Наверное

Наверно, смысла нет, когда уже в летах,
Безмолвием скучающим глядеть в закат,
И думать ни о чем, и мыслями на птахах
На юг летящих — порхать не рад.
Земля как плоть, всечувственна и зыбка.
И будто бы растет травою летней в крик...
И сердце в омуте, напуганная рыбка.
Но смело рвется чрез береговой тростник.
И след ее, и вот была, вот нет уж.
И небо давит в воздух смыслом дня.
Но все к концу идет, на мысли неуклюж,
Страдает суетно, губами мочь храня.
Сказать хотел ли что? Неведомо сие.
Вздохнул лишь глубже, насыщая нюх.
Запахло мороком, то сумерки — свое;
Оно до кости проницает, вздох...
Стал огненный, безмерное житье.
Кузнечный будто мех внутрях, сопит;
И думы здесь — каленое литье.
И между думами чудесно рыбка спит.
Шершавым тростником до неба лезет смысл.
Вторгается в небесное присутствие.
И он стоял, и думал, и, наверно, жил.
Закат был птицам маяком, напутствие.
И по земле сверчало, невпопад.
И где-то по лесам ходили вздохи.
Дышало всё, вода, тростник, и рад.
И звезды уж по небу, как хлеба крохи.
Собрал в ладонь, посгреб, зажал.
Отправить взмахом в рот, сжевать.
Он внутренне над смыслом жизни ржал.
По-тихому; и плюхнулся в кровать.
Зачем закат, к чему рассвет, как жить?
Когда все так безмерно пустотой.
Он рыбкой продолжал бездумно плыть.
Не видя мира, разума изгой.
В висках стучала прыть, в груди.
Взволнован, снова встал, ища конец.
Но нет конца вселенной, и не жди.
А есть лишь праздномыслия венец.
И спорил молча со сверчаньем ночи.
И отрешенно исполнялся сном.
Но не было терпеть сие уж мочи.
Лишь озирался невпопад кругом.
Заката след простыл, тьма зла.
Она хранит собой искусство тления.
Ведь звезды тлеют, в вышине, чела
Коснулся он, исход терпения.
Ведь не познать бессмертное. Никак. Увы.
И птицы те летят пусть, путь их благ.
Вновь тяжесть ощутил всей головы.
Земле и небу, солнцу, смыслу, — враг.

Уходило в легкую дымку чувство.
Взор избегал перешептываний людских.
Жизнь лезла пихаясь в глотку: яство.
Стало страшно, родился стих.

Дыханием лезла, зараза, заполоняла.
Небо всегда висело безмерной тьмой.
Там, поверх облаков, та тьма сияла.
Была смыслам она тюрьмой.

Потом разверзался взор из небесной дали.
С той высоты, где нету предела снам.
Потом санитары в охапку, трудясь, держали.
И вот он открылся бессчетным своим векам.

А может те санитары видением были.
Лишь показалось, двусмысленно и потешно.
Но меж мирами вселенной слогами плыли
Слова вечной музы; а жизнь постигалась вещно.

А жизнь постигалась, зачем-то крадясь подвалами.
И внюхав сон по подушке его — крысилась.
Он вывозил бы печаль свою самосвалами.
Но звезда пред ним непровисаемо — высилась.


Рецензии