз прошу прощения. Может быть уже хватит? Разве тебе неинтересно, зачем я тебя сюда позвал?
- Интересно, успею ли я позвать на помощь, - пробормотала я. Галлюцинация не только не исчезала, но и начинала слегка хамить. Не ожидала такой фантазии от собственной головы, думала, я человек приземленный.
- Ух, противная! Ты мне подарок приготовила, я знаю, я тоже тебе кое-что подарю, люблю отдаривать! Поплыли! - еж покатился в воду.
- Вот уж нет! - сама мысль о море вызвала у меня тошноту, но меня подняли неведомые силы и сильно толкнули в воду.
- Плыви за мной, - приказал морской еж, и я с удивлением увидела, как он превратился в обычного ежа и его трогательные лапки замелькали у меня перед глазами.
- Накупаюсь на всю жизнь, ни за что к воде больше не подойду, - прошептала я.
- Вот здесь! - еж закачался на волнах. Говорил он смешно открывая пасть, глотая воду, но это ему не мешало. - Давай, показывай!
Я разжала кулак, на ладони лежало кольцо. Опал стал тусклым, неживым, слабым.
- Прекрасно! Бросай скорее!
Я послушалась, и кольцо соскользнуло в воду. Оно опускалось на дно медленно, неохотно, засверкало так ярко, притягательно, что я пожалела о своем решении и уже почти собралась нырять за ним, но еж крутанулся в воде и на его иголках появилось другое кольцо, тоже с опалом. Золотое, тяжелое на вид, опал окружен блестящими, чистой воды камнями, наверное бриллиантами, кольцо сверкало на солнце, и мне сразу же захотелось его взять.
- Погоди! Ты еще не согласилась!
- Не согласилась?
- Конечно! Ты не спросила, зачем я тебя сюда позвал.
- Зачем? - послушно спросила я. Кольцо уже стало казаться мне подозрительным, через подобные штуки и происходят всяческие разбитые сердца и жизни.
- Чтобы ты стала моим другом!
- Ты утопишь меня? А мои кошки? Нет, я не согласна, я домой, прощай! - я попыталась развернуться и поплыть к берегу. Не получилось.
- Зачем мне тебя топить? - удивился еж.
- Ты же хочешь, чтобы я стала твоим другом, - тоже удивилась я.
- И зачем мне еще одна утопленница? Думаешь, их мало? Ты будешь жить на берегу моря и мы будем просто разговаривать. Я люблю поговорить, но вы, люди, странные, вы боитесь, убегаете, бывает, тонете или, что смешнее, начинаете требовать от меня золотые слитки.
- Почему именно я? - я задала самый глупый вопрос на земле. "Почему именно я?" - так мы спрашиваем, когда нас любят, ненавидят, когда мы болеем, умираем или когда с неба на нас падает мешок шоколадных конфет.
- Ты умная, забавная, я в тебя немного влюбился, потому что ты - это ты. И я очень люблю кошек, они тоже забавные, - ответило Чудище и стало самим собой - огромным осьминогом. Не знаю, как я поняла, что таким он нравится себе больше всего.
- Вот видишь! - обрадовалось Чудище. - Ты тоже читаешь мои мысли, значит, мы подходим друг другу! Скажи, что ты согласна!
- А как же дом, кошки, работа? Я не могу все бросить! Как же Танька и ее семья?
Чудище сделало вид, что задумалось, но мне показалось, оно улыбается.
- Я помогу тебе, - только и сказало Чудище и протянуло мне кольцо. Оно так ловко, казалось, само запрыгнуло на безымянный палец моей левой руки, что я даже не успела испугаться, что только что полностью изменила свою жизнь.
Чудище не обмануло. Теперь я живу в домике у моря вместе со своими семью кошками. Еще четверо приходят поесть и пообщаться, море щедро одаривает меня рыбой, Чудище морское подбрасывает золотые цепочки и браслеты кошкам на молоко, а мне на шампанское, и мы все счастливы. Виктора я наконец-то забыла, мне пришлось, иначе бы Чудище его утопило, пригрозило, если я не выкину эту дурь из головы, мой бывший любимый закончит свою жизнь быстро, в любимой ванне. Оказалось, мне не хватало именно этой угрозы, чтобы моя любовь исчезла навеки, чтобы ее унесло штормовым ветром далеко, далеко, туда, откуда приходит к нам в бухту белая яхта.
- Хочешь познакомлю с капитаном? - спрашивает меня Чудище и этой попыткой сводничества напоминает мне мою лучшую подругу Таньку. Я смеюсь и отвечаю, что как-нибудь справлюсь сама, но Чудище не унимается, оно говорит, что лучшие друзья просто обязаны заботиться друг о друге. Я глажу Чудище по мокрым иголкам (облик ежа ему тоже нравится), слушаю морские новости и сплетни, и опал в моем кольце светится ясным, глубоким белым светом, словно даря мне силы и счастье.
- Познакомишь немного попозже, я пока не готова к серьезным отношениям, - цитирую я дамские романы и открываю корзинку, где у меня припасены персики, шампанское, два бокала, вареная курица, большая бутылка молока и глубокая тарелка, почти блюдо. Мы все - Чудище, я и одиннадцать кошек сидим на берегу, пьем и едим и провожаем солнце. И мы счастливы.