Несчастный

   У Сомова сгорел дом. Если же быть более точным, то сгорела часть дома. И вот, не имея средств на капитальный ремонт, он кое- как отладил его, утеплив обгоревшие стены всяким хламом, и продолжал жить, а вернее, существовать.
  Какие были у него мысли, чего Сомов ждал от своей жизни, никто не знал. Не вызывало никакого сомнения и то, что так ему и надобно жить, и большего он не заслуживает. И если кто-то заводил разговор о Сомове, то собеседник, знающий его, обычсно отмахивался и неизменно говорил:
  -Пустой человек. А и черт с ним.
  Постороннего, не знавшего Сомова, такое пренебрежительное отношение, конечно, шокировало бы и удивило: отчего это так бесчеловечны соседи, и почему так равнодушны? Но это удивление тут же бы и прошло, когда бы ему объяснили, что Сомов – страшный пьяница и к тому же нищий. И это было действительно так.
  Когда я впервые увидел его, бредущего вдоль забора с грязной авоськой, во мне тоже зашевелилась жалость к этому убогому, обросшему длинной бородой, сгорбившемуся человеку. Но когда я увидел, как запущена его усадьба, каким бурьяном зарос его огород и как неряшлив двор; как он каждый день после полудня идет домой неизменно в одной «кондиции», спотыкаясь на ровной дороге, со старенькой котомкой и бранью одного и того же содержания:»… кулаки! Понастроили хоромов!»,- то у меня совершенно пропала к нему всякая жалость, и я более стал убеждаться в том, что он человек действительно никчемный и даже лишний на этом свете. Да и действительно, какие же мы кулаки? Мать моя всю свою жизнь тянула лямку, не зная ни радости, ни просвета. Совершенно одна, без мужа растила меня и зарабатывала на хлеб, не требуя ни от кого никаких подаяний и не ожидая милосердия. И свой дом она купила на свои кровные деньги, нажитые не одним годом, а десятками лет, уважая порядок не только в доме, но и во дворе, и трудилась с утра до вечера, холя огород и примыкавшую ко двору часть улицы. И это она-то кулачка?
------------------------
  О прошлой жизни Сомова я узнал от моего соседа.
   Однажды, по случаю дня его рождения, мы сидели с ним под яблоней и трапезничали, чем Бог послал. Заговорили о Сомове.
  -Да я его знаю вот с каких лет,- сказал сосед, показывая рукой на уровне стола.- Лентяй был – будь здоров. Отец меня, помню, кнутом по спине охаживал, да заставлял работать по хозяйству, а этот – гармошку в руки и айда на станцию. Попиликает на перроне – народ ему копеечку в шапку набросает. Ох, и хитер был. В войну мы впроголодь жили, а Сомов по эшелонам – опять с гармошкой…
Глядишь, уже с хлебом, да салом солдатским домой идет… А ведь уже здоровый лоб был. Меня на войну забрали на третьем году, а он, подлец, блаженным прикинулся, да и остался.
  -Что же,- спрашиваю,- так нигде и не работал?
  -После войны возчиком был. Да недолго это длилось. Потом хомуты делал, подрядившись в какую-то артель. Потом и вовсе перестал работать. Отрастил бороду и каждый день, вот уже который десяток лет, сидит на базаре с шапкой.
  И дают? – спросил я.
  -Дают, находятся милосердные. Только, по- моему, дают от незнания, что это за птица такая. Знали бы- не давали.
   Так я узнал подробности жизни никчемного человека.
  За разговором о нем, о терпимости и милосердии русском мы не заметили, как пролетело несколько часов, и солнце уже скатилось к горизонту. Но мы продолжали сидеть и, разгоряченные выпитым, говорили. Уходить не хотелось. В сад заглянула хозяйка и с ней какой-то мужчина. Сосед- именинник, пошатываясь и улыбаясь радостно, встал навстречу.
  -А вот и племянник мой!- обнял, похлопывая по спине, а затем потащил за стол.
  Я сконфузился от того, что на мою протянутую для знакомства руку племянник только улыбнулся и сделал поклон.
  «Не желает руки подавать,»- подумал я с обидой и растерянностью, но сделал вид, что ничего не произошло и потянулся за яблоком, мысленно укоряя племянника за невоспитанность. Затем я встал, будто бы размять отекшие ноги и отошел подальше, чтобы не мешать разговаривать с родственником. Видимо, они давно не встречались и теперь радостно обменивались событиями …
   Издалека до меня донеслось:
  -Ты ее не обижай. А ежели помощь какая нужна, не стесняйся, говори. Все-таки сестра она мне.
  Из разговора я понял еще и то, что племянник привез из деревни и сдал в коопторг двенадцать баранов и что еще двадцать осталось. А траву нынче косить негде: прошлогодние луга совхоз перепахал еще с весны, и где теперь заготавливать корм, сам черт не знает.
  -«Ничего, переживешь»,-мысленно подумал я, чувствую себя оскорбленным.-Ишь ты, в кооператив сдал баранов. А почему не на мясокомбинат? А, все вы хапуги… А говорят, что деревенские – сплошь убогие да забитые. Поди ж ты, какие прыткие: знают, где можно нажиться».
  Внезапно сосед окликнул меня.
  -Давай в честь приезда племянника,- и крикнул жене, чтобы она принесла еще самогона.
  Я уселся на свое место. Племянник снова лядя на меня, улыбался и вновь наклонил голову. Как ни казался он мне невоспитанным и как бы не относился я к нему с недобрым чувством, а его глаза с какой-то виноватостью и грустинкой смотрели открыто и приветливо. Но об этом я вспоминал уже потом, а сечас сосед наливал стаканы, и мы сидели молча и наблюдали.
  -Ну, дай Бог нам всем здоровья,- произнес сосед и мы взялись за стаканы.
  Меня потрясло то, что я увидел: у племянника совершенно отсут ствовали кисти рук и он поднимал стакан двумя изуродованными культями… Я не смог выпить свою порцию- она не лезла в горло.
  Некоторое время мы еще сидели и я старался не смотреть в глаза племяннику. Мне было совестно за свои прежние мысли, и все казалось, что если он посмотрит мне в глаза, то непременно узнает о чем я думаю.
  На следующий день я узнал от соседа, что его племянник не женат, что ему уже под сорок; живет он поблизости, вдвоем с матерью, в своем доме; работает пастухом в совхозе и держит хозяйство; что его мать – совсем слепа и ничего не может делать по дому…
------------------------
   Неделю спустя я оказался на базаре. Заглянув в павильон, где обычно торгуют медом, овощами, всевозможными приправами, увидел у двери сидящего на полу и скрестившего ноги Сомова. Увидев меня, он опустил глаза в пол. Две женщины прошли мимо него. Затем вдруг одна остановилась и, и вернувшись, бросила ему в шапку монету.
  -Несчастный человек,-сказала она своей подруге.- Не могу смотреть без боли на таких обездоленных людей…