Жизель на Ришельевской

          В начале двухтысячных мы проводили международный  семинар по подготовке кадров для   туризма. И в последний вечер повели чужеземных  сестёр и братьев по профтехразуму в Театр оперы и балета. На «Жизель». Мы всегда водим гостей в театр.
          Помогал, в смысле общения,   молодой венский профессор Клаус. Он  уже успел увлечься нашей яркой пышной хохотушкой  Ларисой, мастером производственного обучения кондитерскому мастерству. Она сильно выделялась на фоне иностранок, что подтолкнуло Клауса, сидящего между нами, спросить, как мне нравятся австрийские женщины.
- Понимаете, профессор,- сказал я,- они безусловно очаровательны. ( Тут Лариса поджала пухленькие губки). Но в  ваших сказках  предки  настойчиво скармливали драконам самых красивых девочек. А природа решила, что это у вас искусственный отбор.
           Сознаю, сморозил глупость,  хорошо, что австрийки не поняли.
           Тут очень вовремя плавно погасли люстры, зазвучала увертюра, пошёл занавес. И гость отвлекся ладошкой кондитерской одесситки.
           У нас традиционно великолепные театральные художники. Зал зааплодировал открывшейся сцене, Жизель засеменила …
     И погас свет. То-есть совсем. Даже привычные таблички «выход» исчезли. Оркестр поперхнулся и замолчал. Во всеобщей тишине и темноте у всех полутора тысяч зрителей появилась паническая мысль. О  недавнем захвате в заложники зрителей и артистов  спектакля «Норд-Ост» в Театральном Центре на Дубровке.
          Целую вечность … или  минут десять … зал боялся сделать лишнее движение. Австрийцы старались сохранить невозмутимость, что-то шептали друг другу. И мне. Но Клаус с соседкой были единственными счастливыми людьми в эти минуты. И поэтому  я ничего не мог  ни понять,  ни ответить. Потом с невидимой сцены невидимая женщина взволнованным голосом попросила не волноваться, и пообещала скорое продолжение.
          А я вспомнил, что являюсь в глазах гостей я, типа, хозяин.  И у меня тут же созрел план.
          Вот выйду сейчас на пустую сцену.   И расскажу про нашу бедную, но стойкую систему, о которой мало кто вообще что-нибудь знает. Мой хорошо поставленный педагогический голос  в   акустике знаменитого театра будет слышен   от партера до галёрки, а ведь больше в жизни такой возможности не представится!  Расскажу о романтике профессий, о подвижниках и виртуозах, их преподающих. И что их не хватает!  Могу про каждое училище в отдельности. Обязательно про тупую бессмысленность массового высшего образования, особенно для тех, кто имеет  умные руки. О потерях и приобретениях рыночной экономики. И как мы искренне любим эту систему, этих сложных детей, больше других нуждающихся в понимании! И не забыть сказать, как остро мне не хватает методистов. Не инспекторов, не плохоискателей, а советчиков и помощников для педагогов…
Ну чем не пример для подражания австрийцам, если у них что-то как-то…?
          Эти мысли заняли всего пару секунд. Потом ёкнуло под ложечкой,и
- Пропусти, - шепчу заместителю.
-  Вы куда? – спрашивает он в волнении.
-  Я на сцену. Поговорить с залом. - заявляю заместителю, и пытаюсь встать. Он  больно сжимает мой локоть.  С другой стороны в меня вцепляется Клаус и шепчет в самое ухо: «Вас будут пристреливать, не успеешь говорить слОва!»
- Кто будет пристрелвать? – я безуспешно пытаюсь освободиться.
- Все зависит от ситуации,- это уже заместитель. - Террорист, или антитеррорист. Но когда разберутся, я уже буду исполняющим обязанности директора.
          Представил я себе, как и что будет завтра в прессе и телевидении, если это таки теракт. И остался сидеть.
          А какая была идея!  Но не драться же с венским профессором?
 
Знали бы вы, как я   жалею об упущенном. До сих пор.