Почему польки не станут краснеть удушливой волной,

Почему польки не станут "краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами..."

12 глава из книги "Юнона и авось, или Развод длиною в четверть века"

Эту душу не жизнь искалечила,
Не с обиды, братишка, я пью!
Я искал в этом городе женщину,
Ту, единственную свою!
(Григорий Лепс)

В начале восьмидесятых, будучи с приятелем в московском музее-усадьбе «Коломенское», Андрей стал свидетелем эпизода, который запомнился надолго. Память услужливо подсовывала его каждый раз, когда случалось задумываться о разнице менталитетов различных культур.
Был тёплый, но пасмурный день начала сентября. Накануне прошёл дождь, и во дворе усадьбы в рыжей глине раскопанных реставраторами неглубоких ям собрались лужи. Чтобы из-за начатых земляных работ не закрывать доступ для туристов и просто интересующихся московской стариной, через немощёные глиняные участки двора были проложены широкие дощатые трапы с набитыми поперёк планками, чтобы люди не поскальзывались.
Андрей неспешно и осторожно переходил от одного строения к другому, предупредительно задерживаясь иногда, чтобы разминуться с людьми, идущими по дощатым настилам ему навстречу. И вдруг где-то сзади послышался громкий смех. Андрей и его спутник оглянулись: «В чём дело?» Уж очень неуместным казалось такое бурное проявление кем-то своей радости в затишье музейного комплекса. Когда же Андрей увидел, что именно явилось причиной, вызвавшей бурное веселье группки молодых людей, то и вовсе удивился.
Оказалось, что один из туристов, поскользнувшись, видимо, на досках, не удержал равновесия и упал прямо на мокрую от вчерашнего дождя землю. Его обескураженный вид и вымазанные в рыжей глине брюки почему-то вызвали такую бурную смешливую реакцию у сотоварищей. Другие посещающие, стоявшие рядом с Андреем так же, как и он с недоумением смотрели на веселящихся молодых парней и девушек, поскольку не очень было понятно – что же смешного в том, что с человеком случилась неприятность и он испортил себе вполне приличные брюки?
И только прислушавшись к репликам этих молодых людей и девушек, которыми они обменивались, Андрей понял, что перед ним группа туристов из какой-то англоязычной страны. По непринуждённо-развязной манере поведения почему-то подумалось, что это американцы. Позже, когда появились видеомагнитофоны, и россиянину довелось познакомиться не только с шедеврами кинематографического искусства, но и заурядными боевиками (а особенно – комедиями) Голливуда, пришлось понять и принять, что чувство юмора «западной» культуры неким образом отличается от славянского. Недаром довольно скоро в российском разговорном появилось не слишком благозвучное, но довольно меткое определение англоскасонского юмора как «анально-фекального». Короче говоря, разница менталитетов «имеет место быть».
Но юмор юмором, а приехав в Польшу, Андрей столкнулся с тем, что и в других жизненных ситуациях проявляются различия в поведенческих традициях. Теперь уже между двумя славянскими народами. Некоторые различия были невинны и даже, чего уж лукавить, приятны. Например, европейская манера чмокаться троекратно между мужчиной и женщиной по любому приличному случаю – будь то поздравление с праздником, встреча или расставание. Чмоканье, правда, происходило скорее символическое – уголками губ, «лево-право-лево», а иногда и просто в воздух, имитируя прикосновение щёчками, но какой-то волнующий момент интимности всё равно присутствовал. По крайней мере, для него, неискушённого и непривычного. Позже он понял, что «противоположное лицо» скорее всего не испытывает тех же эмоций, но поначалу, после российских, более сдержанных обычаев, такой – даже символический – контакт россиянина волновал.

С более серьёзным примером разницы в поведенческих стандартах русских и поляков (а точнее полек) Андрею пришлось столкнуться в 2005 году. В том году он приобрёл в процедуре тендера от сындыка* фирму, занимавшуюся медицинскими страховками для предприятий. Владельцами её были американцы, а председателем правления – поляк. Пан Якуб. По профессии – врач. Полный, рыжеволосый, с академической бородкой клинышком.
Для россиянина эта сфера деятельности была новой. Он понимал, что дело может и должно быть прибыльным, но нужно провести санацию фирмы. Чтобы не рубить сплеча, решил оставить часть прежнего немногочисленного персонала, в том числе и бывшего председателя правления, назначив его на должность генерального директора. Председателем же правления назначил, а точнее – выбрал как главный и единственный акционер, свою доверенную знакомую, которая вела у него бухгалтерскую фирму. Пани Моника была на тринадцать лет моложе Андрея и на пару лет моложе пана Якуба.
*Сындык (польск. Syndyk) – внешний управляющий, назначенный арбитражным судом в фирме, проходящей процедуру банкротства.

Однажды поляк продемонстрировал Андрею ещё один аспект европейской «толерантности» в отношениях полов. Дело было в кабинете пани Моники, все трое сидели за низеньким журнальным столиком и обсуждали какие-то рабочие планы. Обстановка была непринуждённая, но не настолько, чтобы россиянин не удивился тому, что внезапно позволил себе пан Якуб. А тот, сидя недалеко от пани Моники, то ли в пылу своей тирады, то ли умышленно прикоснулся рукой к коленке пани председателя правления фирмы. Сделал он это вполне деликатно, так сказать «натурально», достаточно деликатно, одними только пальцами – просто как бы обращая внимание собеседницы на свои слова. Так порой собеседник может коснуться вашей руки, если хочет артикулировать важность доносимой мысли. Но, естественно, уместно это лишь среди достаточно знакомых людей, а уж никак не в иерархии подчинённый – начальник.
Андрей несколько оторопел от этого жеста. Пани Моника была в юбке и телесных чём-то там – то ли чулках, то ли колготках, поэтому касание её колена выглядело достаточно пикантно. «Это раз», – как говорил Эраст Фандорин. Пани Моника вовсе не была хорошей знакомой пана Якуба, шёл всего лишь четвёртый-пятый месяц, как россиянин купил фирму. «Это два». Пани Моника была как бы начальником над паном Якубом, а владелец фирмы, который её назначил, сидел тут же – рядом. «Это три». Андрей не знал, как отреагировать. И надо ли реагировать вообще? Хотя пани Моника и не была «его» женщиной, но будь он в России, он как минимум сделал бы резкое замечание забывшемуся собеседнику. Вполне возможно, что уместно было бы это сделать с глазу на глаз, попросив пани Монику выйти, чтобы не ставить её в глупую ситуацию.
Но в том-то всё и дело, что сама пани Моника никак не отреагировала на жест пана Якуба. То ли посчитала за лучшее сделать вид, что ничего не произошло, то ли действительно в цивилизованной европейской Польше такого рода тактильные контакты считались вполне нормальным явлением – россиянин просто не знал, что думать и как следует поступить. Чтобы не ставить себя в глупое положение, он последовал примеру польки, но эпизод этот, как и случай в Коломенском, врезался в память.
Но самой болезненной оказалась для Андрея эта разница в поведенческом менталитете, когда после многих лет совместной жизни с Юноной произошёл случай, который заставил его убедиться, что она также не исключение. И это было горькое, очень горькое чувство. Так бывает, когда идёшь с кем-то долгою дорогой, разговариваешь, не оглядываешься, потом твой спутник перестаёт тебе отвечать, но ты думаешь, что он просто слушает. Ты идёшь дальше, продолжаешь говорить, потом оглядываешься, и оказывается, что ты на этой дороге давно уже один, никто за тобой не идёт...
У Юноны была довольно многочисленная родня – сёстры, племянники. Они часто организовывали себе совместный отпуск – выезжали всем «табором» куда-нибудь на Мазурские озёра, или в горы на лыжи, или на балтийское побережье. Юнона несколько раз с разрешения Андрея брала на несколько дней отпуск и уезжала вместе с ними. Он не имел ничего против – его «правая рука» так преданно и беззаветно трудилась, не считаясь со временем, выходными, что россиянин не имел никакого морального права отказать ей в возможности расслабиться, отдохнуть, восстановиться.
Нередко к этой весёлой компании присоединялись ещё два молодых человека – соседи Юноны и её родителей. Их дома стояли рядом на улице Садовой в родной деревне польки. Как это часто бывает, когда с самого детства подрастают в таких местечках, они были очень дружны и чувствовали себя почти одной семьёй. Никаких сомнений, ревности или чего-то подобного у Андрея никогда не возникало – он был знаком с этими ребятами, они были младше Юноны на несколько лет и как-то по инерции продолжали восприниматься как дети. К нему они относились очень уважительно, по крайней мере, внешне так выглядело.
Сомнение, однако, зародилось у Андрея после одного случая. По предложению Юноны году этак в 2010 россиянин приехал с нею встречать Новый год в деревню – к родителям. Собственно, родители сами пошли в гости, поэтому в доме Юноны образовалась чисто молодёжная компания: сёстры (одна из них с мужем), их дети, сама Юнона с Андреем. Пришли и братья из соседнего дома: Мариуш и Ярек. Старший из них – двадцатилетний Мариуш – явно симпатизировал старшей сестре Юноны – той, что была разведена. Ярек же был на этом вечере фото-видеооператором. Получается, как у М.Жванецкого: «Один был интеллигент, а другой просто спросил...».
Так вот, вечер был вполне себе удачный, разговоры были непринуждённые, дети постепенно удалились на верхние этажи дома, чтобы без помех и ограничений насладиться виртуальным миром компьютерных игр. Взрослые же, из которых россиянин был самым старшим, продолжали сидеть за столом, потягивая дринки. Уже отгрохотали за окном китайские фейерверки, шампанское было выпито, угощение поперепробовано, наступила фаза активных разговоров, застольных шуток, анекдотов, воспоминаний. Россиянину, у которого совместных воспоминаний быть не могло ни с кем, кроме Юноны, пристроился в уголке дивана и лениво прислушивался к разговорам. И тут произошёл микроэпизод, буквально мгновенье длившийся, который заставил пробудиться давно забытой реакции. Так бывало у Андрея, когда интуитивно он начинал чувствовать, что происходит что-то неладное, неправильное, если не угрожающее, то сулящее неприятности. А произошло следующее: переговариваясь с его Юноной через стол, подвыпивший разулыбавшийся Ярек вдруг – и это не ускользнуло от многоопытного глаза Андрея – чмокнул в сторону польки воздушный поцелуй. И не было это следствием разговора, этот жест (если можно так назвать чмоканье пухлыми губами в сторону собеседницы, сопровождающееся томным многозначительным взглядом) был просто отдельным, произведённым украдкой действием. Так ведут себя люди, которых связывает что-то общее, о чём не хотят распространяться на публике, но при первой же удобной оказии подающие друг другу «тайные» знаки. Андрея больно защемило что-то под ложечкой. Так бывало не раз, когда просыпалась интуиция и звучал предупредительный сигнал: внимание, опасность! Он с удивлением посмотрел на Юнону, которая была занята общими разговорами, а поскольку этот «чмок» пьяненького Ярека длился всего мгновенье, Андрей даже не смог понять – видела она этот странный знак или нет.
Настроение подпортилось. Как-никак пятидесятилетний россиянин, переживший уже и обманы жены, и развод, и неучтивость компаньонов, особенно остро воспринимал такие моменты. Жизненный опыт подсказывал ему, что это не просто неконтролируемый жест подвыпившего молокососа, а что-то более значительное, приоткрывшее ему совершенно случайно какой-то пласт неизвестной доселе информации. Но, как и в случае с пани Моникой, россиянин совершенно не имел понятия как поступить. «Европа, блин-оладьи», – подумалось Андрею. В России за такие чмоканья украдкой он вывел бы паренька в другую комнату и потребовал бы объяснений. Как минимум. А как максимум, применил бы методы физического внушения, если этого бы потребовали понятия чести и справедливости. Если Юнона не давала малолетнему соседу никаких поводов для таких воздушных «чмоков», значит он позволил себе лишнего и таким образом (по российским, конечно, понятиям) оскорбил женщину Андрея. Если же поводы всё-таки существовали... Нет, он решительно не хотел допустить даже мысли об этом...
В голове россиянина рефреном, как заезженная пластинка, прокручивались слова из шуточной песни Высоцкого: «Мы не сделали скандала, нам вождя не доставало...» Ну действительно, что он им всем предъявит? Новый год же, все шутят, расслабились. Может, это всё его личная надинтерпретация, он тут такой  сидит, весь русский, жизнью битый-перебитый, а невинные молодые европейские люди даже и не поймут, в чём, собственно, проблема. Короче, Андрей решил, что самое лучшее будет сделать вид, что ничего не заметил, тем более, что Ярек уж точно так думал. Но осадочек остался.
И лежал этот осадочек на дне его души лет десять, пока в конце 2019 года, кстати, тоже ближе к новогодней ночи, на этот раз в варшавской квартире, произошёл «инцидент», мгновенно переросший в конфликт, который в одну секунду тот старый осадок взбаламутил, поднял со дна, и эта мутная взвесь окончательно отравила Андрею жизнь, его взаимоотношения с Юноной. Копаясь в её служебном ноутбуке в поисках нужных ему документов, Андрей наткнулся на папку с фотографиями. Телефоны теперь позволяют щёлкать снимки сотнями, во всевозможных ситуациях, а уж если кто находится в отпуске, на отдыхе, то редко обходится без нагромождения обширной коллекции кадров, документирующих оный.
И вот, совершенно случайно россиянин начал просматривать одну из папок с фотографиями, сделанными на Мазурах. Андрей хорошо помнил этот выезд Юноны с её сёстрами и соседями. Тогда они сняли целый домик и неплохо, по-видимому, отдохнули. Андрей и прежде видел фотоотчёты о всех выездах. Не всегда его это интересовало – слишком много родни, одних и тех же лиц – такие фотографии, как правило, интересно просматривать только непосредственно участникам событий. Но эта папка с фото с Мазурских озёр привлекла внимание Андрея именно фотографиями Юноны с Яреком. Некоторые вроде бы совсем невинные – сделанные в автомобиле «селфи». Где Ярек за рулём, а Юнона на переднем сиденье пассажира. Только вот непонятно, зачем было обязательно прижиматься щёчка к щёчке, позируя перед камерой. Ничего, кроме лиц крупным планом, видно не было. Трудно было понять генез такого «памятного» снимка. Увековечить факт нахождения в машине с соседом, которого знаешь 20 лет?
Но вот пяток других фотографий уж просто вывел Андрея из себя. В комнате летнего домика, снятого для отпуска, находились Юнона, её старшая сестра, вездесущий Ярек и кто-то четвёртый, кто делал эти фотографии. Вся перечисленная тройка весело «барахталась» на кровати. В одежде, естественно. И ничего непристойного на этих снимках не было. Непристойного по европейским опять же меркам. Это было хорошо известное молодым людям весёлое времяпровождение, эвфемистически именуемое «шуточная борьба». Если кто-то помнит себя и свои гормоны в пятнадцать-двадцать лет, то должен также хорошо помнить, какие подспудные мысли возникают при таких «шутейных» спортивных состязаниях молодых людей противоположного пола. Кинематограф услужливо подсунет нам десятки, сотни эпизодов от беганья между берёзками, игру в «догони меня» до барахтанья в шуточных борцовских состязаниях, исход которых, как правило, предрешён.
На фотографиях, которые рассматривал Андрей, чувствуя, как его пульс начинает биться всё чаще и под ложечкой опять появляется гадкое сосущее чувство, Юнона с сестрой «забарывали» на кровати Ярека. Который, хоть толщиною своей фигуры и превосходил Юнону вдвое, охотно лежал на лопатках, не в силах, видимо, совладать с двумя соседками. Снимков было несколько, поэтому было ясно, что это не позирование для одного кадра, а «фоторепортаж с места спортивного события». Все были веселы и довольны. На одном из кадров голова молодца лежала на коленях Юноны, на другом она вдобавок ещё и томно приобнимала его за эту же голову, при этом выразительно глядя в объектив. Никто не смущался происходящим. Всем было весело – ведь ничего предосудительного не происходило... По европейским, видимо, понятиям. Потому что по азиатским сибирским понятиям россиянина, который прожил с Юноной к тому времени уже дольше, чем со своей женой, ТАК вести себя она не должна была.

Разнервничавшись, а особенно ещё и из-за того, что последние годы его отношения с Юноной катастрофически ухудшались и увиденные фото оказались катализатором для негативных эмоций, Андрей прошёл в спальню, где к тому времени уже давно спала полька, и разбудил её. С одной стороны,  он чувствовал неприятную неловкость, что сейчас будет происходить разговор, как в дешёвой мелодраме, а с другой стороны,  не мог не начать этого разговора. Захлёстывающие его эмоции требовали немедленного выяснения – иначе мозг просто взорвался бы.
Сюжетов развития событий было два. И реализовался худший. Наихудший. Когда Юнона, одевшись, вышла в комнату, где был открыт ноутбук, то, к огромному огорчению Андрея, вместо того, чтобы вникнуть в его боль и хотя бы признать, что это было глупое поведение, но беспокоиться не о чем, она с равнодушно-недоумённым видом начала возражать россиянину. А в чём проблема? Да это же смешно! Это ж ребёнок! Да мы просто дурачились! И прочие такого типа «аргументы».
Не того ожидал Андрей от женщины, с которой прожил четверть века. Совсем не того. Во-первых, начало злить то, что Юнона даже не пытается ПОНЯТЬ его, вникнуть в то, что он говорит, но ещё больше бесило равнодушие, с которым она произносила свои слова. А ведь снять напряжение можно было одним махом – к сожалению, такое поведение было чуждо рафинированной польке. Одна улыбка, одно объятие, пара успокаивающих слов – вот и всё, что было нужно в тот момент Андрею. Но холодные слова пошедшей «в отказ» подруги жизни отрезвили его, как ведро ледяной воды. Он понял, что имеет дело с чужим человеком. Внутренне взбешённый, он прекратил этот бесполезный разговор, взял из бара бутылку первого крепкого, что подвернулось под руку – это был какой-то ликёр, мрачно уселся на диване и начал глушить мысли этим давно им не применяемым, но проверенным способом.
Полька постояла в дверях комнаты, побормотала что-то невразумительное, но не имеющее для россиянина уже никакого значения, потому что ГЛАВНОГО так и не было сказано, повернулась и пошла досыпать. Завтра ведь на работу. Андрея всегда поражала её способность заснуть даже после сильнейшей ссоры, которая ничем не закончена – ни примирением, ни выяснением. Просто засыпала и всё. У него в такие минуты всё клокотало внутри, он готов был на стенку лезть от безнадёжности ситуации. Просидев так с полночи с бутылкой и мыслями наедине, он в конце концов забылся в каком-то полусне на диване.
А утром, что ж, как это бывало уже не раз, Юнона ни словом не обмолвилась о вчерашнем. Она вообще предпочитала отмалчиваться, что все эти годы наиболее терзало Андрея. В такие минуты думалось ему: неужели это я, как в сказках, пытаюсь «найти то, не знаю что, причём там, не знаю где»? Проблемы ли это разницы менталитетов, или же просто не довелось встретить ту чарующую барбарубрыльску, тонко чувствующую, всё понимающую?

Скачать и прочитать правильно отформатированную книгу целиком можно на Литрес.ру