Георг Гейм. Дневник Шеклтона, 5, окончание

Мы тот час же остановились, осторожно подобрались к краю расщелины и увидели первого полярного человека, одинокого угольщика в лесной глуши. Он оказался приблизительно на две головы ниже, но обладал телосложением, сходным с нашим. Необычными были только мертвенно-бледный цвет лица и белый как лунь волосяной покров, по типу скорей напоминающий волосяной покров цивилизованных рас. Мы задумались. Когда же наши мнения сравнялись (Эдамс и я были против того, чтобы сию  минуту заговорить с этим человеком, Маршалл и Уайлд - за), Уайлд  - да простит его за это Господь - сделал вот что: оставил нас и, спрыгнув в ущелье, очутился лицом к лицу с лесным человеком, который буквально застыл от ужаса (никогда ещё мне не случалось увидеть такого испуганного лица) и в следующее мгновение, одним прыжком оказавшись в чаще, скрылся из виду прежде, чем Уайлд успел его схватить. Мы зовём - ответа нет, обследуем угольную кучу, клин - он из железа, ничего примечательного, кроме каких-то знаков вверху, напоминающих буквы иудейского алфавита. Во всяком случае какая-то культура у этих полярныx людей имеется, можно надеяться на то, что нас поймут. И тут приходит конец нашей свободе, тут начинается трагедия нашего поражения.
Мы ещё стоим вокруг костра, и вдруг я чувствую, как мои конечности перестают мне повиноваться. Я думаю, что это ловушка самовнушения и, пытаясь освободиться, доказать себе, что могу действовать по собственной воле, хочу поднять клин. Но не могу. Мои руки парализованы. Охваченный невероятным ужасом, я замечаю, что и остальные стали жертвой этой обездвиженности. Мы не можем пошевелить ни одним членом, одеревенели даже языки, и только в глазах своих спутников я вижу дрожащий свинцовый отсвет страха, свойственный птице, замершей под взглядом кобры. Все мы четверо как по команде разворачиваемся и идем друг за другом, поднимая ноги словно автоматы. Мы идем сквозь лесную чащу, движимая невидимой, непреодолимой силой группа марионеток. Лес редеет, мы шагаем по лугам, все они такого же белёсого цвета - нигде ни зелёного, ни красного. Я чувствую себя бескровной тенью, бредущей по бледному лугу затонувшего царства мёртвых, без надежды, без мук, в жестоком оцепенении вечного забвения. Нас ведут по тропе, мы сворачиваем на просёлочную дорогу и обнаруживаем за поворотом огромную толпу этих полярных людей: все в белых тогах, с бледными лицами, их треугольные виски обрамлены пышными белыми же локонами, огненными венками развевающимися по ветру. Все хранят молчание и рассматривают нас со своего рода странным презрением в почти неподвижных чертах, пока мы, как проволочные куклы, шагаем мимо. Мы проходим что-то вроде постовых строений, навстречу попадается пара белых лошадей, запряженных в подобие фургона. Занавески  раздвигаются, полярные люди на обочине дороги кланяются, невидимая сила склоняет почти до земли и нас. Подняв головы, мы видим в фургоне старика в белых подушках. Какое-то время тот пристально рассматривает нас своими невероятной глубины глазами. Потом он машет рукой и лошади увозят его прочь, нас же вынуждают продолжить марш. Мы проходим громадный подвесной мост, тёмные, похожие на туннель ворота, улицы со странными террасоподобными домами без окон. Снова ворота, которые открываются перед нами - и мы попадаем в эту пещеру. Эти существа заковывают нам ноги в цепи, приносят какую-то еду, по вкусу напоминающую фасоль. Нас связывают, оставляя рукам немного свободы. Стражники уходят, ворота запираются, и вот мы лежим на протяжение долгих часов в этом траурном полумраке - лишенные речи, связанные, скованные. Но я все ещё не теряю надежды пробудиться от этого кошмара и скоро снова оказаться в безмолвии вечного льда. А если то, что происходит с нами сейчас, происходит на самом деле, я молю Бога, чтобы он вывел нас отсюда. В нем - наше единственное спасение. Ведь не может же быть волей милостивого провидения завести нас так далеко, чтобы потом бросить умирать.


Может 11-го, может 12-го января, не знаю.

О, по-прежнему эта ужасная пещера. Неужели мы останемся лежать здесь до конца дней? Я, видимо, очень долго спал, но чувствую себя все равно вялым. Не могу точно описать своё состояние. Как будто пока я спал, со мной проделали какую-то тайную процедуру. Словно разрезали пополам душу. И все те же верёвки, и Маршалл, Эдамс, Уайлд - там, в цепях, все так же немы и неподвижны. Не могут говорить? Спят? Мертвы? О Боже! Мой дневник с записями наших путешествий  отобрали, всё отобрали. Оставили только эти разрозненные листки. Может они не хотят, чтобы я сошел с ума. Какие нестерпимые муки неведения, чьи мы узники, какова наша судьба? Помню страшный сон, будто спал в этой пещере и вдруг проснулся от шума снаружи, который заставил меня похолодеть от ужаса. Я ощутил себя пустой бочкой, полупокойником. Дверь распахнулась, и группа полярных людей в длинных белых таларах с красными повязками на лбу втиснулась вовнутрь. Меня подняли на  каталку, священники окружили меня. Внезапно я погрузился в магнетическую полудрёму, силуэты полярных людей вокруг проступали сквозь тягучий голубой туман. Мне показалось, что в моем мозгу начинает раздуваться маленький воздушный шарик, а под конец из рта пошёл красноватый дым. Двое из этих людей поймали его в большой резервуар, после чего я быстро погрузился в оцепенение смерти и забвения. Помню и ещё один сон: я снова видел бескрайнюю ледяную пустыню, видел ясно и отчётливо сверкающие голубоватыми кристаллами следы от полозий, прорезанных в снегу нашими санями. На горизонте появлось несколько точек. Двигаясь по льду, они медленно росли. Это были человеческие существа.