Кончится лето

   Еще неделю назад на улице успевало стемнеть за то время, что я добирался до дома. От этого казалось, что я что-то упускаю. Теперь же я сразу выходил в темноту, и спешить никуда не хотелось, особенно туда, где никто не ждет. Я сунул руки в накладные карманы пальто, суровое холодное сукно обдало неуютом и какой-то неопределенностью завершающегося дня. Нестерпимо захотелось обжечься хорошим глотком крепкой настойки, почувствовать, как она прорастает из желудка раскидистым деревом, забрасывая тебя ласковой листвой своих крепких ветвей и отодвигая в стороны все дурные мысли. Желая избавиться от возникшей взвешенности, я направился к торговому центру, стоявшему почти по пути. Вдоль тротуара трепыхали остатками листвы почерневшие в густых сумерках деревья. Прошло то время, когда я с удовольствием запрокидывал голову и смотрел ввысь на мазки белых облаков, вверху уже давно все было затянуто сплошной пеленой. Навстречу прошла девушка в ярко салатовом плаще с зонтом тростью, перекинутым, как винтовка, через плечо. Каждый раз, когда она встречалась мне по пути домой, на ней было одето что-то другое. Должно быть, в этом она находила некий смысл, или это был своеобразный ритуал. Так или иначе, это служило поводом для того, чтобы каждую встречу с ней я отмечал галочкой - первая остановка пройдена. Стрельнула короткая и безумно простая мысль. На миг я вознесся и увидел со стороны свою жизнь среди хаотичности этого мегаполиса. Все эти зыбкие островки, плавающие меж его водоворотов, к которым ты причаливаешь в попытках удержаться. Будь то стройный стан, случайно шествующий тем же ежедневным маршрутом или скрип велотренажера, на котором вечерами крутит педали дряхлый старик, пытаясь продлить свою жизнь. Но стоит сменить работу обладательнице изящных ног или старуха с косой приберет к себе седого спортсмена, как твои островки скрываются в трясине клокочущей неразберихи. И вот на твоем пути уже новые знаки, и, не зная того, ты сам чей-то знак. Трясина засасывает тебя, как и прочих, незаметно ни для них, ни для тебя самого, не успеваешь оглянуться, как тебе уже говорят прощай навсегда. И точка. Я пытаюсь переключиться, но, получив импульс, мысли о тлене вновь начинают разъедать мой мозг. Зачем я постоянно готовлю себя к концу, неужели моя жизнь настолько пуста? Или этими впрыскиваниями я хочу выявить признаки того, что все еще существую? С рутинностью мясорубки прокручиваю через ножи сознания свою жизнь без близких. Анализирую действия болезненные и нет. И можно плакать над трагедией чувств, но не своих. Есть ли в моих такой запал, что тронет других? Я просто смешон, любой перешагнет не дрогнув, как и я сам. И когда грянет час, и люди начнут замертво скатываться со ступеней от недостатка любви, я буду просто переступать. Реалист, убеждаю я себя, но что здесь от реальности? Что, что? Смотри, она вокруг, она окружает нас.
   Черт, нужно скорее добраться до стойки с алкоголем и сбросить эту угнетающую действительность. Внезапно включились фонари, скрыв над собой мутное в фиолетовых разводах небо, и высветив на земле ярко-зеленые островки среди наносов бурой листвы, которые сотрет разве что снег. В голове тут же всплыл солнечный день из моего давно минувшего прошлого, когда дышалось во всю грудь, наполняя меня уверенностью, что жизнь, это не коридор с дверьми по сторонам, а широкая степь. Над рельсами маревом плыл один из июльских или июньских, но не тоскливо убывающих августовских дней. Вдоль платформы стенами стояла зелень, из которой перестреливались кузнечики. Я умудрился опоздать на пригородный поезд, так что на всем перроне кроме меня и двух девочек лет четырнадцати больше никого не было. Кажется, у одной из них были проблемы со слухом, я так подумал из-за ее отрывистой глухой речи. До прибытия следующей электрички было еще минут сорок, я никак не успевал к назначенному времени и должен был предупредить о своей задержке. Когда я достал телефон, его заряд был практически на нуле. Не успел я набрать номер, как он сразу отключился. Вся надежда оставалась только на девочек, стоявших шагах в десяти от меня. Я подошел к ним и попросил позвонить. Телефон оказался только у одной, у той, что отрывисто говорила. Помню чувство неловкости, как будто я доставлял ей своим разговором сильное неудобство, и ее короткие гортанные ответы, растянутые во времени длинными паузами между слогами. Девочка не отказала, я быстро позвонил и вернул телефон хозяйке. Чтобы как-то сгладить причиненный дискомфорт, я сбегал на соседний перрон к торговому автомату за парой шоколадок. Когда я от души предложил их девочкам, они боязливо и, как мне показалось, брезгливо переглянулись. Может быть, позже выбросили мое подношение. Мне не хотелось так думать, не хотелось портить воспоминаний, но в конечном итоге вспоминается это сейчас так. И я понимаю, почему бегу от реальности, реальность неприглядна.
   Пройдя вперед по дороге, я заметил на краю тротуара яркую каплю птичьей тушки. Она лежала прямо на асфальте. Втянутая голова, прижатые крылья и подобранные лапки, с широкой черной полосой на желтой груди - со стороны она казалась по-прежнему теплой и живой. "Красиво умирают, падают на землю вот такими леденцами" - пробежало в голове. Затем я представил людей, которых последний миг застает в самых неожиданных позах. А что, если эти позы отражают конечную оценку нашей жизни, выдавливают наружу истинную нашу природу?
   Уже скоро должен был показаться проспект с вечной гирляндой автомобильных фар, а там рукой подать до спасительного дурмана. Я сжал покрепче стынущие в карманах кулаки, и хотел было ускорить шаг, как поравнялся с высокой и прямой, как гвоздь, фигурой. Только теперь я понял, что иду рядом с Тишем. В моем представлении он был неприметнее напольной вешалки, на которую были накинуты плечики с пиджаком. Жидкие светлые волосы, прозрачные глаза, может быть, он человек-хамелеон и скрывает до нужного часа свои способности. Скорее всего, для меня он до сих пор продолжал бы оставаться незаметным, не случись во время отдыха одно событие.
   Каждый год от работы нам раздают семейные путевки в различные санатории или дома отдыха. Не на побережье, конечно, но, как по мне, неплохо можно отдохнуть и там. В моем распоряжении неизменно бывает бассейн, приличная кухня, а главное доступный бар. В эти дни я всегда жизнерадостный, иду с шумом по жизни, хворостиной срубая верхушки со стеблей. Во время последнего отдыха нас расселили посреди высоченного леса - куда ни пойди, везде одна и та же картина, так что я искал себе компанию среди коллег. Большую часть отдыхающих, а точнее почти всю, составляли женщины, из мужчин был только я, Тиш и пара-тройка бедолаг, прихваченных по случаю своими супругами. Во время очередного обеда в поисках места я подсел к робко изучающему меню Тишу и посоветовал овощной салат. Не понимаю, что они в него подсыпают, но я им никак не мог наесться, брал по две порции. Худо-бедно у нас завязалась беседа, правда приходилось постоянно тащить Тиша за язык. Понял я одно, овощами он сыт по горло, так как его супруга подает их к столу три раза в день семь дней в неделю. А вскоре к нам присоединилась и его избранница. И тут черт меня дернул войти в образ рубахи парня, души любой компании. Невзначай я обронил о разнообразии местного рациона. Подавай здесь одни овощи, пусть даже они и покрошены вот в такие вкусные салаты, я бы давно отощал, без хорошей котлеты не жизнь, а сплошное разочарование. Вот, к примеру, Тиш, замени ему капусту мясом, глядишь, и снова начнет сиять и улыбаться. После этих слов супруга Тиша окинула его испепеляющим взглядом. Отодвинув тарелку с недогрызенным огурцом, она встала из-за стола и откланялась, пригласив за собой и Тиша. В ожидании нешуточной головомойки он устремил на меня непонимающий взгляд, словно спрашивая: "За что?". Растерянность ли мной овладела в эту минуту или иная слабость, только одно до меня дошло совершенно отчетливо - салатом я определённо наелся. Супруга Тиша, которая была несколькими годами старше его, оказалась честолюбивой и властной натурой, так что с тех пор я прочно обосновался пусть не в первых, но отнюдь и не в последних рядах ее черного списка. Наверняка напротив моего имени стояло примечание примерно такого содержания - субъект, отрицательно влияющий на мой авторитет перед мужем. Я как-то намекнул этому агнцу, брошенному на жертвенник любви, о возможностях молодости, которая, кстати, не вечна, но он воспринимал свою жизнь как должное и не пытался привнести в нее что-то новое. В общем, не считая необходимости просить прощение, которое, в конце концов, он сумел вымолить у разъяренной супруги, и того, что изредка я стал перебрасываться с ним словцом-другим, моё появление в жизни Тиша не вызвало никаких перемен.
   На это раз Тиш двигался медленнее обычного. Изучая взглядом попадающие под ноги листья, он думал о чем-то своем. Я сделал вывод, что спешить ему, как и мне, некуда и положил руку на его плечо, чтобы привлечь внимание. Отчего бы не предложить Тишу свою компанию, а потом под этим соусом заманить в торговый центр, может, что-то из этого и получится. Все одно лучше, чем молча проглотить настойку и заняться созерцанием чужой жизни. Спихнуть Тиша с почвы его размышлений и направить по новому пути не составило большого труда, больше я переживал за то, что наш разговор скатится к рабочим моментам - о чем, о чем, а о работе говорить совсем не хотелось, даже думать, чтобы не продлевать свой трудодень. Но опасаться было нечего, потыкавшись по разным темам, сошлись на кино. На днях я пересматривал "Сломанные цветы" и решил поделиться навеянными мыслями о поисках смысла своего существования. Стоит ли вообще искать ответ на этот вопрос? Еще сегодня ты считаешь, что исполнил свое предназначение и вполне можешь почивать на лаврах, но стоит завестись тени сомнения, взглянуть на себя под другим углом, и вот ты уже снова на перепутье. Тиш не смотрел этой картины, но согласился, сказав, что лучше не пускать в голову никаких иллюзий, иначе можно исчезнуть в погоне за мечтой.
   Когда мы добрались до кафе, открытом при супермаркете, я уже прихватил в зале жгучего вкуса, а Тиш выбрал для себя что-то сладкое. Вскоре после первого глотка по телу разлились теплые волны. Рядом подтаивал гвоздь в осанке Тиша, да и сам он стал как-то разговорчивее. В силу своей молодости разговоры о предназначении человека были ему не так интересны, поэтому опустились до бытовых отношений, и уже через двадцать минут я знал, что супруга Тиша уехала на несколько дней к родителям, оставив его наедине с огурцами и помидорами.
   - Да уж, конфуз тогда вышел с этими овощами. Откуда мне было знать, что она так остро это воспримет, - вернулся я к истокам, откинувшись поудобнее на диване. Жизнь уже не казалась такой пустой и бесцельной. - А все же согласись - сейчас это выглядит даже весело.
   В подтверждение моих слов Тиш попытался улыбнуться, но выглядело это так, словно делал он это сквозь толстую резиновую маску. Потом он положил на стол сложенные руки, чем стал походить на ученика переростка, и ни с того ни с сего заговорил о рыбе - оказывается ему давно хотелось научиться ее жарить. В моем воображении моментально предстал сочный стейк из семги с щедрой порцией только что откинутой картошки фри. Таким я бы тоже с удовольствием перекусил, но вот готовить... Переключившись на кулинарную тему, мы скоротали еще минут пятнадцать, за которые успели закончить свои напитки. По пути к выходу передо мной вновь замаячила унылая картина остатка вечера. Просочившееся наружу тепло спиртного уже утратило свою первозданную свежесть, накаты волн уступили место тихому размеренному бормотанию. Я постепенно прекратил свои попытки поддержать разговор, и Тиш вернулся к своим прежним мыслям. Мы даже не сразу поняли, что натолкнулись на двух женщин, работавших вместе с нами. Лишь после того, как одна из них заголосила, я вернулся в реальность, ухватив последнюю часть фразы, где было что-то о компашке. В отличие от Тиша Дымь была узнаваема всегда и везде, стоило ей только бросить несколько слов.
   Дымь переехала сюда из районного центра черт знает какой дальней провинции, но так крепко обосновалась у нас, что в пору поучиться Наполеону Первому. Круглолицая, с копной темных волос, приобретших за долгое время форму и свойства шлема, она печатала полной стопой решительно и громко. От этого при шуме ее марша хотелось вставить беруши. Ее коренастая приземистая фигура, вызывающая передо мной образ гладиатора, гнала по сторонам невидимые, но осязаемые валы, от мощи которых вполне могли колыхаться такие субъекты, как Тиш. Вот и сейчас ее самоуверенность была нерушима. В своих новейших мешковатых кожаных штанах (добавь к ним опушку бахромы из таких же кожаных полосок, и можно будет учувствовать в реконструкции событий освоения дикого запада) Дымь выглядела, мягко говоря, прозаично, но вид у нее был не терпящий никаких замечаний, в нем сквозила суровость могучего вождя.
   От неожиданности я даже не успел поморщиться при первых звуках ее рога, так что мурашки пробежали с запозданием. Память поспешила вернуть те моменты, когда во время прошлого отдыха я тщетно искал способы скрыться от этой женщины. Своего мужа она оставила в родных краях и, судя по всему, не торопилась приглашать, а, может быть, он и сам не спешил, наслаждаясь негой долгожданной свободы. Счастливчик, что еще можно сказать. Уколов глаза о Дымь, я перевел взгляд на ее спутницу. Ей оказалась наша табельщица Ладна. Она была примерно того же золотого женского возраста и среднестатического роста, что и Дымь, но несравненно пропорциональнее. Не то, чтобы стройная - хотя лет двадцать назад вполне возможно - просто сохранившая очертания за всеми теми годовыми кольцами, которые безжалостно окружают склонных к полноте женщин. Что касается лица, обрамленное крупными каштановыми завитками, оно по-прежнему продолжало завораживать своими большими глазами под густыми навесами ресниц. Ладна тоже была неробкого десятка, но в отличие от Дымь проявляла свою напористость только в требующих того ситуациях. В разговорах она часто рассказывала о готовке и делилась впечатлениями от посещений разнообразных жарких стран, что, судя по всему, и было причиной ее отсутствия на ежегодном отдыхе среди коллег. Со временем у меня сложилось представление, что она любит лениво раскинуться под зонтиком на берегу, а блюда из-под ее руки выходят размашистые, простые и сытные. На своей гербовой ленте она могла бы написать - не нарушайте размеренности моей жизни, и я буду ласковой и пушистой.
   И вот эти две женщины рядом - одна заполняет жизнь с уверенностью забродившего теста, поднимающего крышку бадьи и перемахивающего через край, другая прыгает увесистым мячом, гулко бухая о землю, предупреждая, чтобы дали дорогу. Как могут эти два темперамента сосуществовать рядом? Для меня это было загадкой. Вероятно, чтобы найти ответ, нужно было быть женщиной. С другой стороны любой другой мог задаться вопросом, что общего у балагура с невыразительным Тишем, что они делают вместе? Если теория моей реальности верна и все мы одиноки под своими масками, то, как балагур на срезе оказывается безрадостным путником сквозь жизнь, так и наполеоновский драгун Дымь может статься простым искателем личного счастья. К сожалению, до практики я еще не дорос, изучать же срезы Дымь у меня не было ни малейшего вдохновения. Утешало только присутствие Ладны. Этот факт во многом смягчал произошедшую незапланированную встречу, настолько, что я даже решил попробовать отшутиться. В ожидании ответа женщины стояли, держа в руках бумажные пакеты с логотипом одного из верхних бутиков, и никуда не торопились, ища себе новое занятие. Оставалось надеяться, что мы в их планы еще не включены, главное не упустить момент, когда точка невозврата будет уже пересечена. От необъяснимо домашней улыбки Ладны в голову полезли ее рассказы о готовке. На деревянных столах начали появляться сочные котлеты, домашние колбасы, тушеные с мясом кабачки, квашеная капуста, жаренная по-деревенски картошка и еще множество яств, которые за время этого короткого видения я не сумел осмыслить. И тут у меня с языка сорвалась роковая фраза, не уступающая в иной ситуации команде "фас":
   - Дамы, а мы с Тишем как раз говорили о рыбе. Представляете, он страшно хочет научиться ее готовить…
   Супер, а точнее гипермаркет занимал чуть ли не добрую половину всего первого этажа. Мой недавний маршрут до стойки с алкоголем теперь казался не длиннее пробежки к мусоропроводу. В ярком освещении мимо проплывали ряды с разнообразными коробками, пакетами, баночками, пачками и стаканчиками всевозможных цветов, форм и размеров. В обычный день я бы поспешил затеряться в этих лабиринтах, сейчас же просто плыл по течению, пытаясь усмотреть в сложившейся ситуации некую иронию. Не успели мы опомниться, как, подталкиваемые крепкими руками, очутились возле холодильников с охлажденной и мороженой рыбой. Длинная дорожка колотого льда была густо накрыта потрошеными и целиковыми рыбинами, кусками рыбного филе и морепродуктами. Мелочь была собрана в горки, форели красовались пятнистыми стайками, камбала накрывала белое темными овалами пятен, пучеглазый окунь грозил острыми иглами плавников на своих розовых тушках, неприметно грудились стопки трески и минтая. Семга оказалась уже разделанной и порубленной на стейки, так что в ней я увидел только еду. Тиш машинально выбрал пару кусков, которые Ладна сочла наиболее привлекательными, и все так же под конвоем мы двинулись к кассам. Кажется, на этом можно было бы и закончить с нами, но Ладна с гордостью заявила, что в торговом центре есть своя шикарная кухня, где можно немедленно приготовить купленную семгу.
   Кухня размещалась в цокольном этаже, бескрайняя с упирающимися в высокий потолок четырехугольными колонами. Стены были выложены гладким белым кафелем, где-то между потолком и полом свисали на тросах трубы вытяжек и вентиляции, стальные и такие же четырехгранные. Между ними тут и там, как пауки на длинных паутинках, опускались многочисленные светильники, их было так много, что освещение казалось не точечным, а сплошным. Сразу с порога меня обдало паром кипящих бульонов, а слух заполнила нескладная какофония звуков. В воздухе стояло бряканье переставляемых котлов, из тех, что уже были на плитах, вылетал клекот и глухой перестук ложек, которыми мешали варево, с левой стороны, где был возведен длинный рад из моек, свистела и барабанила вода, и все это связывало между собой в единый поток гудение голосов. Готовили на прямоугольных островах, обложенных таким же белым кафелем, что и стены, только не крупным, а в виде мозаики. С узких сторон островов было встроено по две электрических варочных панели на две конфорки каждая, а между ними оставалось пустое место, не больше метра - вниз составляли посуду, наверху занимались продуктами. Духовок я не заметил, может быть, они и были, но в другом месте. Некоторое время я пытался не отставать от своей группы. Так как моя роль в этой миссии сводилась практически к нулю, внимания на меня уже не обращали, и мне было позволено идти замыкающим. Женщины в нетерпении бросили все силы на поиски сковороды, унося с собой Тиша и давая ему на ходу инструкции. Постепенно их голоса поглотил гомон снующих повсюду трудовых мигрантов, и я решил получше осмотреться в этом новом для меня месте. Большинство плит было занято огромными чанами литров на двадцать, в которых можно было варить сразу мешками. Все они стояли без крышек, и повсюду виднелись торчащие из них странного вида рыбы, что-то вроде трески, но гораздо длиннее. Перед заморозкой их согнули пополам и вот теперь они оттаивали в кипятке, пытаясь вернуть свою прежнюю форму. В то время как верхушки рыбьих туш торчали над бурлящей водой, их нижняя часть уже обдалась кипятком и пускала в воду остатки чешуи и белые хлопья, все это пенилось и стекало по бокам кастрюль, припекаясь к их алюминиевой поверхности. Мигранты неугомонно крутились подобно муравьям - от плит к мойкам, от моек к пакетам с продуктами, пытаясь сделать все дела одновременно. Было даже непривычно не видеть их обычной ленцы. От бесконечной переклички на незнакомом языке и густого запаха готовящегося лука я вдруг сам почувствовал себя одиноким иностранцем, затем на память пришел момент из "Русалочки", где со стен пещеры к ней тянулись своими щупальцами тощие полипы. На самом деле какое-то неудачное сравнение, неизвестно почему всплывшее из глубин сознания. В отличие от меня любой из этих тонкокостных и жилистых мужчин, снующих вокруг, ясно видит свою цель. Через пару тройку лет он скопит достаточно, чтобы у себя на родине уже не двигать чаны и не подставлять спины, это будут делать за них и для них. А вот у меня ни сейчас, ни после вряд ли что-то изменится. Не лучше ли просто радоваться мелочам, окрашивая их в нечто значительное, например, как этот низенький юркий человечек с запавшими в темных обводах глазами - ухитрился, съюлил и утянул у всех из-под носа последнюю кастрюлю, теперь для него день прожит не зря. Я попытался представить себе, кем он может быть, его семью, но увидел только эдакого вылепленного из бурой глины голема, одного из тысяч, в которых чародей вдохнул пустую жизненную силу и выдворил в открытый мир.
   За дальними островами показалась Дымь. Она несла перед собой маленькую кастрюльку. Ладна смотрела на нее и вопрошающе разводила руками. По всей видимости, сковороду они здесь не нашли. Я попробовал отыскать глазами Тиша, что в этой суете было крайне сложно. Что-то похожее на его фигуру притулилось рядом с мойками, но наверняка я не был уверен. К этому времени я обследовал большую часть зала, занимаемую гостями нашего города, и набрел на двух готовящих что-то соотечественниц. Они были в совершенно будничных одеждах, поверх которых висели накинутые видавшие виды фартуки, простые без всякого рисунка. Та, что стояла слева, напомнила мне повариху детского сада. Не то, чтобы я знал хоть одну из них, просто в голове сложился образ - сейчас она доварит свою пшенку, и выверенными жестами примется сбрасывать с половника одинаковые кучки каши. Дети начнут шептаться и пытаться спрятаться, но от порции расплющенной о тарелку пшенки никто не уйдет. Повариха была широкой в плечах, дородной богатыршей солидных объемов. Если бы она захотела свериться с кулинарной книгой, то могла бы читать ее прямо с груди. Ее туго стянутый темно-коричневый хвост лоснился не меньше, чем круглое открытое лицо с пирогами щек. Вторая женщина напоминала какаду. Способствовала этому заколка в виде гребня, и ее привычка время от времени передергивать головой, ненадолго замирая перед тем, как снова повернуть ее в сторону. Нос у нее был вытянутый, а глаза посажены чересчур близко, отчего вид она имела растрепанный и возмущенный. Временами, после того, как толстые губы поварихи переставали шевелиться, какаду истово кивала, словно собирая клювом рассыпанные зерна. И, хотя рост у обеих женщин был одинаков, какаду казалась выше в силу своей худобы и вытянутости. Когда я приблизился настолько, чтобы разобрать их речь, мои представления касательно поварихи не оправдались. Я рассчитывал услышать в ее голосе что-то командное, как у Дымь, только без визгливых ноток. На самом же деле он оказался каким-то масляным и немного сиплым, делая ее речь не такой четкой, лишенной разборчивости. Это обстоятельство напрочь стирало с нее весь богатырский налет и способность внушать к себе трепет. С какаду не возникло никаких проблем, она говорила сухим надтреснутым и отрывистым голосом, как-то невпопад кидая фразы.
   Без всякого стеснения я заглянул в их объемистые кастрюли, чем не вызвал у них ни малейшего удивления. Проверяя ложкой лягушачьи лапки, занимавшие почти весь объем посудины, повариха с чувством заявила, что все ее домашние просто без ума от такого угощения. И, хотя до сего момента я никогда не видел вблизи приготавливаемого ею продукта, интуитивно без ошибки определил, чем здесь пахнет. Чувствуя себя польщенной, повариха настоятельно рекомендовала мне отведать одну из ножек - я так и видел, как она, закусив для точности губу, скрупулезно отделяет верхнее бедрышко от общей массы и перекладывает его мне на тарелку - разумеется, когда они полностью сварятся, но я тактично отказался. Какаду все это время сосредоточенно снимала пенку со своего куриного бульона и всеми силами старалась не навлечь на себя хлебосольности соседки. Обе они готовили без специй и кроме бесцветного запаха отвариваемого мяса ничего не чувствовалось, я бы не удивился, окажись оно и вовсе несоленым. Если час назад я мог вызвать картинку жареного стейка, то теперь кроме баланды в голову ничего не шло. Некоторое время я постоял возле этой занятной пары и двинулся дальше.
   В углу, огороженном имитацией жиденького плетня, была небольшая зона для приема пищи - вытянутые столы с лавками по длинным сторонам. Освещение здесь было не таким ярким, а шум кухни казался тише. Людей в этой зоне практически не было, поэтому я без труда узнал в одинокой скучающей фигуре Тиша, занявшего выжидательную позицию. Я не стремился снова составить ему компанию - шум настойки в голове окончательно смолк, вернув меня в изначальное состояние - и я решил проверить, нет ли в зале тарелок. Недолго думая, я отправился в пустую неисследованную область. Интуиция меня не подвела, там располагались стойки для хранения посуды и лотки со столовыми приборами. Должно быть, сразу после открытия кухни они изобиловали выбором, но со временем их содержимое было поколото и расхищено. Теперь остается только гадать, какое из этих действий заняло лидирующее место. Кое-где по углам стальных поддонов до сих пор прятались небольшие осколки керамики, как пугливые зайцы, насторожив уши в ожидании хищника. Я хотел успокоить их, сказать, чтобы не пугались, ведь я здесь не по их душу, но это выглядело бы, по крайней мере, глупо, так что я промолчал. После тщательного поиска мне удалось добыть три тарелки, две из которых были цвета топленого молока и квадратной формы, а третья круглая из тонированного стекла. Ножей нашлось всего два, а вот вилок целых семь штук плюс еще одна щербатая с обломанным зубцом. И те и другие были выполнены в едином стиле, предпосылкой появления которого могло быть только одно - свести к минимуму затраты металла на их изготовление. Собрав на поднос посуду и приборы, я понес его в обеденную зону, пусть после этого кто-нибудь осмелится отрицать мой глобальный вклад в предпринятое мероприятие. Тиш сидел за столом в прежней позе, Ладны и Дымь рядом с ним не было. Я поставил поднос на стол прямо перед Тишем, бросил ему, что пойду проверить, как дела, и снова предоставил его самому себе. Пройдя уже проторенной дорожкой мимо островов с электроплитами, того, кого искал, я не встретил, поэтому перешел к мойкам с шипящими струями воды, которые то и дело вылетали, как в какой-нибудь аркадной игре - успей пробежать через препятствия из посуды и овощей, чтобы тебя не ужалила змея. Женщин не оказалось и здесь, так что я решил ждать их рядом с Тишем. Когда я вернулся, Ладна с Дымь уже сидели за столом, расположившись спиной ко мне. Увлеченные беседой, они не обращали на Тиша ни малейшего внимания. Ладна держала руки с приборами над тарелкой и, медленно пережевывая кусок семги, смотрела на Дымь. Та, освободив вилку от рыбы, также смотрела на соседку своими расширенными глазами и что-то громко ей говорила, при этом потыкивая вилкой в кого-то невидимого прямо перед собой. В тех местах, где Ладна соглашалась со словами Дымь, она часто и быстро кивала ей, не переставая двигать челюстями. Я обошел стол, чтобы сесть рядом с Тишем напротив женщин. Когда я оказался в поле зрения, Дымь подняла на меня свой удивленный взгляд. Оказывается, она была уверена в том, что я незаметно ушел, поэтому с позволения Тиша разделила ужин на двоих. Разумеется, больше ничего не осталось. Имея в прошлом удовольствие общаться с Дымь, я уже знал, что она относится к интереснейшему типу людей, уверенных в том, что мир крутится вокруг них и по их правилам. Такие люди выстраивают в своем псевдо-реальном мире собственные сценарии событий или наделяют других теми или иными суждениями, а затем переносят эту проекцию в реальность. Такие люди запросто и искренне могут полагать, что в некоторых местах планеты гравитация слабее обычной или крайне мала. А если реальность обманет их брызгами разбитого о пол стекла, то и тогда они не изменят своих убеждений, обязательно найдется причина, виновник этого обмана. Так что трудно было понять, является ли констатация факта о моем уходе своеобразным извинением, или мое появление упреком - слишком уж тонкая грань между тем и другим, когда это исходит из уст Дымь. Я решил не выяснять и поспешил принести свои заверения в том, что вряд ли меня можно назвать большим любителем отваренной рыбы. Из окончания разговора я восстановил, что было не так сложно, предысторию событий, о которых так страстно повествовала Дымь. Речь шла о хаме-водителе, который отказался ждать, пока она отыщет свой проездной, по роковой случайности забытый в кармане другого пальто.
   - Нет, я бы, конечно, отстояла себя, если бы в салоне были одни женщины, но эти мужланы все наперечет приняли сторону водителя. Они что, хотели, чтобы я сегодня вышла в том легком пальто? Что же сами тогда укутались? Всем понятно, что похолодало. И знаете, что они мне заявили? Они, видите ли, опаздывают на работу, как будто сама я в театр собралась!
   После этой тирады Дымь описала вилкой дугу веера и, не дожидаясь утвердительных кивков со стороны, подцепила с тарелки остатки рыбы. Когда ее вилка совершала свои пируэты, я заметил, что у Дымь на одном из пальцев вместе с ногтем красным лаком захвачен небольшой участок кожи. Определенно, ее шествию по жизни стоит восхищаться. Следуя принципам Дымь, можно воочию увидеть, что детали и мелочи только отвлекают от самой сути жизни. И это так не похоже на крохотное счастье мигранта, добывшего последнюю кастрюлю. Мерками Дымь нужно завоевывать не кастрюлю и даже не кухню, а заявлять о себе сразу всему городу. А что же я? Какая моя роль в этом мире? Парить над всем этим и бесследно растаять? Если так, то пусть хоть последняя поза завершит мою повесть достойной точкой. Поток моих мыслей был прерван шумом отодвигаемой лавочки. Краем глаза я увидел, что вместе со мной очнулся и Тиш. К этому времени в тарелках уже лежали скомканные салфетки поверх вилок и ножей. Дымь пыталась выйти из-за стола, подняв на ноги и Ладну. Поправив положение своего пушистого бежевого пуловера на чудесных кожаных штанах, Дымь попросила нас заняться посудой и присмотреть за одеждой, пока они с Ладной сходят привести себя в порядок, но Ладна отказалась, сказав, что сама уберет со стола. Не говоря ни слова, Дымь развернулась и походкой, словно давя на пути тараканов, отправилась искать уборную. Бежевый квадрат ее спины удалялся как шар-баба, летящая навстречу приготовленной для сноса стене, и не было никакой надежды, что она не вернется обратно. Я помог Ладне собрать на поднос грязную посуду и встал, чтобы отнести ее вместе с ней к мойкам, отведя Тишу роль старшего гардеробщика. Когда мы вышли из зоны столовой, я сказал Ладне, что их пара с Дымь напоминает двух коренных в одной упряжке, каждый из которых привык вести, а затем спросил, как это обстоятельство не мешает им быть вместе. Ладна улыбнулась и ответила весьма просто и исчерпывающе - они не пытаются друг друга перевоспитывать или навязывать свою точку зрения, не сближаются до такой степени, когда появляется необходимость что-то требовать или ждать от другого, к тому же Дымь всегда знает, что и где можно удачно купить.
   Сначала я представлял отношения Дымь и Ладны как симбиоз, но вдруг безобидные организмы моментально выросли и превратились в пару симбиотов. Да, такие сотоварищи будут вместе ровно до тех пор, пока один из них не наступит другому на ногу. Чтобы не затягивать паузу, после которой уже неловко будет продолжать, я рассказал Ладне о том, как безуспешно скрывался от Дымь во время прошедшего отдыха. Началось все с очередного забавного случая, которыми со стороны так и пестрели мои воспоминания. Я зашел в бар, чтобы выпить свою послеобеденную порцию. Весь небогатый ассортимент местного заведения мне был хорошо известен, поэтому много времени на выбор не потребовалось. Когда я в предвкушении сделал первый глоток, сзади затрубил голос Дымь, спугнувший все удовольствие, к которому я был на полпути. Напиток пошел не в то горло, в результате чего я поперхнулся - а поперхнуться горячительным, это вам не каким-нибудь свежевыжатым соком - и разразился отменным кашлем. Дымь не растерялась и немедленно принялась молотить меня по спине. При этом чем сильнее становился кашель, тем крепче она сокрушала мой бедный хребет, а чем сильнее она меня колотила, тем громче я кашлял. Увы, для того чтобы крикнуть или попытаться спастись бегством я был слишком занят, поэтому приходилось проявлять чудеса стойкости. Когда приступ немного отступил, я выкинул белый флаг, а Дымь с тех пор не покидала уверенность в том, что она спасла мне жизнь. И пусть она всего лишь вырвала меня из лап смерти, а не, как принято, приручила, до конца отдыха была движима мыслью, что теперь за меня в ответе.
   Ладна от души посмеялась над моей приукрашенной историей и сказала, что такое вполне соответствует Дымь. А на обратном пути сама поделилась смешным случаем из своего отдыха. Было это, кажется, на одном из островов во время поездки на ослах. В их группу попала одна пышных форм особа, которой верховая езда по всем статьям должна быть строго запрещена. И куда только смотрят защитники прав животных? Но что же теперь делать, если она оплатила прогулку, не возвращать же деньги. Для кого-то прибыль, а для ослика черный день. Когда женщина с трудом разместилась на животном, все тронулись в путь. Однако ослик женщине достался норовистый, сделав несколько шагов на трясущихся ногах, он тут же упирался, а когда процессия дошла до первой кручи, осел встал, как вкопанный. Как ни пытались местные мужчины из сопровождения сдвинуть его с места, у них ничего не выходило. Тогда женщина решила взять ситуацию в свои руки. Она уперлась в упрямца сзади и с мощью бульдозера начала двигать его вперед. Эта уморительная сцена с лихвой окупила все предыдущие неудобства от постоянных задержек - разве теперь удивишь кого-нибудь видами пейзажей с отдыха, а вот такой шедевр из памяти вряд ли сотрется.
   Ладна уже принялась искать в телефоне документальное подтверждение своего рассказа, как в проеме сверкнула бежевым возвращающаяся шар-баба. Дымь в считанные мгновенья долетела до нас, энергично схватила пальто, зарядила энергией подсевшего Тиша и скомандовала всем быстро идти за ней. На вопрос, что за пожар случился, она ответила:
   - Только что узнала, что на верхнем этаже открылся съемочный павильон. Давайте, быстрее! Набор участников для нового ток-шоу уже в самом разгаре!
   Когда мы ускоренным шагом догоняли Дымь, я чуть было не засмеялся - у меня и телевидение не подключено, и ток-шоу я и на дух не переношу, куда я-то бегу? Потом толкнул Тиша в бок и весело подначил его:
   - Ну, Тиш, готовься! Варить рыбу ты уже научился, теперь должен поведать о секрете своего успеха сгорающим от нетерпения телезрителям.
   Тиш захлопал глазами и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не успел, так как идущая перед нами Ладна прыснула со смеха, чем изрядно подбодрила меня. Я сразу представил, как задаю герою шоу свой коварный вопрос, и он, подобно Тишу, начинает по-рыбьи ловить ртом воздух. Поворот событий приобретал в моем воображении размах некоего приключения. Что ж, посмотрим во что это выльется. Подгоняемые Дымь, мы в один момент захватили лифт, взлетели на третий этаж, оттуда по ступеням на четвертый и как раз успели попасть в число последних. Когда за нами клацнул карабин каната на оградительной стойке, я позволил себе оглядеться. Стоит начать с того, что этаж был неким подобием мансарды с накинутой покатой крышей, большей частью состоящей из стекла. Сам павильон делился на две большие зоны, каждая из которых не уступала размахом стадиону. В ближней проходил съемочный процесс, а в дальней был грудами свален реквизит, между которым тут и там виднелись работники съемочной группы вперемешку с участниками. Среди прочего выделялся солидный помост, собранный очевидно для одного из шоу и сдвинутый в сторону, ближе к окнам, ждать своего часа. На нем кто-то уже попытался примостить несколько больших коробок, из которых свисали красные лоскуты, а чуть дальше лежали на боку прожектора. Времени хватило только на то, чтобы бегло осмотреться, после чего нас взяли в оборот двое ведущих - парень и девушка чуть больше двадцати лет. Сухо и быстро они дали инструкции и отточенными уверенными действиями, опровергающими существование индивидуального подхода, перешли к организационным моментам, как будто получили новую коробку стандартных детских манекенов с указанием немедленно расставить их в витрине. Быстро, на глазок парень выбрал тройку участников, для которых были приготовлены высокие барные стулья, а остальным предложил занять зрительские места на скамьях. Скамьи занимали четыре ступени, дальняя и самая высокая из которых упиралась в стену, оформленную в виде вечернего спального района - на темном фоне, копирующим сумерки, высились черные силуэты домов с разбрызганными квадратами горящих окон. Впереди, с отступом в четыре-пять метров, стояло три высоких стула, судя по всему крепко прикрученных к полу, их и предложили занять участникам, среди которых оказался Тиш, ему достался левый стул. Правее расположился парень с выбитыми на голове зигзагами, одетый в спортивный костюм и кроссовки-снегоступы, как я их называю, а с другого края женщина лет сорока в коротких сапожках с острыми носами, пиджаке и юбке ниже колен, из-под которой торчали закутанные в черные теплые колготки ноги, по ее выпирающим в стороны икрам можно было предположить, что ходит она вперевалку. Я сел на второй ряд прямо перед Тишем. Дымь и Ладну я не видел, вероятно, они были где-то сзади. Ведущие продолжали работать над порученной витриной. Создавалось такое впечатление, что люди были для них каким-то сплошным потоком, который нужно разбить на порции и приготовить для подачи. Выхватив таким же наметанным, как и у парня, взглядом наиболее подходящие кандидатуры, девушка приступила к раздаче бумажек с вопросами. Когда она остановилась возле меня и, выудив из стопки один из вопросов, протянула мне, как ни странно, но я почувствовал себя незаурядной личностью. Мне достался первый вопрос к парню в спортивной одежде. Я постарался его запомнить, чтобы выглядеть в кадре более естественно, и принялся ждать начала съемок. Наша площадка была уже освещена и за ее пределами мало что можно было разглядеть, поэтому я наблюдал за ведущими. Они оба носили короткие стрижки, только у парня волосы были не такими светлыми, похоже, что своего цвета. Глядя на эту пару, складывалось, впечатление, что жизнь для них и им подобным одна большая тусовка, на которой ты знаком с каждым встречным. Как только заканчивалось оформление одной витрины, непременно подворачивалась другая, где нужно было также расставлять и раздавать записки. Все, что нужно - это уметь общаться, и при этом ухитряться не оставлять за собой никаких привязанностей. Сейчас они в постоянном движении, в переплетении, как стая мальков в бурной реке. Когда этот период закончится, они войдут в ровное русло, пророчащее им стабильность, благополучие и собственный кабинет, а обязанности сведутся к тому, чтобы направлять и контролировать пришедших им на смену бесшабашных юнцов, изредка бросая взгляд на скрипящий на все лады мир, раскинувшийся где-то внизу. Уже сейчас в них заметна некоторая надменность по отношению к людям, пробивающим себе дорогу с помощью знаний и умений, для них они неудачники, те, кто не сумел устроиться в жизни. Но вот щелкнула хлопушка, и все завертелось, создавая картину единства и тех и других. Первым попал под обстрел Тиш. Если бы не девушка-ведущая, которая постоянно подталкивала его вперед наводящими вопросами-подсказками, что, нужно отдать ей должное, выглядело естественно и живо, Тиш так и просидел бы все время, пытаясь собраться с духом. С некоторыми подсказками ведущей он соглашался потому, что так было проще, хотя это и не соответствовало действительности. Иногда ведущая давала ему время подумать, чтобы придать его ответам некую убедительную самостоятельность. Двое других участников в это время в кадре появлялись только на общем плане или при наездах камеры. Зрителей тоже не забывали и разбавляли ими паузы. Вначале нам сказали, что съемки проводятся новым муниципальным каналом, и я сомневался, что что-то из этого вообще увидит свет, но я был на кураже от сегодняшнего вечера, и мне хотелось просто необычно провести время. К великому огорчению, мой звездный час так и не пробил. Едва Тиш успел отбиться и уступить передовую женщине-пингвину, прозвучал выкрик "Снято!". Съемки остановились, и ведущие попросили освободить места. Из числа присутствующих начали собирать другую команду для следующего сюжета. До меня донесся отрывок фразы о новом пятнадцатиминутном формате ток-шоу, после чего мой интерес к происходящему быстро сошел на нет - блиц-раунды всегда оказывали на меня угнетающее воздействие. Я рассчитывал на продолжительные дискуссии по каждому вопросу, чтобы была возможность как-то раскрыть себя, а сухая перепалка не вызывала у меня никакого удовольствия. Я отошел от съемочной площадки в зону реквизита и поднялся на помост. С него открывался отличный вид на освещенную зону, где мне довелось сидеть еще несколько минут назад. Дымь с Ладной с горящими глазами по-прежнему были среди зрителей, они выбрали себе места поближе к камерам, чтобы быть в объективе как можно чаще. Отыскать глазами Тиша у меня не вышло. Пройдя в центр, я сел, свесив ноги с края, и устремил взгляд в ночной город, простирающийся впереди за стеклом. Отсюда я уже не мог видеть, что происходило на съемках, голоса доносились как-то слитно и невнятно, будто скомканные порывами ветра. Внизу простиралась гирлянда проспекта с частыми полосками красных огоньков. Когда в рядах машин происходила перестановка, огоньки перемигивались и спутывались, оживляя всю нить. Еще пара месяцев и год снова переломиться под радостные звуки бокалов, летящие к зрителю с таких вот сцен. А потом придет весна, деревья выбросят из почек листья, и пустят на ветви маленьких пташек с желтыми грудками. Только все это будет уже новое, совершенно другое, и никто не вспомнит о тех упавших каплями леденцах и пожухлой листве, что еще не слизала с земли подступающая зима. Ребенком я считал, что с весной все возвращается, но разве это возвращение, когда живое приходит на смену мертвому? В реальности нет места розовым очкам.
   - Вам тоже нравится вид? - раздался рядом со мной голос.
   Когда я обернулся, то увидел девочку-подростка, того же возраста, что и те девочки с телефоном. Я бы сказал, что не старше четырнадцати-пятнадцати лет. На ней были светлые трикотажные серо-голубые брюки, заканчивающиеся резинками, а сверху худи с розовым передом, на который свисали толстые шнурки, и серыми рукавами. Белые кроссовки были разрисованы разноцветными ручками, какие-то обрывки фраз, рисунки, напоминающие смайлики, или просто почеркушки. Я так и не понял, сама она их разрисовала, или они так продавались.
   - Напоминает гирлянду, - ответил я, имея в виду дорогу с машинами.
   Девочка подошла к краю, где я сидел и ненадолго остановилась. Теперь было видно, что рисунки на ее кроссовках не повторялись и не были похожи на штамп. Мой взгляд упал на вылетающую из облака ракету. От облака был только край, начерченный розовым контуром, а высунувшийся нос и корпус корабля имели темно зеленый оттенок. Самым же примечательным в этом рисунке была надпись на борту ракеты. Выведенная мелким печатным шрифтом, она содержала в себе всего три буквы "ТАЯ". Девочка юрко соскользнула вниз, и уже через секунду сидела рядом со мной, так же свесив вниз ноги.
    - Ничего, если я тут посижу? - обратилась она ко мне. - Просто дальше все заставили коробками.
   Конечно, с какой стати мне быть против. К тому же с ее появлением повеяло чем-то приятным, от чего по затылку всегда раскатываются мелкие пьянящие искорки. Теперь, когда она повернулась в мою сторону, можно было рассмотреть ее лицо. Темно-русые волосы были пострижены в каре чуть выше подбородка. По бокам, заправленные с ближней ко мне стороны за ухо, они окаймляли ее лицо, а спереди спадали прядями челки до середины лба. Карие глаза были прищурены, отчего казались хитрыми, а из-за прямых с едва приподнятыми кончиками бровей, немного раскосыми, хотя на самом деле такими и не были. Прямой нос, заканчивающийся вздернутыми ободками крыльев над ноздрями, переходил по ложбинке в немного полные губы, верхняя была с приподнятой каймой, берущей начало от уголков и перетекающей плавными дугами прямо в изгиб арки купидона, а нижняя, точно такого же размера, очеркнута в тон верхней единой линией. Немного выступающие скулы соединялись прямыми отрезками с заостренным цельным подбородком, который выдавался вперед, придавая всей картине оттенок решительности.
   - Я не покупал этот помост, так что добро пожаловать. Может быть, для пары глаз эта река огней немного повеселеет, - выдал я запоздавшее приглашение.
   Опершись о колени согнутыми в локтях руками, девочка наклонилась вперед, и я потерял ее лицо из виду. Теперь она смотрела вперед на ночной город.
   - Снаружи уже совсем потемнело, почти что ночь, - сказал я, - наверняка твои родители волнуются за тебя.
   - Вряд ли, - ответила девочка, не меняя позы. - Они знают, что я с ребятами на съемках, к тому же мне до дома всего два шага, мигом доберусь.
   - Интересная ты, знай я, что моя дочь с ребятами, да еще в такую темень, я бы уж точно заволновался.
   Она снова выпрямилась, и бросила на меня свой хитрый, но уже немного грустный взгляд.
   - Ты их даже не знаешь, они что надо. Надежные.
   Так получалось, что при знакомстве я всегда придавал разговору шутливый оттенок, за что и получил известную репутацию. Вот и сейчас поймал себя на мысли, что использую этот расхожий прием.
   - Я всегда полагал, что надежные ребята последними покидают корабль. Тебя я вижу, а их что-то не могу рассмотреть.
   Девочка отмахнулась рукой, как будто услышала какой-то пустяк:
   - Да я сама их выпроводила. Им еще добираться, а мне до дома рукой подать.
   Я уже начинал завидовать этим огонь-ребятам. На их месте я бы гордился дружбой с такой девочкой, к которой потихоньку проникался симпатией. За долгое время мне не хотелось никого анализировать, а просто радоваться обычному разговору. Пытаясь найти хоть какую-то общую тему, я спросил:
   - А разве подростков тоже берут для съемок? Я недавно сам участвовал, но никого младше ведущих не видел.
   - Ты что? Час назад тут была настоящая подростковая тема, мы ради нее и пришли.
   Я проявил интерес и приготовился слушать дальше. Девочка продолжала:
   - Я попала на один из этих высоких стульев - ровно в середину. Ты бы видел, как я отвечала, ведущая даже слова не могла вставить. Они думали, раз девчонка пришла на сходку скейтеров, то на раз уделают меня. Простаки, хотели поднять меня на смех детскими вопросами - как у тебя получается тик-так или скоро освоишь олли. Ха! А вэриал хилфлип не хотите?! Нет, я, конечно, понимаю, что до стоящего скейтера мне еще расти и расти, но кое-чего я уже стою...
   Она говорила и говорила, о всевозможных трюках, которым она обучилась и которыми стремится овладеть, о том, как ее поддерживали из зала надежные ребята, потом о сбитых коленках и всех своих синяках, и, не знаю как, мне начинало казаться, что смысл жизни спрятан вовсе не так глубоко. Будь у меня такая дочь, такая остановка в маршруте, все остальные подтверждения того, что я живу, были бы уже не нужны. Я мог бы выучить вместе с ней все эти чудные названия, которые еще час назад я воспринял бы, как набор ненужных звуков, мог бы поддерживать ее и радоваться вместе с ней успехам. Временная анестезия, которую сулил мне глоток самого забористого алкоголя, не шла ни в какое сравнение с тем чувством, которое зародилось у меня внутри. О похмелье я не хотел думать и изо всех сил гнал мысли о нем прочь. Наконец, я собрался духом и задал вопрос, все это время вертевшийся на языке:
   - Значит, ты Тая?
   - Что? - не сразу поняв, стрельнула в меня девочка, а потом выпустила и всю задержавшуюся очередь. - Кроссовки? А ты внимательный. Мне тоже понравились. Даже решила подписать.
   - А почему ракета? - снова поинтересовался я.
   - Так, просто в глаза бросилась, и место было подходящее. А если подумать, то ракета сама по себе много чего стоит. Поднимается и уносит к совершенно другим мирам. Если на ее пути кто-то встретится, то первой, с кем познакомится, буду я.
   - Значит, ты не сама их так разукрасила?
   - Брось, из меня художник еще тот. Пока я еще не решила, в чем моя сильная сторона, но вот кого из меня не выйдет, это мне точно известно.
   В это время в студии произошло очередное оживление, и я решил, что собирают следующих участников. Тая тоже обратила внимание на доносящиеся звуки.
   - А ты знаешь, это будут показывать? Ужасно хочется, чтобы папа меня увидел, - в продолжение сказала она.
   Я попытался хоть что-то вспомнить, но кроме нового муниципального канала в голову ничего не шло.
   - Жаль, - сказала она и снова заправила за ухо слетевшие волосы, - папа думает, что я впустую трачу время. Если бы он увидел меня со стороны, может, изменил свое мнение. Да и ребята были молодцы.
   Пока тема не свернула к семейным отношениям, я попробовал немного отойти в сторону.
   - Тая, - впервые обратился я к ней по имени, - помню, как школьниками мы украдкой бегали в библиотеку, чтобы подсмотреть значения имен одноклассниц. Как будто прочитал и стал посвященным в некую тайну. А ты про себя читала?
   - Да, да, уже слышала. И телефонов у вас не было, и интернета. До сих пор вспоминаете ваши трудности, но возвращаться к ним почему-то не хотите. Зацени, как я сейчас сбегаю в библиотеку.
   Тая достала из кармана худи смартфон без чехла и что-то быстро нащелкала. Я молчал в ожидании.
   - Смотри, оказывается из меня выйдет отличная жена и идеальная мать. Что тут дальше, - Тая бегала глазами по строчкам, не спеша поднимая их пальцем вверх, - верно, домашние хлопоты тоже не мой конек, не любит врунов и мямлей, можно подумать кто-то их любит...  Опять идеальная жена и чудесная мать.
   Погасив экран, она быстро спрятала смартфон обратно и как-то приуныла. От меня не ускользнуло, как с ее глаз соскользнул хитрый прищур, а губы чуть сжались. Я спросил, что случилось, но ответила она не сразу.
   - Ты не похож на моего отца, - снова вернулась она к прежней теме, глядя прямо перед собой на текущую внизу реку огней, - у него постоянно нет времени на простое общение со мной. Он только воспитывает, говорит, что можно, а что нет.
   - Может, он не так уж и плох, раз ты сейчас не дома под замком, - попытался я смягчить ее слова.
   - Ерунда, - продолжила Тая. - Вот тут было написано, какая я классная, разборчивая, про жену и мать несколько раз даже. И ребята нормальные. Мне просто хорошо с ними, они поддержат и помогут всегда, как старшие братья. Может и не нужны мне эти доски и синяки, может мне просто хочется, чтобы меня понимали. Когда у меня впервые получилось сделать тик-так, ты бы видел, как они искренне радовались за меня. Может я и валяла дурака поначалу, но было так здорово делиться с кем-то своими достижениями и самой радоваться чужим. Это же настоящая жизнь, прямо здесь, в реале, а не в смартфоне по сетке. Это конечно, папа не спорит, что так гораздо лучше, чем весь день в планшете, но зачем он все время пугает меня беременностью. Долбит каждый раз, как будто я такая глупая.
   Девочка замолчала, пытаясь скрыть подступившие чувства этой паузой. Я не знал, что можно было ей сказать. Я так привык отшучиваться, что в советчики совершенно не годился. Но все же я предпринял попытку:
   - Наверное, он просто боится стать дедушкой. Не думаю, что раньше и сам был готов к этому, но теперь… Нет, безусловно, ты еще слишком мала, чтобы стать мамой, даже такой чудесной, как ты уже успела выяснить, но я уверен, что ты и сама это прекрасно знаешь. И для твоего отца это тоже важно знать. А вот когда придет время, тогда уж будь уверена, только… - тут я тоже осекся. У меня чуть было не вырвалось, что самому мне такой радости не испытать. Несказанное тут же отпечаталось в сознании огромными буквами, после чего в груди что-то стянуло и досадно заныло.
   - Да нет, не в этом дело, - справилась с собой Тая, - просто я не понимаю, откуда в нем это недоверие. Я ведь помню, как у нас с ним было прежде, что же случилось?
   Внезапно павильон вспыхнул ярким светом. Тот же громкий голос огласил, что все съемки на сегодня закончены и попросил участников проследовать на выход. Это раздражало, как звук будильника, прогоняющий прочь все волшебство неоконченного сна. И вот я проснулся и оказался в тупике, из которого не видно выхода  - с одной стороны ребенок, ищущий отцовского понимания, с другой взрослый мужчина, который, еще недавно сам не понимавший этого, готов стать таким родителем. Дает ли судьба шанс на такое переплетение, сводит ли вместе раз и навсегда, воплощает ли в реальность веру в то, что часть твоей души, которую ты отдаешь другому, не переварится в пустоту, а прорастет в нечто новое, более прекрасное? Сомневаюсь, только не в моей реальности. В моей завтра утром будет на газонах проволока травы, покрытая инеем, кулаки будет тереть вымерзшее сукно карманов пальто, верхом на боевом жеребце Дымь будет сотрясать землю, и в завершении обжигающая своей остротой инъекция настойки. Но до завтра еще есть несколько минут от сегодня. Ни я, ни Тая не хотели оставлять этот помост, где мы случайно нашли друг друга, хотя и понимали, что эта встреча лишь секундный эпизод, вспышка, от которой не остается следа. Когда начали уходить последние люди, мы спрыгнули вниз и молча пошли к выходу. Мы шагали совсем рядом, а сзади одна за другой гасли лампы, стирая в темноте наши следы и память о нас. Перед самым выходом я остановился, чтобы накинуть пальто, и на прощанье сказал Тае, что она замечательная, что был бы счастлив, если бы у меня была такая дочь. Хотел уверить ее, что все будет ХОРОШО, но передумал и вместо этого сказал: "Уверен, все будет ТИК-ТАК".
   Тая взглянула на меня, на миг задержалась, а потом в стремительном порыве приблизилась ко мне вплотную. Ее руки обвились вокруг меня, а своей щекой она прижалась к моей груди. Я уже не видел ее лица, но теперь этого и не требовалось. Сейчас мне казалось, что я пронесу ее облик без изменений до самого последнего часа. Конечно, сложись моя жизнь иначе, появись в ней вот такой ребенок, мой срок бы от этого не увеличился и я не был сейчас моложе. Но одно я могу сказать наверняка - мне не пришлось бы ежечасно искать ускользающего смысла, чтобы ее наполнить. Когда я накрыл Таю рукой, мою щеку пересекла горячая полоса. Быстро, чтобы она не заметила, я стер с лица горечь свободной ладонью.
   Увы, я не принадлежу к числу тех, кто с гордостью оставляет после себя наследие. Все, что мне остается, это подготовить для финала приличную позу и по-английски уйти. А, впрочем, даже если и хлопнуть дверью, кроме моих сломанных цветов этого никто не услышит, но где им понять, что остались одни, ведь они всего-навсего мои несостоявшиеся надежды.