Мать

   То лето выдалось невыносимо знойным. Солнце сжигало всё, что попадало под его беспощадные лучи. Казалось, в мире больше нет ничего, кроме раскалённых камней и потрескавшейся земли, засыхающих растений и жарких ветров. Летнее светило мерно поднималось над миром, заливая горячим мёдом взлохмаченные луга, испуская тепло во все поры деревьев, в каждую клеточку их ссыхающейся кожи. На небе не было ни облачка, и ни один звук не долетал до слуха. Даже ветер стих. Казалось, природа замерла в ожидании чего-то необыкновенного. Егор, мальчик шести лет, чувствовал себя в безопасности. Его будто убаюкивали на руках, прижимая к тёплой груди, как было в первые дни его жизни, память о которых была сокрыта где-то глубоко в голове. Всё для него сливалось в зыбкий и неясный покров, в котором покачивались золотистые бусины света, время от времени сталкиваясь друг с другом, но каждый раз сохраняя свою неизменную форму. Голова мальчика лежала на груди у матери, которая крепко прижимала его к себе. Эта поза была для него настоящим домом. "Здесь хорошо, – думал Егор, – здесь безопасно". Он слышал вдалеке чьи-то встревоженные голоса, но не понимал их смысла, он просто знал, что так должно быть. "Мне здесь нравится, – думал он, засыпая. – Я бы здесь остался навсегда."

   ***

   Небольшой городок из трёх улиц был залит утренним зноем. Окна, остававшиеся открытыми всю ночь, закрывались, пряча жителей небольших квартирок от распаляющейся жары. Тишину нарушало лишь пение птиц, нашедших убежище в прохладе леса, окружающего городок со всех сторон, да мелодичная песня пожилой няни, развешивающей только что постиранное бельё во дворе старого пансиона, служащего на недолгие летние месяцы домом для сирот. Здесь всё дышало спокойствием и безмятежностью – и это самое главное, что могли дать детям стены старого здания, покуда не закончится благословенная пора, и не наступит время возвращаться обратно, в приют одного из соседних, более крупных, городов. В скором времени на улицах начали появляться люди, держащие путь в магазин, куда в этот час привозили свежее молоко. После завтрака на улицах городка уже веселилась детвора из местных домов и соседних деревень. Они, будто не замечая жару, весело катались по мостовым на велосипедах, играли в футбол, дрались на палках или просто радостно гуляли по асфальтированным дорожкам. Детям из пансиона – в сопровождении нянечек – тоже разрешалось выходить за ограду, но не всем были интересны обычные детские развлечения. Егору было больше по душе в компании деревенских ребят бегать на речку или неглубоко в лес, где можно было играть в догонялки или висеть на ветвях берёз. Он мечтал однажды вот так же свободно и смело бегать среди стволов и листьев, слушая звонкий птичий щебет, способный голову вскружить своим чарующим волшебством… Только без того давящего чувства, что он поступает неправильно, сбегая из-под надзора нянечек. Однако, это случится нескоро, когда ему исполнится четырнадцать или шестнадцать лет.

   Егор бежал по тропинке к месту встречи со своими друзьями – к старому колодцу, в котором уже много лет была лишь паутина и старые гнёзда ос. Вчера вечером Ваня, двенадцатилетний деревенский мальчик, считавший себя главарём их компании, рассказал товарищам историю, услышанную от одного из местных стариков, живущих на отшибе. Старик рассказывал, что раньше был в деревне мужичок один, травы в лесу собирал. И слухи ходили, будто бы он колдун, ведь часто рассказывал человек этот любопытным детишкам истории о лесных духах. Односельчанам не нравилось это, и в один день дом того мужичка был сожжён, а сам он перебрался в лес, в одну из старых заброшенных деревень. Считалось, что он шаманом стал, и до сих пор можно ненароком встретить, если зайти поглубже в лес. Ребята были воодушевлены историей Вани, и единогласно решили утром встретиться и пойти на поиски отшельника.

   ***

   На руках у матери было так спокойно, что не хотелось открывать глаза. Егор чувствовал слабый запах травы и грибов. Сейчас он не думал ни о чём. Мать с нежностью касалась ладонью головы ребёнка, и он лежал совершенно неподвижно, впитывая, словно губка, каждое её движение. Услышав тихий вздох, он всё же открыл глаза. Вокруг было темно, а лицо матери будто светилось мягким лунным светом. Казалось, она вот-вот заговорит с ним. Но она молчала, лишь изредка поглаживая его по голове. Егор хотел дотянуться до неё, но не мог пошевелиться. В его тающем сознании ещё проносились голоса других детей, кричащих что-то непонятное в темноте. Постепенно они исчезли. Тогда мальчик услышал тихий шёпот матери, обволакивавший его посреди сгущающейся темноты. Он узнавал его из тысячи других голосов. "Почему люди такие жестокие?" – спрашивала мать, и Егор чувствовал, что каждое её слово отзывается в нём каким-то эхом. "Люди другие, – шептал голос, – они не как трава и цветы. Они много чего не понимают, но уверены в себе и своём знании." И она замолкала, а её пальцы нежно перебирали волосы мальчика. Егор вновь посмотрел на спокойное лицо матери, сидящей с ним на руках в углу тёмного холодного подвала и согревавшей его своим живым теплом. "Почему ты плачешь, мама?"

   "Но есть люди, похожие на травы и цветы, – отвечал тихий голос. – Они живут и дышат, и их волнуют звёзды далёких небес. Они растут среди асфальта, где не принято думать о щедрых россыпях сверкающих пылинок в небе, которое так прекрасно и невыразимо. Они слушают тишину и смотрят туда, наверх, ибо думают, что шум не даст им понять ничего. Но им и не так важно понимать всё. Им достаточно просто дышать, просто быть и ничего не ждать. И такие люди были всегда. Вот только те, кто не как трава и цветы, таких людей очень не любят. Таких людей просто топчут ногами, и эти люди умирают. Но трава и цветы не умирают. Люди часто совсем не хотят жить, а трава и цветы хотят. Они тихо качаются на ветру -так и растут, никуда не торопясь, никогда никому не завидуя, и незаметно превращают свои годы в вечность. Им дано быть частью природы, сливаться с ней и быть ею". Егор слушал живой и такой тёплый голос матери, и ему казалось, что и сам он тоже – часть природы. Мальчик и думать не хотел о людях, особенно о тех, что топчут цветы ногами, – эти слова могли относиться к нему, а могли и нет. Да и кто знает, когда сам он станет травой и цветами? Он не жалел тех, кто топчет его ногами. Он не жалел и тех, кто танцует вокруг в ритме пульса Земли. Зачем? Зачем ему это знание, если оно помешает ему дышать, как трава и цветы? "Ты знаешь таких людей?" – спросил Егор, и голос матери ответил: "Я покажу тебе. Смотри."

   ***

   Егор видел, как догорает деревянный дом, как в разных направлениях, словно противясь случайной встрече друг с другом, плывут клубы дыма, как проносятся тут и там десятки людей, но в итоге остаются только он и мать. Егор посмотрел на её руку, чтобы убедиться, что она ещё здесь. Ее ладонь была большой и теплой, а кожа на пальцах – мягкой и гладкой. Она совершенно не казалась материальной. "Мать может говорить с тобой через ладонь и только потом уже будет разговаривать с тобой словами", – услышал Егор эхом среди своих мыслей. "Это голос того человека, – говорила мать, взглядом указывая в сторону мужчины, уходящего прочь от своего догорающего дома. – Он всегда знал, что я есть, и доверял мне. Он – как цветы и трава. Он тоже дышит."

   Человек шёл в сторону леса, ища в нём свой настоящий дом. Он шёл один, но не боялся ни пустого неба над головой, ни бесконечных холодных громовых туч, закрывающих от него далёкие звёзды. Человек ничего не боялся, он шёл, высоко подняв голову и расправив плечи, словно знал, что никакие опасности ему не угрожают. Это был самый счастливый человек, какого когда-либо видел Егор. Это был не обычный человек, а добрая душа, покинувшая шумный мир, чтобы найти свой дом. Теперь его дом рядом с Матерью, и она с ним навсегда. Остальное не имеет значения.

   Перед Егором раскинулись небывалые просторы болот, посреди которых стояли редкие островки высокой чёрной травы, а среди них блестела серебром застывшая трясина. Дул мокрый прохладный ветер, принося с собой слабые отзвуки далёких бубнов и хрустальных труб, пение которых наполняло сердце необыкновенной силой. Это, наверное, были самые прекрасные звуки, когда-либо издаваемые живыми существами, и Егор не испытывал страха. Напротив, ему хотелось петь вместе с этими дудками и бубнами, плыть в их переливающихся голосах, раскинувшихся во все стороны от мёртвого мира. Он чувствовал себя частью великой силы, имя которой – жизнь, и всей душой желал слиться с этой силой. И навстречу ему летели эти звуки, прозрачные, невесомые, неисчерпаемые, неописуемые… Становилось так же ослепительно светло, как сегодня на заре.

   Егор увидел небольшое поселение, откуда и доносились эти прекрасные звуки. На краю деревни горел костёр, вокруг которого на земле сидели дети. Один из них заиграл на большом, гораздо больше его головы, бубне. Другие подхватили ритм и запели что-то своё. Через несколько мгновений уже казалось, что ни один земной звук не может быть прекраснее – так разлетелась меж языков пламени, камней и коряг эта простая народная мелодия. Егор заслушался и забыл обо всём на свете. Неподалёку горел костёр поменьше. Над ним свисал котелок, в который три старушки, укутанные в цветные шерстяные платки, кидали травы, корни и сухие цветы, при этом говоря что-то, что Егор не мог разобрать. Женщины смеялись и постукивали по земле тамбуринами. Старики что-то рассказывали друг другу, а ребятишки приносили им то новый пучок травы, то горсть корешков или же листы, полные красных ягод. Жизнь представала здесь радостной и удивительной. Ни ужаса, ни мрака, ни суеты, ни одиночества… Эти полнота и красота ошеломили Егора. Казалось, невозможно было вынести такую любовь и радость, и он вдруг понял, что в этом и есть подлинная суть счастья. Низко-низко над травой пронеслась стая птиц, от которых будто отражался свет солнца, скользя по лицам и волосам собравшихся. Дети махали руками и пели. Их голоса взлетали высоко вверх, и всё летели, летели в безмятежную высь вместе с солнцем. Егор посмотрел на мать, и вдруг понял, что вновь бездвижно лежит у неё на руках в темноте подвала. Тело его было холодным и безжизненным, только сердце продолжало биться, словно оно до сих пор было привязано к чему-то. "Что это было?" – подумал он и медленно закрыл глаза. Перед ним стоял лес, высились деревья, у которых, покойно привалившись, спали люди. "Это и есть жизнь, – отвечала мать. – Просто надо об этом помнить". Он почувствовал её улыбку и снова испытал то же ощущение полного покоя и счастья. "Это жизнь людей, что как трава и цветы, но не подумай, что кроме них ничего нет, – говорила мать. – Есть много того, чего ты никогда не видел". И он ясно услышал за деревьями шорох, медленно приближающийся в сторону спящих людей. Вот на поляне появился тёмный силуэт. Он расчищал себе путь длинными тонкими руками, горбился и оглядывал поляну своими блестящими глазами. "Кто это?" – спросил Егор тихим голосом, полным удивления и испуга. "Это болотник, – отвечала мать. – Люди в старину их называли ужасными лешими и упырями". Болотник, согнувшись так, что его передние конечности почти касались земли, вышел из зарослей и шёл в сторону людей. На его белом тонком теле висела тина и болотная ряска. "Он их съест?" – встревоженно спрашивал Егор. "Нет, он их просто изучает. Они пришли в его дом и ему интересно, кто это, не несут ли они в себе опасность и не влекут ли её вслед за собой. Он знает, что людям плохо, и встречи с ними надо бояться. Но это не значит, что он желает зла человеку". Болотник остановился в метре от людей. Они, сквозь сон почувствовав его присутствие, начали ворочаться с боку на бок и прерывисто дышать. Болотник некоторое время стоял и пристально глядел на них, после обошёл их и скрылся за ветвями в другой части поляны. Темно-коричневый лес тихо зашумел и замер в ожидании. "Одних только обитателей болот так много, что я не смогла бы показать тебе сейчас и половины, – тихо говорила мать. – Но не переживай, ты с ними ещё успеешь познакомиться. Главное – ничего не бойся."

   ***

   В ту ночь ребята почти не спали, думая, как удивятся, когда найдут того шамана – и найдут ли вообще. Он виделся им совершенно неказистым существом: грязным, заросшим бородой и мхом безумным старцем. Те, что помладше, побаивались встречи с ним, а старшие особо и не верили в то, что действительно есть какой-то старик, обитающий в этом лесу. Лес им казался безжизненным, для них он был таким же местом, как и городской рынок – они брали у леса ягоды и грибы, ломали ветки деревьев чтобы после драться на них, как на мечах, стреляли из рогаток в птиц, топтали редкие цветы и ловили в речке головастиков, чтобы потом сделать из них "суп". Егору никогда не нравились эти развлечения его товарищей, они казались ему глупыми и жестокими. К чему это – сидеть на корточках у костра в лесной чаще и бросать друг в друга обуглившимися палками? И самое главное – откуда в них это? Они и сами толком не задумывались, как возникает их ненависть ко всему живому, которая приносит им самим так много страданий. От таких мыслей хотелось заплакать, но в то же время и не хотелось показаться им слабаком. Егор с закрытыми глазами сидел на траве, опёршись спиной о колодец. В своих мыслях он представлял встречу с шаманом, с добрым и интересным старичком, рассказывающим интересные истории про свою жизнь. В один момент он осознал, что не хочет идти к нему вместе с ребятами, и было бы намного лучше встретить его одному. В этот самый момент он услышал приближающиеся голоса своих товарищей и открыл глаза. Быстро поднявшись на ноги, он помахал им рукой. Теперь все были в сборе, и настроение у всех было приподнятое. Мальчишки направились в сторону леса, разговаривая, кто о чём. Ваня, шедший впереди со своим другом Андреем, грубо расчищал путь большой корявой палкой. Он явно чувствовал себя увереннее всех в компании. Ваня говорил, что, если шаман ему не понравится, то он его этой же палкой и стукнет. Андрей часто и с большим энтузиазмом поддакивал, поддерживал лучшего друга и даже пытался шутить, но смех у него получался ненатуральным и надтреснутым. Только Егор шёл молча, думая о чём-то своём. И вот, спустя пару часов блужданий, за кустами папоротника ребята увидели первую покосившуюся крышу.

   ***

   "Но не всё в этом мире живо в том понимании, что привычно людям. Жизнь бесконечна, покуда есть Дух. То, что кажется людям мёртвым, на самом деле живое".

   Они стояли у поросшего купальницей древнего капища. Егор с интересом подошёл к одному из курганов, разбросанных по всей поляне перед ним. Среди деревьев уже мерцали звёзды, и резкими пятнами выделялись на небе далёкие огни. Ветви деревьев над головой тихо шелестели. "Это волотки, – говорила Мать, – могилы волотов – древних существ, когда-то обитавших в горах и передвигавших огромные валуны и сосны с их раскидистыми корнями. Они ушли под землю, как только спустились на неё. Но не умерли они, как сказывали среди людей. Они приняли иной облик и обрели другие знания, которые хранятся здесь – всюду, в каждом камне, в каждой капле воды, в каждом звере и даже – в каждом человеке. Только вот люди, в отличии от живности лесной и цветов, ещё не понимают, что их тайны в руках их же потомков. И поэтому только одно и важно для них – прожить свой срок любой ценой, и не суть, что будет после." Егор присел на корточки возле одного из курганов и внимательно вгляделся в сложенные поверх него неровным треугольником каменные плиты. Откуда-то издалека донёсся тихий волчий вой. В следующую же секунду ответили – вдалеке, чуть левее. Волки переговаривались, как старые знакомые, и Егор представил себе их печальные взгляды, направленные в бездонное чёрное небо. Мальчику казалось, что он попал в другой мир, и он казался ему заповедным местом, страной неизведанного, которую ещё предстоит изучить, познать и стать её частью. Он чувствовал, что у него есть цель, в которой отражается весь мир, и какая-то невидимая сила ведёт его навстречу этой цели – она не пугала его, а только влекла за собой. "Мама, а волоты плохие? – спрашивал Егор. – Они же вырывают деревья из земли так же, как мои друзья вырывают цветы и траву…" Он посмотрел на мать, и она улыбнулась ему. "Нет, волоты не были злыми. Они могли вырвать сосну со склона горы, где её корни истощают буйные ветра и падающие воды, и унести туда, где она будет в безопасности. Они жили в гармонии с природой и брали у неё лишь то, что им было нужно для своей жизни, как и все другие существа. В их душах не было злобы, не было желания навредить. А те люди, о которых ты говоришь, живут совсем иначе, – она уже не улыбалась, а в голосе её слышалось сочувствие. – Они творят зло ради обогащения, ради развлечения. Или чтобы выглядеть в глазах других таких же людей сильнее. Некоторые же из них творят зло ради зла. Они порождают в других людях отвращение и злобу, и её становится ещё больше. Это похоже на болезнь, которую, кажется, невозможно излечить. Но я знаю, что это посильно человеку. Я могу помочь тому, кто этого хочет, и он излечится, и он станет живым". "И никогда не умрёт?" – с надеждой спрашивал Егор, рассматривая черты матери. "Не умрёт, – говорила она, проводя рукой по его голове. – Когда его тело состарится, или же с ним случится какая-нибудь беда – он так же, как и волоты, продолжит свою жизнь в другой форме. На их могилах вырастут деревья, цветы или трава. Грунтовые воды коснутся их тел, и они станут частью воды. Их души будут двигаться в мире, где они родились, потому что оттуда исходит каждый их настоящий вдох, их подлинное дыхание. Ты не боишься этого?" "Нет, – отвечал Егор, глядя в небо, – не боюсь".

   ***

   Дети бегали по пустой деревне и колотили палками раскалённые полуденным солнцем стены домов, сносили сгнившие от сырости двери и разбивали окна камнями. "Выходи, старый пень!" – кричал Ваня, подбегая к крыльцу покосившегося, когда-то зелёного, дома. Он распахнул приоткрытую дверь и толкнул Андрея в сени, чтобы тот шёл разведывать обстановку. Андрей, споткнувшись в темноте о веник, упал на пол и закричал от страха. Тогда Ваня закрыл дверь и начал громко хохотать, а другие дети стали вторить ему. Тем временем Андрей сидел на полу и, не решаясь подняться, тихо плакал. Ване надоело держать дверь, и он пошёл искать отшельника в сарае у дома. Услышав, отдаляющиеся шаги, Андрей выскочил из сеней и побежал к другим ребятам. Схватив за шкирку восьмилетнего Сашу, он потащил его в те сени, где только что сидел сам. Саша упирался и пытался вырваться, но Андрей был сильнее. Увидев, что остальные дети окружили их со всех сторон, он подтащил Сашу к двери и толкнул в спину, после захлопнув дверь. "Иди, проверь, нет ли там кого!" – крикнул Андрей, и тут же по деревне разнёсся злобный наигранный смех. Егор слышал его, ходя поодаль. Мальчик не искал шамана вместе с остальными – он надеялся, что его всё же тут нет. Ему было стыдно за своих друзей, и он не понимал, зачем вообще с ними водится. Он рассматривал дома, в которых когда-то жили люди, но не заходил в них. Сейчас ему хотелось скорее вернуться в прохладные коридоры пансиона и выпить пару стаканов воды, после может быть даже лечь спать. Наконец он дошёл до конца деревни, за которой раскинулось поле и развалины больших деревянных ангаров и каких-то кирпичных сооружений. Всё это тоже бросили, как и эту лесную деревню. Егор шагнул в поле и ему стало страшно. Вроде бы вокруг тихо и ничего не происходит, но что-то будто подсказывает ему: надо уходить отсюда. Он переводил взгляд с одного здания на другое, и уже было собрался идти, как ему на плечо упала чья-то рука. Егор вздрогнул, а подкравшиеся к нему сзади ребята рассмеялись. "Чего ты, испугался, что ли? – с издёвкой спросил Ваня. – Мы уже всю деревню посмотрели, нет там его. Значит он здесь, в ангарах. А ты место нашёл и не ищешь!" Он толкнул Егора и сказал ему идти вперёд. Егор нехотя поплёлся, все шли за ним. Ваня велел ему идти в первый разрушенный ангар, а двум другим мальчикам – в кирпичные дома за ним. Егор осторожно ступил в отсыревшую полутьму. Было прохладно, в нос ударил запах земли и разложения. Справа у стены крепилась лестница в подвал, а посередине зияла большая дыра в полу. Он осторожно обошёл её и нехотя направился дальше, когда с другой стороны ангара раздались крики тех двух мальчишек, осматривавших кирпичные дома. Они вбежали в ангар с противоположной стороны. Один из них загнал под большой ржавый обломок измятого металла какое-то небольшое животное, которое жалобно скулило. Другие ребята тоже зашли в ангар, и принялись изучать находку своих товарищей. Зверёк оказался небольшим щенком, который был до смерти напуган всем происходящим. Увидев Егора, он сделал несколько неуверенных шажков к нему и жалобно заскулил. Тут Ваня схватил его за шкирку, присмотрелся, пощурился и сказал: "А это нам пригодится! Если это щенок шамана, то сейчас мы его немного потормошим – сразу его хозяин к нам и выйдет!" Он засмеялся вместе с Андреем и ещё парой ребят. Остальные не были рады этой идее, но и сказать ничего не могли. "Не надо его мучить!" – воскликнул Егор, попытавшись отобрать щенка, но Ваня поднял его над головой так, что мальчику было не дотянуться. Тогда он толкнул Ваню в живот, и тот выпустил щенка. Тот снова заскулил и попытался убежать, но его поймал Андрей. "Да как ты смеешь меня толкать?" – закричал Ваня, направляясь в сторону Егора. Тот, попятившись, наткнулся на какие-то ящики и рухнул на землю. "Не надо обижать животное…" – проговорил Егор, но его лишь пнули в бок. Щенок тем временем жалостно скулил, а дети кричали отшельнику, что они сделают с его собакой, если тот не придёт. Вдали раздался громкий лай, но ребята его будто не замечали за своими же голосами. Егор поднялся и хотел броситься спасать щенка, но Ваня и ещё пара ребят его остановили. "Ты – предатель! Ты предал нашу идею!" – злобно выкрикивал Ваня в лицо Егору. "Что?" – Егор не понимал их слов, смысла их действий, не понимал их жестокости. "Предатель, подлец, да?" – прокричал Ваня, и в тот же момент увидел за спиной Егора большую собаку, громко рычащую и скалящую огромные острые зубы. Ребята подались назад, и Ваня резко опустил руку. "Бежим!" – закричал кто-то. Андрей бросил щенка, и ребята побежали к другому выходу. Егор хотел бежать вместе с ними, но Ваня остановился, когда заметил, что собака уже не гонится за ними, а облизывает своего щенка, и схватил Егора за рукав. "Ты с нами не пойдёшь! – злобно процедил он. – Ты останешься здесь, предатель!" Ваня толкнул Егора изо всех сил в сторону пролома в полу, и тот с коротким криком и грохотом скрылся в темноте подвала.

   ***

   "Но порой люди жестоки из-за собственного страха. Они боятся за свою жизнь, зная, что она может прекратиться в любую секунду, и после их окружит лишь темнота. Они боятся судьбы, не понимая, что судьбе нет дела до их жизней. Они страшатся не смерти вообще, а того, что именно для них – ничего больше не будет, и ничего не останется после. Они боятся не смерти, а своей же пустоты. Поэтому им так тяжело жить, – Мать вновь склонялась над Егором, держа его на руках. Из-за темноты не было видно стен подвала, отчего он казался бесконечным. – Но ты не бойся. Ты – как трава и цветы. И скоро мы с тобой будем всегда рядом. Твой дух живой, и он продолжит дышать листвой, расти цветами, и наблюдать за восходом солнца и заходом луны. С первыми лучами нового дня трава проснётся и расправит свои листья. И ты не будешь бояться ни смерти, ни страха перед ней". Мать улыбнулась Егору и положила руку ему на сердце. "Ты уходишь, мама?" – спросил он. "Да, – сказала она, закрывая мальчику рукой глаза. "И я тебя больше никогда не увижу?" – говорил он в полной темноте, и чувствовал, как слёзы выступают на его глазах. "Нет, – отвечала мать. – Но я всегда буду рядом. Главное – что ты будешь чувствовать меня так же, как чувствуешь сейчас."

   ***

   Собака вела пожилого мужчину за собой, и тот покорно шёл, опираясь на широкую палку, служившую ему тростью. В старом ангаре эхом разносились шаги. Собака вела старика к подвалу, и он шёл за ней следом. "Здесь побывала Мать, – тихо сказал собаке мужчина, подходя к ещё тёплому бездыханному телу ребёнка с разбитой головой. – Это был добрый ребёнок, ещё одна душа, пострадавшая от злобы очерствевших человеческих сердец." Старик привязал посох к своей сумке и поднял мальчика на руки. "Идём, мой друг, – вновь обратился он к собаке. – Нам нужно помочь им встретиться."

   Небо над полем было затянуто грозовыми тучами и быстро темнело. Старик нёс мальчика по узкой тропинке между жёлтыми колосьями, собака бежала рядом. Его отец, вспоминал старец, часто спрашивал у Матери, что такое жизнь, но не получал на это ответа до самой своей смерти. Мать не может разговаривать с человеком словами, пока он, в людском понимании, жив. Она говорит с ним через природу, через ветер и запах цветов, через пение птиц и через внезапно возникающие из ниоткуда ощущения и эмоции. Его же отец желал услышать ответ на языке человеческом, оттого и умер очень рано, тяжело захворав – слишком уж торопился. Сам же отшельник ещё тогда понял, что Мать его слышит, а он может слышать её только через самого себя. Но он знал, что она рядом, и знал, что единение с ней человек получает через землю.

   Старик выкопал небольшую могилку и опустил туда тело мальчика, укрыв его сухими цветами и травой. "Спасибо тебе, друг, – тихо сказал старик собаке, сидевшей у изголовья свежей могилы. – Ты спасла этого мальчика, и теперь мы дадим его душе покой в только предстоящей жизни". Старик принялся закапывать могилу, посыпая её семенами прекрасных диких цветов и трав.

   На небе прогремел гром, и среди туч показалось солнце, бросившее свой одинокий луч на могилу, в скором времени заросшую цветами, на склонившуюся над маленьким холмиком собаку, на старика, что пел то ли песнь, то ли молитву, и на стоящую за его спиной, улыбающуюся со слезами на глазах, ветром и птицами подпевающую старику Мать.