Где похоронен Александр Македонский

ТАТЬЯНА  БЕЛОПУХОВА


Посвящается моему отцу, Герою Советского Союза Евстрату Степановичу Белопухову.



                ГДЕ  ПОХОРОНЕН  АЛЕКСАНДР  МАКЕДОНСКИЙ


                ИЛИ
               
               
                РЯДОМ С НЕБЕСНЫМ ТРОНОМ ЗЕВСА


                ПРЕДИСЛОВИЕ

               
  Книга эта возникла случайно. Как ни забавно звучит - благодаря дешёвому рекламному проспекту, пылящемуся на столе в уличной туристической фирме. На фотографии был заснят фантастический вид неведомого уголка Турции. Огромные головы, отвалившись от своих каменных тел одиноко стояли под странно тёмным небом на вершине какой-то горы.


Гора называлась Немрут (Нимрут, Немруд, Нимруд), по имени библейского царя.  Туристических поездок туда не подразумевалось, поскольку далеко, высоко и очень, очень дорого. Ситуация становилась всё интереснее, а таинственное место всё привлекательнее. Особенно, когда несколько турков, будто сговорившись, понижая голос и округляя глаза, рассказали нам о присутствии неких духов, витающих там - наверху.


Охота пуще неволи. Недолго думая, мы собрались и отправились туда. Путешествие вышло увлекательным. Когда мы добрались до места, то вверху кроме огромных голов в остроконечных шапках мы увидели ещё много любопытного. На площадке под небом возвышался высокий каменный курган. В одном из колоссов на вершине Немрута мы признали Александра Македонского. Выходило, что под курганом покоится его прах.
На тронах в камне выбиты священные тексты, подтверждающие, что они исходят от македонского царя, но почему-то совсем другой человек подписался под ними.


Расследованию этого исторического детектива и посвящается наша работа. Пока книга писалась, а длилось это несколько лет, всплывали новые факты, порой просто невероятные. Например: Ковчег Завета, сообщивший Александру о том, что он – бог и предсказавший Александру будущее. Нигде в древних источниках не подтверждена его смерть в Вавилоне. Напротив, есть указания на то, что он оставался живым, когда все окружающие сочли его мёртвым. Подозрительной кажется утрата записей всех очевидцев деяний Александра. Отсутствуют описания его смерти и похорон даже у тех авторов, кто знал первоисточники и пересказывал их.


Для того, чтобы донести до читателя величие Александра Македонского, требовалось рассказать о его личности и деяниях. Мы не посмели своими словами перефразировать труды древних, и в результате возникла книга в книге: собранные сведения изо всех известных трудов об Александре уложены в единое повествование.


После жизнеописания идёт доказательство принадлежности священного комплекса на горе Немрут Александру Македонскому и того, что курган воздвигнут в честь Александра. Также в книге присутствует перевод текста, выбитого на каменных тронах святилища на русский язык. Думаю, этот факт будет интересен многим читателям. Считаю, что главная задача исследования – восстановление справедливости по отношению к Александру Македонскому и разоблачению самозванца – хоть в малой доле, но выполнена.


Татьяна Белопухова


                З Е М Л Я   Н И М Р У Д А


  Прекрасная солнечная Турция полна загадок и чудес. Полуостров Малая Азия, на просторах которого раскинулась эта страна, напоминает слоёный пирог цивилизаций. Этруски, троянцы, загадочные асы, амазонки, хетты – трудно перечислить  имена народов, обитавших здесь. Несметная череда событий происходила на удивительной земле Малой Азии в разные времена: Троянская война, персидское нашествие, поход Александра Македонского, римское завоевание, возникновение и падение Византии, распространение христианства, сельджуки, крестоносцы, османы... Словно из рога изобилия, выплёскивались отсюда народы и культуры, расходились кругами по миру, вновь возвращались уже видоизменёнными. Появлялись и рушились государства. Древние греки, шутя, называли Анатолийский полуостров «мусорной свалкой народов»!
Сколько ещё ненайденных городов и крепостей скрывается  под толщей земли? Много находок и потрясающих открытий ожидают нас в будущем.

 
Прекрасное и  загадочное место, о котором я хочу вам рассказать, надёжно укрыто от глаз людских. Но не в земле, а наоборот – под самым небом. Речь пойдет о горе Немрут, что на Евфрате и о том, какие нераскрытые доселе тайны покоятся на её вершине. В разных источниках название горы звучало как Нимруд, Нимрут, Немрут. Конечно, всё это – имя библейского царя Нимврода, произносимое с небольшими отличиями. Нам нужно было выбрать какое-то одно. Несмотря на то, что на старых картах гора называется Нимруд, сейчас почти везде пишется как Немрут. Поэтому мы тоже условимся называть вершину Немрутом. Однако название холма, раскопанного Лэйардом немного восточнее Немрут-горы по-прежнему носит имя Нимруд.
               
   
Итак, это древнее святилище затеряно в горной стране и находится так высоко, что люди, живущие внизу, веками даже и не предполагали об его существовании. Загадочное сооружение случайно обнаружили около двухсот лет назад, но историки и археологи до сих пор не могут до конца разгадать тайну, которую оно хранит.
               

Известно, что боги шумеров жили на высоких горных пиках,  на равнинах  же возводились искусственные «горы».  Немрут - идеальное место для обитания богов.  Гора заметно возвышается над другими вершинами, а самая верхушка её как будто аккуратно срезана неведомыми силами. Хотелось бы сказать, что силами природы, но похоже, что это не так. Площадка идеально ровная. Она находится очень далеко от земли, надёжно скрыта от любопытных глаз, и любые наводнения здесь не страшны. Никому и в голову не придет лезть сюда для какой-то житейской надобности. Зато вершина эта замечательно близка к небу. Эдакий мини-Байконур, тайная космическая база богов на планете Земля.


 Так или иначе, но эта высокая гора,  вознесшаяся почти на три с половиной километра над уровнем моря, носит имя Нимруда - строителя башен, ведущих в небо. В ветхозаветные времена земля, на которой стоит гора Немрут, звалась Кумухом. Считается, что государство Кумух,  область к северу от большой излучины Евфрата и к югу от современной Малатьи, ранее Милетены образовалось на рубеже второго и первого тысячелетия до нашей эры. Местность эта в давние времена принадлежала шумерам. Затем ей владели аккадские цари.


В 8 веке до н.э. за обладание Кумухом, богатым металлами (особенно железом), воевали Урарту и Ассирия, после жестоких войн земля перешла к ассирийцам. Во времена ассирийского царя Тиглатпаласара он находился в его владениях. «Я прошел повелителем, как оскаленный пес, одетый ужасом, и не видел я того, кто бы меня усмирил» - так повелел выбить на камне воспоминания о своих победах Тиглатпаласар III.


 Прошли века и Кумух, лежащий на перекрестке торговых путей, завоевала Персия. Он находился под властью персов с VI по IV век до нашей эры.

 
Кумух стали называть Коммагеной после завоевания его Александром Македонским. После смерти Македонского Коммагена досталась соратнику Александра Селевку.
В  первой половине II в. до н.э., после распада Селевкидской империи, Коммагена оставалась  лишь второстепенным «буферным государством» между двумя поистине великими державами. Начиная с I в. до н.э. Рим и Парфия разделяли господство над миром и оспаривали друг у друга власть над Востоком. Греческие и латинские авторы лишь мимоходом упоминают о властителях Коммагены, и эти сведения в общей сложности очень скудны. Коммагена считалась частью северной Сирии. Эту местность древние  знали как «Белую Сирию». В отличие от северных «белых сирийцев», жители  Сирии южной называли себя «черноголовыми».


Дадим слово Страбону: «Имя Сирии, как кажется, распространялось не только на области от Вавилонии до Исского залива, но в древности также от этого залива до Евксинского моря. Во всяком случае обе каппадокийские народности (те, что на Тавре, и те, что на Понте) называются до настоящего времени «белыми сирийцами», как будто существовали и какие-то чёрные сирийцы. Это сирийцы, живущие за Тавром. Когда я говорю «Тавр», я распространяю это имя до Амана».

 
 «...Коммагена не особенно большая область; в ней есть укрепленный естественными условиями город Самосаты, где была царская столица. Теперь Коммагена стала римской провинцией. Земля вокруг города весьма плодородна, но её недостаточно. Теперь здесь расположен мост через Евфрат; вблизи моста расположена Селевкия – крепость Месопотамии, которую Помпей включил в  пределы Коммагены».
Совсем рядом, около ста километров на северо-запад от горы Немрут  стоял древнейший, священный и огромный храмовый город Команы, который обслуживали тысячи жрецов. Интересно сходство топонимов Команы и Коммагена, очевидно, что между ними существует прямая связь. Судя по всему, в Коммагене на горе Немрут также находилось величественное и очень древнее святилище.


                НАХОДКА ПОД САМЫМ НЕБОМ
               

 Пик Немрута в Коммагене возвышается надо всей горной страной. Выше, чем Немрут, гор в округе нет. Поэтому, когда в XIX веке немецкие археологи открыли в Коммагене монументальные, ошеломляющие своим величием и особым значением памятники, это стало для них полной неожиданностью. Никто и не предполагал, что среди пустынной горной страны, в безлюдном месте на сумасшедшей высоте будет обнаружено великолепное и таинственное, забытое всеми святилище, иначе – иеротесийон.

               
Иеротесийон – это царская гробница и одновременно святилище, где совершались церемонии и приносились жертвы богам и героям. В празднествах принимало участие и население. Поэтому эти памятники являются одновременно погребальными и религиозными.
 

По обнаруженным в Коммагене надписям понятно, что здесь существовало много разных священных дворцов и гробниц. Сейчас они называются: Гергер, Эски Кяхта, Кара-Куш, Сезенк и Немрут-Даг.


В 1838 году турецкая армия готовилась к подавлению восстания в Египте. Османское войско расположилось в Малатье (древняя Милетена). Малатья находится достаточно близко от Немрута, немного западнее, километров на 50-60. Для изучения обстановки в район Малатьи направляется немецкий генерал-полковник - Гельмут Иоганн Людвиг фон Мольтке-младший. В то время он находился на должности военного советника при османском дворе. Во время изучения местности Мольтке использовал гору Немрут в качестве обзорного пункта
               
               
Мольтке очень интересовался историей искусства и, поэтому, смог по достоинству оценить исторические памятники горы Немрут. Это отражено в его книге «Письма про события и положение в Турции». Но обнаруженное на вершине Немрута святилище далеко не сразу стало известно широкому кругу ученых и любителей истории. Прошло ещё почти полвека.


Первый, кто подробно рассказал о произведениях искусства на горе Немрут, стал ещё один немец Карл Сестер. В 1881 году его назначили на должность главного инженера по строительству дорог в Диярбакыре. Однажды к Сестеру пришёл рабочий. Он стал что-то горячо объяснять инженеру, размахивая руками и показывая на вершину Немрута.  Сестер весьма смутно понял из речей курда, что тот говорит о богах, о духах,  якобы живущих на вершине горы. Суеверия местных крестьян мало его интересовали, но курд настаивал, тянул за рукав и инженер нехотя согласился добраться с ним до вершины. Но то, что Карл Сестер там увидел, повергло его в смятение.
               

XIX век испытал настоящий бум археологических находок. На востоке из земли поднимались забытые Богом библейские города. Шлиман нашел Трою. Генри Лэйард раскопал Нимруд  (город Кальху). Расшифровывались древние мёртвые языки. Карл Сестер, как и все прогрессивные люди того времени был увлечен археологией. А как же иначе. Ведь он работал в Турции, владевшей древними землями, наследнице многих цивилизаций.


Сестер и не предполагал, что пик горы Немрут мог быть обитаемым. Совершенно неожиданно для себя он увидел там настоящий Олимп с пантеоном каменных богов! Величественные и прекрасные античные боги сидели в один ряд на тронах. Огромные, выше человеского роста, головы богов венчали ассирийские царские короны, похожие на шапки с петушиными гребнями наверху. Он решил, что перед ним скрытое святилище ассирийских царей. Сражённый наповал чудесной находкой, Сестер не мог прийти в себя от потрясения. Лики безмолвных богов, с глазами, устремлеными в космическую синеву, лишали его сна.
             

Дорожный инженер немедленно дал знать о своей находке в немецкое консульство. В конце того же года помощник посла в немецком консульстве в Измире Мюллер Раксдау написал письмо в Берлин в Прусскую королевскую Академию наук, рассказав, что Карл Сестер обнаружил на вершине горы Немрут большое количество ценных статуй, относящихся, по его мнению к ассирийскому периоду.


Письмо Мюллера Раксдау произвело впечатление на прусскую Академию наук, так же как и удивил тот факт, что работавший в том же районе Мольтке ничего не рассказывал о подобных находках. Несмотря на это, Королевская Академия посылает в Турцию вместе с Карлом Сестером молодого исследователя Отто Пухштейна.


В мае 1882 года экспедиция достигла горы Нимруд. Пухштейн, глядя на скульптурные изображения восточной террасы, приходит к выводу, что они не относятся к ассирийскому периоду. Позднее они находят на задней стороне тронов надписи на греческом языке, которые подписаны Антиохом и датированы 69 годом до н.э. В 1883 году Королевской Академии был предоставлен доклад о проделанной работе.
В составе второй экспедиции на гору Нимруд вместе с Пухштейном был послан немецкий инженер-железодорожник Карл Хумман. Карл Хумман уже был знаменит тем, что, руководя строительством железной дороги недалеко от города Пергам, решил заняться там раскопками. В 1878 году им были найдены детали пергамского алтаря и вывезены в Германию.


В 1883 году на горе Немрут они с Пухштейном снимают гипсовые копии со всех найденных скульптур. По результатам экспедиции в 1890 году был опубликован доклад «Путешествие по Малой Азии и Северной Сирии».


В те же годы в экспедицию отправляется Осман Хамди Бей, после чего публикует книгу «Тумулос горы Нимруд: путешествия, описания, надписи» - одну из первых и самых важных книг в турецкой археологии.


Между 1953 и 1985 годами археологические исследования проводились американским археологом Терезой Гоэлл, которая провела там всю жизнь до самой своей кончины. Работала она варварски. Археологиня взрывала священный курган динамитом, пытаясь обнаружить гробницу под курганом, но ничего не нашла, а лишь частично разрушила исторический памятник. При взрыве пострадали рабочие, один из них погиб. Это вызвало панику среди курдов, они были уверены, что духи мстят за вторжение в святилище. Незадолго до смерти Тереза Гоэлл призналась: "Если уж мне не удалось пробраться к Антиоху, то я хочу хотя бы быть похороненной рядом с ним". Умерла она уже в преклонном возрасте в 1985 году, пожелав перед этим, чтобы её прах был развеян с вершины горы Немрут. «Когда-нибудь наука обязательно разгадает и эту тайну и этим, - как жаловалась перед смертью Тереза Гоэлл, - у человечества станет на одну загадку меньше, оно обеднеет еще на один миф».


 Тайна Немрута осталась нераскрытой. Святилище же разрушалось практически на глазах.
               

Немецкий историк Фридрих Карл Дорнер, расшифровавший почти все надписи на Немруте, в 1956 году пытался отыскать штольню к захоронению под курганом. Ему это также не удалось сделать. К сожалению, в 1984 году реставрация памятников, начатая Фридрихом Карлом Дорнером, была остановлена из-за нехватки денег. В 1986 году исследования продолжил ученик Дорнера Сенджер Шахин. В 1989-1992 годах вместе с немецким геофизиком Томом Утехтом они совершили важные исследования по поиску комнаты с захоронениями, но, к сожалению, ничего найти не удалось. Так до сих пор никто толком и не знает, кем и зачем под самым небом создано это чудо – собрание богов, сидящих на тронах и глядящих сверху на этот мир долгие сотни лет...


С  XIX века ученые исследуют это древнее таинственное и прекрасное место Земли. Однозначных выводов, однако, нет. Серьезных работ там сейчас не ведётся. Иеротесийон разрушают кислотные дожди, палящее солнце да неистовые ветры,  дующие на этой страшной высоте.


                ПУТЕШЕСТВИЕ  НА  НЕМРУТ


Пока ещё существует этот Олимп на горе, названной именем царя Нимруда, мы захотели увидеть его собственными глазами и для этого решили отправиться в нелёгкое путешествие через всю Турцию на восток страны. Вавилонские тайны  Нимруда, его каменный столп и ветхозаветные легенды кружили нам голову. Поэтому, невзирая на то, что на востоке шли военные действия (курды опять «шалили», взрывали и стреляли), мы решили ехать в древнюю Коммагену.


Стартовали мы из весёлой курортной Алании (античный Коракесион). От Алании до Немрут-горы путь составляет примерно тысячу километров. Мы двинулись вдоль моря через города Анамур, Силивке (Селевкия), Адану (Тарс). Ехали по несказанной красоты местам. Вираж за виражом объезжали высокие горы. С высоты открывались  счастливые голубые дали, неустанно радовали прекрасные виды. Море мерцало под солнцем и меняло цвет с изумрудного на бирюзовый и наоборот. Пахло горячей полынью и цветами.


 Утомленные солнечным светом и бесконечной красотой божьего мира мы миновали Мараш и вьехали в бывшую Коммагену, страну, о которой почти ничего не известно и уже не у кого спросить. Кроме странных косвенных сведений, намеков, обрывков чужих тайных знаний и фантастических  легенд не осталось ничего. Но ведь есть гора Немрут. Каким-то образом связана она с именем Нимруда и его делами, устремленностью в небо. На вершине высится курган и стоят огромные изваяния богов в необычном одеянии. Значит – это очень важное место, очень значимое. По чьему повелению оно создавалось? Для каких целей? Ох, уж эти вопросы без ответа...


Часть пути прошли дорогами боевой славы Александра Македонского. Проехали Тарс. Именно сюда спустился Александр по ущельям с анатолийских гор на битву с персами, между делом разрубив Гордиев узел. Отсюда по побережью он пойдет к Иссу. Синева моря здесь сияет яростно, как электрическая радуга. Так же сияла, наверное, молодому Александру и его соратникам две с лишним тысячи лет назад.


Переночевав в недорогом отеле, с рассветом мы двинулись на северо-восток. Чувствовалось, что поднимаемся всё выше и выше над уровнем моря. Мы въехали в горную страну. Чем ближе мы подвигались к Немруту, тем чаще по пути нам встречались курганы, естественно, без следов раскопок. Всё это волновало душу искателя. Ведь раскопки в этих местах могли бы пролить свет на множество тёмных мест в истории человечества, но когда это случится, и случится ли?


Нужно было добраться до города Адыйаман. С горки на горку, всё выше и выше наматывает километры наша машина. Вот, наконец  добрались мы и до Адыйамана. Старый, милый зелёный город. Он находится так высоко, что от обилия воздуха долины внизу кажутся голубым туманным морем. Где-то недалеко от Адыйамана на берегу Евфрата находилась древняя столица Коммагены город Самосата. Думаю, правильнее было бы говорить - Шамашата, по имени шумерского бога Шамаша. До сих пор в турецком языке звук «с» порой переходит в «ш».


Вечерело, а нам предстояло проехать ещё около сорока километров. Последним населённым пунктом на пути в Нимруд оставался городок Кяхта. Вечернее солнце золотым теплом лежало на дороге, на склонах гор. Всюду тянулись длинные фиолетовые тени от холмов, от телеграфных столбов. Вот и остался позади красивый и уютный Адыйаман, на закате мы въехали в Кяхту.


Здесь в основном сейчас живут курды. Городок неухоженный, хотя чувствуется, что он видал лучшие времена. Тут немало высоких старинных зданий с колоннами и архитектурными украшениями, у домов крыши со скатами, плоских крыш почти не попадается. Центр города похож на провинциальный русский город. Возможно, что он когда-то и был русским.


 На ночь остановились в старом отеле, пожилой курд всю ночь возился в коридоре, пытался подсматривать за нами в замочную скважину. Но мы не обращали на него внимания и сладко заснули, усталые после долгого пути. Опаздывать нельзя, если проспим и выедем на вершину утром, тогда увидим только закат солнца. А нам важно было застать там именно рассвет. Потому что, когда восходит солнце, на вершине Немрута происходят чудеса.


Высока гора Немрут - более двух километров. Чем не Олимп для халдейских богов... Верилось, что встарь жрецы предсказывали здесь людям будущее, грядущие повороты судеб стран и народов, возносили молитвы восходящему солнцу.  А может быть, на вершине была самая древняя обсерватория?


Там могли храниться вещи, принадлежавшие некогда богам. Известно, что после падения Вавилона спасшиеся жрецы пошли в землю Сеннаар в Вавилонии «захватив с собою священные доспехи Зевса Эниалия». ( Кстати, что это были за доспехи? Уж не космический ли скафандр?) Кое-что о Зевсе Эниалии находим у Страбона.  «На этом Антитавре находятся глубокие и узкие долины, в которых расположены город Команы и святилище Энио, которую местные жители называют Ма. Это – значительный город, однако, большая часть его населения состоит из одержимых божеством и храмовых служителей" Страбон, кн. XII, гл. II, 3.


Итак, в начале июня чёрной турецкой ночью мы выехали из Кяхты по направлению к горе Немрут. Было жарко, но дул сильный ветер. Места здесь глухие, страшные, курдские. Приватное путешествие по этим краям не приветствуется, потому что непредсказуемо и опасно. В путеводителях нет сведений о том, как проехать туда или сюда, где остановиться усталому путнику, какие трудности и неожиданности могут вас поджидать, да что там! Самих путеводителей-то не водится… Поэтому мы колесили по горам и долам, как первопроходцы, в пути открывая для себя Коммагену.


 По мере продвижения к цели цивилизация полностью закончилась, но зато очень чувствовалась высота. Кяхта находится очень высоко в горах, как и вся Коммагена.
Миновав небольшой городок, мы выехали за городскую черту, довольно скоро исчезли придорожные фонари и вся округа погрузилась в смоляной мрак. Только свет фар выхватывал перед машиной кусок извилистой  дороги, которая должна была привести нас к цели.


Но сначала она привела нас к перекрёстку двух дорог. На перепутье стоял столб- указатель. Блестевшая свежей краской табличка на нём указывала, что дорога на Немрут-гору налево. Другая,  старая и проржавевшая жестянка, едва держалась на столбе  в самом низу и тоже указывала путь на Немрут-гору, но уже предлагала свернуть направо. Как витязи на распутье стояли мы на перекрёстке и раздумывали, куда же пойти? Да... Пойдешь налево, пойдешь направо... Свернули направо.


Первые полчаса дорога была неплоха, асфальт. Потом, когда у подножия горы мы переехали мелкую речушку без названья, дорога пошла вверх. Спустя четверть часа асфальт кончился, путь наш сузился, превратился в ишачью тропу и пошел вверх уже совсем круто. Дальше стало ещё хуже, мы набирали высоту, как маленький самолет, машина двигалась вверх почти вертикально. Справа впритирку громоздилась отвесная скала, слева, если выглянуть (но лучше этого не делать), взгляд падал в глубокую пропасть. Глубоко внизу виднелись бесчисленные и безмолвные вершины гор без признаков присутствия человека.


Ощущение реальности терялось. Нужно было вести машину всё круче вверх, с каждым витком виражи становились все опаснее. Безумный ветер раскачивал наш слабенький «хундай». Приходилось идти на первой скорости с включённой печкой. Мотор зашкаливало. Очень хотелось вернуться назад, к твёрдой и такой надежной земле, но ни одного пятачка, где можно было бы развернуться на этой тропе и уехать вниз, к людям, не было. Ни единого сантиметра. Хочешь, не хочешь, а приходилось ввинчиваться штопором всё выше. Было страшно, как в кошмаре или в американском триллере, когда ты падаешь с огромной высоты, цепляешься из последних сил, но ничего не можешь изменить. Разве что проснуться. Разница лишь в том, что высота небоскреба метров пятьсот, а Немрута – больше двух тысяч! Это сколько же небоскребов нужно поставить один на один?


Перед утренней зарей, совершенно обессиленные, мы наконец вскарабкались на вершину. Даже нашли место для парковки, правда под углом градусов в шестьдесят. Там уже висели, цепляясь тормозами за крутой склон, несколько автобусов.


Светало, бушевал ледяной ураган, сверху отчётливо наблюдалось, что земля - действительно круглая… Безмолвно светился иссиня-чёрный купол неба, розовеющий у горизонта. Сквозь него просвечивал космос. Стратосфера явно была близко. Мы находились на самой высокой точке в округе. Горы, по которым мы ехали сюда и которые казались нам огромными исчезли далеко-далеко внизу. Шумные города остались в другой, суетной жизни. Здесь же ощущалось только присутствие Бога.


С крошечной площадки, где мы оставили свой автомобиль, предстояло подняться ещё метров на сто пятьдесят (сколько же это этажей?). Курд подвел к нам ишака. Предложил сесть на него и подняться до самой вершины. Ишак застенчиво потупился, похоже, стыдился смотреть нам в глаза. Наверное, скинул предыдущего искателя приключений с Немрут-горы, животное… Нет уж, случись что, потом и спросить будет не с кого, какой с ишака спрос? Лучше уж пешком, так надёжнее.
               

 Добраться до вершины иеротесийона оказалось непросто. Древние каменные плиты вросли в самый край горы. Как эти каменюки тащили сюда тысячелетия назад, снизу? Кто? Не вертолётом же их поднимали. Каждая плита размером примерно метр на метр – тяжёлые. Плюс ко всему они скользкие, стёртые. Стоишь на них, как на подоконнике, только вид сверху как из самолёта.


Гудит ледяной ветер, свистит в ушах, продувает голову насквозь, как спицей протыкает мозги. Уши режет, им больно, холодно. Ураган сталкивает с отшлифованных вековыми ветрами каменных плит вниз. Нечего  делать смертным на Олимпе – это место для бессмертных богов. Перил здесь нет, не заготовлено, уцепиться не за что. Высота такая страшная, что кажется – это всё сон, сон, такого по-правде просто не может быть. И паника в душе оттого, что, вот, ещё один порыв ветра и всё будет кончено! И ты сорвёшься туда, где широкая река Евфрат сияет голубой ниточкой на карте восточной Турции!


Но вот, наконец, пусть и ползком, мы покорили вершину, мы наверху! Воздух разрежен, бушует ураган, как в Петербурге во время наводнения. Очень холодно; в лужах лед, а ведь внизу - жара сорокоградусная.


                УТРО НА ВЕРШИНЕ НЕМРУТ-ГОРЫ            
               

Медленно встает солнце, мы находимся на самой вершине Нимрудова каменного столба. Над самым обрывом когда-то возвышался храм. Колонны рухнули вниз, остался лишь постамент. Наверное, когда-то в этом  храме жрецы приветствовали приход светила.
Замерев и затаив дыхание, под ледяным ветром стоят люди на плоской, как стадион площадке, ждут появления солнца. И вот, длинный прямой луч пронзает светлеющий край неба сияющей иглой и замирает там. Он долго, ещё несколько минут стоит строго вертикально, устремлённый вверх.


Удивительное и странное это зрелище, ради этого явления путешественники отправляются сюда тёмной турецкой ночью, чтобы на рассвете прикоснуться к чуду. Чувствуешь себя наедине с Богом - это страшно, недосягаемо и прекрасно. Трепещешь в священной радости и ужасе от того, что ты, пыль ничтожная, волею судеб соприкоснулся с великой божественной тайной. Местные жители уверяют, что на вершине Нимруда живут духи. Нет, там живут боги.


Сама вершина ровная, словно срезана огромным ножом. Если бы не курган посредине и ряды статуй на тронах, можно подумать, что когда-то это место служило удобной вертолетной площадкой. Сейчас в середине террасы возвышается курган высотой около пятидесяти метров. Он сложен из камней, принесенных снизу. Наверху подобной породы нет. Размер каждого камня таков, что поместится в руке  взрослого мужчины.
       

 Спиной к подножию кургана, в одном ряду, в позах египетских фараонов сидят боги лицами на восток. В центре самая высокая фигура. Это, конечно, Зевс. У него черты эллина. Слева от Зевса на троне сидит молодой безбородый человек с мягкими славянскими чертами лица. Возле него с краю расположился взрослый мужчина с бородой, вьющейся тугими завитками. Замыкают ряд каменные изваяния льва и орла.
По правую руку от Зевса на троне сидит женщина. Кто она – царица? Богиня? Богатый головной убор ее скорее македонский, нежели персидский.  В прекрасном лице  нет никакого присутствия восточных черт. Оно скорее славянского типа.


 Справа от нее восседает молодой безбородый мужчина. На голове его остроконечная шапка необычной формы, а лицо ... Александра Македонского! Вот это да! Не узнать его невозможно, ведь  характерные черты его известны многим, кто хоть чуть-чуть интересовался историей. В дошедших до нас скульптурных портретах – те же полудетские черты, особый разрез глаз, пухлые губы и подбородок. Сомнений нет – это Александр Македонский!
               

Необычным кажется лишь головной убор, на голову Александра надета митраистская шапка, корона персидских царей. Да собственно, ничего странного тут  нет. Ведь он овладел Персией и сам стал персидским царем, отсюда и по праву завоеванная царская корона. Вот и орлы смотрят на восток и на запад. И любимые животные – львы, символ львиного характера Македонского. Он ведь сам рожден в июле и по гороскопу – Лев. 
               

Но как же так? Македонский!  Почему до сих пор об этом никому не известно? Ведь тогда это означает, что курган, насыпанный на вершине Немрут-горы – его могила. Выходит, он похоронен здесь?! Честное слово, голова идёт кругом...


 Сейчас головы богов, а они размером выше  человеческого роста , упали с пьедесталов – ветры и стужа сделали своё дело. Частично разрушились также колонны и стелы, стоявшие по краям террасы, ограждая ее.


Удивительно, непонятно, как в этом скрытом от глаз людских месте под вечным иссиня-чёрным небом сошлись воедино Эллада, Египет и Персия. Огромные каменные божества со славянскими лицами, сидящие в позах фараонов на каменных тронах и невиданные короны на них в виде петушиного гребня. Кто они? Представители какой страны, какой культуры? Статуя сидящей женщины могла бы украсить ВДНХ сталинских времен, олицетворяя праздник урожая, например… Почему она находится на вершине более чем двухкилометровой горы в забытом богом медвежьем углу Месопотамии?
               

На террасе, что находится с западной стороны кургана, симметрично повторяется такой  же  египетский тронный ряд, те же пять фигур смотрят на запад, провожая заходящее солнце. У одной из них  лицо Александра, а рядом «звёздный лев». «Звёздный лев» - барельеф с изображением льва и разбросанными по полю барельефа звёздами, откуда и получил свое название. Это гороскоп человека, родившегося под знаком Льва. Александр по гороскопу – Лев. На шее у каменного Льва выбит полумесяц, но что за предсказание скрыто в гороскопе, могут сказать только опытные астрологи.


Западная сторона отличается от восточной лишь тем, что храма, как на восточной стороне, на ней нет. Но зато западные троны охраняет «страж», барельеф, на котором изображён персидский жрец с символами власти. Там же находятся каменные плиты с разнообразными сюжетами на тему встречи Александра Македонского с богами, которые приветствуют его.


 Традиция эта идёт из глубины веков. Во взаимном рукопожатии сила божества переходила в человека, удостоенного внимания высших сил. Ещё у шумеров было в обычае изображать на барельефах встречу царей с богами. Затем инициативу подхватили ассирийские цари. На барельефах горы Немрут и внизу в окрестностях сюжет тот же, но удивляет, что у изображённого царя славянские черты лица и встречается он, в основном, с эллинистическими богами – Гераклом и Ахиллом. Впрочем, есть барельефы, на котором царь протягивает руку то ли ассирийскому, то ли персидскому  божеству в восточных одеждах. Возможно к Белу (одно из имен Нинурты-Нимруда).


Сами тронные ряды совершенно одинаковы с востока и запада. Но это не всё! Есть ещё и послание от того человека, кто повелел создать на недосягаемой высоте, которая ближе к небу, чем к земле величественный пантеон богов.

 
Оказалось, что сзади на каменных тронах выбиты письмена на древнегреческом языке. Это священный закон, по-гречески - НОМОС, то есть завещание великого царя потомкам. Одновременно НОМОС является подробным описанием того, как полагается славить царя и проводить празднества в его честь. Послание выбито сзади на спинках тронов как в восточной, так и западной террасе горы Немрут.
               

Текст послания я приведу ниже, после жизнеописания Александра Великого, приведённого для рассказа о его подвигах и деяниях, чтобы читатели сами смогли убедиться, что только Александр Македонский и никто другой, мог быть похоронен на вершине горе Немрут – в священном месте, где боги являлись на землю и покидали её.


                АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ
               

Всё, что вы прочтёте в жизнеописании Александра, написано исключительно великими древними писателями: Флавием Аррианом в его труде «Поход Александра», Плутархом в его «Жизнеописаниях», Квинтом Курцием Руфом в «Истории Александра Македонского», Диодором Сицилийским в «Исторической библиотеке», Помпеем Трогом в его «Истории Филиппа», Страбоном в «Географии».


 Мне показалось бессмыссленным своими словами излагать древние тексты. Лучше всё равно не скажешь. Поэтому, после долгих раздумий я решила, что рассказ о жизни Александра Великого будет составлен только выдержками из трудов вышеупомянутых авторов безо всякого моего вмешательства. Текст идет без кавычек и пояснений авторства каждой цитаты. Сделано это осознанно для того, чтобы не мешать плавности повествования. В жизнеописании нет ни слова автора, поэтому оно является документальным.
               

"Жизнь этого человека была подобна метеориту, который, прочертив яркий след, исчезает в бездонной черноте небес. Таинственным было рождение божественного Александра, и столь же таинственной и загадочной была его смерть".
                Неизвестный автор из Интеренета.


                РОЖДЕНИЕ АЛЕКСАНДРА               


"Александр родился в шестой день месяца гекатомбона, который у македонян называется лой, в тот самый день, когда был сожжен храм Артемиды Эфесской. По этому поводу Гегесий из Магнесии произнес остроту, от которой веет таким холодом, что он мог бы заморозить пламя пожара, уничтожившего храм. «Нет ничего удивительного, - сказал он, - в том, что храм Артемиды сгорел: ведь богиня была в это время занята, помогая Александру появиться на свет». Находившиеся в Эфесе маги считали несчастье, приключившееся с храмом, предвестием новых бед; они бегали по городу, били себя по лицу и кричали, что этот день породил горе и великое бедствие для Азии.


Происхождение Александра не вызывает никаких споров: со стороны отца он вёл свой род от Геракла через Карана, а со стороны матери от Эака через Неоптелема.
Филипп встретился с Олимпиадой, дочерью Неоптолема, царя молоссов, когда он был ещё отроком, а она девочкой, потерявшей своих родителей. Филипп влюбился в неё и сочетался с ней браком, добившись согласия её дяди и опекуна Арриба, царя Эпира.
               

Накануне той ночи, когда невесту с женихом закрыли в брачном покое, Олимпиаде привиделось, что раздался удар грома и молния ударила ей в чрево, и от этого удара вспыхнул сильный огонь; языки пламени побежали во всех направлениях и затем угасли. Предсказатели обьявили Филиппу, царю Македонии, что его сын будет непобедим.


 Спустя некоторое время после свадьбы Филиппу приснилось, что он запечатал чрево жены: на печати, как ему показалось, был вырезан лев. Все предсказатели истолковали этот сон в том смысле, что Филиппу следует строже охранять свои супружеские права, но Аристандр из Тельмесса сказал, что Олимпиада беременна, ибо ничего пустого не запечатывают, и что беременна она сыном, который будет обладать отважным, львиным характером.


 Однажды увидели также змея, который лежал, вытянувшись вдоль тела спящей Олимпиады; говорят, что это больше, чем что-либо иное охладило влечение и любовь Филиппа к жене и он стал реже проводить с нею ночи – то ли потому, что боялся, как бы женщина его не околдовала или не опоила, то ли считая, что она связана с высшим существом, и поэтому избегая близости с ней.

 
О том же самом существует и другой рассказ. Издревле все женщины той страны участвуют в орфических таинствах и в оргиях в честь Диониса. Олимпиада ревностнее других была привержена этим таинствам и неистовствовала совсем по-варварски; во время торжественных шествий она несла больших ручных змей, которые часто наводили страх на мужчин, когда, выползая из-под плюща и из священных корзин, они обвивали тирсы и венки женщин.
               
               
Царь Филипп был одноглазым. Когда он в Фессалии штурмовал город Мотону и сам шёл впереди войска, пущенная со стены стрела пронзила ему правый глаз. Ходили странные слухи об его увечье. Говорили также, что Филипп потерял тот глаз, которым он, подглядывая сквозь щель в двери, увидел бога, спавшего в образе змея с его женой.


После явившегося ему знамения Филипп отправил в Дельфы мегалополитанца Херона, и тот привез ему оракул Аполлона, предписывающий приносить жертвы Амону и чтить этого бога больше всех других.


 Как сообщает Эратосфен, Олимпиада, провожая Александра в поход, ему одному открыла тайну его рождения и настоятельно просила его не уронить величия своего происхождения.


Внешность Александра лучше всего передают статуи Лисиппа, и сам он считал, что только этот скульптор достоин ваять его изображения. Этот мастер сумел точно воспроизвести легкий наклон шеи влево и томность взгляда царя. Один глаз у него был карий, другой голубой.


 Как сообщают, Александр был очень светлым, и белизна его кожи переходила местами в красноту, особенно на груди и на лице. Кожа Александра очень приятно пахла, а изо рта и от всего тела исходило благоухание, которое передавалось его одежде.


                ЮНОСТЬ ЦАРЯ               

               
Ещё в детские годы обнаружилась его воздержанность: будучи во всем остальном неистовым и безудержным, он был равнодушен к телесным радостям и предавался им весьма умеренно; честолюбие же Александра приводило к тому, что его образ мыслей был не по возрасту возвышенным. Он любил не всякую славу и искал её не где попало, как это делал Филипп, подобно софисту хваставшийся своим красноречием и увековечивший победы своих колесниц в Олимпии изображениями на монетах.


 Однажды, когда приближенные спросили Александра, отличавшегося быстротой ног, не пожелает ли он состязаться в беге на Олимпийских играх, он ответил: «Да, если моими соперниками будут цари!». Вообще Александр, по-видимому, не любил атлетов: он устраивал множество состязаний трагических поэтов, флейтистов, кифаредов и рапсодов, а также различные охотничьи соревнования и бои на палках, но не проявлял никакого интереса к кулачным боям или к панкратию и не назначал наград их участникам.


 Александр обучался науке красноречия, но так и не стал таким краснобаем, как Филипп; его голос был другого свойства, отличался низким тембром, и только гнев или волнение могли подвигнуть его на вдохновенную речь.


Само собой разумеется, что образованием Александра занимались многочисленные воспитатели, наставники и учителя, во главе которых стоял родственник Олимпиады Леонид, муж сурового нрава; хотя сам Леонид и не стыдился звания воспитателя и дядьки, звания по существу прекрасного и достойного, но из уважения к нему и его родственным связям все называли его руководителем и наставником Александра.


 Дядькой же по положению и званию был Лисимах, акарнанец родом. В этом человеке не было никакой утонченности, но лишь за то, что он себя называл Фениксом, Александра – Ахиллом, а Филиппа – Пелеем, его высоко ценили и среди воспитателей он занимал второе место.


Обычно он ходил быстрым шагом, как учил его Леонид и как позднее он учил ходить своих воинов. Всем известно, сколь искусен был он в верховой езде. Отличался он в метании копья, да и в обращении с другими видами оружия.

 
Когда в отсутствие Филиппа в Македонию прибыли послы персидского царя, Александр, не растерявшись, радушно их принял; он настолько покорил послов своей приветливостью и тем, что не задал ни одного детского или малозначительного вопроса, а расспрашивал о протяженности дорог, о способах путешествия вглубь Персии, о самом царе – каков он в борьбе с врагами, а также о том, каковы силы и могущество персов, что они немало удивлялись и пришли к выводу, что прославленные способности Филиппа меркнут перед величием замыслов и стремлений этого мальчика.


 Всякий раз, когда приходило известие, что Филипп завоевал какой-либо известный город или одержал славную победу, Александр мрачнел, слыша это и говорил своим сверстникам: «Мальчики, отец успеет захватить всё, так что мне вместе с вами не удастся совершить ничего великого и блестящего».


Стремясь не к наслаждению и богатству, а к доблести и славе, Александр считал, что чем больше получит он от своего отца, тем меньше сможет сделать сам. Возрастание македонского могущества порождало у Александра опасения, что все великие деяния будут совершены до него, а он хотел унаследовать власть, чреватую не роскошью, удовольствиями и богатством, но битвами, войнами и борьбою за славу.
               

Фессалиец Филоник привёл Филиппу Букефала, предлагая продать его за тринадцать талантов, и, чтобы испытать коня, его вывели на поле. Букефал оказался диким и неукротимым; никто из свиты Филиппа не мог заставить его слушаться своего голоса, никому не позволял он сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы.


Филипп рассердился и велел увести Букефала, считая, что объездить его невозможно. Тогда присутствующий при этом Александр сказал: «Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его». Филипп сперва промолчал, но потом, когда Александр несколько раз с огорчением повторил эти слова, царь сказал: «Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конём». «С этим, по крайней мере, я справлюсь лучше, чем кто-либо другой», - ответил Александр. «А если не справишься, какое наказание понесёшь ты за свою дерзость?» - спросил Филипп. «Клянусь Зевсом, - сказал Александр, - я заплачу то, что стоит конь!». Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня.


Александр сразу подбежал к коню, схватил его за узду и повернул мордой к солнцу: по видимому, он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень. Некоторое время Александр пробежал рядом с конем, поглаживая его рукой. Убедившись, что Букефал успокоился и дышит полной грудью, Александр сбросил с себя плащ и лёгким прыжком вскочил на коня.


 Сперва, слегка натянув поводья, он сдерживал Букефала, не нанося ему ударов и не дёргая за узду. Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакой бедой и что Букефал рвётся вперед, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги. Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками.


Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Алек¬сандр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками. Отец, как говорят, даже прослезился от радости, поцеловал сошедшего с коня Александра и сказал: «Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!»


Филипп видел, что Александр от природы упрям, а когда рассердится, то не уступает никакому насилию, но зато разумным словом его легко можно склонить к принятию правильного решения; поэтому отец старался больше убеждать, чем приказывать.


 Филипп не решался полностью доверить обучение и воспитание сына учителям музыки и других наук, входящих в круг общего образования, считая, что это дело чрезвычайно сложное. Александр сумел подчинить своей воле лучшего коня; Филипп же решил дать ему лучшего учителя, но, затратив на поездку к Платону тринадцать золотых талантов, был очень огорчен его внезапной кончиной.


Однако у Платона был, что называется, блистательный преемник, выделявшийся среди других учеников и, по счастию, юность проведший в Македонии. Аристотель, уроженец города Стагира, греческой колонии, разрушенной Филиппом во время походов, принадлежал к роду, восходящему к Асклепию, в котором врачебные знания передавались из поколения в поколение. Отец Аристотеля Никомах долгое время жил при дворце в Пелле, будучи врачом царя Аминты II, отца Филиппа.


Аристотель и Филипп были друзьями детства и почти одногодками, но не виделись уже лет двадцать. Их жизненные пути разошлись с тех пор, как мать отправила Филиппа в Фивы в качестве заложника. Аристотель же отправился в Афины к Платону, который в садах Академа обучал своих последователей, прибывших со всех концов Греции, с Сицилии, с Востока.


 Аристотель сразу стал выделяться среди них. По примеру учителя он составил множество «Диалогов» и сам начал преподавать. Один бывший раб по имени Гермей, учившийся у него и ставший затем властителем Атарнеи в Мизии, призвал его ко двору в качестве первого советника. Но вскоре Гермей был казнён по приказу персидского царя. Аристотель женился на его сестре Питии.


Таким образом, он не имел ни покровителя, ни занятия, однако в свои тридцать восемь лет был признан духовным наследником Платона и к тому же женат на царской сестре. Дабы он подготовил Александра к исполнению царственных обязанностей, Филипп предложил ему дружбу, кров, содержание и почести. «Я счастлив тем, - писал он Аристотелю, - что Александр живёт в одно время с тобой и может стать твоим учеником».


Так вернулся в Пеллу этот человек, обладающий обширными знаниями, чувствующий себя более полновластным в царстве духа, нежели цари, правящие империями. Он разговаривал с людьми, глядя чуть поверх их голов, рот его презрительно кривился. Речь его была небезупречна – он немного шепелявил. Он презирал чужую мысль.


 Даже Платон под конец жизни жаловался на него: «Аристотель обращается со мной с таким же пренебрежением, как жеребенок со своей матерью». Считая, причем безосновательно, что он превзошел Платона, Аристотель тем не менее старался во всём ему подражать.


Царь призвал Аристотеля, самого знаменитого и ученого из греческих философов, а за обучение расплатился с ним прекрасным и достойным способом: Филипп восстановил им же самим разрушенный город Стагиру, откуда Аристотель был родом, и возвратил туда бежавших или находившихся в рабстве граждан.


 Для занятий и бесед он отвел Аристотелю и Александру рощу около Миезы, посвященную нимфам, где и поныне показывают каменные скамьи, на которых сидел Аристотель, и тенистые места, где он гулял со своим учеником. Александр, по-видимому, не только усвоил учения о нравственности и государстве, но приобщился и к тайным, более глубоким учениям, которые философы называли «устными» и «скрытыми» и не предавали широкой огласке.


Мне кажется, что любовь к врачеванию Александру более, чем кто-нибудь другой, внушил Аристотель. Царь приходил на помощь заболевшим друзьям, назначая различные способы лечения и лечебный режим. Вообще Александр от природы был склонен к изучению наук и чтению книг. Он считал и нередко говорил об этом, что изучение «Илиады» - хорошее средство для достижения военной доблести. Список «Илиады», исправленный Аристотелем и известный под названием «Илиада из шкатулки», он всегда имел при себе, храня его под подушкой вместе с кинжалом. Так как в глубине Азии Александр не имел под рукой никаких иных книг, книги ему посылали.


Александр сначала восхищался Аристотелем и, по его собственным словам, любил учителя не меньше, чем отца, говоря, что Филиппу он обязан тем, что живёт, а Аристотелю тем, что он живёт достойно. Впоследствии царь стал относиться к Аристотелю с подозрительностью, впрочем, не настолько большою, чтобы причинить ему какой-либо вред, но уже самое ослабление его любви и привязанности к философу было свидетельством отчуждения.


Когда Филипп пошел войной против византийцев, Александр, которому было только шестнадцать лет, остался правителем Македонии, и ему была доверена государственная печать. За это время Александр покорил восставших медов, захватил их город, изгнал оттуда варваров, и, заселив его переселенцами из различных мест, назвал Александрополем.


Александр участвовал также в битве с греками при Херонее и, говорят, первый бросился в бой со священным отрядом фиванцев. И в наши дни показывают старый дуб у реки Кефиса – так называемый дуб Александра, возле которого стояла его палатка; неподалеку находятся могилы македонян.


 За всё это Филипп, естественно, очень любил сына, так что даже радовался, когда македоняне называли Александра своим царём, а Филиппа – полководцем. Филипп завоевал много городов в Херсонесе Фракийском и вызвал к себе своего восемнадцатилетноего сына Александра, чтобы тот под отцовской командой начал изучать основы военного дела.
               
               
                РАЗЛАД В СЕМЬЕ И СМЕРТЬ ФИЛИППА


Однако неприятности  царской семье, вызванные браками и любовными похождениями Филиппа, перешагнули за пределы женской половины его дома и стали влиять на положение дел в государстве; это порождало многочисленные жалобы и жестокие раздоры, которые усугублялись тяжестью нрава ревнивой и скорой на гнев Олимпиады, постоянно восстанавливающей Александра против отца.


В начале весны Филипп послал вперед в Азию, подвластную персам трёх полководцев; Пармениона, Аминту и Аттала, племянницу которого он незадолго перед тем взял в жёны, после того, как развёлся с матерью Александра Олимпиадой, заподозрив её в прелюбодеянии.

 
Самая сильная ссора между Александром и Филиппом произошла по вине Аттала на свадьбе Клеопатры, молодой девушки, с которой Филипп вступил в брак, влюбившись в неё, несмотря на свой возраст. Аттал, дядя невесты, опьянев во время пиршества, стал призывать македонян молить богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола. Взбешённый этим, Александр вскричал: «Так что же, негодяй, я по-твоему незаконнорождённый, что ли?» - и швырнул в Аттала чашу.
Дело дошло до того, что Филипп гонялся за Александром с обнажённым мечом и друзья едва умолили царя не убивать сына. По счастью для обоих гнев и вино сделали своё дело: царь споткнулся и упал. Александр, издеваясь над отцом, сказал: «Смотрите, люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу».


 По этой причине Александр вместе с матерью удалился сначала к своему дяде по матери в Эпир, а потом к иллирийскому царю. С отцом, который звал его обратно, Александр примирился неохотно, уступив только просьбам родственников.


Летом Филипп справил свадьбу дочери своей Клеопатры. Свадьба была отпразднована с невероятной пышностью, как это подобало великим царям. Не было недостатка и в великолепных зрелищах; Филипп отправился посмотреть на них без телохранителей, между двумя Александрами, сыном и зятем.


 Воспользовавшись этим, молодой человек из македонской знати по имени Павсаний, ни в ком не возбуждавший подозрений, стал в узком проходе и заколол Филиппа, когда тот шёл мимо него; так день веселья превратился в день погребальных рыданий: Павсаний этот ещё в ранней юности  подвергся насилию со стороны Аттала, военачальника Филиппа, впрочем этот и без того позорный поступок он сделал ещё более гнусным: приведя Павсания на пир, и напоив его допьяна неразбавленным вином, Аттал сделал его не только жертвой своей похоти, но и предоставил его остальным своим сотрапезникам, словно Павсаний был продажным распутником, так что Павсаний стал посмешищем в глазах своих сверстников.


Тяжко оскорблённый, Павсаний несколько раз обращался с жалобами к Филиппу. Павсанию отводили глаза ложными обещаниями, да ещё и подшучивали над ним, а врагу его – он видел – дали почётную должность военачальника; поэтому он обратил гнев против Филиппа и, не будучи в состоянии отомстить обидчику, отмстил несправедливому судье.


Думали также, что Павсаний был подослан Олимпиадой, матерью Александра, ибо Олимпиада не менее страдала оттого, что её отвергли и предпочли ей Клеопатру, чем Павсаний – от своего позора.


Олимпиада со своей стороны побуждала своего брата Александра, царя Эпира, к войне с Филиппом, и достигла бы цели, если бы Филипп не сделал Александра своим зятем, выдав за него дочь. Полагали, что тот и другая в своем озлоблении толкнули Павсания, негодовавшего на безнаказанность своего оскорбителя, на такое страшное злодеяние.


Олимпиада, по-видимому, держала наготове коней для убийцы на случай его бегства. Когда же она, услыхав об убийстве царя, поспешила на похороны под предлогом исполнения последнего долга, то она в ту же ночь возложила на голову висевшего на кресте Павсания золотой венец.


Никто кроме неё не мог отважиться на это, раз после Филиппа остался сын. Спустя немного дней она сожгла снятый с креста труп убийцы над останками своего мужа и приказала насыпать холм на том же месте; она позаботилась и о том, чтобы ежегодно приносились умершему жертвы согласно с верованиями народа.


Затем Олимпиада принудила Клеопатру, из-за которой Филипп развелся с ней, повеситься, сперва умертвив в объятиях матери её дочь. Зрелищем повесившейся соперницы она утолила свою месть, которой она поспешила достичь, убив мужа. Наконец, она посвятила Апполону меч, которым был заколот царь от имени Мирталы; это имя носила Олимпиада в младенчестве. Всё это она делала настолько открыто, как будто она боялась, что преступление, совершенное ею, будет приписано не ей.
Александр разыскал участников заговора и наказал их и очень негодовал на Олимпиаду, жестоко расправившуюся в его отсутствие с Клеопатрой.


Филипп умер сорока семи лет, процарствовав из них двадцать пять лет. Царь этот больше любил оружие, чем пиры, и самые огромные богатства были для него только средствами для войны; он более заботился о приобретении богатств, нежели об их сохранении, поэтому, постоянно занимаясь грабежом, он постоянно нуждался.


Филиппу наследовал сын Александр, который и доблестями и пороками превзошел отца. Способы у того и другого побеждать были различны: Александр вел войны открыто, Филипп пользовался военными хитростями. Филипп радовался, если ему удавалось обмануть врагов, Александр – если ему удавалось разбить их в открытом бою. Филипп был более благоразумен, Александр – великодушен. Отец умел скрывать гнев, а часто даже подавлять его; если же вспыхивал гневом Александр, то он мстил немедленно и не зная никакой меры в отмщении. Интерес к наукам был одинаков у обоих. У отца было больше изворотливости, у сына – прямоты. Сын охотнее щадил врагов и был благороднее душой. Благодаря этим своим чертам характера отец заложил основы мировой державы, а завершил это многославное дело сын.

               
                МОЛОДОЙ ЦАРЬ               


Итак, двадцати лет от роду Александр получил царство, которому из-за сильной зависти и страшной ненависти соседей грозили со всех сторон опасности. Первой заботой Александра было устройство похорон отца; прежде всего он приказал убить перед могильным холмом отца соучастников его убийства.
 

Великое недоброжелательство, страшная ненависть и опасности окружали его со всех сторон. Соседние варварские племена не желали находиться в рабстве и мечтали о собственных, родных царях; что касается Эллады, то Филипп покорил её войной, но у него не было времени наложить на нее ярмо и приручить. Он внёс в её дела только перемены и смятение: всё после него находилось в движении и колебании, и это было совсем непривычно.


Афинян восстанавливал против македонцев Демосфен; они обрадовались смерти Филиппа и, не желая уступать македонцам гегемонии над Элладой, отправили посольство к Атталу, втайне сговорились с ним и побудили многие города стоять за свободу.


После смерти Филиппа Аттал сначала задумал переворот и вошёл с афинянами в заговор против Александра, но затем одумался, переслал Александру письмо, полученное от Демосфена, и пытался дружественными речами развеять возводимые на него подозрения.


Аттал, дядя Клеопатры, второй жены Филиппа, мог претендовать на царский престол, и Александр решил покончить с ним, тем более, что за несколько дней до кончины Филиппа Клеопатра родила ему сына. Аттал ещё раньше был отправлен во главе войска вместе с Парменионом в Азию.


У Александра были основания бояться, как бы этот человек не стал с помощью греков, враждебных Александру, оспаривать у него власть. Поэтому выбрав одного из друзей, Гекатея, он послал его с достаточным отрядом в Азию, поручив ему доставить Аттала лучше всего живым; если же это не удастся, то как можно скорее убрать его хитростью.


Приказал он также убить соперника своего по праву на власть, своего брата Карана, рожденного от мачехи. Гекатей, явившись в Азию к Пармениону и Атталу, улучил время, удобное для осуществления замысла: убив Аттала по поручению царя хитростью, прекратил в македонском войске, стоявшем в Азии, всякие помыслы о восстании: Аттал был мёртв, а Парменион дружественно расположен к Александру.


Филипп умер, а войско и друзей царя при столь неожиданной перемене охватил великий страх. Они представляли себе то Азию, вызванную на бой, то Европу, ещё не укрощенную, то иллирийцев, фракийцев, дарданцев и другие варварские племена, верность которых была сомнительна, которые в душе были предателями – если бы все эти народы одновременно отложились от Македонии, устоять было бы невозможно.


 При этих обстоятельствах как бы неким целебным средством явилось выступление Александра: в народном собрании он настолько своевременно успокоил и ободрил весь простой народ, что тех, кто боялся, избавил от страха и внушил всем веру в себя. Был он крайне молод (некоторые крайне пренебрежительно относились к нему из-за его возраста), однако сразу же сумел найти слова, расположившие к нему народ. Он заявил, что изменилось только имя царя; бразды правления будут натянуты так же крепко.


Было ему двадцать лет и в этом возрасте он был хотя и многообещающим, но таким скромным, как будто хотел в дальнейшем проявить себя на деле. Оказавшись у власти, он установил порядки гораздо лучшие, чем все ожидали. Смотры и манёвры, которые он постоянно устраивал воинам, сделали войско дисциплинированным.


 Македонян он освободил от всех государственных повинностей, кроме военной службы; этим поступком он заслужил такое расположение со стороны всех, что стали говорить: сменился человек, но доблесть царская осталась неизменной.


Варварские племена не хотели быть рабами, но стремились восстановить искони существовавшую у них царскую власть; что же касается Греции, то Филипп, покоривший её силой оружия, не успел принудить греков смириться и покорно нести свое бремя. Филипп только перевернул и смешал там всё, оставив страну в великом разброде и волнении, вызванном непривычным порядком вещей.


Всё это внушало македонянам опасения, и они считали, что Александру вовсе не следует вмешиваться в дела Греции и прибегать там к насилию, а восставших варваров надо привести к покорности не обращаясь к жестоким мерам и стараясь пресекать попытки к перевороту в самом зародыше. Александр придерживался противоположного мнения и стремился добиться безопасности и спасти положение дерзостью и неустрашимостью, так как полагал, что прояви он хоть малейшую уступчивость, и все враги тотчас на него набросятся.


Александр принял царство и отправился в Пелопоннес. Там он собрал собрание эллинов и обратился к ним с просьбой вручить ему командование походом против персов, которое они уже предоставили Филиппу. Просьбу его удовлетворили. Вернувшись в Македонию, Александр занялся приготовлением похода в Азию.


Многие племена, жившие по соседству с Македонией, готовы были восстать; варвары, жившие в тех местах, находились в большом волнении. Действуя в этих страшных и трудных обстоятельствах, угрожавших его власти, Александр, совсем юноша, вопреки ожиданиям, быстро усмирил враждебные ему силы. Одних он привлёк на свою сторону, действуя словом и убеждением; других сломил страхом; некоторых покорил и подчинил себе силой.


С наступлением весны он отправился во Фракию против трибаллов и иллирийцев, так как узнал, что они восстали, а кроме того, он считал, что, отправляясь в такой дальний путь от дома, не следует оставлять у себя за спиной соседей, которые до конца не усмирены. Перейдя реку Несс, он на десятый день подошел к горе Гем. Там его встретила в ущелье, через которое шла дорога на гору, толпа вооружённых горцев. Они захватили вершину Гема и приготовились преградить войску дальнейший путь; собрали телеги и поставили их впереди перед собой, чтобы они служили оградой. Кроме того, они собирались сбросить эти телеги на македонскую фалангу, когда она будет взбираться по самому крутому месту на горе.


Когда Александр увидел, что приходится идти на опасность, так как другого прохода нет, он отдал приказ: когда телеги станут валиться на них, то пусть солдаты разбегаются, чтобы телеги падали в промежутки между людьми, если это невозможно, то пусть они падают на землю, прижавшись друг к другу и тесно сомкнув свои щиты; тогда телеги, несущиеся на них, скорее всего перепрыгнут через них и не причинят им вреда. Как Александр предполагал, так и случилось.


Фаланга, вступив в дело без труда отбросила варваров, легко и плохо вооружённых, так что они, побросав оружие, кинулись с горы кто куда. Погибло их около полутора тысяч; живых захватили мало, потому что они были в беге быстры и хорошо знали эту местность. Забрали всех женщин, всех детей и всю добычу.


Александр отослал эту добычу в приморские города. Сам, перевалив через Гем, пошёл вперёд на трибаллов. Сирм, царь трибаллов, давно уже зная о походе Александра, заранее отправил женщин и детей к Истру (1), велев им переправиться на один из островов. Остров этот называется Певка. Большое же число трибаллов кинулось назад, к той самой  реке, от которой накануне выступил Александр.


Он повернул обратно и пошел на них; он застал их уже за разбивкой лагеря. Застигнутые врасплох, они построились в лесу, росшем у реки. Оказавшись под дождём стрел и камней, трибаллы устроили вылазку, чтобы сразиться врукопашную и на них с обеих сторон напали всадники македонцы, давя лошадьми. Трибаллы повернули через лес к реке. Их много погибло, живых и на этот раз захватили мало, потому что лес у реки был густой, а наступившая ночь не позволила македонцам вести правильное преследование.


На третий день Александр подошел к Истру. Это самая большая из европейских рек; она протекает через многие и многие земли, образуя границу между самыми воинственными племенами. На Истре он застал пять военных судов, пришедших к нему из Византия по Эвксинскому морю и по реке.


Он поплыл к острову, куда бежали фракийцы и трибаллы и попытался высадиться, но всюду, где бы ни пытались пристать корабли, их встречали варвары. Судов же было мало, а войска на них немного; крутые берега мало где позволяли пристать, а река возле острова, сдавленная в теснине, неслась с такой стремительностью, что стать на якорь было невозможно.


Тогда Александр отвёл свои суда и решил переправиться через Истр. Он видел, что геты во множестве собираются на берегу Истра, собираясь помешать его переправе. К тому же ему очень хотелось побывать на той стороне. Он сам сел на корабль, велел набить сеном меха, из которых делают палатки и собрал тут же челноки, выдолбленные из одного дерева (их было великое множество, потому что береговое население ловит на Истре рыбу с этих челноков, ездит на них по реке друг к другу и многие на них же занимаются разбоем). Собрав как можно больше этих челноков, он переправил на них столько войска, сколько было возможно.


Переправились ночью в том месте, где росли густые хлеба, за которыми и не было видно людей, подбиравшихся к берегу. На рассвете Александр повёл пехоту через хлеба, приказав воинам держать сариссы наискось и раздвигать колосья, пригибая их. Так они вышли на пространство необработанное.


Геты не выдержали и первого натиска всадников; невероятной казалась им дерзость Александра, который так легко, в одну ночь, не наводя мостов, переправился через величайшую из рек, ужасной – сомкнутая фаланга, неистовым – натиск всадников. Геты оставили свой плохо укреплённый город, забрав с собой на лошадях столько детей и женщин, сколько лошади смогли увезти: они устремились как можно дальше от реки в пустынные степи.


Александр овладел городом и всем, что оставили геты, сам же разрушил город и на берегу Истра принёс жертву Зевсу-Спасителю, Гераклу и самому Истру за то, что он позволил ему переправиться.

 
В лагерь Александра пришли послы от других независимых племен, живущих возле Истра, а также от Сирма, царя трибаллов. Пришли послы и от кельтов, живущих возле Ионийского залива. Кельты народ рослый и мнения о себе высокого. Александр назвал их друзьями, заключил с ними союз, заметив только, что кельты хвастуны. Все другие племена тоже заключили с ним союз.


Он пошёл дальше к агрианам и пэонам. Сообщили ему, что автариаты собираются напасть на него в пути. Лангар, царь агриан, который еще при жизни Филиппа выказывал явное расположение к Александру и от себя посылал ему послов, теперь явился к нему и привёл с собою самых красивых и наилучшим образом вооружённых щитоносцев, какие только у него были. Он сказал Александру, что сам вторгнется в землю автариатов: пусть больше думают о собственных делах, чем о войнах. По просьбе Александра он вторгся к ним, а вторгшись, разграбил страну, увел пленных и унёс добычу.


Автариатам пришлось подумать о себе самих. Александр почтил Лангара великими почестями и одарил дарами, которые у македонских царей считаются самыми почётными. Он пообещал Лангару, когда он прибудет в Пеллу, выдать за него свою сестру Кину.


Лангар вернулся домой, заболел и умер. Александр направился к реке Эригону в город Пелий, который, как самый укрепленный в стране, занял Клит. Александр подошел к самому городу. Враги же, заколов в жертву трех мальчиков, трех девочек и столько же черных баранов, отступили с такой поспешностью, что жертвы их остались лежать и были подобраны противником.


Осаждая Пеллий, через некоторое время  Александр узнал, что войско Клита и Главкия живет в полной беспечности; караулы не расставлены, нет перед лагерем ни палисада, ни рва, словно все думают, что Александр в страхе бежал. Линия фронта была бессмысленно вытянута в длину.


Александр ночью незаметно переправился через реку, напав внезапно, с фланга, там, где противник был наиболее слаб, они одних убивали в постелях, других, которые пытались бежать, без труда ловили; другие погибли при беспорядочном паническом отступлении. Немало людей было захвачено в плен. Воины Александра преследовали врага до самых гор в земле тавлантиев.




1. Истр, современное название реки – Дуна;й. Вторая по протяжённости река в Европе (после Волги), трансграничная река, самая длинная река на территории Европейского Союза. Длина - 2860 км. Берёт исток в горах Шварцвальда в Германии. Дунай протекает по территории или является границей десяти государств: Германии, Австрии, Словакии, Венгрии, Хорватии, Сербии, Болгарии, Румынии, Украины и Молдавии; проходит через такие столицы Центральной и Юго-Восточной Европы, как Вена, Братислава, Будапешт и Белград. Помимо этих десяти стран в бассейне Дуная находятся те или иные территории ещё девяти европейских государств. Река впадает в Чёрное море, образуя дельту на границе Румынии и Украины.

               
                КОЗНИ ДЕМОСФЕНА


В это время некоторые из фиванских изгнанников ночью вернулись в Фивы: кое-кто в городе подстрекал их к восстанию. Явившись в народное собрание, они убеждали фиванцев отпасть от Александра. Так как они утверждали, что Александр умер в Иллирии, то речи их показались толпе особенно убедительными. Молва о его смерти разрасталась и шла с разных сторон: прошло действительно немало времени, как от него не приходило никаких вестей.


Александр, узнав, что многие эллины восстали, желая новых порядков, сильно встревожился. Когда ему рассказали о событиях в Фивах, он решил, что никак нельзя отнестись к ним пренебрежительно. Персы постоянно снабжали деньгами Элладу, поддерживая нужный им политический беспорядок. Вся вольнолюбивая Греция, включая Демосфена, звенела в карманах персидским серебром.

 
Демосфен(1) при жизни македонского царя порицал все действия Филиппа без исключения и любой его шаг использовал для того, чтобы возмущать и восстанавливать афинян против македонского царя. Затем, разъезжая послом по Греции и произнося зажигательные речи против Филиппа, он сплотил для борьбы с Македонией почти все государства, так что оказалось возможным набрать войско.


Персидский царь отдал приказ давать Демосфену деньги и оказывать помощь, как никому из греков, ибо он способен отвлечь внимание Филиппа от подготовки войны с Персией и удержать его в Греции. Демосфен и воин ненадежный и к деньгам не совсем равнодушный, - оставаясь неприступным для взяток из Македонии, от Филиппа, позволил захлестнуть себя золотому потоку, лившемуся из дальних краев, из Суз и Экбатан.


Во время боя при Херонее, где Филипп одержал победу, Демосфен оставил свое место в строю и самым позорным образом бежал, бросив оружие и не постыдившись даже надписи на щите, где золотыми буквами было начертано: «В добрый час!». Вновь приободрился он лишь после смерти Филиппа, который не намного пережил свой успех при Херонее.

               
Весть о кончине Филиппа Демосфен получил тайно и, чтобы первым внушить афинянам лучшие надежды на будущее, пришёл в Совет радостный, ликующий и объявил, будто видел сон, который сулит афинянам какую-то большую удачу. А вскорости прибыли гонцы, сообщавшие о смерти Филиппа. Демосфен появился среди народа в светлом, красивом плаще, с венком на голове, хотя всего за семь дней до того умерла его дочь.


Снова зазвучали зажигательные увещания Демосфена, и греческие государства снова сплотились. Раздобыв с помощью Демосфена оружие, фиванцы напали на караульный отряд и истребили значительную его часть. Афиняне готовились к войне в твердой решимости поддержать фиванцев. Демосфен владел ораторским возвышением безраздельно. Он писал царским полководцам в Азии, призывая их тоже выступить против Александра, которого называл мальчишкой и Маргитом (дурачком).


 Александр получает известие, что афиняне и фивяне, отпав от него, перешли на сторону персов, что виновником отпадения их является оратор Демосфен, которого подкупили персы огромным количеством золота, что этот Демосфен утверждал, что все войско македонян вместе с царем уничтожено трибаллами, и даже привел на собрание свидетеля, который говорил, что он сам был ранен в том сражении, в котором пал царь.


Этот слух изменил настроение почти во всех государствах и македонские гарнизоны оказались в засаде. Бунтовщики убили двоих македонцев из гарнизона, охранявшего Фивы и начали подбивать собрание выйти из под власти македонцев. От Александра  долгое время не было никаких вестей и жители Фив поверили в его смерть.



Афинский оратор Демосфен (384 – 322гг. до н.э.) – самый последовательный
политический противник Александра.


                ПРИНУЖДЕНИЕ ЭЛЛАДЫ К МИРУ   


 Чтобы помешать этому движению, Александр с такой быстротой со своим вооружённым и обученным войском обрушился на Грецию, что люди едва верили своим глазам, видя перед собой того, видеть которого и не помышляли. Пройдя через Эордею и Элимиотиду, он перевалил через горы Стимфеи и Паравии и на седьмой день после трудного перехода прибыл в Пелину в Фессалии. Он разбил лагерь неподалеку от Кадмеи и внушил ужас жителям Фив.

 
Фиванцы узнали, что он прошел через «Ворота», когда он со всем войском был уже под Фивами. Главари восстания заявили тогда, что это пришло из Македонии войско Антипатра; на смерти Александра они настаивали и косо глядели на тех, кто настаивал, что войско ведет сам Александр; по их словам, это был другой Александр, сын Аэропа. Но это было войско Александра Македонского.


Афиняне, узнав о появлении царя в Беотии, перестали относиться к нему пренебрежительно. Смелость афинян пропала, а Демосфен разом сник. Александр объявил, что он хочет, чтобы Демосфен, который назвал его мальчишкой, когда он воевал с иллирийцами и трибаллами и подростком, когда он достиг Фессалии, увидел его мужчиной под стенами Афин.


Александр и так уже подозревал Афины в неблагонадёжности, и пламя, разгоревшееся в Фивах могло вовлечь в пожар всю Грецию, включая Афины и  Лакедемонию.


 Александр встал лагерем недалеко от Фив и дал срок фиванцам, чтобы те могли одуматься и послать к нему посольство. Но им же и в голову не приходило положить начало мирным перговорам; больше того: всадники и немалое число легковооруженных, сделав вылазку, добежали до лагеря и стали обстреливать передовые посты; несколько македонцев было убито. Их отбросили лихо, когда они уже подходили к самому лагерю.


  Александр всё еще медлил, но Пердикка, нёсший охрану лагеря, не ожидая от Александра приказа идти в бой, сам, первый, своей волей, кинулся, разметал палисад и напал на передовой отряд фиванцев. За ним не выдержали и бросились в битву и другие македонцы. Пердикка, стремясь пройти через второй палисад, пал, поражённый стрелой. Его унесли в тяжёлом состоянии в лагерь: поправился он с трудом.


Воины, ворвавшиеся с ним гнали фиванцев в лощину, по которой шла дорога к храму Геракла. Возле храма фиванцы повернули с криком, и у македонцев началось бегство. Александр бросил на фиванцев выстроенную фалангу, которая и оттеснила их за ворота. Фиванцы бежали в таком ужасе, что, теснимые в город через ворота, они не успели эти ворота закрыть. И тогда началось беспорядочное избиение уже не защищавшихся фиванцев.

 
Это бедствие, постигшее Элладу, потрясло остальных эллинов не меньше, чем самих участников этого дела. Александр с боем взял и разрушил могучий некогда город Фивы. Город был разграблен и стёрт с лица земли. Горожане были проданы в рабство. Лишь потомки поэта Пиндара избежали этой страшной участи. Тем, кого не тронули, это послужило уроком. Говорят, что впоследствии Александр не раз сожалел о несчастье фиванцев, но разрушение Фив, как устрашение, послужило уроком Греции.


Афинян охватило страшное смятение. К Александру они отправили послов с просьбой простить их, если они замедлили с предоставлением ему гегемонии.  В числе послов был отправлен и Демосфен, но он не дошёл до Александра вместе с остальными. Дойдя до Киферона, он расстался с товарищами по посольству и повернул назад в Афины, то ли страшась гнева Александра, то ли желая сохранить себя безупречным перед царём Персии. Вернувшись в Афины, Демосфен в своей речи назвал Александра Македонского «неслыханно лютым волком».


 Афины, боясь повторить судьбу Фив, выпросили себе прощение. Мало этого, они ещё поздравили Александра с покорением Фив и писали, что радуются, что он наказал фиванцев за восстание. Александр потребовал у афинян выдачи подстрекателей, в том числе Демосфена и Ликурга, считая их врагами своего отца Филиппа. Афиняне просили смилостивиться над этими людьми. Демосфен был подавлен и унижен. Подумав, Александр решил помиловать их, чтобы не ссориться с Афинами  перед походом на Дария.
      

                ПОДГОТОВКА К ПОХОДУ НА ПЕРСОВ               


Покончив с этим, Александр вместе с войском вернулся в Македонию, он собрал военачальников и друзей, чтобы обсудить военный поход в Азию: когда выступать и каким образом начать войну. Антипатр и Парменион советовали сначала народить детей, а потом уж браться за такое дело. Александр деятельный, не выносивший в каждом деле отсрочки, стал противоречить; стыдно, заявил он военачальнику, поставленному над всей Элладой, получившему от отца непобедимое войско, смирно сидеть, справляя свадьбы и ожидая рождения детей.


Объяснив им выгоды войны и воодушевив своими речами, он принёс великолепные жертвы богам в месяце дие и устроил театральные представления в честь Зевса и муз. Устроена была палатка на сто лож, и царь пригласил друзей, военачальников и посольства от городов. После роскошных приготовлений, угостив многих, он роздал всему войску жертвенное мясо и всё положенное для пира и предоставил солдатам отдых.

 
Желая вопросить бога о предстоящем походе, Александр прибыл в Дельфы. Случилось так, что его приезд совпал с одним из несчастливых дней, когда закон не позволяет давать предсказания. Сначала Александр послал за предсказательницей, но так как она, ссылаясь на закон, отказалась прийти, Александр пошел за ней сам, чтобы силой притащить её в храм. Тогда жрица, уступая настойчивости царя, воскликнула: «Ты непобедим, сын мой!». Услышав это, Александр сказал, что не нуждается больше в прорицании, так как он уже получил оракул, который хотел получить.


Когда Александр выступил в поход, ему сообщили, что статуя Орфея всё время потеет. Она находилась в Либертах (в Македонии, у подножия горы Олимп), была сделана из кипарисового дерева и с неё обильно капал пот. Прорицатели боялись этого знамения и терялись в догадках, что бы это значило. Александр принял объяснение Аристандра из Телмеса, тоже прорицателя. Оно гласило: «Александр совершит подвиги, достойные песен и сказаний, и тем заставит трудиться и потеть певцов и сочинителей гимнов».


Греки, собравшись на Истме (1), порешили выступить против персов совместно с Александром, который и был провозглашен военачальником. Много государственных людей и философов приходило к нему с поздравлениями. Александр рассчитывал, что то же сделает и Диоген Синопский, находившийся в это время в Коринфе. Он проживал в Кранейе и об Александре вовсе и не думал.


Царь отправился к нему сам; философ лежал, растянувшись на солнце. Он поднялся немного, увидев столько людей, и поглядел на Александра. Тот поздоровался с ним и спросил, не нужно ли ему чего-нибудь? «Отойди немного от солнца», – ответил Диоген. Рассказывают, что Александр был так поражен этим пренебрежением, свидетельствующим о душевной высоте человека, что, когда на обратном пути его спутники смеялись и издевались над Диогеном, он сказал: «Если бы я не был Александром, хотел бы я быть Диогеном!»


Собравшись на Истме и постановив вместе с Александром идти войной на персов, греки провозгласили его своим вождём. С наступлением весны Александр направился к Геллеспонту, поручив правление Македонией и эллинами Антипатру.
 

Выступая в поход в таких стеснённых обстоятельствах, Александр, однако, сел на корабль не раньше, чем устроил дела своих друзей: одному он дал земли, другому – селения, третьему – доход с городка или гавани. Когда почти все царские доходы были розданы и расписаны, Пердикка спросил: «Что ты оставишь себе самому, царь?» – «Надежды», – ответил Александр.


«Ну и мы, твои соратники, возьмём долю в них», – сказал Пердикка и отказался от владений, ему отписанных; некоторые из друзей царя поступили так же. Александр охотно удовлетворял просьбы и таким образом растратил большую часть того, что имел в Македонии.


В войске Александра было  5000 всадников и 30000 пеших воинов. Средств на содержание войска у Александра было не более семидесяти талантов, продовольствия было только на тридцать дней, кроме того, царь задолжал двести талантов. Трудно сказать, что более удивительно, то ли, что он покорил мир со столь небольшим отрядом, или то, что он, имея так мало войск, отважился начать войну.


Когда он набирал войско для столь опасной войны, он взял в него не сильных юношей, не людей цветущего возраста, а ветеранов, в большинстве своём уже отслуживших свой срок, сражавшихся ещё под командой отца его и дядей, так что можно было подумать, что это не солдаты, а отборные учителя военного дела. Командные должности занимали люди исключительно не моложе шестидесяти лет, так что если бы ты посмотрел на начальников лагерей, ты бы сказал, что перед тобой сенат какой-то древней республики. Поэтому в сражении никто не думал о бегстве - а всякий о победе, каждый надеялся не на быстроту ног, а на силу рук.


Дорога его лежала мимо Керкинидского озера в направлении к Амфиполю и устьям реки Стримона. Перейдя через Стримон, он обогнул гору Пангей, направляя путь к Абдере и Маронее, эллинским городам, лежащим при море. Оттуда он пришел к реке Гебру, и без труда переправился через Гебр, а оттуда прошел через Петику к реке Чёрной. Перейдя Чёрную, он прибыл в Сест, на 20-й день всего после отправления из дому. Пармениону было приказано переправить много пехоты и конницу из Сеста в Абидос. Переправа была совершена на 160 триерах и на множестве транспортных судов. Обычно рассказывают, что Александр, выйдя из Элсунта, высадился в «Ахейской гавани».


С такой решимостью и таким образом мыслей Александр переправился через Геллеспонт(1). Рассказывают, что при переправе через Геллеспонт он сам правил адмиральским кораблем, а на середине переправы заколол в жертву Посейдону и нереидам быка и совершил возлияние из золотой чаши. Это было при афинском архонте Ктесикле и римских консулах Гае Сульпиции и Луции Папирии в 334 году до нашей эры.


Сам он с 60 военными кораблями подплыл к Троаде и первый из македонцев метнул с корабля копьё, которое вонзилось в землю; спрыгнув на землю, Александр заявил, что боги вручают ему завоёванную им Азию. Почтив могилы героев, Ахилла, Аянта и других, жертвами и прочим, чем положено прославлять их, он произвёл тщательный смотр своему войску.

 
Придя в Илион, он свершил жертву Афине Илионской, поднёс ей и повесил в храме полное вооружение, а взамен взял кое-что из священного оружия, сохранившегося ещё от Троянской войны. Говорят, что в сражениях его носили перед ним. Рассказывают, что на алтаре Зевса, покровителя домашнего очага, он принес жертву Приаму, моля его не гневаться больше на род Неоптолема, из которого происходил и он.


В Илионе, где сражался и погиб его предок Ахилл,  Александр почтил могилу Ахилла. Умастил тело и нагой состязался в беге вокруг памятника; затем, возложив венок, он сказал, что считает Ахилла счастливцем, потому что при жизни он имел преданного друга, а после смерти – великого глашатая своей славы – Гомера. Об Александре же не было написано ни одной строчки: ни в прозе, ни в стихах. Его не воспели ни в одной песне, не то что  других воинов, менее чем Александр достойных воспевания.


Легендарный герой и предок Ахилл был для Александра образцом и примером для подражания.  Александр хотел стать равным Ахиллу и превзойти его в доблести.


Царь выступил из Троады и набрёл на храм Афины. Жрец Аристандр, увидев, что статуя Ариобарзана, бывшего сатрапа Фригии валяется на земле перед храмом, и, что налетели какие-то птицы, предвещающие доброе, подошёл к царю и уверил его, что он победит в большом конном сражении, если сражение произойдет во Фригии. Он добавил, что, сражаясь, Александр своей рукой убьет знаменитого вражеского военачальника: это указывают ему боги, главным, образом Афина, которая будет царю споспешествовать.


 Александр, услышав это предсказание, принес Афине великолепную жертву и посвятил богине собственные доспехи. Из доспехов, лежавших в храме, он выбрал самый прочный щит и с ним бился в самом первом сражении, которое завершилось, благодаря его храбрости полной победой. Это случилось несколько дней спустя.

 

  1. Истм. Важным стратегическим пунктом, контроль над которым определял положение Коринфа, являются оборонительные сооружения, перекрывавшие перешеек и в древности не раз укреплявшиеся усилиями пелопоннесцев. Считается, что первые крепостные постройки стены Гексамилион относятся к микенским временам. Истм был опорой укрепления, пересекавшего перешеек. Протяженность стены была 9,3 км. Считалось, что перешеек пересекается путниками только по воле бога Посейдона. Поэтому здесь в 7 в до н.э. ему было сооружено святилище - ближе к Сароническому заливу.               
         
 
2. Геллеспонт – ныне прилив Дарданеллы, соединяющий Мраморное и Эгейское моря.


                ПЕРВЫЙ БОЙ С ПЕРСАМИ


Персидские сатрапы и военачальники не успели помешать переправе македонцев; собравшись, они стали совещаться, как вести войну с Александром. Мемнон, родосец, известный своей воинской мудростью, советовал не вступать в сражения и, опустошая страну, не давать македонцам возможности идти вперёд — им нечего будет есть, а также переправить в Македонию морские и пешие силы и вообще перенести военные действия в Европу.


Советы его, как это выяснилось из дальнейших событий, были превосходны, но они не убедили остальных военачальников, которые сочли их недостойными душевного величия персов. Решение вступить в бой возобладало. Собрав отовсюду войска, значительно превосходившие силы македонцев, они двинулись во Фригию, лежащую у Геллеспонта. Лагерь разбили у реки Граник; оплотом служила эта река. Варвары, заняв место у подножия гор, были спокойны и рассчитывали напасть на врага, когда он станет переправляться через реку: строй в македонской фаланге разобьётся, и они легко её одолеют.


Александр шёл к реке Гранику, ведя за собой войско в строю, когда к нему подскакал разведчик и сообщил, что за Граником уже стоят персы, готовые к бою. Александр, узнав о стечении варварских сил, двинулся ускоренным маршем вперёд и разбил свой лагерь напротив вражеского, так что Граник оказался между двумя станами. Парменион посоветовал Александру дождаться рассвета и тогда переправиться, потому что берега Граника были высоки и обрывисты, да и пехота успела бы отдохнуть. Но Александр отвечал ему так: «Мне стыдно, Парменион, что я без труда перешёл Геллеспонт, а этот крохотный ручей помешает нам переправиться сейчас же, как мы есть. Я переправлюсь, этого требует и слава македонцев и пренебрежение к опасности».


 Между тем полководцы Дария собрали большое войско и построили его у переправы через Граник. Поэтому первое столкновение произошло на Адрастейской равнине. Варвары выстроили против целого македонского войска большую конницу, рассчитывая, что она решит исход боя. Пехоты же было у персов не меньше 100 тысяч; она спокойно стояла в арьергарде, считая, что и одной конницы хватит справиться с македонцами.


Сражение было неизбежно, ибо здесь находились как бы ворота Азии и, чтобы начать вторжение, надо было биться за право входа. Однако многих пугала глубина реки, обрывистость и крутизна противоположного берега, который предстояло брать с боем.
В течение некоторого времени оба войска стояли спокойно и хранили глубокое молчание, страшась того, что сейчас произойдет. Персы ждали, когда македонцы начнут переправу, чтобы напасть на них, когда те будут выходить из реки.

 
 Александр, однако, на рассвете смело переправил войско через реку, и враги не успели опомниться, как он выстроил его в боевом порядке. Он вскочил на лошадь, приказал войску следовать за ним и вести себя доблестно. Сам же, ведя правое крыло, под звуки труб и воинственные крики вошёл в реку, всё время держа строй поперёк течения. Он вел войско навстречу неприятельским копьям и стрелам на обрывистые скалы, усеянные пехотой и конницей врага, через реку, которая течением сносила коней и накрывала всадников с головой, и казалось, что им руководит не разум, а безрассудство и что он действует, как безумец.


Он направлялся прямо на вражеские стрелы к обрывистым берегам, которые охранялись пешими и конными воинами, через поток, уносивший и заливавший его солдат, – казалось, их ведёт безумец, а не вождь, разумный и осмотрительный.  Как бы то ни было, Александр упорно продолжал переправу и ценой огромного напряжения сил овладел противоположным берегом, мокрым и скользким, так как почва там была глинистая. Упорно продолжая всё же переправу и с великим трудом одолел подъём, мокрый и скользкий от грязи. Тотчас пришлось начать беспорядочное сражение, воины по одному вступали в рукопашный бой с наступавшим противником, пока, наконец, удалось построить войско хоть в какой-то боевой порядок.

 
В течение некоторого времени оба войска стояли спокойно и хранили глубокое молчание, страшась того, что сейчас произойдет. Всадники и одной и другой стороны рвались в бой; фессалийская конница, стоявшая под командой Пармениона на левом крыле, мужественно встретила натиск отряда, выстроенного против неё.


Персы бросились сверху на передовые отряды Аминты и Сократа, подошедшие к берегу: одни метали дротики и копья в реку с прибрежных высот, другие же, кто стоял внизу, вбегали в самую воду. Всадники смешались: одни стремились выйти на берег, другие им мешали; персы кидали множество дротиков; македонцы сражались копьями. Македонцев было значительно меньше и в первую схватку им пришлось худо, потому что они отражали врага, стоя не на твёрдой почве, а в реке и внизу, персы же были на береговых высотах.


Кроме того, здесь была выстроена лучшая часть персидской конницы и вместе с ней сражались сыновья Мемнона и сам Мемнон. Первые из македонцев, - храбрецы, схватившиеся с персами, - были изрублены, кроме тех, кому удалось повернуть к Александру, который уже приближался, ведя с собой правое крыло. Он первый бросился на персов, устремившись туда, где сбилась вся их конница и стояли их военачальники.


 Вокруг него завязалась жестокая битва, и в это время полки македонцев, один за другим, уже без труда перешли реку. Сражение было конное, но оно больше походило на сражение пехоты. Конь бросался на коня; человек схватывался с человеком; македонцы стремились оттеснить персов совсем от берега и прогнать их на равнину, персы — помешать им выйти и столкнуть обратно в реку. Тут и обнаружилось превосходство Александровых воинов; они были не только сильнее и опытнее, но и были вооружены не дротиками, а тяжёлыми копьями с древками из кизила.


 В этой битве и у Александра сломалось копьё; он попросил другое у Ареты, царского стремянного, но и у того в жаркой схватке копьё сломалось, и он лихо дрался оставшейся половинкой. Показав её Александру, он попросил его обратиться к другому. Демарат коринфянин, один из «друзей», отдал ему свое копьё. Александр взял его; увидя, что Мифридат, Дариев зять, выехал далеко вперёд, ведя за собой всадников, образовавших как бы клин, он сам вынесся вперёд и, ударив Мифридата копьём в лицо, сбросил его на землю. Враги наседали с криком; конница бросилась на конницу; сражались копьями и, когда копья сломались, стали рубиться мечами.


 Персы кидали множество дротиков, македонцы сражались копьями. Македонцев было значительно меньше и в первую схватку им пришлось туго, потому что персы были на крутом берегу, а македонцы в воде. Первые македонцы – храбрецы, схватившиеся с персами – были изрублены.

 
Александр уже приближался, ведя с собой правое крыло. Он первый бросился на персов, устремившись туда, где сбилась их конница и стояли их военачальники. Вокруг него завязалась жестокая битва, и в это время полки македонцев уже без труда, один за одним, перешли реку. Многие персы устремились на Александра, которого легко было узнать по щиту и по султану на шлеме: с обеих сторон султана было по перу удивительной величины и белизны.


Двое полководцев, Ресак и Спитридат, вместе устремились на него; он увернулся от одного, а на Ресака, закованного в латы, бросился сам. Варвары сражались мужественно; их ярость наталкивалась на мужество македонцев. Судьба свела в одно место наилучших воинов, чтобы решить исход сражения. Сатрап Ионии, перс родом, зять царя Дария, Спитридат, отличавшийся мужеством, прорвал с большим конным отрядом македонский строй. Справиться с этим сильным человеком было трудно; Александр первым повернул коня в сторону сатрапа и подскакал к варвару. Спитридат первым метнул в Александра дротик и кинулся на него так стремительно, с такой силой вогнал копьё, что оно пробило щит и, задев правое плечо, прошло сквозь панцирь.


Царь вырвал вонзившееся в руку железо, дал лошади шпоры и, рассчитывая, что в помощь ему будет сама стремительность его порыва, ударил сатрапа дротиком в середину груди. При виде такого мужества воины обеих сторон, стоявшие вблизи, громко вскрикнули. Наконечник сломался о панцирь, не причинив раны: перс выхватил меч и устремился на Александра, но царь, схватив дротик, успел ударить его в лицо и нанести сквозную рану. Пущенный в царя дротик пробил сгиб панциря, но тела не коснулся.


 В это время брат Спитридата, Ресак, остановив коня сбоку от сражавшихся и быстро приподнявшись в седле, нанес Александру страшный удар по голове персидской саблей, так, что раскроил шлем. Гребень шлема с одним из перьев отлетел и шлем едва выдержал удар, так что острие сабли задело кожу на голове Александра. Ресак собирался другим ударом рассечь голову, но Клит, по прозвищу Чёрный, вынесшись на лошади, отрубил варвару руку. Спитридат снова приподнялся, но его опередил Чёрный Клит, пронзив его насквозь копьём.


Александру со всех сторон грозила великая опасность, но и множество врагов не смогло его одолеть: панцирь его был пробит в двух местах, шлем в одном, щит, взятый из храма Афины – в трёх, но он не отступал; его решимость и присутствие духа противостояли всем страхам.


Полки, выстроенные напротив Александра, первыми обратились в бегство, за ними повернули назад и остальные. После бегства конницы вступила в сражение пехота, но продолжалось оно недолго: варвары, потрясённые тем, что конница обратилась вспять, пали духом и устремились в бегство.

 
Персы, поражаемые отовсюду в лицо копьями (досталось и людям и лошадям) были отброшены всадниками. Они сначала отошли там, где сражался Александр, а потом началось повальное бегство. Тут и обнаружилось превосходство Александровых воинов, они были не только опытнее и храбрее, но и были вооружены не дротиками, а тяжёлыми копьями с древками из кизила. Около тысячи персидских всадников погибло. Преследование  длилось недолго. Неприятель сопротивлялся слабо и недолго; все, кроме греческих наемников, обратились в бегство. Они выстроились возле какого-то холма и хотели сдаться Александру под честное слово.


Он, движимый скорее гневом, чем рассуждением, первый напал на них; под ним убили лошадь (не Букефала, а другую), ударив её мечом в бок; на этом именно месте оказалось больше всего раненых и убитых, потому что здесь пришлось схватиться с воинами мужественными и потерявшими всякую надежду.

 
Царь единогласно был признан первым храбрецом и сочтён главным виновником всей победы. Очень прославляли мужество фессалийских всадников, великолепно маневрировавших и отлично бившихся.


В войске Александра потерь было значительно меньше. После сражения царь устроил великолепные похороны павшим с той и другой стороны, рассчитывая, что такие почести сделают его солдат ещё неустрашимее. Первым павшим воинам он поставил медные статуи в Дии.


Добычу Александр послал в Афины. Кубки, пурпурные ткани и другие вещи подобного рода, захваченные у персов, за небольшим исключением, Александр отослал матери. Это сражение сразу изменило положение дел в пользу Александра.
               
   
                ПОБЕДНОЕ ШЕСТВИЕ ПО МАЛОЙ АЗИИ


Александр двинулся на Сарды, главную твердыню приморских варваров, где когда-то правил Крез. Но завоёвывать город не пришлось. Сарды сдались ему без боя. Жителям Сард и остальным лидийцам Александр даровал свободу и разрешил жить по старинным лидийским законам.

Когда он не дошёл ещё до Сард стадий 70, к нему явился Мифрен, фрурарх кремля в Сардах, и важнейшие люди города: они сдали ему Сарды, а Мифрен вручил кремль и сокровища, там находившиеся. Александр разбил лагерь у реки Герма; расстояние от Герма до Сард стадий 20. Аминту, сына Андромена, он послал в Сарды занять кремль; Мифрена он увел с собой, оказывая ему почёт; жителям Сард и остальным лидийцам разрешил жить по старинным лидийским законам и даровал им свободу. И сам он вошёл в кремль, где стоял персидский гарнизон; место показалось ему неприступным: очень высокое, обрывистое, оно было ещё обведено тройной стеной. Он задумал выстроить в кремле храм Зевсу Олимпийскому и воздвигнуть алтарь.


В Эфес Александр прибыл четыре дня спустя, уничтожил олигархию и восстановил попранную демократию. Он ненадолго задержался в Эфесе, принёс жертву Артемиде, покровительнице города, чей храм сгорел в день появления Александра на свет, устроил в её честь торжественное шествие, в котором участвовало все войско, вооруженное и выстроенное, как для сражения. В то же время к нему пришли жители Тралл и Магнесии, чтобы сдать ему свои города.


Из Эфеса Александр выступил против города Милет. На следующий день, взяв остальную пехоту, лучников, агриан, фракийских всадников, царскую илу «друзей» и к ней ещё три других, он выступил в Милету. Так называемый внешний город, оставленный гарнизоном, он взял сходу, расположился там лагерем и решил осаждать внутренний город, обведя его стеной.

 
 Дело в том, что Гегесистрат, которому царь поручил охрану Милета, писал раньше Александру, что он сдаёт Милет. Теперь он осмелел, так как персидское войско было уже недалеко, и стал думать, как сохранить город для персов. Никанор, командующий эллинским флотом, опередил персов: на три дня раньше их пришёл в Милету со своими 160 кораблями и бросил якорь у острова Лады, который лежит возле Милета. Персидские суда запоздали; навархи, узнав о том, что Никанор уже стоит у Лады, бросили якорь у горы Микале.


 Александр ещё раньше захватил Ладу в расчёте, что здесь будет не только пристань для судов; он высадил здесь тысяч до четырёх фракийцев и других чужеземцев.
У варваров было 300 кораблей, но тем не менее Парменион советовал Александру завязать морское сражение: он надеялся, что эллины вообще сильны на море, а к тому же уверенность вселяло в него и божественное знамение: видели, как орёл сел на берегу около кормы Александрова корабля.

 
Александр ответил, что мнение Пармениона ошибочно, а его толкование знамения противно вероятию. Бессмысленно маленькому флоту вступать в сражение  с гораздо большим, и его неопытным морякам идти на искусившихся в морском деле киприотов и финикийцев. Обдумав всё это, он и заявляет, что морская битва сейчас несвоевременна. Божественное же знамение он истолковал иначе: орёл послан ради него, но так как он сидел на земле, то это скорее знаменует, что он одолеет персидский флот с суши.


В это время явился Главкипп, один из почтенных милетян: его послали к Александру народ и наёмники-чужеземцы, которым главным образом и была поручена охрана города, сказать, что милетяне согласны открыть свои ворота и свои гавани одинаково Александру и персам и просят его снять на этих условиях осаду.  Александр велел Главкиппу немедленно возвращаться домой и объявить милетянам, чтобы они приготовились: с рассветом начнётся сражение. Он поставил у стен машины; через короткое время часть стен оказалась разрушена, а другая сильно разбита, и он повёл своё войско на город через развалины и проломы. Персы у Микале не только смотрели, а почти присутствовали при том, как македонцы брали приступом город их друзей и союзников.


 Тут и Никанор, увидев с Лады, что Александрово войско пошло на приступ, направился в милетскую гавань, идя на вёслах вдоль берега. У входа в гавань в самом узком месте он стал на якорь, сгрудив свои триеры и обратив их носами вперёд: гавань была теперь заперта для персидского флота, и милетянам нечего было ждать помощи от персов. Под натиском македонцев, напиравших со всех сторон, часть милетян и наёмников бросилась в море и доплыла на перевёрнутых щитах до безымянного островка, лежавшего недалеко от города; другие же садились в челноки, торопясь ускользнуть от македонских триер, но были застигнуты у входа в гавань. Большинство погибло в самом городе.


Александр, завладев городом, сам пошёл к острову, где сидели беглецы; он распорядился поставить на носу каждой триеры лестницы, чтобы взобраться с кораблей, как на стену, на отвесные берега острова. Когда он увидел на острове людей, готовых стоять насмерть, его охватила жалость к этим людям, обнаружившим такое благородство и верность. Он предложил им мир на условии, что они пойдут к нему на службу. Были это наёмники-эллины, числом до 300. Милетян же, которые уцелели при взятии города, он отпустил и даровал им свободу.


Варвары ежедневно снимались с якоря у Микале и подходили к эллинскому флоту в надежде вызвать моряков на сражение. На ночь они приставали у Микале, но в неудобном месте, так как вынуждены были далеко ходить за водой, к устьям реки Меандра. Корабли Александра сторожили милетскую гавань, не допуская варваров туда ворваться; а к Микале он послал Филоту со всадниками и тремя пехотными полками, велев им не допускать высадок с кораблей. Персы, находясь на своих кораблях, попали в положение осаждаемого города и вследствие недостатка воды и прочих припасов отплыли на Самос.


Там, запасшись продовольствием, они опять подошли к Милету и выстроили в открытом море перед гаванью множество кораблей, думая вызвать в море и македонцев; пять же судов вошло в пролив между островом Ладой и гаванью у лагеря в надежде захватить корабли Александра пустыми. Они узнали, что матросы в большинстве своем разбрелись с кораблей, получив приказ одним идти за топливом, другим за продовольствием, третьим за фуражом.


Какая-то часть моряков действительно отсутствовала, но из тех, которые были налицо, составился полный экипаж для десяти кораблей, и Александр, видя пять подплывающих персидских триер, спешно послал на них эти корабли, велев бить в неприятельские суда носом. Персы, находившиеся на пяти судах, видя, что македонцы сверх чаяния идут на них, повернули уже издали и бежали к остальному флоту. Так ничего и не добившись, отплыли персы из-под Милета.


Александр решил распустить свой флот: у него на ту пору не хватало денег, и он видел, что его флоту не сладить с персидским, а рисковать хотя бы одной частью своего войска он не хотел. Кроме того, он считал, что, завладев Азией с помощью сухопутных сил, он уже не нуждается во флоте, а взятием приморских городов он погубит у персов флот, так как им неоткуда будет пополнять число гребцов и матросов и не будет в Азии места, где пристать. И появление орла он объяснял как знамение, предсказывавшее победу над флотом с суши. Он не стал вступать в бой с персидским флотом, так как маленький флот македонцев был ещё неопытен в битвах на море, а взял Милет с суши.


                ОСАДА  ГАЛИКАРНАССА


После взятия Милета много персов и солдат-наемников собралось в Галикарнасе; бежали туда и самые дельные военачальники. Это самый большой из городов Карии, ее столица, с превосходными крепостями. Покончив с Милетом, он пошёл в Карию, так как ему сообщили, что в Галикарнассе собралась немалая сила варваров и чужеземцев. Взяв с ходу города, лежащие между Милетом и Галикарнассом, он расположился лагерем перед Галикарнассом, в 5 стадиях от  города самое большое, словно для затяжной осады. Город от природы был неприступен. В городе было оставлено много наёмного войска и много персидского; в гавани стояли триеры, и моряки могли оказать при военных действиях большую помощь.


В первый же день, когда Александр подошёл к стенам, из ворот, ведущих к Милассам, устремились воины, сыпя стрелами и дротиками; солдаты Александра без труда отбросили их и загнали в город. Македонцы свалили одну башню, но она упала, не проломив стены. Горожане повели энергичную защиту, из Галикарнасса многие поспешили морем на помощь. Александр повернул обратно, не добившись цели, ради которой выступил, и опять занялся осадой Галикарнасса.


Несколько дней спустя двое македонских гоплитов из полка Пердикки, жившие вместе в одной палатке, выпивая вместе, стали каждый превозносить себя и свои подвиги. Тут их одолело честолюбие, подогрело еще вино, и они, вооружившись, самовольно полезли на стену со стороны кремля, обращенного к Милассам. Им хотелось скорее блеснуть своей доблестью, чем ввязаться в опасную схватку с врагами. Из города увидели двоих человек, безрассудно устремившихся на стену, и побежали на них.


Македонцы убили подошедших ближе, а в тех, кто остановился подальше, стали метать дротики, но на стороне врага было и численное превосходство, и место для него было выгодным: галикарнассцы сбегали и бросали дротики сверху. В это время подоспел ещё кое-кто из воинов Пердикки, прибежали ещё люди из города, и перед стеной завязалась жаркая схватка; македонцы опять отбросили вышедших за ворота и чуть было не захватили город


 На следующий день Александр подвёл машины; из города опять была сделана вылазка с целью поджечь эти машины. Галикарнассцы, правда, вначале брали верх по причине высокого местоположения; они не только били в лоб людей, оберегавших машины; с башен, уцелевших по обеим сторонам рухнувшей стены, была для них возможность поражать врага, подходившего ко второй стене, и с боков и только что не с тыла.


Несколько дней спустя, когда Александр, подведя опять свои машины к внутренней кирпичной стене, сам руководил приступом, произведена была из города всеобщая вылазка: одни устремились через упавшую стену, где распоряжался сам Александр, другие через тройные ворота, что для македонцев было полной неожиданностью.


Первые стали бросать в машины факелы и разные горючие вещества, которые, занявшись, вызвали бы огромный пожар, но когда Александр со своими воинам и энергично бросился на них, они, ловко увертываясь от больших камней и стрел, которые метали с башен машины, убежали в город. Убитых было немало: много людей вышло из города и действовали они отважно. Одни погибли в рукопашной схватке с македонцами; другие пали у обрушенной стены, так как проход здесь был слишком узок для такого множества людей и перебираться через развалины было трудно.


Тех, кто вышел через тройные ворота, встретил Птолемей, царский телохранитель, с полками Адея и Тимандра и некоторым числом легковооруженных. Беглецам пришлось при отступлении проходить по узкому мосту, переброшенному через ров; мост обломился под таким количеством людей; многие попадали в ров и погибли, растоптанные своими же или поражённые сверху македонцами. Самая же большая резня произошла в самих воротах: страха ради закрыли их преждевременно, боясь, как бы македонцы, по пятам преследующие бегущих, не ворвались в город, отрезав таким образом возвращение многим своим. Македонцы перебили их у самых стен. Город вот-вот бы уже взяли, если бы Александр не скомандовал отбой: он всё ещё хотел сохранить Галикарнасс и ожидал от галикарнассцев дружеских предложений.


Оронтобат и Мемнон, персидские военачальники, поняли, что при создавшемся положении они не смогут долго выдержать осаду: часть стены уже обрушилась, часть пошатнулась; много воинов погибло при вылазках, другие ранены и не могут сражаться.  Учтя все это, они около второй ночной стражи подожгли деревянную башню, которую сами выстроили против вражеских машин.

 
Пламя, широко разлившееся от башни и стой, охватило и другие постройки. Люди переправились - одни в кремль на остров, другие в кремль, который назывался Салмакидой. Александру сообщили о случившемся перебежчики,  да и сам он увидел огромный пожар. Хотя время было около полуночи, он всё-таки вывел своих македонцев; захваченных поджигателей велел убивать и оставлять в живых тех галикарнассцев, которых застали по домам.


Уже рассвело; Александр увидел высоты, занятые персами и наёмниками, и решил, что не стоит их осаждать: времени на эту осаду пришлось бы потратить немало ввиду характера местности, а большого значения для него они уже не имели, раз он взял весь город. Он похоронил павших в эту ночь; город сравнял с землей и, оставив здесь и в остальной Карии 3000 наемной пехоты и около 200 всадников под начальством Птолемея, отправился во Фригию.

 
Правительницей всей Карии он назначил Аду, дочь Гекатомна, жену Идриея, который приходился ей и братом, но взял её себе по обычаю карийцев в жены. Умирая, Идрией поручил ей управление страной, так как в Азии ещё со времен Семирамиды принято, чтобы женщины правили мужчинами. Пиксодар же лишил её власти и сам занял её место. Ада удержала только Алинды, твердыню из карийских твердынь. Когда Александр вторгся в Карию, она вышла ему навстречу, сдала ему Алинды и сказала, что он для неё как сын. Александр вернул ей Алинды, не пренебрег именем сына, а когда взял Галикарнасс и завладел остальной Карией, то вручил ей правление всей страной.


Галикарнасс сопротивлялся отчаянно, но пал и он. За своё упрямство город поплатился. Александр велел сравнять его с землёй.


                ЛИКИЯ И ПАМФИЛИЯ


Овладев силой этими городами и подчинив окрестные земли, Александр стал думать, что делать дальше, и много раз менял свои решения: то он хотел поскорее встретиться с Дарием для решающей битвы, то останавливался на мысли сперва воспользоваться богатством приморских областей и лишь потом, усилившись, идти против царя.


Овладев Карией, Алексадр пошел на Ликию и Памфилию, чтобы завладев побережьем, сделать бесполезным для врага его флот. Нижняя и верхняя  Ликии сдались ему добровольно.Прежде всего он с ходу взял лежавшие на его пути Гипарны; это было неприступное место, охраняемое чужеземными наёмниками. Чужестранцы эти вышли из кремля, сдавшись Александру. Он вторгся затем в Ликию; заключил договор с телмесцами и, перейдя реку Ксанф, овладел Пинарами, городами Ксанфом и Патарами (они сдались ему) и другими меньшими городками - числом до 30.


Покончив с этим, он в самой середине зимы вторгся в область, которая звалась Милиадой. Она находилась в Великой Фригии, но, по распоряжению персидского царя, была в то время причислена к Ликии. Сюда пришли от фаселитов послы увенчать Александра золотым венцом и просить у него дружбы. Извещённые об этом, многие из городов Нижней Ликии прислали посольства.


Александр велел фаселитам и ликийцам сдать их города тем, кого он к ним для этого направит. Все города были сданы. Сам он немного спустя прибыл в Фаселиду и помог населению уничтожить мощное укрепление, воздвигнутое в их стране писидами: варвары делали отсюда набеги и наносили урон фаселитам, работавшим в поле.


 Из Фаселиды Александр отправил большую часть войска через непроходимые горы к городу Перге, а  сам со своим войском решил пройти берегом моря. Там можно пройти, если только дует северный ветер, при южном пройти нельзя. Теперь же с северной стороны – не без божественного вмешательства, как решил и сам Александр и его друзья, - задул сухой борей и они прошли быстро и без утомления.


Так Александр соединился со своим войском в Перге, богатом и красивом городе, раскинушемуся в прекрасных сосновых горах. Когда Александр выступил из Перге, навстречу ему вышли посланцы из города Аспенда с известием, что город  добровольно сдается ему.  Аспенд – не менее богатый и красивый город, стоящий на реке Эвримедон, по которой сюда сплавлялись кони, вино и масло из мест, лежащих выше по течению.


Александр пошел к Сиде. Сидиты происходят из Кум эолийских. Они рассказывают о себе следующее: когда первые переселенцы из Кум пристали к этой земле и высадились на берег, они вдруг забыли эллинский язык и тут же заговорили на языке варварском, но не на том, на котором говорили соседи-варвары, а на своём собственном, до тех пор неслыханном. С того времени сидиты и говорят на языке, который не похож на язык соседних варваров.


 Оставив гарнизон в Сиде, Александр пошел на Силлий: это было неприступное место, и там стоял гарнизон из чужеземных наёмников и местных варваров. Взять Силлий сразу же, с ходу, он не смог: ещё в пути ему сообщили, что аспендийцы вовсе не желают выполнять положенных условий: не дают лошадей посланным за ними; не выплачивают денег, из деревень свезли всё в город; заперли перед посланцами Александра ворота и чинят стены в тех местах, где они обветшали. Выслушав это, Александр повернул к Аспенду.


Значительная часть Аспенда расположена на неприступной обрывистой горе, у которой течет река Эвримедонт. Вокруг горы на низине выстроилось немало домов; их окружала невысокая стена. Узнав о приближении Александра, все живущие здесь выбрались из своих жилищ, считая, что низину удержать они не смогут, и бежали на гору. Александр расположился со своим войском за этой оставленной стеной, в домах, покинутых аспендийцами. Аспендийцы, увидев неожиданно явившегося Александра и войско, обложившее их кругом, отправили послов просить мира на прежних условиях.


 Александр, видя перед собой неприступную твердыню и понимая, что не готов к длительной осаде, не согласился, однако, на прежние условия: он потребовал влиятельнейших людей в качестве заложников; тех лошадей, о которых уже было соглашение, и 100 талантов вместо 50. Аспендийцы должны были подчиняться сатрапу, поставленному Александром, платить ежегодно македонцам дань и решить судебным путем вопрос о земле, которую они силой отобрали от соседей, в чём их и обвиняли.
Аспенду пришлось сдаться снова, но уже на более суровых условиях. Аспендийцы согласились на всё, а Александр вновь повернул к Перге, а оттуда направился во Фригию.


Путь его лежал через Термесс. Жители его родом писидийцы, варвары, поселились они на очень высоком, обрывистом месте, дорога мимо города тяжела. Гора от города спускается до самой дороги, которая служит ей подошвой, прямо напротив поднимается другая, не менее обрывистая гора. Эти горы образуют как бы ворота. Заняв эти горы маленьким отрядом, можно сделать проход недоступным. Термесцы и заняли обе горы, устремившись туда всем народом.


Александр, увидя это, велел македонцам, не снимая оружия, разбить лагерь. Он решил, что термесцы, увидя их, не останутся всем народом ночевать под открытым небом: большинство уйдёт в город, находящийся рядом, и на горах останется только стража. Как он предполагал, так и случилось. Большинство ушло; на месте стояли только сторожевые. Он сразу же повёл на них лучников, отряды дротометателей и тех гоплитов, у которых снаряжение было легче. Термесцы не выдержали натиска и бросили это место. Александр перебрался через теснину и стал лагерем у города.


Понимая, что Термесс ему быстро не взять, он выступил на Сагалас. Это был тоже город немалый. И тут жили писиды, считавшиеся самыми воинственными из всех писидов, а это народ вообще воинственный. Они ждали Александра, заняв перед городом холм, с которого отражать врага было не хуже, чем со стены, — таким неприступным он был. К писидам на помощь пришли и термесцы.


Воины Александра, штурмуя гору, которую удерживали писиды, взобрались уже на то место, где подъём был особенно крут, и тут-то варвары кинулись отрядами на оба крыла: здесь им было сбежать всего удобнее, а врагам подняться всего труднее. Лучники с их плохим снаряжением первыми наткнулись на врага и обратились в бегство, но агриане не дрогнули. Вблизи была уже македонская пехота, а перед ней шёл Александр.


Когда дело дошло до рукопашной, то варвары, схватываясь в своей лёгкой одежде с гоплитами, падали все в ранах. Они не устояли. Погибло их около 500... были они налегке; хорошо знали место и ускользнуть им было нетрудно. Македонцы, тяжело вооружённые, не зная дорог, не особенно упорствовали в преследовании врага. Александр, следуя за бегущими по пятам, взял их город штурмом. Из его войска были убиты Клеандр, стратег лучников, и еще около 20 человек. Александр пошёл на остальных писидов; некоторые их крепостцы он взял силой, другие ему сдались.


Термесс Александр так и не взял, пошёл дальше во Фригию мимо озера, которое называется Аскинией котором сама собой осаждается соль; местные жители пользуются ею, и в морской соли не нуждаются. На пятый день он прибыл в Келены. Посреди города в то время протекала река Марсий, прославленная в греческих легендах. Эта река берет начало на самой вершине горы, с большим шумом низвергает свои воды на стоящую внизу скалу, затем, растекаясь, орошает прилегающие поля, оставаясь прозрачной и несущей только свои воды.


Вот почему цвет её воды, подобный цвету спокойного моря дал основание для поэтического вымысла, будто бы нимфы, полюбившую эту реку, пребывают здесь на скале. Пока она течет по городу, она сохраняет своё название, но там где она вытекает за его пределы и катит воды с большей силой, её называют Ликом.


Шестьдесят дней Александр осаждал неприступную крепость Келены, после этого город был сдан. Кремль в этом городе представляет собой отвесную со всех сторон гору; в качестве гарнизона сатрап Фригии поставил туда тысячу карийцев и сотню наемных эллинов. Они и отправили к Александру послов с сообщением, что если к ним в условленный день, который они указали, не придёт подмога, то они сдадут крепость. Александру это показалось выгоднее, чем осаждать кремль, неприступный со всех сторон. Он оставил сторожить Келены около полутора тысяч солдат, пробыл здесь десять дней, назначил сатрапом Фригии Антигона, сына Филиппа, а командовать союзниками поставил вместо него стратега Балакра, сына Аминты, и выступил на Гордий. Пармениону он послал приказ встретить его там с войском. Парменион и встретил его с войском.


                ГОРДИЕВ УЗЕЛ


Гордий находился во Фригии, прилегающей к Геллеспонту и расположен на реке Сангарий. Сангарий берет истоки во Фригии, он течёт через землю фракийских вифинцев и впадает в Эвксинское море. Во Фригии, через которую Александр вёл войско, было больше сёл, чем городов. Александр вошел в Гордий и прошёл в кремль, где находился дворец Гордия и его сына Мидаса. Ему очень захотелось посмотреть тут повозку Гордия и узел на ярме этой повозки.

               
Об этой повозке местные жители рассказывают знаменитую историю: в древности жил во Фригии бедняк Гордий; был у него клочок земли и пара волов: на одном он пахал, на другом занимался извозом. Однажды, когда он пахал, к нему на ярмо сел орёл и сидел, пока он не распряг вола. Перепуганный Гордий пошел рассказать о божественном знамении термесским прорицателям.


Термесцы умеют истолковывать божественные знамения, и дар прорицания наследуют у них в роду мужчины, женщины и дети. Подходя к какой-то деревне в термесском округе, он встретил девушку, черпавшую воду, и рассказал ей про свой случай с орлом. Девушка эта была сама из рода прорицателей; она велела ему, вернувшись на то самое место, принести жертву Зевсу-Царю. Гордий же попросил её пойти вместе с ним и объяснить, как приносить жертву. Он совершил её так, как она ему указала: сочетался с девушкой браком, и у них родился сын Мидас.


 Когда этот Мидас был уже красивым храбрым мужем, во Фригии разразилась междоусобица, от которой страдали все. Получено было предсказание, что к ним на повозке приедет царь, который и прекратит междоусобицу. Пока они ещё рассуждали об этом, в народном собрании появился и стал с повозкой Мидас вместе с отцом и матерью. Тут, соображаясь с предсказанием, признали в Мидасе того, о котором божество изрекло, что он приедет на повозке. Мидаса поставили царём. Мидас прекратил междоусобицу, а отцовскую повозку поставил в кремле, как благодарственное подношение Зевсу-Царю за ниспосланного орла.


Об этой повозке рассказывают вот еще что; тому, кто развяжет узел на её ярме, предсказано владеть Азией. Узел был завязан из лыка дикой вишни, и в нём не видно было ни конца, ни начала. Александр не мог разгадать загадку узла, оставить же узел неразвязанным не хотел, чтобы это не вызвало волнения и толков в народе.


Одни рассказывают, что он разрубил узел мечом и сказал, что вот узел и развязан. Аристобул же пишет, что он вынул из дышла загвоздку — это колышек, который проходит через дышло насквозь и на котором держится узел, и снял ярмо. Как в действительности обстояло у Александра дело с узлом, я утверждать не могу. Во всяком случае, он и его спутники ушли от повозки в убеждении, что пророчество относительно развязывания узла сбывается на нём.


В ту же ночь это подтвердили небесные знамения: гроза с громом и молниями. Поэтому на следующий день Александр принес жертву богам, явившим знамения и указавшим ему, как развязать узел.

               
В это время Дарий двигался из Суз по направлению к морю. Он полагался на численность своего войска (под его началом было 600 тысяч) и к тому же царя воодушевило сновидение, которое маги истолковывали, исходя из желания скорее угодить, чем раскрыть истинное его значение.


Дарию приснилось, что македонская фаланга вся объята огнём и что Александр прислуживает ему, а на Александре та самая стола, которую он, Дарий, носил, еще будучи царским гонцом; потом Александр вошёл в храм Бела и исчез. Божество, по-видимому, возвещало этим сном, что македоняне совершат блестящие подвиги, молва о которых разнесётся повсюду, и что Александр завладеет Азией, подобно тому, как завладел ею Дарий, который был гонцом, а стал царём, и что вскоре после этого македонский царь со славой окончит свою жизнь.


На следующий день Александр выступил в Анкиру в область Галатию. По пути к нему пришло посольство пафлагонцев, готовых подчиниться ему. Александр послал в Пафлагонию своего наместника, а сам напал на Каппадокию и взял её к западу от Галиса  и с востока от него, после этого отправился со всем своим войском в Киликию и прибыл на место, называемое «Лагерь Кира»: там была стоянка Кира, когда он вел армию в Лидию против Креза. Это место находится на расстоянии 50 стадиев (около 10 км) от входа в Киликию.


Киликийскими воротами называется узкое пространство между берегом и морем с высоко нависающими скалами. Пройти там может в ряд лишь несколько человек, поэтому Киликийские ворота являются природной преградой от врагов.


К городу Тарс Александр мог пройти, лишь минуя Киликийские ворота. Но подойдя к ним, он увидел, что Ворота заняты сильной персидской охраной. Тогда он оставил ждать Пармениона с тяжело вооружёнными полками, а сам, взяв лучников и щитоносцев ночью, сразу после первой стражи подошёл к Воротам.


Его заметили. Стража, увидев, что на них идет сам Александр, бежала, побросав свои посты. На следующий день на заре он со всем своим войском прошел через ворота и вторгся в Киликию. Там ему сообщили, что персы, узнав о приходе Александра в Киликию решили разграбить и сжечь Тарс, чтобы не оставить его врагу. Услышав об этом, Александр со всей своей самой быстрой легковооружённой конницей помчался к Тарсу. Арсам, наместник Дария в Тарсе, прослышав про это, спешно покинул город, не причинив ему ущерба.


Здесь, в завоёванном Тарсе Александр тяжело заболел. Одни говорят, что от усталости, другие рассказывают, что он, разгорячённый, весь в поту, кинулся в реку Кидн, желая поплавать и охладиться. Кидн протекает посреди города, начало ему дают ключи, бьющие на горе Тавр. Вода в Кидне очень чистая и холодная.


У Александра начался сильный жар, судороги и непрерывная бессонница. Никто из врачей не решался лечить Александра, считая, что опасность слишком велика и что её нельзя одолеть никаким лекарством; в случае неудачи врачи боялись навлечь на себя обвинения и гнев македонян. Один только Филипп, акарнанец, видя тяжёлое состояние больного, поставил дружбу превыше всего и счёл преступным не разделить опасность с Александром и не исчерпать – пусть даже с риском для себя – все средства.


Этот врач находился при Александре, пользовался, как врач, всеобщим доверием, в войске о нём шла добрая слава. Филипп дал Александру слабительное, рискуя жизнью. Лекарство сначала очень сильно подействовало на Александра и как бы загнало вглубь его телесные силы: утратив дар речи, больной впал в беспамятство и едва подавал признаки жизни. Вскоре, однако, Александра прочистило и стало лучше. Он быстро окреп и, наконец, появился перед македонянами, уныние которых не прекращалось, пока они не увидели царя.


Выздоровев, он пошел к городу Солы. В Солах Александр принёс жертву Асклепию в честь своего выздоровления, устроив его честь шествие всего войска и бег с факелами, учредил гимнастические и мусические состязания и дал городу демократическое правление.

 
Затем Александр овладел Иссом, важным городом, который был потрясён внезапностью нападения.


Дарий, желая облегчить войску поход, отослал обоз и лишних людей в Дамаск, в Сирию. Узнав, что Александр захватил ущелья и, думая, что он не отважится вступить в бой на равнине, Дарий быстро двинулся ему навстречу. Местные жители пренебрежительно отнеслись к малочисленному македонскому войску; потрясённые величием персидской армии, они оставили Александра и, перейдя на сторону Дария, с великой готовностью доставляли персам еду и всяческое снаряжение, предсказывая по своим соображениям победу варварам.


В войске Дария находился бежавший со своей родины македонянин Аминта, хорошо знавший характер Александра. Видя, что Дарий намеревается идти на Александра узкими горными проходами, Аминта посоветовал персидскому царю оставаться на месте, чтобы дать сражение на широких, открытых равнинах и использовать своё численное превосходство.


Дарий ответил, что боится, как бы враги не обратились в бегство и Александр от него не ускользнул. «Этого царь, - сказал Аминта, - ты можешь не опасаться. Александр обязательно пойдёт против тебя и, наверное, уже идёт». Однако Аминта не сумел убедить царя, и Дарий, снявшись с лагеря, отправился в Киликию, а Александр в это же время двинул свои войска на персов в Сирию.


                БИТВА С ДАРИЕМ НА РЕКЕ ПИНАР               


Александр находился в небольшом городке Маллы, где жили выходцы из Аргоса, улаживал там дела, когда ему сообщили, что сам Дарий со своим войском стоит в Сохах. Место это находится в ассирийской земле и отстоит от Ассирийских Ворот самое большее в двух днях пути. Александр собрал «друзей» и сообщил им сведения относительно Дария и Дариева войска. Они постановили тотчас же идти на него.


Александр, поблагодарив их, распустил совет и на следующий день пошёл на Дария и персов. На второй день он прошёл через Ворота и стал лагерем у города Мириандра. Ночью разразилась сухая гроза, а затем пронёсся ураган с ливнем. Это задержало Александра в лагере.

 
Дарий проводил всё время при войске; менее всего у него ощущался недостаток в количестве солдат. Он выбрал большую равнину, удобную для его огромного войска и ждал, когда сюда придёт Александр со своей армией. Аминта, сын Антиоха, перебежавший от Александра к Дарию, советовал ему не покидать этого места: этот простор выгоден для персов с их большим войском и его снаряжением.  Дарий и остался. А так как Александр очень задержался в Тарсе по причине своей болезни, довольно долго в Солах, где он совершал жертвоприношение и устраивал процессию, и потратил немало времени на усмирение горных киликийцев, то Дария это и ввело в заблуждение.


Он охотно дал утвердить себя в том представлении, которое было ему всего приятнее: превозносимый льстецами, которые всегда на горе есть и будут при царском дворе, он решил, что Александр и не хочет идти дальше, а стоит в нерешительности, узнав, что к нему подходит сам Дарий; со всех сторон Дарию твердили, превознося его, что он растопчет македонское войско своей конницей. Аминта, правда, настаивал, что Александр придёт туда, где, по его сведениям, окажется Дарий, и советовал оставаться на этом самом месте.


Дарий, однако, послушался худшего совета, потому что в данную минуту он был ему и приятнее. Узнав о длительном пребывании Александра в Киликии, Дарий счел это признаком трусости, что ещё больше ободрило его. Дарий решил сам сразиться с Александром. Он осуждал действия своих полководцев, считая, что многим из них не хватало усердия и всем – удачи.

 
Несмотря на то, что перебежчик Аминта, хорошо знавший характер Александра, предупреждал Дария о том, что тому следует стоять со своей неповоротливой армией в заранее выбранном месте и ожидать, когда Александр сам придёт на битву, а он обязательно придёт, Дарий то ли по своей воле, то ли по чьему-то дурному совету вместо того, чтобы оставаться в удобной для боя долине и в выгодном для себя положении, решил идти навстречу Александру. И, пожалуй, какая-то божественная воля повела его в такое место, где большой пользы ему быть не могло ни от конницы, ни от множества его людей с их стрелами и дротиками, где он не мог показать свое войско во всем блеске и где он своими руками поднёс Александру и его войску лёгкую победу.


У персов был древний обычай не отправляться в путь до восхода солнца. Сигнал к наступлению давали из царского шатра, когда уже совсем рассветало. Над шатром, откуда все могли его видеть, поднималось сверкающее отражение солнца на стекле.

 
Походный строй был таков. Впереди на серебряных алтарях несли огонь, который у персов считался вечным и священным. Маги пели древние гимны. За ними следовали 365 одетых в пурпурные плащи юношей, по числу дней года. Затем белые кони везли колесницу, посвящённую Юпитеру, за ней следовал конь огромного роста, называемый конём Солнца. Золотые ветви и серебряные одеяния украшали правящих конями. Недалеко от них находились 10 боевых колесниц обильно украшенных золотом и серебром. За ними – всадники 12 племён в различных одеждах и по-разному вооружённые.


Далее шли те, кого персы называют «бессмертными» числом до 10 тысяч, ни у кого больше не было столь по-варварски пышной одежды: у них были золотые ожерелья, плащи, расшитые золотом, туники с длинными рукавами, украшенные драгоценными камнями. На небольшом расстоянии шли так называемые «родичи царя» числом до 15 тысяч. Эта толпа с её почти женской роскошью в нарядах выделялась больше пышностью, чем красотой вооружения. Следовавшие за ними придворные, которые обычно хранили царскую одежду, назывались копьеносцами. Они шли перед колесницей царя, в которой он возвышался над остальными.


С обеих сторон колесница была украшена золотыми и серебряными фигурами богов, на дышле сверкали драгоценные камни, а над ними возвышались две золотые статуи, каждая в локоть высотой: одна – Нина, другая – Бела. Между ними находилось священное золотое изображение, похожее на орла с распростёртыми крыльями.


Одежда самого царя превосходила роскошью всё остальное: пурпурная туника с вытканной посредине белой полосой; плащ, расшитый золотом с золотыми же ястребами, сходящимися друг с другом клювами, по женски опоясанный кушаком. Царь подвесил к нему акинак в ножнах, украшенных драгоценными камнями. Головной убор царя, называемый персами «кидарис», украшали фиолетовые с белым завязки.


За колесницей шли 10 тысяч копьеносцев с богато украшенными серебром копьями и стрелами с золотыми наконечниками. Около 200 приближённых вельмож следовало справа и слева от царя. Их замыкал отряд в 30 тысяч пехотинцев в сопровождении 400 царских коней. За ними на расстоянии одного стадия колесница везла мать царя Сисигамбис, в другой колеснице была его жена. Толпа женщин на конях сопровождала цариц. За ними следовали 15 повозок, называемых гармаксами: в них находились царские дети, их воспитатели и множество евнухов, вовсе не презираемых у этих народов. Далее ехали 36о царских наложниц, тоже одетых в царственные наряды, затем 600 мулов и 300 верблюдов везли царскую казну: их сопровождал отряд стрелков. Следом за ними жёны родных и друзей царя и толпы торговцев и обозной прислуги. Последними шли замыкавшие строй отряды легковооруженных воинов каждый со своим командиром.


Если бы кто мог тогда же увидеть македонскую армию, она представляла бы собой совсем иное зрелище: люди и кони блестели в ней не золотом и пёстрыми одеждами, но железом и медью. Эта армия не была перегружена поклажей или прислугой, готовая к походу или к остановке, она чутко отзывалась не только на сигналы, но даже на знаки полководца. Ей хватало и места для лагеря и провизии для воинов.


Случилось так, что в одну и ту же ночь Александр подошёл к проходу, ведущему в Сирию, а Дарий с другой стороны горного хребта - к месту, называемому Аманскими воротами. Александр миновал Аманские ворота раньше Дария, и повернул южнее, они разминулись и только случайно не столкнулись около прохода.

 
Пройдя сквозь так называемые Аманские ворота, Дарий пошел к Иссу, откуда только что вышел Александр, и, сам того не подозревая, очутился в тылу у Александра. Овладев Иссом, он захватил оставленных там раненых македонцев и, тяжко изувечив, казнил их. На следующий день он подошёл к реке Пинару. Персы не сомневались, что македонцы бежали, покинув взятый ими Исс.

 
Но те, оставленные в Иссе воины, которым Дарий повелел отрезать руки, сумели проникнуть в лагерь македонцев и сообщить что за ними следует Дарий со всей доступной ему быстротой. Когда Александр услышал, что Дарий стоит у него в тылу, то известие показалось ему просто невероятным и он послал кое-кого из «друзей» на тридцативёсельном судне обратно к Иссу посмотреть, соответствует ли известие действительности. Море в этом месте полно заливов и они, не будучи замеченными, легко установили, где стоят персы и привезли Александру известие, что Дарий у него в руках.


Дарий снялся с лагеря, намереваясь преследовать по пятам предполагаемых беглецов. Александр послал разведчиков разузнать, едет ли сам Дарий. Но когда разведчики возвратились, вдали уже показалось множество людей. Затем же на полях зажглись огни.


Тогда Александр приказал своим людям разбить лагерь на том месте, где они стояли, радуясь, что сражение пройдет именно в этих теснинах. Сам он поднялся на вершину высокой горы и смотрел оттуда на лагерь Дария.


 Александр распорядился дать воинам поесть и послал вперед к Воротам небольшое число всадников и лучников осмотреть предварительно дорогу, по которой он уже прошёл. Ночью он выступил со всем своим войском, чтобы захватить эти Ворота. Около полуночи он опять закрепил за собой проходы и дал войску отдохнуть остаток ночи тут же, на скалах, но выставил сильные сторожевые посты.

 
Дарию не верилось, что македонцы идут ему навстречу. Сначала Дарий решил занять частью своих сил горные вершины, чтобы окружить врага спереди и сзади, а там, где море прикрывает его правый фланг, бросить в бой основные силы и теснить врага со всех сторон. Вперёд были посланы с отрядом лучников двадцать тысяч пехоты, чтобы перейдя реку Пинар, протекавшую между двумя армиями, выйти навстречу македонцам, если им не удастся сделать это, они должны отступить в горы и тайно зайти в тыл врага.


Лазутчики сообщили Александру, что Дарий находится от него в 30 стадиях (около 6 км) и грозно надвигается со своим, выстроенным в боевом порядке войском.
На рассвете Александр спустился от Ворот к дороге. Солдаты, как только услышали трубный сигнал, бодро выступили по команде и к рассвету подошли к теснине, которую решено было занять. Тогда Александр, понимая, что боги дают ему случай, приказывает войску остановиться, и вооружившись сам, строит его для сражения.


Пока со всех сторон шли теснины, он вел войско колонной; выйдя на простор, развернул его широким фронтом, подводя один полк гоплитов за другим; с одной стороны войска была гора, слева море. Конница у него пока что выстроилась в тылу у пехоты; когда же все вышли на широкое место, он построил войско для боя: на правом крыле у горы первыми стояли агема пехоты и щитоносцы, которыми командовал Никанор, сын Пармениона, рядом с ними полк Кена, за ним полк Пердикки. Они были расставлены до центра гоплитов на правом крыле.


На левом крыле впереди стоял полк Аминты, за ним полк Птолемея и рядом с ним полк Мелеагра. Командовать пехотой на левом крыле поручено было Кратеру; над всем левым крылом начальствовал Парменион. Ему приказано не отходить от моря, чтобы войску не попасть в окружение варваров, которые рассчитывали, благодаря своей численности, обойти македонцев.


Сам он, во главе правого крыла, двинулся на врага, имея при себе цвет конницы. Македонцы шли по 32 человека в ряд, так как узкое место не давало возможности больше развернуть строй. Но постепенно горные ущелья стали расширяться, пространства стало больше. Обе армии уже видели друг друга, хотя и были на расстоянии, недосягаемом для копья. Когда войска оказались на расстоянии полёта стрелы, варвары забросали Александра и его солдат таким количеством дротиков и стрел, что, сталкиваясь на лету, они теряли свою силу.


Трубы с обеих сторон подали сигнал к бою; македонцы первые согласно и оглушительно закричали, им ответили варвары, и соседние горы откликнулись эхом более громким, чем самый крик: казалось, 500 тысяч человек одновременно издали вопль.


Войско, выстроенное таким образом, он некоторое время вёл вперед с остановками; он считал, что хорошо продвигаться медленно и спокойно. Александр оглядывался во все стороны, стремясь увидеть Дария. Сам Дарий находился в середине всего строя: это место определил для персидских царей обычай. Дарий не шёл ему навстречу; его варвары стояли в том порядке, в каком были первоначально выстроены, и он ждал Александра на берегах реки, часто обрывистых; в тех местах, где переход был удобнее, он распорядился протянуть частокол, (что сразу показало Александру и его воинам, что Дарий боится).


Узнав его, Александр сразу же со своими всадниками понёсся на него, стремясь не столько одолеть перса, сколько своей рукой обеспечить победу. Одновременно с ним и все остальные всадники вступили в бой, и началась кровавая сеча. Победа склонялась то в одну, то в другую сторону; положение поочерёдно менялось. Ни одна стрела, ни один взмах мечом не пропадали впустую: людей было так много, что нельзя было промахнуться. Поэтому много воинов пало, сражаясь до последнего вздоха (раны были спереди); солдаты расставались с жизнью раньше, чем с доблестью.


Командиры каждого полка, сражаясь впереди своих подчинённых, собственной доблестью побуждали многих на подвиг. Люди были все в ранах; грозно и по-разному бились, стремясь к победе. Оксарф, брат Дария, восхваляемый за мужество, увидав Александра, неудержимо несущегося на Дария, поторопился разделить судьбу брата. Взяв из своего отряда лучших всадников, он пробился с ними к Александру и завязал бой перед Дариевой колесницей: сражаясь умело и храбро, он убил многих.


Александр и его воины тоже отличались мужеством, и скоро перед Дариевой колесницей образовалась гора трупов. Все стремились нанести удар царю, бились со всем пылом и нисколько не щадили своей жизни. В этой схватке пало много видных персов-военачальников. Много пало и македонцев; сам Александр, окружённый со всех сторон неприятелем, был ранен кинжалом в бедро.


Лошади, впряжённые в колесницу Дария, покрытые ранами, в страхе от наваленных вокруг тел, закусили удила – и вскоре Дарий оказался в гуще врагов. В этой крайней опасности царь сам схватился за вожжи, нужда заставила его забыть о своем высоком сане и преступить закон, положенный у персов для царей. Слуги Дария подвели ему другую четверню, но пока он пересаживался, началась свалка; враги теснили Дария и его охватил страх и ужас; персы, заметившие смятение царя, бросились бежать; когда за ними последовали и всадники, окружавшие царя, то бегство стало всеобщим.


Так как бежать приходилось по крутизнам и сквозь теснины, то люди сталкиваясь, падали и толкали друг друга; многие погибли, хотя и не от вражеской руки. Грудами лежали тела; одни совсем безоружные, другие во всеоружии. Некоторые, держа в руках обнажённый меч, пронзали им и убивали пытавшихся его отнять. Большинство, вырвавшись на равнину и гоня во всю прыть лошадей, добрались до союзных городов.


Македонская фаланга и персидская пехота продолжали ещё некоторое время сражаться, но поражение всадников было как бы вступлением к полной победе македонцев. Вскоре все варвары обратились вспять, и так как многотысячной толпе пришлось бежать в теснинах, то вся окрестность наполнилась трупами.


Несмотря на то, что его силы значительно уступали шестисоттысячной армии Дария, Александр не дал себя окружить, напротив, обойдя своим правым крылом левое крыло вражеского войска, он ударил персам во фланг и обратил их в бегство. Судьба предоставила Александру отличную позицию, но победил он благодаря своему искусному командованию.

 
При отступлении у персов очень пострадали под тяжестью своих тяжёловооружённых седоков лошади, да и всадники, толпой отступая по узким дорогам в страхе и беспорядке, не столько потерпели от преследующего врага, сколько сами передавили друг друга. Варвары бежали в разных направлениях: кто по дороге, прямо ведущей в Персию, кто окольными путями в горы и потайные их ущелья.


Дарий как только увидел, что его левое крыло дрогнуло перед Александром и что здесь в войске образовался прорыв, сразу же как был, кинулся на колеснице в бегство вместе со своими вельможами. Пока шла равнина, он нёсся, спасаясь от врага на колеснице, но когда начались пропасти и бездорожье, он бросил колесницу, оставив в ней щит и верхнюю одежду. Даже свой лук оставил он в колеснице и умчался верхом. Меняя одного за другим лучших коней, он мчался во всю конскую прыть, стремясь ускользнуть от Александра и добраться до сатрапий внутри материка.


Птолемей, сын Лага, следовавший тогда за Александром, рассказывает, что когда они, преследуя Дария, оказались у какой-то пропасти, то перешли через неё по трупам. Ночь, вскоре наступившая, избавила его от плена. Александр с конницей друзей и лучшими всадниками из других отрядов гнался за ним во всю мочь, пока было светло, когда же стемнело так, что ничего уже нельзя было разобрать под ногами, он повернул обратно в лагерь, захватив колесницу Дария со щитом, верхней одеждой и луком.

 
Так закончилось это сражение: произошло оно при афинском архонте Никократе, в месяце мемактерионе на границе Киликии и Сирии, недалеко от города Исса.


                ЦАРСКИЕ ТРОФЕИ


С наступлением ночи персы без труда рассеялись по окрестностям, а македонцы прекратили преследование и занялись грабежом: больше всего в царских палатах, где было много богатства. Из царской сокровищницы было расхищено много серебра, немало золота, огромное количество роскошных одежд. Награблено было немало богатства у царских друзей, родных и прочих военачальников, несмотря на то, что большую часть обоза персы оставили в Дамаске и пришли к месту битвы налегке.


По древнему персидскому обычаю, за армией на колесницах, обитых золотыми пластинками, следовали женщины не только из царской семьи, но из семей родственных и дружественных царю. Не зная меры богатству, безмерно изнеженные, они везли за собой каждая множество драгоценной утвари и женских уборов.


Страдания захваченных в плен женщин были ужасны. Те, которые раньше, по изнеженности своей, с трудом переносили переезд в роскошных повозках, закутанные так, что ни одна часть тела не оставалась обнажённой, теперь в одних хитонах и лохмотьях, рыдая, выбегали из палаток, громко взывая к богам и припадая к коленям победителей. Срывая дрожащими руками свои уборы, бежали они с распущенными волосами по неприступным местам, и, встречаясь с другими беглянками, молили о помощи тех, кто сам нуждался в защите. Одни солдаты тащили несчастных за волосы; другие, сорвав одежды, хватали обнажённых, ударяли их тупым концом копья и, пользуясь случаем, попирали то, что составляли их честь и славу.


Те из македонцев, в которых было много доброты, видя эту перемену судьбы, сочуственно отнеслись к несчастным и сжалились над бедствиями тех, которые лишились подобающего почета и уважения, оказались среди чужеземцев и врагов и шли в плен, горестный и позорный. До слёз жалели Дариеву мать, его жену, двух взрослых дочерей и мальчика сына. Перемена их в судьбе, огромное и неожиданное несчастье, постигшее их на глазах у всех, естественно располагало к состраданию видевших это.


Остался ли Дарий в живых или погиб вместе с остальными, - они не знали, они видели, что вооружённые мужчины грабят их палатку; что они позволяют себе неподобающие поступки, не зная, кто их пленницы; что вместе с ними вся Азия оказалась в плену. Жёны сатрапов припадали к ним и молили помочь; они были не в силах это сделать и сами молили защиты.

 
Слуги Александра, захватив палатку Дария, приготовили там купанье и обед и, зажёгши множество светильников, поджидали царя, чтобы, вернувшись после погони и застав к услугам своим всё, что было у Дария, он увидел бы в этом счастливое знамение, предвещавшее ему власть над всей Азией.


 Дарий, побеждённый в битве, бросился бежать и, меняя одного за другим лучших коней, мчался во всю конскую прыть, стремясь ускользнуть от Александра и добраться до сатрапий внутри материка. Александр с воинами, промчавшись стадий 200 к полуночи повернул обратно в лагерь. Александр тотчас снял доспехи и, направившись в купальню, сказал: «Пойдём, смоем пот битвы в купальне Дария!». «Не Дария, а Александра! – воскликнул один из друзей царя. – Ведь собственность побеждённых должна не только принадлежать победителям, но и называться по их имени».


Когда Александр увидел всякого рода сосуды – кувшины, тазы, флаконы для притираний, все искусно сделанные из чистого золота, когда он услышал удивительный запах душистых трав и других благовоний, когда, наконец, он прошёл в палатку, изумлявшую своими размерами, высотой, убранством лож и столов, - царь посмотрел на своих друзей и сказал: «Вот это, по-видимому, и значит царствовать!».


Дарий отправил в Дамаск значительную часть денег и всякой утвари, которая следует за великим царём даже на войну, чтобы и тут он мог жить в роскоши. В лагере поэтому нашли только 3000 талантов. Остальное имущество, отправленное в Дамаск, вскоре было захвачено Парменионом, посланным туда с этой целью. Так закончилось это сражение; произошло оно при афинском архонте Никократе, в месяце мемактерионе.

 
Смыв в бане усталость от всех трудов, они предались отдыху и сели за еду. Кто-то пришёл к жене Дария и к его матери, сказав им, что Александр вернулся из погони с доспехами, снятыми с Дария. Женщины подняли великий крик и плач; толпа разделила их скорбь, встретив громким рыданием эту весть. Долгое время царь молчал: несчастья семьи Дария волновали его больше, чем его собственная судьба.


Наконец, он послал Леонната, одного из своих друзей, успокоить их смятение, утешить Сисигамбу и всех, кто с ней, сказав, что Дарий жив и что Александр позаботится о них, как подобает, ибо войну за верховное владычество он ведёт только с Дарием. Пленницы, которым выпало такое необычайное и совершенно неожиданное счастье, почтили Александра, как бога и прекратили свои рыдания.

 
Царь на рассвете вместе с самым любимым другом своим, Гефестионом, пришёл к женщинам. Оба они были одеты одинаково, но Гефестион был выше и красивее, и Сисигамба, приняв его за царя, пала перед ним ниц. Присутствующие стали качать головой и руками показывать на Александра. Сисигамба, устыдившись своей ошибки, простёрлась сызнова перед Александром. Но царь, подняв её, сказал: «Не волнуйся, мать! Он тоже Александр». Назвав старую женщину именем матери, самым ласковым на земле словом, он дал понять несчастным, как дружественно он будет обращаться с ними впредь. Подтвердив, что она станет для него второй матерью, он на деле доказал правдивость своих слов.


Он надел на неё царский убор; вернул прежний почёт и подобающие почести; отдал всех служанок, которые были даны Дарием и прибавил от себя не меньшее число; заявил, что для девушек он выберет мужей лучших, чем выбрал бы Дарий, а мальчика воспитает, как собственного сына и удостоит царских почестей. Он подозвал его к себе и поцеловал; видя, что тот смело глядит на него и ничуть не пугается, сказал Гефестиону и его спутникам, что этот шестилетний ребенок смел не по летам и будет гораздо лучше своего отца. Он заявил, что позаботится о чести её сана: её окружит такой же почет, какой окружал в дни былого счастья. Он ещё много говорил с женщинами, и от его слов, жалостливых и добрых, от этой великой и неожиданной радости они залились неудержимыми слезами.


На прощанье он протянул каждой правую руку, и его хвалили не только облагодетельствованные им – эту безграничную доброту одобрили все соратники. Осады городов, сражения и прочие воинские деяния удачно заканчиваются благодаря счастливому случаю или доблести, но только мудрый почувствует жалость к тем, кто целиком оказался в его власти.


Этим благородным и целомудренным женщинам, оказавшимся у него в плену не пришлось ни слышать, ни опасаться, ни ждать ничего такого, что могло бы их опозорить. Никто не имел доступа к ним, не видел их, и они вели такую жизнь, словно находились не во вражеском лагере, а в священном и чистом девичьем покое. А ведь по рассказам, жена Дария была самой красивой из всех цариц, точно так же как и Дарий был самым красивым и рослым среди мужчин; дочери же их походили на родителей.


Александр, который, по-видимому считал, что способность владеть собой для царя важнее, нежели даже способность побеждать врагов, не тронул пленниц; вообще, до своей женитьбы он не знал, кроме Барсины, ни одной женщины.


Барсина, вдова Мемнона, была взята в плен под Дамаском. Она получила греческое воспитание, отличалась хорошим характером; отцом её был Артабаз, сын царской дочери. Глядя на других красивых и статных пленниц, Александр говорил, шутя, что вид персиянок мучителен для глаз. Желая противопоставить их привлекательности красоту своего самообладания и целомудрия, царь не обращал на них никакого внимания, как будто они были не живыми женщинами, а безжизненными статуями.


                НРАВЫ И ОБЫЧАИ АЛЕКСАНДРА               


Однажды Филоксен, командовавший войском, стоявшим на берегу моря, написал Александру, что у него находится некий тарентинец Феодор, желающий продать двух мальчиков потрясающей красоты, и осведомлялся у царя, не хочет ли он их купить.


Александр был крайне возмущён письмом и не раз жаловался друзьям, спрашивая, неужели Филоксен так плохо думает о нём, что предлагает ему эту мерзость. Самого Филоксена он жестоко изругал в письме и велел ему прогнать прочь Феодора вместе с его товаром. Не менее резко выбранил он и Гагниона, который написал, что собирается купить и привезти ему знаменитого в Коринфе мальчика Кробила.


Узнав, что два македонянина, служившие под началом Пармениона, - Дамон и Тимофей, обесчестили жен каких-то наёмников, царь письменно приказал Пармениону, что в случае, если это будет доказано, убить их, как диких зверей, сотворённых на пагубу людям. В том же письме царь писал дословно следующее: «Никто не сможет сказать, что я видел жену Дария, желал её увидеть или хотя бы прислушивался к тем, кто рассказывал мне о её красоте».


Александр говорил, что сон и близость с женщиной более всего заставляют его ощущать себя смертным, так как утомление и сладострастие проистекают от одной и той же слабости человеческой природы.


Александр отличался также крайней воздержанностью в пище, чему он дал множество явных доказательств; одним из таких доказательств были его слова, обращенные к Аде, которую он назвал своей матерью и сделал царицей Карии. После смерти Мавзола и Артемисии она правила Карией вместе со своим братом и супругом Гидриеем, затем была лишена власти третьим своим братом Пиксодаром, а затем вновь возведена на престол Александром.

 
В знак любви Ада ежедневно посылала ему изысканные яства и печения, а потом отправила к нему самых искусных поваров и пекарей. Царь велел передать Аде, что не нуждается ни в ком и ни в чём подобном, так как его воспитатель Леонид дал ему лучших поваров: для завтрака – ночной переход, а для обеда – скудный завтрак. «Мой воспитатель, - сказал он, - имел обыкновение обшаривать мою постель и одежду, разыскивая, не спрятала ли мне туда мать какого-нибудь лакомства или чего-нибудь сверх положенного».


И к вину Александр был привержен меньше, чем это обычно считали; думали же так потому, что он долго засиживался за пиршественным столом. Но в действительности Александр больше разговаривал, чем пил, и каждый кубок сопровождал длинной речью. Да и пировал он только тогда, когда у него было много свободного времени.


Если же доходило до дела, то Александра не могли удержать, как это не раз бывало с другими полководцами, ни вино, ни сон, ни развлечения, ни женщины, ни занимательные зрелища. Об этом свидельствует вся его жизнь, которую, как бы коротка она ни была, он сумел заполнить многочисленными и великими подвигами.
Да встретит же Александр, живший за много поколений до нас, и в последующих веках суд справедливый и достойный его добродетели!


В свободные дни Александр, встав ото сна, прежде всего приносил жертвы богам, а сразу после этого завтракал сидя; день он проводил в охоте, разбирал судебные дела, отдавал распоряжения по войску или читал. Во время похода, если не надо было торопиться, Александр упражнялся в стрельбе из лука или выскакивал на ходу из движущейся колесницы и вновь вскакивал в неё. Нередко Александр, как это видно из дневников, забавлялся охотой на лисиц или птиц.


На стоянках царь совершал омовения или умащал тело; в это время он расспрашивал тех, кто ведал поварами или пекарями, приготовлено ли всё, что следует, к обеду. Было уже поздно и темно, когда Александр, возлежа на ложе, приступал к обеду. Во время трапезы царь проявлял удивительную заботливость о сотрапезниках и внимательно наблюдал, чтобы никто не был обижен или обделён.


Из-за своей разговорчивости царь, как было уже сказано, много времени проводил за вином. В остальное время Александр был самым обходительным из всех царей и всех умел расположить к себе, но за пиршественным столом его хвастливость становилась тягостной. Он и сам безудержно хвастался и жадно прислушивался к словам  льстецов, ставя тем самым в затруднительное положение наиболее порядочных из присутствующих гостей, которым не хотелось ни соревноваться с льстецами, ни отставать от них в восхвалении Александра: первое казалось позорным, а второе – чреватым опасностями. После пира Александр совершал омовение и спал нередко до полудня, а иногда проводил в постели весь последующий день.


Александр был равнодушен к лакомствам и изысканным блюдам, часто, когда ему привозили с побережья редчайшие фрукты или рыбу, он всё раздаривал друзьям, ничего не оставляя себе. Однако обеды, которые устраивал Александр, всегда были великолепны, а расходы на них росли вместе с его успехами, пока не достигли десяти тысяч драхм. Больше этого царь никогда не расходовал и не разрешал тратить тем, кто принимал его у себя.


                ЗАВОЕВАНИЕ ФИНИКИИ               


Царь Дарий со своей немногочисленной свитой скакал всю ночь, он спешно продвигался к городу Фапсаку и реке Евфрату, чтобы как можно скорее оставить Евфрат между собой и Александром. Он бежал в Месопотамию, бросив войско, сокровища, мать, жену и детей.


Александр после битвы при Иссе похоронил павших, в том числе и врагов, удививших своими подвигами. После этого он принёс богам великолепные жертвы; почтил отличившихся в битве дарами, каждого по достоинству, и дал солдатам несколько дней передышки. Он послал войска в Дамаск и захватил пожитки, жён и детей персов.


Большая часть добычи досталась фессалийским всадникам, особо отличившимся в битве: Александр намеренно послал в Дамаск именно их, желая дать им возможность обогатиться. Остальное войско Александра также имело всё в изобилии. Македоняне впервые  научились ценить золото, серебро, женщин, вкусили прелесть варварского образа жизни и, точно псы, почуявшие след, торопились разыскать и захватить всё богатство персов.

 
Александр не стал догонять Дария, а повернул свою армию на юг, чтобы завоевать богатые финикийские города. Это была военная хитрость. Финикийский флот не знал себе равных на восточном берегу Средиземного моря и именно финикийские корабли являлись ядром персидского флота и приносили персам победы на море. Александр решил лишить персов флота. Большинство городов Финикии покорились Александру по первому требованию, но не все.


Дольше всех сопротивлялся войскам Александра город Тир. Вначале он сдался на милость Александру, но когда тот пожелал войти в город, чтобы оказать почести древнейшей на земле статуе Геракла, своему предку, тирийцы весьма опрометчиво отказались пустить его в город. Александр очень рассердился и пригрозил, что возьмёт город силой.

 
Тирийцы мужественно выдерживали осаду, рассчитывая этим услужить Дарию, приобрести прочную его благосклонность и получить богатые дары за свою услугу: отвлекая Александра длительной и опасной осадой, они давали Дарию возможность спокойно готовиться к войне. Полагались они и на неприступность своего острова, и на свои приготовления к войне, и на Карфаген, свою колонию.


Царь, видя, что с моря город не взять, а с суши к нему не подобраться, разрушил так называемый старый Тир, привёз множество камня и сделал насыпь шириной в 2 плефра. Александру приснилось, будто Геракл протягивает ему со стен руку и зовет его к себе. Александр считал своим долгом освободить предка, и поэтому был вынужден взять город, во что бы то ни стало, на беду его жителей.


Тирийцы сначала, подплывая к насыпи, посмеивались над царем и спрашивали, не считает ли он себя сильнее Посейдона. Насыпь, однако, вопреки ожиданию, росла и росла. Когда македонцы дотянули свою работу до того места, куда могла долететь стрела, боги послали некое знамение воюющим. Волной с моря прибило к этому сооружению кита необычайной величины; наткнувшись на насыпь, он не причинил ей никакого вреда и долго пролежал, уместив на ней часть своего туловища. Люди при виде этого дива были охвачены ужасом, а чудовище опять уплыло в море, повергнув обе стороны в суеверный страх. Те и другие, толкуя знамение в свою пользу, увидели в нём указание на будущую помощь от Посейдона.

 
Случались и другие необычайные знамения, способные внушить толпе смятение и ужас. Кто-то видел во сне, будто Аполлон сказал, что собирается покинуть город. Народ заподозрил, что этот рассказ вымышлен в угоду Александру, и молодёжь уже готовилась побить камнями этого человека; архонты укрыли его, он бежал в храм Геракла и как умоляющий, спасся от наказания. Тирийцы в страхе приковали золотыми цепями статую Аполлона к пьедесталу, думая тем самым помешать богу покинуть город.


У тирийцев были мастера морского дела и строители машин, которые придумали искусные средства обороны. Для защиты от стрел с катапульт они изготовили колёса с частыми спицами; их вращали с помощью какого-то механизма и стрелы, попав в такое колесо или ломались или отлетали в сторону и причинить вред уже не могли. Кроме того, они сшивали кожаные и меховые мешки, набивали их водорослями и подставляли их под камни из камнеметов. Камни, летевшие из камнеметов, ударялись о сооружения из мягкого упругого материала, который ослаблял силу, сообщаемую машиной.


Македонцы возвели башни, равные по высоте стенам, перекинули с них мостки и смело пошли на брустверы, но тирийские мастера придумали средство для обороны стен. Выковав большие трезубцы с крючьями на концах, они рукой метали их в солдат, стоящих на башнях. Когда трезубец вонзался в щит, то, ухватившись за веревки, которые были привязаны к трезубцу, тирийцы тащили вражеского воина. Приходилось или бросать щит и подставлять ничем не прикрытое тело под град летящих стрел, или же, не выпуская из чувства чести щита, падать с высокой башни и разбиваться. Другие набрасывали на воинов, бившихся на мостиках, рыбачьи сети и, опутав им таким образом руки, притягивали их и сбрасывали с мостков на землю.


Изобретён был ещё хитрый способ сломить мужество македонцев и подвергнуть самых храбрых воинов мучениям, которых нельзя было и облегчить. Изготовлены были медные и железные щиты; в них насыпали песку и долго нагревали на сильном огне, так что песок накаливался. С помощью какого-то механизма, они бросали этим песком в тех, кто сражался всех мужественнее, и подвергали свои жертвы жесточайшим страданиям. Песок проникал через панцирь в рубаху, жег тело и помочь тут было нечем. Поэтому возле страдальцев, моливших о помощи, не было никого, чтобы облегчить их муки, и они кончались, впадая в неистовство от страшной боли, в страданиях жалостных и неутолимых.


Финикийцы одновременно бросали факелы, дротики и камни; мужество осаждавших ослабевало под градом стрел; серпы на подъёмных кранах подрезали канаты таранов и делали их бесполезными; огнемёты швыряли кусками раскалённого железа в противника, попадая без промаха, так как все люди стояли густой толпой; «воронами» и железными крючьями стаскивали стоявших на бойницах. Так как людей было много, то все машины сразу пускали в действие и штурмующие гибли в большом числе.


Несмотря на весь этот невыразимый ужас и неодолимое упорство сопротивления, македонцы не теряли мужества; они шагали через падавших и чужие страдания не служили для них уроком. Вообще тирийцы защищались любыми способами и обладая обилием средств обороны, мужественно сопротивлялись врагу. Они спускались со стен, оставляя свои посты внутри башен и бились с врагом на самих мостках, противопоставляя храбрости врагов собственную доблесть. Окруженные врагами, схватываясь с ними врукопашную; они отчаянно сражались за отечество.


Александр, видя, что тирийцы одолевают македонцев, велел с наступлением ночи трубить отбой. Он решил сначала снять осаду и пойти походом на Египет, но потом передумал, сочтя позором прославить этой осадой не себя, а тирийцев. Из друзей одного мнения с ним был только Аминта, сын Андромена, но Александр решил продолжать осаду.


Он снарядил все военные корабли и энергично повёл осаду с моря и с суши. Заметив, что около верфи стена менее крепка, он подвёл сюда триеры, на палубах которых стояли самые сильные машины. И тут он отважился на такое дело, видя которое, люди не поверили своим глазам. Перебросив мостки с деревянной башни на городские стены, он – один – взбежал на стену, не убоявшись ни завистливой судьбы, ни храбрости тирийцев, взбежал перед зрителями – воинами, победившими персов. Он приказал македонцам следовать за собой.


В это же время с другой стороны таран пробил большую брешь. Когда македонцы ворвались через пролом, а те, кто был вместе с Александром, взошли на стену, то город был взят. Тирийцы, решив выдерживать осаду, проявили больше храбрости, чем благоразумия. Они навлекли на себя большие несчастья; в осаде просидели семь месяцев.


Александр снял с Аполлона золотые цепи и оковы и велел называть этого бога «Аполлоном, другом Александра». Он почтил всех отличившихся, устроил великолепные похороны павшим, а жителей взятого города продал в рабство. Александр принёс жертву Гераклу и устроил в его честь процессию, в которой принимало участие всё его войско в полном вооружении, корабли следовали за процессией в честь Геракла. Машину, которая пробила стену, он принёс в дар храму, также как и тирийский корабль Геракла, который он захватил в сражении. Его он тоже принёс в дар Гераклу. Так был взят Тир.


Значительную часть захваченной здесь добычи Александр отправил Олимпиаде, Клеопатре и друзьям. Воспитателю Леониду, вспомнив об одной своей детской мечте, он послал пятьсот талантов ладана и сто талантов мирры. Некогда Леонид во время жертвоприношения упрекнул Александра, хватавшего благовония целыми пригоршнями и бросавшего их в огонь: «Ты будешь так щедро жечь благовония, когда захватишь страны, ими изобилующие. Пока же расходуй то, чем располагаешь, бережливо». Теперь Александр написал Леониду: «Я послал тебе достаточно ладана и мирры, чтобы ты впредь не скупился во время жертвоприношений!».


Однажды Александру принесли шкатулку, которая казалась разбиравшим захваченное у Дария имущество самой ценной вещью из всего, что попало в руки победителей. Александр спросил своих друзей, какую ценность посоветуют они положить в эту шкатулку. Одни говорили одно, другие – другое, но царь сказал, что будет хранить в ней «Илиаду».


                ГАЗА


Когда Александр был ещё занят осадой Тира, к нему пришли послы от Дария с такими предложениями: Дарий даст Александру 10000 талантов за мать, жену и детей; вся земля за Евфратом вплоть до Эллинского моря принадлежит Александру; Александр женится на дочери Дария и пребывает с Дарием в дружбе и союзе.

 
Когда послы изложили всё это на собрании «друзей», то, рассказывают, будто Парменион сказал Александру, что если бы он был Александром, то с радостью прекратил бы войну на этих условиях и не подвергал бы себя в дальнейшем опасностям. Александр ответил, что он так бы и поступил, если бы был Парменионом, но так как он Александр, то ответит Дарию следующим образом: он не нуждается в деньгах Дария и не примет вместо всей страны только часть её: и деньги, и вся страна принадлежат ему. Если он пожелает жениться на дочери Дария, то женится и без согласия Дария. Он велит Дарию явиться к нему, если он хочет доброго к себе отношения. Дарий, выслушав это, отказался от переговоров с Александром и стал вновь готовиться к войне.


Александр решил идти походом на Египет. Вся так называемая Палестинская Сирия уже перешла к нему, кроме города Газы, которым управлял некий евнух по имени Бат. Он набрал арабов-наёмников, ещё задолго запасся продовольствием, какого бы хватило на случай длительной осады, и, рассчитывая на неприступность местоположения, решил не сдаваться Александру.


Газа отстоит от моря самое большее стадиях в 20. Дорога к ней идёт сыпучими песками; морское дно у города илистое и вязкое. Газа город большой; она расположена на высоком валу, который ещё обведён крепкой стеной. Это последний город на пути из Финикии в Египет, в начале пустыни.


Александр пошёл на Газу, охраняемую персами и после двухмесячной осады взял город. При осаде Газы Александра тяжело ранили в плечо, но вера в то, что он сын великого Зевса, давала Александру силы.


Александр, подойдя к городу, прежде всего расположился лагерем в том месте, где стена казалась ему наиболее доступной, и велел собирать машины. Машиностроители высказали такую мысль, что взять стену приступом нельзя по причине высоты вала, но Александр считал, что взять её тем необходимее, чем это труднее: врагов такое предприятие поразит своей неожиданностью, а для них неудача будет позором на всю Элладу и перед Дарием. Он решил насыпать вокруг города свой вал, чтобы с этой насыпи, равной по высоте валу Газы, и подвести машины к стенам. Вал был насыпан с южной стороны города, где стена казалась наиболее доступной.


Когда решили, что насыпь поднята на достаточную высоту, тогда македонцы установили машины и стали подводить их к стене Газы. В это время Александр в венке приступал к жертвоприношению; он собирался уже совершить положенный обряд над первым животным, как вдруг какая-то хищная птица, пролетая над алтарем, уронила ему на голову камень, который она несла в когтях. Александр спросил прорицателя Аристандра, что знаменует эта птица. Тот ответил ему: «Царь! ты возьмешь город, но бойся сегодняшнего дня».


Услышав это, Александр некоторое время держался возле машин, но вне досягаемости для стрел. Когда же из города сделана была большая вылазка, когда арабы стали поджигать машины и, находясь на высоте, поражать македонцев, которые отбивались, стоя внизу, когда их стали теснить с насыпанного вала, то Александр или сознательно пренебрёг советом прорицателя, или же, не помня себя в схватке, забыл о его предсказании, но только во главе щитоносцев он кинулся на помощь туда, где македонцев особенно теснили. Он удержал их от позорного бегства с вала, но сам был поражён в плечо из катапульты: стрела насквозь пробила и щит, и панцирь. Увидев, что слова Аристандра сбылись относительно раны, он обрадовался, так как из предсказания следовало, что он возьмёт и город.


Рана заживала с трудом. Прибыли по морю машины, с помощью которых он взял Тир. Александр велел опоясать город валом шириной в 2 стадии, а высотой футов в 250. Когда машины были готовы и втащены на вал, они расшатали значительную часть стен; кроме того, во многих местах были прорыты подземные ходы, землю из которых незаметно выносили. Стена, оседая в провалы, рухнула во многих местах. Македонцы сбивали стрелами воинов в башнях; после трёх схваток горожане всё ещё держались, хотя у них было много убитых и раненых.

 
В четвёртый раз повёл Александр македонские войска в общее нападение: в одном месте свалили подрытую стену, в другом ещё больше разбили её машинами, чтобы по лестницам легко было пробраться через пролом. Лестницы приставили к стене; между македонцами началось великое соревнование в храбрости: кто первый взойдёт на стену. Первым взошёл Неоптолем, один из «друзей», Эакид родом; за ним один за другим шли отряды со своими предводителями. Македонцы, оказавшиеся внутри стены, разбили все ворота, кто на какие наткнулся, и впустили в город все войско.

 
Жители Газы, хотя город уже был взят, всё равно продолжали сражаться и погибли все, сражаясь каждый на том месте, где он был поставлен. Детей и женщин Александр обратил в рабство. Город он заселил окрестными жителями; он стал для него на военное время крепостью.
 

                ПОКОРЕНИЕ ЕГИПТА


Из покорённой Финикии Александр буквально ворвался в Египет, куда первоначально и собирался, и, выступив из Газы, на седьмой день прибыл в египетский город Пелусий. Флот его из Финикии направился также в Египет, и он застал свои корабли уже в Пелусийской гавани.

У Мазака, перса, которого Дарий поставил сатрапом Египта, не было персидского войска, и он, узнав об исходе сражения при Иссе, о позорном бегстве Дария и захвате Александром Сирии, Финикии и значительной части Аравии, беспрепятственно впустил Александра в страну и её города. Египтяне, давно уже враждебно относившиеся к персидским правителям, считая, что они алчны и высокомерны, с нетерпением ожидали прибытия Александра.


Он, прибыв в Египет, приказал пешим войскам отправиться в Пелусий; кораблям велел подняться по реке до Мемфиса, а сам отправился к Гелиополю. Нил оставался у него справа; земли, через которые пролегала его дорога, добровольно покорялись ему. Пересекши пустыню, он явился в Гелиополь, а оттуда, переправившись через реку, прибыл в Мемфис, где принёс жертву разным богам, в том числе и Апису, и установил празднество с состязаниями гимнастическими и мусическими. На него съехались знаменитости из Эллады. Из Мемфиса сам он с отборным отрядом воинов и без обоза поплыл вниз по реке Нилу к морю, взяв с собой щитоносцев, лучников, агриан, а из всадников царскую илу, составленную из «друзей». Напуганные персы не оказали ему сопротивления.

 
Захватив Египет, Александр захотел основать там большой, многолюдный греческий город и дать ему своё имя. Придя в Каноп, он проплыл кругом залива Мариа и вышел там, где сейчас находится город Александрия, названный по имени Александра. Место показалось ему чрезвычайно подходящим для основания города, который, по его мнению, должен был здесь процветать. Его охватило горячее желание осуществить эту мысль, и он сам разметил знаками, где устроить агору, где и каким богам поставить храмы, — были посвящённые эллинским богам, был и храм Исиды Египетской, — и по каким местам вести кругом стены. По этому поводу он совершил жертвоприношение, и оказалось оно благоприятным.


По совету зодчих он было уже отвёл и огородил место для будущего города, но ночью увидел удивительный сон. Ему приснилось, что почтенный старец с седыми волосами, встав возле него, прочёл следующие стихи:
На море шумно-широком находится остров, лежащий
Против Египта; его именуют нам жители Фарос.
Тотчас поднявшись, Александр отправился на Фарос, расположенный несколько выше Канобского устья; в ту пору он был ещё островом, а теперь соединён с материком насыпью. Александр увидел местность, удивительно выгодно расположенную.


То была полоса земли, подобная довольно широкому перешейку; она отделяла обширное озеро от моря, которое как раз в этом месте образует большую и удобную гавань. Царь воскликнул, что Гомер, достойный восхищения во всех отношениях, вдобавок ко всему – мудрейший зодчий. Тут же Александр приказал начертить план города, сообразуясь с характером местности.


Существует ещё такой рассказ, вполне, по-моему, вероятный. Александр хотел оставить строителям знаки, по которым они и вели бы стену, но у них не было ничего, чем сделать на земле метки. Под рукой не оказалось мела, и, зодчие, забрав всю ячменную муку, которую воины привезли в бочках, наметили ею на чёрной земле большую кривую, равномерно стянутую с противоположных сторон прямыми линиями, так что образовалась фигура, напоминающая военный плащ.


Над этим случаем задумались прорицатели, особенно же Аристандр из Телмесса, который во многих случаях правильно предсказывал Александру. Он сказал, что город будет изобиловать всем, в том числе и плодами земными.

 
Вымерив место и умело разделив его на кварталы, Александр назвал город по своему имени – Александрией. Он находился в очень удобном месте вблизи от гавани Фароса; благодаря искусному расположению улиц, город открыт ветрам – отесиям; которые дуют с моря, приносят с собой прохладу и делают здешний климат умеренным и здоровым. Он обвёл город стеной, огромной и хорошо защищавшей город, она шла между городом и морем, а со стороны суши в неё вело только два узких, легко защищанмых прохода. Окончательный план города напоминает хламиду; почти посередине его пересекает улица, удивительная по своей величине и красоте, она идёт от одних ворот и до других; длина её равна 40 стадиям, а ширина – одному плефру; вся она застроена роскошными домами и храмами. Велел Александр выстроить и дворец; его величина и мощность постройки поразительны.


                ПУТЬ К АМОНУ               


 Во внутренних областях Египта Александра охватило желание отправиться к Амону в Ливию; он хотел вопросить бога – говорили, что предсказания Амона сбываются в точности и что именно он предсказывал Персею и Гераклу. Александр стремился подражать и Персею и Гераклу, происходя из рода обоих, он возводил своё происхождение к Амону, как возводят мифы происхождение Геракла и Персея к Зевсу. Итак, он отправился к Амону, рассчитывая, что он в точности узнает всё о том, что его касается.


Дорога туда идёт сыпучими песками через безводные пустыни. Ему предстоял путь, едва доступный по трудности лишь немногим и притом, опытным людям. Там недостает влаги на земле и в воздухе, простираются бесплодные пески, пышущие невыносимым жаром, и почва, раскалённая от солнечных лучей обжигает ноги. Там надо бороться не только с жарой и засухой, но ещё и с сыпучим и очень глубоким песком, в котором вязнут ноги.


Египтяне отговаривали Александра, но тщетно. Через горячие пески ливийской пустыни он устремился в оазис Сива к жрецам египетского бога Амона-Ра, которого греки уподобляли своему Зевсу, а Александр считал своим настоящим отцом. Этот поход был необходим Александру, ведь Апполон Дельфийский предписал ему приносить жертвы Амону-Ра и чтить этого бога больше других богов. Александр хотел узнать наверняка, правда ли, что его отец – бог?


Дорога к храму была долгой, опасной и трудной. В древности войска Камбиза, персидского царя на  пути к храму Амона попали в песчаную бурю и большая часть войска погибла. Об этом говорили все, но Александр знал, что он бессмертен и равен богам. Поэтому ничто не могло его остановить. Он оказывался сильнее пространства и времени.


В первый и последующие дни трудности казались преодолимы, но люди ещё не дошли до бескрайней голой пустыни, хотя шли уже по бесплодной и вымершей земле. Но когда перед ними открылись равнины с глубокими песками, то они уподобились морякам, вышедшим в открытое море и тщетно ищущим глазами следов земли. Им не попадалось ни дерева, ни клочка возделанной земли. Не хватало уже и воды, которую везли в мехах верблюды и которой совсем не было в раскалённом песке. Кроме того палило солнце и рты у всех были сухи и обожжены, как вдруг то ли случайно, то ли по милости богов застлавшие небо тучи закрыли солнце, что было большим облегчением для измученных людей, помимо недостатка воды, ещё и зноем. Когда же разразилась гроза и полил обильный дождь, каждый пытался принять его на себя и многие, изнемогая от жажды, ловили его прямо ртом. Четыре дня шли они по бескрайней пустыне.


Помощь, которую оказывало божество Александру в этом трудном походе, внушило людям больше веры в него, чем оракулы, полученные позднее: мало того, эта помощь, пожалуй, и породила доверие к оракулам. Начать с того, что посланные Зевсом обильные и продолжительные дожди освободили людей от страха перед муками жажды. Дожди охладили раскалённый песок, сделав его влажным и твердым, и очистили воздух так, что стало легко дышать.


Затем, когда оказалось, что вехи, расставленные в помощь проводникам, уничтожены и македоняне блуждали без дороги, теряя друг друга, вдруг появились вороны и стали указывать путь. Они быстро летели впереди, когда люди шли за ними следом и поджидали отставших. Самое удивительное, как рассказывает Каллисфен, заключалось в том, что ночью птицы криком призывали сбившихся с пути и каркали до тех пор, пока люди снова не находили себе дорогу.

 
Наконец прибыли к святилищу бога. Кажется совершенно невероятным, что среди обширной пустыни оно со всех сторон покрыто густыми ветвями, едва пропускающими лучи солнца. Много источников пресной воды протекало повсюду, орошая лес. Удивительная там также мягкость климата; он одинаково здоров здесь во все времена года и больше всего похож на весенний. Ближайшие соседи здесь с востока – эфиопы, с юга – арабы, называемые троглодитами, область которых простирается до Красного моря.

 
Область, где находится храм Амона представляет кругом сплошь безводную песчаную пустыню среди которой находится небольшое пространство, по которому протекает множество прекрасных ручьев. Оно сплошь засажено очень урожайными плодовыми деревьями, маслинами и финиковыми пальмами и единственное в окрестности, где бывает роса. Погода тут напоминает нашу весеннюю. Вокруг стоит зной и только тут жители не знают ни жары, ни холода. Святилище это было, говорят, основано Данаем-египтянином; земля бога граничит на юге и на западе со страной эфиопов, на севере с кочевым племенем ливийцев и с племенем так называемых насамонов, владения которых идут вглубь материка.


Жители этого оазиса селятся деревнями; посередине его находится акрополь, обведённый тройной стеной. За первой находится дворец древних властителей; за второй – женские покои, помещения для детей, родных и стражи, а также обитель бога и священный источник, из которого берут воду, чтобы освятить дары, приносимые богу; за третьей – жильё копьеносцев и царской охраны.


Недалеко от акрополя выстроен под сенью высоких деревьев другой храм Аммона. Вблизи от него находится источник с солнечной водой, который по следующей причине называют источником Солнца: вода в нём удивительным образом меняется в соответствии с временем дня. На рассвете его вода прохладна; чем дальше идут часы, тем она становится холоднее и в полдневный жар достигает предельного охлаждения; затем по мере того, как день склоняется к вечеру, она всё теплеет и теплеет, нагреваясь до самой полуночи, а затем начинает остывать, пока не придет с рассветом в свое первоначальное состояние.


  Есть там и соль, которую уже в готовом виде выкапывают из земли. Жрецы Амона привозят её в Египет. Отправляясь туда, они кладут её в корзиночки, сплетённые из листьев финиковой пальмы, в подарок царю или кому другому.  Зёрна у неё крупные (попадались больше чем в три пальца) и чистые, как хрусталь. Этой солью пользуются при жертвоприношениях, считая, что она чище морской. Александр пришёл в изумление и восторг от этого места.


Почитаемое здесь божество не имеет того вида, который обыкновенно художники придают богам, оно больше похоже на выпуклость, украшенную изумрудами, смарагдами и жемчугом. Предсказание оно дает совершенно своеобразным способом: статую эту в золотом ковчеге несут на плечах 80 жрецов, которые направляют путь не по своему выбору, а куда укажет им кивком бог.


Когда вопрошается оракул, жрецы вносят это изображение на позолоченном морском судне, по обоим бортам которого свисает множество серебряных кубков; за ним следуют женщины и девушки, поющие по древнему обычаю какую-то неблагозвучную песнь, которой, как они верят, они содействуют тому, чтобы Юпитер дал ясный оракул.


Когда жрецы ввели Александра в храм и он увидел бога, старший пророк, человек очень преклонного возраста подошёл к нему со словами: «Привет тебе, сын мой! Так обращается к тебе бог». «Принимаю твой привет, - ответил Александр, - и впредь буду называться твоим сыном, если только ты дашь мне власть над всей землей». Жрец вошёл в святилище, и пока люди двигались, подчиняясь указаниям божественного голоса, он сказал Александру, что бог обязательно исполнит его просьбу.


«Напоследок открой мне то, что я ищу узнать: настиг ли я всех убийц моего отца, или кто-то ещё остался?» - «Не кощунствуй, - закричал жрец, - нет на земле человека, который мог бы злоумыслить на того, кто родил тебя! Убийцы же Филиппа понесли наказание. Доказательством же твоего рождения от бога будет успех в твоих великих предприятиях: и раньше ты не знал поражений, а теперь будешь и вообще непобедим». Александр обрадовался этому предсказанию и, почтив богов великолепными приношениями, вернулся в Египет.


Кроме того и друзьям было разрешено обратиться к богу за оракулом. Они спросили только о том, разрешает ли им Амон воздавать царю божеские почести? Жрец ответил, что богу тоже приятно, чтобы они воздавали божеские почести царю-победителю.
Итак, царь не только позволил называть себя сыном бога, но даже отдал об этом приказ. Как новый египетский фараон, Александр считался братом и сыном богов на самом законном основании.


Вообще Александр держал себя по отношению к варварам очень гордо – так, словно был совершенно убеждён, что он происходит от богов и сын бога; с греками же он вёл себя сдержаннее и менее настойчиво требовал, чтобы его признавали богом. Правда в письме к афинянам по поводу Самоса он пишет: «Я бы не отдал вам этот свободный и прославленный город, но уж владейте им, раз вы получили его от того, кто был тогда вашим властелином и назывался моим отцом», имея в виду Филиппа.

 
Александром овладела настоящая страсть посетить внутренние земли Египта и попасть в Эфиопию, но война не была закончена и требовала продолжения. Он, поставив нескольких друзей строить Александрию и распорядившись всем в Египте, вернулся с войском в Сирию.


                ДАРИЙ ГОТОВИТСЯ К ПОБЕДЕ


Тем временем Дарий прислал своих друзей с письмом к македонскому царю, предлагая Александру десять тысяч талантов выкупа за пленных, все земли по эту сторону Евфрата, одну из дочерей в жены, а также свою дружбу и союз. Когда Александр сообщил об этом предложении приближённым, Парменион сказал: «Будь я Александром, я принял бы эти условия».


«Клянусь Зевсом, я сделал бы так же, - воскликнул Александр, - будь я Парменионом!». Дарию же Александр написал, что тот может рассчитывать на самый радушный прием, если явится к македонянам; в противном случае, он сам пойдёт на персидского царя.


Вскоре, однако, он пожалел об этом ответе, так как жена Дария умерла родами. Александр приказал похоронить царицу со всей пышностью, не жалея никаких расходов.


Тирей, один из евнухов, которые были захвачены вместе с персидскими женщинами, бежал из македонского лагеря и, проделав долгий путь верхом, добрался до Дария, чтобы сообщить ему о смерти жены. Громко зарыдав, царь стал бить себя по голове и воскликнул: «О, злой рок персов! Жена и сестра царя живой попала в руки врага, а скончавшись, была лишена царского погребения!» «Но, царь, - перебил его евнух, - что касается похорон и подобающих царице почестей, у тебя нет оснований жаловаться на злую судьбу персов. Ни госпоже моей Статире, пока она была жива, ни твоей матери, ни твоим дочерям не пришлось ни в чём нуждаться. Когда же Статира умерла, не было таких почестей, которые бы ей не воздали, и даже враги оплакивали её. Ведь Александр столь же милостив к побеждённым, сколь страшен в битве».


После того, как Дарий выслушал этот рассказ, волнение и скорбь вызвали у него чудовищное подозрение и, отведя евнуха подальше вглубь палатки, он сказал: «Заклинаю тебя великим светом Митры и правой рукой своего царя, скажи мне, не оплакиваю ли я сейчас лишь меньшую из бед, постигших Статиру, и не поразили ли нас ещё более жестокие беды, пока она была жива? Разве стал бы молодой человек воздавать такие почести жене врага, будь его отношение к ней чистым?».


Не успел царь произнести эти слова, как Тирей упал к его ногам, умоляя не обвинять Александра понапрасну и не бесчестить покойную жену и сестру свою. Не следует, говорил он, попав в беду, лишать себя самого большого утешения – сознания, что ты побеждён человеком, обладающим сверхчеловеческой природой. Истинность своих слов евнух подтвердил страшными клятвами, а также привёл много примеров воздержанности и великодушия Александра.


 Тогда, выйдя к своим приближённым, Дарий воздел руки к небу и обратился с мольбой к богам: «Боги, покровительствующие моему роду и царству, дайте мне восстановить могущество персов, чтобы моя держава вновь была столь же счастливой, какой я её получил, и чтобы, став победителем, я мог отблагодарить Александра за всё, что он сделал для моих близких, когда я попал в беду. Если же наступит роковой час возмездия и великих перемен, когда падёт персидская держава, пусть никто, кроме Александра не воссядет на трон Кира».


После того, как Александр завоевал все земли до Евфрата, он пошел на Дария, двигавшемуся ему навстречу с армией, численность которой достигала миллиона.

      
Дарий, узнав о его прибытии, собрал отовсюду войска и приготовил всё нужное для войны, приказав собраться всем военным силам отдалённых народов в Вавилон. Он заказал больше мечей и копий, думая, что Александр выиграл сражение в Киликии благодаря обилию оружия.


Изготовлено было и 200 колесниц с серпами, устроенных с точным расчётом на то, чтобы пугать и устрашать людей. В каждой колеснице по обе стороны от пристяжных торчала, выдаваясь на три пяди, прибитая к ярму гвоздями, скребница, обращённая остриями к противнику; на осях, перпендикулярно чеке были прикреплены две другие, с остриями, направленными так же, как и вышеупомянутые, прямо к противнику, но шире и длиннее первых. К их краям прилажены были серпы.


Хорошо вооружив войско и поставив доблестных военачальников, Дарий выступил из Вавилона; пехоты у него было 800 тысяч, конницы не меньше 200 тысяч. Он шёл, имея справа от себя Тигр, а слева Евфрат, по богатой стране, которая могла доставить и щедрый корм животным и достаточную пищу воинам; войско заполняло всю равнину Месопотамии. Он торопился дать сражение около Ниневии; возле неё привольно раскинулись равнины, на которых могла свободно маневрировать собранная им огромная армия.


Переправившись через Тигр, Дарий достиг селения Арбел. Он перебросил мост через реку Лик и пять дней переводил войско, как раньше через Евфрат. С этим войском Дарий расположился лагерем на совершенно ровном месте у Гавгамел(1), возле реки Бумела, стадиях в 600 (около 100 км) от города Арбел.

 
Великая битва с Дарием произошла не под Арбелами, как пишут многие, а под Гавгамелами. Название это на местном наречии означает «Верблюжий дом», так как один из местных царей, спасшись от врагов на одногорбом верблюде, поместил его здесь и назначил на его содержание доходы с местных деревень. Тут Дарий ежедневно делал смотр войскам и частыми упражнениями приучил их к дисциплине: его очень беспокоила мысль о том, как бы среди множества людей, говоривших на разных языках, не возникло в бою смятения. Он ежедневно устраивал смотр своего войска и приучил его к быстрому выполнению приказов в случае опасности.


Одного из своих друзей, Мазея, он отправил охранять переправу через реку и занять брод, а других послал жечь страну, через которую надо было идти неприятелю. Он думал, что река преградит путь македонцам. Мазей, видя, что перейти через реку невозможно, потому что она глубока и течение у неё быстрое, и не подумал ставить здесь охрану; он занялся поджогами, опустошил большой округ и решил, что враги не смогут тут пройти из-за отсутствия пищи.




1. После форсирования Тигра Александр нашёл персидское войско во главе с Дарием на равнине приблизительно в 100 км от городка Арбелы (соврем. Эрбиль в Иракском Курдистане), известного своими древними культами. Арбелы располагались на пересечении стратегических дорог, здесь было удобно собирать отряды с разных концов Персидской державы. Расположение места битвы, именуемое античными авторами как Гавгамелы, точно не установлено.


                АЛЕКСАНДР СПЕШИТ К ДАРИЮ               


Александр прибыл в Фапсак в месяце гекатомбеоне в тот год, когда архонтом в Афинах был Аристофан. К его приходу через реку уже было переброшено два моста.


Мазей, которому Дарий поручил охрану реки, дав ему около 3000 всадников и в том числе 2000 эллинских наемников, всё время держал здесь реку под охраной, поэтому македонцы не могли довести мост до противоположного берега и боялись, как бы воины Мазея не начали ломать его с того места, где он оканчивался. Мазей, однако, услышав о приближении Александра, бежал со всем войском. Как только Мазей бежал, мосты на тот берег были переброшены, и Александр перешёл по ним со своим войском.


Оттуда он двинулся внутрь материка через так называемое Междуречье; Евфрат и горы Армении остались слева. От Евфрата он не пошёл прямо на Вавилон, потому что по другой дороге войско могло в изобилии достать всё: тут была и трава для лошадей, и съестные припасы для солдат; к тому же и зной здесь был не таким жгучим.


В пути было захвачено несколько Дариевых воинов, которых послали в разных направлениях на разведку; они сообщили, что Дарий стоит у реки Тигра и что он решил не допустить Александра к переправе. Войска у него гораздо больше, чем было, когда он сражался в Киликии. Услышав об этом, Александр поспешно двинулся к Тигру, но, придя к реке, не застал ни Дария, ни охраны, которую оставил Дарий. Вся местность дымилась от недавнего пожара.


Александр, подойдя к Тигру, узнал от местных жителей, где находится брод, и переправил через реку войско, с трудом, правда, и с большой опасностью, но никто ему при этой переправе не препятствовал. Брод был глубок, вода стояла выше сосков; стремительное движение многих сбивало с ног и отбрасывало в сторону; поток, ударяясь о щиты, многих уносил и подвергал смертельной опасности. Во всех восточных странах, нет, конечно, другой такой реки, несущей в себе не только огромные потоки воды, но и камни. Из-за быстроты течения и название ей дано Тигр, что на персидском языке  означает стрела.


Нельзя было идти твёрдым шагом; то камни выскользали из-под ног, то подхватывало сильное течение. Особенно тяжело было тем, кто нёс груз на плечах; много грузов, уносимых водой, сбивало с ног людей; все были охвачены страхом и стоял большой шум от общих криков плывущих. Александр, чтобы противостоять быстроте движения, придумал следующее; приказал всем взяться за руки, образуя из собственных тел нечто вроде плотины. Наконец, они выплыли на те места, где течение было слабое и ничего не пропало, кроме некоторого количества груза. Он переправился через реку с трудом вследствие стремительного течения, но никто ему при этой переправе не препятствовал.

 
Македонцы едва уцелели при этой смелой переправе. Если бы кто решился вступить здесь с ними в бой, всё войско могло бы быть уничтожено: но неизменное счастье царя и на этот раз избавило его от врага. Ведь смелость, которой он особенно отличался, может пересилить и разум, а царь никогда не задавался вопросом, не поступил ли он безрассудно.


Александр дал им отдохнуть весь этот день; однако в первую стражу началось затмение луны(1); сначала поблёк её свет, потом всё окрасилось кровавым оттенком и на людей, волнующихся перед решительным боем, напал какой-то суеверный страх. Они жаловались, что их увлекают на край света против воли богов: к рекам, мол, невозможно подойти, светила не сохраняют своего прежнего блеска, кругом - бескрайняя земля, голая пустыня; кровь стольких людей проливается по прихоти одного человека; о родине он забыл, от отца своего Филиппа отрёкся; из-за пустых выдумок он добивается неба.

 
Дело чуть не дошло до открытого бунта, когда неустрашимый царь приказал собраться к преторию всем полководцам и старшинам воинов, а египетским прорицателям, которых он считал лучшими знатоками небесных светил, объявить, что они думают.


Они сказали, что солнце – светило греков, а луна – персов, и что всякий раз, как луна затмевается, этим предсказывается поражение персов; они ещё напомнили древние примеры того, как затмение луны указывало царям Персиды, что сражались они против воли богов. Ничто не имеет такой силы над толпой, как суеверие; необузданная, жестокая, изменчивая, она под влиянием суеверия больше повинуется прорицателям, чем своим вождям. Разъяснения египтян вернули смущённых воинов к надеждам и уверенности.


Александр принёс жертвы луне, солнцу и земле, от которых как раз и зависит, говорят, это явление. Прорицатель Аристандр счёл лунное затмение благоприятным знаком для македонцев и Александра; сражение, сказал он, произойдёт в этом же месяце, а жертвы предвещают победу Александру.


Снявшись с берегов Тигра, Александр пошёл через Ассирию; слева от него были Гордиейские горы, справа Тигр. На четвёртый день после переправы «бегуны» сообщили ему, что там на равнине видны неприятельские всадники, но сколько их, угадать трудно. Он пошёл вперёд, построив войско в боевом порядке. Примчались другие «бегуны»; эти разглядели точнее: по их словам, всадников, кажется, будет не больше тысячи.


Взяв царскую илу, один отряд «друзей», а из «бегунов» пэонов, Александр стремительно помчался вперед, приказав остальному войску следовать за ними обычным шагом. Персидские всадники, увидев быстро надвигающееся войско Александра, кинулись во всю конскую прыть назад; Александр начал упорное преследование. Большинство спаслось; некоторые — те, у кого лошади пристали, были убиты; некоторых вместе с лошадьми захватили в плен. От них и узнали, что Дарий с многочисленным войском находится неподалёку.



1. Во время отдыха армии Александра после переправы через Тигр, за несколько дней до битвы при Гавгамелах, произошло лунное затмение, что позволяет уточнить дату сражения. Принято считать, что битва при Гавгамелах произошла 1 октября 331 до н. э.


                ПРОТИВОСТОЯНИЕ ПРИ АРБЕЛАХ               


Дарий выступил из Вавилона. Он шёл, имея справа от себя Тигр, а слева Евфрат, по богатой стране, которая могла доставить и щедрый корм животным, и достаточную пищу воинам. Он торопился дать сражение около Ниневии: возле неё привольно раскинулись равнины, на которых могла свободно маневрировать собранная им огромная армия.


Он расположился лагерем возле деревни Арбел; тут он ежедневно делал смотр войскам и частыми упражнениями приучил их к дисциплине: его очень беспокоила мысль о том, как бы среди множества людей, говоривших на разных языках, не возникло в бою смятения. На помощь Дарию пришло несметное количество разных племён и народов. Говорят, что в войске у Дария было до 40000 тысяч конницы и 1000000 пехоты, 200 колесниц с косами и небольшое число слонов, голов 15, которых привели с собой инды с этого берега Инда.


На серпоносных колесницах, наводящих ужас, на конце дышла торчали копья с железными наконечниками; с обеих сторон ярма направлены были против врагов по три меча; со спиц колёс торчало помногу острых ножей, другие были прикреплены к ободьям колёс или под кузовом направлены остриями вниз, чтобы подсекать всё, что попадётся на пути скачущих коней.


С этим войском Дарий расположился лагерем на совершенно ровном месте у Гавгамел, стадиях в 600 от города Арбел. Местность эта была удобна для развёртывания армии, почва не закрыта там ни деревьями, ни кустарником, и глазом удобно рассмотреть даже то, что отстоит на большом расстоянии. Неудобные для конницы места персы давно уже угладили для езды на колесницах и верхом.


Были люди, которые сумели убедить Дария, что в битве при Иссе персы должны были уступить, потому что в теснине они не смогли развернуться. И Дарий легко этому поверил. В месяце боэдромионе, приблизительно в то время, когда в Афинах начинают справлять таинства, произошло лунное затмение. На одиннадцатую ночь после затмения, когда оба войска находились уже на виду друг у друга, Дарий приказал воинам оставаться в строю и при свете факелов устроил смотр.

 
Когда Александру всё это сообщили пойманные персидские лазутчики, он в продолжение четырех дней оставался на том же месте, где были получены эти известия: дал войску отдых после дороги и укрепил лагерь рвом и палисадом. Он решил оставить здесь обоз и тех воинов, которые оказались небоеспособными, а в бой идти с людьми, которые могут сражаться и у которых при себе, кроме оружия, ничего нет.


Около второй ночной стражи он выступил с войском, чтобы днём уже столкнуться с варварами. Дарий, когда ему сообщили о приближении Александра, выстроил войско в боевом порядке. И Александр вёл своих тоже выстроенных в боевом порядке. Войска отстояли одно от другого стадиях в 60, но одно другого не видело, потому что в середине между ними находились холмы.


Когда Александр оказался стадиях в 30 и войско его стало уже спускаться с этих холмов, он, увидя варваров, остановил своих; созвав «друзей», стратегов, илархов, предводителей союзных войск и чужеземцев-наёмников, он стал совещаться с ними о том, вести ли ему сразу же войско на врага, как хочет большинство, или же, по совету Пармениона, стать здесь лагерем и осмотреть всю местность: нет ли тут чего-либо подозрительного или затрудняющего военные действия; например, прикрытых ям с острыми, вбитыми в землю кольями. Хорошо и поточнее разглядеть ряды врагов. Мнение Пармениона победило; стали лагерем в том же порядке, в каком должны были идти в сражение.


Александр, взяв с собой легковооружённых и всадников-«друзей», объехал кругом и осмотрел всё место будущего сражения. Вернувшись, он опять созвал своих военачальников и сказал им, что ему нечего воодушевлять их перед сражением. Не надо ободрять их на подвиги длинными речами: доблесть у них прирождённая; надо только внушить им, чтобы каждый в опасности помнил о порядке в строю, соблюдал строгое молчание, когда надо продвигаться молча; звонко кричал, когда понадобится кричать; издал самый грозный клич, когда придёт время. Пусть сами начальники стремительно выполняют приказания, стремительно передавая их по рядам, и пусть сейчас каждый запомнит, что промах одного подвергает опасности всех.

 
Александр подошёл и расположился лагерем вблизи персов и распорядился, чтобы солдаты поели и отдохнули. В жаркую летнюю ночь перед боем в чёрном ночном небе стали полыхать зарницы и войско внезапно было охвачено беспричинным страхом; все как безумные начинали дрожать и какая-то робость закрадывалась всем в сердце. Если бы Мазей, военачальник Дария, шедший по тому же пути, напал на них, они могли бы понести большое поражение.


В лагере македонцев было неспокойно, они провели ночь в необъяснимом страхе, будто сражение было назначено на ночное время. Александр, никогда не знавший такого рода страха, приказал позвать прорицателя Аристандра для молитв и обетов. Тот явился в белой одежде с жертвенной зеленью в руках, с покрытой головою. И Александр, пока македоняне спали, вместе с предсказателем Аристандром совершал пред своей палаткой какие-то тайные священные обряды и приносил жертвы богу Фобу. Александру с трудом удалось подавить панику и успокоить солдат.


На одиннадцатую ночь после затмения, когда оба войска находились уже на виду друг у друга, Дарий приказал воинам оставаться в строю и устроил смотр. Ожидая, что Александр нападёт ночью, он приказал лошадей не распрягать, большей части войска не слагать оружия и усердно проводить ночную стражу. Огни горели по всему его стану. Сам он с вождями и приближёнными обходил отряды воинов, стоящих под оружием, взывая к солнцу, Митре и к священному огню, чтобы они внушили персам мужество, достойное их древней славы и памяти предков. «Конечно, - говорил он, - боги на нашей стороне. Они недавно навели внезапный страх на македонцев; до сих пор они носятся, как безумные, бросая оружие: так карают боги, покровители Персидского царства врагов, лишив их разума. Да и вождь их не более здрав разумом: он словно дикий зверь, видя добычу, бросается прямо в капкан, поставленный перед ней».


Вся равнина между Нифатом и Гордиейскими горами была освещена огнями варварского войска, из лагеря персов доносился неясный гул, подобный шуму безбрежного моря.


Царь сильно призадумался, ибо зашёл уже туда, откуда войско могло выйти только после победы, или вообще не выйти. Старейшие из приближённых Александра, а в особенности Парменион, были поражены многочисленностью врага и говорили друг другу, что одолеть такое войско в открытом бою было бы слишком трудным делом.
Парменион, военачальник македонского царя советовал напасть на персов ночью: разве вступят в схватку в ночной суматохе эти люди разных обычаев и языков, испуганные неожиданной тревогой среди сна? А днём прежде всего увидишь бегущие на тебя страшные лица скифов и бактрийцев, их косматые бороды и нестриженные волосы, ещё и огромный рост и мощные тела; солдаты-де больше предаются страху от неосновательных причин, нежели от серьёзных. Он ответил ему, — другие тоже слышали этот разговор, — что стыдно Александру красть победу: ему надлежит победить в открытую, без хитростей.


Эти громкие слова свидетельствовали не столько о тщеславии, сколько о спокойном мужестве среди опасностей. Кажется мне, что был здесь и правильный расчёт. Ночью может случиться много неожиданного и для тех, кто хорошо приготовился к бою, и для тех, кто к нему не готов; ночь может погубить сильных и, вопреки ожиданиям обеих сторон, дать победу слабым. Ему, отважному воину, ночь должна была казаться опасной.


Утром туман, опустившийся с влажных гор на равнины, всё ещё скрывал собой лагерь Дария. Когда рассеялся туман и солнце ярче осветило строй неприятеля, македонцы, по живости своего характера или утомившись от ожидания, по боевому обычаю подняли громкий крик. Персы на него ответили и окрестные рощи и долины огласились устрашающими звуками.


                РАЗГРОМ


Когда рассвело, командиры собрались для получения приказаний и были поражены необычайной тишиной вокруг претория. Царь обычно призывал их и бранил запаздывающих. Александр же накануне битвы так крепко спал, что, против обыкновения не проснулся на рассвете. Друзья сначала с удовольствием смотрели на спящего, рассчитывая, что царь, хорошенько отдохнув, будет полон сил для предстоящего боя. Время, однако, шло, а царь оставался во власти сна.  Теперь командиры удивлялись, почему он не бодрствует перед самой решительной битвой; думали, что он не спит, а оцепенел от страха.


Никто из телохранителей не решался войти в палатку, а время шло, солдаты без приказания вождя не могли ни взяться за оружие, ни занять своё место в строю. Удивлённые этим полководцы сами отдали первый приказ воинам – приступать к завтраку. Сон не отпускал царя и друзья его едва добудились. Его пришлось будить, когда войско уже начинало строиться.


Когда Александр проснулся, Парменион спросил, почему он спит сном победителя, хотя впереди у него величайшее сражение. Александр, улыбнувшись, сказал: «А что? Разве ты не считаешь, что мы уже одержали победу, хотя бы потому, что не должны более бродить по этой огромной и пустынной стране, преследуя уклоняющегося от битвы Дария?». Когда Александр подошёл к рядам солдат, он был таким бодрым, каким они никогда его не видели и по бесстрашному лицу его они сами уверились, что победят.

 
А персы, опасаясь, что Александр нападёт на них ночью, всё это время простояли в строю. Душевных и телесных сил у них почти не осталось. Бой же должен был быть жарким.


Александр надел шлем. Все остальные доспехи он надел ещё в палатке: сицилийской работы гиппендиму с поясом, а поверх неё двойной льняной панцирь, взятый из захваченной в Иссе добычи. Железный шлем работы Теофила блестел так, словно был из чистого серебра. К нему был прикреплён усыпанный драгоценными камнями железный щиток, защищавший шею. Александр носил меч, подарок царя китайцев, удивительно лёгкий и прекрасной закалки; в сражениях меч обычно был главным его оружием.


Богаче всего был плащ, который царь надел поверх доспехов. Это одеяние работы Геликона Старшего Александру подарили в знак уважения жители Родоса, и он, готовясь к бою, всегда надевал его. Устанавливая боевой порядок, отдавая приказы, ободряя воинов и проверяя их готовность, Александр объезжал строй не на Букефале, а на другом коне, ибо Букефал был уже немолод и его силы надо было щадить. Но перед самым боем к царю подводили Букефала, и, вскочив на него, Александр тотчас начинал наступление.


Александр расставил войска для битвы. На правом фланге он поставил царский эскадрон под начальством Клита, прозванного Чёрным, рядом с ним других друзей под командой Филоты, сына Пармениона, и рядом семь других конных полков под его же начальством. За ними сзади был выстроен пехотный отряд с серебряными щитами, отличавшийся блеском вооружения и мужеством воинов. Им предводительствовал Никанор, сын Пармениона.


Возле них стояло войско элимиотов под начальством Кена; рядом полк линкестов и орестийцев, которым командовал Пердикка. Соседним полком командовал Мелеагр, а рядом с ним стоял Полисперхонт, под начальством которого находились тимфеи. Филипп, сын Балакра начальствовал над соседним полком; за ним стоял полк Кратера.


Сплошной строй упомянутых всадников дополняли всадники из Пелопоннеса и Ахайи, фтиоты, малийцы, локры и ахейцы; командовал ими митиленец Эригий. Рядом с ними стояли фессалийцы под командой Филиппа; мужеством и искусным маневрированием они значительно превосходили остальных. Возле них он поставил критских лучников и ахейских наемников.


Каждый фланг загибался, чтобы не дать огромной армии врага возможности взять в окружение небольшое войско македонцев. Отбивать атаку колесниц с серпами царь придумал следующим образом; солдатам было приказано при приближении четверни сомкнуть щиты и сариссами ударять в них, чтобы лошади, испугавшись шума, понесли назад; если они все же будут стремиться вперёд, то расступиться на такое расстояние, чтобы колесница проехала, не нанеся вреда македонцам. Сам он командовал правым флангом, выстроив его наискось; он осознавал, что исход будет зависеть от него.


Стороны ещё не сблизились на расстояние полёта копья, когда какой-то перебежчик со всех сил подбежал к царю и сообщил, что Дарий там, где пройдёт неприятельская конница, зарыл в землю железные шипы, но эти места обозначены знаками, чтобы не вводить в обман своих. Александр собрал командиров и убеждал их избегать указанной местности и сказать об этой опасности коннице. Впрочем, войско не могло слышать его увещаний, так как шум от двух армий всё оглушал.

               
Александр, взяв копьё в левую руку, а правую подняв вверх, обратился к богам с мольбой, чтобы они, если он действительно сын Зевса, помогли эллинам и вдохнули в них мужество. Обратившись к военачальникам с подобающим словом и воодушевив их на бой, он повёл войско на варваров, поставив конные отряды впереди пеших полков.

Прорицатель Аристандр в белом одеянии и золотом венке, скакавший рядом с царем, показал на орла, парившего над головой Александра и летевшем прямо в сторону врага. Все видевшие это воодушевились. Воины ободряли друг друга, и фаланга вслед за конницей, хлынула на врага.


Дарий расположил войско по отдельным народностям, сам напротив Александра и пошёл на врага. Когда обе армии приблизились одна к другой, трубы с обеих сторон дали сигнал к бою, и воины с громким криком устремились одни на других. Дарий находился на левом фланге, окружённый большим отрядом отборных всадников и пехотинцев; с презрением смотрел он на малочисленность неприятеля, полагая, что напрасно растянуты фланги его строя.


И Дарий велел Бессу приказать всадникам-массагетам сбоку напасть на левое крыло Александра. Перед ним самим были серпоносные колесницы, которые по данному знаку он разом пустил на врага. Колесничие помчались, отпустив вожжи, чтобы потоптать больше людей, не ожидавших такого нападения. Персы уже молниеносно захватили обоз македонцев с матерью Дария.


Между тем колесницы, расстроив ряды перед знамёнами, прорвались к фаланге; македонцы же, собравшись с мужеством, пропускают их в середину. Пехота македонцев, однако, сомкнула, как и приказал царь, свои щиты; все стали бить в них сариссами и подняли великий шум. Лошади испугались; много колесниц повернуло обратно и неудержимо, опрометью понеслось на своих.


Строй пехотинцев стал подобен валу: они сомкнули свои копья и с обеих сторон прокалывали животы напиравших на них лошадей, потом они окружили колесницы и сбрасывали с них колесничих. Строй заполнился упавшими лошадьми и возничими, он больше не могли управлять напуганными лошадьми; частыми рывками головой они не только рвали упряжь, но и опрокидывали колесницы, раненые тащили за собой убитых, взбесившиеся не могли остановиться, истощённые – двигаться. Лишь немного колесниц достигло последних рядов строя, неся ужасную смерть тем, на кого налетали.


Некоторые колесницы, однако, летя во всю прыть и энергично действуя своим острым железом, наносили множество разных и смертельных ран. Так остро было это на погибель выкованное оружие и с такой силой оно действовало, что у многих были отрублены руки со щитами вместе; многим перерезало шею, и у голов, скатившихся на землю, глаза продолжали смотреть, а лицо сохраняло свое выражение; метким ударом некоторым разворачивало бок и они умирали в жестоких страданиях. Много македонцев было задавлено при первом налёте, многие из них бежали к Александру.


Когда армии сблизились и были истрачены стрелы, камни для пращей и дротики, завязалась битва врукопашную. Первыми начали сражение всадники. Против македонцев, сражавшихся на правом фланге, Дарий выставил свой левый фланг, где вместе с ним сражался отряд его родственников, людей исключительной доблести и преданности; было их в отряде тысяча.


С ними были и «носители айвы», многочисленные и выделявшиеся своим мужеством; кроме того, марды и коссеи, выделявшиеся своим огромным ростом и душевным величием. С ними вместе сражались дворцовая охрана и самые мужественные воины-инды. С громким криком ударили они на врага, сражались мужественно и, благодаря превосходству сил, стали одолевать македонцев.


Мазей послал отборный отряд с приказом подойти к месту, где стоит обоз и овладеть им. Приказ этот был быстро выполнен: в лагерь ворвались, некоторые из пленных завладели оружием, стали помогать скифам – и обоз был разграблен. Невероятный крик и смятение стояли по всему лагерю. Пленные женщины ушли к варварам, но мать Дария, Сисигамба, не поддалась на увещевания пленниц и осталась, спокойная и дружелюбная.


Наконец скифы, расхитив значительную часть обоза, ускакали к Мазею объявить о своей удаче. Точно также и всадники, сражавшиеся под командой Дария, одолели своей численностью сражавшихся с ними македонцев и заставили их обратиться в бегство. Это была вторая удача персов.


Тогда персы, подняв крик, что обычно издают побеждающие, ещё яростнее бросились на врага, считая его повсюду смятым. Александр один оживлял уже затухавший бой и, подняв, наконец дух своих воинов, послал их в наступление. Ряды персов на правом фланге несколько поредели.


Итак, Александр бросается на ослабевшие ряды и производит там большую резню. Оба строя пришли в смятение. Враги были у Александра и спереди и с тыла. Присутствие царей делало рукопашный бой особенно жарким. Убитых было больше у персов, раненых – поровну. Дарий ехал в колеснице, Александр – на коне. Того и другого защищали, не помня себя, отборные дружинники.


Когда Дарий вывел всю свою пехоту, то Александр, вырвавшись из окружения повернул туда и, построив клином всадников друзей и выстроенную здесь пехоту, бегом, с боевым кличем устремился на самого Дария. 


Варвары отступали. Яростно преследуя разбитого врага, Александр теснил персов к центру неприятельского расположения, где находился сам Дарий. Александр приметил его издалека, сквозь передние ряды персидских воинов, - Дарий стоял на высокой колеснице в середине царского отряда, рослый и красивый, окружённый множеством всадников в блестящем вооружении, сомкнувшихся вокруг его колесницы и готовых встретить врага.


Однако, чем ближе был Александр, тем более приходили они в смятение: гоня перед собой отступающих, разбивая строй тех, кто ещё держался, он устрашил и рассеял почти всех телохранителей Дария. Только самые смелые и благородные бились за своего царя до последнего вздоха; падая друг на друга, они затрудняли преследование, судорожно вцепляясь во вражеских всадников и их коней.


Это страшное зрелище развёртывалось на глазах у Дария, и окружавшие царя персидские воины уже гибли у самых его ног. Но повернуть колесницу и выехать на ней было невозможно, так как множество мёртвых тел не давало колёсам сдвинуться с места, а кони, почти скрытые под грудой трупов, становились на дыбы, делая возницу совершенно беспомощным.


Александр, торопясь собственным вмешательством поправить дело, устремился на самого Дария с царским отрядом и другими превосходными всадниками. Царь персов встретил атаку неприятеля, сражаясь с колесницы; он бросал дротиками в нёсшихся на него врагов; воины его сражались вместе с ним, но цари кинулись друг на друга.


Александр метнул дротиком в Дария, но промахнулся и попал в возницу, стоявшего рядом с царём. Ни персы, ни македонцы не сомневались, что убит сам царь. Весь строй персов огласился воплями печали, нестройными криками и стонами, и левое крыло, обратившись в бегство, покинуло колесницу царя; они положили начало бегству и за ними устремилась целая толпа.


Колесницу персидского царя обступил отряд, ранее находившийся справа. Говорят, что Дарий, обнажив акинак, колебался, не избавиться ли ему от позорного бегства почётной смертью, но совесть не позволила ему, возвышавшемуся в колеснице, бросить на произвол судьбы воинов, продолжавших сражаться.


В течение короткого времени сражение шло врукопашную; когда же конница Александра во главе с самим Александром, решительно насела на врага, тесня его и поражая в лицо своими копьями, когда плотная македонская фаланга, ощетинившись сариссами бросилась на персов, Дария, которому уже давно было страшно, обуял ужас, и он первый повернул и обратился в бегство. Бросив оружие и колесницу, Дарий, как рассказывают, вскочил на недавно ожеребившуюся кобылу и бежал.


Испугались и персы, обходившие правое крыло македонцев, так как на них решительно бросился отряд Ареты. И битва уже превратилась в побоище, когда обратился в бегство и Дарий со своей колесницей.

 
Так бежали они; пыль от конских копыт поднималась облаком; Александр со своими воинами наседал сзади; толпа людей и густая пыль не позволяли разглядеть, куда направил своё бегство Дарий; стоны упавших, топот копыт, щёлканье бичей сливались в сплошной грохот.


Победители следовали по пятам убегающих, но тучи пыли, поднимавшиеся к небесам, застилали взоры. Все блуждали, как в потёмках, сходились на звук знакомых голосов, как на сигнал. Но слышалось щёлканье вожжей, которыми то и дело подгоняли лошадей, запряжённых в колесницы. Это были единственные признаки бегства неприятеля. Так началось повальное бегство персов, македонцы преследовали их и убивали бегущих.


Бой между тем продолжался. Здесь завязалось горячее дело. Персы храбро нападали на людей. Пленные варвары присоединились к персам и вместе с ними нападали на македонцев. На правом крыле у персов ещё не знали о бегстве Дария, и всадники, объехав вокруг левого Александрова крыла, напали на воинов Пармениона.


Так как сначала положение македонцев казалось сомнительным, то Парменион спешно послал к Александру донесение, что он в тисках и нуждается в помощи. Александр, получив его донесение, прекратил преследование, и повернув с конницей «друзей», вскачь понесся к правому крылу варваров.


Сначала он напал на бегущую вражескую конницу, на парфиев, часть индов и на самые многочисленные и сильные отряды персов. Начался конный бой, самое жаркое дело во всей этой битве. Варвары, построенные в глубину отрядами, повернулись и напали на воинов Александра, стоя к ним лицом к лицу; они не брались за дротики, не кружились, как это обычно в конном бою; каждый поражал того, кто был перед ним, видя в этом единственное для себя спасение. Второпях поражали они и падали сами; жалости не было ни у тех, ни у других: сражались уже не ради чужой победы, а ради собственного спасения. Но и тут одолел Александр.


Наконец все варвары устремились в бегство. Македонцы не уставали избивать отставших; и скоро все окрестности той равнины были усеяны трупами. В этом сражении была перебита вся вражеская конница; пеших пало больше 90 тысяч. У македонцев было убито человек 500; раненых же оказалось очень много, был среди них и Гефестион, один из наиболее известных командиров, начальник телохранителей (копьё попало ему в руку), Пердикка, Кен, Менид и еще некоторые известные военачальники.


Так закончилось сражение при  Арбелах: произошла она при афинском архонте Аристофане, в месяце пианепсионе. Исполнилось и предсказание Аристандра, что Александр будет сражаться и победит в том самом месяце, когда случилось лунное затмение(1).



1. Во время отдыха армии Александра после переправы через Тигр, за несколько дней до битвы при Гавгамелах, произошло лунное затмение, что позволяет уточнить дату сражения. Принято считать, что битва при Гавгамелах произошла 1 октября 331 до н. э.

                В ПОГОНЮ ЗА ДАРИЕМ


После этого Александр устремился опять преследовать Дария. Он преследовал его пока было светло. Дарий, военачальник опытный, воспользовавшись тем, что тучи пыли служили ему укрытием, составил себе особый план бегства. Он устремился в противоположную сторону, чем прочие варвары; поднятая пыль прикрыла его бегство, и он вместе со своими спутниками проехал безопасно и укрылся в деревнях, находившихся в тылу у македонцев. Покрыв в своём бегстве огромное расстояние, к середине ночи он прибыл в Арбелы. Оттуда он умчался в Мидию, держа путь к Армянским горам. С ним бежала и бактрийская конница, в том виде, как она была построена для битвы.


Александр, перейдя реку Лик остановился лагерем, чтобы дать немного передохнуть людям и лошадям. Отдохнув до полуночи, Александр спешно двинулся опять вперёд к Арбелам, чтобы захватить там Дария, деньги и всё царское имущество. Он прибыл в Арбелы на следующий день, проделав в общем сразу после сражения стадий 600 (около 150 км). Дария в Арбелах он не захватил; ни минуты здесь не задерживаясь, Дарий бежал дальше; деньги и всё имущество были захвачены победителями; захвачена была опять и колесница Дария; забрал Александр опять и его щит и его лук.

 
В Мидию Дарий бежал потому, что по его расчётам, Александр после сражения отправится в Сузы и Вавилон: места там сплошь заселены, дорога для обоза нетрудная; а Вавилон и Сузы представляются, конечно, наградой за все трудности войны. В Мидию же пройти большому войску трудно.


Дарий рассчитывал, что дальность расстояния даст ему достаточно времени, чтобы передохнуть и собрать войско. Добравшись до Экбатан в Мидии, он сначала остановился там, собрал всех, кто уцелел после бегства и вооружил безоружных. Он послал за солдатами к соседним племенам и разослал военачальникам и сатрапам в Бактрии и глубине Азии увещания хранить ему верность.


И Дарий не ошибся. Александр из Арбел направился прямо в Вавилон. Он нашёл в Арбелах великое изобилие съестных припасов, немало драгоценностей, царскую сокровищницу, в которой находилось три тысячи талантов серебра. Из-за повальных болезней, распространившихся от разложения трупов, лежавших по полям, Александр поспешил сняться оттуда лагерем.

 
У выступивших из Арбел с левой стороны оказалась Аравия, известная обилием благовоний. Путь там идёт степью. Она между Евфратом и Тигром тучна и обильна. Природа такого плодородия в орошении; влага из той и другой реки по водоносным жилам распространяется по всей почве. Сами эти реки стекают с гор Армении и по пути расходятся друг от друга на большое расстояние. Эти же реки, вступая в область мидян и гордиев, начинают сходиться ближе, и чем дальше текут, тем всё уже оставляют полосу земли между собой.


Во время перехода через Вавилонию, которая вся сразу же покорилась ему, Александр более всего был поражён пропастью, из которой, словно из некоего источника, непрерывно вырывался огонь, и обильным потоком нефти, образовавшим озеро невдалеке от пропасти. Нефть очень напоминает горную смолу, но она столь восприимчива к огню, что загорается ещё до соприкосновения с пламенем, от одного только света, излучаемым огнём, и нередко воспламеняет окружающий воздух.


Желая показать Александру природную силу нефти, варвары опрыскали этой жидкостью улицу, которая вела к дому, где остановился царь; затем, когда стемнело, они встали на одном конце этой улицы и поднесли факелы к местам, смоченным нефтью. Нефть тотчас вспыхнула; пламя распространилось молниеносно, в мгновение ока оно достигло противоположного конца улицы, так что вся она казалась объятой пламенем.


Александр четырьмя переходами дошел до города Менниса. Там есть пещера, из которой источник выносит такое количество битума, что как это установлено, им обмазывают все огромные вавилонские стены.


Как только Александр приблизился к Вавилону и вёл войско уже в боевом порядке, навстречу ему всем народом вышли вавилоняне с правителями и жрецами, каждый с дарами. Город, кремль и казна были сданы. Мазей, приближенный Дария, смиренно вышел к нему и сдал на милость город. Путь царю был устлан цветами и венками, с обеих сторон стояли серебряные алтари, воскуряя фимиам. Александр, впрочем, приказывает войску – будто бы на бой – войти квадратным строем, во главе его шёл он сам.


На другой день он осматривал имущество Дария и денежные запасы.
Красота и древность самого города привлекли к себе взоры царя. Его основала Семирамида, а не Бел, как многие думали, хотя там имеется и его дворец. Александр, вступив в Вавилон, приказал вавилонянам восстановить храмы, которые Ксеркс велел разрушить, в том числе и храм Бела, бога, особенно чтимого вавилонянами.  В Вавилоне встречался он, конечно, с халдеями, выполнил все пожелания халдеев относительно вавилонских храмов и принёс, между прочим, жертву Белу по их указаниям.               


Евфрат протекает через город и взят там в береговые сооружения. Есть в городе и крепость. Дорога на вершине стен настолько широка, что колесницы в четверку лошадей могут легко разъехаться. Над крепостью находятся прославленные у греков как чудо висячие сады на высоте стен; в них много ветвистых живописных деревьев. Сады возвышаются рядами, напоминающими театр. Под террасами располагаются своды, которые принимают на себя вес сада со всеми растениями; самый верхний свод, 75 футов в высоту, является самой высокой частью сооружения и располагается на одном уровне с городскими стенами.


Крыши сводов, поддерживающих сад, сооружены из каменных балок длиной около 16 футов; их сначала покрывали камышом, заливали густой смолой, а затем клали два ряда обожжённого кирпича, скреплённого цементом; сверху же их покрывали свинцом, чтобы влага из почвы не просачивалась сквозь крышу. На такие крыши насыпали столько плодородной почвы, чтобы хватило посадить с корнями самые большие деревья. Землю разравнивали и всё пространство густо засаживали деревьями разного рода.


Галереи возвышались одна над другой, и там, где их освещало солнце, располагались многочисленные царские ложи. В верхней галерее были проведены желоба для отвода воды, которую в обилии поднимали насосами из реки, хотя никто не видел, как это делалось. Сад составляет 100 футов в длину и 100 футов в ширину.

 
Всё сооружение несёт на себе удивительно большие и красивые деревья с необхватными стволами, которые приносят плоды, точно растут на родной почве. Подъём на верхние террасы идет по ступенчатым лестницам, вдоль которых расположены винтовые насосы, которыми непрерывно накачивают воду из Евфрата люди, приставленные для этого. Ведь сад расположен на берегу реки. И хотя время постепенно разрушает не только творение рук человеческих, но и природу, эта махина, несущая на себе тяжесть целой рощи со столькими корнями деревьев, остаётся невредимой. Поддерживают её 20 толстых стен на расстоянии 11 футов друг от друга, так что если смотреть издали, кажется, что лес растет на родных своих горах.


По преданию это сделал один правивший в Вавилоне сирийский царь из любви к своей супруге; тоскуя в пустынной местности о лесах и рощах, она убедила мужа соорудить что-нибудь в подражание живописной природе.


Здесь находилась также гробница Бела, теперь разрушенная, как говорят, её срыл Ксеркс. Это была четырехугольная пирамида, сооруженная из обожжённого кирпича высотой в стадию (около 180 м), также, как и каждая её сторона была длиной в стадию.

 
Царь задержался в этом городе дольше, чем обычно, но ни в каком другом месте он не причинил столько вреда военной дисциплине. Нигде боевой дух войска Александра не приходил в упадок так, как в Вавилоне. Ничто не разлагает так, как обычаи этого города, ничто так не возбуждает и не пробуждает преступных желаний. Нет другого города с такими испорченными нравами.


Отцы и мужья позволяют своим дочерям и жёнам отдаваться гостям, лишь бы им заплатили за их позор. Цари и их придворные охотно устраивают праздничные попойки по всей Персии; вавилоняне же особенно преданы вину и всему, что следует за опьянением. Вначале вид у пирующих женщин скромный, потом снимается верхняя одежда, понемногу обнажая тело, а под конец - не знаешь, как и сказать – они сбрасывают с себя и нижние одежды. И этот позор в обычае не только у распутниц, но и у матрон и у девушек; предоставление своего тела считается у них любезностью. По окончании тридцати четырёх дней такой невоздержанности завоевавшее Азию войско несомненно ослабло бы перед лицом опасности, если вдруг на него напал какой-либо враг...


                СУЗЫ И ПЕРСЕПОЛЬ               


Отдохнув в Вавилоне, Александр двинулся в Сузы, которые сдались ему без боя. По пути он подошёл к реке Хоаспу с очень вкусной водой. До Суз Александр дошёл из Вавилона за 20 дней; вступив в город, он принял казну. Александр нашёл в царском дворце сорок тысяч талантов в чеканной монете, а также различную утварь и бесчисленные сокровища.


Обнаружили там, как рассказывают, и пять тысяч талантов гермионского пурпура, пролежавшего в сокровищнице сто девяносто лет, но всё ещё сохранявшего свежесть и яркость. Это было возможно, как полагают, благодаря тому, что краску для багряных тканей изготовляют на меду, а для белых – на белом масле, а мёд и масло надолго придают тканям чистый и яркий блеск. Динон рассказывает, что персидские цари хранили в своей сокровищнице сосуды с водой, привезённой из Нила и из Истры, что должно было свидетельствовать об огромных размерах персидской державы и могуществе власти, покорившей весь мир.


Недолго задержавшись в Сузах, Александр двинулся на поиски Дария и четырьмя переходами подошёл к реке Тигру, называемой местными жителями Пасатигрис. Река начинается в горах уксиев и на протяжении 50 стадиев (около 10 км), несётся по камням среди лесистых берегов, после этого её принимают поля, по которым она течёт в более ровном русле и является судоходной. Мягкая почва тянется на продолжении 600 стадиев (около 120 км), по ней она катит воды к Персидскому заливу.


Перейдя через реку Тигр, Александр вступил в область уксиев. Эта область находится по соседству с Сузами, вдаётся в переднюю Персиду, оставляя узкий проход между собой и Сузской областью. Знакомые с этой местностью люди указали Александру скрытый путь по глухим тропам в стороне от города. Местность была неровная, заваленная скалами и камнями, уксии сопротивлялись отчаянно, но и им пришлось покориться Александру. Покорённое племя уксиев царь подчинил сатрапу Суз.


Разделив свои силы с Парменионом, он приказал ему идти степью, сам с отрядом легковооружённых захватил горный хребет, непрерывные отроги которого идут в глубь Персиды. Персида замыкается с одной стороны сплошной цепью гор. Это отрог Кавказских гор, доходящих до Красного моря; где прерываются горы, там другое заграждение – морской залив. У подножия гор простирается обширная и плодородная долина со многими посёлками и городами.


Река Аракс несёт с этих полей воды многих источников в реку Мед. Никакая другая река не способна питать столько растительности; все орошаемые ею земли покрыты цветами. Берега её поросли платанами и тополями, так что издали кажется, что это непрерывный лес от реки до самых гор. Во всей Азии нет более здоровой местности. Климат там мягкий: с одной стороны непрерывные горы, дающие тень и прохладу, смягчающие жару, с другой – близкое море, с которого дует на землю тёплый ветер.

Опустошив всю эту область, на третий день он вступил в Персиду, на пятый – в теснины, называемые Сузскими воротами; их занял Ариобарзан (военачальник Дария) с 25 тысячами пехотинцев: это гладкие, со всех сторон отвесные скалы; на их вершинах варвары были недосягаемы для стрел; они умышленно стояли спокойно, словно напуганные, пока войска Александра не вступили в ущелье.


Когда они увидели, что враг двигается, пренебрегая ими, они стали скатывать с высот огромные камни, которые, натыкаясь на другие, катились дальше с ещё большей силой и давили не только отдельных людей, но и целые отряды. Летели в них также со всех сторон камни из пращей и стрелы.


Но не это удручало храбрых воинов, а то, что их избивали неотмщёнными, как диких зверей, пойманных в ловушку. Гнев переходил у них в ярость: они хватались за выступы скал и, поддерживая друг друга, старались подняться, чтобы настигнуть врагов. Но сами скалы, охваченные множеством рук, отрывались и обрушивались на тех, кто за них хватался. Итак, они не могли ни стоять, ни лезть вверх, ни прикрываться щитами, потому что варвары сбрасывали на них камни огромного веса.


Царь страдал не только от огорчения, но и от стыда, что так опрометчиво завел войско в это ущелье. Теперь его счастье пошатнулось, не было другого спасения, как вернуться туда, откуда он пришёл. Итак, дав сигнал к отступлению, он приказывает уйти из ущелья, сплотив ряды и подняв щиты над головами.


Среди пленников был один, знающий персидский и греческий язык. Он сказал, что царь напрасно ведёт войско в Персиду по горным хребтам; есть лесные тропинки, едва доступные людям, идущим поодиночке, где всё закрыто зеленью и сплетающиеся ветви деревьев делают лес непроходимым.


Когда пленник изложил всё это, царь спросил, понаслышке ли он знает то, о чём он говорит или видел своими глазами. Тот ответил, что был пастухом и сам исходил все тропинки. Пообещав награду, царь велит ему вооружиться по македонскому образцу и, помолясь об удаче, показывать дорогу. Александр приказал сохранить прежний вид лагеря и разжигать в нем побольше огней, чтобы варвары думали, что царь пребывает в лагере.


Сам он в третью стражу при полном молчании, даже не дав сигнала трубой, вышел на указанный тропой путь. Воинам лёгкого вооружения он велел нести продовольствие на три дня. Однако, кроме труднопроходимых скал и откосов, на которых внезапно терялся след, наступающим препятствовал снег, наметённый ветром, они увязали в нём, как в капкане, а когда кто-нибудь из товарищей помогал, то они скорее тянули к себе помогающих, нежели поспевали за ними. К тому же ночь, незнакомая местность, и неизвестно, достаточно ли надёжный проводник, - всё это увеличивало страх. От верности и настроения одного пленника зависело спасение царя и его самого.


Наконец подошли к перевалу. Справа был путь к самому Ариобарзану: здесь царь оставил большую часть войска. Сам же с оруженосцами и отрядом, называемым агема, пошёл вперед по крутой тропе, но удалённой от стоянки неприятеля, преодолевая много мучений. Был уже полдень, а пути оставалось ещё столько же, сколько они прошли, но уже менее крутого и обрывистого.


Итак, дав воинам подкрепиться пищей и сном, он поднялся во вторую стражу. Остальной путь он прошёл без большого труда. Впрочем, там, где гряда гор несколько спускается к равнине, путь преградила огромная вымоина, образовавшаяся от сточной воды. К тому же ветви деревьев, переплетённые и сцепившиеся друг с другом, стали сплошной стеной. Тут всех охватило отчаяние и даже воины с трудом удерживали слёзы. Особенно содействовала страху темнота. Хотя и блестели звезды, сплошная листва деревьев мешала их видеть. Наконец, долгожданный рассвет рассеял все ночные страхи; вскоре нашли обход трясины, и каждый сам начал разбираться в направлении своего пути.


И вот они выходят на выступающую вершину; рассмотрев с неё расположение врагов, они неожиданно подходят к ним в полном вооружении с тыла. Большинство варваров попало прямо в руки македонцев и было перебито; другие погибли, срываясь в паническом бегстве с крутых обрывов. Сам Ариобарзан с 5000 воинов прорвался через строй македонцев, учинив большое кровопролитие среди своих и врагов; он торопился занять столицу области город Персеполь.


Александр повёл войско к реке, однако глубокие и обрывистые рвы, проведённые во многих местах пересекали путь и приходилось двигаться медленно и осторожно, опасаясь не только засад врагов, но и неудобной местности. В пути царю пришло известие, что жители Персеполя, услышав о его приближении, хотят разграбить сокровищницу; пусть он поторопится её захватить: путь открыт, хотя его пересекает река Аракс.


Александр опять с такой же поспешностью повёл войско к реке, застал уже готовый мост и легко перешёл с войском на другую сторону. Оттуда он спешно двинулся на Персеполь, так что успел прийти раньше, чем охрана расхитила казну. Здесь, на одном из пиров царь собственноручно поджёг дворец персидских царей. Обширный дворец был построен из кедра, он быстро загорелся, и широко распространился пожар.


Такую судьбу претерпела столица всего Востока: здесь столько народов раньше искали правосудия, здесь была родина стольких царей; некогда предмет исключительного страха для Греции; отсюда посылался флот в тысячу кораблей и полчища, наводнявшие Европу, завалившие море камнями, прорывшие горы и образовавшие в выемке проливы. Следов столицы нельзя было и найти, если бы их не указала река Аракс, протекавшая недалеко от городских стен; поэтому окрестные жители только на веру принимают предание о том, что какой-то город находился в 20 стадиях от реки.


                АЛЕКСАНДР ИДЁТ К КАСПИЙСКИМ ВОРОТАМ               


Александр захватил казну и в Пасаргадах; она находилась в хранилищах Кира Старшего. Город Пасаргады основал Кир. Кир окружил почётом Пасаргады, потому что он одержал там победу в последней битве над Астиагом мидянином, присвоив себе владычество над Азией, основал город и воздвиг дворец в память этой победы.


Александр видел много городов с обильными царскими богатствами, но сокровища этого города намного превзошли все остальные. Сюда варвары свезли богатство со всей Персии, золото и серебро лежало грудами, одежд было великое множество, утварь была предназначена не только для употребления, но и для роскоши. Некоторые называют такие размеры захваченной здесь добычи, что она кажется невероятной. Все сокровища, найденные в Персиде, Александр приказал перенести в Сусы, также полные сокровищ и снаряжения. Тем не менее Александр считал своей столицей не Сусы, а Вавилон и собирался его ещё более отстроить; в этом городе тоже хранились сокровища.


Желая дать отдых своим воинам, - а время было зимнее, - царь провёл там четыре месяца. Рассказывают, что, когда он в первый раз сел под шитый золотом балдахин на царский трон, коринфянин Демарат, преданный друг Филиппа и Александра, по-стариковски заплакал и сказал: «Какой великой радости лишились те из греков, которые умерли, не увидав Александра на троне Дария!»


Александр видел, что его приближенные изнежились вконец, что их роскошь превысила всякую меру: теосец Гагнон носил башмаки с серебряными гвоздями; Леонанту для гимнасия привозили на верблюдах песок из Египта; у Филота скопилось так много сетей для охоты, что их можно было растянуть на сто стадиев; при купании и натирании друзья царя чаще пользовались благовонной мазью, чем оливковым маслом, повсюду возили с собой банщиков и спальников.


Александр высказывал удивление, как это они, побывавшие в стольких жестоких боях, не помнят о том, что потрудившиеся и победившие спят слаще побеждённых. Разве не видят они, сравнивая свой образ жизни с образом жизни персов, что нет ничего более рабского, чем роскошь и нега, и ничего более царственного, чем труд?

 
Можно только удивляться тому, сколько внимания уделял он своим друзьям. Он находил время писать даже о самых маловажных вещах, если только они касались близких ему людей. Позднее, однако, его ожесточили многочисленные измышления, скрывавшие ложь под личиной истины, и в эту пору, если до него доходили оскорбительные речи по его адресу, он совершенно выходил из себя, становился неумолимым и беспощадным, так как славой дорожил больше, чем жизнью и царской властью.


Александр с тысячью всадников и отрядом легковооружённых воинов устремился во внутренние области Персиды, расположенные под созвездием Вергилий и, несмотря на сильные ливни и почти непереносимые бури, продолжал двигаться в избранном направлении. Подошёл и к отрезку пути, засыпанному вечными снегами, сильный холод сковал их льдом. Пустынность и грозный вид этих мест устрашили утомлённых воинов, которым казалось, что они видят край света. Они озирались, пораженные зрелищем пустынных мест, без каких-либо следов человеческого жилья, и требовали возвращения, пока они ещё не лишились света и воздуха.


Тогда царь соскочил с коня и пешком пошёл по льду и снегу. За ним последовали сначала его друзья, потом командиры, затем остальные воины. Идя первым, царь топором пробивал себе путь во льдах; его примеру следовали и остальные. Наконец, преодолев почти бездорожную лесную чащу, они встретили редкие следы человеческого жилья и вразброд блуждающий мелкий скот; жители же, ютившиеся в ветхих шалашах, от страха бросились в дикие горы, покрытые снегом.


Разорив потом поля Персиды и покорив себе много селений, царь пришёл к племени мардов, воинственному и сильно отличающемуся от остальных персов своим образом жизни. Они роют пещеры в горах и прячутся там со своими женами и детьми, питаются мясом домашнего скота и диких зверей. И у женщин их не более мягкие нравы в соответствии с их природой; волосы у них торчат лохматые, одежда выше колен, голову они повязывают пращой – это и украшение и оружие. Но и это племя укротил одинаковый удар судьбы.

 
Намереваясь вновь сразиться с Дарием, Александр пошёл дальше в Мидию, так как узнал, что Дарий находится там. У Дария был такой план: если Александр бросится за ним, то он пойдет дальше в глубь страны, в Гирканию, вплоть до Бактрии, уничтожая все кругом и делая таким образом дальнейшее продвижение для Александра невозможным. Женщин, всякое имущество и крытые повозки он отправил к так называемым Каспийским Воротам, а сам с войском оставался в Экбатанах.


Когда в пути Александру сообщили, что Дарий решил идти ему навстречу и вновь сражаться и что к нему прибыли союзники - скифы и кадусии, он распорядился, чтобы вьючные животные, их охрана и остальной обоз шли сзади, а сам с остальным войском, которое находилось в полной боевой готовности, пошёл на врага.

 
На двенадцатый день Александр прибыл в Мидию. Там он узнал, что у Дария боеспособного войска нет, помощь ему не пришла, и что Дарий решил бежать. Тогда Александр пошёл ещё поспешнее. На расстоянии трёх дней пути от Экбатан, он узнал, что Дарий уже пять дней как бежал, захватив деньги мидян.


Придя в Экбатаны и не застав там Дария, Александр взял отборные отряды и устремился вслед за Дарием. Он очень торопился, многие солдаты, измучившись, отставали, лошади падали. Он всё равно шёл и на одиннадцатый день прибыл в Раги: место это отстоит от Каспийских Ворот на расстоянии одного дня пути, если нестись так, как Александр. Но Дарий опередил его; он был уже за Каспийскими Воротами. Александр, узнав, что до Дария рукой подать, пробыл тут пять дней и дал передохнуть войску.


Сам он пошел на парфян; в первый день расположился лагерем у Каспийских Ворот, на второй прошел через Ворота и двигался вперед, пока страна была обитаемой. Он запасся здесь провиантом, услышав, что дальше лежит пустыня.


         БОЛЬШОЕ СЕНСАЦИОННОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ: ГДЕ НАХОДИЛСЯ ПЕРСЕПОЛЬ?

               
На этом отрезке повествования об Александре Великом автор останавливается в недоумении. В предыдущих главах речь идет о реке Аракс. Её упоминают все авторы, писавшие о походах Александра. Но на привычных нам картах путь Александра лежит, минуя Аракс. Город Сузы обозначен совсем в противоположной стороне - гораздо южнее Аракса, на уровне нижнего течения Тигра. Пасаргады и Персеполь ещё южнее и дальше на восток, на уровне Персидского залива. Где река Аракс, а где Персидский залив? Попробуем разобраться, в каком направлении двинулись Дарий и Александр после разгромной битвы в Гавгамелах.

 
«Дарий выступил из Вавилона… Он шёл, имея справа от себя Тигр, а слева Евфрат, по богатой стране, которая могла доставить и щедрый корм животным и достаточную пищу воинам; войско заполняло всю равнину Месопотамии. Он торопился дать сражение около НИНЕВИИ; возле нее привольно раскинулись равнины, на которых могла свободно маневрировать собранная им огромная армия». На месте Ниневии находится нынешний Мосул, что в Ираке.


Переправившись через Тигр, Дарий достиг селения Арбел. Он перебросил мост через реку Лик...». Судя по-всему река Лик – это большой Заб, он так и называется до сих пор.

 
«Пройдя оттуда около 600 стадиев (около 100 км) до другой реки по имени Бумод, он расположился там лагерем. Великая битва с Дарием произошла не под Арбелами, как пишут многие, а под Гавгамелами». Где находятся Гавгамелы до сих пор неизвестно, понятно только, что они удалены от Арбел (Эрбиля) примерно на сто километров.

 
После поражения Дарий «покрыв в своём бегстве огромное расстояние, к середине ночи он прибыл в Арбелы. Оттуда он умчался в Мидию, держа путь к Армянским горам». Исходя из того, что Дарий помчался по направлению к Арбелам и оттуда на северо-восток к Армянским горам, можно предположить, что Гавгамелы находились юго-западнее Арбел.


«В Мидию Дарий бежал потому, что по его расчётам, Александр после сражения отправится в Сузы и Вавилон: места там сплошь заселены, дорога для обоза нетрудная; а Вавилон и Сузы представляются, конечно, наградой за все трудности войны. В Мидию же пройти большому войску трудно. Дарий рассчитывал, что дальность расстояния даст ему достаточно времени, чтобы передохнуть и собрать войско. Добравшись до Экбатан в Мидии, он сначала остановился там, собрал всех, кто уцелел после бегства и вооружил безоружных». Считается, что древние Экбатаны находились в районе нынешнего города Хамадан и являлись столицей Великой Мидии, которая раскинулась на юге. Но, оказывается, существовали и другие Экбатаны. Северные Экбатаны – главный город Атропатены, или Малой Мидии на севере.

               
Северная Экбатана - столица Кира, окружённая семью стенами, возвышавшимися друг над другом зубцами, выкрашенными в цвета белый, чёрный, пурпурный, голубой, красный, серебряный и золотой (соответственно пяти планетам, луне и солнцу). В «Авесте» она описывается, как укреплённый и населённый город. Развалины северной Экбатаны отождествляют с развалинами Техт-е Солейман, где можно распознать овальную ограду из квадратных каменных плит, конический холм, бассейн с питьевой водой. Город существовал до XIII века и только позже пришёл в упадок после монгольского нашествия. Техт-е Солейман - группа развалин Сасанидской эпохи вокруг заполненной водой кальдеры древнего вулкана близ города Текаб на северо-западе Ирана (провинция Западный Азербайджан). В 2003 году объявлена ЮНЕСКО памятником Всемирного наследия.
               

Вот оно оказывается, как! Существуют ещё одни Экбатаны. Логично предположить, что Дарий ушёл в Северные Экбатаны, учитывая выбранное им направление в сторону Армянских гор. Сейчас на современных картах Северные Экбатаны находятся в Иране близ города Текаб - между населёнными пунктами Бокан и Зенджан, по направлению на северо-восток от Эрбиля (бывших Арбел).

 
Впрочем, как мне видится, всё-так на месте Северных Экбатан стоит нынешний Тебриз, потому что это древнее место является пересечением торговых путей. Оттуда ведут протоптанные дороги в долину Куры и Аракса, а также по всем другим направлениям.


Александр же пошёл в Вавилон за трофеями и на отдых. «Отдохнув в Вавилоне, Александр двинулся в Сузы, которые сдались ему без боя. По пути он подошёл к реке Хоаспу с очень вкусной водой». Сузы, как известно найдены в 19 веке и находятся за Тигром, то есть не в Междуречье, а значительно восточнее его, к югу, совсем рядом с Персидским заливом. Я ничего не имею против, но…

 
Вот что пишет Страбон про Кира, чьей столицей были Северные Экбатаны. «Сусида также явлется почти что частью Персиды и расположена между Персидой и Вавилонией; наиболее значительный город её – Сусы. Персы и Кир после покорения мидийцев, увидев, что их родина (то есть родина персов- прим. авт.) расположена до некоторой степени на окраине державы, тогда, как Сусида находится дальше в глубине страны и ближе к Вавилонии и к прочим племенам, заложили там царскую резиденцию своей державы».

 
«Персида делится на три части. Так, первая часть - побережье (Персидского залива) – знойная, песчаная и совсем бедна плодами, кроме фиников; заканчивается оно у самой большой реки в этой стране под названием Ороатида. (именно там находится раскопанный археологами город Сузы- прим. авт.) Вторая часть, лежащая над побережьем, представляет богатую плодами равнину – превосходную кормилицу для скота, богатую реками и озёрами. (вторая часть больше подходит под описание Суз, покорённых Александром – прим. авт.). Третья часть, расположенная на севере, холодная и гористая; на её границах живут пастухи верблюдов». (кстати, Тебриз, возможно северные Экбатаны, отличается холодным климатом – прим. авт.)


«Живут в этой стране так называемые племена патисхоров, ахеменидов и магов. Маги стремятся к благочестивой жизни; киртии же и марды занимаются разбоем, другие – земледельцы». Курды считают мардов и уксиев своими предками, что касается магов, то до сих пор существует Муганская долина или степь при слиянии Аракса и Куры рядом с Баку.


«Сусида также явлется почти что частью Персиды и раположена между Персидой и Вавилонией; наиболее значительный город её – Сусы. Сусы лежат во внутренней части страны на реке Хоаспе, ДАЛЬШЕ МОСТА, область же Сусида простирается до моря. Река Хоасп протекает через Сусиду, доходя до побережья и беря начало из области уксиев».

 
Сузиана (по-сирийски Шушинак) – область Персидского царства, занимала вместе с Вавилонией большую равнину, отделённую от смежных областей высокими горами. Отличаясь знойным климатом на юге, Сузиана представляла на севере страну с умеренным климатом. Главный город Сузианы, Сузы, находился при слиянии двух рукавов Хоаспа. Сузы были средоточием цветущей цивилизации, быть может, более древней, чем халдейская, с которой первая имела очень много общего.

 
Столица этой области располагалась на самом севере страны, судя по-всему недалеко от Ниневии, нынешнего Мосула. Также Страбон пишет про реку Хоасп, которую отметил за хороший вкус воды Александр, что река берёт начало из области, где живут уксии.  Кто такие уксии?  Уксии – дикий, хищнический народ, населявший восточную часть древней Сузианы. Защищенные ущельями и укреплениями на скалах, уксии, как и соседние коссеи, занимались разбоем и долго оставались независимыми. Когда Александр Великий проходил через эти местности, уксии, по словам Appиана, служили в войске Дария, но были покорены Александром.


Любопытно замечание Страбона, что Сузы лежат на реке Хоасп ДАЛЬШЕ МОСТА. Какой же мост он имеет в виду? На Евфрате существовали две известные переправы. Одна из них в Фапсаке, место, которое до сих пор толком не определено. Думаю, что нынешние дороги могут указать места переправы. Это Эр-Ракка или Дэйр-эз-Заур. Несмотря на то, что прошли века, но рельеф местности остаётся прежним и до сих пор именно в этих местах проходят дороги. Но один мост был известен и в те далёкие времена – это мост Зевгма. Он был в Коммагене. На современных картах это место находится севернее Адыйамана в Турции и совсем рядом с горой Немрут. По этой дороге персы ходили в Малую Азию и Грецию, пожалуй, самый краткий и удобный путь. Хоть какое-то географическое указание.


Что за древний город описывает Страбон? Есть только один подходящий под описание город – это нынешняя Шанлыурфа, она же Эдесса, она же Сузы, она же древний Ур, основанный самим Нимвродом. Этот древний город и поныне находится на юго-востоке Турции, в восьмидесяти километрах от реки Ефрат. Он расположен на пересечении двух древних торговых путей: северо-южного ; из Диярбакыра на Тигре в Харран и Сирию, и западно-восточного ; из Персии в Самосату и на побережье Средиземного моря. Урфа лежит на северо-западе плодородной равнины, окружённой на западе, севере и востоке горами. На юго-востоке находится долина Харран. Географически город относится к Северной Месопотамии.

 
По городу протекают три ручья. Вблизи города располагается древнейший на земле храмовый комплекс Гёбекли-Тепе, датируемый примерно 9000 годом до н. э. За городом находится источник, бьющий из скалы. Вокруг него построена огромная каменная дамба. Эта вода используется для ирригации земель вокруг города. Источник именуется «прекрасный и милостивый источник». Предание именует его колодцем Авраама. В городе находятся руины старой крепости, ныне именуемой дворцом Нимрода.

 
В восьмом веке до нашей эры был завоеван Ассирией. Это был священный город богини Атергатис. И подтверждением тому являются сохранившиеся до наших дней два священных пруда. Эдессой город был назван уже после смерти Александра при Селевке I в честь одноименного города в македонской области. Произошло это в 303 году до нашей эры.

 
«Недолго задержавшись в Сузах, Александр двинулся на поиски Дария и четырьмя переходами подошел к реке Тигру, называемой местными жителями Пасатигрис. Река начинается в горах уксиев и на протяжении 50 стадиев (около 10 км), несётся по камням среди лесистых берегов, после этого её принимают поля, по которым она течёт в более ровном русле и является судоходной».


Если исходить из того, Сузы находились на месте нынешней Урфы, то четырёх переходов на северо-восток вполне хватит, чтобы дойти до переправы через Тигр в районе нынешнего Диябакыра. Дневной переход – это до 50 км в день в среднем. Думаю, что пути до сих всё те же. Опять идёт указание на уксиев. Вот и Страбон подтверждает: «В пространство между Сусидой и Персидой врезается суровая и обрывистая горная страна с труднопроходимыми ущельями; живут в ней разбойники, которые требовали денег даже с самих царей во время прохода последних из Сус в Персиду». Надо сказать, что курды считают себя потомками уксиев и мардов, а Диярбакыр своей неофициальной столицей.

 
«Перейдя через реку Тигр, Александр вступил в область уксиев. Эта область находится по соседству с Сузами, вдаётся в переднюю Персиду, оставляя узкий проход между собой и Сузской областью. Знакомые с этой местностью люди указали Александру скрытый путь по глухим тропам в стороне от города. Местность была неровная, заваленная скалами и камнями, уксии сопротивлялись отчаянно, но и им пришлось покориться Александру. Покорённое племя уксиев царь подчинил сатрапу Суз».


Примечательно, что правление над уксиями было передано сатрапу Суз. То есть подтверждается, что географически Сузы и уксии находились недалеко друг от друга.
«Разделив свои силы с Парменионом, он приказал ему идти степью, сам с отрядом легковооружённых захватил горный хребет, непрерывные отроги которого идут в глубь Персиды. Опустошив всю эту область, на третий день он вступил в Персиду, на пятый – в теснины, называемые Сузскими воротами; их занял Ариобарзан (военачальник Дария) с 25 тысячами пехотинцев: это гладкие, со всех сторон отвесные скалы».
Вот тут–то мы и подходим вместе с Александром к реке Аракс в погоне за Дарием. Дадим слово Страбону: «Аракс течёт из области паретаков, и с ним сливается река Мид, берущая начало в Мидии». Мид или Мед – это река Кура, они сливаются с Араксом и впадают в Каспийское море.

 
«Персида замыкается с одной стороны сплошной цепью гор. Это отрог Кавказских гор, доходящих до моря; где прерываются горы, там другое заграждение – морской залив. У подножия гор простирается обширная и плодородная долина со многими посёлками и городами. Река Аракс несёт с этих полей воды многих источников в реку Мед. Никакая другая река не способна питать столько растительности; все орошаемые ею земли покрыты цветами. Берега её поросли платанами и тополями, так что издали кажется, что это непрерывный лес от реки до самых гор. Во всей Азии нет более здоровой местности. Климат там мягкий: с одной стороны непрерывные горы, дающие тень и прохладу, смягчающие жару, с другой – близкое море, с которого дует на землю тёплый ветер».

 
Такой вот чудесный климат был в Куро-Аракской долине, да и сейчас, думаю, там прекрасно. Вот, впрочем, справка: «Куро-аракская культура — археологическая культура, распространенная в IV - начале III тысячелетия до н. э. на Ближнем Востоке, названа по местной топонимике. Азербайджан, Армения, Грузия, восток Турции и северный Иран были под влиянием этой культуры. Орошаемые земли. Выращиваются гранаты, мандарины, хурма, черешня, фейхоа. Почти половина пахотных земель Азербайджана сосредоточена в житнице страны - Кура-Араксинской низменности».

 
Таково было царство Кира. Туда двигался с боями Александр. Но путь получился невероятно трудным. Говорит Страбон: «Если пройти через область уксиев по соседству с самой Персидой, то встретим несколько других ущелий. Александр проложил себе путь силой также и через эти ущелья у Персидских Ворот, и у других мест; он поспешно пересекал эту страну, чтобы собрать сведения о самых важных её пунктах и о казнохранилищах, которые наполнились сокровищами за столь долгое время, когда персы собирали дань с Азии».


Современные учёные так описывают верховье Аракса: «В 5-6км вниз от горы Хорасан горы сближаются, и река снова проходит через глубокое (глубина до 200 м), труднодоступное и скалистое ущелье с отвесными склонами. У села Каракурт ущелье несколько расширяется, а близ устья реки Каракурт становится ещё более скалистым и диким. Этот участок называется «Трещина Аракса». Здесь долина реки Аракс проходит по глубокому (от 300 м на западе до 700 м на востоке) «коленчатому» каньону с отвесными стенками.  В верхнем течении вплоть до устья реки Ахурян Аракс представляет собой типично горную реку, воды которой бурно и стремительно прокладывают себе дорогу через узкие ущелья (отсюда и его - Аракса - библейское название «Гихон, или Геон», означающий бурный, стремительный).

 


На отрезке от устья реки Ахурян до устья реки Нахичеван долина реки Аракс расширяется, река течет через Араратскую и Нахичеванскую котловины, скорость течения падает до 0,5-0,7м/сек, русло реки ветвится, появляется множество низких (пойменных) островов, река интенсивно меандрирует. Здесь же до сих пор хорошо прослеживается старое русло реки Аракс, свидетельствующее о значительных его миграциях».


Однако, Александру удалось одолеть все «Трещины Аракса» у Персидских ворот и после боёв он двинулся дальше за сбежавшим воеводой Дария Ариобарзаном. «Сам Ариобарзан с 5000 воинов прорвался через строй македонцев, учинив большое кровопролитие среди своих и врагов; он торопился занять столицу области город Персеполь». Спешить было нужно, потому что «… жители Персеполя, услышав о его приближении, хотят разграбить сокровищницу; пусть он поторопится её захватить: путь открыт, хотя его пересекает река Аракс».

 
Вот здесь стоит остановиться и задуматься, как же так? Ведь город Персеполь на всех исторических картах находится совсем в другом месте - на юго-западе Ирана в местечке Мервдешт. Прекрасно раскопанный город, очень хорошо сохранившийся, глаз не оторвать от такой красоты.

 
Я снова в смущении, ведь на юго-западе Ирана река Аракс точно не течёт. Однако вот слова Страбона: «Александр перешёл АРАКС у самого Персеполиса. После Сус Персеполис выделялся больше всего красотой строений и величиной; в нём находился дворец, замечательный главным образом хранившимися в нём сокровищами. Александр предал огню царский дворец в Персеполисе в отмщение за греков, святилища и города которых персы разрушили огнём и мечом». Свидетельствует Страбон: «Следов столицы нельзя было и найти, если бы их не указала река АРАКС, протекавшая недалеко от городских стен; поэтому окрестные жители только на веру принимают предание о том, что какой-то город находился в 20 стадиях от реки». То есть, совершенно ничего не осталось от города. Ровное место.


А вот руины Персеполя на юго-востоке Ирана необыкновенно хорошо сохранились. Там есть колонны, скульптуры, дворцы. Персеполь на Араксе – полностью исчез более чем два тысячелетия назад. Значит город на юго-востоке, который приняли за Персеполь – это прекрасный другой город, но не сожжённый Александром Персеполь.
Но в каком же месте мог быть настоящий Персеполь на Араксе? Мы знаем, что для того, чтобы войти в Персеполь, нужно было перейти Аракс. Значит будем искать большой древний город по ту сторону Аракса. Впрочем, долго искать не пришлось. Город Нихичевань и есть тот самый ориентир, указатель места, где стоял царственный Персеполис.


Согласно Советской исторической энциклопедии, город Нахичевань является одним из древних городов Закавказья, которому более 3 тысяч лет. Хотя считается, что сама Нахичевань возникла во втором веке до нашей эры, но, конечно, была вновь построена на месте древнейшей столицы.


Согласно армянскому национальному преданию, отразившемуся у Мовсеса Хоренаци, около 550 года до н. э. армянский царь Тигран I Ервандид, разгромив в союзе с Киром Мидийское царство, поселил в городе и на окружающих его землях всех мидийских пленников (маров) с семейством убитого им последнего мидийского царя Астиага. По мнению авторов «Энциклопедии Ислама», это мидийское население можно считать предками курдов этого региона. Нахичевань имеет древнейшую историю, которая заслуживает особого разговора и конечно, в этом месте должен был стоять большой и прекрасный город. Не зря Персеполь был столицей царства великого персидского царя Кира.


«Затем Александр прибыл в Пасаргады. Город Пасаргады основал Кир. Этот город тоже был древней столицей. Здесь царь увидел в парке гробницу Кира. Александр захватил казну и в Пасаргадах; она находилась в хранилищах Кира Старшего».
Где же находились знаменитые Пасаргады? Они всем известны, находятся на юго-востоке Ирана. Считается, что древний персидский город, первая столица империи Ахеменидов Пасаргады расположены на территории современной провинции Фарс в Иране, на расстоянии 87 км к северо-востоку от Персеполя, в 130 км от Шираза. расположенный в степи Моргаб. Пасаргады - это старинное название города Моргаб...
Только почему-то Аракс там не течёт.


Но есть на Араксе другой славный город, который вполне мог быть Пасаргадами. Теперешнее его название не очень-то и отличается от Пасаргад. Этот город – Парсабад. Парсабад – город в Иране в провинции Ардебиль на правом берегу реки Аракс, самый северный населённый пункт Ирана.  Административный центр шахрестана Парсабад. На Яндекс картах замечательно видно его расположение на реке Аракс.


«Александр захватил казну и в Пасаргадах; она находилась в хранилищах Кира Старшего. Город Пасаргады основал Кир». Пасаргады являлся значительным и символичным городом для персов. Страбон: «Кир окружил почётом Пасаргады, потому что он одержал там победу в последней битве над Астиагом мидянином, присвоив себе владычество над Азией, основал город и воздвиг дворец в память этой победы».


«У Дария был такой план: если Александр бросится за ним, то он пойдет дальше в глубь страны, в Гирканию, вплоть до Бактрии, уничтожая все кругом и делая таким образом дальнейшее продвижение для Александра невозможным. Женщин, всякое имущество и крытые повозки он отправил к так называемым Каспийским Воротам, а сам с войском оставался в Экбатанах». Если мы говорим о Северных Экбатанах, то Каспийские Ворота отстоят от них не так далеко, как от Южных Экбатан.


Напомню, что северные Экбатаны находились почти на одной линии с Ниневией (Мосулом), но немного восточнее нынешнего города Бокан в Иране. Или ещё ближе, если считать нынешний Тебриз северными Экбатанами. Южные Экбатаны, нынешний город Хамадан в Иране расположен гораздо дальше на юго-восток от Каспийских Ворот.

 
«Придя в Экбатаны и не застав там Дария, Александр взял отборные отряды и устремился вслед за Дарием. Он очень торопился, многие солдаты, измучившись, отставали, лошади падали. Он всё равно шёл и на одиннадцатый день прибыл в Раги: место это отстоит от Каспийских Ворот на расстоянии одного дня пути, если нестись так, как Александр (70-100км). Но Дарий опередил его; он был уже за Каспийскими Воротами. Александр, узнав, что до Дария рукой подать, пробыл тут пять дней и дал передохнуть войску.


Сам он пошел на парфян; в первый день расположился лагерем у Каспийских Ворот, на второй прошел через Ворота и двигался вперед, пока страна была обитаемой».
От Северных Экбатан (Тебриза) за 10-11 дней он с трудом, но смог бы одолеть расстояние 800 километров по прямой, но из Южных Экбатан (Хамадана) по прямой линии 1500 км. Так быстро одолеть такое расстояние даже Александр никак не смог бы.

 
Теперь о Каспийских Воротах. Они находятся рядом с городом Дербент, место известное. Между Кавказскими горами и Каспийским морем проходит сравнительно узкий проход, который служил караванным путем с древнейших времен для народов многих стран древнего Востока. Этот прибрежный проход проходил в основном по землям Кавказской Албании, Каспианы и Атропатены. По этому пути с севера проникали полчища воинственных кочевников, стремившихся захватить и разграбить плодородные земли Абшерона, Кура-Аракского двуречья и сопредельных стран. От Дербента до Килязи Кавказские горы в нескольких местах относительно близко подходят к морю, и это послужило причиной возникновения на этих местах нескольких заградительных оборонительных сооружений.


Наиболее крупным заградительным сооружением являлись Дербентские укрепления, возведенные на географически удобном и узком месте. Узкую прикаспийскую долину защищали по меньшей мере три заградительных укрепления, завершавшиеся целой группой крепостей и замков на Абшеронском полуострове. Назывались они так: Каспийские ворота, Албанские ворота, Морские ворота, ворота Дарбанд, то есть Дар-банд — ворота мира и войны.

 
Вот и всё. Где находились города Сузы, Экбатаны, Персеполь и Пасаргады автор попытался обосновать. Выводы делайте сами.


                ГИБЕЛЬ ДАРИЯ               


Дарий между тем достиг города Экбатан. Это столица Мидии; теперь ею владеют парфяне, и она летняя резиденция их царей. Далее Дарий хотел пройти в Бактрию, но, опасаясь, как бы она не была перехвачена Александром благодаря быстроте его движения, изменил свой план и путь. Александр отстоял от него на 1500 стадиев, но при стремительности его похода никакое расстояние не казалось далёким. За ним следовали 30 тысяч пехоты, среди них 4 тысячи греков, до конца верных царю. Отряд пращников и стрелков насчитывал еще 4 тысячи человек, кроме того, было у него 3300 всадников, преимущественно бактрийцев. Командовал ими Бесс, сатрап Бактрии. С этим отрядом Дарий несколько уклонился от военной дороги.

 
Затем, собрав сходку, он сказал: “Раньше я помышлял о бегстве, от которого отвращается моя душа, теперь, опираясь на вашу доблесть, я хотел бы выступить против врага. Доколе же я буду изгнанником в своём собственном царстве и в пределах его буду убегать от царя, выходца из чужой земли, когда я могу, испытав судьбу войны, или вернуть то, что потерял, или умереть почётной смертью?».

 
Пока Дарий это говорил, от сознания близкой опасности сжимались в ужасе сердца и души и не было высказано никакого мнения, не раздалось никакого голоса. Тогда, наконец, старейший из друзей царя Артабаз, сказал: «Конечно, мы, одевшись в драгоценные одежды, тщательно вооружившись нашим славным оружием, последуем за царём в бой в надежде на победу, но не откажемся и принять смерть». Остальные сочувственно приняли его слова.


Однако присутствовавшие при этом Набарзан и Бесс, заключив между собой неслыханно преступный союз, решили с помощью тех войск, которыми они командовали, схватить царя и заключить в оковы. Они рассуждали так: если Александр их настигнет, они, передав ему царя живым, заслужат большую благодарность победителя и назначат высокую цену за то, что захватили Дария; если же удастся избежать встречи с Александром, то, убив Дария, они захватят власть и возобновят войну.

 
Дарий, хотя раньше решил сняться с лагеря, теперь, видя всеобщее смятение, остался на том же месте. Предавшись печали и отчаянию, он уединился в своём шатре. В лагере же, где не было никакого управления, распространились различные настроения, но дела обсуждались не на общей сходке, как раньше.


Командир греков Патрон приказывает своим людям взяться за оружие и быть готовым к исполнению приказаний. Персы отделились; Бесс был среди бактрийцев и пытался увлечь за собой персов, указывая им на богатства нетронутой Бактрии и на опасности, угрожающие остающимся. Но все персы говорили в один голос, что не полагается им покидать царя. Между тем Артабаз исполнял все обязанности главнокомандующего: он обходил палатки персов и не переставал ободрять то отдельных воинов, то всех вместе, пока не убедился, что они будут исполнять его приказания. Дария же он с трудом убедил принять пищу и вернуть себе царственный дух.


А Бесс и Набарзан, разжигаемые страстью к власти, решили осуществить давно задуманное преступление; но при жизни Дария они не надеялись приобрести нужные силы. Ведь у этих племен цари пользуются глубочайшим уважением: вокруг имени царя варвары объединяются и почитают царя как при удаче, так и в несчастии.

 
Основательно всё обсудив, они решили схватить царя при помощи воинов-бактрийцев, во всём им покорных, и послать к Александру вестника. Вестник должен был сказать, что они приберегают для него Дария живым; если же, как они опасались, Александр отвергнет их предательство, они убьют Дария и захватят Бактрию с отрядом людей из своих племён. Однако открыто схватить Дария было невозможно: много тысяч персов оказали бы ему помощь, кроме того, приходилось опасаться преданности греков.


Итак, чего не могли достигнуть силой, того стали добиваться обманом: они притворно принесли раскаяние в своем стремлении отделиться и просили прощения у царя за причиненное беспокойство. Тогда же они посылают людей склонить к выступлению персов. Те убеждают воинов то страхом, то надеждами: они, мол, подставляют свои головы под всеобщее крушение, стремятся к своей гибели, Бактрия же открыта для них и готова принять их с подарками и таким изобилием, какого они себе и представить не могут.


Во время этих событий приходит Артабаз, или по приказу царя, или сам от себя он говорит, что царь смягчился и готов проявлять к ним прежнюю дружбу. Так прошла ночь, под утро Набарзан с бактрийцами находился уже у входа в преторий, скрывая свои преступные замыслы показным исполнением долга. Дарий по данному знаку к выходу, по обычаю, стал садиться на колесницу. А у Набарзана и других злодеев хватило дерзости, пав на землю, не только оказать эту почесть тому, кого они скоро собирались заключить в оковы, но даже пролить лживые слезы. Так может человек притворяться!

 
Царь почувствовал себя в безопасности от нависшей над ним беды и стал торопиться, чтобы не попасть в руки Александра, чего он только и боялся.
Начальник же греков Патрон приказал своим надеть на себя оружие, которое до того везли в обозе, и быть готовыми исполнить его приказания. Сам он следовал за колесницей царя, ожидая случая для беседы с ним, ибо предвидел измену Бесса. Но Бесс, опасаясь этого, не отступал от колесницы не как спутник царя, но как соглядатай.


Итак, Патрон долго медлил, часто отвлекаемый от беседы, и, колеблясь между чувством долга и страхом, не спускал глаз с царя. Тот наконец обернулся к нему и послал евнуха Бубака, ближе всех ехавшего за его колесницей, спросить, не хочет ли он что-либо сказать. Патрон ответил, что действительно хочет говорить с ним, но без свидетелей. Царь приказал ему подойти поближе и без переводчика, так как сам знал неплохо по-гречески, и тот сказал: «О, царь, умоляю тебя во имя нашей нерушимой верности, поставь свой шатёр в нашем лагере, позволь нам быть твоими телохранителями. Больше сказать я не могу. Я, чужеземец, не просил бы доверить мне твою охрану, если бы был уверен, что другие её хорошо выполнят».


Бесс хоть и не знал по-гречески, но, мучимый совестью, предполагал, что Патрон сделал, конечно, на него донос, а когда греческий переводчик передал ему разговор, то все сомнения его исчезли. Дарий же, судя по его лицу, совсем не испугавшись, стал спрашивать Патрона о причине такого совета. Тот, считая, что больше нельзя скрывать, сказал ему: «Бесс и Набарзан, пользуясь твоим несчастием, строят козни против твоей жизни. Сегодняшний день будет последним для твоих убийц или для тебя».


И Патрон заслужил великую славу за спасение царя. Дарий, конечно, ответил ему, что, хотя преданность греков ему хорошо известна, он никогда не отступится от своих единомышленников. Ему труднее осудить кого-нибудь, чем самому быть обманутым. Если его воины не хотят сохранить ему жизнь, то он и так умирает слишком поздно. Патрон, отчаявшись в спасении царя, вернулся к тем, которыми командовал, готовый по своей преданности на всё.

 
Со своей стороны, Бесс предполагал тотчас же убить царя; но, опасаясь, что не получит благодарности от Александра, если не представит ему Дария живым, отложил исполнение своего намерения до ближайшей ночи. В ответ на оправдания Бесса от подозрений в измене Дарий сказал, что знает Александра не только мужественным, но и справедливым. Заблуждаются те, которые ожидают от него награды за предательство. Никто так сурово не обвиняет за нарушение верности, как он.


 Уже приближалась ночь, и персы, как обычно, сложив оружие, разошлись, чтобы добыть из ближайших селений всё, что им нужно; бактрийцы же, как было приказано Бессом, стояли вооружённые.


Тем временем Дарий велит позвать к себе Артабаза; когда он изложил ему сообщенное Патроном, у Артабаза не осталось сомнений, что царю следует перейти в лагерь греков. Но царь, уже обречённый своей судьбой, не слушал разумных советов; он обнял Артабаза, единственную тогда свою опору, чтобы взглянуть на него прощальным взглядом. Покрыв себе голову, чтобы не видеть, как Артабаз уходит со стенанием, словно на похоронах, он сам опустился на землю.

 
Тем временем в шатре Дария наступила тишина, при царе осталось всего несколько евнухов, которым некуда было уйти. Телохранители, обязанные защищать своего царя даже с опасностью для своей жизни, разбежались, так как ожидали появления вооружённых людей и боялись, что не справятся с ними. Бессу и Набарзану их люди сообщили, что царь покончил с собой. Итак, Бесс и Набарзан скачут, погоняя коней, за ними следуют избранные ими помощники в их преступлении.

 
Войдя в шатер царя и узнав от евнухов, что Дарий жив, его хватают и заковывают. Его сажают на грязную повозку, закрытую со свех сторон шкурами. Деньги и имущество царя разграбляются и преступники, отягчённые добычей, захваченной по-разбойничьи, бросаются бежать. Артабаз с преданными царю людьми и с греческими воинами направился в Парфию, считая, что везде он будет в безопасности, только не на глазах убийц. Персы под влиянием обещаний Бесса, а главным образом потому, что не за кем им было пойти, присоединились к бактрийцам и на третий день догнали их отряд.

 
Чтобы не лишать царя должного почета, Дария заковывают в золотые кандалы. А чтобы его никто случайно не признал по этим царским признакам, повозку его покрыли грязными шкурами, вьючных животных вели незнакомые люди, которые ни на какие вопросы в пути не могли ответить. Охрана шла на некотором расстоянии.

 
В это время к Александру прибыли послы из Дариева лагеря. Они сообщили, что Бесс, сатрап Бактрии с заговорщиками, арестовали Дария. Уверенность в успехе их замысла внушали заговорщикам условия той области, которой они управляли; она не уступала никакой другой оружием, людьми и обширностью пространств, занимая третью часть всех азиатских земель; её новобранцы своей численностью могли восполнить все потери в войсках Дария. Поэтому они смотрели свысока не только на него, но и на Александра.

 
Услышав об этом, Александр решил продолжать погоню, не жалея сил. Так он достиг крайнего в Паретакене города Табаса; там перебежчики сообщают ему, что Дарий в бегстве устремляется в Бактрию. Более точные сведения он получил от вавилонянина Багистана: царь ещё не лишен свободы, но находится под опасностью смерти или оков.


Александр, собрав вождей, сказал: «Перед нами великая задача, требующая быстрого выполнения: Дарий, вероятно, покинут своими или в поругании у них. Захватить его живым - вот венец нашей победы, но это требует быстроты действия».

 
Итак, он сразу же повел свой отряд скорее бегом, чем обычным маршем, не давая и ночью отдохнуть от усталости за день. Преследование было тягостным и длительным: за одиннадцать дней они проехали верхом три тысячи триста стадиев (около 600 км), многие воины были изнурены до предела, главным образом из- за отсутствия воды.


Александр на рассвете прибыл в лагерь, откуда пришли вести. Врагов он не захватил: а про Дария узнал, что его везли как арестованного в крытой повозке. Власть от Дария перешла к Бессу. В данную минуту всем рапоряжается Бесс, как родственник Дария и как сатрап страны, в которой сейчас всё произошло.


Тут он застал переводчика Дария Мелона. По слабости своего здоровья он не мог следовать за отрядом; захваченный быстро прибывшим царём, он представился перебежчиком. От него Александр узнал о происшедшем, но уставшим воинам нужен был отдых. К отборным 3 тысячам всадников он присоединил ещё 300 так называемых двоеборцев: у них за спиной было более тяжёлое оружие; обычно они ехали на конях, в случае же надобности сражались в пешем строю.


К Александру, занятому этими делами, подходят Орсил и Митракен; осудив преступление Бесса, они перешли к Александру и сообщили, что персы находятся на расстоянии 500 стадиев, но они покажут кратчайший путь. Приход перебежчиков был приятен царю.


Итак, с наступлением вечера под их руководством он вступил с подвижным отрядом на указанный путь, приказав фаланге следовать за собой ускоренным маршем. Сам, идя в квадратном строю, он вёл войско так, что последние были недалеко от первых. И они прошли уже 300 стадиев, когда им повстречался сын Мазея Брокубел, бывший претор Сирии. Он, ставший тоже перебежчиком, сообщил, что Бесс находится не более как на расстоянии 200 стадиев (около 40 км): войско его идёт беспорядочно, не принимая никаких мер предосторожности, и, по-видимому, направляется в Гирканию. Если поторопиться, можно его застигнуть врасплох. Дарий ещё жив. Перебежчик внушил и ранее торопившемуся царю страстное желание догнать Бесса.


Александр взял только друзей и всадников-«бегунов», отобрав в пехоте самых сильных и быстроногих людей и двинулся, не ожидая поступления фуража. У людей в его отряде было только оружие и на два дня продовольствия. Итак, он сразу же повёл свой отряд скорее бегом, чем обычным маршем, не давая и ночью отдохнуть от усталости за день. Люди и лошади уже истомились от неперывного напряжения, но он всё равно шёл вперед. Узнав, что у варваров было решено продолжать путь ночью, он стал расспрашивать местных жителей, не знают ли они более короткой дороги, по которой можно догнать беглецов. Они сказали, что знают, но что по этой дороге нет воды и потому она заброшена. Он велел вести его по ней.

 
Понимая, что пехотинцы не могут следовать за ним, несущимся рысью, он спешил около 500 всадников и, отобрав самых лихих пехотинцев, велел им сесть на лошадей, оставив себе обычное пехотное вооружение. Он выступил вечером и несся рысью. Все проявили одинаковое усердие, но только шестьдесят всадников ворвались во вражеский лагерь вместе с царем. Проделав за ночь около 400 стадий, он на рассвете наткнулся на варваров.


Уже настигающие слышали шум движущихся вражеских войск, но те ещё были скрыты облаками пыли. Царь несколько задержал свой ход, чтобы осела пыль. Варвары тоже заметили их. Они шли без оружия и в беспорядке, только немногие из них кинулись обороняться, большинство бежало без боя при одном виде Александра. Не обратив внимания на разбросанное повсюду в изобилии серебро и золото, проскакав мимо многочисленных повозок, которые были переполнены детьми и женщинами и катились без цели и направления, лишенные возничих, македоняне устремились за теми, кто бежал впереди, полагая, что Дарий находится среди них.

 
Бесс и другие соучастники его преступления, следовавшие за повозкой Дария, начали убеждать царя сесть на коня и бегством спасаться от врага. Он же, веря, что существуют боги-мстители, и полагаясь на благородство Александра, отказался следовать за своими убийцами. Тогда в ярости они забросали его копьями и, нанеся ему множество ран, бросили его. Изранили они также и вьючных животных, чтобы они не могли идти дальше, и убили двух слуг, сопровождавших царя. Совершив это преступление, чтобы скрыть следы своего бегства, Набарзан устремился в Гирканию, а Бесс с немногими всадниками - в Бактрию. Варвары, лишившись вождей, стали рассеиваться, кого куда влекла надежда или гнал страх. Только 500 всадников объединились, не зная, что лучше: сопротивляться или бежать.


Александр, уловив колебание противников, послал вперед Никанора с частью конницы, чтобы помешать их бегству, сам же с остальными последовал за ними. Добрых 3 тысячи оказавших сопротивление было убито; остальной отряд, не причинив вреда, погнали, как скот, так как царь приказал воздерживаться от убийств.


Никто из пленных не мог показать повозку Дария. Отдельные воины пытались искать её по каким-либо заметным признакам, но не осталось никакого следа от бегства царя. За торопившимся Александром следовало едва-едва 3 тысячи всадников. А на медленно двигавшихся натыкались толпы рассеявшихся в бегстве. Трудно поверить, но пленных было больше, чем тех, кто мог их пленить: страх настолько затмил их рассудок, что они не замечали ни своего многолюдства, ни малочисленности неприятеля.

 
Между тем вьючные животные, которые везли повозку Дария, лишившись управления, сошли с пути остального войска и, продолжая блуждать на протяжении 4 стадиев, остановились в какой-то долине, изнемогая от жары и от ран.

 
Неподалёку был источник, к нему добрался по указанию местных жителей измученный жаждой македонец Полистрат и, когда стал пить, зачерпнув воду шлемом, заметил копья, торчащие из тел издыхающих животных.  Убедившись, что они воткнуты, но не вытащены полуживого… (Курций Руф – здесь текст обрывается – прим. авт.)


Наконец, они нашли лежащего на колеснице Дария, пронзённого множеством копий и уже умирающего. Дарий попросил пить, и Полистрат принёс холодной воды. Дарий немного спустя умер от ран раньше, чем его увидел Александр. Александр подошёл к трупу и с нескрываемой скорбью снял с себя плащ и покрыл тело Дария.


Александр отослал тело Дария его матери в Персию, рапорядившись похоронить в царской усыпальнице, где были похоронены и другие персидские цари, а Эксарта, брата Дария, принял в свое окружение.


Таков был конец Дария, последовавший при афинском архонте Аристофонте в месяце гекатомбеоне. Когда он умер, его погребли по-царски; дети его получили от Александра такое воспитание и содержание, какое бы они получили от самого Дария, останься он царём. Александр стал ему зятем. Когда Дарий скончался, ему было около 50 лет.

               
                ПОКОРЕНИЕ ДРУГИХ ЗЕМЕЛЬ И СВАДЬБА


Бесс  же не оставил мыслей о власти. Александру сообщили, что он надел высокую тиару и персидскую столу, называет себя не Бессом, а Артарксерксом и говорит, что он царь Азии. К нему уже собирается войско из разных племен.


Александр с лучшей частью войска отправился в Гирканию и через три дня расположился лагерем возле города, называемого Гекатомпилами. Был он богат, изобиловал всякими съестными запасами, и Александр остановился там на несколько дней. Там есть роща с тенистыми и высокими деревьями, так как тучная почва долины орошается ручьями, стекающими с нависших скал.


Пройдя затем полтораста стадиев, он остановился лагерем возле большого утёса. У подошвы его находилась дивная пещера, из которой вытекала большая река Стибет. Пронесясь стремительным потоком на протяжении 3 стадиев, она разделяется на два рукава похожей на сосок скалой, под которой находится глубокая расселина. Вода, ударяясь о скалу и пенясь, низвергается туда с великим грохотом, протекает под землей 300 стадиев и выходит около самого устья опять на свет. Местные жители уверяют, что всё брошенное в пещеру в верховьях реки опять появляется в новом её устье.


Александр вторгся с войском в Гирканию и завладел всеми городами этой страны вплоть до Каспийского моря, которое иногда называют Гирканским. Воинственность населения и природа этой труднопроходимой страны все время держали царя в напряжении. Там он увидел морской залив, вода в котором была гораздо менее солёной, чем в других морях. Обширная долина, доходя до Каспийского моря, вдаётся в него двумя отрогами, посередине слабовогнутый залив, похожий на рога молодого месяца, когда он ещё не достиг своей полноты.


Проходя по Гиркании, Александр натолкнулся на так называемые «счастливые селения»: они в действительности таковы. Страна эта превосходит другие своим плодородием. Зёрна из колосьев, оставшихся на поле после жатвы, упав на землю, прорастают и дают обильный урожай.


Александр подчинил себе Гирканию и смежные с нею племена. В тех местах какие-то варвары похитили царского коня Букефала, неожиданно напав на конюхов. Александр пришёл в ярость и объявил через вестника, что если ему не возвратят коня, он перебьёт всех местных жителей с их детьми и жёнами. Но когда ему привели коня и города добровольно покорились ему, Александр обошёлся со всеми милостиво и даже заплатил похитителям выкуп за Букефала.


Из Гиркании Александр выступил с войсками в Парфию, и в этой стране, отдыхая от трудов, он впервые надел варварское платье, то ли потому, что умышленно подражал местным нравам, хорошо понимая, сколь подкупает людей всё привычное и родное, то ли, готовясь учредить поклонение собственной особе, он хотел таким способом постепенно приучить македонян к новым обычаям.


Но всё же он не пожелал облачаться полностью в мидийское платье, которое было слишком уж варварским и необычным, не надел ни шаровар, ни кандия, ни тиары, а выбрал такое одеяние, в котором удачно сочеталось кое-что от мидийского платья и кое-что от персидского: более скромное, чем первое, оно было пышнее второго. Сначала он надевал это платье, когда встречался с варварами или беседовал дома с друзьями, но позднее его можно было видеть в таком одеянии даже во время выездов и приёмов.


Зрелище это было тягостно для македонцев, но, восхищаясь доблестью, которую он проявлял во всем остальном, они относились снисходительно к  таким его слабостям, как любовь к наслаждениям и показному блеску. Ведь, не говоря уже о том, что он перенёс прежде, совсем незадолго до описываемых здесь событий; он был ранен стрелой в голень, и так сильно, что кость сломалась и вышла наружу, в другой раз он получил удар камнем в шею, и долгое время туманная пелена застилала ему взор. И всё же он не щадил себя, а рвался навстречу всяческим опсностям; так, страдая поносом, он перешёл реку Орексарт и, обратив скифов в бегство, гнался за ними верхом на коне целых сто стадиев.


С этих пор он стал все больше приспосабливать свой образ жизни к местным обычаям, одновременно сближая их с македонскими, ибо полагал, что благодаря такому смешению и сближению, он добром, а не силой укрепит свою власть на тот случай, если отправится в далекий поход. С этой же целью он отобрал тридцать тысяч мальчиков и поставил над ними многочисленных наставников, чтобы выучить их греческой грамоте и обращению с македонским оружием.


И его брак с Роксаной, красивой и цветущей девушкой, в которую он однажды влюбился, увидев её в хороводе на пиру, как всем казалось, соответствовал его замыслу, ибо брак этот сблизил Александра с ваварами, и они прониклись к нему доверием и горячо полюбили его за то, что он проявил величайшую воздержанность и не захотел незаконно овладеть даже той единственной женщиной, которая покорила его.


История их любви такова: когда Александр покорял Согдиану, он подошёл к Согдийской скале, куда, как ему сообщили, собралось много бактрийцев. Говорили, что на эту скалу бежали жена Оксиарта и дочери Оксиарта: Оксиарт спрятал их в этом, как ему казалось, неприступном месте. Если бы эта скала была взята, то у согдиан, желавших восстать, было бы отнято последнее убежище.

 
Когда Александр подошёл к скале, то увидел отвесные, недоступные для штурма стены; варвары навезли туда съестных припасов с расчётом на длительную осаду. Нападал глубокий снег; это затрудняло подступ македонцам и обеспечивало врагам обилие воды. Тем не менее Александр решил брать это место приступом. Высокомерные слова варваров разгневали Александра и подстрекнули его честолюбие. Он предложил им начать переговоры и обещал, что они вернутся домой здравыми и невредимыми, если сдадут это место. Те с хохотом, на варварский лад, посоветовали Александру поискать крылатых воинов, которые ему и возьмут эту гору; обыкновенным людям об этом и думать нечего. Тогда Александр велел объявить, что щедро наградит тех, кто взойдёт на скалу. Это заявление ещё больше подстрекнуло македонцев, которые и так рвались в бой.


Солдаты заготовили небольшие железные костыли, которыми укрепляли в земле палатки; их они должны были вколачивать в снег по тем местам, где снег слежался и превратился в лед, а там, где снега не было, прямо в землю. К ним привязали прочные верёвки из льна и за ночь подобрались к самой отвесной и потому вовсе неохраняемой скале. Вбивая эти костыли в землю, где она была видна или в совершенно отвердевший снег, они подтянулись на скалу, кто в одном месте, кто в другом. Во время этого восхождения погибло около 30 человек, и даже тел их не нашли для погребения; они утонули в снегу.


Остальные уже на рассвете заняли верхушку горы; они стали размахивать платками в сторону македонского лагеря, так им было приказано Александром. Он вызвал глашатая и велел выкрикнуть варварской страже, чтобы они не тянули дальше, а сдавались, потому что крылатые люди нашлись и уже заняли вершину их горы. И глашатай тут же показал воинов на вершине.


Варвары, потрясенные неожиданным зрелищем, решили, что гора занята гораздо большим числом вполне вооружённых людей и сдались; так перепугались они при виде этой кучки македонцев. В плен было взято много женщин и детей, в том числе жена Оксиарта и его дети. Царь, возвратив ему власть, потребовал от него только, чтобы двое из трёх сыновей Оксиарта служили у него в войске. С варварской пышностью Оксиарт задал пир, на который он пригласил царя.

 
 У Оксиарта была дочь, девушка на выданье по имени Роксана. Когда веселье на пиру было в самом разгаре, сатрап приказал ввести тридцать знатных девушек. Среди них была его дочь Роксана, отличающаяся исключительной красотой и редким у варваров изяществом облика. Хотя Роксана вошла со специально отобранными красавицами, она привлекла к себе внимание всех, особенно царя. В своё время Александр любовался женой Дария и его двумя дочерьми-девушками, по красоте ни с кем, кроме Роксаны, не сравнимыми.


Теперь же он распалился любовью к девушке совсем не знатной, если сравнить её происхождение с царским. Воины Александра говорили, что после жены Дария они не видели в Азии женщины красивее. Александр увидел её и влюбился. Он не захотел её обидеть как пленницу и счел её достойной имени жены. Александр сказал, что для укрепления власти нужен брачный союз персов и македонян: только таким путем можно преодолеть чувство стыда побеждённых и надменность победителей. Ведь Ахилл, от которого Александр ведёт происхождение, тоже вступил в связь с пленницей. Пусть не думают, что он хочет опозорить Роксану: он намерен вступить с ней в законный брак.


Отец в восторге от неожиданного счастья, слушал слова Александра. А царь в пылу страсти предлагает принести по обычаю предков хлеб: это было у македонцев священнейшим залогом брака. Хлеб разрезали мечом пополам, и Александр с Роксаной его отведали. Таким образом, царь Азии и Европы взял в жёны девушку, приведённую для увеселения на пиру.


Всё это было после возвращения с той стороны Танаиса. Завоевание Согдианы и Бактрии далось Александру тяжело, но женитьба на Роксане расположила к нему местную знать.


                ЗАГОВОР ПРОТИВ АЛЕКСАНДРА               


Филот, сын Пармениона, пользовался большим уважением среди македонян. Его считали мужественным и твёрдым человеком. Однако высокомерием и чрезмерным богатством, слишком тщательным уходом за своим телом, необычным для частного лица образом жизни, а также тем, что гордость свою он проявлял неумеренно, грубо и вызывающе, Филот возбудил к себе недоверие и зависть. Даже отец его, Парменион, сказал ему однажды: «Спустись-ка, сынок, пониже». У Александра он уже давно был на дурном счету. Филот нередко, выпив вина, хвастался перед возлюбленной своими воинскими подвигами, приписывая величайшие из деяний себе и своему отцу и называя Александра мальчишкой, который им обоим обязан своим могуществом.


Кратер вызвал эту женщину и тайно привел её к Александру. Выслушав её рассказ, Александр велел ей продолжать встречаться с Филотом. Ни о чём не подозревая, Филот по-прежнему бахвалился перед Антигоной и в пылу раздражения говорил о царе неподобающим образом. Но хотя против Филота выдвигались серьёзные обвинения, Александр всё терпеливо сносил – то ли потому, что полагался на преданность Пармениона, то ли потому, что страшился славы и силы этих людей.

 
Однажды Кебалину стало известно о заговоре против Александра. Кебалин пошёл к Филоту, и просил отвести их с братом к Александру, так как они должны сообщить царю о деле важном и неотложном. Филот, неизвестно по какой причине, не повёл их к Александру, ссылаясь на то, что царь занят более значительными делами. И так он поступил дважды.

 
Поведение Филота вызвало у братьев подозрение, и они обратились к другому человеку. Приведённые этим человеком к Александру, они рассказали о заговоре, а потом мимоходом упомянули и о Филоте, сообщив, что он дважды отверг их просьбу. Это чрезвычайно ожесточило Александра. Разгневанный на Филота, Александр привлёк к себе тех людей, которые издавна ненавидели сына Пармениона и теперь открыто говорили, что царь проявляет беспечность и истинных заговорщиков надо искать среди тех, кому выгодно, чтобы всё оставалось скрытым. Так как царь охотно прислушивался к таким речам, враги возвели на Филота ещё тысячи таких обвинений.


Наконец,  Филот был схвачен и приведен на допрос. Его подвергли пыткам в присутствии ближайших друзей царя, а сам Александр слышал всё, спрятавшись за занавесом. После смерти Филота Александр сразу же послал в Мидию людей, чтобы убить Пармениона – того самого Пармениона, который оказал Филиппу самые значительные услуги и который был, пожалуй, единственным из старших друзей Александра, побуждавшим царя к походу на Азию. Из трех сыновей Пармениона двое погибли в сражениях на глазах у отца, а вместе с третьим сыном погиб он сам. Всё это внушило многим друзьям Александра страх перед царём.


                ПОЛНАЯ ВЛАСТЬ НАД ПЕРСИЕЙ


Покончив с изменой среди своих соратников, Александр пошёл в Бактрию на Бесса, подчиняя себе по пути разные племена. В этом году Александр выступил против парапамисадов. Страна их лежит на крайнем севере, вся завалена снегом и недоступна для других народов по причине чрезвычайных холодов. Большая часть её представляет безлесную равнину, покрытую деревнями. Крыши на домах черепичные, с острым коньком. Посередине крыш оставлен просвет, через который идёт дым. Жители по причине больших снегопадов большую часть года проводят дома, заготовив себе запасы пищи. Виноградные лозы и фруктовые деревья они на зиму прикрывают землёй, которую убирают, когда приходит время растениям распускаться. Страна не имеет вида обработанной и засаженной: она лежит в сверкающей белизне снегов и застывшего льда. Не присядет и птица, не перебежит дорогу зверь: всё неприветливо и неприступно в этой стране.


И всё же царь, несмотря на все эти препятствия, преодолел благодаря обычному мужеству и упорству македонцев трудности переходов. Много солдат, впрочем, и людей, сопровождавших войско, выбилось из сил и отстало. Некоторые ослепли от сверкания снегов и резкого отражённого света. Ничего нельзя было рассмотреть на расстоянии, только по дыму македонцы могли определить, где находятся деревни. Солдаты находили там обилие припасов и восстановливали свои силы. Скоро царь покорил всех местных жителей.


Бесс, когда ему сообщили, что Александр уже близко, переправился через реку Окс; суда, на которых они переправились, сжёг и ушел в согдийскую землю. Тем временем Александр перешёл через Кавказ, но нехватка хлеба чуть не вызвала голод в его войске. Воины натирали свои тела вместо масла соком, выжатым из сезама (кунжута). Из-за недостатка хлеба воины питались речной рыбой и травами. Потом стало не хватать и этой пищи, и был отдан приказ – резать вьючных животных, которые несли поклажу; их мясом и поддерживали свою жизнь до прибытия к бактрийцам.

 
Александр подошёл к Оксу. Окс – самая большая река в Азии из тех до которых доходил Александр со своим войском, кроме индийских рек. Александр собирался приступить к переправе и увидел, что переправитсья через эту реку нигде невозможно; шириной она была по крайней мере 6 стадий (около 1 км), а глубина её не соответствовала ширине. Она была гораздо глубже, с песчанистым дном и таким сильным течением, что оно выворачивало колья, которые загоняли в дно, тем более, что они некрепко сидели в песке. Положение особенно затруднял недостаток леса.
Александр велел собрать шкуры, из которых были сделаны палатки, набить их самой сухой травой и зашить их так тщательно, чтоб вода не могла проникнуть внутрь. Эти набитые и зашитые меха оказались вполне пригодными для переправы, и за пять дней войско перебралось с ними на другой берег.


Природа Бактрии богата и разнообразна. В некоторых местах многочисленные деревья и виноградная лоза дают сочные плоды; тучную почву орошают множество источников; где почва мягкая, там сеют хлеб, остальную оставляют под пастбища. Большую часть этой страны занимают бесплодные пески; в заброшенной из-за засухи области нет ни людей, ни плодов. Дующие с моря ветры наметают песок, лежащий на равнинах; тогда он похож издали на большие холмы; на нём пропадают все прежние следы дорог. Поэтому тот, кто едет по этим равнинам, наблюдает ночью, подобно морякам,  за звёздами, по движению которых и находит свой путь. Если же дующий со стороны моря ветер захватит кого-нибудь в пути, он всех засыпает песком. Однако там, где земля более плодородна, очень много людей и лошадей. Столица этой области Бактры находится у подножия Парапамиса. У её стен течёт река Бактр, она дала имя городу и области.


Стало известно, где находится Бесс. Птолемей, военачальник Александра, поскакал к этому месту и окружил селение, где тот скрывался. Варвары, жившие там, впустили Птолемея к себе. Птолемей, забрав Бесса, пошёл обратно и отправил гонца к Александру с вопросом, в каком виде следует представить Александру Бесса. Александр приказал вести его голым, в ошейнике и поставить его справа от дороги, по которой Александр должен был пройти с войском. Птолемей так и сделал.


Александр, увидев Бесса, остановил свою колесницу и спросил его, почему он Дария, своего царя и к тому же родственника и благодетеля, сначала арестовал и вёз в цепях, а затем убил. Бесс ответил, что поступить так решила вся свита Дария – не он один, рассчитывая таким образом войти в милость у Александра. После этих слов Александр велел бичевать его, а глашатаю разгласить обвинения, которые он предъявил Бессу в своем допросе. Бесса после этого бичевания отослали в Бактры на казнь. Царь передал Бесса на казнь брату Дария и другим его родственникам; они всячески издевались над ним и увечили его: разрубали тело на маленькие куски и стреляли кусками из пращей.


Между тем на македонцев, выступивших без строя для сбора фуража, напали варвары, спустившиеся с соседних гор, больше взяли в плен, чем убили. Погнав впереди себя пленных, варвары вновь ушли в горы. Этих разбойников насчитывалось двадцать тысяч человек, они были вооружены пращами и луками. Ведя осаду, сам царь сражался среди первых и был поражён в голень стрелой, наконечник которой засел в ране.


Оттуда на четвёртый день дошли до города Мараканды. Стены его имеют в длину 70 стадиев; крепость обнесена второй стеной. Оставив в городе гарнизон, Александр опустошил и сжёг ближние села. Затем прибыли послы скифов-амбиев, сохранивших свободу со времени смерти Кира, теперь же желавших подчиниться Александру. Царь уже выбрал на берегу Танаиса место для основания города-крепости, для удержания уже покоренной территории, так и той, куда он намеревался проникнуть.


Сначала царь решил пощадить Кирополь, основанный Киром. Ведь из всех царей этих племен его больше всего изумляли Кир и Семирамида, прославившиеся, как он считал, величием души и славными деяниями. Однако, упорство горожан разгневало его. Поэтому он велел, взяв город, разграбить его и уничтожить. Никакой другой город не выдерживал осады с большим  упорством; сам царь оказался на краю гибели: один камень с такой силой поразил его в шею, что его глаза застлал туман и он упал, лишившись чувств; воины, конечно, стали его оплакивать, думая, что он погиб. Но он, не залечив раны, повел осаду с ещё большим ожесточением, так как свойственный ему пыл разгорался от гнева. Овладев Кирополем, он велел его разрушить.


Между тем Александр вернулся к берегам реки Танаис и обвёл стенами все пространство занятое лагерем. Стены имели в длину 60 стадиев, он также велел назвать его Александрией. Постройка была выполнена с такой быстротой, что на семнадцатый день после возведения укреплений были отстроены городские дома. Воины упорно соревновались друг с другом, кто первый кончит работу, ибо каждый имел свою. В новом городе поселили пленников, которых Александр выкупил у их господ; их потомки, столь долго сохраняя память об Александре, не забыли о нём и теперь.


Решив перейти Танаис, Александр посадил  войско на подготовленные плоты. На носу он поместил воинов со щитами, велев им опуститься на колени, чтобы обезопасить себя от стрел. За ними стали приводящие в действие метательные орудия; последних с фланга и фронта окружили воины. Остальные, находившиеся позади метательных орудий, прикрывали черепахой щитов гребцов, не имеющих панцирей. Тот же порядок соблюдался и на плотах с конницей. Большинство тянуло за поводья лошадей, плывущих за кормой. А плывущих на мехах, наполненных соломой, прикрывали плывущие впереди плоты.

 
Сам царь вместе с отборными воиными первым отвязал свой плот и направил его к противоположному берегу. Против него скифы выставили всадников у самой воды, чтобы помешать плотам даже пристать к берегу. Гребцы, правившие плотами, не могли справиться с относившим их течением; а воины, боясь быть опрокинутыми в качке, мешали работе гребцов. Несмотря на свои усилия, македонцы не могли даже стрелять из луков, так как первой их заботой было сохранить равновесие, а не разить врага. Выручали их метательные орудия, из которых они удачно метали дротики в густые ряды врагов, неосторожно стоявших против них. Варвары тоже забрасывали их плоты тучей стрел. Едва ли остался хоть один щит, в который не вонзилась бы несколько стрел.


Плоты стали уже приставать к берегу, когда вооружённые щитами воины разом поднялись и свободным движением уверенно метнули с плотов копья. Увидев, что испуганные лошади врагов пятятся, они, воодушевляя друг друга, проворно спрыгнули на землю и с ожесточением стали наступать на приведённых в замешательство врагов. Затем отряды всадников, уже сидевших на конях, прорвали ряды варваров.


Царь, восполнял твёрдостью духа недостаток сил своего ещё слабого тела. Голоса его, ободряющего воинов, не было слышно, так как рана на шее ещё не вполне закрылась, однако все видели, как он участвовал в сражении. Тут варвары не смогли выдержать ни вида, ни оружия, ни крика врагов, и все, пустив лошадей во весь опор (их войско было конным), обратились в бегство. Хоть царь изнемогал от страданий, которые причиняло ему его ослабевшее тело, однако он с упорством преследовал врага на расстоянии 80 стадиев. Под конец, выбившись из сил, он приказал своим неотступно преследовать бегущих вплоть до исхода дня; сам же, в полном изнеможении, вернулся в лагерь и оставался в нем. Его воины вышли уже за пределы странствий Диониса, отмеченные камнями, положенными близко друг от друга и высокими деревьями, обвитыми плющом. Но ярость увлекла македонцев ещё дальше, они вернулись около полуночи, перебив большое число врагов, ещё больше захватив в плен и угнав 1800 лошадей.


Этот поход, благодаре молве о столь удачной победе, привел к усмирению значительной части Азии. Её население верило в непобедимость скифов; их поражение заставило признать, что никакое племя не может устоять перед оружием македонцев.  Так окончательно пала власть персов и перешла к Александру Македонскому.


СПРАВКА:


Бактрия - историческая область на территории Средней Азии, расположенная по верхнему течению реки Амударьи. Располагалась в северных и центральных областях современного Афганистана, южных регионах Узбекистана и Таджикистана. Получила свое название от реки Бактр (совр. Балхаб) — приток Амударьи.
В древности Бактрия имела границы с государствами: Согдианой (север), Арахозией (юго-запад), Арианой (запад) и горами Гиндукуш (юго-восток).
Бактрийцы  говорили на так называемом зендском языке, который называется поэтому также и древнебактрийским языком. В древнейшие времена Бактриана, первоначальная история которой покрыта мраком преданий, была местом деятельности великого основателя религии и законодателя Зороастра.
Исторически Бактрия располагалась на плодородном предгорном плато, которое омывалось великими реками и орошалось мощной системой ирригации, что и определило ее судьбу, как сельскохозяйственной державы. Так же на его территории сходились важнейшие торговые пути, по которым  шли караваны с товарами из Китая через перевалы Памира в Европу и Азию, что дало мощьный толчек развитию торговли.
Бактрия входила в состав Ахменидской империи со времен Кира Великого, в это время (540 г. до н.э.) она являлась персидской сатрапией и исправно платила дань, однако всегда была местом взрывоопасным. Особенно наглядно это видно из хроник царствования Ксеркса (годы правления 486-465 до н.э.) и Артаксеркса I(465-424 до н.э.), при которых страну постоянно сотрясали восстания, бунты  и мятежи.
В 329 г до н.э. Бактрия была завоевана армией Александра Македонского, здесь было основано несколько военных поселений, сотрапом Бактрии был назначен тесть Александра – Оксиарт (отец Роксаны).


                МОЛОДОЙ БОГ И ЕГО НОВЫЕ ОБЫЧАИ


После того, как он одержал победу при Гавгамелах, сердце Александра значительно смягчилось к завоёванным им народам. Он склонялся к тому, чтобы щадить завоёванные края, позволял сатрапам персидского царя оставаться на своих местах, оказывал уважение к местным богам и даже истории Персидского царства.


Оказавшись наследником персидских царей по праву закона победителя, Александр преследовал несчастного Дария по пятам. Но, когда оказалось, что с Дарием подло расправились приближённые к нему сатрапы, македонский царь поклялся отомстить за его смерть, что он впоследствие и сделал.


Теперь Александр решил, что намерения его осуществлены, а власть непоколебима. Известно ведь, что Александр, воображая себя в душе сыном Амона, а не Филиппа, потребовал, чтобы его не приветствовали обычным образом, а поклонялись ему, как богу: ему и кланялись в землю. Александр теперь не делал ничего важного, не испросив повеления Амона. Гонцы бесперебойно следовали от Александра к египетским жрецам и обратно. Некто Анаксарх положил начало и начал говорить, что гораздо правильнее почитать богом Александра. Справедливее будет, если македонцы будут оказывать своему царю божеские почести. Нет ведь никакого сомнения в том, что когда он уйдёт из этого мира, они будут чтить его, как бога; гораздо правильнее возвеличить его при жизни, чем чтить умершего, которому все эти почести  уже ни к чему.

 
Каллисфен упорно, как подобает философу, боролся против обычая падать ниц перед царём и один открыто осмеливался говорить о том, что вызывало тайное возмущение у лучших и старейших из македонян, он избавил греков от большого позора, Александра – от ещё большего. Однажды на пиру Александр, отпив вина, протянул чашу одному из друзей. Тот, выпив вино, сначала пал ниц, потом поцеловал Александра и вернулся на свое место. Так поступили все. Когда очередь дошла до Каллисфена, он взял чашу, выпил вино и подошёл к царю для поцелуя, но тут Деметрий по прозвищу Фидон воскликнул: «О царь, не целуй его, он один из всех не пал пред тобой ниц».


Александр уклонился от поцелуя, а Каллисфен сказал громким голосом: «Что ж, одним поцелуем у меня будет меньше». Некоторые сообщают, что Александр повесил Каллисфена, а другие – что Каллисфен умер в тюрьме от болезни, а кто-то, что он умер от ожирения и вшивой болезни.


Многое в унаследованных от предков обычаях, в военном деле царь изменил с большой пользой для дела. В самом деле, раньше всадники приписывались каждый к войску своего племени отдельно от других, теперь, отменив разделение по племенам, он поручал командование лучшим начальникам, а не обязательно из определённого племени. Раньше он подавал сигнал к снятию с лагеря трубой, звук которой часто из-за начинавшегося шума слышен был недостаточно громко, теперь он поднимал над преторием шест, который был отовсюду виден, и на нем знамя, тоже одинаково всем заметное, по ночам применялся огонь, днём - дым.


Восхищаясь обычаями персов и мидян, он сменил одежду и переделал чин дворцового этикета. Ему начала нравиться персидская изнеженность и роскошь персидских царей. Сначала он завёл во дворце жезлоносцев и поставил на эту должность уроженцев Азии, затем сделал своими телохранителями виднейших персов, в том числе и Дариева брата.

 
Местные жители также хотели бы видеть нового царя Персии в привычном их глазу одеянии. Александр стал одеваться в персидское платье, что вызывало отторжение и даже отвращение у его старых соратников. Он надел на голову пурпурную с белым диадему, какую носил Дарий, оделся в наряды персов. Письма, посылавшиеся в Европу, он запечатывал своим прежним перстнем, а те, которые отправлял в Азию - перстнем Дария. Мало того, он одел своих друзей и всадников (ибо они первенствовали в войсках) против их воли в персидские одежды, и те не решались протестовать. Спутникам своим он дал багряные одежды, и на лошадей одел персидскую сбрую.

По примеру Дария, он окружил себя наложницами; их было не меньше, чем дней в году, и они отличались красотой, так как были выбраны из всех азийских женщин, окруженных толпами евнухов, так же привыкших испытывать женскую долю. Каждую ночь они становились вокруг царского ложа, чтобы он мог выбрать, которая проведет с ним ночь. Все эти обычаи, однако, Александр вводил очень постепенно, придерживаясь обычно прежних: он боялся раздражить македонцев, но многих, которые упрекали его, ему удалось улестить дарами.


                ПОХОД В ИНДИЮ               


Только через два года, когда Александр навёл порядок в Согдиане, он со своей армией из Бактрии двинулся в Индию. Видя, что из-за огромной добычи войско отяжелело и стало малоподвижным, однажды на рассвете велел нагрузить повозки и сначала сжёг те из них, которые принадлежали ему самому и его друзьям, а потом приказал поджечь повозки остальных македонян. Оказалось, что отважиться на это дело было гораздо труднее, чем совершить его. Лишь немногие были огорчены, большинство же, раздав необходимое нуждающимся, в каком-то порыве восторга с криком и шумом принялось сжигать и уничтожать всё излишнее. Это ещё больше воодушевило Александра и придало ему твёрдости.


В боях Александр подвергал себя множеству опасностей и получил несколько тяжёлых ранений, войско же его больше всего страдало от недостатка в съестных припасах и от скверного климата. Александр стремился дерзостью одолеть судьбу, а силу – мужеством, ибо он считал, что для смелых нет никакой преграды, а для трусов – никакой опоры. Рассказывают, что Александр долго осаждал неприступную скалу, которую оборонял Сисимитр. Когда воины совсем уже пали духом, Александр спросил Оксиарта, храбрый ли человек Сисимитр, и Оксиарт ответил, что Сисимитр – трусливейший из людей. Тогда Александр сказал: «Выходит дело, что мы можем захватить эту скалу, - ведь вершина у неё непрочная». Устрашив Сисисмитра, он взял вершину приступом.


Александр подошёл к городу Ниса, говорят, основание ему положил Дионис. Рассказывают, что Дионис основал Нису, когда покорил индов. Кто был этот Дионис, когда и откуда пошёл он войной на индов?


Когда Александр подошел к Нисе, нисейцы выслали выслали к нему своего правителя именем Акуфиса и с ним посольство из тридцати самых знатных горожан просить Александра оставить город во власти бога. Послы, войдя к Александру в палатку, застали его сидящим, всего в пыли с дороги; он не снял ещё вооружения: на голове у него был шлем, а в руке он держал копьё. Испуганные его видом, они упали на землю и долго молчали.


Александр поднял их, велел успокоиться и тогда Акуфис повёл такую речь: «Царь, нисейцы просят тебя оставить их свободными и независимыми из благоговения к Дионису. Дионис, покорив индов, пошёл обратно к эллинскому морю, а для своих воинов, которые уже не могли нести военную службу (они же являлись и вакхантами его), основал этот город, чтобы он напоминал грядущим поколениям о его странствиях и его победе. Так ведь и ты основал одну Александрию у горы Кавказ, а другую в земле египетской; много и других уже основано тобой, и ещё будет основано со временем, так как ты совершил дела большие, чем Дионис. Город же этот Дионис назвал Нисой, а землю нисейской по своей кормилице Нисе. Гору же, находящуюся вблизи города, он наименовал Мером, потому что, по сказанию, выносил её в своем бедре Зевс. С того времени Ниса свободный город; мы пользуемся независимостью; в городе у нас порядок и благочиние. И вот тебе ещё доказательство того, что он город Диониса; плюща в индийской стране нигде нет: он растет только у нас».


Всё это выслушать было приятно Александру; ему хотелось, чтобы сказания о странствиях Диониса оказались правдой; хотелось, чтобы Ниса действительно оказалась созданием Диониса: оказалось бы, ведь, что он уже пришёл туда, куда доходил Дионис, и пойдёт ещё дальше, чем Дионис, и македонцы, соревнуясь в подвигах с Дионисом, не откажутся, конечно, и дальше разделять его труды. Он даровал жителям Нисы свободу и независимость; ознакомился с их законами, узнав, что городом правят лучшие мужи и одобрил это.


Александру очень захотелось увидеть то место, где, как горделиво заявляли нисейцы, всё напоминало о Дионисе. Он взошел на гору Мер со всадниками-друзьями и агемой пехотинцев и увидел, что гора сплошь заросла плющом, лавром и прочими деревьями, которые давали густую тень; водилось тут и всяческое зверьё. Македонцы с радостью смотрели на плющ, давно ими не виденный (в стране индов нет плюща даже там, где растёт виноградная лоза); они усердно принялись плести из него венки, тут же увенчали себя ими и воспевали Диониса, называя его по имени и наделяя всеми прозвищами. Александр тут же принёс жертву Дионису и сел пировать с друзьями. Некоторые сообщают, если только можно этому верить, что многие из бывших тут почтенных македонцев были охвачены Дионисом; увенчав себя, они стали взывать к нему; воспели «эвое!» и вели себя как вакханты.


Таксил, как сообщают, владел в Индии страной, по размерам не уступавшей Египту, к тому же плодородной и богатой пастбищами, а сам был человек мудрый. Приветливо приняв Александра, он сказал ему: «Зачем нам воевать друг с другом, Александр, - ведь ты же не собираешься отнять у нас воду и необходимые средства к жизни, ради чего только и стоит сражаться людям разумным? Всем остальным имуществом я охотно поделюсь с тобою, если я богаче тебя, а если беднее, с благодарностью приму дары от тебя».


Александр протянул Таксилу правую руку и сказал: «Не думаешь ли ты, что благодаря этим радушным словам между нами не будет сражения? Ты ошибаешься. Я буду бороться с тобой благодеяниями, чтобы ты не превзошел меня своей щедростью». Приняв богатые дары от Таксила, Александр преподнёс ему дары ещё более богатые, а потом подарил тысячу талантов в чеканной монете. Этот поступок очень огорчил его друзей, но зато привлёк к нему многих варваров.


Храбрейшие из индийцев-наёмников, переходившие из города в город, сражались отчаянно и причинили Александру немало вреда. В одном из городов Александр заключил с ними мир, а когда они вышли за городские стены, царь напал на них в пути и, захватив в плен, перебил всех до одного. Не меньше хлопот доставили Александру индийские философы, которые порицали царей, перешедших на его сторону, и призывали к восстанию свободные народы. За это многие из философов были повешены по приказу Александра.


О войне с Пором Александр сам подробно рассказывает в своих письмах. Между враждебными лагерями, сообщает он, протекала река Гидасп. Выставив вперёд слонов, Пор постоянно вёл наблюдение за переправой. Александр же велел каждый день поднимать в лагере сильный шум, чтобы варвары привыкли к нему.

 
Однажды холодной и безлунной ночью Александр, взяв с собой часть пехоты и отборных всадников, ушёл далеко в сторону от врагов и переправился на небольшой остров. В это время пошёл проливной дождь, подул ураганный ветер, в лагерь то и дело ударяли молнии. На глазах у Александра несколько воинов было убито и испепелено молнией, и всё же он отплыл от острова и попытался пристать к противоположному берегу. Из-за непогоды Гидасп вздулся и рассвирепел, во многих местах берег обрушился, и туда бурным потоком устремилась вода, к суше нельзя было подступиться, так как нога не держалась на скользком изрытом дне.


Рассказывают, что Александр воскликнул тогда: «О, афиняне, знаете ли вы, каким  опасностям я подвергаюсь, чтобы заслужить ваше одобрение?» Так говорит Онесекрит, сам же Александр сообщает, что они оставили плоты и, погрузившись в воду по грудь, с оружием в руках двинулись вброд. Выйдя на берег, Александр с конницей устремился вперёд, опередив пехоту на двадцать стадиев. Александр полагал, что если враги начнут конное сражение, то он легко победит их, если же они двинут вперед пехотинцев, то его пехота успеет вовремя присоединиться к нему.


Сбылось первое из этих предположений. Тысячу всадников и шестьдесят колесниц, которые выступили против него, он обратил в бегство. Всеми колесницами он овладел, а всадников пало четыреста человек.


Пор понял, что Александр уже перешёл реку, и выступил ему навстречу со всем своим войском, оставив на месте лишь небольшой отряд, который должен был помешать переправиться остальным македонцам. Напуганный видом слонов и многочисленностью неприятеля, Александр сам напал на левый фланг, а Кену приказал атаковать правый. Во время сражения конница первым делом уничтожила почти все колесницы индов.


Затем в бой вступили слоны: одни гибли под их ногами, растоптанные вместе с оружием; других они обхватывали хоботом и, подняв вверх, швыряли на землю; люди умирали страшной смертью; многие были насквозь пронзены клыками и тут же испускали дух. Македонцы мужественно противостояли всем страхам; перебив сариссами воинов, стоящих между животными, они уравновесили боевые силы. После этого они стали дротиками и стрелами поражать слонов; животные, покрытые ранами, обезумели от боли, и инды, ходившие за ними, не могли уже их удержать: повернув, они неудержимо понеслись на своих, топча и давя их. Началось великое смятение.
Враги дрогнули на обоих флангах, но всякий раз они отходили к слонам, собирались там и оттуда вновь бросались в атаку сомкнутым строем. Пор, видя что происходит (он сидел на самом сильном слоне), собрал вокруг себя сорок слонов, находившихся в спокойном состоянии и устремил всю массу этого отряда на врага.  Битва шла поэтому с переменным успехом, и лишь на восьмой час сопротивление врагов было сломлено.

 
Много людей было перебито, тем более, что физической силой Пор значительно превосходил своих соратников. Высотой он был пять локтей, панцирь его был вдвое шире, чем у других, отличавшихся силой воинов. Дротики, брошенные его рукой, ударяли почти с такой же силой, как стрелы из катапульты. Большинство историков в полном согласии друг с другом сообщает, что благодаря своему росту в четыре локтя и пядь, а также могучему телосложению Пор выглядел на слоне так же, как всадник на коне, хотя слон под ним был самый большой.

 
Македонцы, стоявшие против Пора, испугались; Александр вызвал лучников и легковооруженных и приказал всем целить в Пора. Воины быстро выполнили этот приказ; множество стрел разом полетело в инда, и так как был он размеров огромных, то все попали в цель. Пор героически бился; потеряв от множества ран много крови, он лишился чувств и, склонясь к спине животного, скатился на землю. Когда разнеслась молва, что царь убит, всё войско индов устремилось в бегство. Так описал это сражение тот, по чьей воле оно произошло.

 
Этот слон, на котором бился Пор, проявил замечательную понятливость и заботу о царе. Пока царь ещё сохранял силы, слон защищал его от нападавших врагов, но, почувствовав, что царь изнемогает от множества дротиков, вонзившихся в его тело, и боясь, как бы он не упал, слон медленно опустился на колени и начал осторожно вынимать хоботом из его тела один дротик за другим.


Когда Пора взяли в плен и Александр спросил его, как следует с ним обращаться, Пор сказал: «По-царски». Александр спросил, не хочет ли он добавить ещё что-нибудь. На это Пор ответил: «Всё заключено в одном слове: по-царски». Назначив Пора сатрапом, Александр не только оставил в его власти всю ту область, над которой он царствовал, но даже присоединил к ней новые земли, подчинив Пору индийцев, прежде независимых. Рассказывают, что на этих землях, населенных пятнадцатью народами, находилось пять тысяч больших городов и великое множество деревень. Над другой областью, в три раза большей, Александр поставил сатрапом Филиппа, одного из своих близких друзей.


Битва с Пором стоила жизни Букефалу. Как сообщает большинство историков, конь погиб от ран, но не сразу, а позднее, во время лечения. Онесекрит же утверждает, что Букефал издох от старости тридцати лет от роду. Александр был очень опечален смертью коня, он так тосковал, словно потерял близкого друга. В память о коне он основал город у Гидаспа и назвал его Букефалией. Рассказывают также, что потеряв любимую собаку Периту, которую он сам вырастил, Александр основал город, названный её именем.


                ПУТЬ К ОКЕАНУ


Сражение с Пором охладило пыл македонян и отбило у них охоту проникнуть дальше в глубь Индии. Лишь с большим трудом им удалось победить этого царя, выставившего только двадцать тысяч пехотинцев и две тысячи всадников. Македоняне решительно воспротивились намерению Александра переправиться через Ганг, они слышали, что эта река имеет тридцать два стадия в ширину и сто оргий в глубину, и что противоположный берег весь занят вооружёнными людьми, конями и слонами. Шла молва, что на том берегу их ожидают цари гандаритов и пресиев с огромным войском из восьмидесяти тысяч всадников, двухсот тысяч пехотинцев, восьми тысяч колесниц и шести тысяч боевых слонов. И это не было преувеличением.


Сначала Александр заперся в палатке и долго лежал там в тоске и гневе. Сознавая, что ему не удастся перейти через Ганг, он уже не радовался ранее совершённым подвигам и считал, что возвращение назад было бы открытым признанием своего поражения. Но так как друзья приводили ему разумные доводы, а воины плакали у входа в палатку, Александр смягчился и решил сняться с лагеря.


Перед тем, однако, он пошёл ради славы на хитрость. По его приказу изготовили оружие и конские уздечки необычайного размера и веса и разбросали их вокруг. Богам были сооружены алтари, к которым до сих пор приходят цари пресиев, чтобы поклониться им и совершить жертвоприношения по греческому обряду. Андрокотт ещё юношей видел Александра. Как передают, он часто говорил впоследствии, что Александру было бы нетрудно овладеть и этой страной, ибо жители её ненавидели и презирали своего царя за порочность и низкое происхождение.


Желая увидеть океан, Александр построил большое число плотов и гребных кораблей, на которых македоняне медленно поплыли вниз по рекам. Когда всё было готово, воины на рассвете взошли на суда; Александр же принёс положенную жертву богам, а так же реке Гидаспу по указаниям прорицателей. Совершил он также возлияние Гераклу, своему родственнику, Амону и прочим богам.

 
Ни с чем нельзя было сравнить шум от плеска весел, одновременно опускавшихся в воду на стольких кораблях, от крика келевстов, по которому весла поднимались и опускались; от восклицаний гребцов, когда все разом они налегали на весла. Берега во многих местах высоко поднимались над судами; звуки, сжатые в теснине и от этого значительно усилившиеся, отбрасывались от одного берега к другому; эхо разносилось по пустынным лесам, стоявшим по обе стороны реки.


Вид лошадей, которых можно было разглядеть на баржах, потряс варваров, смотревших на плывущие суда. Те из покоренных индов, до которых долетал крик гребцов и плеск весёл, выбегали на берег и следовали за плывущими с пением варварских песен. Инды ещё со времён Диониса и его спутников, ведших вместе с Дионисом хороводы в индийской земле, отличаются своей любовью к пению и пляске. Но и во время плавания Александр не предавался праздности и не прекращал военных действий. Часто, сходя на берег, он совершал нападения на города и покорял всё вокруг.

 
Александр прибыл к месту слияния Гидаспа с Акесином. Реки эти, слившись в одну, очень узкую реку, стремительно несутся в теснине, образуя страшные водовороты, где вода как бы идет вспять. Вода кипит и вздымается волнами; рёв её слышен уже издалека. Когда они приблизились к слиянию обеих рек, рёв воды настолько потряс их, что моряки перестали грести, не дожидаясь приказа, так как и сами келевсты от изумления умолкли, и экипаж застыл в страхе перед этим рёвом.


Когда они уже были недалеко от слияния рек, кормчие отдали приказ грести изо всех сил, чтобы пронестись через теснину, не давая судам попасть в водовороты, которые закружили бы их: греблей надлежало преодолеть эти крутящиеся волны. Некоторые грузовые суда течение завертело, но никакой беды с ними не случилось; ехавшие на них натерпелись, правда, страха, но течение само выровняло суда и понесло по правильному пути.


С военными кораблями дело обошлось не так благополучно: их не так легко поднимало вверх по бушующим волнам: у судов с двумя ярусами вёсел нижний ряд приходился почти над водой, и когда в водоворотах суда поставило наискось, то вёсла эти ломала в щепы, если их не успевали поднять вовремя. Из этих кораблей пострадали многие; двое столкнулись и разбились; много людей погибло. Когда, наконец, река расширилась, течение стало не таким быстрым, а водовороты не такими сильными.
Александр причалил к правому берегу; здесь корабли могли стоять в тихой воде; высокий мыс, вдавшийся в реку, задержал остатки разбитых кораблей, и к нему же донесло и тех, кто остался жив после кораблекрушения. Их спасли; пострадавшие корабли поправили, и Александр велел Неарху плыть вниз до самой области маллов. Сам же он совершил набег на варваров, ему ещё не подчинившихся, помешал им подать помощь маллам и вернулся опять к своему флоту.


В стране маллов, которые считались самыми воинственными из индийцев, он едва не был убит. Согнав врагов дротиками со стены, он первый взобрался на неё по лестнице. Но лестница сломалась, а варвары, стоящие внизу у стены, подвергли его и тех немногих воинов, которые успели к нему присоединиться, яростному обстрелу. Александр спрыгнул вниз, в гущу врагов и, к счастью, сразу же вскочил на ноги. Потрясая оружием, царь устремился на врагов, и варварам показалось, будто от его тела исходит какое-то чудесное сияние. Сперва они в ужасе бросились врассыпную, но затем, видя, что с Александром всего лишь  два телохранителя, ринулись на него и, несмотря на его мужественное сопротивление, нанесли ему мечами и копьями много тяжёлых ран.


Один из варваров, встав чуть поодаль, пустил стрелу с такой силой, что она пробила панцирь и глубоко вонзилась в кость немного выше правого соска.
От удара Александр согнулся; он упал на одно колено, обессиленный болью. Тотчас воин, пустивший стрелу, подбежал к царю, обнажив варварский меч. Певкест и Лимней заслонили царя, но обоих тяжело ранили. Лимней сразу же испустил дух, Певкест удержался на ногах, а варвара убил сам Александр: тот уже не боялся царя и замахнулся на него, когда Александр всадил ему меч в пах. Весь израненный, получив напоследок удар дубиной по шее, царь прислонился к стене, обратив лицо к врагам. Но в этот миг Александра окружили македоняне и, схватив его, уже потерявшего сознание, отнесли в палатку. В лагере тотчас же распространился слух, что царь мёртв.


С трудом спилив древко стрелы и сняв с Александра панцирь, принялись вырезать вонзившееся в кость остриё, которое, как говорят, было шириной в три пальца, а длиной в четыре пальца. Обнажив тело, заметили, что у стрелы есть зубцы, и что её можно вынуть, только если разрезом увеличить рану. Стрела была большая, и как стало ясно, проникла во внутренние органы. Когда было вынуто острие, кровь хлынула потоком. Силы покинули царя, в глазах у него потемнело и он лежал, как мёртвый. Тщетно врачи старались лекарствами унять кровь, и друзья, подумав, что царь умер, подняли громкий вопль и плач. В это время царь впал в глубокий обморок и был уже на волоске от смерти, но пришёл в себя, когда острие было извлечено. Кровь, наконец, остановилась, понемногу вернулось к царю сознание, и он начал узнавать окружающих. Избежав смертельной опасности, он ещё долгое время был очень слаб и нуждался в лечении и покое.


В лагерь, откуда он выступил на маллов пришло известие, что он умер от раны. Сначала все солдаты рыдали, передавая друг другу этот слух. Когда плач утих, всеми овладело чувство растерянности и беспомощности; кто поведёт войско? Останутся ли они в живых на пути домой, когда кругом них столько воинственных племён, готовых преградить им путь? Александра ведь бояться уже нечего. Реки, лежащие на их пути, показались им непереходимыми: без Александра всё представлялось безвыходным и неодолимым. Когда от него пришло письмо, что он довольно скоро прибудет в лагерь, то большинство от большого страха не поверили и этому: предполагали, что это выдумка телохранителей и стратегов.


Александр, боясь, как бы среди солдат не начались волнения, велел, только что оправившись, везти себя к берегам Гидраота. Когда судно, на котором находился царь, приблизилось к лагерю, Александр, чтобы все его видели, велел убрать палатку с кормы. Солдаты ещё не верили, думая, что везут тело Александра. Наконец, судно пристало к берегу и он протянул руку к толпе. Поднялся крик; одни воздевали руки к небу, другие протягивали их к Александру. От неожиданности у многих текли невольные слезы.


Когда Александр вышел на берег, щитоносцы принесли ему кровать; он потребовал себе коня. Когда его увидели опять верхом на коне, по всему войску пошёл такой шум, что откликнулись эхом и берега и соседние леса. Подъехав к палатке, он сошёл с коня, чтобы увидели, что он держится на ногах. Солдаты подходили к нему со всех сторон, касались его рук, обнимали колени, трогали самую одежду; некоторые только смотрели, стоя неподалёку и уходили, благославляя его. Его осыпали лентами и цветами, которые есть в это время в Индии. Александр принёс богам жертвы, а потом двинулся дальше, продолжая по пути покорять города и земли.


Плавание вниз по течению рек продолжалось семь месяцев. Александр решил спуститься по Инду до его впадения в море. Взяв самые быстроходные суда, гемиоллы, все тридцативёсельные суда и бывшие у него керкуры, стал спускаться по правому рукаву реки. Лоцмана у него не было, все инды бежали, и плывшие оказались в очень затруднительном положении. На следующий день после их отплытия поднялась буря; ветер, дувший против течения, взбугрил реку; суда метало то туда, то сюда; большая часть их была повреждена, а многие тридцативёсельные суда совсем разбило. Их поторопились причалить к берегу, пока они ещё не затонули; другие починили. Александр разослал самых быстроногих воинов из числа легковооружённых в глубь страны поймать кого-нибудь из индов; с этого места они и повели суда.


Когда Александр доплыл до того места, где река расширяется, достигая в некоторых местах наибольшей своей ширины в двести стадий, с Внешнего моря подул сильный ветер, вёсла с трудом вытаскивали из бушующих волн. Проводники направили суда в канал, где собрался и весь флот.


Пока они стояли на якоре, на Великом море начался отлив и суда у них оказались на суше. Спутники Александра не были раньше знакомы с этим явлением; оно повергло их в ужас и немалый, и ужас этот ещё увеличился, когда по прошествии определённого времени вода опять подошла и подняла суда. Суда, завязшие в грязи, были тихонько подняты приливом и поплыли дальше, не потерпев никакого ущерба. Те же, которые стояли на более твердом грунте и не были прочно укреплены на месте, под напором воды или наскочили друг на друга, или же ударились о берег и разбились.


Ниже по течению в устье Инда находился остров, который, как говорили, называется Килуттой. Когда донесли, что на острове есть пристани, что он велик и на нём есть вода, то почти весь флот и остановился у него; Александр же поплыл дальше, чтобы увидеть впадение реки в море. Отплыв от острова стадий на двести, они увидели другой остров, находящийся уже в море. Тогда они вернулись к острову на реке, пристали к самой его оконечности и Александр принёс жертву тем богам, которым принести велел, по его словам, сам Амон.


На следующий день он отплыл к острову на море; пристав к нему, он и здесь принёс другие жертвы другим богам и по другому обряду. И эти жертвы, сказал он, он приносит по приказанию Амона.


Проехав через устье Инда, он выплыл в открытое море. Он заколол здесь быков Посейдону и опустил их в море; после этого жертвоприношения совершил возлияние, а золотой фиал и золотые кратеры как благодарственную жертву бросил в воду. Потом он обратился к богам с молитвой, чтобы никто из людей после него не зашёл дальше тех рубежей, которых он достиг со своим войском.

 
После этого он начал обратный путь. Кораблям он приказал плыть вдоль суши так, чтобы берег Индии находился справа, начальником флота назначил Неарха, а главным кормчим – Онесикрита.


                ТРУДНЫЙ ПУТЬ НАЗАД               


Сам Александр, двинувшись сушею через страну оритов, оказался в чрезвычайно тяжёлом положении и потерял множество людей, так что ему не удалось привести из Индии даже четверти своего войска, а в начале похода у него было сто двадцать тысяч пехотинцев и пятнадцать тысяч всадников.


Он двинулся к столице гадросов (место это называется Пура), куда и прибыл спустя шестьдесят дней после своего отправления из Ор. Александр пошёл этой дорогой, зная, как она трудна, только потому, что услышал, будто из тех, кто до него проходил здесь с войском, никто не уцелел, кроме Семирамиды, когда она бежала от индов. И у неё, по рассказам местных жителей, уцелело всего двадцать человек из всего войска, а у Кира, сына Камбиза, только семь, не считая его самого. Кир, говорили они, явился в эти места, чтобы вторгнуться в землю индов, но уже на этой пустынной и тяжелой дороге потерял значительную часть своего войска. Эти рассказы и внушили Александру желание состязаться с Семирамидой и с Киром.

 
Жгучий зной и отсутствие воды погубило много людей и ещё больше животных, которые падали, увязая в раскалённом песке; много умирало и от жажды. На дороге встречались целые холмы зыбучего песка, которые невозможно было утоптать: в него проваливались, как в густую грязь или, вернее, как в рыхлый снег. Лошадям и мулам приходилось подниматься и опускаться, и они очень страдали вдобавок от этой неровной и неубитой дороги. Длинные переходы очень утомляли войско, но потребность в воде гнала и гнала вперёд.


В гибели большого числа животных часто виноваты были сами солдаты. Когда у них не хватало хлеба, они, сойдясь вместе, резали лошадей и мулов, питались их мясом и говорили, что животные пали от жажды или от усталости. А между тем трудно становилось везти больных и от усталости отставших: не хватало животных, а повозки солдаты сами изрубили в куски, потому что их было невозможно тащить по глубокому песку, и люди уже с первых дней были вынуждены идти не по короткой дороге, а выбирать наиболее лёгкую для животных.


Поход совершался с великой быстротой; в заботе о главной цели отдельными людьми по необходимости пренебрегали. Некоторых сон одолевал по дороге (переходы совершались главным образом ночью): проснувшись, они, если были в силах, шли по следам войска. Кое-кто и уцелел, но большинство погибло в песках, утонув в них, словно в море.


На войско обрушилась новая беда, от которой не меньше пострадали и люди и лошади и мулы. В земле гедросов дождь проливается не над долинами, а над горами; ветер сгоняет к ним облака, которые и не спускаются ниже вершин. Солдаты однажды расположились на ночлег у мелководного горного ручья: вода и заставила их здесь остановиться. Около второй ночной стражи ручей переполнился водой от ливней, - а солдаты и не подозревали, что ливни идут, - и настолько вышел из берегов, что погибло много женщин и детей, сопровождавших войско, пропало всё царское снаряжение и утонули ещё уцелевшие мулы. Сами солдаты едва спаслись со своим вооружением, да и его сохранили не целиком.


Много людей погибало и оттого, что, измученные зноем и жаждой, они, встретив много воды, пили без меры. Александр поэтому обычно ставил лагерь не у самой реки, а в стадиях двадцати от неё, чтобы не все сразу накидывались на воду, губя этим и себя и животных, и особенно, чтобы невоздержанные не входили сразу же в ручей или поток и не грязнили воду остальному войску.


Тяжёлые болезни, скверная пища, нестерпимый зной и в особенности голод погубили многих в этой бесплодной стране, населённой нищими людьми, всё имущество которых состояло из жалких овец, да и те были в ничтожном числе. Овцы питались морской рыбой, и потому мясо их было зловонным и неприятным на вкус.


Лишь по прошествию шестидесяти дней Александру удалось выбраться из этой страны, и как только он достиг Гедрозии, у него сразу же все появилось в изобилии, так как сатрапы и цари ближайших стран позаботились об этом заранее. Прибыв в столицу Гедрозии, Александр предоставил войску отдых и устроил празднества.


                НОВЫЙ ДИОНИС


Восстановив свои силы, македоняне в течение семи дней весёлой процессией шествовали через Карманию (область северо-западнее Гедрозии). Восьмёрка коней медленно везла Александра, который беспрерывно днем и ночью пировал с ближайшими друзьями, восседая на своего рода сцене, утверждённой на высоком, отовсюду видном помосте. Затем следовало множество колесниц, защищённых от солнечных лучей пурпурными и пёстрыми коврами или же зелёными, постоянно свежими ветвями, на этих колесницах сидели остальные друзья и полководцы, украшенные венками и весело пирующие. Нигде не было видно ни щитов, ни шлемов, ни копий, на всём пути воины чашами, кружками и кубками черпали вино из пифосов и кратеров и пили за здоровье друг друга, одни при этом продолжали идти вперёд, другие падали наземь. Повсюду раздавались звуки свирелей и флейт, звенели песни, слышались вакхические восклицания женщин. В течение всего этого беспорядочного перехода царило такое необузданное веселье, как будто сам Вакх присутствовал тут же и участвовал в этом радостном шествии.


Так Александр под звуки флейты проехал через всю Карманию; солдаты следовали за ним в венках, перекидываясь весёлыми шутками; еду и всякие роскошества щедро выносили к дороге местные жители. Александр устроил всё это в подражание вакхической свите Диониса. О нём ведь рассказывают, что он, покорив индов, прошёл таким образом значительную часть Азии, был прозван «триумфатором», и поэтому торжественные процессы, совершаемые после побед, называются триумфами.
               

Не все древние авторы верят в это триумфальное шествие, но зато точно известно про прекраснейший поступок Александра: когда войско шло по песку среди палящего зноя; надо было дойти до воды, а идти было далеко. Александр, томимый жаждой, с великим трудом шёл впереди войска пешком, как и остальные солдаты: легче ведь переносить трудности, если все страдают одинаково.


В это время несколько легковооружённых солдат, ушедших в поисках воды от войска в сторону, нашли в неглубоком овраге маленькую лужу с застоявшейся и плохой водой. С трудом набрав её, они поспешили к Александру, неся ему её, как подлинное сокровище. Вблизи от него они перелили эту воду в шлем и поднесли её Александру. Он взял её, поблагодарил принёсших и вылил эту воду на глазах у всех. Это придало всему войску столько сил, словно вода, вылитая Александром, оказалась питьём для всех. Этот поступок как ничто говорит о его выдержке и уменье обращаться с солдатами.


                ПОДГОТОВКА К КРУГОСВЕТНОМУ ПОХОДУ


В Кармании к нему явился Неарх со своими людьми. Александр очень обрадовался и, выслушав о плавании, вознамерился сам поплыть с большим флотом вниз по течению Евфрата, затем обогнуть Аравию и Африку и через Геракловы столпы пройти во Внутреннее море (Средиземное).


С этой целью у Фапсака на реке Евфрат начали строить различные суда и отовсюду собирать мореходов и кормчих. Но слухи о том, что поход вглубь материка оказался очень тяжёлым, что царь получил ранение в битве с маллами, что войско понесло большие потери, порождали сомнения в том, что Александр вернётся невредимым, побуждали подвластные народы к мятежам, а полководцев и сатрапов толкали на несправедливости, бесчинства и своеволие. Вообще повсюду воцарился дух беспокойства и стремления к переменам. Сообразуясь с обстоятельствами, Александр вновь послал Неарха к морю, поручив ему опустошить вооруженною рукой все прибрежные страны, а сам отправился в дальнейший путь, чтобы наказать провинившихся полководцев.


Преодолев, наконец, тяжкий путь возвращения из Индии, Александр велел Гефестиону не торопясь, с большей частью войска, вьючными животными и слонами идти из Кармании побережьем в Персию, а сам же с самой лёгкой частью своей пехоты, с всадниками-«друзьями», и частью лучников вошёл в Персию, в Пасаргады. Он хотел проверить, как там идет управление завоёванными землями. Какое-то время Александр наводил там порядок. Оксиарта, одного из сыновей Абулита, который был наместником в Сузах, он убил сам, пронзив его копьём. Абулит не приготовил съестных припасов, а поднёс царю три тысячи талантов в чеканной монете, и Александр велел ему бросить эти деньги коням. Кони, разумеется, не притронулись к такому «корму», и царь воскликнув: «Что нам за польза в твоих припасах?» - приказал бросить Абулита в тюрьму.


Огорчило его преступное отношение к могиле Кира, сына Камбиза. Он нашёл могилу Кира разрытой и разграбленной. Находилась эта могила в Пасаргадах, в царском парке; вокруг росли разные деревья, протекала река, на лугу росла густая трава.  Подземная часть могилы была сложена в форме четырёхугольника из четырёхфутовых камней; над ней было выстроено каменное крытое помещение. Внутрь вела дверца, настолько узкая, что и худой человек мог в неё едва-едва протиснуться.


В помещении стояли золотой гроб, в котором был похоронен Кир, а также золотое ложе. Ножки его были выкованы из золота, покрыто оно было вавилонским ковром, а застлано шкурами, выдубленными в пурпурный цвет. Лежали на нем царский плащ и прочие одежды вавилонской работы. Аристобул рассказывает, что были там и индийские шаровары и плащи, тёмные, пурпурные и другие, браслеты, кинжалы, золотые серьги с камнями. Стоял также стол. Внутри ограды, у крыльца, вёдшего к могиле, выстроено было маленькое помещение для магов, охранявших могилу Кира. Со времен Камбиза, сына Кира, эта должность стража переходила от отца к сыну. Они получали ежедневно от царя овцу и положенное количество муки и вина и каждый месяц лошадь для жертвоприношения Киру. На могиле была надпись персидскими буквами: «Я, Кир, сын Камбиза, основатель Персидского царства и правитель Азии. О человек! Не завидуй мне, что у меня этот памятник».

 
Александр нашёл, что кроме гроба и ложа, всё вынесено. И к телу Кира отнеслись без уважения: крышка гроба была снята, труп выброшен. Чтобы легче было вынести гроб, пытались уменьшить его тяжесть: отрубали от него куски, сплющивали его. Дело, однако, не шло и грабители ушли, оставив гроб. Аристобул рассказывает, что Александр отдал ему приказ привести могилу Кира в полный порядок: уложить в гроб уцелевшие останки, закрыть гроб крышкой, исправить в нём все изьяны; обвить ложе  лентами, положить остальные украшения, такие же, как раньше и в таком же количестве; дверцу сделать незаметной, заложив её частью камнем, а частью замазав глиной; в глину вдавить царскую печать.


Александр велел схватить магов – сторожей могилы и пытать их, чтобы они назвали преступников. Но они под пыткой и сами не повинились и назвать никого не назвали; уличить сообщников оказалось невозможно и Александр отпустил их. Он велел казнить Поломаха, совершившего это преступление, хотя это был один из знатнейших граждан Пеллы.


Многих сатрапов наказал Александр за плохое управление землями и городами, некоторых и казнил. Много преступлений было совершено правителями в землях, завоёванных Александром, по отношению к храмам, гробницам и самим подданным: поход царя в землю индов слишком затянулся, и казалось невероятным, что он вернётся, пройдя через земли стольких народов, сражаясь столько раз со слонами; считали, что он погибнет где-нибудь за Индом или Гидаспом, за Акесином или Гифасом. Бедствия, перенесённые им в земле гадросов ещё больше утвердили азийских сатрапов, что о его возвращении можно не беспокоиться. Но Александр вернулся и готов был страшно наказывать даже за мелкие проступки, считая, что люди, способные на них, могут совершить и великие преступления.


В Сузах Александр женился на дочери Дария Барсине и взял в жёны младшую из дочерей Оха, Парисатиду. У него уже была жена Роксана, дочь бактрийца Оксиарта.
Одновременно со своей свадьбой Александр отпраздновал в Сузах и свадьбы друзей, отдав в жёны самым лучшим своим воинам самых прекрасных персидских девушек. Таким образом Александр переженил человек 80 на дочерях знатнейших персов и мидян. Браки совершены были по персидскому обычаю. Для женихов были поставлены в один ряд кресла; вкусив напитка, невесты подошли и сели, каждая возле своего наречённого; те обняли и поцеловали их.


Царь подал пример; браки всех были совершены одновременно. Этот поступок Александра сочли одним из доказательств простого и дружественного обращения с «друзьями». Мужья, каждый со своей женой, ушли к себе. Приданое всем дал Александр. Были и другие македонцы, женившиеся на азийских женщинах; Александр велел составить их поименные списки (оказалось их больше 10000), и все они получили от него свадебные подарки.


Александр повторил подвиги богов, стал равным им и был от этого счастлив. Он уплатил солдатские долги. Роздал он разным людям и дары. Он увенчал золотыми венками людей, отличившихся своим мужеством.


Когда Александр прибыл в Пасаргады и в Персеполь, ему очень захотелось спуститься по Евфрату и по Тигру до Персидского моря, увидеть впадение этих рек в море, как он видел впадение Инда, и поглядеть, каково это море.


Александр велел своему другу и военачальнику Гефестиону вести большую часть пехоты к Персидскому морю, а сам посадил на суда (флот его прибыл в Сузиану) щитоносцев, агему и небольшой конный отряд «друзей» и вместе с ними стал спускаться по реке Эвлею к морю. Недалеко от её устья он оставил большинство пострадавших судов, а сам с наиболее быстроходными судами выплыл в море, направляясь к устью Тигра.

 
Между Тигром и Евфратом заключена срединная часть Ассирии (поэтому местные жители и называют эту страну Междуречьем). Тигр протекает по местности, которая гораздо ниже, чем область, где течёт Евфрат; он принимает в себя множество каналов из Евфрата, а кроме того, множество притоков. Они значительно прибавляют ему воды, и, приняв их, он течёт уже полноводной рекой, через которую, вплоть до самого впадения в море, нигде нельзя перейти, так как на орошение из него вода не уходит вовсе. Суша здесь выше воды.

 
В Евфрате вода стоит гораздо выше; всюду она вровень с берегами; от реки проведено много каналов; в одних вода не пересыхает и население обоих берегов берёт оттуда воду; дождей там бывает мало. Поэтому в Евфрате уже недалеко от впадения в море воды мало: и в устье своём он уже илист и мелок.


Александр, проплыв вдоль побережья Персидского залива расстояние между устьями Эвлея и Тигра, поднялся по Тигру до самого лагеря, где Гефестион расположился со своим войском. Он ценил Гефестиона больше всех друзей. Когда кто-то из друзей сказал, что Кратер любит его не меньше, чем Гефестион, Александр воскликнул: «Кратер любит царя, а Гефестион – Александра!». Вообще Гефестион пользовался большим вниманием, и как друг мог высказываться вполне свободно.


                УСМИРЕНИЕ БУНТА               


Поднимаясь по реке к Гефестиону, Александр угладил её течение, велев уничтожить все плотины и шлюзы, сделанные персами, чтобы враг, сильный флотом, не смог проникнуть в их страну с моря.

 
Прибыв в Опиду, он собрал македонцев и заявил, что увольняет солдат, негодных к военной службе по старости или по увечьям; он отошлёт их на родину и даст каждому с собой столько, что земляки будут им завидовать. Александр рассчитывал, что македонцы обрадуются его словам. Они же, решив, что Александр их уже презирает, считая вообще негодными для военного дела, обиделись на эту речь Александра. Во всем войске вообще было много недовольных: македонцев раздражала и персидская одежда царя и зачисление иноплемённых всадников в отряды «друзей».

 
Солдаты не выдержали и закричали - пусть он уволит всех и воюет со своим отцом: это был насмешливый намёк на Амона. Александр, услышав это (стал он в то время уже раздражительнее и, привыкнув к варварской угодливости, относился к македонцам не с прежним благодушием), соскочил с трибуны вместе с другими военачальниками, приказал схватить явных смутьянов и подстрекателей и сам рукой указал щитоносцам, кого надо взять. Взяли человек 13. Александр приказал вести их на казнь. В испуганной толпе воцарилось молчание и Александр, снова поднявшись на трибуну, сказал так:


«Не затем, чтобы удержать вас от возвращения вашего домой, македонцы, будет сказано мной это слово (по мне, вы можете уходить, куда хотите), но чтобы вы поняли, кем вы стали и с кем расстаётесь. Отец мой Филипп застал вас нищими-бродягами; одетые в кожухи, пасли вы в горах по нескольку штук овец, с трудом отстаивали их от иллирийцев, трибаллов и соседей-фракийцев. Он надел на вас вместо кожухов хламиды, свёл вас с гор на равнины, сделал вас грозными противниками для окрестных варваров. Над теми самыми варварами, которые раньше уводили вас в плен и уносили ваше добро, он поставил владыками вас, прежних рабов и подданных; присоединил к Македонии большую часть Фракии; захватил на побережье самые удобные места и тем расширил торговлю с нашей страной; дал возможность спокойно разрабатывать рудники. Он вручил вам власть над фессалийцами, а раньше вы умирали от страха перед ними; афинян и фиванцев, которые вечно строили козни Македонии, он унизил до такой степени, что теперь они трудятся для нашей безопасности. Он навёл порядок в Пеллопоннесе; его объявили вождём всей Эллады в походе на Персию, и это придало ему славы не меньше, чем всему македонскому народу.


Всё это было сделано моим отцом для вас. Я получил от отца несколько золотых и серебряных кубков; в сокровищнице не оставалось и 60 талантов, а долгов у Филиппа было до 500 талантов. Я взял в долг ещё 800; отправился из страны, которая и вас не могла накормить досыта, и сразу же распахнул перед вами дорогу через Геллеспонт, хотя персы тогда и были господами на море. Победив с помощью конницы сатрапов Дария, я прибавил к вашим владениям всю Ионию, всю Эолиду, обе Фригии, Лидию; осадил и взял Милет. Все остальные земли, добровольно присоединившиеся, я отдал в пользование вам. Блага Египта и Кирены, приобретенные мною мирным путем, принадлежат вам; Келесирия, Палестина и Междуречье – ваши владения; Вавилон, Бактры и Сузы – ваши; богатство лидийцев, сокровища персов, блага индов и Внешнее море – ваши; вы – сатрапы; вы – стратеги; вы – таксиархи.


Что досталось мне от этих трудов, кроме этой порфиры и этой диадемы? Для себя я не приобрел ничего; никто не укажет моих сокровищниц, кроме тех, в которых лежит добро ваше или сохраняемое для вас. Для меня мне его беречь не к чему; я ем тот же хлеб, что и вы, и сплю так же, как вы. Думаю, впрочем, что я не ем так, как некоторые любители роскоши среди вас, и знаю, что я бодрствовал затем, чтобы вы могли спокойно спать.


Я приобрел, скажете вы, всё это ценой ваших трудов и мучений, и только распоряжался вами, сам не трудясь и не мучаясь. Кто из вас трудился больше меня... или я за него? Пусть разденется и покажет свои раны тот, у кого они есть; и я в свою очередь покажу свои. У меня на теле спереди нет живого места; нет оружия, которым сражаются врукопашную или издали и которое не оставило бы на мне своих следов. Я был ранен мечом, в меня попадали стрелами с лука и с машины; много ударов нанесли мне камнями и брёвнами – за вас, за вашу славу, за ваше богатство.

Я провёл вас победителями через всю землю, через море, через все реки и все равнины. Я женился по тому же обряду, что и вы, и у многих из вас дети будут родственниками моим детям. У кого были долги, я их уплатил. У большинства из вас есть золотые венцы: неувядаемая память вашей доблести и оказанного от меня почёта. А кто погиб, у того славной была смерть, могила его известна; большинству воздвигнуты дома медные статуи, родители освобождены от всех повинностей и налогов. Не было под моим предводительством среди вас человека, который погиб бы, убегая с поля битвы.


Если же вы хотите уйти все, ступайте все и, придя домой объявите, что Александра, своего царя, который победил персов, мидян, бактрийцев и саков; покорил уксиев, арахотов и дрангов, завоёвывая Парфию, Хорезм и Гирканию до Каспийского моря, перешёл через Кавказ за Каспийскими воротами; переправился через Окс, Танаис, а затем и через Инд, через который никто не мог переправиться, кроме Диониса; переправился через Гидасп, Акесин и Гидраот, и переправился бы и через Гифас, если бы вы не помешали; проплыл по Великому морю, спустившись туда по одному и по другому рукаву Инда; прошёл через пустыню гадросов там, где никто не проходил с войском; по пути присоединил ещё Карманию и землю оритов в то время, как его флот шёл от земли индов в Персидское море, - этого царя вы оставили в Сузах и ушли, бросив его под охраной побежденных варваров. Такое известие принесёт вам, пожалуй, славу среди людей и милость от богов. Ступайте.»


Гневно разбранив македонян, он прогнал их прочь и поручил охранять себя персам, выбрав их из числа телохранителей и жезлоносцев. Видя Александра окружённым персами, а самих себя устранёнными и опозоренными, македоняне пали духом. Делясь друг с другом своими мыслями, они чувствовали, что от зависти и гнева готовы сойти с ума. Наконец, кое-как опомнившись, безоружные, в одних хитонах, они пошли к палатке Александра. С криком и плачем они отдали себя на волю царя, умоляя его поступить с ними, как с неблагодарными негодяями. Александр, хотя и несколько смягчился, все же не допустил их к себе, но они не ушли, а два дня и две ночи терпеливо простояли перед палаткой, рыдая и призывая своего повелителя. На третий день Александр вышел к ним и, увидев их такими несчастными и жалкими, горько заплакал. Затем, мягко упрекнув их, он заговорил с ними милостиво и отпустил бесполезных воинов, щедро наградив их.


                СМЕРТЬ ГЕФЕСТИОНА               


Прибыв в Экбатаны Мидийские и устроив там необходимые дела, Александр стал снова бывать в театрах и на празднествах, так как из Греции к нему явились три тысячи актёров.


В эти дни тяжело заболел его ближайший друг Гефестион. Его наблюдал врач по имени Главк. Однажды Главк отлучился, ушёл в театр, а Гефестион человек молодой и воин, не смог удержаться и съел за завтраком варёного петуха и выпил большую кружку вина. После этого он почувствовал себя очень плохо и умер.


В течение трех дней после смерти Гефестиона Александр ничего не ел, не приводил себя в порядок, а лежал, рыдая, или скорбно молчал. Горе Александра не знало границ, он приказал в знак траура остричь гривы у коней и мулов, снял зубцы с крепостных стен близлежащих городов, распял на кресте несчастного врача, на долгое время запретил в лагере играть на флейте и вообще не мог слышать звуков музыки, пока от Амона не пришло повеление оказывать Гефестиону почести, как герою.


Александр любил Гефестиона и почтил умершего почестями, которые не превзойти. Он велел приготовить Гефестиону в Вавилоне костёр. На похороны, сооружение могильного кургана и на убранство, потребное для исполнения всех обрядов, Александр решил потратить десять тысяч талантов, но он хотел, чтобы совершенство исполнения превзошло денежные затраты.


Начальники и друзья, каждый, стараясь угодить царю, заказали изображения из слоновой кости, золота и прочих материалов, ценимых людьми. Александр велел воздвигнуть квадратный алтарь со сторонами каждая в один стадий (170 – 200 м). Постройка была разбита на 30 комнат, крыша была сделана из стволов финиковых пальм; все сооружение имело вид четырехугольника. Вокруг расставлены были всяческие украшения.


Фундамент сложили из 240 золотых носов пентер; на их «ушах» было два лучника, припавших на колено, высотой в четыре локтя и статуи воооружённых людей; промежутки были завешаны шерстяной пурпурной материей. Над ними, на втором этаже, стояли канделябры, высотой 15 футов с золотыми венками на ручках; на верхушке, около места, где зажигался огонь, находились орлы, распростёршие крылья и смотревшие вниз; основание обвивали змеи, смотревшие на орлов. В третьем этаже была изображена охота на разных, во множестве представленных зверей. Четвертый этаж занимала кентавромахия, отлитая из золота; в пятом стояли вперемешку золотые львы и быки. На самом верху поместили македонское и варварское оружие: одно свидетельствовало о победе, другое - о поражении. Надо всем поднимались сирены, внутри полые, чтобы там могли спрятаться певцы, исполнявшие погребальный плач. Сооружение возвышалось больше, чем на 130 футов (около 40 м). Вообще же начальники, все воины и местные жители, соревнуясь  друг с другом в доле участия в этих пышных похоронах, истратили, говорят, больше 12 тысяч талантов.

               
Александр велел одеться в траур всей варварской земле. Царь, устраивая похороны, всем обитателям Азии приказал загасить так называемый вечный огонь: персы это обычно делают при похоронах царей. Народ счел этот приказ дурным предзнаменованием; решили, что божество предрекает смерть царя.


                ПРЕДСКАЗАНИЕ ХАЛДЕЕВ               


После похорон царь предался отдыху и празднествам. Много времени было отдано скорби и наконец, сам он стал отвлекаться от неё, и ещё больше помогали ему в этом друзья. Утешением в скорби для Александра была война, которую он превратил в охоту на людей: покорив племя коссеев, он перебил всех, способных носить оружие. И это называли заупокойной жертвой в честь Гефестиона.

 
Живут коссеи в горах по деревням, построенным в неприступных местах; когда неприятель приближается к ним, они или все уходят на вершины гор или убегают, кому как удастся, - и войско, посланное против них, ничего с ними поделать не может. Когда оно уйдет, они возвращаются опять к разбою, которым и живут.


Александр уничтожил это племя, хоть и выступил зимой. Ему не помешали ни зима, ни бездорожье. В военных предприятиях Александру ничто помешать не могло. Александр, покорив коссев, выступил со своим войском и пошёл к Вавилону, всё время останавливаясь и разбивая лагеря, давя войску отдохнуть и медленно продвигаясь вперёд. На пути в Вавилон к Александру вновь присоединился Неарх, корабли которого вошли в Евфрат из Великого моря.

 
Возвращаясь в Вавилон, Александр встретил посольство от ливийцев: ему воспели хвалу и увенчали, как царя Азии. За ними пришли посольства из Италии, от бреттиев, луканов и тирренов. Говорят, прислали посольство и карфагеняне; пришли послы от эфиопов и европейских скифов; пришли кельты и иберы просить дружбы. Эллины и македоняне впервые услышали их имена и увидели их одеяния. Рассказывают, что они поручали Александру рассудить их взаимные споры. Тогда-то, в особенности,  Александр и самому себе и окружающим явился владыкой мира.


Отсюда он послал Гераклида, сына Аргея, с кораблестроителями в Гирканию. Он велел ему рубить лес на Гирканских горах и строить военные корабли с палубами и без палуб по эллинскому образцу. Ему очень хотелось узнать, с каким морем соединяется море Каспийское, также называемое и Гирканским.


Когда он был в 30 стадиях от Вавилона, он встретил так называемых халдеев. Они пользовались великой славой, как знатоки астрологии, и вековые наблюдения выучили их предсказывать будущее. Было им предсказание от  бога Бела, что посещение Вавилона о ту пору будет для него не к добру. Выбрав из своей среды наиболее пожилых и наиболее сведующих, они поручили им, узнав по звёздам, что царя ожидает в Вавилоне смерть, предупредить его о грозящей опасности и посоветовать ему никоим образом не входить в город.

 
Он может избежать беды, если восстановит памятник Белу, уничтоженный персами, и, оставив выбранную им дорогу, минует город. Глава халдейского посольства, Белефант, не отважился поговорить с царём, а, встретясь наедине с Неархом, одним из друзей Александра, кое-что рассказал ему и просил сообщить царю. Неарх сообщил Александру, что ему встретились какие-то халдеи, которые просили передать царю, чтобы он не вступал в Вавилон. «Царь, - сказали халдеи, - не иди, по крайней мере сам, и не веди свое войско, глядя на закат; обойди лучше город с востока». Сделать это было, однако, трудно по причине бездорожья.

 
Александр, выслушав от Неарха о предсказании халдеев, испугался; чем больше думал он о мудрости и славе этих людей, тем больше росло его смятение. Поэтому Александр, оставив Вавилон в стороне, вступил в город Борсиппу, по ту сторону Ефрата, давно уже покинутый жителями. 


Все были изумлены поведением Александра, и к нему явилось много эллинов, в том числе и философ Анаксарх со своими последователями. Узнав, почему царь не прибыл в Вавилон, они пустили в ход все философские рассуждения и настолько переубедили царя, что он исполнился презрения ко всякой мантике, особенно же к той, которую так ценили халдеи.

 
Было у него и подозрение насчет халдеев: он считал, что они препятствовали ему войти в Вавилон, имея в виду собственные выгоды, а вовсе не волю божества. Дело в том, что посредине Вавилона находился храм Бела, огромный, выстроенный из обожжённых кирпичей, сплочённых асфальтом. Этот храм, как и остальные святыни Вавилона, уничтожил Ксеркс, когда возвращался из Эллады. У Александра было решение их восстановить, по словам одних – на старых фундаментах (для этого он велел вавилонянам вынести оттуда строительный мусор); по словам других, в размерах больших, чем раньше. Так как в его отсутствие, те, кому эта работа была поручена, работали лениво, то он решил поручить это дело войску в полном его составе.


Ассирийские же цари уделили богу Белу в дар много земли и много золота. На доходы от этого и был когда-то построен храм и приносились богу жертвы; теперь же халдеи распоряжались сокровищами бога, а тратить прирост от них было некуда. Александр и подозревал, что они не хотят, чтобы он вступил в Вавилон из боязни, как бы им по скором восстановлении храма, не лишиться пользования этими средствами.

 
Поэтому царь, словно исцелённый философскими рассуждениями от душевной раны, двинулся с войском в Вавилон. Но он решил послушаться халдеев относительно обходного пути; в первый же день он расположился лагерем на Евфрате, а на следующий двинулся в путь; имея реку по правую от себя сторону: он хотел обойти западную часть города и войти в него, глядя на восток. Сделать это было нельзя по причине бездорожья: подойдя к городу с запада, а затем повернув на восток, он оказался перед топким болотом и, таким образом, и добровольно, и против воли, оказал неповиновение богу. Его уже вело божество той дорогой, на которой и надлежало ему найти смерть.

 
Население Вавилона, как и раньше, радушно приняло солдат и все предались отдыху и наслаждениям, так как всяких припасов было в изобилии.


               ГРЕЦИЯ  ОФИЦИАЛЬНО  ПРИЗНАЕТ  АЛЕКСАНДРА  БОГОМ
 

Будучи убеждён в своем божественном происхождении, Александр потребовал от городов Греции учреждения для себя божественных почестей. Ещё находясь в Сузах, он отправил в Грецию письмо, в котором писал, что предок его и сводный брат Геракл, совершив свои подвиги, стал почитаем, как божество. Подобно Гераклу, Александр совершил подвиги, завоевал полмира и дошёл до края света. Поэтому Александр потребовал себе храмов, статуй и жертвенников, как сыну высшего божества. Публичное почитание Александра города Эллады вводили по принуждению. «Этот юнец жаждет алтарей, так пусть он их получит!», - говорил оратор Демосфен.


В Вавилоне к нему явилось посольство от эллинов, чтобы увенчать его, поздравить с победами, особенно с теми, которые он одержал в Индии и сказать, как они рады его благополучному возвращению от индов. Послы эти, сами в венках, подойдя к Александру, надели на него золотые венки, словно он был богом, а они феорами, пришедшими почтить бога. Александр принял их, оказал подобающие почести и отослал обратно. Это означало, что города Греции признали его божественность и позволили ему возводить святилища в его честь, как богу.

 
Более чем всеми другими мастерами, Александр дорожил Стасикратом, замыслы которого отличались великолепием, дерзостью, блеском и новизной. Незадолго до того Стасикрат обратился к царю и сказал, что Афону во Фракии скорее, чем какой-нибудь другой горе, можно придать вид человеческой фигуры и что, по приказанию Александра, он готов превратить Афон в самую незыблемую и самую величественную статую царя, левой рукой охватывающую многолюдный город, а правой – изливающую в море многоводный поток. Царь отверг тогда это предложение, но теперь он только тем и занимался, что вместе с мастерами придумывал ещё более нелепые и разорительные затеи.


Александр застал в Вавилоне флот, поднявшийся от Персидского моря вверх по Евфрату (начальником был Неарх), и другой, прибывший из Финикии: почти пятьдесят судов. Их всех в разобранном виде доставили из Финикии к Евфрату, в город Фапсак; там их собрали и сбили, и они уже по реке спустились к Вавилону. Был у Александра выстроен ещё флот; для которого он велел нарубить в Вавилонии кипарисов; в ассирийской земле только таких кипарисов и много, других, годных для кораблестроения, нет. Корабельщики, гребцы, водолазы, добывавшие багрянок и прочие труженики моря толпами шли к нему из Финикии и остального побережья.


У Вавилона Александр вырыл гавань, где могла пристать тысяча военных кораблей; возле гавани выстроил верфи. Миккалу клазоменцу он вручил 500 талантов и отправил его в Финикию и Сирию с поручением набрать людей, знакомых с морским делом: одних соблазнить платой, других купить. Он задумал заселить побережье Персидского залива и тамошние острова. Земля эта казалась ему не менее богатой, чем Финикия.

 
Флот он готовил, чтобы напасть на арабов. К завоеванию подстрекали его и природные богатства страны: он слышал, что там по озерам растет корица; из деревьев, если их надрезать, вытекают мирра и ладан, а из кустов – киннамон; на лугах сам собой растет нард. Аравийское побережье, по рассказам, не меньше, чем индийское; около расположено множество островов, всюду имеются гавани, в которые может войти флот и возле которых можно основать города, в будущем цветущие и богатые. На самом же деле, кажется, Александр был просто ненасытен в своих завоеваниях.


Пока строили триеры и рыли гавань возле Вавилона, Александр спустился по Евфрату к реке Паллакопе. Она отстоит от Вавилона стадий на 800 (около 15 км) и представляет собой канал, отведённый от Евфрата, а не настоящую реку, берущую начало от источников. Евфрат, вытекая из гор Армении, зимней порой течёт в берегах, потому что воды в нем немного. С наступлением же весны и особенно около летнего солнцеворота он становится полноводным и выходит из берегов, затопляя Ассирию.


В это время на горах Армении тают снега, вода в реке сильно прибывает, поднимается вровень с берегами, выходит из них, и страна была бы затоплена, если бы воду не отвели по Паллакопе в болота и озёра, которые, начинаясь от Паллакопы, идут до границ Аравии, растекаясь большей частью по заболоченному пространству и оттуда вливаются в море множеством незаметных устьев. После таяния снегов, около захода Плеяд, Евфрат мелеет, но тем не менее большая часть его вод уходит по Паллокопе в озёра. Если бы на Паллокопе не было плотин, которые заставляют воду повернуть и уйти в свои берега, то весь Евфрат ушел бы в Паллакопу и Ассирия осталась бы без его вод. Сатрап Вавилонии с великим трудом преграждает Евфрату путь в Паллакопу.


Эти рассказы побудили Александра прийти как-нибудь на помощь ассирийской земле. Он решил в том месте, где течение Евфрата направляют в Каллакопу, прочно преградить сток. Стадиях в 30 подальше земля оказалась каменистой; надо было прокопать здесь канал, соединить его со старым каналом, ведущим к Паллакопе; и тогда вода не просачивалась бы сквозь землю, так как грунт был твердый и воду нетрудно было бы в положенное время повернуть обратно. Ради этих работ Александр доплыл до Паллокопы и по ней спустился к озерам у аравийской земли. Наткнувшись там на прекрасное место, он основал там  город, укрепил его и заселил эллинами-наёмниками, которые согласились на это, и теми, кто по старости или увечности не годились для военной службы.


                ДУРНЫЕ ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЯ               


 Большую часть времени он проводил вне стен Вавилона, располагаясь лагерем в разных местах и совершая на корабле поездки по Евфрату.  Несмотря на предсказания халдеев, ничего плохого с ним в Вавилоне не случилось, но он торопился выехать из Вавилона раньше, чем с ним приключится какая-нибудь беда. Уличив халдеев во лжи, он смело отплыл к озёрам, оставив Вавилон слева от себя. Как рассказывает Аристобул, Александр поднимался вверх по реке с большой свитой, сам управлял судном и осматривал каналы и очищал их; точно так же он открывал одни устья, а другие закрывал, а кроме того, он тщательно исследовал гробницы царей и властителей; ведь большинство гробниц находилось среди озер и болот.


Рассказывают, что Александр во время плавания по озёрам сам правил триерой; сильным ветром у него с головы снесло шапку с диадемой; шапка, как более тяжёлая, упала в воду, а диадему ветер подхватил и она застряла в тростниках, выросших на могиле какого-то древнего царя. Это он сам истолковал, как знамение будущего, тем более, что какой-то моряк, поплыв за диадемой, снял её с тростника, но, чтобы не замочить её, держал, плывя, не в руках, а надел её себе на голову. По словам многих, писавших об Александре, Александр подарил ему талант за усердие и велел отрубить голову, так как прорицатели тут же объявили: «Нельзя оставить на свете голову, на которой была царская диадема».

 
По словам же Аристобула, талант моряк получил, но и был высечен за то, что надел диадему. Он же говорит, что диадему доставил Александру какой-то финикийский моряк; некоторые же называют Селевка. Это предвещало Александру смерть, а Селевку – великое царство. Что из тех, кто принял власть после Александра, Селевк был самым крупным человеком, что он обладал наиболее царственным строем мыслей и правил обширнейшей после Александра страной – это не подлежит сомнению.


Вскоре после этого Александру донесли, что Аполлодор, командующий войсками в Вавилоне, пытался узнать о судьбе царя по внутренностям жертвенных животных. Прорицатель Пифагор, которого Александр призвал к себе, подтвердил это и на вопрос царя, каковы были внутренности, ответил, что печень оказалась с изьяном. «Увы, - воскликнул Александр, - это плохой знак!» Пифагору он не причинил никакого зла, на себя очень досадовал, что не послушал Неарха и вошёл в Вавилон. Большую часть времени теперь он проводил вне стен Вавилона, располагаясь лагерем в разных местах и совершая на корабле поездки по Евфрату.


Его тревожили многие знамения. На самого большого и красивого льва из тех, что содержались в зверинце, напал домашний осёл и ударом копыт убил его.
Однажды Александр, раздевшись для натирания, играл в мяч. Когда пришло время одеваться, юноши, игравшие вместе с ним, увидели, что на троне молча сидит какой-то человек в царском облачении с диадемой на голове. Человека спросили, кто он такой, но тот долгое время безмолвствовал. Наконец, придя в себя, он сказал, что зовут его Дионисий и родом он из Мессении; обвинённый в каком-то преступлении, он был привезён сюда по морю и очень долго находился в оковах; только что ему явился Серапис, снял с него оковы и, приведя его в это место, повелел надеть царское облачение и диадему и молча сидеть на троне.


Александр, по совету прорицателей, казнил этого человека, но уныние его ещё усугублялось, он совсем потерял надежду на божество и доверие к друзьям. Исполненный тревоги и робости, Александр сделался суеверен, всё сколько-нибудь необычное и странное казалось ему чудом, знамением свыше, в царском дворце появилось множество людей, приносивших жертвы, совершавших очистительные обряды и предсказывающих будущее. Сколь губительно неверие в богов и презрение к ним, столь же губительно и суеверие, которое подобно воде, всегда стекающей в низменные места.


                БЕДА


Несколько дней спустя после этого Александр принёс богам положенные жертвы, молясь о счастливом ходе событий и исполнении некоторых предсказаний и сел за стол с друзьями. Пирушка в честь Неарха затянулась далеко за полночь. У некоторых записано, что он намеревался после попойки уйти в спальню, но ему повстречался фессалиец Медий, самый верный человек среди тогдашних его приближённых, он попросил его к себе на пирушку; пирушка эта, по его словам будет ему очень приятна.


Александр принял кубок и когда выпил его до половины, то внезапно, точно пронзенный копьём, застонал, был унесён с пира полумёртвым и так жестоко страдал от боли, что умолял дать ему оружие вместо лекарства; даже лёгкое прикосновение причиняло ему такую же боль, как рана. Друзья Александра распространяли слух, что болезнь царя произошла от неумеренного пьянства. На самом же деле это было коварное убийство, гнусность которого мощным преемникам Александра удалось скрыть.


В дворцовых дневниках стоит следующее: Александр пировал и пил у Медия; выйдя от него, он вымылся и лёг спать; опять обедал у Медия и опять пил далеко за полночь. Уйдя с пирушки, он вымылся, вымывшись, немного поел, и тут же уснул, потому что уже заболел лихорадкой. Это было на восемнадцатый день месяца Десия.


Его вынесли на ложе для жертвоприношения, и он совершил его по своему каждодневному обычаю; возложив жертвы на алтарь, он улёгся в мужской комнате и лежал до сумерек. Тут он объявил военачальникам свои распоряжения относительно выступления в поход и отплытия: сухопутные войска должны быть готовы к выступлению через четыре дня; флот, на котором будет находиться и он, отплывает через пять дней. Затем его на постели отнесли к реке; он взошёл на судно, переправился через реку в парк, там опять вымылся и лёг отдыхать.

 
На следующий день вымылся опять и принёс положенные жертвы; улёгшись в комнате, он беседовал с Медием и играл с ним в кости. Военачальникам было приказано явиться с рассветом. Распорядившись этим, он немного поел; его отнесли в комнату и лихорадка целую ночь не оставляла его.

 
На двадцатый день он вымылся и, вымывшись, принёс жертву и, лёжа в бане, беседовал с Неархом, который рассказывал ему о своем плавании по Великому морю. Неарху и прочим военачальникам было велено быть готовыми к отплытию через три дня. Александр в душе лелеял необъятные планы: после покорения всех стран к востоку от моря, переправиться из Сирии в Африку, затем, пройдя все просторы Нумибии, направить свой поход на Гадес, ведь там находятся столбы Геркулеса, оттуда проникнуть в Испанию и пройти мимо Альп к побережью Италии; оттуда уже недалеко до Эпира.

 
На двадцать первый день он опять вымылся, завершил положенные жертвоприношения и возложил жертвы; но жар усилился и лихорадка не утихала. Тем не менее, призвав военачальников, он приказал, чтобы всё было готово к отплытию. Вечером он вымылся и, вымывшись, почувствовал себя плохо.

 
На следующий день его перенесли в дом рядом с бассейном, и он принёс положенные жертвы. Было ему худо, но всё же он пригласил главных морских командиров и опять отдал приказ об отплытии.

 
На следующий день его с трудом принесли к жертвеннику; он принёс жертву и все-таки еще распорядился относительно отплытия.

 
На следующий день, чувствуя себя плохо, он всё же совершил положенные жертвоприношения и приказал, чтобы стратеги находились в соседней комнате, а хилиархи и пентакосиархи перед дверьми. Ему стало совсем худо и его перенесли из парка во дворец. Вошедших военачальников он узнал, но сказать им ничего не мог; голоса у него уже не было. Ночью и днём у него была жестокая лихорадка, не прекратившаяся и в следующую ночь и  следующий день.


Так записано в дворцовых дневниках. Македоняне заподозрили, что царь уже мёртв, полные печали и любви к царю, с криком и угрозами они потребовали у гетеров, чтобы они их пропустили во дворец. Наконец, они добились своего: двери дворца были открыты, и македоняне в одних хитонах по одному прошли мимо ложа царя.


Рассказывают, что он лежал уже без голоса, но пожал руку каждому из проходивших мимо него солдат, с трудом приподымая голову и приветствуя их глазами. Видя, как у всех полились слезы, можно было подумать, что войско взирает не на самого царя, а на его похороны. Но сильнее всего была печаль стоявших возле его ложа.


Позвав друзей поближе, он передал снятый с руки перстень Пердикке и распорядился, чтобы тело его было отвезено в храм Амона. Когда его спросили, кому он оставляет царство: он ответил, тому, кто окажется наилучшим. Тогда Пердикка в свою очередь спросил его; когда он хочет, чтобы ему присудили божеские почести; он ответил: «Когда вы сами будете счастливы». Это были последние его слова: скоро после этого он скончался.


В дворцовых дневниках говорится, что Пифон, Аттал, Демофонт и Певкест, а затем Клеомед, Менид и Селевк легли спать в храме Сераписа, чтобы узнать у бога, не будет ли полезнее и лучше принести Александра в храм и умолять бога об излечении. Раздался голос, исходивший от бога: не надо приносить Александра; ему будет лучше, если он останется на месте. Друзья так и объявили; Александр же умер, словно смерть была для него лучшим уделом. На двадцать восьмой день месяца Десия к вечеру Александр скончался.

 
Сначала весь царский дворец огласился плачем, причитаниями, а потом всё словно застыло в каком-то оцепенении: печаль привела к размышлениям о будущем. Знатные юноши, обычные его телохранители не могли снести всей глубины своего горя и оставаться в пределах дворца: они бродили, как безумные, по всему городу и наполняли его своим горем и печалью, не прекращая жалоб, какие горе подсказывает в подобном случае. Македонцы, стоявшие вне дворца, смешались с варварами, и в общем горе нельзя было отличить победителей от побеждённых.

 
Получилось как бы соревнование в печали: персы оплакивали справедливейшего и милостивейшего господина, македонцы – наилучшего и храбрейшего царя. Персы, обрезав по своему обычаю волосы, в траурных одеждах вместе с жёнами и детьми искренне оплакивали Александра. Привыкшие жить под властью царей, они признавали, что никогда не было у них более достойного господина.

               
Печаль вышла за стены города и распространилась на ближайшую область, а затем молва о столь великом горе распространилась и по ту сторону Евфрата. Скоро достигла она и матери Дария. Разорвав на себе одежду, она облеклась в траур и, растрепав на себе волосы, упала на землю. Сисигамбис не выдержала своего горя, отстранилась от бывших при ней внука и внучки и, накрыв себе голову, отказалась от пищи и света.


Она скончалась на пятый день после того, как приняла решение умереть. Она нашла силы жить после гибели Дария, но не могла пережить Александра.


Сохранился ещё рассказ об индийском мудреце Калане: готовясь взойти на костёр, он перецеловал всех друзей, к Александру же подойти не захотел, сказав, что поцелует его при встрече в Вавилоне. На эти слова тогда не обратили внимания, а потом, когда Александр умер в Вавилоне, они встали в памяти тех, кто их слышал: это было предсказание о смерти Александра.


                ВОДА ИЗ РЕКИ СТИКС               


О кончине Александра написано ещё много другого. Говорили, что заговор задумал Антипатр, видевший, что казнены лучшие друзья царя, что убит его зять Александр Линкест; да и сам Антипатр заслужил у Александра не столько благодарность, сколько ненависть. Мать Александра, Олимпиада, тоже оскорбляла Антипатра разными клеветами. К этому добавилось ещё и то обстоятельство, что совсем недавно подверглись страшной казни наместники завоёванных областей. Поэтому Антипатр полагал, что его вызвали из Македонии не для участия в военных походах, а для расправы.


Он подготовил сына своего Кассандра, который обычно прислуживал царю с братьями Филиппом и Иоллой, к покушению на царя. Антипатр дал Кассандру яд; яд же для Антипатра изготовил Аристотель, который стал бояться Александра, узнав о судьбе Каллисфена, а привёз его Кассандр, сын Антипатра. Некоторые даже пишут, что привёз его в копыте мула. Сила этого яда была такова, что его нельзя было хранить ни в медных, ни в железных, ни в глиняных сосудах, а переносить его можно было только в сосуде из конского копыта.


Антипатр предупредил сына, чтобы он не доверял никому, кроме как фессалийцу Медию и братьям. По этой-то причине у фессалийца всё было заранее приготовлено для пира, и у него же было продолжено пиршество. Филипп и Иолла должны были заранее пробовать и разбавлять водой питьё для царя; яд у них был влит в холодную воду, ею они и разбавили питье, которое пред этим испробовали.


Дал же этот яд Иоллай, младший брат Кассандра; Иолла был царским виночерпием, и Александр незадолго до своей кончины как-то его обидел. Медий был другом Иоллы. Александр, выпив килик, почувствовал острые боли, вследствие этих болей и ушёл с пира. Ни у кого тогда не возникло подозрения, что Александра отравили, но, как рассказывают, спустя пять лет Олимпиада поверила доносу и многих казнила. Останки Иоллая, который к тому времени умер, она приказала выбросить из могилы за то, что он будто бы подал Александру яд.


Ядом, как передают, послужила ледяная вода, которая по каплям, как роса стекает с какой-то скалы близ Нонакриды, её собирают и сливают в ослиное копыто. Некоторые говорят, что источник, из которого добывают этот яд, называют Стиксом. Сила этого яда, добываемого в Македонии, такова, что он разрывает даже подковы, но копыто животного его выдерживает. Ни в чём другом хранить эту жидкость нельзя, так как, будучи очень холодной и едкой, она разрушает любой сосуд.


                РАЗДЕЛ НАСЛЕДСТВА


Между тем в Вавилоне (на чём был прерван рассказ) телохранители царя созвали во дворец ближайших сто друзей и вождей. За ними последовала толпа солдат, желавших узнать, кому перейдёт власть Александра. Многие вожди, затёртые толпой солдат, не смогли войти во дворец; поэтому глашатай не стал пропускать тех, кого не мог назвать по имени. Но его распоряжений плохо слушались. Сначала возобновился громкий вопль и плач, затем в ожидании решения все удержали слезы и возобновилась тишина. Тогда Пердикка, поставив на виду у всех царское кресло, на котором находилась диадема, одежда и оружие Александра, положил на то же кресло перстень, переданный ему царём накануне; при виде всех этих предметов у всех опять потекли слёзы от горя.


Пердикка начал говорить так: «Вот тот перстень, которым царь обычно скреплял важные государственные решения, данным им лично мне; я возвращаю его вам. Величие совершённых Александром дел заставляет верить, что столь великий герой сблизил богов с человеческими делами. Мы должны прежде всего воздать должное его имени и телу, не забывая при этом, в каком городе и среди кого мы находимся и какого защитника лишились. Нам нужна голова. Одна ли моя голова или много голов – решать это в вашей власти. Вы должны знать, что толпа воинов без вождя – это тело без души. Шестой уже месяц Роксана беременна, будем ждать рождения сына, чтобы, когда он вырастет, ему с  помощью богов принадлежало царство. Теперь же вы решайте, кем оно будет управляться».


Так говорил Пердикка. Затем выступил Неарх. «Есть у царя сын от Барсины, ему и надо передать диадему». Никто не одобрил его речи. По своему обычаю все зашумели и долго стучали копьями, и, поскольку Неарх настаивал на своём мнении, дело чуть не дошло до мятежа. Тогда выступил Птолемей. «Моё мнение таково: пусть те, кого Александр допускал на свои совещания, сходятся всякий раз, как будет потребность в совместном обсуждении у его кресла, стоящего во дворце: на том, что решит большинство и нужно всем стоять, этому должны подчиняться и все вожди и военачальники».


Некоторые согласились с Птолемеем, меньшее число - с Пердиккой. Тогда начал говорить Аристон: «Когда Александра спросили, кому он хочет передать царство, он сказал, что хочет, чтобы оно досталось наилучшему; сам же он признал за лучшего Пердикку, которому и передал перстень. Он был не один при умирающем, и царь, обведя всех глазами, выбрал из толпы друзей именно его, чтобы передать ему перстень. Следовательно ему было угодно, чтобы высшая власть была передана Пердикке».


Никто не сомневался, что предложение Аристона справедливо. Итак, все предложили Пердикке выйти вперёд и взять с кресла перстень царя. Тот колебался между сильным желанием и совестливостью. После долгих колебаний, не зная, как ему поступить, он всё же отошёл и стал позади тех, кто сидел ближе.


А между тем один из вождей, человек твёрдого характера – Мелеагр, раздражённый колебанием Пердикки, выступил и сказал: «Да не допустят боги, чтобы судьба Александра и величие его власти легли на плечи этого человека, обычные люди этого не выдержат. Клянусь богами, если бы Александр оставил нам царём вместо себя этого человека, то моё мнение таково, что из всех его распоряжений именно этого одного не следовало бы исполнять. Что же вы не бежите разграблять царские сокровища? Наследником этих богатств, уж конечно, является народ».
Сказав так, он прорвался сквозь ряды, а давшие ему дорогу последовали за ним за объявленной добычей.


Вокруг Мелеагра уже собралась большая толпа вооружённых, и вся сходка превратилась в мятеж и раздор, когда кто-то из самых низов, неизвестный большинству македонцев сказал: «Зачем прибегать к оружию и гражданской войне, когда у вас есть царь, которого вы ищете? Вы обходите Арридея, рождённого Филиппом, брата Александра, только что бывшим вашим царём; он участник священных церемоний и единственный теперь наследник. Если вы ищите подобного Александру, вы такого никогда не найдёте; если близкого ему, то таков один он».


Услыхав это, сходка сначала как бы по команде умолкла; затем все сразу закричали, что надо позвать Арридея; что смерти достойны те, которые проводили сходку без него. Один Пифон совершенно недвусмысленно приписывал пороки юноше, которому предназначалось царство. Итак, все упорными криками требуют, чтобы позвали Арридея. Мелеагр из ненависти и вражды к Пердикке сейчас же привел его во дворец, и солдаты приветствовали Арридея, называя царём Филиппом.


Но это был голос народа, мнение старшин было другое. Из них Пифон начал проводить план Пердикки: он объявляет опекунами будущего сына Роксаны, Пердикку и Леонатта, рождённых от царской крови. После этого от каждого была принята присяга признавать власть сына Александра. Мелеагр же со своими людьми удалился было, с полным основанием испугавшись угрозы. Потом он снова ворвался во дворец, увлекая за собой Арридея и крича, что в интересах государства он поддерживает только что избранного царя.


Никакое глубокое море, никакой бурный пролив не может поднять таких волн, какими бывают движения в толпе, особенно если она упивается новой и недолговечной свободой. Лишь немногие голосовали за только что избранного Пердикку, большинство хотело предоставить власть Арридею, сводному брату Александра, которого презирали. В конце концов симпатии склонились больше в сторону царского сына.


Арридей удалился из собрания, подавленный выступлением вельмож; при его уходе солдаты скорее приумолкли, чем отказались от своих симпатий; его позвали обратно, и он надел на себя то самое платье царя, которое лежало на кресле. А Мелеагр надел панцирь и взял оружие как защитник нового царя. Затем появилась фаланга, ударяя копьями о щиты, готовая обагрить себя кровью тех, которые претендовали на совершенно им не предназначенное  царство.


Между тем Пердикка из предосторожности приказывает запереть зал, в котором лежало тело Александра. С ним было шестьсот выдающихся мужеством воинов, присоединился к нему также Птолемей и царская когорта юношей. Однако, без труда запоры были сломаны тысячной толпой вооружённых. Ворвался и царь Арридей, окружённый толпой прислужников во главе с Мелеагром. Возмущенный Пердикка отзывает в сторону желающих охранять тело Александра, но ворвавшиеся силой издали стали метать в него копья. Многие были ранены, когда вельможи, сняв шлемы, чтобы их легче было признать, начали просить бывших с Пердиккой не начинать распри, а уступить царю Арридею и большинству. Пердикка первый сложил оружие, остальные сделали то же. Затем ввиду того, что Мелеагр убеждал их отходить от тела Александра, они, предполагая, что готовится засада, вышли из дворца с другой стороны и бежали к Евфрату.


А Мелеагр не переставал убеждать царя Филиппа (Арридея) покарать смертью Пердикку за его претензии на власть: если не обуздать его непомерной гордости, он затеет переворот. Царь допускал эти разговоры, но не соглашался с ними. Мелеагр истолковал его молчание как приказ и послал от имени царя людей вызвать Пердикку и убить его, если он не согласится придти. На другой день македонцы признали недостойным делом, что Пердикка подвергается опасности и решили применить оружие для наказания Мелеагра за его дерзость.


Итак, Мелеагр, сильно обеспокоенный и не зная, на что решиться, употребил почти три дня на обдумывание планов действия. А во дворце внешне всё оставалось по-прежнему: к новому царю приходили послы от племён, толпились военачальники, проходы были заполнены вооружёнными людьми. Но глубокая непроизвольная подавленность указывала на крайнюю безнадежность положения: все друг друга подозревали, никто не решался сойтись с кем-нибудь и поговорить, каждый обдумывал про себя свои тайные планы; приглядываясь к новому царю, все больше оплакивали утрату прежнего.


Пердикка единственную свою надежду полагал в смерти Мелеагра и считал нужным захватить этого пустого и неверного, готового на немедленный переворот и крайне враждебного человека. Но он усердно скрывал от всех свое намерение, чтобы захватить Мелеагра врасплох.


И вот Пердикка с Мелеагром решают провести проверку всего войска по обычаю предков. Уважительной причиной было их недавнее разногласие. Цари македонские обычно производили проверку своего войска так: в один конец поля бросаются внутренности зарезанной собаки, а внутри этого пространства становятся все вооружённые: с одной стороны конница, с другой – фаланга.

 
Царь Филипп (Арридей)с одним отрядом стал объезжать ряды пехоты, требуя на расправу по настоянию Пердикки, зачинщиков смуты, за которыми должен был сам наблюдать. Он угрожал в случае их упорства, бросить на них всю конницу и слонов. Пехотинцы были поражены неожиданной угрозой, и сам Мелеагр растерялся и пал духом. Тогда Пердикка, увидев их смущение и покорность, отделил от остальных примерно триста человек, которые последовали за Мелеагром, когда он вырвался из первого собрания, происходившего после смерти Александра, и на глазах у всего войска подставил их слонам. Все они были растоптаны этими зверями. Мелеагр поздно понял хитрость Пердикки; но так как над ним не было совершено насилия, спокойно оставался на своем месте в строю. Но вскоре он отчаялся в спасении и укрылся в храм. Но даже святость места его не спасла и он был убит.


Пердикка, отведя войско в город, собрал совещание виднейших военачальников. На нём решено было так поделить империю, чтобы царь сохранил в ней высшую власть. Пердикка должен был находиться при царе и командовать состоявшими при нём войсками. Некоторые думали, что провинции были распределены согласно завещанию Александра, но эта молва, хотя и принятая некоторыми писателями, по нашей проверке, оказалась ложной.


                НИ ЖИВ НИ МЁРТВ 
 

Шёл уже седьмой день, как тело царя лежало на катафалке, а мысли всех были отвлечены от ритуальных забот разрешением вопросов об устройстве государства.


Нигде больше нет такого жаркого климата, как в Месопотамии; многих животных, застигнутых на голой почве, солнце там убивает. Такова сила накалённого воздуха, что всё сжигается, как огнём. Когда друзья смогли, наконец, отдаться заботам о бездыханном теле и вошли в зал, то не заметили на теле никаких признаков тления, ни даже бледности смерти: с лица его не сошла и та живость, которая поддерживается дыханием. Так что египтяне и халдеи, которым было приказано приготовить тело по их обычаю, сначала не решались тронуть его руками, думая, что оно дышит; затем, помолившись, чтобы им, смертным было позволено прикоснуться к божеству, они очистили тело, наполнили благовониями и положили на золотое ложе, украсив голову знаками его сана.


                ПОВОЗКА И ЗОЛОТОЙ ГРОБ ДЛЯ ЦАРЯ               
               
               
Арридей, который получил задание привезти домой тело Александра, завершил постройку экипажа для перевозки царского тела, и стал готовиться к поездке. Поскольку сооружение, что было изготовлено, будучи достойно славы Александра, не только превзошло все другие в стоимости – но было также известно превосходным мастерством изготовления, я считаю, что оно достойно описания.


Сначала они приготовили гроб для тела подходящего размера, изготовленный из кованого золота, и пространство вокруг тела наполнили специями, которые должны были сохранить тело ароматным и не портящимся. На этот ящик была помещена крышка из золота, соответствующая ему в точности, и прилаженная вокруг его верхнего края. Поверх лежала великолепная пурпурная мантия с золотым шитьём у которой они поместили оружие умершего. Затем они построили крытую повозку, которая должна была везти его.

 
В верхней части повозки был установлен золотой свод восемь локтей в ширину и двенадцать длиной, покрытый россыпью драгоценных камней. Ниже крыши по всей длине сооружения был прямоугольный карниз из золота, на котором были рельефные изображения козлиных голов. Золотые кольца в две ладони шириной были установлены в них, и через кольца была продета праздничная гирлянда, красиво украшенная яркими красками всех видов. Через концы была вплетена сеть, удерживающая большие колокольчики, так что любой встречный слышал звук с большого расстояния. На каждом углу свода на каждой стороне была золотая фигура  Победы, держащая трофей. Колоннада, которая поддерживала свод, была золотой с ионическими капителями. Внутри колоннады была золотая сеть, сделанная из шнуров толщиной в палец, которая удерживала четыре длинные раскрашенные доски, их концы соединялись, каждая из которых равнялась стороне колоннады.
      

На первой из этих досок, которыми была украшена колесница, был рельеф с изображением сидящего Александра, держащего в руках роскошный скипетр. Вокруг царя были группы вооружённых слуг, одна македонских, другая персидских телохранителей, и вооружённых солдат перед ними. Вторая доска, которая следовала после телохранителей, изображала слонов, построенных для боя. Они направлялись индийскими погонщиками на строй, расположенный за ними из македонцев в полном вооружении в их обычном снаряжении. Третья доска изображала отряд кавалерии в боевом строю, а четвертая корабли, изготовившиеся для морского боя.


Рядом с входом в камеру был помещён золотой лев с глазами, направленными на входящих. Золотой орнамент тянулся мало-помалу сверху от центра каждого столбца вниз к капители. Над камерой, в середине купола под открытым небом стояло пурпурное знамя, украшенное золотым оливковым венком огромного размера, и когда солнце бросало на него свои лучи, он посылал такой яркий и трепещущий отблеск, что с большого расстояния выглядел, как вспышка молнии.


Остов колесницы, закрывающий камеру, имел две оси, на которых вращались четыре персидских колеса, ступицы и спицы которых были позолочены, но часть, которая касалась земли, была из железа. Выступающие части осей были сделаны из золота в форме львиных голов, и каждое держало копьё в зубах. Вдоль середины своей длины оси были снабжены опорами, хитроумно установленными к середине камеры таким образом, что, благодаря им камера могла оставаться нетронутой от ударов на неровных местах.


Имелось четыре дышла и к каждому из них прикреплялись четыре упряжки с четырьмя запряжёнными мулами в каждой упряжи, так что всего было  шестьдесят четыре мула, отобранных за их силу и размер. Каждый из них был увенчан позолоченной короной, каждый имел золотой колокольчик, подвешенный к одной из щёк, а вокруг шеи – хомут с драгоценными камнями.


Таким образом повозка была устроена и украшена и выглядела много роскошнее при осмотре, чем описано. Из-за своей широко распространившейся славы, она привлекала вместе много зрителей; потому из каждого города, в который она приходила, весь народ выходил навстречу и сопровождал её до самого выхода, и не мог насытиться удовольствием от такого зрелища. Чтобы соответствовать её великолепию, повозку сопровождали толпы дорожных рабочих и механиков, а также солдаты, посланные охранять её.

 
Когда Арридей потратил почти два года на исполнение этой работы, он привёз тело царя из Вавилона в Египет. Ведь Птолемей, сын Лага, успел отнять у Пердикки тело Александра, когда тот перевозил его из Вавилона и свернул в Египет, движимый алчностью и желанием присвоить себе страну. Птолемей напал на него и запер на пустынном острове. Таким образом, Пердикка был убит, пронзённый сариссами своих воинов, когда те напали на него; находившиеся с ним цари – Арридей и дети Александра, а также Роксана, супруга Александра, были отправлены в Македонию.

 
Тело Александра было  наконец перевезено Птолемеем, которому достался Египет, в Мемфис, а оттуда через несколько лет в Александрию, где оно находится ещё и теперь, однако не в том саркофаге, как раньше, ибо теперешний гроб из прозрачного камня, тогда как Птолемей положил тело в золотой саркофаг. Имени и памяти его там создаются всяческие почести.


Похитил саркофаг Птолемей, прозванный «Коккесом» («самозванец») и «Парисактом» («узурпатор»), который прибыл из Сирии. Но был тотчас изгнан, так что похищение оказалось для него бесполезным.


                ЭПИТАФИЯ               


Александр скончался в 114 олимпиаду при Гегесии, архонте афинском. Жил он 32 года и 10 месяцев, царствовал же 12 лет и 8 месяцев.

 
Был он очень красив, очень деятелен, стремителен и ловок; по характеру своему очень мужествен и честолюбив; великий любитель опасности и усерднейший почитатель богов. Физическими усладами он почти пренебрегал; что же касается душевных, то желание похвалы у него было ненасытное. Как никто, умел он поднять дух у солдат, обнадёжить их, уничтожить страх перед опасностью собственным бесстрашием. Он нерушимо соблюдал договоры и соглашения; его невозможно было провести и обмануть. На деньги для собственных удовольствий он был очень скуп; щедрой рукой сыпал благодеяния.


Из древних царей раскаивался в своих поступках один Александр. Он возводил свой род к богам. И персидскую одежду он надел обдуманно: ради варваров, чтобы явиться для них не вовсе чуждым царем, и ради македонцев – для умаления македонской резкости и заносчивости. И частые пирушки устраивал он не ради вина: Александр  пил мало - а из расположения к друзьям.


Тот, кто бранит Александра, пусть не только бранит достойное брани, но охватит все его деяния и даст себе отчёт в том, кто он сам и в какой доле живёт. Он, ничтожное существо, утружденное ничтожными делами, с которыми, однако, он не в силах справиться, он бранит царя, ставшего таким великим, взошедшего на вершину человеческого счастья, бесспорного повелителя обоих материков, наполнившего мир славой своего имени. В то время не было ни народа, ни города, ни человека, до которого не дошло бы имя Александра.


Не без божественной воли родился этот человек, подобного которому не было. На это указывали и предсказания при смерти Александра, и различные сны, которые видели люди; почести, воздаваемые ему до сих пор людьми; память, которую он оставил о себе, как о существе высшем; предсказания, которые и теперь, столько времени спустя, даются из уважения к нему, македонскому народу».


                АЛЕКСАНДР НЕ УМЕР В ВАВИЛОНЕ 


Вот и закончился рассказ о славном пути Александра Македонского, составленный из нескольких его жизнеописаний. Однако, причина смерти Александра остаётся невыясненной до сих пор. Предположений множество. Одно из них, ставшее почти классическим – Александра, когда тот путешествовал по болотам вблизи Вавилона и  разыскивал могилы древних царей, укусил малярийный комар и царь скончался от одного из видов малярийной лихорадки. Впрочем, возражают другие, у спутников Александра комары тоже пили кровь – и ничего, все здоровы. Считается, что малярия заразна, но ведь заболел один лишь  Александр, причем болезнь началась острым приступом невыносимой боли практически сразу после выпитого кубка.


Есть версия о некоем «птичьем гриппе». Она основывается на упоминании о сдохших воронах, которые падали замертво перед Александром по возвращении его в Вавилон. Но опять же - почему смерть пришла только к царю, но не тронула остальных его приближенных?


Кроме этой причины назывались и другие допустимые болезни – тиф, панкреатит, лихорадка Западного Нила, отравление мышьяком, стрихнином или другим ядом, заражение крови или даже цирроз печени по причине неумеренных возлияний. Отравление как причина смерти цари уже давно считается отвергнутой многими историками и экспертами, так как немногие токсины способны вызвать подобные симптомы. Мало того, такие яды практически невозможно было достать во времена правления Александра.

 
Несмотря на то, что историки всегда отмахивались от предположения, что Александра отравили ядовитыми водами Стикса, совсем недавно в научной среде появилось  интересное и неожиданное мнение о том, что такое отравление возможно состоялось. Впрочем, разве оно неожиданное? Об этом открыто говорили античные биографы Александра.

 
«Считалось, что ядом служила ледяная вода, стекающая по каплям, как роса, с какой-то скалы недалеко от города Нонакриды (город в Аркадии). Эту воду собирали и сливали в ослиное копыто. Ни в чем другом хранить эту жидкость нельзя, так как, будучи холодной и едкой, она разрушает любой сосуд». Это предположение подтверждается тем, что река Мавронери (Чёрная вода) могла в древности называться Стиксом. Истоки её находятся высоко в горах Ахайи в Греции. Река стремительно мчится и падает водопадом вниз с известковой скалы.

 
Правда, Квинт Курций Руф полагает, что источник ядовитой воды находился в Македонии.  Он пишет: «Сила яда, добываемого в Македонии, такова, что он разрывает даже подковы, но копыто животного его выдерживает. Источник, из которого добывают этот яд, называют Стиксом; его привез Кассандр и передал брату Иолле, а этот влил его в питьё царя».

 
У Ивана Ефремова есть своя точка зрения на этот счет. В книге «Таис Афинская» он так описывает реку забвения, рассказывая о спартанской реке Эврот: «Эврот течет из-под земли. В его верховьях, около Фения в Аркадии, где «Девять вершин», есть развалины города, называвшегося в честь жены Ликаона, пеласга, сына Каллисто. Под девятиглавой горой Ароанией есть ущелье страшной глубины, в котором даже летом лежит снег. Из ущелья небольшим водопадом падает на скалу ручей Стикс. Вода его смертельна для всего живого, разъедает железо, бронзу, свинец, олово и серебро, даже золото. Чёрная вода Стикса бежит в чёрных скалах, но потом становится ярко-голубой, когда скалы испещряются вертикальными полосами черного и красного – цветами смерти. Стикс впадает в Критос, а тот в нашу реку и, растворяясь в ней, делается безвредным. Но в какие-то дни, известные лишь прорицателям, струи Стиксова ручья не мешаются с водой Эврота. Говорят, их можно увидеть – они отливают радугой старого стекла. Того, кто пробудет в этой струе некоторое время, ждет аория – безвременная смерть. Вот почему купание в нашей реке иногда может причинить беду».


Стикс - река особенная, считалось, что она протекала через подземное царство и поэтому очень знаменита в древнегреческих мифах. Оказывается, боги клялись рекой мёртвых и тот, кто нарушал клятву, в течение года переставал двигаться и дышать. Об этом упоминается в «Илиаде» Гомера. Так неужели Александра Македонского убили воды Стикса?

 
Да, именно так, полагают некоторые ученые. Те же страшные признаки отравления, тщательно описанные биографами начались у Александра в Вавилоне на пиру у Медия. Говорят, когда он испил из двуручного кубка Зевса, то вскрикнул от страшной боли, пронзившей всё его тело, а затем двенадцать дней и ночей мучился от боли и не мог пошевелиться, затем потерял возможность говорить, после чего впал в кому. Александр считал себя богом, какую же клятву он нарушил? Ведь он страдал, почти как те боги.


Это натолкнуло ученых на мысль о том, что некоторые симптомы, которые наблюдались у Александра, в точности соответствуют описанию признаков болезни описанных в древнегреческих мифах, связанных со Стиксом. Поэтому ученые на основе полученных ими новых данных, утверждают: вызвать высокую температуру и острую боль мог цитотоксин калихимицин, содержащийся в водах Стикса.


Исследователи полагают, что этот мифический яд вырабатывают особые бактерии –  весьма распространённые в реках Греции. Эти микроорганизмы были обнаружены в 1980-х годах в твёрдых отложениях карбоната кальция, образующихся на известняке. Этот яд оказывает влияние на определенный вид клеток или отдельный орган, а не на весь организм в целом. То есть выборочно. Человек не умирает, но выглядит мёртвым. Самыми распространенными представителями цитотоксинов являются химические вещества и некоторые змеиные яды.

 
Хотя цитотоксины нередко рассматриваются в качестве опасных веществ, они также используются в медицине с целью предупреждения и лечения рака. Тем самым происходит борьба с клетками, поражёнными раком. Цитотоксин применяется в малых  дозах, чтобы вылечить рак с наименьшим вредом для заболевшего. Этот способ лечения рака также известен, как химиотерапия. От химиотерапии выпадают волосы, но временно, а потом они отрастают снова.


В древности умели готовить снадобья, приняв которые, человек как бы умирал, но затем приходил в себя и возвращался к жизни. Похожее средство отец Лоренцо дал Джульетте, чтобы все подумали, что она умерла.


ТАЙНА  ИСЧЕЗНУВШИХ  РУКОПИСЕЙ


Свидетели блистательной жизни и смерти Александра, почти все друзья и просто близкие ему люди, написали около тридцати подробных книг о нём. Но почему-то до нас не дошло ни одного свидетельства соратников и современников Александра, даже в переписанном виде. Все эти книги внезапно куда-то исчезли.  Это ни в коем случае не может быть простой случайностью.


Диодор Сицилийский, Юлий Помпей Трог, Квинт Курций Руф, Арриан Флавий и Плутарх, Страбон к счастью, располагали некоторыми сведениями из этих книг. Однако и у этих античных авторов почему-то отсутствует описание  смерти Александра Македонского. Существуют подробные рассказы о болезни и угасании, причём невероятно подробные, но подлинного свидетельства об его смерти нет. То есть - как он умер и где,  как похоронен - неизвестно. Всё это остается неразгаданной тайной. Как бы то ни было, но свидетельства подлинной, подтверждённой документально смерти Александра в его жизнеописаниях НЕТ! Их просто не существует.

 
У Диодора наиболее подробно рассказано, что происходило после ОБЪЯВЛЕННОЙ смерти царя, причем похоже, что его самого происходящее изумляло: «Шёл уже седьмой день, как тело царя лежало на катафалке, а мысли всех были отвлечены от ритуальных забот разрешением вопросов об устройстве государства. Нигде больше нет такого жаркого климата, как в Месопотамии; многих животных , застигнутых на голой почве, солнце там убивает. Такова сила накалённого воздуха, что всё сжигается, как огнём. Когда друзья смогли, наконец, отдаться заботам о бездыханном теле и вошли в зал, не заметили на теле никаких признаков тления, ни даже бледности смерти: с лица его не сошла и та живость, которая поддерживается дыханием.


Так что египтяне и халдеи, которым было приказано приготовить тело по их обычаю, сначала не решались тронуть его руками, думая, что оно дышит; затем, помолившись, чтобы им, смертным было позволено прикоснуться к божеству, они очистили тело, наполнили благовониями и положили на золотое ложе, украсив голову знаками его сана».


То есть, после всеобщего признания смерти, тело царя лежало на жаре, доходящей в Вавилоне до пятидесяти градусов по Цельсию в тени. Не хочется вдаваться в физиологические подробности, но при такой жаре уже через несколько часов трупы начинают смердеть и разлагаться. Ничего подобного не произошло с Александром - он выглядел спящим. Поэтому египтяне, делающие мумии, и халдеи, которые наверняка лучше других понимали разницу между живым и мёртвым телом, боялись прикоснуться к живому божеству.


Очевидно, что 11 июня Александр только казался умершим; на самом деле он впал в глубокую кому. Он, возможно, был всё ещё жив, когда много дней спустя пришли бальзамировщики, чтобы распотрошить его. Далее пишется, что они, якобы очистили тело и наполнили его благовониями. Скорее всего так и случилось. Но вот только тело, которое они приготовили для захоронения - принадлежало ли оно Александру? В неразберихе, происходившей в Вавилоне в то время, когда обезумевшие диадохи рвали власть на куски, об умершем царе никто и не думал, и он неприлично долго лежал непогребённым, забытый всеми.


Удивляет также то обстоятельство, что тело Александра якобы решили мумифицировать. Ведь по македонским обычаям тело царя должны были предать огню. Гефестиона, например, сожгли на огромном погребальном костре. Вот уж поистине не бывает дыма без огня, потому что различных предположений о захоронении Александра Великого до нас дошло великое множество. Но нет единого мнения о том, что произошло с Александром после его смерти. По данным, представленным различными историческими источниками, великий полководец умер в Вавилоне, на руках у верных диадохов. Его тело было положено в золотой саркофаг и с почестями похоронено... Но никто до сих пор не видел могилы Александра Македонского. Её местоположение вот уже более двух тысяч лет остаётся загадкой. Место и время его погребения овеяно противоречивыми слухами и легендами. Персидские сказания утверждают, что македонского царя схоронили в Вавилоне, а в Александрию повезли пустой саркофаг. Или, что в Египет отправили мумию, искусно сделанную египетскими жрецами из смолы и камыша.


Ясно одно - в указании места захоронения авторы дружно расходятся - по одним источникам он похоронен в Александрии, по другим в оазисе Сива, есть даже слухи о том, что он похоронен в Мемфисе.


Но ведь Пердикка с Арридеем отправились с телом Александра домой, в Македонию - как было решено заранее. Странно, что они оказались в Египте. Почему Пердикка с огромным неповоротливым саркофагом  повернул на юг, изменив первоначальному плану? Если он хотел отнять Египет у Птолемея, зачем ему было тащить с собой погребальный поезд? Что-то во всём этом не сходится.

 
Вот и македонцы не поверили; у них есть легенда, что ветераны собрали сход и спросили своего оракула, как поступить с телом вождя. Тот ответил, что его надо похоронить там, где он родился. Решительно настроенные македонцы выкрали тело своего царя, а взамен подложили труп греческого наемника из Спарты. Гроб отвезли не в Пеллу, а в Эгу – древнюю столицу, где находились кладбище древних царей Македонии. И якобы там по македонским обычаям тело царя сожгли на огромном костре. Из всего этого можно сделать вывод, что в Вавилоне после «смерти» Александра происходили загадочные события, о которых никто не должен был знать. Исчезновение из биографий Александра описания его смерти является свидетельством тому. Либо он ещё был жив тогда, либо всё происходило совсем иначе. В любом случае, в сокрытии истинных событий могли быть заинтересованы как друзья царя, так и его враги.

 
Диодор Сицилийский рассказывает: «Когда Арридей потратил почти два года на исполнение этой работы, он привез тело царя из Вавилона в Египет». Удивительно, насколько тщательно и с любовью Диодором Сицилийским описана золотая повозка, в которой перевозили тело Александра, со всеми её многочисленными украшениями. (Наверное, это уже из области фантастики, но подробный рассказ о золотом саркофаге мне очень напоминает описание Ковчега Завета). О том же, что более всего нас интересует, а именно - где целых ДВА ГОДА находилось ни живое ни мёртвое тело Александра, он не говорит ни слова. Не верю, что ценность саркофага представлялась писателю значительнее, нежели сведения о смерти и похоронах Александра Великого. Тем более, что Александр считался живым богом. Ведь в Греции его официально обожествили и признали сыном Зевса. Кажется, что Диодор нарочно переводит наше внимание на пышность саркофага, отвлекая от основного вопроса.
Создается устойчивое впечатление, что именно хроники смерти Александра и его похорон  явилось той самой уликой, которую кому-то потребовалось уничтожить.  Кто был заинтересован в сокрытии самого момента смерти и места погребения Александра? И главное – почему?


У меня есть две версии. Одна из них такова: Александр тогда не умер. Он очнулся и жил ещё какое-то время. Если верить Диодору, который называет сроки строительства золотого саркофага – два года, скорее всего Александр мог жить ещё около двух лет. В каком состоянии он находился, знали об этом солдаты его армии или всё было покрыто тайной для окружающих – нам, скорее всего, никогда не станет известно.

 
Вторая версия, впрочем не противоречащая первой – место его захоронения должно было оставаться скрытым ото всех. Александр во время своих походов видел немало разграбленных гробниц и, конечно, не желал себе такой участи после смерти. Он ведь сам восстанавливал осквернённую могилу Кира. Поэтому все дошедшие до нас сведения о его могиле просто обязаны были исчезнуть или направить на ложный след, уводящей любопытных в другую сторону. Но есть кое-что, косвенно указывающее нам на возможное место его последнего пребывания.

 
По предсказанию жрецов из оазиса Сива, Александр после своей смерти должен был уйти к своему отцу Амону. И Дарий тоже видел в своём вещем сне, что Александр уходил к солнечному богу Белу. Но где же это место? Наверное, в оазисе Сива, где же ещё... Но так ли это на самом деле? Надо знать, что Зевс-Амон в Греции является ипостасью Амона-Ра в Египте, как и как Бел-Оромазд в Вавилонии. Всё это лики одного и того же бога, под которым он известен в разных местах, где ему поклоняются. Благодаря жрецам, все святилища Амона-Ра и Зевса-Амона всегда были связаны между собой, а в те времена – связаны между собой ещё более тесно. Александр после смерти ушел к Амону, но ведь обитель Зевса-Амона-Ра – на небесах... Или - на Олимпе.


                АЛЕКСАНДР - СЫН  БОГА


Сразу после похода в святилище Амона, Александр начал носить вокруг ушей два рога Амона, прикреплённых к тонкой золотой сетке, в которую убирались его волосы и приказал выбивать на монетах своё изображение, увенчанное рогами.
Кроме того, по возвращении из Сивы он перестал в публичных речах и письмах официально признавать Филиппа своим отцом; в его послании афинянам говорилось: «Тот, кто в прошлом назывался моим отцом, царь Филипп Македонский...».
Народы и племена покорились власти Македонского, его обожествляли на Востоке, называли его Искендер, что означает Двурогий. На монетах он изображен с бараньими рогами. Это неспроста. Голова, увенчанная рогами овна – атрибутами египетского бога Амона (отца Александра!) – признак божественного происхождения.
               

Александр стал царём Египта. В течение тысячелетий всякий раз считалось, что усопший фараон возрождается на небесах как Осирис, сын бога Ра.
Осириса описывают как человека и одновременно сверхчеловека, страдающего и в то же время повелевающего. В первую очередь Осириса помнили, как благодетеля человечества и великого вождя-цивилизатора. Он уничтожил людоедство и приобщил египтян к земледелию, и изготовлению сельскохозяйственных орудий. Он любил хорошее вино и поэтому «обучил человечество виноградарству и виноделию, в том числе сбору гроздей и хранению вина...». Он дал им свод законов и культ богов. Диодор Сицилийский пишет, что, приведя всё в порядок в Египте, Осирис отправился в долгое путешествие с целью «... посетить все населённые земли и научить род людской возделыванию виноградной лозы, пшеницы и ячменя; поскольку он надеялся, что если он побудит людей расстаться с дикостью и приобщиться к благородному образу жизни, то тем самым он приобретёт бессмертную славу за свои великие благодеяния...»


Сначала Осирис отправился в Эфиопию, где обучил её жителей земледелию. Кроме того, «он построил каналы с шлюзовыми затворами и регуляторами... он поднял берега рек и принял меры, чтобы Нил не выходил из берегов...» После этого он двинулся в Аравию, а затем в Индию, где основал много городов. У известного исследователя Грэма Хэнкока есть загадочная фраза: «Миф об Осирисе больше, чем миф».


Трудно избежать параллелей с маршрутом Александра Македонского. Путь его почти в точности совпал с дорогой Осириса-Диониса у греков. Дойдя до мест, где кончались земли, отмеченные священной лозой, Александр поворачивал назад, оставляя после себя новые города, каналы и своды законов.


После завоевания Египта Александр отправился в оазис Сива, где находился оракул Аммона. Оазис этот прилегал к эфиопским землям. Раньше Эфиопия называлась Абиссинией и у Александра было огромное желание войти в эти земли. К его большому сожалению по разным причинам поход этот не состоялся. Но до оракула Аммона-Ра он дошёл, рискуя жизнью. Что же собой представлял этот могущественный предмет, ради которого Александр одолел смертоносную пустыню, как выглядел этот таинственный оракул?

 
У Диодора Сицилийского в «Исторической библиотеке»  мы находим описание священного  предмета, представшего глазам Александра: «Статуя бога усыпана изумрудами и другими камнями; предсказания он дает совершенно своеобразным способом: статую эту в золотом киоте несут на своих плечах 80 жрецов, которые направляют путь не по своему выбору, а куда им укажет кивком бог. За ними следует толпа девушек и женщин, которые всю дорогу поют, прославляя бога старинной песней». Книга XVII, L, LI.


Очень интересно! Уж не ковчег ли завета предстал перед Александром? Ведь тот, ветхозаветный, тоже указывал путь, умел двигаться сам, без помощи людей, а порой и взмывал в воздух, поднимая на себе несущих его.


Одно особенное египетское предание рассказывает о «золотом ящике», в котором Ра сложил ряд предметов, а именно: свой золотой «скипетр» (или посох), прядь своих волос и свой «уриус» (золотая кобра в угрожающей позе, которую он носил на своем царском головном уборе).


«Этот ящик, сильный и опасный талисман, вместе со своим содержимым был спрятан в крепости «на восточной границе» Египта в течение многих лет после вознесения Ра на небо. Когда Геб пришел к власти, он приказал принести ящик и открыть его в своем присутствии. Не успели открыть ящик, как из него вырвалось «дыхание божественной змеи», которое убило на месте всех товарищей Геба и смертельно обожгло самого богоцаря.


На языке вертится вопрос, не встречаемся ли мы здесь с искаженным описанием несчастного случая в результате неисправности устройства, какого-то прибора неизвестного действия, разработанного учёными пропавшей цивилизации. Такое подозрение усиливается, если мы вспомним, что это не единственный золотой ящик в древнем мире, который вёл себя подобно смертельно опасной и непредсказуемой машине. У него легко заметить целый ряд общих особенностей с таинственным ковчегом завета евреев, золотым ящиком, который так же убивал невинных людей какими-то яростными разрядами. Который так же был «снаружи покрыт золотом», и про него говорили, что в нём были не только две таблички (скрижали) с десятью заповедями, но и «золотой горшок с манной, и посох Аарона». Грэм Хэнкок «Следы богов».


В священной книге эфиопов «Кебра Нагаст» сообщается о том, что тысячи солдат умерли самым таинственным образом, взглянув на волшебный ящик, украденный сыном Соломона в Иерусалиме и перевезённый в Эфиопию.

 
Оазис Сива располагался именно на восточной границе Египта, в потаённом и прекрасном месте, где во все времена года «стояла весенняя погода». Возможно, там и был скрыт от любопытных волшебный предмет, наследство богов.

 
Но какой же вид имела «статуя божества», скрытая в золотом ящике или ковчеге? Оказывается, это не было скульптурой, изображающей античного бога или богиню. Священный оракул выглядел совершенно неожиданно.


«Почитаемое божество не имеет того вида, какой обыкновенно художники придают богам, оно больше всего похоже на выпуклость, украшенную смарагдами и жемчугом. Когда вопрошается оракул, жрецы вносят это изображение на позолоченном морском судне (ковчеге? - авт.), по обоим бортам которого свисает множество серебряных кубков; за ним следуют женщины и девушки, поющие по древнему обычаю какую-то неблагозвучную песнь, которой, как они верят, они содействуют тому, чтобы Юпитер дал ясный оракул». Квинт Курций Руф. Кн. IV, гл. 7, 23, 24.  По описанию очень похоже на Ковчег Завета и Скрижали в нем. В Ветхом завете также встречается утверждение, что внутри Ковчега Завета «содержалось непроизносимое имя Бога».


В христианской традиции Скрижали представляются в виде двух плоских прямоугольных плиток со скругленным верхом по размерам Ковчега.


Шумеры называли их Таблицами Судеб, которыми владели их боги. В шумерских табличках сказано, что Таблицы Судеб или Оракул Богов невероятно важная вещь. Посредством его можно не только узнать будущее любого существа на земле, но можно вылечить раны и спастись от неминуемой смерти. Честное слово – похоже на машину времени. Слетал на пару часов назад, в прошлое – и снова здоровый. Тем более, зная прошлое и будущее, почему бы не попробовать что-то изменить в нём. Да сколько ещё разных дел – плохих или хороших можно сделать, управляя течением времени. Если эта фантастическая мысль хоть отчасти верна, тогда Скрижали или Таблицы Судеб - поистине волшебные предметы. И кто знает, какими чудесными качествами ещё они обладают... По крайней мере, владеющий этими приборами имеет неограниченную власть над смертными и прямую связь с богами.


Сведения о ковчегах и их удивительных возможностях содержатся не только в Ветхом завете. Их много и в шумерских сказаниях, и в египетских, и в эфиопских.
Например, абиссинская Кебра-Нагаст, или книга «Слава царей», в деталях рассказывает о том, что: «Соломон пользовался воздушными колесницами, «изготовленными благодаря Богом данной ему мудрости» («Кебра Нагаст, часть 30»). Одну из таких колесниц, «что по воздуху плыла», он подарил своей возлюбленной – царице Савской. А сын царя Соломона со своими друзьями в небесной повозке пролетал над Египтом, когда совершал путь из Иерусалима в Эфиопию. Египтяне жаловались, что полёт колесницы привёл к тому, что статуи богов и обелиски обрушивались, «в то время, как они ехали на колеснице, будто ангелы, и были более быстры, чем орлы в небе».

 
Арабские историки сообщают, что Соломон имел в своей колеснице «по небу проносящейся», волшебное зеркало, «открывающее перед ним все уголки мира». Это чудесное устройство состояло из «различных субстанций» и позволяло царю видеть «все семь сфер». Абдул аль-Машуди (895-956гг.), известный арабский географ и историк, написал в своей «Истории», что на пиках гор имелись магические стены, являвшие Соломону «небесные тела, звёзды, Землю с её континентами и морями, населённую земли полосу, растения и зверей и многие другие удивительные вещи».


Вот и получается, что Александр Македонский пришёл к ковчегу завета и Оракул Богов предсказал ему будущее, а также уточнил, что Александр действительно -  сын божий.


Вообще удивительных событий, порой до сих пор необъяснимых, в жизни Александра случалось немало. Существует, например, одна таджикская легенда, в которой говорится о том, что когда по пути в Индию войско Македонского проходило через Сагдийские горы на Памире, им требовалось пройти через глубокое ущелье. Там они обнаружили небольшое озеро, над которым возвышался огромный Сфинкс, выбитый в скале. У основания Сфинкса находилась большая пещера. Рассказывают, что Александр оставил тогда своё войско в ущелье Великого Сфинкса, а сам ушёл разговаривать с богами под землю, в царство мёртвых. Вернулся же Александр совсем другим путем – по легенде он поднялся со дна озера Искендер-куль внутри большого прозрачного шара, и с тех пор озеро носит его имя.


Чудесным образом легенда нашла свое подтверждение в наши дни. Изображение Сфинкса невероятных размеров было выбито на одной из скал окружающих озеро Искендер-куль. В длину оно составляло двести метров, в высоту около семидесяти. У передних лап Сфинкса чернел вход в пещеру. Группа альпинистов исследовала Сфинкса и пещеру. Пещера оказалась туннелем с гладкими стенами. Исследователи однозначно пришли к выводу, что и туннель, и изображение Сфинкса – искусственного происхождения. Около входа в пещеру росла священная чинаровая роща.


Затем там было сооружено Нурекское водохранилище и всё вокруг затоплено, но легенда оказалась реальностью.  Об этом я узнала из интервью с Ю.К. Севенардом – известным гидростроителем из Петербурга (тогда еще Ленинграда), начальником строительства Нурекской ГЭС.


Завоевав Вавилон, Александр пришёл в разрушенный храм Бела, его гигантские развалины затмевали небо и были больше самых больших пирамид. Там он вложил свою руку в руку статуи Бела и получил благословение на царство. Ведь Вавилон – земля Амона. Бог-покровитель Вавилона Бел-Мардук-Нинурта – это другой лик Амона. Персы осквернили святилища Вавилонии. Дарий I частично разрушил город; Ксеркс похитил золотую статую Бела-Мардука и снёс его храм. Александр любил этот древний город богов, он хотел восстановить его и сделать столицей нового царства.

 
По прибытии из Индии в Вавилон, Александр решил узаконить  свое божественное происхождение. Убеждённый в этом, за год до смерти Александр потребовал от городов Греции учреждения для себя божественных почестей. Он послал в Грецию письмо с просьбой об официальном признании его богом. В письме царя, отправленном из Суз весной 324 года, содержалась ссылка на пример Геракла, его отдалённого предка и сводного брата. Как Геракл, Александр победил всех и дошёл до края света. Потому царь Александр потребовал себе храмов, статуй и  жертвенников, как сыну высшего божества.


Не все согласились сразу. Публичное почитание Александра города Эллады вводили по принуждению. «Этот юнец жаждет алтарей. Так пусть ему их воздвигнут. Какие пустяки!» - издевался над письмом Александра оратор Демосфен. Спарта напротив - дала согласие сразу: «Пусть Александр будет богом, если ему так хочется!» - ответили жители города. Город Мегаполь выстроил для Александра-бога настоящий храм. Афины признали Александра тринадцатым богом Олимпа и живым воплощением Диониса (читай -  Осириса).


Он решил породниться с царской семьей Персии, для закрепления законом своего права завоевателя. Для этого Александр женился одновременно на двух женщинах. Одной из них была Статира, старшая дочь Дария, двадцати двух лет, а другая, Паризатис, младшая дочь Артарксеркса III Оха, которой не было и двадцати лет. Эти браки были заключены в середине весны, во время праздников в честь Афродиты. Ни одно столетие не было свидетелем подобных свадеб. Более ста браков было заключено за пять дней между греками и македонцами и персидскими девушками.


Как уже было сказано, он постоянно путешествовал по Евфрату, останавливаясь лагерем там, где ему хотелось. Он жгуче интересовался историей Месопотамии, поэтому его привлекали загадочные древние храмы и города, полузабытые тайные святилища великих богов Востока. Он искал могилы древних царей-богов, которые по слухам находились в болотистой местности в зарослях камыша возле проток.

 
Герой с полудетским лицом и нежной белой кожей завоевав полмира, захотел оставить в память о себе самое великое из всех созданных до него сооружений, нечто более огромное и великолепное, превосходящее собой даже египетские пирамиды, то, чему не будет равного ни в прошлом, ни в будущем, нечто такое, что под силу только богу, сыну бога. Александр, не откладывая дела в долгий ящик начал строить в окрестностях Вавилона  храмы, статуи и жертвенники в свою честь, выбирая подходящие земли для восславления своих подвигов и соответствующие величию места.


При экбатанском дворе жили тогда три тысячи архитекторов, изобретателей машин, учёных, художников, скульпторов, поэтов, философов и музыкантов. Поскольку мандат от греческих городов на просьбу считать его богом был получен,  Александр решил в честь царя Филиппа воздвигнуть тому пирамиду в Пелле, которая должна была превзойти высотой пирамиды Египта. Он приказал построить шесть гигантских храмов: два Зевсу-Амону в Дионе и в Додоне, два Афине в Трое и Кирене и два Аполлону в Дельфах и на Делосе.


Динократ, построивший Александрию Египетскую, предложил высечь статую царя в скалистом мысе, отроге Афонской скалы, нависающей над Эгейским морем; Александр должен был выходить по пояс из морских волн, из его левой руки изливалась бы река, а на правой ладони покоился бы город с десятью тысячами жителей. Этот проект очень серьёзно обдумывался.

 
Египетские жрецы-прорицатели в оазисе Сива объявили Александра сыном бога Зевса-Амона и предрекли ему славу великого завоевателя: «Ты будешь править миром, Александр!». Так что богу – богово. И вершина горы Нимруд стала подходящим местом для почитания молодого бога – Александра. Все победы были одержаны, в державе Александра Великого царил мир.  Двуглавый македонский орёл зорко смотрел на запад и на восток. Пришло время славить победителя и веселиться.


                "РАЗОРИТЕЛЬНАЯ ЗАТЕЯ"               


До нашего времени дошли изображения встречи Александра, изображённого с древними богами Востока, высеченные в камне. Он вкладывает свою руку в руки богов, получая их благословление. Таких камней найдено немало недалеко от Евфрата на земле древней Коммагены в городах Каркемиш, Эски Кяхта, Гергер, Арсиноя.

 
Однако самой из «нелепых и разорительных затей», как выразился Плутарх,  стало святилище на вершине горы Нимруд. Этот библейский «каменный столб» носил имя хозяина Вавилона – Нинурты-Нимруда. Нимруд – вершина,  значительно превышающая высоту горы Афон во Фракии, ещё больше подходила для того, чтобы увековечить величие подвигов Александра. Пик её разделял два мира и это было символично, потому что Александр являлся единым повелителем Востока и Запада. На вершине горы уже существовала ровная площадка,  история её возникновения  неизвестна, но на ней с незапамятных времен совершались неведомые обряды, возносились молитвы богам. Возможно, на этой горе были «врата бога», и Нинурта-Нимруд построил их, чтобы «боги» могли прилетать на землю незамеченными.

       
Божественный отец Александра - Зевс, в Египте он звался Амоном-Ра, значит и святилище, выбранное Александром, должно было походить на египетские пирамиды, а размерами намного превышать их. По форме гора Нимруд  напоминает пирамиду. Лучшего места для храма и алтаря в честь молодого бога Александра найти было просто невозможно.

 
Стасикрат приступил к делу. На немыслимую высоту, сквозь бушующие на вершине ураганы солдатами доставлялись огромные каменные скульптуры. Непонятно, какими невероятными усилиями они смогли сделать это... Но разве есть что-либо невозможное для воинов Александра, покоривших с ним полмира?
               

Статуи решено было расположить сидящими на египетских тронах. Ведь Александр являлся владыкой покорённого им Египта и объявлен фараоном. В Мемфисе были впервые произнесены вслух имена нового царя Египта, которые затем вырежут на камне всех храмов и иных зданий, которые он построит или восстановит за время своего царствования: «Царь-ястреб, властелин победы, царь-тростник и царь-оса, любимец Амона, избранник бога-солнца, Александр, господин двух стран и господин вознесений, одарённый вечной жизнью, как бог-солнце, на веки веков».


В  одном ряду каменные боги долгими веками смотрели в небо обратясь лицами на запад, в другом безмолвные близнецы, положив руки на колени, встречали первые лучи восходящего на востоке солнца. На головах статуй возвышались короны персидских царей, знак власти над завоёванной Персией.
               
               
На тронах величественно восседали знаменитые предки Александра в образе богов. В центре тронного ряда восседал его божественный отец Зевс-Амон, справа рядом с ним сидела мать Александра - Олимпиада в образе Коммагены, далее – сам Александр. С левой стороны находился трон Геракла, похожего на Филиппа, земного отца Александра, затем шёл трон Ахилла в образе Гелиоса-Гермеса. Сидящие фигуры достигали восьми метров в высоту. С каждого края божественные ряды замыкали лев и орёл. Как не вспомнить двух орлов, прилетевших на крышу дворца в ночь рождения Александра. Их появление жрецы истолковали так: «Родившийся ребёнок будет править двумя царствами». Над самой пропастью с восточной стороны площадки стоял греческий храм, он как бы парил в воздухе.


Отличие западной стороны – выбитый в скале возле тронов «звёздный лев» - гороскоп с изображением льва в персидском или даже ассирийском стиле. На теле льва в разных частях его высечены звёзды, а на шее большой полумесяц. У основания хвоста сверху и снизу ещё две звезды (Шлюмберже на своём замечательном и очень точном рисунке всё-таки пропустил одну звёздочку, но мы её восстановили. Его рисунок очень важен, он сделан в 50-е годы прошлого века, когда скульптуры ещё не потеряли своего облика, ведь сейчас «звёздный лев» основательно разрушен). Над фигурой льва расположены три больших звезды.  Они подписаны по-гречески: ПИРОЕИСИРАКЛЕ, СТИЛВОНАПОНОМОС, ФАЭТОНДИОС.
               
   
Несомненно, что это гороскоп человека, родившегося под знаком льва. Александр Македонский был рождён ночью с 22 на 23 июля 356 года до Р.Х. Одно из самых серьёзных заключений по этому поводу принадлежит немецкому астрологу, который после долгих расчетов с учётом поправок часов и времени года установил в качестве даты рождения Александра Великого ночь с 22 на 23 июля между 10 часами и полуночью, когда Солнце вошло во Льва, а на Востоке взошел Овен – знак-асцедент.
Время рождения человека влияет на его судьбу. Гороскопы в древности составлялись тщательно и являлись жизненным сценарием. Это сейчас мы, просвещённые и цивилизованные, посмеиваемся над астрологией, а в те времена знать наперёд свою судьбу считалось невероятно важным. Перед рождением Александра его отец Филипп увидел во сне чрево Олимпиады, запечатанное печатью с изображением льва. Сон стал вещим. Олимпиада родила сына под созвездием Льва, с львиным характером, соответствующим гороскопу.

 
«Лев Коммагены» не разгадан до сих пор. Но когда-нибудь найдется астролог, сумеющий прочитать этот гороскоп.  Несомненно, это будет гороскоп Александра Македонского.
               

Возле «звёздного льва» оставлен «страж», персидский жрец, с атрибутами власти – кольцом и скипетром в руках, также выбитый в камне. Тысячи лет он сторожит святое место и могилу Александра Великого. Совершенно очевидно, что иеротесийон создан на месте гораздо более древнего святилища.


Постаменты западных и восточных тронных рядов с задней их части хранят  на своих мощных блоках греческие письмена. Это послание к людям, которые придут сюда, чтобы восславить подвиги Александра - НОМОС. Приведём его полностью:


                «МОЕ ЗАВЕЩАНИЕ БУДУЩИМ ПОКОЛЕНИЯМ»


«Когда ко мне перешла власть от отца… Я создал царство, которое принадлежит моему трону, общей родины всех богов. Я велел почитать их, от которых произошёл мой род, Персам и Эллинам, принося им жертвы и устраивая в их честь празднества…»


«…Когда я принял решение о возведении вблизи от небес моего трона этой храмовой могилы, устойчивой против разрушения временем, я не хотел, чтобы в этом священном месте покоилась только моя душа, любимая богами, ставшая спутницей небесного трона Зевса-Оромазда… Я решил, что здесь будут находиться одновременно троны всех богов…»


«…Поскольку я не хотел, чтобы итогом моих стараний были всего лишь изображения (которые ты видишь) моих героев отцов, более всего я хотел, чтобы это место, которое отныне не останется пустынным (безлюдным), служило доказательством моего преклонения перед богами.»


«…Вот так, как ты видишь, я воздвиг богам такие статуи, которых они действительно заслуживают: Зевсу-Оромазду, Аполлону-Митре, Гелиосу-Гермесу, Артагнесу-Гераклу-Аресу и родине-матери Коммагене.»

               
«…Среди богов, от которых слышны молитвы, на такой же трон из того же камня я поставил свое изображение. Так что на свою молодую удачу (счастье) стал современником великих богов…»


«…Чей род ни сделает бесконечное время прелестью судьбы наследником этого государства, для этого человека хранить кровь этого рода должно быть святой обязанностью…»


«…Эти жертвенники должны быть все время наполнены благовонными травами и откормленными жертвенными животными, а кувшины переполнены вином, разбавленным водой…»


«…Все здешние и иноземные народы, приходящие сюда, должны быть встречены с почтением и всем им должны быть приготовлены празднества для ублажения…»


«…Каждый в день празднеств пусть наслаждается весельем и в любом углу пусть пьёт и ест сколько хочет. Но чаши, которые я предоставил для храмовых обрядов, они могут использовать только тогда, когда все вместе находятся в священном месте…»


«…Кем бы ни был оскверняющий святость этого места, во имя моих отцов и всех богов будет проклят не только он сам, но и весь его род…»


«…Я – пример поклонения богам и отцам, со своими свершениями представлен здесь своим детям и внукам, и я верю, что они проникнутся созданным мной и отдадут должную славу нашему роду, представив себя в свете, подобном моему, придав ещё большую славу нашему славному роду…»


«…Прошу всех богов Персии, Македонии и Коммагены покровительствовать всем тем, кто будет так почтительно вести себя…»


«…Если в  течении времени будь то царь или другой правитель, который будет управлять этим государством, будет следовать этому закону, все мои молитвы будут с ним. Тот же, кто пойдет против закона и окажет неуважение к богам, пусть на него обрушатся все несчастья…»
               

После прочтения Номоса не осталось никаких сомнений в том, что на вершине горы Нимруд находится святилище, созданное Александром, о чем не раз упоминалось в жизнеописаниях царя и под курганом похоронен САМ АЛЕКСАНДР МАКЕДОНСКИЙ!


На это прямо указывают сведения, изложенные в надписи, высеченной на тронах. Нет другого человека в мире, который мог бы написать это, кроме Александра.
«…Когда ко мне перешла власть от отца… Я сделал царство, которое принадлежит моему трону, общей родиной всех богов…». Конечно, ведь Александр поклонялся греческим, египетским и персидским божествам. Именно ему принадлежала планетарная идея объединить воедино все религии и богов покоренных им земель.


«…Я велел почитать их (богов), от которых произошел мой род, ПЕРСАМ и ЭЛЛИНАМ, принося им жертвы и устраивая в их честь празднества…».


Лишь один человек на земле имел право выбить такие слова на камне – Александр Македонский – царь Персии и Македонии. Только у него были для этого все основания и больше ни у кого другого. Ведь по его воле эллины начали соблюдать персидские обычаи,  чтить восточных и египетских богов, переженились на персиянках. Сузы стали подмостками одного из самых необычных зрелищ древней истории – бракосочетания 80 полководцев и 10 тысяч воинов Александра Македонского с персидскими девушками. Персы, покорные царю-победителю, были верны и преданы, а египтяне почитали его как бога. Для греков Александр стал богом в результате изданного им декрета. Для египтян и персов, которые видели в нём воплощение небесных сил, он был настоящим божеством. Он хотел воплотить всё разнообразие своих владений и создать царскую семью по образу входящих в неё государств.


                ЧЬИ ЛИЦА У КАМЕННЫХ БОГОВ?               


«…Поскольку я не хотел, чтобы итогом моих стараний были всего лишь изображения (которые ты видишь) моих героев отцов, более всего я хотел, чтобы это место, которое отныне не останется пустынным (безлюдным), служило доказательством моего преклонения перед богами».
«...Вот так, как ты видишь, я воздвиг богам такие статуи, которые они действительно заслуживают: Зевсу-Оромазду, Аполлону-Митре, Гелиосу-Гермесу, Артагнесу-Гераклу-Аресу и родине-матери Тихе-Коммагене».

 
Это означает, что каждый из его изображённых предков зашифрован в образе божества.  Божественный отец - Зевс-Амон-Ра-Оромазд, Олимпиада – Тихе-Коммагена, Ахилл – Аполлон-Митра, Филипп – Артагнес-Геракл. В лицах этих божеств проступают черты Александра, его близких родственников и великих прадедов.


Профиль Олимпиады, царицы Македонской отчеканенный на монете, очень напоминает лицо «родины-матери Коммагены» ( может, изначально в письменах было выбито – «родины-матери Македонии»?). Красивое, и вне всяких сомнений, славянское лицо,  увидеть такое в турецкой глубинке на безумной высоте – не поверишь! Конечно, это мать Македонского – Олимпиада, вся любовь Александра вылилась в то, что он обожествил её, представив  Родиной-матерью и поставил её лик вровень с божественным мужем Зевсом, себя же поместил рядом и немного ниже.


Посмотрим, как выглядел отец Александра – Филипп, царь Македонский. Существуют монеты с его профилем, недавно найдено прижизненное изображение Филиппа. Геракла изображали повсюду и по-разному, но у Геракла на вершине Немруда – лицо Филиппа. Да иначе и быть не могло, ведь по отцовской линии Филипп Македонский являлся прямым потомком Геракла.
               

«…Когда я принял решение о возведении вблизи от небес моего трона этой храмовой могилы, устойчивой против разрушения временем, я не хотел, чтобы в этом священном месте покоилась только моя душа, любимая богами, ставшая спутницей небесного трона Зевса-Оромазда… Я решил, что здесь будут находиться одновременно троны всех богов…».

   
В ряду богов есть и изображение самого Александра в образе Гелиоса-Гермеса. Его невозможно не узнать даже в непривычной шапке с зубчатым верхом - древней восточной короне. Полудетское лицо героя-полководца узнает каждый, кто хоть раз видел его скульптурный портрет. В завещании потомкам об этом говорится по-военному прямо: «…Среди богов, от которых слышны молитвы, на такой же трон из того же камня Я ПОСТАВИЛ СВОЁ ИЗОБРАЖЕНИЕ. Так что на свою молодую удачу (счастье) стал современником великих богов…».
               
               
Вот два изображения Александра Македонского, поставленные для сравнения рядом. Одна фотография головы Александра на Нимруде, другая – прижизненное изображение. Несмотря на то, что Александра ваяли разные скульпторы, но характерные черты царя прослеживаются очень чётко. Обратите внимание на линию бровей. Надбровные дуги и уголки глаз опускаются с внешней стороны. Линия челюсти – округлая и тяжёлая.

   
Везде одинаковы формы ноздрей. Несмотря на отколотый кончик носа – длина его и ширина переносицы во всех скульптурах одинакова, как и упрямый волевой подбородок. И конечно, рот Александра – с пухлыми чувственными губами, часто полуоткрытый, который не спутаешь ни с каким другим – он совершенно такой же в Нимрудском портрете. Если одеть на другие скульптурные головы Александра персидскую корону, мы увидим одно и то же лицо, несмотря на исполнение в разной стилистике, что естественно, поскольку у каждого мастера свое видение, свой особый образ.

               
На Родосе найдена скульптура Александра, где он изображен, как Гелиос.(Гелиос потому, что он сын Амона-Ра - бога Солнца). Рука родосского мастера и скульптора, изваявшего портрет Александра на вершине Нимруда очень схожи. Лицо Александра одинаково стилизовано, как на нимрудском, так и на родосском изображении. Даже если работы принадлежат разным  художникам, школа, похоже – одна. И суть одна. На Нимруде изображение Александра подписано как – Гелиос-Гермес. Родосский портрет называется так же – «Александр, как Гелиос».

 
В действительности всё так и было: Александр - Сын Солнечного бога Зевса-Ра считал себя его продолжением – божественным посланником Солнца – Гелиосом-Гермесом.

               
«…Среди богов... на такой же трон из того же камня Я ПОСТАВИЛ СВОЁ ИЗОБРАЖЕНИЕ. Так что на свою молодую удачу (счастье) стал современником великих богов…».
Всё сходится. Понимать нужно так: среди тронного ряда маститых богов изображен молодой царь, который считает себя богом и которого признали богом его соотечественники и подданные. Города Эллады уже рассмотрели просьбу Македонского и ввели его публичное почитание, как СЫНА ВЫСШЕГО БОЖЕСТВА. Александру разрешили строить храмы, статуи и жертвенники. Кто ещё удостоился такой чести? Ни первый император Рима Юлий Цезарь, ни Антоний, ни Октавиан Август не дерзнули бы обожествлять себя в камне. Такое могло быть позволено только Александру Великому.


Поэтому, получив разрешение, Александр много путешествовал по Евфрату, строил города, мосты, плотины, возводил храмы и святилища. На горе Нимруд и в её окрестностях как раз и находятся во множестве свидетельства этих затей, придуманных  и воплощённых Александром и его скульптором и архитектором Стасикратом, а впрочем, наверное и не им одним.

               
В городах Арсамее, Гергере, Каракуше, Старой Кяхте сохранились выбитые на камне изображения царя в персидской одежде, с митраистской короной на голове, но с лицом Александра, протягивающем руку для рукопожатия Гераклу, до удивления похожему на Филиппа, царя македонского – его отца. Рукопожатие это олицетворяет встречу двух братьев-героев, двух равных по могуществу богов Геракла и Александра Великого, совершивших один и тот же подвиг – они покорили мир и правили им. Кроме этого значения, рукопожатие имеет еще один более древний и глубинный смысл: Александр «кладёт свою руку в руку Геракла», подтверждая свое божественное право на царство в завоёванных им землях. Барельеф с Гераклом не единственный в своем роде, существуют ещё найденные барельефы, где Александр «кладёт свою руку» в руки других богов, которые также подтверждают его власть на их землях.

 
Далее Александр - царь Персии и Македонии, что совершенно естественно, обращается ко всем богам завоёванных им стран: «…Прошу всех богов Персии, МАКЕДОНИИ и Коммагены покровительствовать всем тем, кто будет так почтительно вести себя…»
 «...Эти жертвенники должны быть все время наполнены благовонными травами и откормленными жертвенными животными, а кувшины переполнены вином, разбавленным водой...»
«...Все здешние и иноземные народы, приходящие сюда, должны быть встречены с почтением и всем им должны быть приготовлены празднества для ублажения...».
«...Каждый в день празднеств пусть наслаждается весельем в любом углу, пусть пьёт и ест, что хочет. Но чаши, которые я предоставил для храмовых обрядов, они могут использовать только тогда, когда все вместе находятся в священном месте...».

 
Откормленные жертвенные животные и постоянно поставляемое на вершину вино, включая  довольствие жрецов и целой армии обслуживающего персонала – очень дорогое удовольствие. Великая держава Александра Македонского могла себе это позволить, ведь одних городов со своим именем он возвел в пятнадцати землях!

               
Инструкции выбитые в камне ещё раз подтверждают принадлежность святилища для ПУБЛИЧНОГО почитания Александра, как сына ВЫСШЕГО БОЖЕСТВА. Обладатель святилища знал, что после его смерти сюда придут люди, чтобы восславить его и подготовил всё нужное для этого: и драгоценные чаши, и жертвенных животных, и вино и воду, чтобы разбавлять его. Он знал, что к небесным тронам будут приходить и здешние и иноземные народы, поэтому повелевал встречать их с почтением и ублажать их празднествами.


                *  *  *

На вершине горы, где обитали некогда боги, на халдейском Олимпе под высоким курганом лежит прах Александра Македонского. Здесь, рядом с богами он нашёл последнее успокоение. Он ушёл к своему отцу Зевсу-Амону-Ра-Белу через Врата в небо, как и предсказал ему служитель Амона.

 
Ему воздвигли курган в его же святилище, где Александра при жизни почитали как бога, где в его честь уже были воздвигнуты храм и алтарь, стояли жертвенники и статуи – всё по закону. Римляне признали Александра полубогом и жителем Олимпа. Арабы до сих пор почитают его как египетское божество. Инды облик Македонского приняли за образец, чтобы представлять своих главных богов в облике человека. Библейский пророк Даниил считал Александра  одним из предшественников Мессии.

 
Могилу Македонского ищут сотни лет, но не могут найти… И никому не приходит в голову, что на вершине Нимруда вровень с богами покоится прах Александра. На страшной высоте рядом с божественным троном Зевса покоится великий полководец, покоривший полмира, который «на свою молодую удачу и счастье стал современником великих богов». Каждый его воин принёс сюда с земли, оставшейся далеко внизу, по камню, уместившемуся в руке, чтобы положить его на могилу вождя. Каменные орлы смотрят одновременно на запад и на восток. Каменные львы – символ Александра, его тотем, охраняют священную гробницу. Звёздный лев хранит тайну его бытия, рождения и смерти. Главный жрец сакрального места до сих пор служит своему святилищу, обратившись в старый камень.


Мистический ужас охватывает каждого смертного, осмелившегося подняться в это тайное, скрытое от людских глаз место, куда не долетают даже орлы. Ужас оттого, что вступил смертный человек в чертоги божества, туда, где нет места для телесной жизни. Там живут древние духи, сплетаются мощные жгуты невидимой энергии на яростном ветру, в неистовом небесном сиянии, нечеловеческой, могучей силе этого места.

 
«Боги, что в небе, прибыли к тебе, боги, что на земле, собираются к тебе, они подставляют под тебя свои руки, они делают лестницу для тебя, чтобы ты мог взойти на небо, двери неба распахнуты перед тобой, двери звёздного небосвода распахнуты для тебя». 
 «Тексты пирамид»


                САМОЗВАНЕЦ


Могила Александра Македонского соответствует его деяниям. Но… снова тайна. Невольно на ум приходит зловещее знамение последних дней Александра, когда домашний осёл убил копытом лучшего льва в зверинце Македонского, а на троне внезапно появился самозванец, надевший одежды царя.

 
Лев был любимым животным Александра. В своём зверинце он всегда возил львов и внимательно наблюдал за их поведением и здоровьем. После возвращения в Вавилон, кроме неприятных предсказаний, как пишет Плутарх: «Его тревожили многие знамения. На самого большого и красивого льва из тех, что содержались в зверинце, напал домашний осёл и ударом копыт убил его». Как тут не встревожиться, если прекрасное животное, с которым себя отождествлял Александр, пало под копытами какого-то осла? Да ещё и домашнего, а значит - добродушного животного. Немыслимо… Да стоит ли придавать значение знамениям? Вот только слухи, дошедшие до наших дней, будоражат своими параллелями. Говорят, что Аристотель, домашний философ, учитель и наставник царя, оттого всегда бывший вне подозрений, хранил склянку с отравой как раз в копыте у домашнего осла.


Или вот ещё, опять Плутарх: «Однажды Александр, раздевшись для натирания, играл в мяч. Когда пришло время одеваться, юноши, игравшие вместе с ним, увидели, что на троне молча сидит какой-то человек в царском облачении с диадемой на голове. Человека спросили, кто он такой, но тот долгое время безмолствовал. Наконец, придя в себя, он сказал, что его зовут Дионисий и родом он из Мессении, обвинённый в каком-то преступлении, он был привезён сюда по морю, и очень долго находился в оковах, только что ему явился Серапис, снял с него оковы и, приведя его в это место, повелел одеть царское облачение и диадему и молча сидеть на троне. Александр, по совету прорицателей, казнил этого человека, но уныние его ещё усугубилось, он совсем потерял надежду на божество и доверие к друзьям».

 
Это было предупреждение:  ПРИДЁТ  САМОЗВАНЕЦ, нарядится  в одежды Александра, и все будут думать, что ЦАРЬ  -  ЭТО  ОН ! Вот и не верь после этого знакам судьбы.
Священный НОМОС, завещание Александра, царя Персии и Эллады потомкам, выбитое на восточной и западной террасе, всего 237 строк подписано… - Антиохом Теосом! Дата: 69г. до н.э.
Да возможно ли это? Кто ещё, кроме Александра мог поставить себя вровень с богами? Даже Юлий Цезарь или божественный Август были скромнее в своих притязаниях и лишь мечтали достигнуть славы Александра Великого. Но, может быть, я ошибаюсь, и был некто великий и славный, могущий сравниться божественным происхождением и подвигами с македонским царём? Кто он такой – Антиох Теос?
 

                ВРЕМЯ ЗАДАВАТЬ ВОПРОСЫ               


Что ещё сказать? По всему видно, что на вершине Нимруда возведён могильный курган в честь Александра. В этом не было бы никаких сомнений, если бы он не был подписан Антиохом Теосом. Настало время задать неудобные вопросы. Кто были предки Антиоха? Какие великие подвиги он совершил, чтобы увековечить себя, как бога на вершине библейской горы Нимруд под вечным небом? Кто и по какому праву ему это позволил? Откуда взялись деньги? Чем прославился царь маленького буферного государства? За что ему воздавали такие дорогостоящие почести? Может быть Коммагена во время его правления была богаче Рима или Парфии? Что ж, иногда и такое случается...


Для этого проследим хронологию правителей Коммагены вплоть до Антиоха Теоса, чтобы выяснить, кто были его предки и какими славными подвигами и походами отличился правитель Коммагены, живший во времена Римской империи?
Не будем спешить с выводами, и прежде, чем обвинять Антиоха I Теоса в самозванстве, покопаемся немного в его генеалогическом древе.


Ветвь царей Коммагены:


Птолемей Коммагенский 163 – 130гг до н.э.
Сам II 130 – 109гг до н.э.
Митридат I Калинник  109 – 70гг до н.э.
Антиох I Теос  70 (69)– 38 гг до н.э.

 Деда Антиоха Теоса по материнской линии тоже  звали Антиохом. Имя он носил длинное -  Антиох VIII Епифан Филометор Калинник по прозвищу Грип. «Грип» означает «Горбоносый». Имел он ещё одно прозвище - «Филометор», что означает – «любящий мать». Их династия правила государством Селевкидов в Сирии, которое к этому времени сильно ослабело и ничем не напоминало ту мощную державу, какой она была ранее, и занимало теперь совсем небольшую территорию. Царство находилось между Тавром с севера, Палестиной с юга, а с востока ограничивалось рекой Евфрат.


Антиох Грип был возведён на престол ещё подростком. Это случилось после того, как его мать Клеопатра Тея убила своего сына, его старшего брата Селевка V, который вместе с ней делил власть над царством. Страна была поглощена постоянными войнами и грабежами. Но тем не менее, Антиох частенько устраивал роскошные пиры, разорявшие и без того пустую казну. В 124 году до нашей эры Антиох женился на царевне Триафене из рода Птолемеев, сестре Клеопатры VI.


Мать царя Клеопатра Тея в 121 году до нашей эры пыталась убить и Антиоха, поднеся ему отравленное вино. Но подозрительный Антиох Грип Филометор («любящий мать»!) заставил выпить кубок саму Клеопатру, после чего она и умерла. Вообще Антиох Грип очень интересовался наукой о ядах. Некоторые из сочинений о ядовитых травах, автором которых считается лично Антиох, даже цитировалось известным римским врачом Галеном Клавдием.


В 116 году до н.э. началась гражданская война за престол между Антиохом Грипом и его двоюродным братом Антиохом Кизикским, женой которого была родная сестра Триафены – Клеопатра. То есть двоюродные братья были женаты на женщинах, которые между собой были родными сёстрами. Антиох Грип разбил брата и захватил в плен Клеопатру. По приказу родной сестры Триафены Клеопатру убили в храме Дафны недалеко от Антиохии. Это произошло в 112 году до н.э.


А в 111 году до н.э. муж несчастной Клеопатры Антиох Кизикский сумел одержать победу над Антиохом Грипом. Теперь уже он захватил Триафену и убил её из мести. Впрочем потом братья как-то договорились, поделили царство и стали править им раздельно. Антиох Кизикский правил в Келесирии и Финикии, Антиох Грип управлял тем что ему осталось. Через шесть лет они снова поссорились и начали новую распрю. В 96 году до н.э. Антиох Грип, дед Антиоха Теоса был убит своим советником Гераклионом. У него осталось пятеро сыновей, они все по очереди становились царями. Но войны не прекращались, и в конце концов династия прекратилась.


Коммагена тоже воевала с Антиохом Грипом, дедом Антиоха Теоса.  При заключении мира между Коммагеной и Селевкидами дочь Антиоха Грипа Лаодику Тею выдали замуж за царя Коммагены Митридата I Калинника. У них родился сын Антиох. Митридат Калинник правил с 109 года до н.э. по 70 год до н.э.


Антиох  взошел на коммагенский престол в 70 году до н.э. под именем Антиоха I Теоса. После распада Селевкидской империи Коммагена всегда была лишь второстепенным «буферным государством» между двумя поистине великими державами, разделявшими, начиная с I в. до н.э. власть над миром и оспаривавшими господство над Востоком – Римом и Парфией. Греческие и латинские авторы лишь мимоходом упоминают о властителях Коммагены, и эти сведения в общей сложности очень скудны. Для того, чтобы понять, в каком экономическом состоянии находилась Коммагена ко времени царствования Антиоха Теоса, попробуем проследить, что происходило в ней и вокруг неё.


В Малой Азии полыхали войны. Славный царь без престола Митридат VI Евпатор Понтийский беспрестанно воевал с Римом, пытаясь завладеть Малой Азией, а заодно и Грецией. В Армении правил и завоёвывал всё новые земли не менее честолюбивый царь Тигран. О нём стоит рассказать поподробнее, потому что при разделе земель с Митридатом Евпатором Коммагена досталась как раз Тиграну, зятю Митридата Евпатора.


Тигран был младшим братом или, возможно сыном царя Армении Артавазда I. Родившийся около 140 г. до н.э., Тигран провёл, как заложник несколько лет при дворе Митридата II Парфянского. В 90х годах Тигран, узнав, что Артавазд умер, срочно  выкупил свободу у парфян, отдав им 70 плодородных долин (в районе нынешнего Курдистана). Он стал армянским царем в самое подходящее время. Римское могущество в Малой Азии было подорвано военными подвигами Митридата Евпатора, царя Понтийского. В Риме назревала гражданская война между приверженцами Мария и Суллы. Династия Селевкидов в Сирии уничтожала себя в междоусобных войнах, забыв про управление страной.


Тигран в 93 г. до н.э. женился на дочери Митридата VI Евпатора Клеопатре. Цари условились, что Тигран подчиняет себе Сирию и страны на Востоке, а Митридат – Малую Азию (территория нынешней Турции). В 85 году до н.э. Тигран заключил мир с Парфией. По мирному договору Парфия уступала Армении всю Месопотамию, а также титул «Царь царей».

 
В 84 году до н.э. Тигран пошёл войной на Сирийскую державу Селевкидов и в короткий срок завладел всей верхней Сирией, за исключением города Селевкии, а затем северо-восточной Киликией и Коммагеной. Государство Селевкидов прекратило свое существование, а их столица – богатый город Антиохия (нынешняя Антакья) стал главной резиденцией Тиграна на юге.


Тигран тем временем начал строить свою новую столицу Тигранокерт. Чтобы населить новый город, поощрил большое число евреев приехать сюда, а также НАСИЛЬНО ПЕРЕСЕЛИЛ в Тигранокерт обитателей разорённых городов КОММАГЕНЫ и Каппадокии, которые были покорены им около 77 года до нашей эры. То есть, ко времени восхождения на престол Антиоха Теоса Коммагена была полностью в пух и прах разорена Тиграном.


В 70 году до нашей эры римский полководец Лукулл вторгся в Армению (путь его армии, само собой , проходил через проход Зевгму в Коммагене) и разбил Тиграна. Армения потеряла Сиро-Финикию и свои владения в Малой Азии. Следом армия Лукулла, буквально в год воцарения Антиоха Теоса, вторглась в ту же местность. Понятно, что от этого Коммагена богаче не стала.


Из чего следует: Коммагена переходила из рук в руки, от этого почти полностью обезлюдела и страшно обеднела. Тигран Великий владел ею уже с 84 года до н.э. и «...насильно переселил в Тигранокерт обитателей разорённых городов Коммагены...». Обратите внимание – «разорённых»! Значит, царь Митридат I Калинник, если он и считался царем, то был в подчинении  у Тиграна, как, впрочем, и его сын Антиох I Теос.

 
Стало быть, и казна в царстве была пуста, все доходы Коммагены уходили на великие нужды Тиграна Великого, да и подвигов царя Митридата I Калинника история что-то не сохранила. Каким образом без средств, без людей, без славы можно было соорудить такое грандиозное сооружение не недоступной вершине?  За какие, собственно заслуги? Воздвигать памятники самому себе на вершине Нимруда Антиоху Теосу было не на что. Да и кто бы ему позволил? Были стройки и поважнее. Ведь Тигран все средства вкладывал в строительство новой столицы Великой Армении – Тигранокерта.


                АНТИОХ ТЕОС ПЕРВЫЙ               


«Стёрший надпись с чьим-либо именем навлекает на себя проклятье».
                Надпись на древней могиле.


Родился Антиох Теос в 86 году до н.э., получил царство Коммагены от своего отца Митридата I Калинника в 70 году до н.э., умер в 38 году до н.э. Супругой его была Иссия Филосторгия Коммагенская. Детей у них было трое: Митридат II Коммагенский, Лаодика, Царица Парфянская и царевич Антиох II Коммагенский. Больше о нём почти ничего неизвестно.

 
О царе Антиохе у Плутарха нашлась крупица сведений: «Преследовать парфян далее рубежей Месопотамии Вентидий (римский полководец) не захотел, он боялся зависти Антония, но обратился против изменивших римлянам городов, привёл их к покорности и осадил в Самосате Антиоха, царя Коммагены. Антиох был согласен уплатить тысячу талантов и впредь подчиняться указаниям Антония». Далее Плутарх упоминает, что в 63 году до н.э. в триумфальной процессии, не считая главарей пиратов, вели как пленников сына Тиграна, царя Армении, вместе с женой и дочерью, жену самого Тиграна, Зосиму, царя иудеев Аристобула, сестру Митридата, пятерых его детей и скифских жён; затем вели заложников, взятых у албанов, иберов и ЦАРЯ Коммагены. Тут, правда, не до конца ясен смысл перевода: заложников, взятых у царя Коммагены, или самого царя Коммагены? В любом случае ничего хорошего для Коммагены это не означало.


Из вышесказанного понятно, что подвигов, достойных божественного возвеличивания, Антиох Теос безусловно не совершал и, конечно, пантеона богов и храмов на горе Нимруд он не воздвигал. Всё досталось ему – царю «районного масштаба» даром вместе с правом на престол. Куда проще и дешевле было сбить на каменных скрижалях в полузабытом древнем святилище имя «Александр», поменять его на имя «Антиох» – и, пожалуйста, - все последующие поколения станут считать великим Антиоха, а вовсе не Александра Македонского. И называть будут - Теос – божественный, ну прямо, как Александра! Так просто, что вспоминается жутковатая история с самозванцем на троне, одетом в царские одежды, описанная Плутархом.
Годы правления Антиоха Теоса 70 – 40 гг. до н.э. 


Однако, в письменах на основании тронов обнаруживается явное несоответствие времени правления царя Антиоха и жизнеописания, выбитого на камне. По сути дела – полная бессмыслица. Удивительно, почему на это не обращали внимания учёные, работавшие на Нимруде?

 
Ну вот, например: «...Я велел почитать их (богов), от которых произошел мой род, ПЕРСАМ и ЭЛЛИНАМ...». Антиох Теос, живущий в самый разгар римских войн напрямую в завещании обращается к ПЕРСАМ и (о, боги!) к ЭЛЛИНАМ, чтобы эти народы приносили жертвы богам-прародителям царя Антиоха. Не правда ли, странное обращение к своему народу придумал Антиох? Откуда было взяться в Коммагене, которая в ту пору была лакомым куском  для римлян, армян, парфян и славного Митридата Евпатора «эллинам и персам»? Опоздал Антиох лет так на двести пятьдесят.

 
Во время его правления на мировой политической арене блистали совсем другие игроки, а именно: Римская империя и Парфия. Поддержкой Парфии пользовалась Армения,  стремительно набиравшая силу. Персия, конечно, сохранила свое название, но от её величия не осталось и следа. Великой она была лишь до того времени, как Александр Македонский завоевал её. Великая Персия, а тем более Македония во времена Антиоха Теоса были лишь далёким воспоминанием, вроде империи Чингизхана в наши дни. «В настоящее время персы, правда, снова образовали своё собственное государство, но цари их подвластны другим царям: прежде – македонским, А ТЕПЕРЬ – ПАРФЯНСКИМ» - пишет о политической ситуации времен Антиоха Теоса современник событий античный историк Страбон.


«...Прошу всех богов ПЕРСИИ, МАКЕДОНИИ и Коммагены покровительствовать всем тем, кто будет так почтительно вести себя...». Никак не могу взять в толк, почему ушедшие с политической арены персы и эллины должны вести себя почтительно по отношению к царю крошечного буферного государства, затерянного в горах? С какой стати Антиоху I Теосу пришло в голову обращаться к персидским и македонским богам? Как так? Ведь это боги далёких стран,  величие которых ушло в столь же далёкое прошлое. Если даже допустить, что в его жилах текла персидская и македонская кровь, не поздновато ли в столь бурный и переломный период истории обращаться к событиям минувших дней?... Напомним, что Македония во времена Антиоха Теоса была под властью Рима и уже никак не могла влиять на ход истории.

 
А вот Александр Македонский как раз имел законное право просить богов своей родной Македонии и ставших его собственностью Персии и Коммагены покровительствовать почтительным потомкам. Да и что же может быть удивительного в том, что великий Македонец, покоритель Персии просит богов покорённого им мира о покровительстве? Это нормально, естественно и совершенно в контексте истории. Потому что  Македония, Персия и Коммагена в том числе являлись его царством, которым он безраздельно правил.


«...Я решил, что здесь будут находиться одновременно троны всех богов...». Это совершенно в духе Александра. Боги, восседающие на тронах на вершине Немруда являются божествами покорённых Александром земель. Александр завоёвывал мир и строил в свою честь города. Вот список этих городов: Александрополь в Болгарии, Александрия в Троаде, Александрия в Египте, Александрия у Латма, Александрия у Исса, Александрия в Арахосии, Александрия на Кавказе, Александрия Крайняя, Александрия на Оксе, Александрия в Маргиане, Александрия в Ариане, Александрия на Гифасисе, Александрия на Инде, Александрия в Кармании, Александрия в Сузиане и еще одна Александрия в нынешней Турции. Только после своего великого похода он попросил у городов  Эллады признать его сыном Зевса и разрешить возводить храмы, жертвенники и статуи в свою честь. Лишь после официального признания он смог делать это.


История правления Антиоха Теоса не оставила в памяти потомков хотя бы части подобных подвигов. Какой властный орган мог позволить ему считать себя богом и так нескромно сажать себя на трон вровень с великими богами? Уж не Римская ли империя?... Нет, Рим не давал ему права считаться богом при жизни. Это было бы, как минимум смешно.

 
Если предположить, что все же иеротесийон - создание Антиоха Теоса, то совершенно необъяснимо,  зачем ему вздумалось собирать древних богов воедино, тем более придавать этому пантеону египетский оттенок. Египтом в его время благополучно владел Рим, вначале в лице Юлия Цезаря с царицей египетской Клеопатрой, впоследствии Антония с Клеопатрой и так далее. Во всяком случае к Антиоху Теосу египетские мотивы в позах сидящих на тронах колоссов не могли иметь никакого отношения, он-то уж точно Египта не завоёвывал.


Египет добровольно покорился Александру Македонскому, и эта страна имела для него важнейшее значение. Именно там оракул подтвердил его божественное происхождение от египетской ипостаси Зевса – Амона-Ра. Связь с Египтом не прекращалась у Македонского ни на один день. А в последние годы Александр даже не принимал ни одного серьезного решения, не получив оракул из Египта от Сераписа. Поэтому боги, сидящие на тронах в позах фараонов – это символично как раз для воли Александра.

 
Кстати, если в жилах у Антиоха Теоса текла персидская кровь, то по персидским традициям он не должен был возводить статуи и жертвенники на горе Нимруд. Вот свидетельство Страбона об обычаях персов: «Персы НЕ ВОЗДВИГАЮТ СТАТУЙ ИЛИ ЖЕРТВЕННИКОВ, но приносят жертвы на возвышенном месте, почитая небо, как Зевса. Они чтут Гелиоса, называя его Мифрой (Митрой), Селену и Афродиту; затем огонь, землю, ветры и воду». Кн.XV, 13. Если Антиох был потомком Дария, то он не мог нарушить закона предков. Значит, святилище построили НЕ персы.

 
«...Поскольку я не хотел, чтобы итогом моих стараний были всего лишь изображения (которые ты видишь) моих героев отцов...».  Это означает, что в лицах богов Александр повелел изобразить своих предков. Ведь совершенно ясно написано: «ты видишь изображения моих героев-отцов».  На тронах восседают боги, в изображения которых зашифрованы:  Ахилл, Олимпиада – мать божественного Александра (она ведёт происхождение из рода Ахилла, подвиг которого повторил Александр), его божественный отец – Зевс, Геракл с лицом Филиппа Македонского (Филипп вел свой род от Геракла – значит, похож!) и конечно - сам Александр, внешность которого запечатлел великий мастер, имени которого мы пока не знаем.

 
А вот монета с изображением отца Антиоха Теоса - Митридата Калинника. Мы видим, что черты его лица угловаты и вытянуты, нос длинный и горбатый, небольшой острый подбородок, разрез глаз горизонтальный, возможно даже приподнятый к вискам. Лицо бритое, никаких признаков бороды, в отличие от Филиппа, отца Александра. Никакого сходства с лицами богов на Нимруде! Совершенно другой тип, другая порода, возможно и национальность. То есть, в иеротесийоне нет никакого изображения «героя-отца» Антиоха Теоса, да и быть не может.
               

А как насчёт внешности самого Антиоха, какой же из скульптур соответствует его лицо? Ведь высечено на тронах:  «…Среди богов, от которых слышны молитвы, на такой же трон из того же камня Я ПОСТАВИЛ СВОЁ ИЗОБРАЖЕНИЕ. Так что на свою молодую удачу (счастье) стал современником великих богов…».
Где же изображение Антиоха Теоса? Какая из скульптур представляет его черты? Никакая. Его изображения просто нет среди лиц богов. Потому что Антиох вовсе не похож ни на Александра, ни на Ахилла. У него мелкие черты лица, слабый, даже дегенеративный, сильно скошенный подбородок, но зато на голове его красуется персидская корона.

 
На более древних монетах в изображении царей Коммагены, правящих до него, не было такой короны. Почему же Антиох Теос изобразил себя в ней, что его на это сподвигло? Первое, что приходит в голову – зависть. Зависть самозванца к действительно великому человеку, тем более – живому богу. О  подвигах Антиоха Теоса нет абсолютно никаких сведений, как и о нём самом, почти не оставившем следа в истории, кроме одной малости. Он стёр с камня имя Александра Великого и поставил своё имя под завещанием Александра Македонского потомкам.

 
Вызывает недоуменные вопросы и материальная сторона. Крошечная приграничная Коммагена, переходящая из рук в руки на рубеже тысячелетий, не могла в те лихие времена так пышно славить своего царя Антиоха, несмотря на то, что он Теос. Во времена правления Антиоха вовсю бушевали римские и армянские войны. Митридат Евпатор и Тигран действительно прославились в веках и оставили о себе множество исторических документов, а вот об Антиохе Теосе нет буквально ничего.

 
В горах Коммагены до сих пор находится проход между гор под названием Зевгма - из Малой Азии к Евфрату и дальше на восток, поэтому землю Коммагены без передышки топтали ногами, поднимая густую пыль, разноплемённые и многочисленные армии. Войска шли то на восток, то на запад, сметая всё на своем пути. Понятно, что они должны были пить и есть, кормить лошадей, обогреваться и так далее. Войска постоянно разоряли местных жителей, а как же иначе может быть в военное время? Если бы Коммагена лежала в стороне от больших дорог, тогда у неё была бы хоть какая-то возможность сохранить своё благополучие, но, увы, земля Коммагены являлась перекрёстком путей, была бедна и неоднократно ограблена, как голодными солдатами, так и их царями. Этому есть письменные подтверждения.

 
Сооружение на вершине Нимруда - дело невероятно дорогостоящее даже по нынешним меркам. Маленькая, нищая и обезлюдевшая Коммагена просто не имела средств на такую «стройку века». Не зря же Плутарх называл возведение святилищ Александром и Стасикратом «нелепыми и разорительными затеями». Они были нелепы и разорительны даже для Александра, но у великого царя и размах был великий. Сколько городов он построил в свою честь; Александрию за Александрией, и вполне мог позволить себе возвести ещё одно грандиозное сооружение. Благо, был признан богом и богатства имел несметные. Тем более, что он готовил себе место последнего упокоения.

 
Есть ещё одна странность. Произведения мастеров на Нимруде безымянны. Ни одно из изображений не подписано скульптором, изваявшим его. Работа хороших мастеров всегда ценилась очень высоко, а по-настоящему гениальных скульпторов и архитекторов несоизмеримо выше. Если бы художники времени Антиоха совершили эту грандиозную работу, то об их подвиге обязательно стало известно. Не надо забывать, что прекрасные изваяния возводились в тяжелейших условиях, на страшной высоте, в жутких ураганах и ледяном холоде. Страшно представить, каким образом доставляли материалы на такую вершину, а ведь нужно было ещё и устроить дорогу к пику горы.

 
Но имен архитекторов и художников, конечно, нет на скульптурах, да и быть не может. Скорее всего, они стёрты, ведь имена славных мастеров принадлежали эпохе Александра Македонского и эти имена необходимо было уничтожить, чтобы не всплыл обман. Вероятно, статуи создавал знаменитый Стасикрат и о нем - придворном архитекторе и скульпторе Александра, написано множество хвалебных текстов. Вот было бы смешно, если на изображениях стояла подпись Стасикрата – кто бы тогда поверил Антиоху Теосу, что святилище на Нимруде создал он?

 
Кроме Нимруда неподалеку от реки Евфрат существовали и другие сооружения, явно созданные в одно время и по одному плану. Два первых памятника являлись городскими святилищами и находились возле Арсамеи на Евфрате (Гергер) и Арсамеи Нимфейской (Эски Кяхта), а три других были расположены в горах. И вновь, на всех священных местах есть надписи, сделанные Антиохом I Теосом, который пишет, что это сделано им в его честь и славу. Впрочем, как выяснили археологи, древние святилища были построены задолго до его царствования, это уже бесспорный факт. К сожалению надписи, сделанные в  правление Антиоха Теоса, мешают определить, что было сделано при нём, а что при его предшественниках. Учёным еще предстоит узнать, кому были воздвигнуты памятники, и почему Антиох I Теос везде поставил свое имя.

 
В связи со всем этим возникает мысль о том, что у Антиоха I Теоса был веский мотив уничтожить все сведения о месте погребения Александра Великого, чтобы никто не уличил его в самозванстве. Может быть именно поэтому отсутствуют  заключительные части жизнеописаний Александра у Плутарха, Квинта Курция Руфа, Арриана и других писателей древности.


Из всего написанного выше становится совершенно ясно, что на вершине горы Нимруд находится святилище, созданное Александром Македонским. Там же находится и его могила. Антиох стёр надпись с именем Александра Великого под «Завещанием потомкам» и поставил своё, ведь зависть и подлость были всегда. Он присвоил себе славу Александра. Но стёрший надпись с чьим-либо именем навлекает на себя проклятье. Пора восстановить справедливость, чтобы все узнали правду о том, что на вершине горы Нимруд похоронен Александр Македонский..


17 сентября 2013г. Алания, Турция.

               




Список литературы

Плутарх «Жизнеописание Александра», «Агесилай»
Страбон «География»
Курций Руф
Помпей Трог
Геродот «История»
Квинт Эппий Флавий Арриан
Диодор Сицилийский
О. Судникович. Таджикская легенда