Галина ВишнЕвская - Вишня. Зигзаги Жизни! 13 ч

А я-то думал в свой анти-буржуАзный накАл:
       «..Ну,- почитАю щас про избалОванную певИчку…
                Вот посмОтрим,-
           какое ты процветИла, пробогЄмила "элИтье"..»
                ...Крупно  ошибся ..!!!
     Её одно только детство сшибает и сбивает наповАл..!!!!
            
      И главное,- автор разделяет с "Вишней" её позицию:
        АНТИ-коммунистический террОр ! АНТИ-краснь !!
                По пророчеству старцев Православия,-
                красные снова сдадут Россию,
     но теперь чужому "коммуниZZму..,- китАйскому !!!!

      Кроме её гОлоса, Галина Вишневская известна тем,
          что вЫехала на гастроли из СССР в Зарубежье
                с мужем Мстиславом РостропОвичем,-
    Мега-Известнейшим музыкантом - виолончелИстом
                и остались там жить
               до..,- отвержения их СССР, а не наоборот…

                {{{{{* Галина Вишневская *}}}}}
Советская оперная певица, актриса, театральный режиссёр, педагог,
народная артистка СССР. Кавалер ордена Ленина и полный кавалер
                \\.. Почему не кавалЕрша..??..//   
                ордена «За заслуги перед Отечеством» !!!!
          Родилась: 25 октября 1926 г., Санкт-Петербург, СССР.
  Рост: 161 см      .Умерла: 11 декабря 2012 г. (86 лет), Россия.
                Партнёр: Марк Ильич Рубин (1944-1955 гг.)
Дети: Илья Рубин, Ростропович Ольга Мстиславовна, Елена Ростропович.
                Награды: Зал славы премии «Грэмми».

        *{{{{{{{{{{{{{{{{{   ~13~  частЪ  }}}}}}}}}}}}}}}}*

Конечно, я стремилась петь  репертуар
   Клавдии Шульженков своих концертах.
Ноты купить нельзя - репертуар был ее собственностью,
поэтому я на одном концерте запоминала мелодии
понравившихся мне песен, на другом - тексты их,
а уж после третьего я знала все, что меня интересовало.

Шла к своему аккомпаниатору, объясняла характер песни,
он подбирал аккомпанемент, записывал на нотную бумагу и - готово.

Вернувшись однажды из очередной изнурительной гастрольной поездки,
 я нашла дома записку от сестры моей матери, жившей в Ленинграде:
 "Приходи к нам, когда вернешься. Приехала мама".

Господи, - мама! Я уже давно забыла это слово, я не видела ее 13 лет.
Я не ощущала любви к ней - слишком мало ее знала,
но и неприязни к ней не чувствовала,
она не отталкивала меня, как отец.
Я о ней почти не думала, но если вспоминала вдруг -
то с теплотой и жалостью к ее неудавшейся жизни.
 Доходили до меня слухи о ней время от времени:
то она снова вышла замуж, то снова разошлась, а писем она не писала.

Прибежала я к тетке - она жила на Выборгской стороне,
но мы с ней почти не виделись, хотя и жили в одном городе.
Конечно, коммунальная квартира. Открываю дверь в маленькую комнатенку:
сидят тетка с мужем и сыном и женщина с маленькой девочкой лет четырех.
Мать! Я ее сразу узнала, вхожу - сердце перехватило, еле выговорила:
     - Здравствуйте…   \\ Мать смотрит и - не узнает.//
                - Здравствуйте.
              Тут тетя Вера:
- Зина, да ты что, не узнаешь, кто это?
Она молча смотрит, и эти секунды как молотом стучат у меня в голове:
"Ну что же ты, ну что же ты, - ведь это же я, это - я…"
- Нет, не узнаю.
- Да ты приглядись!
- Не знаю… (еще помолчала)… Галя, что ли?
Боже, как я плакала в тот день! Так больно мне было, так обидно!
Ведь ждали же меня - и то не узнала.
Ничего не подсказало ей материнское чувство.
А я не могла выговорить слово "мама".

Это все-таки удивительно, как быстро сумела наша власть
морально развратить людей, разрушить
кровное отношение детей к родителям, родителей - к детям,
уничтожить вековые семейные традиции.

Насильственно оторванные от понятия "мое", "свое",
люди легко сходились и так же легко расходились;
уходя, все бросали, разучившись придавать значение
словам "моя семья", "мои дети", "мои родители".

Когда тебе долго повторяют, что все принадлежит партии и государству -
твоя душа, равно как и стул, на котором ты сидишь, -
ты в конце концов начинаешь постигать науку равнодушия,
непринадлежности своей ни к кому и ни к чему.

Мать моя - как кукушка без гнезда, вся ее собственность -
 несколько чемоданов с платьями. Да еще эта девчушка…
Ни дома, ни семьи.
В свои сорок три года она - красивая молодая женщина.
Было в ней особое какое-то обаяние, женственная мягкость,
тихий голос, ласковость - это, наверное, и привлекало к ней мужчин.
Я знаю, какую бурную жизнь она прожила,
как кидалась очертя голову в любовные авантюры
и мне странно сейчас видеть в ней какую-то беспомощность,
беззащитность даже. Никогда бы не сказала,
 что она столь решительна в отношениях с мужчинами,
если бы не знала, что это действительно так.

 Она словно вечно гонялась за какой-то мечтой:
быстро влюблялась и так же быстро разочаровывалась.
И тогда уже никакие силы не могли удержать ее.
Перешагнув через все, что еще вчера было смыслом
и счастьем всей ее жизни, послушная лишь зову сердца,
она уходила в никуда…

Золотистые волосы, черные, с печальной поволокой глаза…
Я смотрела на нее и чувствовала, как запоздалое чувство любви,
любви к моей матери заполняет мне сердце.

Она приехала в Ленинград лечиться -
у нее был рак матки, запущенный.
Истерзала мне тогда душу жалость к ней.
 Положили ее в больницу, а я уехала на гастроли,
 и меня не было в Ленинграде несколько месяцев.
Вернулась домой - письмо: "Приходи. Мать умирает в больнице".
Я бросилась туда…
- Как пройти в палату №…?
- Третий этаж.
Поднялась по лестнице, коридор длинный-длинный,
ни номеров на палатах, ни медсестер - пусто,
а я бегу, ног под собой не чую.

Вдруг точно что-то меня изнутри толкнуло:
остановилась у входа в какую-то комнату.
Дверь раскрыта. Смотрю - в кровати стоит на коленях,
 вся согнувшись, старая, иссохшая женщина,
и два огромных черных глаза ее смотрят прямо на меня.
 Это была моя мать - теперь уже я ее не узнала.
Я поняла, что это она, только потому,
 что рядом стояли ее сестра и мачеха.
 Но что это? Почему у нее черные, с сильной сединой волосы?
Моя мать - блондинка… Наверное, это не она…
И вдруг вижу - концы волос у нее желтые…
Значит, она красилась. А я и не знала… Я
 и не знала, что она красилась…
Может, не она все же? Но тетка здесь - значит, она?..
 Боже мой, так этот высохший комочек плоти - то,
 что осталось от моей молодой, красивой матери?

Я сначала онемела от ужаса, а потом с воплем "мама!"
 не помня себя кинулась к ней, почти теряя сознание.
Меня вывели в другую комнату,
я долго рыдала там, не могла успокоиться.

Но надо было взять себя в руки, надо было спокойно войти к ней,
чтобы она не поняла, как я испугалась, -
я не должна была убивать в ней надежду.

Дали мне какие-то одурманивающие таблетки - и вошла…
Она умирала в страшных мучениях.
От боли не могла лежать и все время стояла на коленях.
Так и спала. Уколы морфия помогали ненадолго,
от нее остались лишь кожа да кости,
но здоровое молодое сердце не давало ей умереть.

 Когда под действием морфия боль проходила,
она смотрела на меня и грезила. Я гладила ее высохшие руки.
- Ничего, потерпи, скоро ты поправишься
и мы поедем с тобой в Крым…
И она с надеждой смотрела на меня:
- Да-да, мы поедем к морю, там будет тепло, и рояль,
и ты будешь петь… будешь петь…
- Да, да, обязательно…
- Я знаю, я виновата перед тобой, но ты прости меня, не осуждай…
- Конечно, нет, никогда, ну что ты… Замолчи…
Она уже ничего не могла есть - глотать не могла.
 Мне хотелось исполнить какое-нибудь ее желание, хоть перед смертью.
- Скажи, что тебе принести? Может быть,
тебе чего-нибудь хочется, я тебе принесу завтра.
- Ничего не хочу.
- Ну, пожалуйста, скажи, мне это так важно,
 я хочу тебе доставить удовольствие.
- Ну, хорошо, принеси немножко пирожных "птифур",
 больше ничего не надо.

На другой день я принесла ей пирожные.
Конечно, она не могла их есть,
но ей было приятно смотреть на них -
 на эти изысканные, красивые сладости -
в убогой, жалкой больничной обстановке.

В тот последний день своей жизни - видно, она чувствовала,
что умирает, - она торопилась мне сказать все самое главное,
самое важное, что не успела и не смогла сказать раньше.

Говорила она с большим трудом:
- Не бойся, рак не заразный
и по наследству не передается, я узнавала…
И через некоторое время - внимательно посмотрев на меня:
- В молодости у меня был туберкулез, берегись…
И еще:
- Не доверяйся мужчинам, все они ничего не стоят…

К вечеру она умерла, все так же стоя на коленях,
уткнувшись лицом в подушку. И мачеха ее сказала:
- Ну, Зинаида, все грехи замолила!..

С большим трудом удалось ее распрямить, чтобы уложить в гроб.
Она лежала в нем маленькая, как ребенок…

Хоронила я ее, везла в машине через весь город
и вспоминала свое нерадостное детство, ее несчастную жизнь,
а напротив меня сидела ее 4-хлехлетняя дочь,
которой, как и мне когда-то, предстояло скитаться по людям…

Встреча с Верой Николаевной Гариной,
которая стала моим учителем пения, перевернула всю мою жизнь.
Не знаю, как бы сложилась без нее моя дальнейшая творческая судьба,
но оперной певицей я никогда бы не стала.
Это был тот самый всемогущий "счастливый случай".
                \\\\ А дело было так. ////
      Как-то зашла ко мне подруга, мы с ней болтали,
               пили чай, и вдруг она говорит:
- Знаешь, я все забываю тебе сказать: тут недалеко от тебя,
    на улице Маяковского, живет очень интересная старуха,
           учительница пения. Хочешь, зайдем к ней?
- Да неохота, надоели все эти преподаватели - одни шарлатаны кругом.
- Ну все равно, что дома-то сидеть? Погода чудесная, пойдем погулять
         и по дороге заглянем к ней. Что ты теряешь-то?
             Не понравится - больше не пойдешь.
                - Ладно, пошли.
Открыла нам дверь совершенно седая женщина, ввела нас в маленькую,
  длинную, как пенал, комнату. Тамара меня с ней познакомила,
               и я попросила ее меня послушать.
                - Какой у тебя голос?
     А я думаю - ну что ей буду все объяснять, надоело уж,
все равно никто не понимает, почему у меня исчезли верхние ноты.
                - Меццо-сопрано.
              - Хорошо, будем петь гаммы.

    Начинаем с первой октавы, и я нижние ноты пою басом -
 стараюсь доказать ей, что у меня настоящее меццо-сопрано,
             а может быть, даже и контральто.
У меня и и самом деле всегда были очень крепкие нижние ноты.
        - Так, деточка, так, интересно, интересно…

 \\ Я еще больше поддаю внизу.//
Она:   - Так, давай дальше, дальше.

А куда дальше? У меня выше "соль" второй октавы голос не идёт.
          - Выше я не могу, у меня низкий голос.
        - Ну что ж, достаточно. Так вот, моя милая,
       у тебя не меццо-сопрано, а настоящее сопрано.

\\ Я совершенно обомлела.//    - Правда? Вот спасибо!
  Господи, я же помню, какие у меня были раньше верхние ноты!
             А потом пропали, и мне никто не верит.
Все педагоги, у кого я была, говорили мне, что у меня - меццо-сопрано.
    Как же вы узнали? Я уже шесть лет пою на сцене,
             и вы первая мне это говорите!