Последняя встреча

   Как приятно почувствовать себя взрослым! Сдан последний экзамен, и в руках Санька держал аттестат о среднем образовании. Этому событию особенно обрадовался его отчим - дядя Костя:
   - Ну, Санька, молодец! Мать? Слышишь, мать? С тебя бутылка!

   - А с меня-то за что?! – удивилась мать.

   - Если бы не ты, некому было бы и документ получать! Не скупись, мать, давай трёшку – надо парня поздравить.

   Набег в магазин дядя Костя совершил молниеносно. Уже через полчаса он сидел перед бутылкой водки и смаковал получение пасынком аттестата.

   - Санька, может и тебе рюмочку налить? – спросил дядя Костя, наполняя свой стаканчик второй раз. – Парень ты большой, школу окончил, документ получил, грех не обмыть.

   Санька отказался, посетовав на неприятный запах и слишком жгучий вкус этого напитка. Эти аргументы здорово удивили дядю Костю:
   - Вот тебе и на!? А на мой вкус водка – самый приятный напиток. Оно конечно, к примеру, брага и слаще, и запах у неё хоть куда, и питательность есть. Говорят, в ней даже витамины имеются, но вот с градусом она подкачала, и это плохо. А всё-таки жаль, что наши кустари не могут повысить в ней градус, хотя бы до портвейна.

   - Тебе бы всё градус, - проворчала мать. – Ты бы хоть закусывал. Хлещешь эту гадость как воду.

   Вместо ответа дядя Костя спросил:
   - Мать, может, и ты выпьешь рюмочку?

   - Как же! Буду я с тобой рюмки распивать! Делать мне больше нечего.
 
   - Какие у тебя дела?! – удивился дядя Костя. – У нас с тобой, слава богу, ни коровы, ни лошади нет. Вот у Ивана делов – уйма!

   - Куда там! Водку пить, горазд твой Иван, а по хозяйству всё Анна хлопочет, - возразила мать, сдернув дядю Костю из-под небесья на реальные бытовые рельсы.

   - Ну и что? На свои пьёт, на законные!

   - Как же, на свои… Он халтурами лесхозовскую лошадь измучил! Сам от пьянства не просыхает, а лошади овса жалеет…

   Санька знал, что из живущих на нашей планете животных, лошадь была для дяди Кости самым любимым. Однако Саньку удивляло, что на словах дядя Костя осуждал брата за  ущемление прав лесхозовской лошади на нормированный рабочий день, достойную кормежку и гуманное обращение. Впрочем, Санька доподлинно знал, что на деле дядя Костя частенько безвозмездно пользуется заработанной лошадью прибавочной стоимостью в личных целях на равных паях с братом. Реально оба они смотрели на левые рубли сквозь свои не очень честные пальцы.
 
   С ответом на последнюю реплику матери дядя Костя не торопился. Он спокойно допил последний стаканчик, крякнул с явным сожалением, убрал пустую бутылку в традиционный угол кухни и только тогда солидно ответил:
   - Наше дело сторона. Пойду за ворота, освежусь.

   - Вот-вот, у вас, мужиков, одна забота: выпить, да освежиться!  А нам, бабам везде и всюду – одна работа, и никакого освежающего воздуха.

   На следующий день в родной Санькин городок как-то вдруг, без предупреждения, нагрянул его отец. Он возвращался с заработков. Где-то на целинных землях Казахстана сезонные рабочие строили амбары под будущее зерно, которые партия и правительство называли закромами родины. Они были свято убеждены в том, что чем больше построят амбаров, тем зажиточнее будут жить советские люди.
 
   Однако четверть века спустя полнокровный представитель этой власти одним росчерком пера подарил все целинные земли одной из ста национальностей советской державы. Прогрессивный мир радостно аплодировал этому решению.
 
   Мир исступленно хлопал в ладоши и возбужденно свистел, благословляя эту пьяную сделку закоренелого коммуниста. У сбросившей цепи социализма страны, сразу же появился, возродившийся из пепла монарх. Это человекообразное существо, не размышляя ни единой секунды над текущим моментом, построило на месте одной резиденции власти, другую, не меньшей прочности. Окружающую резиденцию наличность это существо обустроило новостройками, которые впоследствии заселили опричники из банка национальной элиты, возросшей на пастушеском бизнесе степных просторов.
 
   В новой монархии махровым цветом расцвела демократия. Ветер перемен потянулся из её овечьим караваном свободного предпринимательства в страны цивилизованного Запада. Основатели новой монархии желали  обучить своих сограждан прогрессивной науке светского этикета. Удивительно, но первым параграфом этого этикета оказался принцип чистоты нации, а вторым – незыблемость новых границ, основанных на принципе, не хватай захваченное. Впрочем, это уже была та политика, в которой простой народ мало что понимал.

   Но это было в будущем, а в этом году отец Саньки привёз его матери долговые обязательства в отношении жизнеобеспечения его существования за истекшие пять лет. Узнав, что его сын только что окончил среднюю школу, отец так обрадовался, что выплатил долговые обязательства за последние годы авансом.
 
   В нашей жизни радость никогда не приходит одна. Почти всегда она приводит с собой свою закадычную подругу-приживалку: печаль. Вот и отец Саньки, обозревая своего конкурента в образе дяди Кости, как-то сразу почувствовал снижение своего психологического тонуса. Нет, конечно, словесно он на эту трагическую ситуацию никак не отреагировал. Однако его физиономия прибрела довольно-таки кислый вид. Он, по своей природной наивности, предполагал своей финансовой помощью в виде полного погашения алиментной задолженности порадовать незавидное бытиё Санькиной матери.

   Дядя Костя почему-то тоже не обрадовался знакомству с отцом Саньки. Привезенную отцом из глубинки целинных земель кустарную наливку он пил без обычного энтузиазма.

   На следующий день, когда мать и дядя Костя были на работе, отец пригласил сына в ресторан, чтобы по-человечески отметить окончание школы.

   - Без обмывки твой аттестат мало что значит, - сказал отец.

   - Ладно, - ответил сын, - только я не пью.

   - Я понимаю и помню, что ты не пьешь. Но мы выпьем только шампанского, а это почти и не вино. Это так – газировка.

   В городе был единственный ресторан, расположенный в здании железнодорожного вокзала. Отец заказал бутылку шампанского, а себе ещё и полный обед. Он и сыну предложил пообедать, но Санька согласился только на второе блюдо. Выбирать было не из чего. Вторым блюдом оказался затрапезный бифштекс из весьма болонистого фарша с небрежно брошенным на него поджаренным яйцом и картофельное пюре, в которое поленились добавить молока и масла. Зато шампанское было сладким с приятным вкусом виноградного сока и искрометно шипучим. Саньке оно понравилось. Вскоре его голова закружилась. Тело стало каким-то невесомым. Он почувствовал себя легко и свободно, и они с отцом стали болтать о всякой всячине.

   Обед был съеден, бутылка шампанского опустела, и отец заказал вторую. Они выпили ещё по бокалу, и у отца вдруг прорезался явный интерес к агитации:
   - Александр, этот городок очень мал для твоего будущего. Поедем в Одессу, поступишь в Морскую академию, станешь капитаном. Будешь плавать по морям, побываешь в разных странах, да и домой будешь привозить хорошие деньги.

   - Нет, меня совсем не привлекает море и всё, что с ним связано.

   - Да?! – удивился отец. – А чего ты хочешь?

   - Хочу быть химиком.

   - Химиком!?! – еще больше удивился отец и даже привстал со стула, очевидно, чтобы лучше разглядеть будущего химика. – Это где на такого учат?

   - В университете.

   - А! – обрадовался отец. – Так поедем Одессу. Там есть и университет, будешь учиться на химика.

   Дальнейшие уговоры отца ни к чему не привели. Санька наотрез отказался ехать в Одессу. Отец обиделся и потребовал у официантки счет. Он расплатился, и они вышли из ресторана. На привокзальной площади отец остановился и, дружески хлопнув сына по плечу, сказал:
   - Не обижайся, Александр. Знаешь, всё у меня в жизни идёт как-то не так, всё как-то в сторону сворачивает. Даже сама жизнь всё время трещит по швам. Когда мы с тобой ещё раз увидимся? Да и увидимся ли? Где у вас здесь промтоварный магазин? Я хочу купить тебе на память часы.

   В городе большая часть магазинов была расположена на главной Торговой улице. Сторонники Октябрьского переворота дали ей новое название по имени и фамилии бородатого мечтателя о революционном преобразовании мира, энтузиаста-исследователя источников накопления капитала. Отец и сын зашли в магазин промышленных товаров с чрезвычайно широким ассортиментом. Здесь торговали мебелью, хозяйственными товарами, включая посуду и инструменты, одеждой, обувью, парфюмерией и подарками. Именно в этот отдел они и направились. Полки и витрины в нём были заполнены чрезвычайно разным товаром. Были там и часы, но в глаза бросались только настенные, настольные и будильники. Отец стал рассматривать товары, разложенные на витрине под стеклом. От множества мелких, разноцветных и разнообразных по форме и по назначению товаров народного потребления рябило в глазах, и он обратился за помощью к продавщице:
   - Э, нам бы, уважаемая, часики мужские, наручные? Что-нибудь хорошее и прочное.

    Продавщица, дама средних лет, одетая весьма недурно для тех лет развитого социализма, всем своим интеллектом ушла в чтение какой-то брошюры. Она так увлеклась её содержанием, что никак не отреагировала на обращение отца и возбудила Санькино любопытство. Он присел, взглянул снизу на обложку брошюры и с удивлением прочитал: “Современные противозачаточные средства”. Отец усиленно заморгал глазами. От него уже подул холодный ветер негодования. Он нервно забарабанил пальцами обеих рук по стеклу витрины и почти прокричал:
   - Товарищ продавец!

   - А вот витрину не надо лапать грязными руками! – внезапно обрела крепкий, хорошо поставленный голос продавщица.

   Она захлопнула брошюру и яростно бросила ее под прилавок:
   – Слышу, неглухая. Все наличные часы перед вами на витрине!

   - Вот тебе раз?! – удивился отец, быстро убрав руки с витрины.

   Он низко наклонился над ней и стал бегать ожившим взглядом по разложенным в живописном беспорядке предметам. Санька присоединился к отцу, и они в четыре глаза занялись поиском наручных часов. Разглядывая пёстрое разнообразие товаров, у Саньки возникло подозрение, что они были вытряхнуты из коробки продавщицей и её торопливыми ладонями были распределены по витрине в один, а местами и в два слоя. Наконец, рыскающий взгляд Саньки углядел кончик наручных часов, торчащий из-под шкатулки, расписанной, как поздравительная открытка, яркими и сочными цветами неведомых заморских стран. Санька толкнул плечом отца и показал пальцем на свой будущий подарок.

   - Я кому сказала, не тычь пальцем в витрину! – по-командирски сурово, с явными нотками пренебрежения отреагировала на движение Санькиного пальца продавщица. – Будете брать?

   - А как же, - солидно ответил отец, пытаясь разглядеть часы.

   Продавщица ленивым шагом подошла к витрине, открыла ее, вытащила часы из-под шкатулки, положила в карман своего халата, закрыла витрину, вынула часы из кармана, завела их, поднесла к уху, очевидно, услышав тиканье, сладко зажмурилась и, наконец, протянула часы отцу, безошибочно разгадав в нем держателя кошелька. Отец взял часы и тоже приложил их к уху.

   - Идут, - сказал он и передал часы мне. – Нам бы еще ремешок к часам.

   В его поиске продавщица провела довольно длительное время где-то под прилавком, роясь в каких-то коробочках и бурча себе под нос вопросы к самой себе. В конце концов, она отыскала подходящий ремешок. Санька в самом радужном настроении надел на руку часы и залюбовался ими. Это были часы марки “Сигнал” с будильником. Между тем отец расплатился, и они вышли из магазина.

   По дороге домой Санька частенько смотрел время на своих часах и удивлялся, как медленно перемещается минутная стрелка.

   - Как медленно идёт время, - сказал он.

   - Кому как, - возразил отец. – Мне кажется, что я только вчера был таким же семнадцатилетним парнем, как ты, и стоял, гордо открыв рот, в центре планеты, а передо мной заманчиво искрился веер дорог: выбирай любую и шагай к своему счастью с любой желаемой скоростью.

   - Что-то мне кажется, ты не по той дороге пошёл или движешься к своему счастью с черепашьей скоростью. А, может, ты счастлив?

   - Куда там! – махнул рукой отец и вздохнул так, как никогда не вздыхают счастливые люди. – Я все перебегал с одной дороги на другую и даже пытался идти по двум-трём одновременно и, в конце концов, оказался на тонкой извилистой тропке.

   - Куда она ведёт?
 
   - В мир одиночества.

   В это время они проходили мимо приречного скверика, и отец предложил зайти, чтобы подышать свежим воздухом. Они нашли пустую скамейку, стоящую прямо на берегу речки и осеняемую с тыла кустами акации, сели на неё и проболтали до самого заката солнца.

   - Что это за курица скрипит за рекой? – спросил отец.

   - Это коростель, - ответил сын.

   - Смотри-ка, в этой речонке ещё и рыба есть?! – удивился отец, указывая рукой на расходящиеся по поверхности воды круги.

   - А почему бы ей и не жить в ней?

   - А вот и сладкая парочка загребает вдвоём веслами, а всё равно плывут, куда попало. Всё обнимаются, да целуются, а куда плыть не знают.

   - Наверное, тоже ищут свою дорогу, - предположил Санька.

   - Нет ничего хуже мокрой дороги, - сказал отец и встал. – Ладно, идём спать, завтра ведь я уезжаю.

   - Так быстро?! – удивился сын.

   - Не буду стеснять твоего отчима. Он у тебя какой-то хмурый.

   - Почему у меня? Я его не выбирал. Его мать привела и сказала: “Вот дядя Костя. Он будет жить с нами”.

   Отец промолчал. К дому они подошли уже в сумерки. В квартире было душновато и темно. Мать и дядя Костя уже лежали в постели, но ещё не спали, потому что, как только мы вошли, мать сказала:
   - Санька, это ты? Где вы шляетесь допоздна?

   - В ресторане! – поделился радостью Санька. – Мы пили шампанское и ели конфеты, а ещё отец мне часы подарил!

   - Гляди-ко ты, какие буржуи, шампанское с конфетами по ресторанам пьют, - громко пробурчал дядя Костя и тяжко вздохнул. – А нам с матерью завтра на работу рано вставать надо.

   - Я бы тоже выпила шампанского, - вздохнула мать. – И конфеткой бы угостилась с удовольствием.

   - Раскатала губы, шампанского ей с конфетой. Держи карман шире, - скептически пробурчал дядя Костя.

   - Я завтра уезжаю, Константин, - с какой-то официальной простотой сказал Санькин отец.

   - Ну, хоть этим порадовал, - проворчал дядя Костя и, отвернувшись к стене, нарочито захрапел, хотя до этого Санька никогда не слышал, чтобы он храпел.

   В полной тишине сын с отцом быстро разделись, легли и тотчас уснули. Когда утром Санька проснулся, отца уже не было.