Мой учитель Шаныгин

    Настоящее мое знакомство с печным делом произошло через четыре года после встречи с Тюниным. В 1962-м году перебрался в райцентр и поселился по соседству с Шаныгиным Николаем Федоровичем который работал печником в Таштыпском коммунальном хозяйстве.

    Я тогда устроился на мебельную фабрику, где меня поставили шлифовать сарги для стульев. В первый месяц я заработал 30 рублей, во второй 40, а у меня уже было двое детей. Хоть и стоил тогда рубль дороже доллара, а все равно для семьи это были не деньги.

    Хоть Николай Федорович был старше меня и по возрасту годился мне в отцы, но мы сдружились и за праздничным столом 8 марта он мне предложил:
--- Айда ко мне в помощники. У меня помощники зарабатывают до сотни. Научишься печи класть - профессия на всю жизнь!

    Помня анзасенский опыт, я сразу же согласился. Да и как было не со-гласиться, если жить приходилось на картофеле, капусте и постном масле. Забегая вперед, скажу что всю последующую жизнь я вспоминаю эти его слова с удовольствием.
    Я благодарен Николаю Федоровичу за науку. Профессия эта помогала и помогает мне выживать в критические моменты жизни.

     В один день я уволился с фабрики и устроился в коммунхоз. Николай Федорович работал в тот момент без помощника. В терапевтическом отделении районной больницы он клал утермарковские печи. Для чита-телей поясню, утермарковские печи это контрамарки. Так их называют среди печников, видимо для лёгкости произношения. Кладутся они в круглых жестяных кожухах.

    Эти печи кладутся специально под уголь. К ним есть специальные дверцы, как топочные так и поддувальные, дверки чугунные на винтах, плотно прижимающих дверку к корпусу. На этих печах не ставятся задвижки, но зато так плотно закрываются дверки, что никакого подсоса воздуха нет. Протопилась печь, плотно прижимай дверки и всё!

 Увы, некоторые хозяева топят углем обыкновенные домашние плиты. Трубу не закроешь, а закроешь угоришь или идет постоянная тяга. Зимой настоящая катастрофа: снизу теплый воздух, сверху холодный в трубе создается конденсат. Он либо намерзает в трубе либо скатывается водой в задвижку. Ржавеют трубы железные, размокают и рассыпаются кирпичные. Как-то в Абазе мне пришлось такую печь ремонтировать.

 Труба кирпичная до того разложилась, что просто рухнула на потолок и произошло это среди зимы. А в Идринском районе, в селе Майское Утро обнаружил на потолке аж пять сгнивших железных труб. Так что я не советую дома топить печь углем. Это мой такой совет так сказать к слову, а я хочу рассказать о своем учителе Николае Федоровиче Шаныгине.

    Николай Федорович был таким же мудрым как и Тюнин, наверное, даже мудрее. Если дедушка Тюнин оценивал каждого и каждую ситуацию то Шаныгин ничего не оценивал. Он говорил афоризмами. Скажет, а уж вы догадывайтесь что он сказал и о чем. И разница между ними была ещё в том, что дедушка Тюнин был непьющим, а Николай Федорович крепко выпивал, нередко бывал в состоянии, которое называют «в дым».

----Ты слышал, что Петька, ординарец Чапаева, был страшным садистом? - как-то спросил он у меня.
---- Нет, не слышал, - в недоумении ответил я.
---- А вот послушай, - вкрадчиво произнес мой учитель. - Поймали чпаевцы беляка, допросили. Чапаев и спрашивает у ординарца: Петька как нам его наказать, и чтобы наказание было страшным.

     Петька и отвечает: давай Василий Иванович напоим его до упаду и опохмелиться не дадим.
---- Василий Иванович мгновенно отреагировал:
---- Ну, Петька, ты и садист!!!
     Я сразу не понял к чему он это сказал. Понимание пришло потом.
     Однажды, когда я проработал с ним уже месяц, он прибежал ко мне весь взъерошенный, возбужденный:
----Пошли, Шурка, помоги!!!

---- Куда? - удивился я его виду.
---- Пошли, прогони ты их!
---- Кого прогони?
---- Да этих, под кроватью...
    Я, конечно же, понял кого придется гнать, но пошел и под кроватью никого не нашел.

---- Где, - спрашиваю, - твои гости? Нету их.
---- И правда нету, - согласился Николай Федорович, - Это они тебя испугались. Не уходи а то они опять придут...
    Я просидел с ним полчаса. В то время его благоверная была у подруги через дорогу. Татьяна и сама «зашибала», и вот после совместного распития у него начались «глюки», а ей захотелось пообщаться с подругой.

    Так вот про утермарковские печи. Я тогда впервые видел такие печи. Николай Федорович их очень хвалил, потом я их сам клал в инфекционном отделении. Эти печи красивые и накаляются хоть спички об них зажигай, а если их ещё покрасить черной жаростокой краской - загляденье.

    В Таштыпе глина не так жирна как в Анзасе. Я научился её размешивать быстро, с вечера замачивал а утром размокшую замешивал. Если дедушка Тюнин меня при этом подгонял, то Шаныгин придерживал:

---- Ты сильно-то не усердствуй. Глина она ведь тоже не любит чтобы её очень месили. Размесились комки - добавляй песок. Песок лучше речной. Он камешками, а камень больше набирает тепла, и штукатурка держится крепче. Раствор он клал на стенку, а когда увидел, что я мажу на кирпич, проворчал:
----  Экономистом от тебя пахнет.

---- Что ты его гладишь? - проворчал, когда увидел, что я тщательно заглаживаю обогреватель изнутри, - Ещё и языком оближи... Дым дорогу найдёт. Не заужай дымоходы. Видишь, я кладу в три четверти кирпича. Дымоход не должен быть короче длины кирпича. Перекрытия горизонтальных колодцев должны быть в два кирпича на пласт или в один на ребро.
    Однажды нам привезли глину из другого карьера, так Николай Федорович сразу её забраковал:

---- Это не глина! Это почти песок, в ней нет никакой силы.
    Многое из его науки я сохранил до сегодняшнего дня. Знаю, что у каждого печника своё на уме, но, все-таки, возможно молодые печники, прочтя эти мои рассказы, что-то почерпнут полезное.

    За два месяца, что я проработал с Николаем Федоровичем, мы клали и русские печи, и голладские и квадратные и круглые,  и в кожухах, и без кожухов. По истении двух месяцев я начал работать самостоятельно. А предшествовало этому курьёзное событие.

    8-го мая 1962-го года был солнечный, почти летний день. Тепло, светло и мухи не кусают, говорил о такой погоде мой учитель. Зеленели молодой травкой уличные обочины, из-под заборов лезла на простор крапива. Во дворе одноэтажного дома на углу Советской и Луначарского завал из досок, брусовых обрезков и щепок. Во двор и строящийся дом залетает пыль от   проезжающих по улицам машин. Редкие порывы ветра поднимают эту пыль и несут вдоль улиц.

    Я в этот день припоздал на рабочее место, пришел только к девяти  и застал Николая Федоровича ползающим на кухне одной из четырех квартир, где мы только что сложили голландку. Квартира была полна дыма. Николай Федорович изрыгал из себя ругательства. Я остановился на пороге, не решаясь войти и удивлённо смотрел на это ползание.
---- Чего уставился?! - в сердцах закричал учитель. - Мать её!!! Не рас-тапливается!

    Мы всегда пускали дымок, как только печь была сложена. Печи гол-ландки топились сразу, хотя не всегда были оштукатурены, чаще эту работу мы оставляли штукатурам-малярам.Но эта печь почему-то не хотела. Из топочной дверки валил дым и уходил в дверь, в окошко, а из трубы вились реденькие, жиденькие, едва видимые язычки.

    Николай Федорович был не в себе. От него несло перегаром. Он от самых первомайских праздников не мог остановиться, всё опохмелялся и опохмелялся. Мне стало жалко учителя. Он, не смотря на ежедневное похмелье, работал без прогулов, клал печи быстро, мог класть печи в любом состоянии и положении, кроме лежачего, но в этот раз он ошибся.

---- Николай Федорович, ты опять опохмелился?
---- Опохмелишься тут... - заругался учитель - И чего ей надо?!
    Николай Федорович посмотрел на меня сердито. Он был крепкий телом, среднего роста, со всегда смеющимися глазами, но сегодня ему было явно не до смеха.
---- Вообще-то опохмелиться не помешало бы... Выпил гадость - душе радость, а тут вот дым приходится глотать.

---- А ты слышал поговорку: стопка, стопка, огуречик - вот и спился человечек. Прекращай не то опять чёртики явятся.
---- Учить меня взялся?! - Николай Федорович только скривился, - Рожденный пить...- и не договорил, вышел во двор протирая глаза.

---- Жизнь дается один раз и не только для питья.... - Не унимался я.
---- Ага, - согласился учитель, - А удается ещё реже...
---- Да, - согласился уже я, - Не у каждого она сахар...
---- Начитанный!!! Да, не мед, - подтвердил учитель и добавил своё: Сахар и соль - белая смерть, лес и водка - зеленые друзья.

    «Начитанный» я не нашел что на это ему ответить.
---- Где-то ты напортачил, - выдвинул я версию, поди перекрыл дымоход насквозь?
    Николай Федорович рассердился не на шутку.
---- Я за всю жизнь ни разу не ошибся! Я же больше ничем не занимаюсь, только кладу печи. Ошибки не может быть!

---- Почему не может?
---- Потому что такого быть не может!
    «Прямо как у Пруткова» - подумал я, но ничего не сказал, не хотел чтобы учитель еще больше рассердился. Чтобы он мог полноценно работать, ему надо было «добавить». Мы поглядывали на трубу, заглядывали в топку, подкрадываясь к печке по полу, но дрова в топке погасли совсем.
---- Тьфу!!! - сплюнул Шаныгин и отпустил такие ругательства, что, наверное, даже печке стало стыдно.

---- Иди, Николай Федорович, в магазин, опохмелись, а я тут попробую найти причину, - предложил я.
---- Делай что хочешь, - махнул учитель рукой и отправился в «мордобойку», то бишь в пивнушку.

     Я открыл все окна, выбросил дрова из топки, проветрил квартиру и, когда вскрыл обогреватель, увидел, что первый дымоход перекрыт полностью. Я был бесконечно доволен. Утереть нос учителю дорогого стоит.
    Николай Федорович пришел только через час., когда печка уже весело топилась, потрескивая пихтовыми дровами, а я затирал печку. Учитель был уже более благодушно настроен.

---- Ёк-кавырок!!! - выругался он своим излюбленным ругательством, каким ругался, когда бывал благодушно настроен. - Утром придешь в контору на раскомандировку! -  приказал он мне.

    Я не стал спрашивать зачем.
    И он ушел в другую квартиру в этом же доме начинать печь следующую.
     Утром меня вызвал в свой кабинет начальник коммунхоза и направил в инфекционное отделение класть утермарковские печи.
    Николай Федорович напутствовал:
---- Месить глину и дурак сможет...
                   Недолго я проработал штатным печником, всего год, но «внештатным» являюсь до сих пор.
    Потом, десять лет спустя, когда я работал уже старшим инспектором отдела кадров совхоза, а Николай Федорович клал печи в совхозных домах, я заставил его оформится согласно КЗОТа и оформил ему законную пенсию, собрав весь рабочий стаж, который он растерял, не оформляясь на предприятиях.

    А еще десять лет спустя, когда Николая Федоровича уже не было на  белом свете, мне припомнился его мудрый совет: НЕ ТОПИТЬ БЫТОВЫЕ ПЕЧИ УГЛЕМ. От угарного газа погиб мой младший братишка.