Самая религиозная страна Европы

11 глава из книги "Юнона и авось, или Развод длиною в четверть века"

Мы тут им Папу римского подкинули
Из наших, из поляков, из славян
(В.Высоцкий)


Год 2005. Польша традиционно считается одной из самых религиозных стран Европы. Возможно, этот ярлык является следствием огромного количества костёлов в пересчёте на количество населения, возможно – количество поляков, посещающих традиционно по воскресеньям эти костёлы. Так или иначе, когда Андрей впервые приехал для длительного проживания и работы в эту страну в 1993 году, для себя он отметил необычную для россиянина активность клерикалов в политической, общественной и даже повседневной жизни поляков.
Первые несколько лет его даже смешил тот факт, что поляки так гордо и радостно везде трубят о том, что они освободились от «ига коммунизма», в то же самое время, когда роль доминирующей и всем руководящей коммунистической партии просто заняла Церковь (в Польше именуемая Костёл). Как свежему стороннему наблюдателю, который ещё хорошо помнил, какую роль играла КПСС в его стране, россиянину было очевидно, что точно так же поляки находятся под мудрым и всепроникающим надзором костёла, а жизнь рядовых обывателей – так просто кошмарно зарегулирована множеством правил и формальностей.
Как понял Андрей, поближе познакомившись с жизнью семьи Юноны, с младенчества гражданин Польши, чтобы потом не иметь бюрократических проблем, проходил поэтапно целую череду различных сакральных процедур – начиная с крещения и первого причастия. Причём сами поляки относились ко всему этому так рутинно, что, кажется, никому и в голову не приходило, что вопрос вероисповедания переродился в Польше в какую-то бюрократизированную, ставшую обыденной (и оттого – очевидной и неоспоримой) частью повседневной жизни. Да, конечно, многие люди старшего поколения придавали посещению костёлов и творимым там и дома молитвам по-настоящему духовный смысл, но вот люди среднего возраста и молодёжь... Постепенно россиянин начал понимать, что многочисленные толпы людей, собирающихся по всей Польше в костёлах, не являются следствием собственно веры (в том понимании, как он привык о ней думать в России), а скорее результатом утвердившейся в обществе привычки, ритуала, который нельзя пропустить, иначе «что люди скажут...».
Андрей никогда не считал себя особо религиозным человеком, но о вопросах веры и Бога задумывался всерьёз и пытался многие вещи осмыслить, поэтому когда в Польше столкнулся с тем, что общение с Творцом сведено к механистическому и заформализованному соблюдению ритуалов, то что-то внутри него бунтовало против такого отношения к вере. Вернее сказать – коробило от этого.
А формальностей и бюрократии, как оказалось, в Польше было полно: с самого рождения младенец попадал на определённый конвейер необходимых для дальнейшей его жизни процедур. Как уже было сказано, после крещения ничего не соображающего грудного ребёнка следующим значительным событием в его жизни становилось первое причастие. Обычно эти торжества проходят весной – в мае. Дети к тому времени уже ходят в школу, вполне себе развиты и активны, общаются со сверстниками и достаточно хорошо ориентируются в бытовых вопросах. Поэтому, к огромному огорчению россиянина, наблюдалась определённая тенденция среди готовящихся к первому причастию детишек. Заключалась она в том, что самым главным для них было предвкушение многочисленных подарков от щедрых родителей и близких родственников. Причём принцип «важен не подарок, а внимание», выгодно и в шутку используемый иногда во взрослом обществе, тут «не прокатывал». Дети таких шуток могли не понять. Ориентируясь на уровень своих сверстников, они всерьёз ожидали в качестве подарков на первое крещение вполне конкретных материальных ценностей: часов, мобильных телефонов, велосипедов и так далее. А в последние годы, учитывая постепенный рост благосостояния среднестатистической семьи – уже и крутых смартфонов, таблетов и даже ноутбуков. И горе тем родителям, которые не смогли бы материально соответствовать уровню торжества – их чадо могло бы вполне реально получить моральную травму: как это, у сверстников на «комунии»* родители подарили то и там-то, а дядя и тётя... и так далее.
-------------------------------------------------
*Комуния  (pierwsza komunia ;wi;ta – польск.) – Первое Причастие
Самое грустное для россиянина как стороннего наблюдателя было то, что приподнятое настроение детей было связано не с собственно сакральным торжеством, а именно с предвкушением дождя из подарков.
Но это только одна сторона вопроса. Была ещё и сторона формально-бюрократическая: ребёнок, пройдя эту торжественную процедуру, получал от ксёндза какую-то справку, без которой в дальнейшей жизни были бы уже проблемы. Например, очередные этапы ритуалов, связанных с религией, как в школе, так и во взрослой жизни, включая бракосочетание в костёле, формально были невозможны, если не было этой справки. Конечно, как и во всех областях человеческой жизни, можно было «договориться», но факт остаётся фактом – россиянину это живо напоминало сбор подписей в партийных и хозяйственных инстанциях во времена СССР. Короче, хочешь в возрасте тридцати лет иметь бракосочетание «на небесах» - принеси справку, что двадцать лет назад ты, как надлежит, прошёл процедуру Первого Причастия...

Одним из примеров ощутимой разницы между формально-бюрократическим и эмоционально-чувственным подходом к одному и тому же понятию был короткий разговор Андрея с отцом Юноны. В один из приездов к родителям польки россиянина застал врасплох вопрос:
– Сколько длится траур в России?
Как всегда, когда человека внезапно спрашивают о чём-то неожиданном, то и спонтанный ответ приходит не из энциклопедических «загашников», а откуда-то из сердца. По крайней мере, так произошло с Андреем. Видимо, папа Юноны, задавший этот вопрос, как раз в тот момент обдумывал какую-то тему, связанную с ритуалом траура по усопшему. Возможно, кто-то из знакомых или дальних родственников находился в тот момент в этом скорбном периоде. Но для Андрея слово траур всегда ассоциировалось прежде всего с горем, переживанием потери. Оттого сама постановка вопроса – сколько должно длиться горе – показалась в первые секунды какой-то дико-кощунственной. Он попытался как-то общо сформулировать своё понимание вопроса: мол, кто как чувствует, столько и носит. Но спустя уже пару минут понял, что, видимо, опять сыграла с ним шутку разница польского и российского ментального подхода к вопросам религиозных ритуалов. Ведь скорее всего (да нет, точно наверняка!) суть вопроса была в формальном сроке ношения траурной одежды и других внешних атрибутов периода скорби, а отнюдь не о чувствах и переживаниях.

Только однажды за целую четверть века довелось россиянину побывать в гостях за пасхальным столом в одном польском доме. Конечно, если бы хотел, мог бы ездить вместе с Юноной к её родителям, но в такие дни Андрей предпочитал побыть один. Возможно, это была своеобразная рефлексия на память о первой своей Пасхе, встреченной в Польше – в марте далёкого 1993 года.* Но в этот раз он решил из чистого любопытства изменить привычный уклад и воспользовался приглашением новой знакомой. Это была пани директор (в переводе на русский аналог – начальник отдела) крупной компании, для которой транспортная фирма россиянина осуществляла перевозки сжиженного газа.
Симпатичная молодая длинноволосая блондинка после пары служебных встреч дала понять, что симпатизирует (так, по крайней мере, представлял себе Андрей) известному в газовых кругах Польши бизнесмену. Узнав в одном из телефонных разговоров, что на Пасху россиянин всегда остаётся один, добрая душа, истинная христианка, она пригласила его к себе. Проживала Анета в полутора часах езды от Варшавы. По московским меркам – рукой подать.

*Эпизод подробно описан в книге «Пан или пропаН» (прим. автора)

И вот в условленный день россиянин, несколько смущаясь, переступил порог её скромной, но уютно обставленной и чисто прибранной однокомнатной квартирки. Полька жила одна и обычно на праздники ходила, как она сказала, в гости к брату, но в этот раз решила ради Андрея сделать исключение. Было видно, что она готовилась – в комнате был накрыт стол, а на кухне заканчивался «производственный процесс» приготовления традиционных польских блюд. Чтобы не сидеть одному в ожидании хозяйки, гость встал у притолоки при входе в кухню и поддерживал куртуазную беседу, которую также несколько смущающаяся блондинка посчитала необходимым начать.
Вот этот разговор «обо всём и ни о чём» также запомнился россиянину только из-за одной, одной-единственной фразы, которую эта простодушная молодая женщина, прекрасный прообраз многочисленных анекдотов из серии «о блондинках», даже секунды не задумываясь, произнесла.
Разговор зашёл о религиозных традициях и, сравнивая польские с православными, пытаясь познать культуру празднования Пасхи и Рождества в России, Анета с искренним любопытством спросила, собираются ли в такие дни за праздничным столом и вообще в кругу семьи россияне. Разоружённый интересом симпатичной польки к культуре его страны, Андрей, привыкший честно отвечать на такого типа вопросы, ни секунды не задумываясь, сказал, что такой повсеместной традиции, как в Польше, в России нет.
Отвечая так, россиянин, конечно же, имел в виду не только веяния последних лет, когда даже бывшие партийные бонзы стали вдруг и сразу ревнителями православных традиций, но и всю свою жизнь. Воспитанный в атеистической семье, как и большинство его сверстников, он привык наблюдать праздничные пасхальные и рождественские обряды или в фильмах, или в домах дедушек и бабушек. Насколько помнилось, пасхальные куличи, а тем более освящённые в церкви, были всегда инициативой старшего поколения.
Реакция ни на секунду не отрывающейся от финальных кухонных хлопот хозяйки была столь же моментальной, сколь и оплошно-необдуманной. Она, выслушав чистосердечный ответ россиянина, тут же произнесла сочувственным тоном:
– У-у-у, то вы естешьте убожши духово*
* To wy jeste;cie ubo;si duchowo (польск.) – так вы более бедные духовно

Уж опуская тот факт, что слово «убогий», означавшее в польском языке то же самое, что «бедный», резануло русский слух, поскольку имеет более мощный эмоционально-смысловой заряд, само по себе такое резюмирование, подведение черты под всей русской нацией неискушённой в дипломатических тонкостях молодой польки было для Андрея словно ушат холодной воды. Стало как-то сразу скучно, и пожалел, что приехал. Захотелось просто попрощаться и покинуть гостеприимную хозяйку. Проблема была только в том, что блондинка даже не поняла, что она только что произнесла. Какие там рерихи, саровские, радонежские, какая литература российская – она даже не соединяла эти понятия (даже если бы и знала что-нибудь о России) со словом «духовность». Для неё, даже не понимающей, что только что оскорбила приглашённого ею гостя, всё было очень просто и определённо с самого малого возраста, как для большинства «религиозных» поляков: собираешься два раза в год в кругу семьи на религиозные праздники – значит «духовный», не имеешь такой традиции – «убогий духовно».
Принимая во внимание её уровень знаний, детскую девственную простодушность, а также подходящий к создавшейся ситуации цвет её прекрасно ухоженных волос, чтобы не «раздувать международного конфликта», россиянин решил пропустить мимо ушей её подытоживание и остался, переведя разговор на другие темы.
Очень яркой иллюстрацией тотального (но формального) религиозного «воспитания» был эпизод, врезавшийся в память россиянина – уж слишком образно он отражал отношение среднестатистического поляка к вопросу религии. В апреле 2005 года умер глубоко почитаемый во всей Польше римский папа – Иоанн Павел Второй. Для католической Польши избрание поляка на пост главы всего католического мира в конце семидесятых было событием несомненно значимым, поэтому его кончина после более чем четвертьвекового пребывания на посту главы Ватикана, конечно же, ввергла всю страну в глубокий траур.
На шестой день после смерти понтифика в стране был объявлен день поминовения – во всех средствах массовой информации напоминали, что ровно в 21:37 – время кончины Иоанна Павла Второго – будет остановлено движение общественного транспорта, погашены огни. Андрей хорошо запомнил этот день. Ближе к назначенному часу люди выходили на улицы с зажжёнными свечами, чтобы в скорбном молчании почтить память ушедшего. В Варшаве основная масса народа собиралась на одной из центральных улиц, носящей с 1990 года имя Иоанна Павла II. Андрей с Юноной и ещё двумя знакомыми решили поехать туда и посмотреть на происходящее, поскольку ничего подобного прежде в столице не бывало. Запарковав машину в переулке, они вышли к улице, куда стекались уже огромные толпы жителей Варшавы. Движение трамваев и машин остановилось. На всей более чем четырёхкилометровой магистрали зажжённые свечи устанавливались вдоль трамвайных путей и вдоль бордюров и, несмотря на то, что фонари и окна домов были погашены, вся улица была залита необычайным, колеблющимся светом. Это было впечатляющее зрелище.
Вся четвёрка вместе с Андреем пробралась в густой толпе ближе к проезжей части, остановились на тротуаре. Приближались назначенные минуты. Люди почти не разговаривали, застыв в скорбном молчании. Ровно в 21:37 раздался вой сирен, клаксонов автомобилей. Как по какой-то неслышной команде, стоявшие на проезжей части люди начали вставать на колени, многие из них молились. Цепная реакция коленопреклонения докатилась и до тех, кто стоял на тротуаре и далее. Здесь уже не все вставали на колени, но многие. Андрей остался стоять. Не потому, что не хотел почтить память умершего, а просто потому, что это выглядело уж как-то слишком демонстративно.  Его спутники, кажется, тоже не преклонили колен. «Кажется» - потому что внимание россиянина привлёк один поляк лет тридцати. Именно его образ врезался Андрею в память на долгие годы как иллюстрация отношения граждан к ритуалам, насаждаемым костёлом. Этот поляк перед началом воя сирен стоял, курив сигарету. В 21:37 волна коленопреклонения дошла и до него. Не желая выделяться, он сделал следующее: держа в пальцах правой руки недокуренную, тлевшую оранжевой точкой в темноте сигарету, он встал на правое колено и также преклонил голову, присоединяясь к всеобщей скорби. Но сигареты не погасил. Подождав, когда закончится эта минута, он вместе со всеми облегчённо (как показалось россиянину) поднялся и продолжил курение. Андрей потом не делился ни с кем из поляков ни своим невольным наблюдением, ни умозаключениями по этому поводу. Рассчитывать на то, что кто-то поймёт, в чём тут нюансы, не было смысла. Имелся уже печальный опыт разницы в понимании некоторых особенностей поведения и воспитания.   
Рождественские праздники и Пасха неукоснительно отмечаются во всей Польше. В эти дни вся страна как бы затихает. Да, конечно, перед наступлением вигилии*** длится сумасшедший торговый марафон – все торговые центры, ярмарки, магазины стараются использовать эти дни для привлечения покупателей яркими, красочными, оригинально оформленными витринами. Всюду наряженные ёлки, иллюминация, рождественская музыка, приподнятое настроение. Идёт вал закупок рождественских подарков. Но 24 декабря это всё затихает, улицы пустеют, народ собирается по домам, в кругу семьи.
-----------------------------------------------------------
***Вигилия (wigilia – польск.) – аналог православного Сочельника

В такие дни Юнона, конечно же, выезжала к себе в деревню, в родительский дом. Там собиралась вся их большая семья. В такие дни Андрей оставался один. Возможно, вначале Юнона и предлагала ему пару раз поехать вместе с ней, но россиянин отказывался – он не чувствовал себя своим в их кругу. Тем более, что такого рода праздники были скорее семейными, интимными, поэтому не хотелось нарушать их установившийся многолетний порядок своим «чужеземным» присутствием. Кроме того, у Андрея уже был опыт бывания в гостях в родительском доме Юноны – по случаю именин кого-нибудь из домочадцев – и честно говоря, россиянин скучал во время этих застолий. Но об этом читатель может более подробно узнать из последующей главы «Русского в Польше о России не спросят».
Уезжая в рождественские и пасхальные дни и оставляя Андрея в одиночестве, Юнона в первые лет пятнадцать старалась как-то скрасить ему время вынужденного расставания. Обычно заранее наряжала небольшую живую ёлочку (если это было Рождество), готовила что-то вкусненькое, чтобы Андрей в эти дни также имел возможность ощутить хоть часть праздничной атмосферы.
Андрей же, со своей стороны, первые годы, пока ещё конфликты в их отношениях не набрали силу и не оттеснили на второй план эти куртуазные условности, также старался сделать Юноне что-то приятное. Покупал рождественские подарки, всякие милые пустяки : компакт-диски с полюбившимся ей исполнителем, кофейную кружечку с рисунком Густава Климта  и всё такое прочее. Позже, когда в их жизни трещинками начали пробегать скандалы (правильнее было бы назвать их конфликтами, поскольку слово «ссоры» также не слишком подходит – Юнона, в основном, отмалчивалась), Андрей перестал делать подарки. Но полька всё равно старалась на дни своих рождественских и пасхальных отъездов оставить ему приготовленное угощение.
Однажды, году в 2010, накануне праздника Пасхи, произошёл очередной нервный взрыв – Андрей, накричавшись на отмалчивающуюся Юнону, перестал с ней разговаривать. Ничего, кроме стандартного «пшепрашам»,* она из себя не выдавила. Тем не менее, рано утром, пока россиянин ещё спал, Юнона сбегала в магазин, приготовила какой-то праздничный завтрак (Андрею особенно запомнился салат типа оливье, но с раковыми шейками), накрыла нарядно на журнальном столике в большой комнате. Когда проснувшийся россиянин вошёл, был, конечно, приятно удивлён. В нём боролись два чувства – знал, что Юнона через десять минут уедет в свою деревню, так и не сказав ни слова выяснения, чтобы как-то загладить вчерашний конфликт, и это его злило и раздражало. С другой же стороны, сердце сжималось от нежности, наблюдая, как эта полька доступным ей способом (пусть и примитивным, поскольку бессловесным) пытается загладить вину, старается на свой манер создать хоть какую-то имитацию праздничного настроения у остающегося в пустой квартире Андрея. Такие вот «светлые рождества» и «радостные пасхи»...
------------------------------------------------
*przepraszam (польск.) – извините, простите

Жирную точку во всех этих католических празднествах для россиянина поставило Рождество 2020 года. Это был год, когда Юнона окончательно осуществила то, о чём подумывала уже давно – ушла от россиянина, переехав жить в свою деревню, объяснив это возможностью работать в том знаменательном для всей планеты (по крайней мере, для так называемой «цивилизованной» её части) году «на удалёнке». Это модное словосочетание позволяло ей как-то растянуть процесс расставания и сгладить факт её окончательного отказа наладить отношения с Андреем.
К декабрю 2020 года россиянин уже несколько месяцев жил один. Шок от первого заявления Юноны о конце их мучающего обоих союза уже прошёл, хотя рана так и не зарубцевалась. «Лучшего средства от одиночества» согласно рецепту популярной в восьмидесятых песни Юрия Антонова у Андрея так и не случилось. Он старался заглушить взрывающие мозг мысли интенсивной работой. Благо очередной его проект – новорождённое издательство – набирал обороты, и работы хватало. Но вот наступали очередные рождественские праздники – и настроение вразрез со всем остальным населением чужой россиянину страны резко портилось.

Андрей сидел в пустой квартире, готовить еду не хотелось, смотреть телевизор не хотелось... Не хотелось вообще ничего. На душе было погано. В голову лезли мысли о Юноне, которая более четверти века «разводила» его на «любовь», но теперь, когда принятое ею решение осуществлено, почувствовала огромное облегчение, в отличие от него. И усугубляло это гадкое настроение осознание того факта, что вот сейчас , именно в эту минуту, когда он сидит один-одинёшенек в своей квартире, и в целой этой чужой европейской стране нет вообще ни одного человека из почти сорока миллионов, который бы подумал в этот момент о нём, не говоря уже о том, чтобы позвонить и поговорить, именно сейчас Юнона в кругу своей многочисленной собравшейся родни ведёт милые разговоры с сёстрами и племянниками, улыбается, обмениваются облатками согласно католической религиозной традиции.
Согласно этой же традиции, как всегда, стоит на накрытом праздничном столе дополнительная тарелка для так называемого «внезапного гостя». Вдруг, согласно мифологии, забредёт «на огонёк» одинокий странник. А тут-то ему и кров, и угощение. Очень по-христиански.  Только вот думалось россиянину в те горькие минуты «вигилии», все эти ритуалы напоказ, как тот парень с сигареткой в коленопреклонённой толпе. Ничего общего ритуалы те не имеют с истинным рождественским настроением, которое создаёт наиблагоприятнейшую атмосферу для того чтобы что-то исправить, чтобы сделать какой-то шаг навстречу... Нет, никто не думал об этом за сто километров от Варшавы. И это очередной раз и окончательно укрепило Андрея в мысли, что он был просто слеп. Переиначивая слова классика, прокручивал у себя в голове: «Того обманывать не трудно, кто сам обманываться рад».

Скачать и прочитать правильно отформатированную книгу целиком можно на Литрес.ру