Банник и девочка из Братеево

     У нас тут в Братеево банники были знатные. Строгие, всё по правилам справляли в бане, но и от народу людского того же требовали. Чтобы по ночам не мылися, чтобы первый пар банникам отдавали, чтобы после третьего пару в баню не совались, чтобы баню ставили как правильно.
     Так у нас мора и не было никогда, где чума какая, а всё мимо нашей поймы Братеевской, у нас не заводилась никогда. Хотя, конечно, и само-то Братеево в сторонке от дороги было, а вон, Беседы тоже в стороне стоят, а раз в пять лет Лихо Одноглазое и туда наведывалось то коровьей падучей, то ещё с чем. Банники там были негожие совсем, наши их к себе не принимали, если от них привезут брёвна со старой бани, то прямо война шла, не пускали Братеевские к себе Бесединских, и всё тут.
     Вот помнится мне женщина одна рассказывала, ещё, как только мы с женой и с дочкой тут поселились в доме из бетона. Женщина та сюда приходила на старое место, где дом их стоял, до того, как микрорайон построили. Придёт и сидит на лавочке напротив речки. Мы с дочкой как-то гуляли по набережной, и я присел рядом с бабкой той.
     Ну, она разговорчивая была, сначала про время спросила, потом ещё про что-то, а потом слово за слово и начала всякие истории рассказывать про тех, кто тут жил. Я домой приходил и многое по памяти себе в блокнотик по памяти записывал. Так просто, чтобы потом детям рассказывать, как истории разные, сказки уж все им пересказал.
     Тут недавно стал просматривать эти истории и нашёл про этих банников, что с них начал повествование своё, про банников, значит.
     А были у неё ещё много про русалок Братеевских. Тут же множество озёр было, небольшие, поскольку тут ручьи из-под земли били, вот озерца и собирались. В них, бабка сказывала и водились русалки. А происходили они якобы от утопленниц местных, которых с женихами судьба разлучила. Тут же Красный луг был, со всей округи шли, и парни и девчата знакомиться. Тут стояла даже летняя церквушка, их прямо тут и венчали. Бывали случаи, что повенчали, наутро его и след простыл, откуда пришёл, туда воротился. А ей-то теперь куда? Бывало, что и в озеро бултыхались.
     Ну это в другой раз, сейчас про банников. Вот как-то дед этой женщины, она тогда маленько девочкой ещё была, баню решил поставить у себя во дворе. Своей не было, да вроде, как и ни к чему была, у отца с матерью была баня, туда и ходили всей семьёй. И женщина эта наша маленькой совсем была тогда, тоже ходила. Как на праздник шествовали по селу, со всеми раскланивались, здоровались, словно сто лет не виделись. Интересно жили.
     А тут как-то отец его, деда этой женщины, простыл на рыбалке, слёг, да и помер скоропостижно. Ну прабабушка этой женщины к ним перебрался, одной ей было и не управиться по хозяйству. И вот дед женщины решил баню родительскую разобрать, да и к себе во двор поставить.
     Разобрал, всё по брёвнышку каждому обозначил, чтобы потом не спутать какое куда, привезли, начали ставить. Только оклад собрали, как стопа брёвен, что лежали рядом, взяла, да сама по себе и развалилась. Вот дед той женщины крякнул, да с сыном, отцом этой женщины, она тогда совсем маленькой была, собрал их снова, да и закрепили ещё подпорками. Тут и вечер уже, спать пора. Утром бабушка этой женщины пошла корову выгонять и зовёт деда-то. Тот вышел на крыльцо, а стопка брёвен снова по двору раскатана. Что за диво.
     Ну, в общем, женщина рассказывает, кое-как собрали баньку, начали топить. А тут как раз женщина эта и заболела, сама не знает, чем. Прямо как падучая на неё нашла, где была, там и скувыркнулася, так рассказывает.
     Уж они и толкователя звали по болезням, из Борисова звали, и ведунью одну из Зыблякова. Отвары всякие ей давали, а лежит она и не поднимается.
     А что интересно, что каждое утро под подушкой у ней кусочки сахара находили. Сначала отец её подумал, что это она ночью сама ходит и сахар берёт, ну, дети, знамо дело, сладкое уж как любят. Закрыл он сахар в шкафу. А на след ночь снова сахар под подушкой у ней. Думали, может домовому надо сахарку с винцом насыпать, да за печку выставить, задобрить его, может поможет девочке. Да всё не лучше ей.
     И вот как-то пришёл к ним перехожий старец, к ночи забрёл в Братеево зачем-то. Постучался, его пустили, так на Руси принято было, перехожих пустить. Они много сказок знали, да кто как живёт в дальних краях у них выведать можно.
     Посмотрел этот старец перехожий на девочку, только краем глаза-то и глянул, женщина сама это запомнила, даже и не подходил к ней. Посмотрел и сказал, что это проделки банного, домовой тут ни причём, домовые банниками особо не командуют, хотя и старшинствуют не только по дому, но и за двор отвечают, чтобы нечистые духи не приживались. А сахар девочке подкладывал, хотел как-то помочь девочке, думал, что от сахара ей легче станет.
     Пошёл поутру этот старец перехожий к бане, стал ходить вокруг, что-то бубнить, вроде бы как с кем-то разговаривать, а через малое время даже стал ругаться, думали сам с собой. Оказалось, что это он банника увещевал, чтобы перестал девочку мучить.
     А оказалося, что баннику не понравилось место, куда баню поставили, надо было у него спросить, он бы показал. Оттого банник и обиделся, послал на девочку, ну, на женщину эту, болезнь.
     Старец этот сказал, что, мол, выговорил у банника прощение для семьи, только надо, сказал он, сходить в 12 часов ночи на кладбище, найти там столик у могилки, многие и сейчас ставят такие, накрыть этот стол белой скатертью, только не шёлковой, а льняной, поставить туда бутылку самогонки, водку ещё Менделеев тогда не придумал, и 2 рюмки негранёные, простые, без чеканки с рисунком, и чтобы прозрачные были, светлые значит. И ждать, не уходить, уважение проявить к баннику.
     Вот дед этой девочки бедной всё так и исполнил, как старец сказал, а тот как сказал, так и пропал, только что был тут, а и нету его.
     Вот дед её стоит и ждёт, что же будет. Стоит, уж за полночь далеко, а всё тихо на кладбище, ветра нет, и Луна куда-то запряталася, вот как банника-то уважают духи деревенские.
     И тут вдруг шорох сначала, потом вроде протопало что-то и слышит дед, как самогонка стала наливаться, буль-буль. Тут он стал поворачиваться, а ему голос сзади грубый, мол, стои, где стоишь, мне и так хорошо. Он и замер. Потом слышит, опять что-то протопало, он-таки обернулся, а никого нету, а рюмка стоит пустая, а другой нету, и бутылка пустая.
И снова сзади кто-то говорит сипло, мол, баня у тебя не на том месте, поставишь оклад, где четыре камня увидишь, да только как сам собирал, так сам и разбирай, не зови на помощь никого. И всё, стихло всё, Луна выплыла, и ветер объявился, ворон где-то прокричал.
     Послушался дед той девочки банника, а это знамо дело он был, домой вернулся и утром стал разбирать баню. Кряхтел, но скидывал потихоньку по венцу в день. И как первый венец скинул, так внучка головку стала поднимать, это она сама мне рассказывала. А как до оклада добрался, она уж и ножки стала с лавки спускать, а когда оклад разобрал, тут она и на крылечко вышла.
     Спустилась она с крылечка и стал по двору ходить, будто высматривать что. Потом остановилася в одном месте, показывает на камень, и говори, что его, мол, тут никогда и не было. Дед подошёл, и понял, что это знак оставил банник. Посмотрел, и три другие камня лежат, где углы оклада должны лежать. Тут и поставили они с сыном баню. Так она им служила до середины восьмидесятых годов, когда тут начали дома из бетона ставить.
     _,_,_,_,_,_,_,_,_,_,_,_,_,_,_,_