Две ЭЭпохи на одну жизнЪ Вениамина!! 7 частЪ

                \\\\    Просто,- 19 век,- ////
        с  крепостных поднялся мальчик  в митрополиты
   и держак Церкви РУсско – Зарубежно – ПравослАвной !!
  Мать гОды в сундук по копЕйкам на мзду в семинарию..!! 

           Из мемуаров митрополита Вениамина Федченкова
             из детства, мотания по миру с Белым ДВИЖением
                и к ..возвращЕнию в СССР…

            *хххххххххх\\  7  частЪ  //ххххххххх*

                Потом похороны.
Венька-Вениамин нёс до церкви, версты с полторы,
            иконочку перед гробом бабушки.

    И веровал, что она, несомненно, угодница Божия,
святая женщина в миру. Постоянно поминаю я ее на службах.
     А в трудные минуты своей жизни молился он  ей,
      просил небесного заступления ее пред Богом...

Через полгода скончался у другой дочери,
    тоже святой женщины, и дедушка.
    Отец женился на матери Вениамина,
 когда ему было уже 33 года, а ей - 19.

 Он носил уже усы, после отпустил и небольшую бородку,
а она имела тяжелую косу. Он был блондин, она - шатенка.

Так вот эта Вениамина мама, захватившая крепостное право
лишь 3-хлетним ребёнком, конечно, ничего не помнила о нем сама.
Но со слов родителей и только что освобожденных крестьян она,
          конечно, знала, что это было за время!

   И у нее на всю жизнь осталось горькое воспоминание о нём.
      Не раз помню, как мать, кончив все дневные работы,
присядет около нас с вязаньем чулка (она не могла сидеть без дела)
и грустно-грустно, хорошим дискантом запоет песню о воле,
и плачет, плачет... Я помню лишь первый куплет:
    Ах ты, воля, моя воля, Золотая ты моя!
 Воля - сокол поднебесный, Воля - светлая заря!
               И вся песня грустная.

Может быть, мать изливала в этой песне и свое личное горе,
   но, главное, она грустила о горькой жизни других,
           сама она не была же крепостною.
  А когда заходила какая-нибудь речь об этом времени
      и даже если отец вспоминал о нем спокойно
или с похвалой, то мать мгновенно разражалась на это
             целым потоком слов и слезами...

Отец обыкновенно тогда замолкал.
К сожалению,  не помнит Вениамин, что именно тогда вспоминала
она тяжелое, но одно знает:
не выносила она этой горькой доли народной.
Была ли она не такой смиренной как отец или бабушка
(скорее, она была в отца), или, как сама свободная от рабства,
она потому сильнее возмущалась им за других,
или по своей активной, горячей натуре,
или от родных своих, как более интеллигентных
и вдумчивых свидетелей жизни современного им общества,
она наслушалась печальных рассказов,
или, как великодержавная великоросска, не могла мириться
с прибитостью людей, но только она в этом пункте
никогда не соглашалась с отцом моим.

И он уже не спорил с ней; и вообще, в семье нашей,
естественно, главенствовала она,
как необычайно сильная духом женщина,

Веня  иногда говорил: её энергии хватило-бы на трёх матерей,
и все они были бы все же твердыми творцами жизни.
Нет никакого сомнения, что воспитанием всех нас, 6-х детей,
из которых трое получили образование в высших учебных заведениях,
а трое в средних, мы обязаны больше всего нашей могучей матери.

Отец наш, добрая душа, лишь помогал ей в этом, конечно,
тоже с радостью. Царство им небесное за одно это!

У них даже и походка была разная: отец немного сутулился
и ходил не спеша, а она, прямая, немного подняв голову
и устремивши грудь вперед, быстро и энергично шла,
точно на борьбу, а иногда еще по-мужски складывала руки назад.
Иной раз, сидя, наклонит голову вниз и о чем-то думает, думает.
Конечно, о жизни да о нас, дорогих ей детях.

Но кончу о крепостном праве свои воспоминания.
После мне пришлось читать много книг и рассказов о нем.
И порою просто не верилось, как могли люди так издеваться
над людьми, своими же братьями и сестрами!
Да еще и христиане...

Конечно, смирение прекрасная вещь для смиряющихся,
это - великая, чудная, божественная красота в них!
И апостол Павел таких смиренных рабов своего времени
 называет "украшение Евангелия". Да!

Но владение людьми совсем не божественное дело.
Великий святой подвижник XI века Симеон Новый Богослов
объясняет происхождение рабства - и политического и экономического –
прямо от дьявола, который ожесточает одних против других.
Конечно, горе можно терпеть, но оправдывать причиняющих его нельзя.

И еще можно сказать: конечно, всецелое спасение человечества
от горя и страданий не приходило и не придет
от политических и экономических свобод.

Простое доказательство тому в самих богатых и свободных:
разве они лучше бедных и подчиненных? Не хуже ли душою?
Не грешнее ли? Не гордее ли? Не жесточе ли?

Недаром же сказано Господом:
"Трудно богатому войти в царство небесное",
то есть быть хорошим здесь нравственно,
чтобы удостоиться будущей награды там.

Но и это соображение не оправдывает насилия одних над другими:
как бы ни было мало или велико зло, оно остается им всегда.
И, конечно, если бы мы все были святыми, высокими,
идеальными христианами, тогда мы способны были бы
переносить все трудности жизни, как их переносили мученики
                первых трех веков.

Но и опять: и тогда были отступавшие от веры из-за жестокости
невыносимых мук огнем, колесами с ножами, зверями.
И тогда приходилось апостолам все же убеждать,
уговаривать христиан, писать им - не отрекаться от креста страданий,
терпеть и невинные муки.

Значит, нелегко все это было и для святых! А если мы не святые?
Тогда к нам относится иное слово того же апостола Павла:
"Отцы! Не раздражайте чад своих!".

А еще раньше его политический вождь - царь Давид –
в псалме говорит: "Когда гордится
(много о себе думает и позволяет) нечестивый,
то возгорается нищий", то есть обижаемый, бедняк подчиненный.
И тогда происходит революция.
Ровоам, сын Соломона, стал жестоко обращаться со своими подданными.
Они взбунтовались, и отделились 10 колен израильских от Ровоама.
Он собрал воинство, чтобы подавить эту революцию,
но пришел к нему пророк и сказал от имени Господа;
"Не ходи и не воюй, ибо это - от Меня произошло!"
Значит, Божие попущение или изволение.
Иногда у людей (несвятых) уже не хватает сил терпеть.

Мне пришлось читать одну интересную книжку,
описание страданий одной крепостной девушки Федосьи,
современницы преподобного Серафима Саровского (J1833).

Ее красота приглянулась барину,
но отказалась она быть во грехе с ним. Боже!
Что потом он делал с ней! Как ее били, истязали по его приказанию.
Потом она убежала, скрывалась летом и зимой в лесу.
И какие-то бродячие собаки заходили к ней в логовище
и согревали тело ее. А уж чем питалась она и говорить нечего...

Но эти мои слова не дают никакого впечатления читателю,
нужно читать в подробностях ее страдания.
Описал их, со слов ее самой, духовник,
священник Новгородской епархии,
умерший незадолго до революции.

О, сколько таких трагедий знает история, а отчасти и литература!
И я не тому дивлюсь, что бывали восстания крестьян,
а нужно дивиться тому, что их было все же очень мало.
Поразительно мало, как ни вычерпывай их из архивов.
И это оттого, что народ наш был необычайно терпелив и кроток...

Крестоносец народ. Но потом начало иссякать и смирение,
а с ним и сила терпения. И началось иное,
о чем речь в свое время будет.

Когда же это иное пришло, когда начали страдать
уже "раздражающие нищих", то Вене пришлось слышать от одной,
прежде бывшей очень богатой и знатной, женщины,
у которой большевики убили единственного сына, такие слова:
- Это Федосьины внуки отплачивают за наших дедов!

Она давно, как понимающий человек и как христианка,
простила убийцам своего сына и теперь молится о победе
советских людей над врагами.
И, конечно, уж не мечтает о возвращении
"доброго старого времени"
и прежних богатств, хотя живет сейчас лишь на милостыню
американского народа и правительства его.
И других, подобных ей, и даже лучше, видел Вениамин.
Один князь, потомок самых великих имен прошедшей истории, К.,
 делился с Вениамином-митрополитом своими мыслями.

И между прочим сказал, что теперь ему ничего не нужно,
 хотя прежде он был богатейшим человеком в России.
Кто-то из знакомых посетил его скромную комнатку,
заметил недостаток мебели и сказал:
- Я вам пришлю кресло.
- Зачем? - просто ответил он - оно мне не нужно,
 без лишнего богатства мне живется и легче, и спокойнее.

Но увы! Жена не выдержала такой бессребрености
и примиренности мужа и ушла от него,
развелась, вышла замуж за другого.
Нелегко такое бескорыстие и бесстрастие к земным благам,
другие защищали и защищают их всеми способами.

Помнит Вениамин, как единственный раз
 пришлось ему быть в Государственной думе
на прениях о передаче земель крестьянам.

Сам министр Кутлер был за какой-то широкий проект, но его отвергли...
И  припоминается Митрополиту трёхчасовая речь
южного помещика князя С.М-го: каких только доводов
не приводил он в защиту крупного землевладения!
И что же? Все было отнято потОм...