de omnibus dubitandum 109. 42

ЧАСТЬ СТО ДЕВЯТАЯ (1896-1898)

Глава 109.42. Я ЗНАЛА, ЧТО ТЫ ПРИЕДЕШЬ…

    Поезд подходил рано утром к небольшой станции Бахмач*. Шурочка торопливо собирала вещи, старясь не разбудить спящего Мишу.

*) БАХМАЧ — волостной центр. Расположен в 145 км к юго-востоку от Чернигова. Железнодорожный узел.
Начало современному городу положили два расположенные рядом поселка, возникшие возле двух станций (сооружены в 1867 и 1873 гг.) на пересечении Курско-Киевской и Либаво-Роменской железных дорог, в 2 км от волостного центра местечка Бахмач (ныне — с. Бахмач) [276, л. 2—6; 1233, с. 51, 361]. Свое название станции получили от притока р. Борзенки — Бахмач.
С развитием капитализма возрастал грузооборот станций Бахмач. По Либаво-Роменской железной дороге в 1877 г. было отправлено 3585 тыс. пудов груза, по Курско-Киевской — 949 тыс. пудов; поступило соответственно 1535 тыс. и 236 тыс. пудов груза [1360, с. 216, 220]. В конце XIX — начале XX в. на железнодорожных станциях Бахмач заметно увеличилось количество транзитных грузов — леса и каменного угля. Вывозились отсюда в основном зерно, табак, скот, сахарная свекла. Среди поступавших грузов большой удельный вес занимала соль. Падение цен на хлеб на мировом рынке в 90-х годах XIX в. привело к сокращению вывоза его с железнодорожных станций и увеличению переработки зерна на месте. В связи с этим возросло количество населения в железнодорожных поселках.
В 1892 г. в поселке станции Бахмач Либаво-Роменской железной дороги насчитывалось уже 52, а в поселке станции Бахмач Курско-Киевской железной дороги — 26 дворов [1360, Прилож., с. 191]. Вскоре эти станции слились в железнодорожный узел Бахмач. Возникли частные предприятия по переработке сельскохозяйственной продукции. В 1894 г. было завершено строительство паровой мельницы. Мука вывозилась главным образом в Москву и Прибалтику. Спустя два года вступил в строй спиртовой завод.
Основную массу населения Бахмача составляли рабочие-железнодорожники, лишь незначительная часть была занята в кустарном производстве. Рабочие-железнодорожники трудились по 12—14 часов в сутки. Обычным явлением считались сверхурочные работы, штрафы. Циркуляром департамента железных дорог, изданным в 1896 г., рабочим и служащим железных дорог запрещалось даже подавать жалобы на своих хозяев вышестоящим органам. Квалифицированный рабочий получал в месяц от 10 до 30 руб., (это гораздо больше того, что получает ныне квалифицированный рабочий - Л.С.), неквалифицированный — намного меньше. В 1900—1905 гг. положение основной части рабочих ухудшилось из-за повышения цен на продукты питания более чем на 20 процентов [1641, с. 14].(на фото Паровая мельница в с. Бахмач, 1910 г.)
В волостном центре — местечко Бахмач — функционировала амбулатория, где врач и два фельдшера оказывали медицинскую помощь населению всей волости. На железнодорожном узле работал фельдшер, лечивший рабочих и переселенцев. Во время проведения столыпинской аграрной реформы через железнодорожный узел проезжали десятки тысяч безземельных крестьян, переселявшихся в восточные районы России. На бахмачском переселенческом пункте в ужасных условиях люди неделями ожидали эшелоны. В конце марта 1909 г. при обследовании пункта выявили 63 больных, а спустя полмесяца их количество увеличилось до 120, большинство которых составляли дети [1863, с. 85, 86].
       
    Эти три дня пути, заботы о мальчике отвлекали ее от главного, да и сама она старалась ни о чем не думать, точно избегала горя. Но тут, подъезжая к месту, за несколько часов до свидания с матерью, ей вдруг на минуту стало холодно и страшно от всего, что случилось.
       
    Она машинально смотрела в окно, поезд двигался совсем тихо: солнце только что встало, утро было свежее и росистое; лес по обеим сторонам дороги не шевелил верхушками своих деревьев; вся земля была еще покрыта тенями. Шурочка давно не видала весеннего леса и травы, и она с невольной радостью смотрела на молодые, светлые листья и опять старалась не думать, забыть…
       
    На высокой, тряской тележке она подъезжала к Кудровке, имению отца. Миша удивленно смотрел кругом, но не плакал, а был серьезен, как всегда. Показались белые хаты села. Шурочке казалось, что она припоминает местность, хотя она жила тут слишком маленьким ребенком и не могла помнить.
      
    – Чи вы у саму Кудрівку до панiв? – спросил ее хохол извозчик.
      
    – Да… Ты постой здесь, я уж пешком дойду, близко… Вещи ты, пожалуйста, с тележки разгрузи… Вот тебе…
      
    И Шурочка, с Мишей на руках, направилась к дому. Только высокая деревянная крыша была видна из-за деревьев. Во дворе, заросшем травою, никого не было.
      
    Шурочка смотрела на этот двор, длинные амбары и кусты желтой акации у крыльца… Все это родное, позабытое радовало ее, она почти не чувствовала той тяжести на душе, страх и счастье перед свиданием с матерью наполняли ее всю.
      
    Она не взошла на крыльцо, но отворила боковую калитку в сад, минула темную липовую аллею и остановилась недалеко от террасы. Сердце ее так сильно билось, что она не могла идти дальше.
      
    На террасе был накрыт чайный стол и кипел самовар. Отворилась дверь, и вошла Александра Александровна.
       
    Шурочка, увидав мать, почувствовала такую радость, что не хотела и уже не могла больше оставаться внизу. Она вбежала на террасу и остановилась на минуту, не смея подойти близко.
       
    – Мама, – сказала она почти шепотом, – это я. А это Миша. Мы к тебе, потому что мы одни и я несчастна. Можно, мама? Ты понимаешь?.. Милая мама!
       
    Шурочка не успела договорить, потому что мать крепко прижала ее к себе и заплакала. Шурочка сквозь счастливые слезы услышала слова:
      
    – Я знала, что ты приедешь, я знала, что ты все почувствуешь, голубка моя дорогая…