Женщина и собака

        Она не то чтобы выпадала из реальности: скорее реальность иногда напоминала ей о себе – чаще некстати, нарушая ход мыслей и течение чувств. Она уже давно не мечтала (если под мечтами понимать воображаемое достижение желанных результатов), а ее мысли не оформлялись в четкие, синтаксически корректные, конструкции, но струились сами по себе, вбирая притоки ассоциаций и разливаясь воспоминаниями. А случалось, она не думала вовсе, а пребывала в своем внутреннем мире – в приятном тягучем ступоре. Ее мир не был полностью изолирован от внешнего, но фактические и сенсорные данные оказывали влияние с большой задержкой и причудливо преломлялись психикой. Она могла обжечься и тут же забыть об этом, несмотря на ноющую боль в руке. А несколькими месяцами позже ожог всплывал в тревожном воспоминании или кошмарном сне.
        Красивой она не была, но и некрасивой едва ли, ибо настоящее уродство неотделимо от назойливости, с которой оно лезет в глаза и бесцеремонно вторгается в жизнь. А она была почти бесплотной, если под бесплотностью понимать неспособность произвести впечатление на наблюдателя, а не мнение по этому поводу бездушных приборов для измерения роста и веса. Как раз последние, противореча здравому смыслу, регистрировали весьма внушительную конституцию: крупную и рыхлую. Однажды врач намекнул, что ей не мешало бы сбросить вес, и в течение следующей недели она пыталась соблюдать подобие диеты. Впрочем, она и так часто забывала поесть, а потом не могла остановиться, пока в пакете не заканчивались чипсы.
        Она была одинока – не в смысле самоощущения (потому что для погруженного в себя одиночество – данность и неизбежность), но социального статуса. Иными словами, одинокой она являлась для других, внимания и расспросов которых хотела избежать. Удивительно, что когда-то давно она побывала замужем. Это продлилось меньше года. Вскоре она начала предвкушать, как муж уйдет от нее к другой женщине (кажется, у него кто-то был на стороне, но она не была в этом уверена, как и в том, любил ли он ее за непритязательность или испытывал неприязнь к ее бесхарактерности) – без развода, чтобы она могла продолжать носить обручальное кольцо, которым бы защищалась от внимания прочих мужчин (впрочем, довольно редкого). Ревность была ей так же непонятна, как гнев – глубоководной рыбе. Но вместо того, чтобы сбежать к другой, муж озадачил ее тем, что внезапно скончался. Некоторое время она не знала, как относиться к памяти покойного: фотография на столе молчаливо требовала дани воспоминаний и подведения итогов. Но потом фотография покрылась пылью, и она постепенно забыла о том, что была замужем. И если бы кто-то, случайно узнав об этом факте ее биографии, спросил, каким человеком был ее муж, или где они провели медовый месяц, она не смогла бы ответить ничего вразумительного.
        Чтобы не казаться другим одинокой, она решила завести собаку. Она питала склонность к прогулкам в парке, но женщина без спутника или хотя бы не занимающаяся спортом для поддержания фигуры (ради существующего или будущего спутника), натыкается на любопытные взгляды, которые, не причиняя видимого вреда, проникают под кожу и нарушают душевный баланс. Собаке отводилась скромная роль алиби.
        Первая попытка не увенчалась успехом. Собака оказалась слишком шумной и требовательной и, помимо причиняемых неудобств, напоминала о бывшем муже. Она отвела ее обратно в зоомагазин и получила взамен другую, которая, по заверениям продавца, будет лучше соответствовать ее характеру. Продавец не обманул покупательницу (ее вообще редко обманывали: ложью избавляются от назойливых притязаний, которых у нее не было, либо выманивают средства, которыми она не обладала). Новая собака оказалась спокойной и рассудительной – себе на уме. Она была черной, поджарой, пронырливой и незаметной, и вообще немного напоминала кота. Их отношения складывались наилучшим образом. Когда она забывала покормить собаку, та подходила и внимательно смотрела на хозяйку – без упрека и без подобострастия, но именно так, как по ее представлениям, должен был смотреть голодный на кормящего. Хвостом она виляла более чем умеренно, словно пыталась заверить не столько в дружелюбии и лояльности, как в нейтралитете и отсутствии враждебных помыслов.
        Совместные прогулки в парке протекали без запинок и заминок: собака не тащила ее за поводок по своим делам, но и не отставала. Животное и хозяйка держались на равных. Теперь она прекрасно вписывалась в социальную экосистему отдыха на лоне природы. И только раз она почувствовала на себе странные взгляды: сначала они задерживались на собаке, а потом осторожно переносились на ее владелицу по канату поводка. Она долго не понимала, в чем дело, пока один из встречных не упрекнул ее:
        «Что же вы, дамочка, не следите за своим песиком?»
        Не сразу поняв, к какой части ее тела относится «песик», она оглядела себя от груди до ног. И тут заметила, что собака тащит в зубах лапу косули – ее худосочную часть от колена до копыта, отвергнутую стервятниками. Где и когда собака успела ее подцепить? Она не посмела вырвать добычу из пасти: у животных свои потребности; смешно предъявлять к ним человеческие требования. К тому же собака несла лапу без намеренных оскорблений цивилизации: спокойно и без вызова – не как варварски завоеванный трофей, но доставляемую по назначению депешу. Может, она тосковала по играм и хотела, чтобы хозяйка бросала палку, которую бы приносила ей обратно? Псы любят доказывать верность. Это теория могла бы найти подтверждение в том, что уже к концу прогулки собака водрузила лапу к ее ногам, но на тот момент она уже перестала интересоваться мотивами и поскорее отвела собаку прочь. Впоследствии она все-таки попробовала бросить собаке палку, но та не отреагировала на неубедительную попытку затеять игру: проводила полет предмета безразличным взглядом и отвернулась.
         Однажды она поймала себя на мысли, что у собаки нет имени. Ей редко приходилось звать свою четвероногую подругу, и вместо окликов она просто смотрела в ее сторону или манила рукой и ждала, когда собака подойдет. Да и к ней самой редко обращались по имени, так что оно казалось чужим и резало слух. Когда она выйдет на пенсию, она сможет окончательно забыть о нем.
        Так жили под одной крышей женщина и собака: без упреков и похвал, без нежности и агрессии, без требований и просьб. Каждый сам по себе, в своем неисповедимом мире.


        23 октября, 2021 г. Экстон.