Грехи детства. 6 из 6

Предыдущая глава: http://proza.ru/2021/10/20/1827

Глава 6. Божественная

Олег снова очнулся в черной пустоте, ощущая себя затерявшейся частицей света в поглощающем мраке вечности. Не было ни времени, ни привычного пространства, ни ощущений, ни тела. Только бьющаяся частичка своего «Я» и разноцветные кляксы цвета и огни в дали. Но, как всегда, он помнил все пережитое, все испытанное, всю боль, все потери, весь ужас во время его «Испытаний», когда он бессчетно жил и умирал в отчаянии. И если телесной боли тут не было, то мучения души не прекращались ни на миг. Помнил он и «Встречах».

Кусочек сознания, которым был Олег, с волнением пытался ощутить, не приближается ли он к кляксе красно-оранжевого цвета, в которую он уже не раз оказывался втянут, не приближается ли его «Визит». При мысли о возможной «Встрече» душа Олега съеживалась от ужаса, пытаясь стать невидимой для сверхъестественного и могущественного Бога? Демона? Существа? Палача? Судьи? Но нет, бездна рядом с ним оставалась неподвижной значит, он проведет еще вечность в размышлениях и сожалениях… о чем-то, чего он не мог осознать. В ожидании продолжения «Наказания»? «Испытания»?  Уж в том, что оно продолжится, он, увы, не сомневался.

И,  хотя боль и неизбежность потерь во время «Наказания» была ужасна, «Встреч» он боялся больше, хотя сами они боли не несли. Но Олег ощущал себя таким жалким, ничтожным и провинившимся, он сталкивался с свирепым, могучим гневом, чувствовал неизбежность наказания… но не знал в чем его вина. В кляксе красно-оранжевого пузыря он, обретя свое тело, стол на иссяня-черной каменистой поверхности,  стенки пузыря пульсировали на расстоянии несколько десятков метров от него, но  это ничего не значило. Пройти до них было невозможно, ибо Олег просто не смел сдвинуться с места. Всегда повторялось одно и тоже: через стенку пузыря проходило свирепое красно-желтое чудовище, с огромной головой, жвалами, страшными лапами и фасеточными глазами. Глаза опаляли гневом, в сознании Олега звучал голос говорящий ему о совершенных им страшных преступлениях, которые нельзя просто так простить, о необходимости познания боли, отчаяния, неизбежной кары. Самое страшное, что Олег не знал – за что?!

Вначале, когда Олег только умер, и пройдя свое первое посмертное путешествие впервые оказался здесь он не мог понять – почему это случилось именно с ним? С ним не могло такое случиться! Он, конечно, жил не слишком праведно, в его жизни бывало всякое, и ни в бога или богов Олег толком не верил, но и ничего особого ужасного он в жизни не творил. И несмотря на это он оказался приговоренным испытывать раз за разом смерть и потери, отчаяние и муки. Это не могло произойти с ним, просто не могло! Он же не был ни убийцей, ни мучителем, ни злодеем, это какая-то ошибка!

Потом отчаяние уступило место гневу. Кто дал право так издеваться над ним? Бог ли, демон ли дух ли какое право он имеет право так издеваться над ним и терзать его душу? Без предъявления конкретного обвинения! Но гнев его длился недолго. Вскоре на Встречах Олег пытался кричать, что он готов признать свою вину, но только пусть ему скажут, в чем же он виноват. Говорил, что он готов извиниться и покаяться, но пусть его избавят от этой муки. Но его вопросы, крики и мольба оставались безответны, и  тогда Олег впал в уныние. Возвращаясь с очередного «Наказания», помня об испытанных муках и пролитых слезах, переживаемой боли утрат, сознание Олега оставалось вялым и пассивным. И наконец, спустя долгое, не поддающееся исчислению время, он понял, что видимо действительно заслужил так провести вечность. В муках отчаянии и скорби, и в попытках осознать, за что они. И после этого все изменилось.

Вселенная пришла ли в движение или это двигался сам Олег? Это было неведомо. На Олега наплывало пятно света, но не ярко-оранжевого, а сине-зеленого. Постепенно приближаясь, оно стало закрывать все вокруг. И вот Олег оказался втянут в него.
Олег оказался в своем теле, каким он был в свои пять лет. Мир вокруг тоже напоминал о детстве. Казалось, он очутился в огромной избе. Беленые стены, пол, напоминавший деревянный, кушетка, рядом с ней стол. На столе стояла крынка молока, накрытая куском хлеба. За окнами клубился зеленоватый туман, он же окутывал дверной проем.

Впервые за вечность Олег ощущал ауру добра, покоя и надежды вместо страха и отчаяния. Что-то подсказало ему, что он может сесть и поесть, что он и сделал. Ему казалось, что никогда он не пил столь вкусного молока и не ел столь ароматного хлеба. Приятное тепло разлилось по его телу.

Зеленоватый туман задрожал, и сквозь него в помещение проник золотистый лабрадор. Но как же он был огромен! Выше тела десятилетнего Олега! Олег всегда обожал собак, но на эту он смотрел с почтением. Лабрадор изучал величие, в глазах его светились такая мудрость и доброта, которых он не встречал за всю свою жизнь. Олегу хотелось прикоснуться к золотистой шерсти, но не смел. И одновременно хотелось пасть ниц. Но он не сделал ни того ни другого, ибо лабрадор подбежал к нему и огромный собачий язык заскользил по Олеговой щеке.

– Ну что же, Аргомырг решил, что ты достаточно подготовлен к пониманию того, что с тобой произошло, что ты познал страдания, что твоя душа готова к изменению, к дальнейшему пути, - зазвучал мягкий голос. Сам он еще сильно гневается на тебя, и вот поэтому с тобой работать буду теперь я, который тебя… любит.

– Но кто же вы? Духи? Боги? Агромыр это страшное существо с фасеточными глазами и жвалами? За что он на меня так гневается? За что меня любишь ты? Я понял, что я в жизни своей натворил что-то страшное…. И видимо по этому должен  был познать страдания, я много раз искал ответ на вопрос, что же именно – и не нашел, хоть понимаю, что моя жизнь была далека от идеала.

–Узнаю людей! У них всегда так много вопросов, - добродушная морда пса искривилась в подобии улыбки. – Вы любопытны и любознательны, всегда готовы двигаться вперед, но вот с умением делать самостоятельные выводы у большинства из вас – беда, и с памятью тоже. Если сказать упрощенно, то да, Агромыр и я в твоем понимании боги. Хотя это и не так. Оба мы частицы и воплощения бога. Как ты мог бы заметить, но похоже не заметил, Агромыр это воплощение бога в виде муравья. А я в виде собаки. Этого, в принципе могло бы быть достаточно, что бы ты дальше понял сам, но я вижу, что ты не понимаешь, отчасти от того на тебя Агромыр и гневается до сих пор. Он, знающий все о каждом разумном муравье, который был, есть, будет или который мог бы быть разумным, знающий все что они испытали имеет могучий интеллект, который с яростью восстает против твоего…. заторможенного мышления и отсутствия интеллекта эмоционального. А я вот больше доверяю чувствам, - и язык лабрадора заскользил по другой щеке Олега.

Каждое прикосновение языка Бога казалось, врачевало душу Олега. Ему становилось легко и спокойно, как будто он был в ласковых объятиях матери. Все невзгоды и вся боль уткали прочь, но неистерпимая жажда познания заставляла его задавать вопросы, которые как он понял задать можно безбоязненно.

– Вначале, я подумал, что раз вы боги, то существует множество богов, но раз вы воплощения одного бога… Я знаю, что в христианстве был бог отец, бог сын и бог дух святой, которые были триедины, и это все бог, который всемогущ, всеведущ и всеблаг, но получается…

– Получается, что вы люди горды и наивны, думаете, что способны понять все духовные тайны вселенной. А это даже отдаленно не так. Все гораздо сложнее, и даже не в десятки, не в сотни и не в тысячи раз. Не хочу тебя обидеть, но неужели ты думаешь, что разум человека живущего свою земную жизнь способен воспринять всю глубину знаний Вселенной и познать Бога? Конечно же, нет. Хотя кое-что некоторые ваши мыслители ухватили  верно. Однако, вы, люди, не умеете  концентрироваться на главном. Что бы познавать божественное и устройство вселенной у тебя бесконечное количество времени, но сейчас важнее иное, - тяжко вздохнул лабрадор.

– Вспомни свое детство. Ты очень любил разорять муравейники. Разорял их десятками, даже сотнями. Двести тридцать семь раз разорял муравейники. Порой достаточно жестокими способами. А ведь ваши земные муравьи, пусть и не достигли индивидуального разума, но коллективно разумны… и они тоже чувствовали боль и страх. Я даже удивляюсь, что Агромыр, который ощущал страдания каждого муравья во Вселенной, так мягко с тобой обошелся.

Олега окатила волна неистового стыда и раскаяния за свои деяния, но последние слова Пса заставили его удивиться.

– Мягко? Мягко?!! Я чувствовал десятки раз потери, ужас и боль! Отчаяние! Я понимаю, что я должен был все это испытать что бы понять как я был неправ. Ведь я был всего лишь ребенком! Маленьким ребенком! Для меня же это были всего лишь муравьи! Неразумные букашки, которые больно кусались! Они же лишь коллективно разумны, да и не знал я об этом. Я сожалею, очень сожалею, мне стыдно, я понимаю теперь как ужасно, когда ты обречен на мучительную смерть кем-то, но разве это - мягко?! И еще я хотел спросить… я помню, я множество раз умирал, помню как страдал, но сама предстоящая гибели жизнь представлена в памяти мазками и фрагментами. Это было по настоящему? Я действительно прожил все эти жизни?

– Конечно, мягко. Ведь каждый из них тоже чувствовал и боль, и страх и отчаяние. Все они это испытывали в полной мере, когда ты без особых причин поливал муравейники водой, поджигал их, травил муравьев химией, перебрасывал муравьев с одного муравейника на другой и следил за их жестокими сражениями, и просто топтал. Просто из-за того что они тебе не нравились! Сколько жизней ты сгубил? Одно дело, если бы муравейник мешал твоему огороду, муравьи заползали бы в дом, вредили бы саду. А так – чисто из прихоти! Именно потому, что ты был маленький, а муравьи были разумными только коллективно ты так легко и отделался. Иначе было нельзя. Да ты познал отчаяния и страдания, но ведь впереди вечность, в которой предстоит очень многое. И твое «множество раз» - ничто перед предстоящей вечностью. Насчет того было ли это по настоящему…. Конечно это было по настоящему, ты умирал и страдал по настоящему, но все же ты не проживал все эти жизни полностью. Бог, как ты понимаешь, всеблаг и всемогущ…. И не может заставлять никого страдать понапрасну, - с этими словами лабрадор почесал себя левой ногой за ухом.

– Вот, например, в случае с викингами мы взяли реальную деревню викингов, «скопировали ее» вместе с телами обитателей, уменьшили в тысячу раз, воплотили твою душу и тех, кто проходил испытание в соответствующие тела, остальные тела управлялись тем, что ты назвал бы «программами». Потом вылили несколько ведер воды…. Как ты в свое время поступал с муравьями. В Одесских катакомбах было иначе. Все это происходило на самом деле, но не с тобой, а с реальным живым партизаном, который погиб от фашистов. А твоя душа была дополнительно «подсажена» в тело несчастного партизана. Своим телом управляя он, а не ты, хотя сам ты этого не знал. А ощущали все вы оба в полной мере. Приблизительно то же самое происходило и в других случаях, с некоторыми отличиями. Но ты, как я помню, спрашивал меня еще и о том, почему я отношусь к тебе с любовью? А сам ты как думаешь?

– У меня есть только догадки… ведь я всю жизнь сам любил собак, –  неуверенно сказал Олег.

– Но ты же не только любил их. Ты заботился о них. Ты в четыре года не дал своему отцу утопить щенка, выходил его и долгие годы играл с ним, дружил с ним, и заботился о нем до самых его последних дней. В пятнадцать ты ввязался в драку из-за щенка, над которым издевались хулиганы, и отбил его у них. Всю жизнь ты дружил с собаками, подкармливал их, помогал собачьим приютам. А я ведь связан с душой каждой собаки, и поэтому я знаю, что в тебе много доброго и хорошего. Конечно, тебе придется пройти долгий путь, что бы завершить очередную, причем не первую ступеньку своего развития. Тебе придется узнать много интересного и удивительного, через многое пройти… Тебя ждут многие откровения. Но все это будет потом. А сейчас… скажи мне, ты помнишь один из своих самых счастливых дней в детстве своей этой жизни?

– Их было несколько, но я понимаю, о чем ты напоминаешь. Мне пять лет, стоит лето, я и Рекс, тот самый Рекс, которого я не дал утопить папе убежали в луга…

– Скажи-ка, Олег, а ты не хочешь выйти из этого здания?...

Эпилог

Где-то в зеленых небесах всходило синее солнце. Птицы еще молчали. Рядом с холмом, на котором были непонятные сооружения, простирался огромный луг. На мокром красном лугу виднелись две промятые дорожки, которые иногда пересекались. Там вдали неслись человек и огромная собака. Иногда они падали в траву и валялись в обнимку, вставали и бежали дальше и дальше, постепенно исчезая из виду. Человек был счастлив.