Джентльмены удачи. Глава 4. Погоня

На следующий день Эдварда Грина разбудили удары корабельного колокола, отбивающего очередные склянки. Торопливо одевшись и выйдя из своей каюты, он прошел через полумрак трюма, где воздух был пропитан запахом смолы и снастей. Распахнув дверь, он неторопливо выбрался на палубу, где остановившись, стал наблюдать за необычайно живописной картиной синего неба, которое застилало покрывалом слоистых валовых облаков. За серым их, казалось бы, естественным барьером, чернел так пугающий всех ураган. После этого, приветствуя случайно встречающихся на его пути матросов, он поднялся по трапу на квартердек, чтобы побеседовать с капитаном Грантом.
- Прекрасное утро, сэр! – произнес Грин, учтиво склоняя голову и любуясь окружающим его океаном.
- Как бы не так, - отвечал ему капитан, стараясь скрыть легкое раздражение от фамильярности, присущей его пассажиру, - сегодня к своему сожалению, я увидел на поверхности моря рябь, а утром обнаружил, что ветер стал крепче, поэтому смею предположить, что если ветер не изменится и мы не отклонимся от маршрута, дабы переждать шторм, то нас ждет хорошенькая тряска.
Грин не был доволен услышанным и спросил о настоящем курсе и скорости судна. К этому моменту оба услышали шаги подымающегося по трапу Хоккинса и капитан задал ему такой же вопрос, объяснив, что за подобной просьбой скрывается интерес их пассажира. Шкипер «Эссекса», производящий ежедневные замеры скорости судна с помощью лага, на просьбу Гранта спокойно улыбнулся и принялся объяснять Грину нехитрое устройство и принцип работы этого прибора. 
Когда его вынесли, то Грин увидел, что этот неотъемлемый атрибут мореходов выглядел, как доска треугольной формы с грузилом и привязанной к ней бечёвкой, которую моряки называли линем. На одинаковом друг от друга расстоянии этой бечёвки, намотанной на катушку, были навязаны маленькие узелки. Следом за лагом на квартердек были принесены песочные часы, рассчитанные на полминуты и повернув их так, чтобы колбочка с желтым песком оказалась наверху, лаг бросили за кормовую раковину, пересчитывая количество узелков, уходивших за борт. И как только последние песчинки упали на дно колбочки, они остановили подсчет и вытащив прибор, принялись за несложные вычисления. Отсюда и прижилась старая традиция на флоте измерять скорость в узлах – количество ушедших с кормы узелков как раз и означало скорость судна. Роль этого нехитрого прибора для путешественников была бесценной, так как зная скорость, можно было и вычислить пройденный кораблем путь.
- Хороший ветер, - одобрительно подытожил Хоккинс и приказав отнести лаг обратно в каюту, где тот хранился, повернулся к Грину, чтобы начать свои поучения – сейчас, сэр, гонимый этим северным ветром, «Эссекс» идет со скоростью восьми узлов, один узел численно равен одной миле, иными словами, мы покрываем в сутки более двухсот миль.
Говоря это, старпом был крайне доволен своим красноречием и судном, разогнанным до такой скорости, ведь иного не стоило и требовать от корабля с подобной тоннажностью и возрастом.
- Джентльмены, полагаю, мы недооценивали нашего малыша, эта старая каракатица еще может дать жару! – Сказал он о судне собравшимся у рубки морякам, те радостными воплями поддержали старшего офицера, который отойдя от них, то смотрел на массу белоснежных парусов у себя над головой, то переводил взгляд на стремительно летящие облака, закладывающие в нем ноты назревающей тревоги. Сейчас, когда судно несло со скоростью восьми миль в час, ситуация была под контролем, но требовала постоянного внимания, ведь ветер в любой момент мог усилиться. Его опыт подсказывал, что в скором времени эти бегущие тяжелые массы кучевых облаков осядут к самой поверхности океана и вместо холодного воздуха, «Эссекс» будет гоним неистовой бурей. Осознав это, он поспешил поделиться своими опасениями с капитаном, который стоя у бушприта, внимательно наблюдал за несущимися с кормы по диагонали длинными волнами, ударяющимися о бакборт корабля. Видя, что северный пассатный ветер крепчает, Грант в ответ сообщил Хоккинсу о собственных наблюдениях. Его беспокоило теплое течение, которое на широте Бермудских островов вероятнее всего смешивались с ледяным воздухом, рождая летом и осенью чудовищные ураганы, а зимой и весной – разрушительной силы штормы. Обладание развитым чувством погоды внушало ему еще большую тревогу, когда, задрав голову, он увидел, что каждое облако на небе двигалось своим курсом: поперек и против направления ветра. 
Мысли Гранта, подкрепленные опытом мореплавателя, подсказывали, что «Эссекс» находился на переднем крае циклона, который cможет его настигнуть не раньше чем через несколько дней и пытаясь объяснить собственную логику, он поделился этими опасениями со штурманом. 
- Чувствуете, как холодно, будет шторм - высказывая свои догадки, начал Грант, - на его формирование влияет теплое течение, выталкиваемое из Карибского моря, которое встречается в этих широтах с северными пассатными ветрами.
– Это течение и сносит наше судно с курса. – Безошибочно заметил Хоккинс.
- Именно, - подтвердил Грант, - и сейчас, входя в Гольфстрим и делая поправку на естественный снос течением, нам нужно постараться выйти к локсодромии.
Эти мысли удивительным образом совпали с тем, что думал сам Хоккинс, который с неподдельным интересом рассуждал над каждым словом, сказанным его капитаном. Хотя для него и не было откровением то, что штормы возникают из-за влияния сильных подводных течений, однако они имели дело с более серьезным вызовом – ураганом, сформировавшимся из масс холодных ветров и теплого Гольфстрима. Подтверждением их догадкам служила высота разбивающихся о борт волн, не свойственных для такого ветра. Грант предполагал, что где-то у Бермудских островов бушевала чудовищная буря, и эти догадки имели вполне твердую основу, ведь если бы они не изменили свой курс, то рисковали бы попасть в самый ее эпицентр. Из всех присутствующих на корабле, в навигационном деле он и Хоккинс были самыми опытными, и когда мысли этих двух людей наконец-то совпали, родилось решение.
- Курс на зюйд-вест! – прокричал со шканцев капитан рулевому.
- Есть, зюйд-вест! – утвердительно повторил моряк, поворачивая штурвал.
Выполняя маневр, судно слегка накренилось и ухватившись за снасть бегущего такелажа, капитан задрал голову, наблюдая за расправленной над ним громадой парусов. Изначально выбрав курс зюйд, они рассчитывали на третий день пути пройти параллель Бермудских островов, однако развернув судно на 90 градусов, отправились к находящемуся на узкой песчаной косе мысу Хаттерас, расположенному в 47 милях южнее первой английской колонии, которая внезапно возникла и также неожиданно исчезла на острове Роанок.
Изменив курс, они рассчитывали обойти ураган, который мог настигнуть их в ближайшие дни. Совместный опыт Гранта и Хоккинса им обоим подсказывал, что в этом наиболее опасном для мореплавания регионе ураганы движутся с юго-востока на северо-запад и выбирая курс восточным побережьем Флориды, капитан предполагал, что «Эссекс», пройдя между полуостровом материка и Багамами, выйдет прямиком на центральную часть Кубы. Такой маневр, правда, не устраивал Хоккинса, который в плане капитана видел некоторые неучтенности – воды Гольфстрима не только могли понести судно на опасные мели и подводные рифы, окружавшие Багамы и остров Теркс, но и привлечь ненужное внимание пиратов, которые промышляли между Эспаньолой и Большим Инагуа . И доводы Хоккинса оказались весьма серьезны, так как на борту не было лоций этих вод с одной стороны, и необходимого количества пушек – с другой, а выход к Кубе мог обернуться еще плачевнее, столкнув «Эссекс» с превосходящими силами испанцев, собирающих в это время крупные силы Армады де Барловенто для сопровождения кораблей «серебряного флота». Именно в Гаване эти суда снаряжались для долгого перехода через Атлантику и по мнению Хоккинса, северное побережье Кубы ныне патрулировалось быстроходными фрегатами «Наветренной эскадры» , как никогда тщательно. Испанские военные корабли, появления которых так опасались на борту «Эссекса», стали регулярно крейсировать между Флоридой и Кубой после удачного налета голландцев на флотилию «Новой Испании». Потеряв по итогам того рейда одиннадцать с половиной миллионов дукатов, испанцы приняли меры – была сформирована «Наветренная эскадра», ключевой задачей которой являлась защита колониальных факторий Эскориала. И чем чаще испанские Гранды в Мадриде объясняли потерю былого влияния утраченными сокровищами в заливе Матансас , тем яростнее действовали их военные корабли по отношению к англичанам, французам и голландцам, с которыми Испания вела войну в Новом Свете. Адмирал Хейн, возглавляющий те каперские экспедиции под протекторатом Вест-Индийской компании, свою ненависть к кастильцам объяснял рабством и ролью гребца на галере, куда он попадал дважды и дважды ему улыбалась удача вновь обрести долгожданную свободу.  Удивительная судьба этого человека сделала его легендой, ведь еще никому не удавалось целиком захватить «серебряный флот», драгоценности которого превосходили стоимость содержания испанской армии во Фландрии. Зная эту историю и помня о чудовищной мстительности кастильцев, Хоккинс предпочел бы преодолеть ураган, чем подвергнуть испытанию собственную фортуну у кубинского побережья.
Забыв на время своих споров о пассажире, капитан поспешил объясниться, выдавая Грину детали спора с Хоккинсом так кратко, как мог, и стараясь не пугать его тонкостями навигации, корабельной динамики и местной политики, сказал:
- Мы стоим у истоков конфузной для опытных моряков ситуации, поэтому, сэр, меняем курс на зюйд-вест.
- Я это понимаю. – Кивая, ответил пассажир и вопросительно всмотревшись в бесцветные глаза капитана Гранта, спросил. – Но почему?
  - Это было сделано из соображений обогнуть вон тот ураган, - и капитан указал рукой на полосу длинных и уже неспокойных волн, исходящих с черно-синего горизонта, окруженного плеядой серых валовых облаков, - если бы мы не изменили курс, то с большой вероятностью ураган догнал бы корабль, и это могло бы означать для нас вероятную гибель.
В этот момент оба они подумали о безумных массах воздуха, несущих разрушение и смерть всему, что встретится на их пути и эти мысли заставили их почти единовременно вздрогнуть. По силе, предполагал Грант, это должен был быть такой же ураган, который в августе 1666 года ударил по колониям на Гваделупе и Мартинике, забрав тысячи жизней, утопив скот и уничтожив несколько рыбацких поселений. И если он не ошибался, и его интуиция ему не лгала, то стоило готовиться к худшему, ведь дело пришлось бы иметь со стихией, способной пускать ко дну целые флотилии и выбрасывать на берег стоящие на якорях корабли. В тот момент капитан думал, что если сила ветра способна разрушать основы каменных укреплений и срывать с лафетов тяжелые сорока восьми фунтовые орудия, то чего ожидать от судна, которое вовсе не имело под собой никакой опоры, кроме разбушевавшегося океана. Однако именно в этом и заключалась единственная надежда корабля на спасение. Зная, что на преодоление стихии влияет прочность корпуса также сильно, как и опытность штурмана и моряков, он едва заметно вздохнул, так как «Эссекс» был старым кораблем, оснастка которого могла не выдержать путешествия через бурю. Из этих глубоких и неприятных для себя рассуждений, капитана вывел спокойный, но пронзительный голос Грина:
- Еще вчера вы меня уверяли, что вашему судну хватит скорости, сэр?
- Вчера я полагал, что мы имеем дело с бурей, но это не буря, мистер Грин, это настоящий ураган, - и выдержав паузу, Грант повернулся, чтобы обратится еще и к Хоккинсу, - и я опасаюсь, джентльмены, того, что "Эссекс" вряд ли будет способен преодолеть волны высотою в двадцать ярдов, которые эта стихия будет способна вызвать, поэтому из двух зол решил выбрать меньшее и взять курс на зюйд-вест, чтобы пройти вдоль Флориды и выйти к северному побережью Кубы.
- Прямиком к псам господним. – Негодуя, вставил старпом.
Грин сразу же перевел взгляд на широколицего штурмана торгового судна:
- Что вы имеете ввиду, мистер Хоккнис? – спросил он.
Старпом корабля, переглянувшись с капитаном, начал высказывать свои опасения, связанные с риском наткнуться на передовые силы испанской карательной эскадры и пассажир, внимательно выслушав обоих, встревожено прошелся вдоль полубака:
- Сложно выбирать между двух зол, - начал он, - когда одно зло необходимое, а второе вынужденное и в шахматах такую ситуацию принято называть «цугцвангом», когда становится ясно, что самый полезный ход – это вовсе никуда не двигаться.
И сделав еще несколько шагов, он резко повернулся. Хоккинс и Грант увидели в зелёных глазах этого человека вдохновение:
- Джентльмены, мы ведь можем последовать курсом мистера Гранта до архипелага Багамских островов, а там идти вдоль Кубы по мелководью, ведь так? - его слова заставили обоих задуматься, ведь тоннаж тяжёлых галеонов, из которых преимущественно состоял испанский флот, не мог позволить им ходить по мелководью, а, следовательно, и пустится в погоню, даже если бы встреча с их «Наветренной эскадрой» и состоялась бы.
- Да, сэр, но, - отвечал Хоккинс, - у нас нет лоций, которые хоть как-то могли бы гарантировать безопасность судоходства в этих водах.
- Полагаете, без них нам не справится? - ясные глаза Грина перевели взгляд с Хоккинса на серый горизонт неспокойного океана.
Штурман утвердительно кивнул, предположив, что они могут переждать циклон у Внешних Отмелей, когда-то ставших важным ориентиром первых мореплавателей и колонистов Америки. Под этим названием скрывалась длинная цепь узких песчаных островов, простирающихся вдоль Атлантического побережья между 38 и 45 градусами северной широты. Моряки называли это побережье «Новыми Нидерландами», так как голландцы первыми заявили о своих правах на открытые ими земли, основав и заселив здесь Форт Нассау. Увидев выгоду от торговли с племенем могикан, вскоре ими была основана и вторая колония, получившая свое имя в честь их столицы. Названная Новым Амстердамом и расположенная на острове Манхэттен, она закрепляла права за голландцами торговать в верховьях рек Коннектикут, Делавэр и Северной с местными племенами индейцев. Внешние Отмели, простирающиеся от мыса Генри к мысу Фир, охватывали триста миль прибережной территории, представляющей угрозу для англичан, которые с голландцами были в состоянии войны, но другой способ преодолеть этот путь подвергал экипаж «Эссекса» еще большему риску.
- Что ж, - заключил Хоккинс, соглашаясь с мистером Грином, - сдается, нет лучшего решения, чем последовать к Багамам, это всяко лучше, чем быть захваченным в океане дурной стихией.
Удовлетворенный решением своего штурмана, Грант приказал спустить флаг, чтобы уменьшить риск быть атакованным враждебными Англии приватирами, однако эта мера не могла гарантировать абсолютную беспечность там, где располагались голландские торговые фактории и в этом ему пришлось убедиться через несколько дней, когда экипаж разбудил назойливый звон корабельного колокола. Время от времени его усиливало пронзительное звучание боцманской дудки, сообщающей о том, что наверху происходило что-то и вправду важное. Услышав возню на верхней палубе, Грант, ошибочно предположил, что она могла быть связана с пересечением бермудской параллели, на которой находился известный мореплавателям ориентир – мыс Альбемарль. Несмотря на то, что места вокруг этого мыса были окружены болотами и заселены недружественными племенами индейцев, многие торговые суда довольно часто здесь пополняли припасы пресной воды. Внушив себе, что это именно восточное побережье Америки или край Внешних Отмелей, капитан отбросил потрепанную книгу в телячьем переплете и спешно набросив поверх хлопковой рубахи серый камзол, вскочил по трапу на шканцы.
- Что здесь происходит? – вместо приветствия, спросил он.
Его лейтенант, стоя на квартердеке, передал Гранту подзорную трубу и указав на небольшую белую точку посреди горизонта сапфирно-синего моря, начал говорить:
- Это судно, сэр, похоже шло к заливу Делавэр, вахтенные заметили его сегодня утром, когда рассеялся туман.
- И что же? – беспечно спросил капитан.
- Завидев нас, оно изменило курс, развернулось и пользуясь благоприятным ветром, в крутом байдевинде пошло с нами на сближение, - и выдержав паузу, он заключил, - я полагаю, это голландский капер.
- Да? – наполовину вопросительно, наполовину утвердительно ответил Грант, рассматривая рассекающую милях в двух бригантину, латинские паруса на гроте и форма корпуса которой были отчетливо видны на фоне огненных крайоловых облаков - вы правы, мистер Гиллиан, голландские паруса и бранденбургский штандарт не позволяют нам питать иллюзий на этот счет, но зачем им атаковать судно, которое не обозначает себя, как английское?
На его вопрос, лейтенант лишь пожал плечами, продолжив рассматривать выразительное белое пятно на фоне темно-синего горизонта океана. Тогда, пытаясь оценить перспективы отрыва от погони, Грант с удивлением для себя заметил, что движение грозовых облаков не совпадало с направлением ветра внизу – это могло с большой долей вероятности означать лишь приближение к центру циклона, который мог их встретить чередой продолжительных осадков.
- Что прикажете делать, капитан? – спрашивал Гиллиан, встревожено посматривая в сторону шедшего наперерез «Эссексу» голландского корабля.
Резко отойдя к дежурившему на рубке матросу, Грант приказал поставить марсель и отдав еще несколько распоряжений группе моряков, управляющихся с парусами, вернулся назад, чтобы поделиться своими мыслями с седоволосым верзилой Нейтом Гиллианом:
- Мы не уйдем от них, если только они сами не откажутся преследовать нас. – еще раз подняв подзорную трубу, чтобы осмотреть детали парусного вооружения настигающего их корабля, он добавил, - и вряд ли они отступят.
С дотошностью опытного моряка, капитан Грант изучал косой гафельный парус и грота-стаксель, позволяющие бригантине получить нужную маневренность при встречном ветре, в то время, как прямые паруса на гроте, позволяли развивать скорость при ветре попутном. Их преследовал достаточно быстроходный корабль, острые обводы которого позволяли развить так нужную ему скорость.
- Боюсь, они не откажутся от соблазна увидеть нас закованными в кандалы у себя в трюме, сэр. – Самонадеянно ответил лейтенант, скрестив на груди волосатые и крепкие руки.
Когда он произнес эти слова, Грант окончательно утвердился в мысли, что противник превосходит «Эссекс» как по площади парусов и рангоуту, так и по общим скороходным характеристикам. Но их слабым местом по-прежнему оставался грота-стаксель – большой треугольный парус, развернутый голландцами между двумя мачтами. Играя важную роль в создании силы тяги, этот парус был необходим, чтобы разряжать потоки воздуха на подветренной стороне грота, предотвращая таким образом возникновение завихрений в щели между грот и фок-мачтами, но, когда ветер усиливался, поставленные паруса легко могли как понести судно в эпицентр бури, так и вовсе, опрокинуть его.
Подозвав дежурившего на квартердеке матроса, капитан приказал установить флаг, полагая, что поднятие английского знамени сможет отпугнуть голландское судно, но случилось противоположное: бригантина не только не отступила, но и поставила дополнительные паруса, ясно подтверждая свой агрессивный мотив. Удивленный решением их капитана, Грант со свойственной ему манерой держаться, сказал только что присоединившемуся к Гиллиану штурману:
- Если господь и пытается наказать кого-то, то в первую очередь он лишает его рассудка; эти глупцы, ставя дополнительные паруса в надежде догнать нас, до конца не понимают, что азарт и жадность все-таки их погубит.
Он понимал, что при большой парусности бригантины, становятся ощутимыми и ее наибольшие недостатки в виде тяжелого рангоута и такелажа, нивелирующих преимущества по скорости, особенно когда такое судно попадает в шторм.
- Как видите, из-за большой площади парусного вооружения, центр его тяжести смещен на такелаж, - продолжал говорить Грант собравшимся на квартердеке офицерам, - и капитан этой бригантины должен понимать, что, ввязываясь за нами в погоню, он в первую очередь рискует своим кораблем.
В его словах не было того самомнения, с которым людям свойственно доказывать собственную правоту, и говоря о том, что он думал, этот человек управлялся лишь достаточно серьезным знанием корабельного дела, ведь чем менее высоко расположен груз, тем легче он переносит килевую и боковую качку, так свойственную для этих неспокойных широт. Но капитан голландского корабля вопреки сложившемуся на «Эссексе» мнению, не собирался преследовать шлюп через ураган.
- Но ведь мы рискуем не меньше. – Поделился опасениями Гиллиан.
Читая в мыслях Гранта намеренье оторваться от капера, пользуясь бурей, лейтенант «Эссекса» тревожно перевел взгляд на мачту, которая под сильными порывами внезапно налетевших шквалов, начинала гнуться.
- По-вашему, мы можем поступить как-нибудь иначе? – капитан вопросительно взглянул на офицера и поймав его взгляд на белоснежных парусах «Эссекса», поспешил заверить, что судно выдержит это схватку со стихией.
- Вы правы, сэр, - наконец-то признался лейтенант, - боюсь другого выбора у нас нет.
- Благодарю вас, мистер Гиллиан за веру в этот прекрасный корабль – и поглаживая красные поручни в кормовой части судна, капитан приказал собирать людей.
Уже через мгновение звучал пронзительный звук горна и хриплый рёв лейтенанта приказывал свистать всех наверх. В начавшейся суматохе, сопровождаемой возней в трюме и топотом ног, Грин учуял тревогу – он хорошо помнил разговор о курсе корабля, парусах и шторме и одеваясь, думал только об этом. Выбравшись под общим сбором на верхнюю палубу и заняв место между моряками, он заметил стоящего перед собой капитана, который пройдя поперек палубы и бегло осмотрев членов экипажа, начал свою речь:
- На борту "Эссекса" нет трусов, но этот разговор не о храбрости, а о благоразумии, - и Грант указал рукой на траверс правого борта - там к нам приближается приватирская бригантина, на вымпеле которой пестреет голландский флаг, и я полагаю, они хотят захватить наше судно…
Возникшая на мгновение суматоха вскоре исчезла, и дождавшись воцарившейся тишины, капитан продолжил:
- Я вынужден признать, что "Эссекс" не готов для этого сражения, у нашего противника превосходство в силе, мощи огня и людях, к тому же, их судно быстрее и маневреннее, - и поглядев на сникшие глаза моряков, он продолжил, - но мы им не сдадимся, потому что на нашей стороне тот ураган.
И показав собравшимся перед ним фиолетово-черный горизонт в противоположной от голландского судна стороне, он заключил:
- У нас нет выбора, джентльмены, роль трусов сулит лишь участь раба где-нибудь на Кюрасао или Синт-Мартене!
- Идти в бурю - это верная смерть, капитан! - воскликнул один из матросов.
- Верная смерть, мистер Джонсон, сейчас у нас на траверсе и называется она голландским пленом! – И переведя дух, он продолжил, - я жду от вас немедленного исполнения всех моих команд, с парусами вы должны работать, как были обучены многолетним опытом собственных скитаний и не дай нам бог оказаться у них в руках. - Экипаж этого корабля не состоял из военных моряков, поэтому их сложно было убедить на какую-либо авантюру, но ничего так не вдохновляло действовать, как мысль о возможности провести остаток лет в рабстве; Лео Грант это понимал и когда он закончил, его встретило торжествующее «ура», означавшее, что матросы приняли волю своего капитана.
Надеясь на площадь собственных парусов и курс относительно ветра, при котором голландская бригантина, идущая по траверсу, развивала наибольшую скорость, их капитан намеревался отрезать английский шлюп и дать залп поперек корабля. Угадав этот маневр, Грант приказал совершить поворот через фордевинд так, чтобы преследующее их судно оказалась по борту «Эссекса», способного при агрессии голландского парусника ответить залпом собственных бортовых орудий.
Сам поворот через фордевинд от первого движения рулем до момента, когда судно ляжет на новый галс, происходил в считанные секунды, но требовал подготовки корабля и умелых действий его моряков. Находясь у рулевого, Грант велел приготовиться к маневру и каждый член экипажа сразу же занял свое место на верхней палубе, взволновано готовясь выполнить первую команду – отдать стаксель-шкот.
- Поворот! – прозвучало с рулевой рубки и несколько человек бросились распускать сезни, которыми был привязан треугольный парус в носовой части судна.
- Убрать грот-трисель! Грот-марсель взять на гитовы и гордени! – и повернувшись к рулевому, Грант добавил, - ложимся под ветер, Саймон, лево руля!   
Когда судно легко на новый галс, матросы, чтобы оно, рыская, не проскочило линию байдевинда, стянули шкоты кливера. Тогда, мчащийся на всех парусах голландский парусник оказался за кормой, а длинные полосы волн – по правому борту. Такой маневр позволил развернуть не затмевающую друг друга эффективную площадь парусов, но сильные шквалы продолжали сносить судно с курса, что мешало как набрать нужную скорость, так и избежать риска быть вынесенными на какую-нибудь отмель или риф.
- Мы идем в бурю на восьми узлах, сэр, - сказал Хоккинс, наблюдая за горизонтом, - если не уберем паруса и не изменим курс, этот шквал сможет опрокинуть нас.
Грант повернулся, чтобы взглянуть на голландскую бригантину и рассмотрев ее, произнес:
- У судна, которое решительно нас настигает, больше площадь парусов, а, следовательно, и риск, что эти паруса потянут их на дно, но они их не убирают, почему? – и он повернулся к Хоккинсу, чтобы оценить его реакцию. 
- Потому что они безумцы. 
- Нет, - решительно отрезал капитан, - потому что они знают возможности своего корабля.
И переведя дух, он заговорил с новой силой:
- Пока не войдем в шторм, мы не будем убирать паруса, но стоило бы все закрепить, - и выглянув с квартердека на шканцы, капитан прокричал, - парни, надвигается шторм и нас ждет хорошенькая трепка, готовьте палубу!
Практически одновременно с этим приказом, разразилась сильнейшая гроза, скрывшая за стеной дождя и брызг преследовавшее их голландское судно. Грозы, подобные этой, всегда были спутниками штормов и на борту «Эссекса» все сразу поняли, что теперь они были в руках начинающейся неистовой бури.