Хранитель Империй 18. С Орденом

   Правила гласят, что новоиспечённый Глава Синода после избрания на пост обязан провести неделю за городом, в какой-то сельской церкви иди монастыре, предаваясь молитвам в тишине и одиночестве. Он должен очищать разум, благодарить Господа за новое поручение, просить мудрости в предстоящем исполнении долга, которым Господь милостиво наделил своего слугу. В эту неделю Главе нежелательно браться за какие-либо административные дела, потому что сие есть мирское занятие, от грязи которого Божий Ставленник должен себя удержать хотя бы некоторое время, набираясь духовной силы в молитвах. Такая практика была рекомендована к регулярному повторению.

   Теодор собирался провести эту неделю в загородной резиденции императора, вместе с Цезарем и Бальзаком, – отдохнуть, покататься верхом, поупражняться в фехтовании, и, возможно, обсудить дела. Он подумывал отправиться туда сегодня же вечером, после церемонии, но обстоятельства повернулись по-другому.

   К нему домой, один за другим, неожиданно начали приезжать знакомые: учителя из семинарии (те немногие, что были адекватны), бывшие одногруппники, с которыми у Теодора когда-то были хорошие отношения. Приехал также и Максим. Все они искренне радовались победе Теодора и спешили поздравить его – их лица и глаза светились искренними улыбками, когда они пожимали ему руку и говорили хорошие слова. Теодор сиял и улыбался в ответ, несказанно рад такому количеству доброжелательности. Он всех приглашал в дом, попросил слугу накрыть стол, отрыл вино. Некоторые люди присылали своих слуг с письмами и записками Теодору, у которого не было времени сейчас прочесть их все, и слуга относил конверты и свитки в кабинет. Но, получив записку от Наполеона, Теодор всё же на минуту оторвался от гостей, открыл конверт и пробежался взглядом по неровному тексту.
 

   «Поздравляю, Теодор! Встретимся – обниму! Мы с Бальзаком отправляемся в летний дворец, ждём тебя там, приготовим твою любимую комнату с видом на сад. Если вдруг передумал и хочешь остаться в столице, может, побыть один – я понимаю. Кстати, если ты хочешь приехать и не разговаривать, а просто побыть вдали от суеты, в тишине – всегда добро пожаловать. Ты заслужил отдых. Напиши мне, если будет что-нибудь нужно.
   P.S. Тео, от Бальзака предупреждение: будь осторожен. Твоя победа для многих была неожиданностью. Те, кто не воспринимал тебя всерьёз, теперь смогут разглядеть в тебе существенную угрозу. Будь начеку».

   Теодор улыбнулся и спрятал записку в карман.

   Когда незапланированный, но чрезвычайно радостный и приятный вечер закончился, и гости разошлись, взяв у Теодора обещания прийти с ответным визитом, Теодор отправился в свой кабинет, зажёг свечи, взял нераспечатанные письма и уселся поудобнее. К Цезарю и Бальзаку он может поехать завтра утром. Молодой человек вдруг понял, что очень устал – утонув в мягком кресле, он чувствовал приятную сонливость. Открыл первое письмо – оно было от секретаря Синода – дотошного брюзжащего старичка, приверженца правил и традиций.

   Внизу зазвенел звонок – снова кто-то пришёл. «Наверное, ещё одно письмо принесли. Для визитов поздно уже» – подумал Теодор, пробегая взглядом сообщение от секретаря.

   «Ваше Преосвященство, Вы так незаметно ушли после собрания, что я не имел возможности проинструктировать Вас касательно дальнейших действий, рекомендуемых Уставом Священного Синода. Вы, конечно, знаете (и я имею священный долг напомнить Вам), что после избрания вступившему на пост Главе полагается провести неделю аскезы – я имел честь об этом с Вами говорить, но это ещё не всё. Несмотря на то, что в дни аскезы Главе не полагается, то есть, нежелательно заниматься делами, тем не менее, есть сложившаяся традиция к определённым делам приступить незамедлительно, и эта традиция обоснована серьёзной практической надобностью…» Господи, как же хочется спать от этих слов. «…Я имею в виду разжалования лица, занимающего должность заместителя Главы, с этой самой должности.» Я должен разжаловать секретаря в первую очередь. «Глава обязан лично подписать приказ о разжаловании, если он имеет намерение назначить новое лицо, и распорядиться, чтобы лицу, занимавшему должность…»

   «Прочитаю это завтра» – подумал Тео, складывая письмо, и потянулся за следующим.

   В тот же момент послышались шаги – вошёл Эрнест и доложил о посетителях.

   – Ваша мать, милорд. И с ней незнакомые люди, отказавшиеся себя назвать.

   Тамара с радостной улыбкой обняла сына. За её спиной стояли два человека, которых Теодор никогда раньше не видел. Они представились как Богдан и Альбер.

   – Ты уж прости, что мы к тебе так неожиданно заваливаемся, – Тамара виновато улыбнулась. – Эти люди – мои друзья, которые поддерживают тебя. Они из Ордена Гермеса Трисмегиста, и они пришли к тебе с просьбой.


   ***

   От вина гости отказались. Сквозь скрытность в их серьёзных лицах пробивалось напряжение. Богдан – широкоплечий мужчина с тёмными волосами и аккуратной бородой – сразу перешёл к делу:

   – Теодор, прежде чем мы поговорим и выскажем нашу просьбу, мы бы хотели, чтобы вы поехали с нами. Мы покажем вам то, что вы давно должны были увидеть своими глазами – работу Ордена, или хотя бы то, что от неё осталось. Но это в шести часах езды отсюда – в долине Людвига Красивого. Скажите, могли ли бы мы отправиться сейчас?

   Такое условие было крайне странным, но Теодору ничего не оставалось, кроме как принять его. Тамара осталась спать в доме Тео, а сам он набросил плащ и позволил вывести себя на улицу. Уже стемнело, улицы понемногу пустели, и никто не обратил внимания на то, что три человека в плащах сели в экипаж и выехали из города. Ну, почти никто…

   Экипаж быстро поворачивал с улочки на улочку, за окном мелькали фонари и силуэты запоздалых прохожих, колёса экипажа громко стучали по брусчатке.  Спутники были немногословны, и Теодор спросил, может ли он задавать им вопросы.

   – Поймите меня, господа, я годами томился в неведении касательно того, что происходит в Ордене, и я хочу знать, как поживает Иоанн. Удовлетворите же моё любопытство хоть немного.

   Альбер – светловолосый мужчина с невзрачной внешностью – грустно улыбнулся.

   – Иоанн в порядке, насколько нам известно. Он живёт в городке Аганн, на побережье. У него всё хорошо. Что касается остальных вопросов – человек, который хочет с вами поговорить, ждёт вас в долине, он сможет дать более верные ответы.

   Они ехали почти всю ночь, и Теодор периодически проваливался в сон.

   Просыпаясь, он замечал, как небо за окном экипажа начинает светлеть, и ровный горизонт вырисовывается далеко вдали. Вскоре перед взорами мужчин раскинулась территория полей, виноградников и фруктовых садов – Долина Людвига Красивого. Когда въехали в посёлок, Теодор не мог не заметить, что Долина изменилась за тот год, который прошёл с момента его последнего посещения: дворы выглядели более ухоженными, улицы были вымощены новой ровной брусчаткой и плитами.
 
   Они приехали к дому Ореста. Это место теперь было совсем не узнать: сад ухожен, ограда сияет новыми кованными узорчатыми прутьями, особняк приведён в порядок, окна заново вставлены, и нет никаких нищих поблизости.
   Когда гости взошли на крыльцо дома, Теодор заметил, что стена вокруг входной двери украшена вычурным орнаментом знаков, которые ему приходилось видеть лишь в книгах. Это были символы небесных тел – Солнца, Луны, Венеры, Марса и других… Теодор, застыв, рассматривал орнамент. Его сопровождающие ничего не комментировали, и он не успел задать вопрос – дверь перед ними открылась.
   На пороге стояла вдова Ореста, которая представилась Валентиной – худенькая миниатюрная пожилая женщина с добрым и красивым лицом, на котором блестели большие глаза, и в них не было ни тени сонливости, несмотря на очень раннее время. Валентина куталась в тёплую вязанную накидку и улыбалась гостям.

   Солнце поднялось над горизонтом и окрасило оранжевым теплом комнаты дома. Теодора провели в большую красивую гостиную с высоким потолком, уставленную мягкими креслами и стульями. Взгляд молодого человека задержался на копии скульптуры “Амур и Психея”, стоявшей на деревянном постаменте у дальней стены гостиной. На постаменте были выгравированы слова на… иврите.

   И снова Теодор не успел ничего спросить – в дом вошёл высокий красивый мужчина со спокойным лицом, высоким лбом и тонкими длинными руками. Его рыжевато-русые волосы были собраны в тонкий короткий хвост на затылке. Мужчина не был харизматичным в общепринятом смысле, его взгляд был слегка отсутствующим, а выражение лица – без единой эмоции. Но у Тео сразу возникло ощущение, что этот человек был здесь негласным лидером.

   Мужчина поприветствовал прибывших и представился Теодору:

   – Меня зовут Юрий. Рад видеть вас в нашей обители, Теодор. Поздравляю вас с новой должностью!

   Юрий, Теодор, Богдан и Альбер присели в гостиной вокруг невысокого столика.

   –  Я распорядился о том, чтобы нам подали чай. Завтрак будет готов чуть позже. Вы голодны, господа? – спросил Юрий, улыбаясь бесцветной улыбкой.

   – Я ещё сонный, поэтому есть захочу нескоро. Крепкий чай будет в самый раз, – ответил Теодор, плохо переносивший воздержание от сна.

   Юрий кивнул.

   – Прошу прощения, что вытащили вас в ночь. Ждать дольше было бы рискованно. Разрешите, я посвящу вас в детали сейчас же.

   – Конечно, прошу вас, – с нетерпением отозвался Тео, наклоняясь вперёд.

   Когда Юрий начал рассказ, его голос звучал, как голос человека, который пережил много боли, но продолжает исполнять свой долг, ощущая обязанность и преданность.

   – Как вы понимаете, Теодор, сейчас Орден Гермеса в упадке. Он почти бездействует. Но ещё шесть лет назад он был живым, наши дела шли успешно, и многие жители Бенефийи стали счастливее благодаря Ордену. Огромную роль в этом, кроме Ореста и Иоанна, сыграл некто по имени Жак-Луи Лазарь. Конечно, тот Жак-Луи, которого Синод казнил на площади – это подстава. Тот несчастный был использован в качестве козла отпущения. Настоящий Жак-Луи, как нам стало известно, жив, хотя и находится в плену у Синода. Но, всё по порядку. Для начала мне хочется донести до вас, Теодор, что это за человек. Вам ведь известно о таможенном договоре между Бенефийей и Италией? То есть, вы понимаете его суть?

   – Да, конечно. Ведь это была компенсация Бенефийе за то, что Папа навязал своего кардинала на пост Главы нашего Синода.

   – Да. А известно ли вам, как этим договором воспользовался Орден?

   – Нет. Расскажите.

   – Итак, главной заслугой отцов Ордена – Ореста и Жака – было, конечно же, то, что они помогали местным мастерам, ремесленникам, учёным пустить в ход все свои умения, совершенствовать своё дело, иметь нужные условия для работы, объединяться в команду для общего дела, и, конечно же, получать выход на рынок. Здесь, в Долине Людвига Красивого, Орест создал дом и семью – я имею в виду всех людей, которые работали на виноградниках, рудниках и сталелитейном заводе. Но вы, конечно же, знаете об этом из книги «Космос Бенефийи».

   Теодор открыл рот, чтобы спросить об авторе книги, но взгляд Юрия говорил: «Юноша, пусть вы и Глава Синода, но я старше, и я здесь хозяин, поэтому оставьте мне хоть какие-то крохи утраченной чести – дайте вести разговор так, как удобно мне. Всё по порядку».

   – Согласно таможенному договору, бенефийцы могут ввозить товар в Италию и продавать его там беспрепятственно, оплачивая лишь формальные копеечные налоги. Конечно, на это имеют право только представители официальных гильдий, одобренных государством – то есть, специальной комиссией, купленной Синодом. Поэтому, в итоге мы имеем следующую картину: несколько магнатов, типа Альфонсо или Бормана, могут отправлять свои товары на экспорт, но обычные люди, не имеющие членства в гильдии, преследуются на границе, и попытка перевезти воз с винными бочками может привести к скандалу, вплоть до того, что и можно пулю в лоб получить.

   Пока Юрий говорил, в гостиную вошли ещё несколько человек, в том числе женщины. Все они приветствовали Теодора и пожимали ему руку. Одного из них Теодор узнал – это был Марсель, путешественник-контрабандист, который нагло сбежал из-под носа Альфонсо Боргеса однажды в Италии. Марсель тепло улыбнулся и подмигнул Теодору. Тем временем Юрий продолжал:

   – Жак-Луи разузнал о том, как оформляют свой товар торговцы официальных цехов, и научился умело маскировать наши повозки под их экипажи. Он выдумывал имена, создавал поддельные документы, менял внешность – свою и чужую. Дело имело успех: продукция мастеров Ордена была более качественной и востребованной в Италии, чем та, которую могли предложить официальные цехи – те вообще не выдерживали конкуренции с итальянскими товарами (и, на самом деле, двор Папы Римского это предвидел). Так что Жаку, в отличие от магнатов, удалось организовать сбыт.

   – Но и он был близок к тому, чтобы пулю в лоб получить, – заметил Марсель, продолжая улыбаться.

   – Как хорошо, Марсель, что хоть ты вспоминаешь эти события с улыбкой, несмотря на то, что и тебе тоже тогда досталось, – негромко отозвалась Валентина, тоже улыбаясь.

   Дальше Юрий рассказал подробнее о сталелитейном деле, которое Орест и Жак развивали вместе; о том, как Жак нашёл самого лучшего химика; о том, как была организована поставка шлиха (минеральных добавок, необходимых в процессе варки).

   – Это было важной деталью: шлих нужного состава добывается в нескольких местах, в горах, на той гряде, которая проходит между Бенефийей и Италией. Лучшие места находятся на территории Италии. Сначала мы хотели получить разрешение у итальянцев на добывание, но потом Жак и Орест решили, что лучше покупать у них уже добытые минералы.

   По просьбе Юрия коротко стриженный сутулый человек привстал, помахал и улыбнулся Теодору.

   – Это и есть наш химик, Лавуазье. Вместе с Жаком он поехал к итальянцам и рассказывал им о том, какой шлих нужен для идеальной стали. В итоге получилось наладить идеальное сотрудничество: они продавали нам шлих по невысокой цене, потом мы доставляли им сталь, тоже немного снижая цену, и итальянцы держали рот на замке. Всем получалось выгодно.
   Синод догадывался, что дело нечисто, вынюхивал, следил, преследовал на границе. Но всё, к чему они пришли в итоге – «чёрная магия на заводе в колдовской Долине Людвига Красивого».
   Я сам руководил заводом в то время, и для меня была честь работать с Лавуазье. Он изобретает, экспериментирует и приходит к отличным результатам. Доменная печь для продувания стали, поднявшая качество исходного продукта до наивысшего уровня – его изобретение. И мне, с одной стороны, смешно, что Синод не понимает, что делают эти мастера и какую ценность это имеет, и я горжусь, что мы владеем таким богатством, как разум, находчивость, смелость и умение сотрудничать; а с другой стороны, мне хочется плакать оттого, что мы не могли вывести наши достижения на свет, донести до всех людей, поделиться этим богатством со всей страной. Мы не смогли, потому что нас преследовали. Но вы, Теодор, вы, и Максим, и император Наполеон – вы начали менять ситуацию к лучшему, и, надеюсь, теперь у нас впереди только светлая полоса.

   Взгляд рассказчика наполнился теплотой. Теодор поставил чашку в крепким чёрным чаем на блюдце, и поднял глаза на Юрия. Тихий звон изящного фарфора странно контрастировал с серьезностью беседы.

   – Вы же понимаете, я намерен сделать всё, что в моих полномочиях, чтобы содействовать восстановлению Ордена.

   Юрий внимательно всмотрелся в лицо своего гостя, а потом встал.

   – Пройдёмте со мной, прошу вас.

   Они вдвоём бродили по окрестностям посёлка – Юрий хотел, чтобы Теодор посмотрел на виноградники, сады, рудники – на всё то, что, помимо завода, составляло богатство Долины и постепенно воскрешалось, возвращалось к жизни в умелых руках. Всё это впечатляло и восхищало молодого человека.

   Под конец экскурсии Теодора привели обратно в особняк Ореста, где показали комнату-кабинет Жака-Луи – просто пригласили его внутрь и оставили наедине с необычным помещением, и в этом было что-то очень интимное…

   Теодор рассматривал чертежи, рисунки, на которых неутомимый разум пытался запечатлеть мимолётные идеи; механизмы – и узнаваемые, и непонятные; книги – самые разные – от пособия по кораблестроению до малоизвестных бенефийских писателей-романистов; собранные в стопки документы; карты на стенах; картины – пейзажи, портреты, карандашные зарисовки; глобус с воткнутыми в него булавками; скелет птицы; банки и колбы с разноцветными материалами. Всё это было и необычно, и в то же время напоминало Теодору его собственный дом.

   – Жак-Луи жил здесь постоянно? – спросил он Юрия, вернувшись в гостиную.

   – Он нигде не жил постоянно, – Юрий оторвался от негромкого разговора с Марселем и повернулся к Тео. – Но это была его основная база, года два или два с половиной, сюда он свозил вещи, здесь работал.

   Во время завтрака рассказ продолжился, и Тео узнавал всё больше и больше интересных фактов. Иногда Юрий замолкал, чтобы дать возможность другим членам Ордена ответить на вопросы Тео. Чаще всего инициативу подхватывал Марсель.

   Выяснилось, что Орден был дружен с Тамарой, но не сразу. Когда Орден набирал свою силу, Тамара была одной из его подопечных – через посредников Орден немного помогал ей, доставал нужные материалы для её настоек-препаратов. Но она не была лично знакома с главными лицами Ордена. Только когда Теодор начал проявлять себя в комиссии как абсолютный сторонник идей «Космоса Бенефийи», тогда Орден, а точнее, те его остатки, которые Теодор сейчас видел перед собой, решил установить с Тамарой более близкий контакт, но её просили скрывать эту связь от сына.
   Оказывается, Жак-Луи знал про Теодора, и когда-то даже хотел, чтобы Теодор был в Ордене. Ему было известно, что Тео дружит с Максимом, он считал эту дружбу достаточно близкой, чтобы Тео мог повлиять на Максима. У Жака-Луи была мысль, отличавшаяся от позиции Ореста: он хотел, чтобы банда Максима приняла идеи Ордена и была послушной Ордену, при этом он считал революционеров мощной силой, уважал эту силу, хотел быть тем укротителем, который сможет эту силу подчинить, управлять ею. Он постоянно размышлял над этим. Но потом случилось нападение полиции на дом Курта, казнь Ореста, смена власти – и всё закрутилось, завертелось совсем другими путями. Теодор был под подозрением, и ему долго не хотели доверять.

   – Некоторые люди спрашивали: почему Орден допускает шабаш в доме Элиф Эрдоган, и почему мы не заявили, что не имеем к этому никакого отношения? Если Синод по-настоящему верит в то, что Орден – это шайка молодых парней и девчонок, которые собираются вместе, чтобы выпить, разрисоваться краской, попеть песни и заняться любовью – нам подобное заблуждение только на руку. Жак убедил поддерживать шаманские сборища, это была его мысль. Пыль в глаза… Если главное, в чём Синод имеет претензии к Ордену – это так называемый оккультизм (о, святой боже, эти люди ничего не знают о том, что такое оккультизм! Просто смешно…), он не ударит сильно. Да, молодёжь избили розгами на площади, кое-кого подержали в тюрьме пару дней. Потом выпустили. Это всё детские игры. Совершая подобные наказания, в Синоде думали, что таким образом воюют с Орденом. На такую войну мы, конечно же, были согласны.
   Жак-Луи был сердцем Ордена, но извне об этом никто не знал, ведь Жак нигде не светился. В нашей организации нет вертикальной иерархии. Орест сделал вид, что он глава, что он самый важный. Это было сделано специально: он был тяжело болен, у него был рак. Он всё равно умер бы. Я знал, что Орест приготовил для себя отраву – морфий, завёрнутый в плёнку, и спрятал во рту, чтобы проглотить, если его начнут пытать. Он знал, что всё равно дни его сочтены, и нету смысла терпеть пытки. Тем не менее, мы видели его казнь. Либо же он передумал принимать отраву и решил вытерпеть всё до конца, либо доза была недостаточно сильной, чтобы подействовать быстро. Этого мы уже не узнаем. Мы не узнаем, какие были последние дни этого человека, о чём он думал, о чём он переживал больше всего…
 
   Юрий глубоко вздохнул и провёл рукой по лицу, словно стараясь унять печаль.

   – Итак, Орест позволил себя схватить, чтобы отвернуть внимание от других. Синод надеялся, что со смертью Ореста Орден будет повержен. К сожалению, отчасти так и случилось: все наши попрятались. Мы все были разбиты, расстроены смертью дорогого нам друга, пусть мы и знали заранее, что он умрёт. К такому горю своё сердце невозможно подготовить. Я так думаю.
   Всё же, основным руководителем операций был Жак-Луи, он сумел некоторое время поддерживать в нас остатки силы. О нём мало кто знал, но понемногу информация просачивалась, подозрения были. Возглавляемый Жаком, Орден всё ещё действовал, и Синод продолжал охотиться на нас, но уже тайно, ибо им было стыдно признать, что с казнью главы их беды не прекратились. Например, Орден обходными путями ввозил продукты в Марескалл, минуя высокие налоги, и никто не мог нас поймать.
   Мы не ожидали, что кое-кто из псевдо-Ордена (молодёжь из собраний в доме вдовы Эрдоган), а также кое-кто из банды Максима начнёт глупые хулиганства – нападения на полицейских, на особняки членов Синода. Это были мелкие одиночные вспышки, но всё же они злили Синод. В отместку началась травля ведьм, из-за которой пострадала и Тамара.
   Ко власти неожиданно пришёл ставленник Папы – упомянутый ранее кардинал Манчини. Именно по его приказу была изгнана вдова Эрдоган.
   Жак-Луи – по сути, и есть глава нашей организации, её главный интеллектуальный двигатель. Он мог бы уехать, но считал, что он в безопасности. Ему нравилось играть, ведь он всегда выигрывал. Жак был неуловим. Он менял имена, надевал парики и женскую одежду, расхаживая так среди дворян, заключая сделки. Никто никогда не мог сказать, где он живёт и как он выглядит. Для него такая жизнь была забавой. Иногда казалось, что он может всё. Вот только никто не предвидел того, насколько сильно смерть Ореста повлияет на Орден…

   Юрий наклонился вперёд, к Теодору, и его светлые глаза слегка прищурились от попадавших на лицо солнечных лучей.

   – Надо, чтобы вы поняли, Теодор, одну важную вещь… Возможно, это прозвучит, как оправдание… Здесь, в Ордене, собрались люди, которые не только умные и изобретательные, но также чувствительные, восприимчивые, а потому ранимые. Наверное, нет смысла сейчас стесняться этого… Всё есть, как есть.  Иоанн – человек, который был духовным ядром нашей организации, человек высоких моральных качеств, обладающий глубоким познанием человеческой природы и талантом лечить человеческие тела и души, – этот человек сильно пал духом после смерти Ореста. Для него это был сильный удар, он даже сам не осознавал, насколько сильный. Он не смог с этим справиться так хорошо, как справлялся Жак-Луи. Иоанн – он более хрупкий, уязвимый во всём, что касается близких ему людей. Его астральное тело… то есть, его дух, был выведен из природного равновесия, и это нарушение отразилось на теле и разуме, ибо три эти составляющие неразрывно связаны… Он сильно заболел, его била лихорадка, он не мог есть, его постоянно тошнило, он много времени проводил в полузабытьи, много молился, скатывался в пропасть отчаяния, и никому не удавалось ему помочь. Иоанн был нашим лекарем, но сам стал пациентом, причём безнадёжным – пока человек не откроет своё сознание навстречу помощи, любые методы будут бессильны.
   У Жака-Луи не осталось никого из его сильных соратников, равных ему, ведь вдова Эрдоган была изгнана, и он не смог её найти. Орден был почти разбит. И всё-таки, Жак-Луи не сдался. У него не было сил управлять делами так, как раньше, но он не опустил руки. Он знал, что ему нужна поддержка извне, поэтому он и написал книгу. Он и есть главный Евангелист.

   Юрий помолчал, окинул взглядом гостиную, наполненную притихшими людьми, и уставился куда-то в пространство. Проследив за его взглядом, Теодор заметил на стене рисунок, которого не видел раньше: квадрат, вписанный в круг, а внутри квадрата – тетраграмма букв IHVH. Тетраграмматон.

   – Сейчас я думаю, что, может быть, наша тактика была неверной с самого начала, – Юрий прищурил глаза. – Чтобы заручиться поддержкой граждан страны, нужно было, как Максим, распространять наши идеи в печати… Пропаганда… Ха! Никто из нас к этому не был способен, никто не пожелал бы этим заниматься. Разводить демагогию… Мы всегда были людьми безмолвного действия. Но вот книга всё же родилась. Да, начиналась она как записки, которые делали Орест, Иоанн и Жак, а потом Жак в одиночку дописал, упорядочил и издал книгу. Он понимал, что нужно донести свои мысли, свои знания и опыт до большего количества людей. Так что он не единственный автор, но он – основа. Позже я понял, насколько важной была его работа… Я понял, насколько важны могут быть слова. Я всегда недооценивал слова, но теперь, как видите, пытаюсь теперь исправиться.
   Жак-Луи пропал через пять дней после того, как книга появилась на полках книжных лавок Марескалла. Никто не знал, что случилось – он просто уехал из Марескальской штаб-квартиры и не вернулся. Просто исчез. Мы были в ужасе, когда узнали, что Синод поймал Жака-Луи и собирается казнить на площади. Но, должен признаться, вздохнули с облегчением, увидев на деревянной платформе не его, а другого мужчину. Андриано был важным человеком для Ордена, но мы не были так хорошо знакомы с ним…

   Кто-то глубоко вздохнул позади Теодора, и Юрий поднял взгляд. Даже не оборачиваясь, Тео знал, на кого смотрит Юрий. Марсель, по-видимому, был дружен с Андриано.

   – Мне очень жаль, что он умер, – сказал Юрий, не отводя взгляд.

   – Я знаю, – сказал Марсель бесцветным голосом. – Пожалуйста, продолжай.

   Юрий снова повернулся к Тео.

   – И всё же мы считали Жака-Луи погибшим. Иоанн совсем потерял над собой контроль, иногда он просто сидел на кровати и плакал, как ребёнок. Потом Иоанн тоже исчез, и после этого Орден развалился окончательно.
   И вот самое главное. Месяц назад мы узнали, что Жак-Луи ещё жив. Дело в том, что Иоанн уехал жить на юг, поселился в городке Аганн, начал новую жизнь. Там он стал помощником доктора, а потом перебрал на себя роль заведующего местной больницей. Ему удалось выйти из ужасного состояния упадка, в котором он пребывал несколько лет, и в этом ему помогла его жена. Когда Иоанн работал доктором в Аганне, до него дошли слухи о том, что в тюрьме Иф-Аганн, что на острове в море недалеко от Аганна, заключён опасный преступник, дьявол во плоти, член оккультной секты, колдун. Иоанн догадался, что речь идёт о Жаке-Луи, и смог убедиться в этом, поговорив с начальником тюрьмы. Иоанн написал мне, и мы начали регулярную переписку. Я почувствовал, что мы немного воспрянули духом.
   Мы не знаем, почему Синод держит Жака в тюрьме. Вероятно, просто чтобы удержать подальше от дел. Иф-Аганн – та ещё крепость, оттуда не сбежишь. Единственная надежда Жака – это амнистия. Амнистию преступнику, который обвиняется в серьёзных преступлениях против Церкви, может дать только…

   – …только Папа Римский, один из его кардиналов, или Глава Священного Синода, – закончил Теодор.

   – Верно. Мы наблюдали за вашими действиями, Теодор. Говорили с вашей матерью. Вы доказали, что вы – наш союзник… Когда мы узнали о том, что Жак в тюрьме, мы собирались немедленно обратиться к вам за помощью, чтобы вы попытались уговорить кардинала Манчини, пусть в этом и заключался большой риск. Мы сами были готовы и на риск, и на подкуп, конечно, – всё что угодно, лишь бы вытащить Жака. И тут мы узнаём о том, что вы выдвигаете свою кандидатуру на пост Главы. Мы знали, какое влияние вы имеете, как вас уважают многие жители города… Мы надеялись на вашу победу, и наши надежды оправдались. Мы даже… хм… попытались немного помочь вам, но я не знаю, сработало ли…

   – Итальянская девочка, которая якобы видела Мадонну и пришла на выборы Главы… – догадался Теодор.

   – Её отец получил полгектара земли к своему скудному огороду в Белладжио, а ещё мешочек наличных за молчание, – ответил вместо Юрия Марсель, ухмыляясь.

   Глава Синода понимающе кивнул.

   Юрий вздохнул, словно лично ему подкуп всё ещё казался отвратительным делом. Он снова посмотрел на гостя серьёзным взглядом.

   – Мы знаем, что каждый раз, когда вы идёте против воли Синода, против воли Альфонсо Боргеса, графа Люми-Перро или Папы, вы навлекаете на себя беду. И всё же мы просим вас о помощи. Взамен вы располагаете нашим содействием, в любой момент, когда оно вам понадобится. В ваших руках, Теодор, теперь есть власть освободить Жака-Луи. Пожалуйста, сделайте это.


   ***

   Экипаж был готов для возвращения Теодора обратно в столицу, и Юрий поехал с ним. Молодой человек попросил отвезти его к летнему дворцу Императора, но Юрий настоял, чтобы экипаж подъехал к самому городу – он хотел ещё кое-что показать.

   – Это секрет, за который мне перед вами стыдно, и я чувствую своим долгом открыть вам его лично, ибо меня уже несколько лет мучает совесть. Я хочу сделать это перед тем, как вы окажете услугу Жаку-Луи.

   Теодор напрягся, гадая, что же такого страшного Орден ещё мог от него скрывать.

   Когда они добрались до столицы, экипаж въехал в город со стороны предместья Св. Антония. Они остановились в заброшенной местности: старые обветшалые лачуги смотрели чёрными дырами-окнами на покинутые разломанные столы, которые когда-то были одним большим рынком. Солнце уже село, и это место, пусть знакомое Теодору с детства, в сумерках обретало мрачный вид. С севера налетел холодный ветер, который нёс с собой грозовые тучи, и погода стала по-осеннему холодной, как будто сентябрь решил сразу уступить место ноябрю.

   Здесь, в подвале заброшенного дома, находился вход в катакомбы. Теодор бывал там ещё мальчишкой, исследовал разветвления подземных ходов, но все они заканчивались тупиком: выходы были завалены. Это было давно, и Теодор промолчал, когда Юрий повёл его прямиком в катакомбы, отпустив кучера со словами: “Ты знаешь, где нас встретить. Минут через сорок, будь добр”.

   Они спустились под землю и проводник зажёг факел. Они шли по узкому тоннелю, стены которого были выложены влажным камнем, шли долго, примерно полчаса. “Мы сейчас, наверное, уже подошли к центру города” – догадывался Тео. Они прошли несколько поворотов – тоннель разветвлялся, но Юрий уверенно шёл дальше. Вскоре тоннель начал подниматься вверх. И вот они подошли к тупику: тоннель сужался, как будто сжимаясь со всех сторон, и заканчивался стеной из земли. Теодор начинал нервничать – слишком уж странной была ситуация.

   Юрий обернулся к своему спутнику и показал пальцем вверх – в потолке была плита из цельного камня специфической породы – пористая структура, что-то вроде ракушечника или известняка. Мужчина отдал Тео факел, а сам двумя руками упёрся в плиту и сдвинул её. Они оба с лёгкостью выбрались из тоннеля и оказались в помещении с каменным полом – это был подвал какого-то дома.
   Рядом с плитой, которую они сдвинули, стоял тяжёлый деревянный сундук, который показался Теодору знакомым, и он начинал догадываться, где они находятся. Сундук здесь явно был для того, чтобы блокировать плиту, но сейчас он был отодвинут – их ждали. Из подвала вела лестница вверх, к двери, – Юрий поднялся и постучал. Через некоторое время щёлкнул замок, дверь открылась, и на пороге возникла улыбающаяся Тамара. Со словами “Ну, наконец-то!” она отступила и жестом пригласила прибывших войти.

   Юрий повернулся к Тео и виновато улыбнулся:

   – Большинство подземных ходов заканчиваются тупиком, кроме двух, которые мы расчистили. Один из них ведёт к дому Элиф Эрдоган. Через него, с помощью и под прикрытием Элиф, мы и поставляли в город товары, минуя таможню. Конечно, это было до того, как Максим и его отец добились отмены налога на ввоз. А второй ход заканчивается в доме Курта на Речной улице. Именно так Иоанн сбежал от полиции в день вашей встречи. Я приношу свои извинения за то, что держал вас в неведении. На вас было слишком много подозрений, некоторые факты говорили против вас. Но, к счастью, теперь все поводы для недоверия полностью развеяны. Я искренне рад, что ошибался в вас, Теодор.