Холодный кубок

Аннотация:
Вдове приснился волшебный кубок, который может исцелять, но оказалось, что у исцеления есть цена



Лицо Трейси совсем осунулось. Ей едва хватало сил держать миску в морщинистых руках, а супружеское кольцо давно слетело с тонких пальцев.
Тина с болью смотрела на сестру. Переживет ли зиму? От удара ветра маленькое окошко задребезжало — плохой ответ! Однако Трейси улыбнулась так же светло, как и раньше.
— Это ничего, что доктор занят. Сейчас многие болеют. Корабли привезли новую хворь с Черных Берегов.
Тина нахмурилась — не в этом дело! Хозяин больницы, доктор Кезик хотел за лечение больших денег. Ему, видите ли, сорока на хвосте принесла, что у вдов Уинкотт осталось трофейное золотишко от мужей. Да их мужья монетки лишней не принесли с фронта! Все сбережения сгорели за десять лет, а вдовьей долей не похвастаешься. Никто из врачей без согласия Кезика не хотел им помогать — сам живо окажешься на улице.
— Я не к доктору пойду, — решила Тина. — А с сэра Киннэрда спрошу — где деньги наших мужей. Обещали, что к концу года мы их увидим. Раздобудем хоть немного — и съездим в Кэттиборо, к тамошнему врачу.
— Это же далеко! И зима на дворе. Да чем же наши доктора плохи?
— Всем! — как отрезала Тина и посмотрела на супружеские портреты над камином. Две сестры вышли замуж за двух братьев. Безоблачное прошлое, довоенное, а потом… вернулись — один калека, второй гуляка. К концу жизни обоих супругов ни у Тины, ни у Трейси не осталось драгоценностей. Лучше бы Тина закопала кольца и ожерелья сразу, только для них двоих! Уже поздно, поздно…
На следующий день опять мело. Тина закуталась в два шерстяных платка и решительно пошла туда, где женщины обычно не появляются — к банку Киннэрда.
Секретарь пытался соврать, что сэр Киннэрд отсутствует, но Тина не была легковерной старушкой и оттеснила секретаря от двери. Сэр Киннэрд как раз раскуривал трубку и собирался почитать новый номер газеты.
— Миссис Уинкотт?
— Здравствуй, Милфорд.
Они были знакомы. Давным-давно, когда в графстве было теплее, а от холода не сводило старческие пальцы, молодой Милфорд ухаживал за Тиной, надеясь получить в тести генерала.
— Мне тяжело долго стоять, потому я перейду сразу к делу. Твой банк задолжал мне и сестре кое-какую сумму. Пусть наши мужья-герои спят вечным сном, но тебе не будет покоя, если их жены умрут в нищете — от нищеты. Верни нам наши средства, Милфорд. Ради наших прошлых дней.
— Гм, — ответил Киннэрд, и Тина по лицу поняла — ищет причину отказать.
— Да хоть заставь доктора Кезика направить врача к Трейси! Он ищет денег, которых нет. Трейси совсем плохо.
— Я и сэр…
— Вы вместе играете в карты, это весь город знает.
— Я напишу ему, — Киннэрд увидел, что Тина злится от его слов. — Хорошо-хорошо, я сегодня же поговорю с ним! У нас сегодня игра. А насчет пенсии приходи в среду в отделение. Я дам насчет тебя особые указания.
— Спасибо, Милфорд, — поблагодарила Тина, но почему-то на душе ее осталась тень.
Кезик в самом деле прислал к ним врача в понедельник. Тот сморщил нос, переступив порог. Запах картошки и лука ему не понравился, видите ли! Напрасно Тина ждала, что он поставит диагноз или выпишет лекарство.
— Болезнь вашей сестры не поддается лечению. Имя недугу — старость, — сообщил врач и, не слушая упреков Тины, выскользнул обратно на мороз.
 Тина прокричала вслед ему проклятье. Она надеялась, что Трейси ничего не слышала — такие слова могли бы ее и добить! Но Трейси по-прежнему улыбалась и вязала сестре свитер из овечьей шерсти — хороший, длинный свитер, такой вязать долго, а значит, и долго жить.
В среду Тина вернулась в банк. Щеки покалывало от укусов мороза, и она никак не могла согреться на жестком стуле в приемной. Наконец ее позвали в кабинет. Незнакомый банкир с вогнутым носом подсунул Тине бланк.
Прочитав написанное, Тина сначала глазами не поверила.
— Пять фунтов стерлингов? Всего пять за год? Мой муж получал тысячу!
— Вы, наверное, не читали газет, мэм. Прошла реформа. Вдовам с начала года больше не полагается прежняя пенсия. Если бы ваш муж был жив, вы бы получали даже больше, чем раньше, мэм. Извините.
— Почему нам никто не сообщил? Ни мне, ни моей сестре? Кстати, а что с деньгами моей сестры?
Банкир молча положил еще один лист с той же суммой.
— Вместе не так уж и плохо, мэм.
— Я хочу видеть сэра Киннэрда, — холодно заявила Тина, но банкир получил «особые указания».
— К сожалению, он уехал на неделю в столицу.
И как бы Тина ни пыталась пробиться в кабинет негодяя или получить ответ от его заместителя, все оказалось напрасно. От нее прикрылись законом, и он был настоящим. Тина оказалась на промозглом ветру почти ни с чем.
«Хорошо, что хоть деньги отдали», — попробовала утешить себя она, но сами банкноты в конверте казались насмешкой. — «Теперь я хотя бы смогу нанять повозку до Кэттиборо и обратно. Но не жить там и лечить Трейси».
Ночью Трейси стало худо. Она страшно кашляла, и Тина утирала кровь с пересохших губ. Она так боялась каждого приступа, как бы он не стал последним. Наконец отпустило. Обессиленная Тина уснула в кресле, и ей привиделся старый сон, сон рода Бёртон — как воды лазурной реки Элдер вскипают, и из волн поднимается бледная рука, поднося кубок. Тина принимает золотой сосуд, полный светящейся воды, и читает на ободке — «Выпьет и спасется». Спасется! Проснувшись, Тина вспомнила семейную легенду, как прапрапрадед пришел в эти края, намереваясь двигаться дальше на юг, но супруга его захворала. Он увидел сон, и вышел к реке, и в самом деле получил волшебный кубок. Его жена выздоровела, а праотец решил — здесь его семье и оставаться, этим краем и жить! Родной дед Тины и Трейси тоже видел этот сон и спас раненого сына. Но Тина не верила в легенду — когда ее муж болел, где был этот фэйри и его кубок?
Утро выдалось ясным, а Тина проснулась слишком рано. Ноги сами принесли ее к заводи реки Элдер. Здесь они часто играли с Трейси. Может, если заварить ей чай на снежной воде отсюда, то хотя бы на душе у сестры станет полегче? И Тина пошла к берегу, где, как ей показалось, снежные насыпи слегка светились в предчувствии восхода солнца.
Вдруг тонкая ледяная корка на воде треснула, а река забурлила изнутри. Округлившимися глазами Тина наблюдала, как из воды поднимается золотой кубок, показываются бледные пальцы. Как во сне, Тина приблизилась к кубку, ступая по ледяной дорожке. Была мысль — сейчас треснет и не станет Тины! Но тонкий лед выдержал, как будто это был особый мост для нее.
 Тина присела и несмело потянулась к кубку. Он был холодным и настоящим, и пальцы, передающие дар — холодными и настоящими. Только вот сквозь прозрачную кожу Тина рассмотрела кости и испугалась. Она отбежала на берег, сжимая кубок, и рука медленно погрузилась в пучину вод.
А кубок остался — из тяжелого золота, с темными чернеными узорами в виде двух львиных морд, одна из которых была спокойна, а другая скалилась.
Тина осторожно поворачивала его и дивилась, что все это взаправду, и вдруг рассмотрела на внутренней стороне кубка старинную надпись — «Отравит и спасет».
«Как же так?!» — изумилась Тина. — «Неужели мои предки убивали кого-то, чтобы спасти своих близких? Я так не могу. Совсем не могу!»
— Эй, забери его назад, пожалуйста! — попросила она у подводного жителя, но тот не вернулся, а когда Тина попыталась утопить кубок в реке, лед схватил поверхность вод — нет пути назад.
Тина побрела домой, смущенная и напуганная волшебным даром. Мысль просто продать золотой кубок казалась ей кощунственной, да и вдруг кто-то воспользуется им и отравит человека? В сиянии рассвета блеснули часы на городской ратуше, и Тина вспомнила, что есть еще один способ спасти сестру, а если и не спасти, то хотя бы облегчить ее участь.
В ратуше не обрадовались старой женщине. Неделю она каждый день пыталась встретиться с мэром Хиллвудом, и наконец ей удалось проникнуть на собрание.
Хиллвуд в добротном камзоле и с золотой цепью на шее встретил ее милостиво, словно не было всей этой недели с игрой в салки. Еще бы — сегодня мэр показывал заседающим, что его волнуют проблемы горожан. Он согласился с Тиной, что новый закон несправедлив, посетовал на малый бюджет города и пообещал, что лично займется вопросом вдов Уинкотт, тем более что их мужья были гордостью города. Тина слушала его и по сытым глазам видела — врет. Бессилие навалилось на нее тяжелым грузом.
Опустошенная, она не могла заставить себя пойти домой — что она скажет Трейси? Как сможет ответить улыбкой на улыбку? И Тина не могла заставить себя пойти обратно в ратушу — снова просить, снова биться о невидимую стену.
Тина не поняла, как очутилась среди пестрой толпы.
— Сегодня какой-то праздник? — спросила она у женщины в белом полушубке, держащей в руках увитый лентами шест.
— День отцов-основателей! — весело ответила та. — Пойдемте с нами, в ратуше сегодня дают обед!
Галдящий людской поток увлек Тину обратно в ратушу — не в зал заседаний, а к столам, ломящимся от выпечки и фруктов. Толпа бросилась к столам, и Тина с ужасом смотрела, как под провозглашение тостов за основателей и нынешних хранителей города люди потихоньку набивают спрятанные мешки снедью, делая вид, что увлечены речами. Была там и женщина в белом, что с ослепительной улыбкой перетаскивала в сумку один ягодный сон за другим.
Тина выбежала прочь, но, похоже, не в ту дверь — она не узнала коридор и некого было спросить. Помыкавшись среди переходов, Тина наконец вышла к полоске света. Приемная оказалась пуста, а двери в кабинет приоткрыты.
Услышав голос Хиллвуда, Тина отчего-то прильнула к стене, чтобы ее не заметили.
— Не поверите, кто сегодня пришел на собрание.
— Неугомонная вдовушка, ха, — ответил ему Милфорд из банка.
— Наверняка все началось с меня, — весело подхватил доктор Кезик. — Скажите, неужели у нее правда нет никаких сбережений? — доктор Кезик.
Тина вся обратилась вслух.
— Бедняжка продала все фамильные драгоценности — так не поступают, когда есть другой золотой запас, — банкир знал ее положение.
— А как же наследство? Я помню, какие званые ужины устраивал ее отец, когда я еще был на подхвате у доктора Артюса.
— Генерал, увы, предпочел дочерям больницу для инвалидов в Кеттиборо, — отвечал мэр Хиллвуд.
— Постойте, ту самую больницу, которую в прошлом году не нашли?
— Ту самую, доктор Кезик, ту самую. Более того, хотя никто из живущих ее не найдет, она все еще остается на бумагах. Моих бумагах. Так что наследство генерала осталось в городе.
— Браво! — воскликнул восхищенный банкир. — Предлагаю поднять тост за нашего любимого мэра — вот кто истинный основатель любимого мной города. — Ваше здоровье!
Тина вжалась в стену, глубоко дыша.
Всё они знают, и сами желают гибели сестрам. Конечно, не станет Тины и Трейси, и некому будет задавать вопросы насчет наследства генерала. А она-то, дура старая, поверила, что отец ни оставил им ни копейки! Он ведь действительно сильно пекся об этой больнице в Кеттиборо…
Тина уже продумала, как напишет судье, и вдруг услышала четвертый голос.
— Никогда не мог понять, почему ни одна из сестер ни разу не обратилась ко мне с вопросом насчет наследства…
Это был голос городского судьи.
Тина вылетела из приемной.
Слезы уже высохли от гнева, а в душе поселилось злое веселье.
Тина выхватила из сумки кубок — о, он был настоящим! Настоящим, и таким же жестоким, как мир.
Тина тихо прошла в зал заседаний, отыскала графин с водой и наполнила им кубок. Вода тут же почернела, закружилась малым водоворотом, наполнилась магией. В сумерках Тина подошла к креслу мэра и опрокинула кубок. Вода зашипела и исчезла, но Тина ощущала — волшебство осталось здесь, никуда не делось. Плюнув туда, где будут стоять ноги мэра завтра, Тина удалилась. Веселая толпа, пахнущая едой, увлекла ее обратно на площадь, и только здесь, под веселую музыку и смех, Тина наконец расплакалась.
— Что с вами, матушка? — спросил юный гуляка.
— Я больше не похожа на человека! — в сердцах призналась Тина, но юноша, конечно, ее не понял и предложил помороженное яблоко.
Трейси умерла тихо, во сне. Лицо ее было умиротворенным, а на краю постели остался почти связанный свитер — не хватило сил на последний ряд, и Тина довязала его сама, роняя слезы на синий узор.
Город не заметил смерти одной из вдов Уинкотт. Он шумел о смерти другого человека, куда более респектабельного. Мэр Хиллвуд скончался прямо на заседании, сердце прихватило. Спустя неделю скончался новый мэр, бывший банкир Киннэрд, и смерть тоже настигла его во время заседания, когда он предложил повысить налоги. Через месяц подобная участь постигла мэра Кезика, пожелавшего взять у горожан больше денег на новую больницу, которой, быть может, и не суждено было быть построенной. Город наполнился невероятными слухами: мол, кто ни сядет на кресло мэра, тот вскоре отправится с отчетом на небеса! И очень скоро стали поговаривать, что смерть поджидает в зале заседаний только отъявленных подлецов, а хорошего гражданина она не тронет. Сменив вереницу первых лиц, город в самом деле обрел своего защитника в лице бывшего начальника порта, человека прямолинейного и хозяйственного. Он так и сказал — даже если умру через три дня, успею сделать много нужного.
Увлекшиеся переменами в ратуше горожане не заметили другого чуда. От старушки Уинкотт смерть тоже отступилась. Она долгих пять лет скорбела по сестре, но вдруг вернулась в свет и словно скинула лет пятнадцать, даже вспомнила, как прихорашиваться, и снова вышла замуж — за фермера с домиком на берегу Элдер. Несколько раз к Тине приезжали из столицы, чтобы вписать в книги долгожителей. На вопрос, как ей удалось прожить так долго, вдова отвечала одно — «Целебные воды нашей реки».