Синяя шкатулка 20

Двадцатого июня 1792 года жители предместий, следуя за своими предводителями, пришли к зданию Манежа, где заседало Законодательное собрание, чтобы подать петиции.

Потом толпа ворвалась во дворец и окружила короля с его придворными. Людовик, желая успокоить их, надел фригийский колпак и выпил за здоровье нации. Впрочем, он проявил упорство, отказавшись восстановить в должности жирондистов, сославшись на закон и конституцию. Демонстранты ушли ни с чем. Но относительное затишье продлилось недолго. Уже десятого августа санкюлоты двинулись на Тюильри.

Катрин, несмотря на не желание участвовать во всякого рода демонстрациях, всё же не устояла от искушения взглянуть на взятие королевской резиденции. Вместе с Теруань, командующей отрядом женщин, она отправилась к королевскому дворцу. На свою беду им встретился некий журналист и памфлетист Франсуа-Луи Сюло, который имел зуб на Теруань и в своих статьях называл её падшей женщиной. Причём делал он это с маниакальным упорством много раз.

И вот враги встретились лицом к лицу. Прежде чем Катрин успела её остановить, Теруань влепила Сюло пощёчину, а затем громко крикнула:

- Это роялист!

Разъярённая толпа женщин набросилась на него и растерзала.

Катрин в ужасе покинула место трагедии.

Второй раз в жизни она получила наглядное доказательство — на что способна в безумстве толпа. Убийство журналиста, падение Тюильри нехорошим предчувствием наполнило её. Стало очевидным, что это начало конца для представителей её круга, старого режима и мирной жизни.

Нехорошие предчувствия полностью оправдались.

Повсюду стали проводиться обыски, аресты неприсягнувших священников, дворян и аристократов. В августе, по предложению Робеспьера, передали право судить и карать Коммуне Парижа. А уже в сентябре по городу прошли слухи о подготовке восстания заключёнными.

Катрин понимала, что опасения эти имеют под собой основание, так как роялисты строили планы по освобождению Людовика XVI и возвращению его на престол.

Она с возмущением прочитала, как в газете «Друг народа», Жан-Поль Марат напечатал: «Верно и разумно отправиться с оружием в руках в тюрьму, вырвать из неё изменников, особенно швейцарских офицеров и их сообщников, и перебить их всех».

Этот Марат пользовался абсолютным авторитетом у народа, поэтому его призыв был услышан. Толпа вломилась в аббатство Сен-Жермен, где содержались защищавшие королевский дворец десятого августа швейцарские гвардейцы и придворные. Заключённых по одному выводили во двор и забивали насмерть палками, пиками и саблями.

Убили около трёх сотен человек.

Избежать гибели удалось лишь маркизу де Сомбрелю — начальнику Дома инвалидов, которого хотели казнить за происхождение и за то, что в 1789 году он отказался выдать оружие восставшим.
Катрин, пришедшая сюда в надежде кого-нибудь спасти, стало жаль старика. Она появилась слишком поздно, когда весь двор был завален трупами, а маркиза уже собрались убить. Тогда Катрин не выдержала. Выйдя вперёд, крикнула:

- Не убивайте его! Он друг народа и всегда хорошо относился к инвалидам.

Кто-то видел её раньше, разговаривающей с маркизом. Видимо, когда она приходила в Дом инвалидов. Только не знали, что виконтесса занималась пожертвованием. На основание этого её приняли за его дочь.

- Выпей кровь врагов революции, если хочешь спасти отца!

Она не стала переубеждать палачей, что маркиз ей не отец.

Убийцы нацедили полную кружку свежей крови и протянули Катрин. Она без колебания выпила. Толпа с криками одобрения отпустила её вместе с «отцом».

Едва они вышли, как за углом монастыря содержимое желудка Катрин вывернуло на землю.

- Простите, маркиз, - смущённая она вытерла рот кружевным платком.

- Не стоит извиняться. Вы спасли меня, виконтесса. Отныне вы мне, как дочь. Благодарю вас!

- Вечером она рассказала Леону-Флорелю о своём поступке.

Услышав о том, что Катрин спасла обречённого на смерть, он нахмурил красивые брови. Но когда узнал - какой ценой, то побледнел и в сильном волнении воскликнул:

- Ты могла погибнуть из-за какого аристократа!

- Разве аристократ не человек? - задала она вопрос, пытливо глядя в серо-голубые глаза своего возлюбленного.

- Враги революции не заслуживают пощады.

- Старики и женщины враги?!

Увы, на этом кровавые избиения не прекратились. В монастыре Бернардинов толпа перебила всех уголовников, ожидавших отправки на галеры. В тюрьме Сальпетриер были растерзаны падшие женщины за низкий моральный облик. В монастыре Кармелитов расстреляли священников, отказавшихся присягнуть революционному народу. В тюрьме Ла Форс погибло более ста шестидесяти заключенных. И там шестьдесят головорезов во главе с Эбером растерзали подругу королевы - принцессу де Ламбаль. Но этого убийцам показалось мало. Они нацепили голову несчастной жертвы на пику и прошествовали к тюрьме Тампль, где находилась королевская семья.
Увидев отрубленную голову подруги, которая вернулась из эмиграции, как только узнала о заключении Марии-Антуанетты и её семьи, королева единственный раз в жизни упала в обморок под гогот толпы.

Расправы продолжались и дальше.

Катрин невольно испытала чувство удовлетворения, узнав, что в тюрьме Шатле, где погибло более двухсот заключённых, аббат Берди, обладающий невероятной силой, схватил двоих конвоиров и сломал им шеи. К сожалению, он был единственным, кто оказал сопротивление. Потом толпа парижан расстреляла из пушек здание тюремного госпиталя Бисетр, где содержались сошедшие с ума заключенные, нищие и бродяги. Народ похоронил под руинами госпиталя таких же выходцев из народа. Но видимо, новой власти были не нужны больные и не имеющие крова люди.

В сентябрьских расправах 1792 года погибли более тысячи человек. Новоявленный министр юстиции Жорж Дантон заявил, что ему наплевать на заключённых. Министр внутренних дел Роллан, сделав скорбную мину, предложил сентябрьские события предать забвению. Обыватели, которые не принимали участие в кровавой бойне, поспешили с ним согласиться. Пока убийцы с руками, обагрёнными кровью, приходили в себя, легкомысленная публика посещала кафе и театры, продолжая делать вид, что её это не касается.