Глава 43. Агасфер. Ночь волка

«– ….скажите, как это убил? Кто убил?
– Иностранный консультант, профессор и шпион! – озираясь, отозвался Иван.
– А как его фамилия? – тихо спросили на ухо.
– То-то фамилия! – в тоске крикнул Иван, – кабы я знал фамилию! Не разглядел я фамилию на визитной карточке... Помню только первую букву «Ве», на «Ве» фамилия! Какая же это фамилия на «Ве»? – схватившись рукою за лоб, сам у себя спросил Иван и вдруг забормотал: – Ве, ве, ве! Ва... Во... Вашнер? Вагнер? Вайнер? Вегнер? Винтер? – волосы на голове Ивана стали ездить от напряжения.
– Вульф? – жалостно выкрикнула какая-то женщина.
Иван рассердился.
– Дура! – прокричал он, ища глазами крикнувшую. – Причем здесь Вульф? Вульф ни в чем не виноват!» (М.А.Булгаков, «Мастер и Маргарита», глава «Дело было в Грибоедове»)


***

С Пилатом все оказалось непросто. Он выполнил свою часть работы. Нашел писателя, рассказал ему про Ершалаим. Но затем взялся за старое. При этом очень хорошо окопался, окружил себя охраной, спецслужбами. Просто так на прием к нему не попадешь. Да и примет ли он? Вот вопрос. Пришлось разработать целую спецоперацию с внедрением.

Я не стал фантазировать. Опять прибытие иностранца, черного мага и волшебника. Представления, предсказания и разоблачения. Успешная работа со спецслужбами и, наконец, знакомство в великими мира сего. Определенные подозрения могли вызвать отсутствие каких-либо родственников и архивных документов, но война с суровым молчанием подтверждала эту легенду.

Первая часть плана заняла некоторое время. Мне нужно было попытаться предупредить убийство Соломона Михоэлса в Минске и последующий разгром МосГОСЕТа. Мы познакомились, неоднократно встречались. Я предупреждал, что видел его лежащим на трамвайных рельсах с раздавленной грудной клеткой. Но он не поверил мне. А может быть это был какой-то фатализм. Нежелание отступать перед своей судьбой. В любом случае, первая часть плана была провалена.

Вторая часть плана прошла через знакомство с такими добрыми людьми как Виктор Абакумов и бывший налоговик Лаврентий Берия. С последним мне удалось сработаться. Интересный человек, отличающийся интеллектом и своеобразным чувством юмора. Во время разговора он имел привычку скрывать глаза под веками, затем подобно лягушке метал острый искрометный взгляд на кончик носа собеседника и снова надевал маску. Он же помог с зачисткой следов после далее описанных событий. Чтобы не вызвать подозрения, мы договорились, что он будет демонстрировать недоверие к моим способностям.

Берия сразу заподозрил неладное с черновиками М.А.Булгакова. Через своих людей Пилат передал концепцию романа с детальным описанием Ершалаимских событий. Заказ был выполнен. Но гениальный писатель не был бы гениальным писателем, если бы не сделал все по своему.

Только глупец не смог бы различить под Пилатом Сталина, под Ершалаимом – Москву, с описанием Дворца Ирода, Красной площади, Манежной, Храма Христа Спасителя. Только глупец смог бы не заметить описание Парада Победы с Всадником золотое копье, кричащим «Ур-ра» и принимающим парад у сирийца на вороном коне. Только глупец не различил бы описания ночных бомбардировок города, Ленинградскую голгофу с ручейком жизни, Маргариту, сидящую перед Могилой неизвестного солдата во время странного шествия. Все это нормально. Никто не возражал, так как никто особо не интересовался автором, который давно умер.

Никто также не возражал против описания визита в Москву убийцы и шпиона почти немца Влада Дракулы, в котором без всякого сомнения узнавался В.И.Ленин. Никто не возражал и против того, чтобы назвать Кремль нехорошей квартирой, так как Пилат и сам его не любил. Тем более, никто не возражал против гнусавящего голема, охранявшего Пилата, так как Берия никогда не видел Терминатора.

Но вот ссылки на гибель поэтов, как Есенин, Маяковский или Мандельштам, ссылки на расстрел Императорской семьи и докалывание казнимых на горе Лысый череп, а самое главное, детальное описание запрещенной истории убийства Кирова, Берии совсем не понравились. Чтобы оставить эту историю во тьме, была зачищена масса народа.

Берии также не нравилась кровавая лужа рядом с Пилатом, так как даже дети были знакомы со сказкой про Кентервильское приведение. И то, что совсем ему не нравилось, это день Пи, и мартовские иды Юлия Цезаря, упоминаемые во второй главе романа.

Мы долго обсуждали с Палычем, что делать с этим романом. Я не мог раскрыть ему настоящую историю Пилата, тем более, что Пилат был совершенно невиновен. Ведь он умыл руки. Но я смог убедить Берию отложить историю с романом на более позднее время. После того, как будет реализован наш план. План предусматривал мое знакомство с Пилатом. Подарок в виде величественного черного дога, все упоминания которого в последующем следовало уничтожить. А также подготовку двойника.

На первой встрече мы договорились, что бывший налоговик со своим знаменитым кинжалом назовет меня собакой. Я приведу то, что запомнилось мне больше всего в форме диалогов.



***



Первая встреча с Пилатом.


Мессинг: Разрешите…

Пилат: Да, конечно, заходите, присаживайтесь, пожалуйста. Вольф Мессинг. Волк что ли?

Берия: Я предлагаю выгнать отсюда эту собаку-афериста. Всей Москве пропарил мозг своим гипнозом.

Пилат: Лаврентий, а ты-то кто? Бывший налоговик-отравитель. Я тебе сколько раз говорил, сожги ты этот чертов дневник. Для кого ты его пишешь? Как тень ходишь за мной и пишешь, пишешь. Когда у буду умирать, ты тоже будешь сидеть рядом и записывать? Ну когда же он умрет? Одного прошу, смерти. Столько времени прошло, а смерти нет. Ведь не для себя прошу… Хе, хе. Выйди, пожалуйста, ненадолго, как друга прошу. Хочу пообщаться по душам.



Берия вышел.

Мессинг: Мне кажется, мы с ним подружимся…

Пилат: Не сомневаюсь. С ним много людей подружились. Какие языки знаешь?

Мессинг: Идиш, польский, немецкий. Русский почти выучил. Мне еще переводчика приставили. Но когда волнуюсь, то начинаю говорить с акцентом.

Пилат: Откуда ты, Вельвеле?

Мессинг: С Голгофы, товарищ Сталин.



Пилат неожиданно вздрогнул.

Пилат: Агасфер? Вечный бродяга… Что ты там делал? И перестань повторять, товарищ, товарищ. Тамбовский волк тебе товарищ… Хотя… Ты ведь Вольф? Хе, хе…

Мессинг: Не обидно. Ведь ваши тоже называют вас хозяин, верно?

Пилат: Не увиливай. Что ты делал на Голгофе?

Мессинг: Это город Гура-Кальвария, что недалеко от Варшавы. Лысая гора. Я оттуда родом. А вы что подумали?

Пилат: Прямо как Граф Монте-Кристо. Скучаете, наверное… Родственники остались?

Мессинг: Нет, я совсем один. У меня никого не осталось. Нет ничего хуже одиночества. Нацисты.

Пилат: Очень подозрительно. Значит, никто не сможет подтвердить твою легенду.

Мессинг: Я был бы очень благодарен, если бы хоть кто-то смог бы ее подтвердить. Если бы ваши люди помогли мне найти хоть кого-то … Это все, о чем я бы мечтал.

Пилат: Я подумаю об этом. Что ты умеешь? Говорят, ты хороший менталист?

Мессинг: Мне льстят. В этой стране запрещено волшебство, телепатия и все что с этим связано. Люди боятся мистики. Ведь если есть потустороннее, есть и ответственность. На том свете отвечать придется. А кому это надо? Чтобы не попасть под запрет, мне приходится доказывать, что я простой гипнотизер-менталист. И поверьте, это ужасно сложно. Научно доказывать то, что объяснить почти невозможно, простыми словами, так чтобы стало понятно обывателям. Но как? Как можно разъяснить слепому то, что скрыто от глаз?

Пилат: Хорошо, докажи это. Я буду посылать тебе жесты, а ты их читай.

Мессинг: Я не знаком с языком глухонемых.

Пилат: Значит не знаком. А зря, в этой стране люди потеряли слух, только язык жестов и понимают. Скажи, что я сейчас подумал?

Мессинг: Вы скучаете о Грузии, о далекой родине. И молите, чтобы головная боль оставила вас хоть ненадолго…

Пилат: Все верно, ты угадал.

Пилат: А сейчас, что я хочу? О чем думаю?

Мессинг: Вы благословляете меня. Шутка. Вы хотите взять свое радио «Банга», закрыться от всех и завалиться на кровать. Я тоже люблю радио.

Пилат: Не Банга, а Ванга, вестник. Люди не верят в ангелов. Будто их нет. А я верю, что скоро этот вестник полетит в космос, и будет вещать нам оттуда. Хорошо, что ты ничего не сказал про собаку. У меня ее нет. Собака Сталина не существует.

Мессинг: А я собак люблю. Очень добрые люди. Хотите, я подарю вам собаку?

Пилат: Однажды я полночи не мог заснуть из-за воя одной собаки…

Мессинг: Лунатизм?

Пилат: Да, лунатизм. Называется совесть. Не поверишь, мне часто снится одно швейцарское озеро рядом с горой Пилат. Очень тихое и красивое место. Играет «Лунная соната» Бетховена. И не поверишь, посреди озера стоит человек в лунном сиянии. Я четко его вижу. Он машет мне рукой, зовет меня. Но я никак не могу различить его лицо. Я пытаюсь дать понять, что я не могу идти по воде, это же не возможно. А он все равно машет мне. Я пытаюсь бежать по лунной дорожке, как Шаолинь, но у меня не получается. Я проваливаюсь в воду и просыпаюсь. И так каждый раз. Ты не знаешь, что бы это могло значить?

Мессинг: Может быть Вы лично знакомы с Пилатом? Или с Иисусом? Вы верите в переселение душ? Может быть, Он зовет вас к себе? Вы никогда не думали об этом?



Пилат: Теперь уже поздно. Ничего не изменить. А при чем здесь Иисус? Почему ты спросил о нем?



Я не знал, что ему ответить.


***

Вторая встреча.

Пилат: Вельвеле, ты веришь в Бога?

Мессинг: Я верю в единого Бога, иногда даже хожу в синагогу.

Пилат: Значит ты знал Михоэлса?

Мессинг: Да, он был моим другом…

Пилат: Ужасная трагедия. Говорят, это случилось в Минске. Вот они трамваи-то. Его нашли на трамвайных путях с переломанной грудной клеткой. Прямо как Мармеладов в «Преступлении и наказании». Горько… Будешь, это джойнт?

Мессинг: Какой джойнт?

Пилат: Курить будешь, говорю?

Мессинг: Не курю. У Вас ноги не болят?

Пилат: Болят, старость. Валя периодически растирает, но помогает мало.

Мессинг: Валя?

Пилат: А еще постоянно болит голова.

Мессинг: А сердце, душа, не болит?

Пилат: Ты что врач?

Мессинг: Я могу лечить головную боль, но не могу лечить душевную боль… Это выше моих сил. После моего шоу, ко мне целые очереди выстраиваются. Сотнями. Вот и сейчас, смотрите мне в глаза. Сейчас ваша голова перестанет болеть….

Пилат: Как ты это делаешь? Я думал, что моя голова лопнет, как у Зевса во время рождения Афины. Знаешь, это очень странное состояние. Оно приходит совершенно внезапно. Какой-то сильный запах роз, ужасная головная боль и голос, как живой: «погибли». А кто погиб, где погиб, непонятно. Что это?

Мессинг: Это, наверное, из «Сияния».


Пилат: Какого «Сияния»?

Мессинг: Я прошу прощения, это такая книга. Просто художественный прием. Все за него переживаете, за вара, своего сына?

Пилат: Эта стая волков окружает меня. После моей смерти его порвут на части.

Мессинг: Если только Вы не опередите их, я угадал?

Пилат: Ты, пожалуй прав. Послушай, а почему после твоего сеанса черной магии люди к тебе толпами от головной боли выстраиваются? Что за ерунда? Почему у них голова болит?

Мессинг: Мне кажется, так устроен наш мир. Если есть тьма – должен быть свет. Если есть дракон, значит должен быть поцелуй дракона. Вы читали Достоевского?

Пилат: Нет.

Мессинг: А Ворона смотрели?

Пилат: Читал. Картину не видел.

Мессинг: Помните Есенина? Обрезать веревки может только тот, кто сам же и подвесил. То есть Вульф. А тот, кто может их обрезать, тот может и подвесить назад. Это называется гипноз. В будущем очень популярная вещь.

Пилат: Значит, ты можешь видеть будущее, Вельвеле?

Мессинг: Время гораздо сложнее чем люди думают о нем. Ученым еще предстоит сделать множество открытий. Но даже сейчас я знаю. Будущее, прошлое и настоящее скручены в один клубок. Ничто не уходит бесследно. Человек существует вне времени. Время всего лишь условность не более того. Поэтому я никогда никому не говорю: «Прощайте». Я всегда говорю: «До свидания».


Пилат снова вздрогнул.


Пилат: Поясни.

Мессинг: Вы слышали про «День сурка»?

Пилат: Никогда не слышал.


Мессинг: День сурка, это когда Вы попадаете во временную петлю, просыпаетесь и умираете в один и тот же день. Как безумное чаепитие в Алисе в стране чудес. Или как Иисус, когда Он встретил первых апостолов, а они спросили, где Ты живешь и откуда Ты знаешь, как нас зовут? Помните, было около 10 часов? Или Воланд на Патриарших.

Пилат: Кто, кто? Как?

Мессинг: Представьте. Каждый день вы повторяете одно и тоже, как будто ходите кругами по Садовому кольцу. Вы уже заранее знаете каждое событие этого дня. И даже можете шутить над людьми. Например, подойти к каким-нибудь бездельникам на скамейке в парке и сообщить им все, что вы о них знаете. Предложить им марку сигарет, которую они курят. А также пошутить над ними. К примеру, - а Вы в курсе, что Вам скоро отрежет голову, потому что Аннушка уже пролила масличко? Это довольно смешно, так как вас сразу начинают обвинять в шизофрении. Первый из них сразу начинает бежать куда-то звонить, прямо навстречу своей гибели, а второй вскоре сходит с ума и попадает в психушку.

Пилат сильно заерзал. Он тщательно вглядывался мне в лицо, но никак не мог что-то вспомнить. Мосты были сожжены.

Пилат: Ты большой поклонник Блока? Умрешь, начнешь опять сначала, и повторится все как встарь, аптека, улица, фонарь…
Это действительно очень интересная концепция. По-моему, ее придумал Горький. Хотя я лично так шучу по несколько раз в месяц, но никакого чуда в этом не вижу. Продолжай.

Мессинг: Ничего смешного, такие глюки иногда происходят. Дежавю. Обычно они сопровождаются появлением черного кота. Вы случайно такого черного кота ни разу не видели, когда происходило что-то странное?

Пилат: Нет, не видел.

Он сильно нервничал. Встал, закурил трубку и прошелся вокруг стола.

Мессинг: Неважно. Мы все в этой временной петле. И выйти из нее невозможно, хотя есть один способ.

Пилат: Какой способ?

Мессинг: Нужно обмануть время. Нужно вспомнить, что было в предыдущий раз. Вспомнить все. И тогда вы проснетесь.

Пилат: Как все это связано с будущим?

Мессинг: Я пытаюсь вам объяснить. Чтобы увидеть будущее, надо вспомнить прошлое. Я давно понял, что видения будущего, которые мне являются, как озарения, это просто воспоминания из прошлого, возникшие в результате какого-то сбоя в нашем мире. Дежавю. Я видел битву под Сталинградом, я видел Парад Победы, но только потому, что все это уже было. Смерти нет.

Пилат в очередной раз поперхнулся табачным дымом.

Пилат: Скажи, а что если кто-то, такой же, как ты, вспомнит все и изложит все это в книге? А потом передаст эту книгу в следующий цикл? Это возможно?

Мессинг: Именно это и случилось в Темной башне…. Это очень интересная идея, откуда она у вас?

Пилат: Мне кажется, тогда произойдет взрыв мирового сознания. Вначале вспомнить все смогут десятки, затем сотни, тысячи, а затем миллионы человек. Колесо времени остановится. Черная магия потеряет свою силу и занавес падет. Полный апокалипсис. Но этого ни в коем случае нельзя допустить. Если бы такая книга была, ее нужно было бы сжечь. А автора расстрелять.

Мессинг: Но ведь такой книги нет. Ее же нет?

Пилат: Я просто шучу, Вольф. Первый раз слышу подобную ерунду. Ты начитался Эйнштейна. Ведь тогда, мы все рабы какой-то бесконечно повторяющейся иллюзии, винтики больших часов и лишены свободы воли. Причина и следствие. Но тогда мы не люди, а просто стадо баранов. Ведь человек без свободы воли, это не человек, это животное.



Мессинг: Согласен с вами. Это был бы ад. Эту ерунду придумал Ницше. Но затем сошел с ума. Ее также обсуждали Горький с Блоком. Но последний умер от тоски. А отчего умер Горький, даже не знаю.



Пилат: Берлиоз…

***

Третья и последняя встреча.

Пилат: Вольф, мы встречаемся в последний раз. И только по причинам, о которых ты ничего не знаешь. В прошлый раз ты ушел от ответа. Я просил тебя рассказать мне о будущем. Что будет с этой страной, куда мы идем?

Мессинг: Здесь нет никакого секрета. Есть поэма о Великом инквизиторе, написанная неким Иваном. Есть еще английский писатель Оруэлл, он уже все написал. Попросите перевести его книжки. Все так и будет. Но я могу рассказать Вам один сон.


Пилат: Сон?


Мессинг: Я видел, как по морю плыл огромный корабль, самый большой корабль в мире. Прямо как Титаник, как Атлантида. Все знали, что этот корабль настолько надежен, что никогда не сможет затонуть. Вдруг неожиданно этот корабль налетел на айсберг и получил небольшую трещину в обшивке. Народ стал переживать. И пошли вскакивать, вскакивать из-за столов с салатами… Но их успокоили. Все нормально, небольшая трещина, сейчас залатаем. Все поверили, что это сущий пустяк и продолжили веселиться. Кто-то пошел спать. Кто-то пошел допивать коньяк. Кончилось все весьма печально. Хрусть, надвое. Напополам. Корабль полностью затонул. Спаслись далеко не все. Значительно меньше, чем могли бы спастись, если бы понимали степень опасности. В ледяном мраке люди пытались спастись, хватались друг за друга, кричали, а затем затихали. Налетела ужасная буря и разметала щепки и шлюпки с людьми по морю. А сам корабль ушел на самое дно моря. Говорят, что с ним на дно моря также ушел и волшебный кристалл, в котором хранилось будущее корабля.

Пилат: Какой кристалл?

Мессинг: Изумруд. По одной из легенд это был камень из короны люцифера, который тот потерял во время падения. Этот кристалл искали, но так и не нашли. Возможно, его скрыл кто-то из пассажиров.

Пилат: И что же?

Мессинг: Потом пришел туман, тьма накрыла поверхность моря. Исчез великий корабль, как будто никогда и не было его на свете. Если кто-то хотя бы лет через 100 найдет этот кристалл, он сможет собрать корабль заново, и тогда…

Пилат: Вольф, ты все-таки не простой фокусник. Ты не врал. У меня появилось «дежавю». Эту историю я где-то уже читал. Ве, ве, ве…, во…, Воланд, Ландон?

Мессинг: Лондон. Морской волк. В самом начале сталкиваются два корабля. Главный герой под ужасные женские визги падает в ледяную воду. Он видит проплывающего мимо бездушного курильщика. Его берут на борт корабля «Призрак». Бедный малый думал, что он спасен. Какая ирония… Мне лично известен только один корабль-призрак - это «Летучий голландец». Покинуть этот корабль невозможно. Потому что управляет им пират, обреченный за свой каламбур на вечные скитания – Морской волк. Правда, этот корабль может передавать проплывающим мимо морякам послание с того света. Главный герой был очень образован - это его и спасло. Подобно Шахрезаде, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь, он был вынужден каждый вечер общаться с Морским волком на разные литературные темы, пока того мучили сильные головные боли. Они спорили про то, что сильный жрет слабых, ибо в этом суть жизни и ее главный закон, про восстание люцифера и мировую революцию, про закваску и прочую ерунду.

Пилат: А знаешь, Вольф, я согласен с Морским волком. Моя жизнь доказывает, что он был прав. И современная наука доказывает, что он был прав. После Дарвина только идиот может верить в Бога. Но если ты можешь предъявить мне доказательство обратного, то я слушаю.

Мессинг: Когда то такое доказательство было предъявлено Графом Монте Кристо. И это доказательство было железным. Дарвин был прав. Но не Ларсен. Выживает не сильнейший. В страшные времена выживают наиболее приспособленные. Вспомните историю Морского волка до конца. Кончилось тем, что главный герой со своей подругой сбежали с проклятого корабля и очутились на острове. Кораль-Призрак был атакован еще большим злодеем, на корабле произошло восстание, и весь экипаж покинул корабль, подрезав мачты. А Морского волка стали доканывать приступы ужасной головной боли. Рак. В своей постели, с угасшим взором, на разрушенном корабле он причалил к острову, где спаслись два беглеца.

Пилат: К чему ты мне это рассказываешь?

Человек с Голгофы: Я рассказываю это к тому, что исполин, считавший себя непокоренным люцифером, богочеловеком, был вынужден медленно умирать, покинутый всеми. Ниточка за ниточкой обрубалась его связь с внешним миром. Пока спасенные восстанавливали корабль, он утратил способность двигаться, видеть, и просто лежал во мраке, погружаясь в вечность черной дыры. Вы знаете, что в черной дыре время почти останавливается? Какая ирония, ведь его сознание стало яснее, чем когда-либо в жизни. В последние дни его сознание навсегда погрузилось в мавзолей собственного тела, не способное вырваться на свободу. Один раз, когда он еще мог сжимать в пальцах карандаш, Волк Ларсен написал:

«Когда не бывает боли, мне совсем хорошо. И я тогда мыслю совсем ясно. Я могу рассуждать о жизни и смерти, как индусский мудрец».

Пилат: И что никто не помог ему?

Человек с Голгофы: Нет, он просто погрузился в черную дыру.

Пилат: Ты действительно пророк. Мне все время кажется, что я, погруженный навечно в черную тьму своего мертвого тела, обречен провести так целую вечность, наедине с самим собой.

Мессинг: Но ведь вы не верите в Бога. О какой вечности Вы говорите?

Пилат: Ты прав. Ты прав. Наверное, это просто мое малодушие. Кстати, говоря о жизни и смерти. Хочешь посмеяться?

Мессинг. С удовольствием. Я слышал, чтобы посмеяться от души, надо иметь возможность прожить хотя бы 2000 лет.

Пилат: Да. Дело в том, что не так давно я разговаривал с товарищем Пастернаком. Слышали о таком? Смерти нет…. И все такое. Так вот он пытался заступиться за одного поэта, Мандельштама, который написал про меня паскудное стихотворение. Ничего интересного. Яйца съеденного не стоит.

Мессинг: Да, слышал.

Пилат. Я позвонил ему и спросил, не знаком ли он, совсем случайно, с товарищем Мандельштамом. Видите ли, он зачем-то вступил в конфликт с нашими писателями из Массолита и попал в опалу. Но дело не в этом. Если бы ты знал, как глубоко они мне безразличны. Дело совсем не в них. Ты будешь смеяться, но товарищ Пастернак мог запросто спасти своего товарища. Это был мой эксперимент. Величайший эксперимент, изобретенный лично мною. Давно, давно. Так давно, что ты даже поверить не сможешь.



Мессинг: Я охотно вам верю.



Пилат: Я бы реально вытащил бы его, просто из принципа.

Мессинг: Как Петр? Вы думаете, он мог бы дать показания и спасти своего учителя? Но разве это имело смысл? Он бы просто обрек себя на гибель, ничего бы не изменилось.

Пилат: Какой еще Петр? По-твоему, если ты знаешь, что это бессмысленно и твоего друга уже не спасти, значит можно от него отречься? Так? Ты еще его последователей вспомни. Церковь должна дружить с государством, а не пытаться кого-то спасать. Вот Вы все говорите, Пилат, Пилат.

Мессинг: Я ничего не говорил про Пилата.

Пилат: Хорошо. Пусть я Пилат, пусть я верховный прокуратор. Но вот я звоню и спрашиваю, есть желание спасти твоего друга? Ведь он же мастер? Ведь он мастер? И что? У тебя две секунды, чтобы решить свою и чужую судьбу. Ты понимаешь? Две-три секунды. И уже ничего не изменить. Ты будешь жить с этим до конца своей жизни.

Мессинг: Что он ответил?

Пилат: Вместо того чтобы ответить, он предложил мне встретиться, чтобы поговорить о жизни и смерти. Я бросил трубку и хохотал с Берией почти полчаса. О жизни и смерти… Каков, а? Нет ничего хуже трусости.

Мессинг: Вы правы, товарищ Сталин. Это действительно очень смешно. Это даже более смешно, чем Вы думаете.

Пилат: Ты действительно считаешь, что он смог бы мне что-то сообщить? Что-то важное?

Мессинг: Видите ли, именно это он и хотел Вам сообщить. Я открою Вам страшную тайну. Ведь вы интересовались будущим. Товарищ Пастернак был знаком с одним писателем. Его фамилия Булгаков. Говорят, вы имели с ним какую-то странную мистическую связь. Так вот, он написал один роман, в котором изложил судьбу России, а заодно и вашу судьбу тоже. Там же детально описана ваша смерть, от легкого укольчика врачей прямо в сердце.

Пилат: Врачи? И все же, значит это они?

Мессинг: Именно они. Они и поставят точку в вашем романе.

Пилат: Всех к расстрелу…. И этого Булгакова в том числе. Это же заговор. Я просил написать антиевангелие, а не предсказывать… И куда смотрит этот чертов налоговик?

Мессинг: К сожалению это очень сложно сделать. Он давно как умер. Кстати, этот Булгаков не обращался, не хотел с вами встретиться?

Пилат: Обращался. Конечно, обращался. Совершенно больной человек, мирфиус, хотя и написал пару интересных вещей. Думаете, он тоже хотел мне что-то сообщить?

Мессинг: Он хотел вам сообщить, что Вы умрете страшной смертью на день освобождения еврейского народа, праздник «Пурим», в точности так, как это описано в конце романа «Морской волк», который я вам только что изложил. А ваш единственный ученик, бывший налоговик Левий Матвей, будет бегать вокруг оцепления, ждать светового сигнала начальника охраны и писать в своем дневнике словами доктора Живаго «Смерти нет. Столько времени прошло, а смерти нет». Потом он утащит вас в уже занятую пещеру.

Пилат: Не понял… Сегодня какое число?

Мессинг: Как я уже говорил, товарищ Пастернак общался с товарищем Булгаковым. Булгаков умер. Но Пастернак был еще жив. И хотел вас об этом предупредить. Но вы оказались таким же фаталистом, каким когда-то был Юлий Цезарь.

Пилат: Расстрелять, немедленно расстрелять.

Мессинг: Кого?

Пилат: Всех, и тебя тоже. Преступник! Преступник!

Мессинг: Зря кричите. Вы забили про наш уговор? Там в Ершалаиме? Вы забыли, кто настоящий хозяин сна, в котором вы живете?



Пилат: Но это ты? Это ты?



Мессинг: Вам уже никто не поможет, так как никто и никогда не станет помогать Пилату, ни на этом, ни на том свете. Такая уж судьба у всех тех, кто умыл руки. Иешуа не любит этих людей. Но довольно. Твой поцелуй дракона, как и было сказано. Ты был прав, я могу избавить от головной боли сотни людей, а могу вернуть ее назад. Всю за один раз. Ворона ты не смотрел, но на прощание, разреши передать тебе привет от…..

Пилат: Нет, не говори…

Человек с Голгофы: От всех. У тебя болит голова, и болит она так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Теперь ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. Ты не можешь даже думать о чем-нибудь. Вскоре вся кровь начнет приливать к голове и останется там безвозвратно. Ты начнешь галлюцинировать, а затем ослепнешь. А потом солнце вспыхнет, зажжет твой мозг зеленым светом, лопнет и выльется тебе на голову раскаленной лавой. Прощай.

Сталин: Что… не ты…вы… бз…дз…

Человек с Голгофы: Не думай свысока о времени. Как говорил товарищ Мышкин, только перед казнью можно понять ценность каждой секунды, каждого мгновения. Хотя вскоре ты станешь бессмертен и сможешь думать об этом целую вечность».

Через несколько часов Палыч сидел в обнимку с черновиком романа-чернокнижия «Мастер и Маргарита». Над той самой главой, которая называлась «Казнь».

 «На этом пергаменте уже были набросаны записи:
"Бегут минуты, и я, Левий Матвей, нахожусь на Лысой Горе, а смерти все нет!"
Далее:
"Солнце склоняется, а смерти нет".
Теперь Левий Матвей безнадежно записал острой палочкой так:
"Бог! За что гневаешься на него? Пошли ему смерть"

...

«7 марта 1953 года я был к Колонном зале Дома союзов. В гробу лежал человек, совершенно не похожий на того, которого я знал. У меня даже появилась мысль: Сталин ли это? Смерть сильно меняет людей». (В.Мессинг, «Я – телепат Сталина»).