Семь радуг детства. Часть 38

      Я тоже была в ужасе от поступка папы. Но ведь он женился на ней. Значит, всё-таки полюбил по-насто
   А школьная жизнь шла своим чередом. Вот и новогодние праздники подкатили на заснеженной колеснице зимы. Конец четверти. По большинству предметов – контрольные работы. Писали диктант и по немецкому языку. Я его списала у Людмилы. Когда через день получили тетради, у Люды за диктант стояла четвёрка. А у меня – пятёрка. Мы обе так и застыли, разглядывая мою тетрадь. Там ошибки были исправлены красным карандашом, но стояла в конце пятёрка. Ошибся учитель? Подойти и показать тетрадь?

   - Молчи, - сказала Люда. – Если занёс в журнал, то, глядишь, четвёрку за четверть заработаешь.
   На новогоднем танцевальном вечере Гафнер снова пригласил меня, даже два раза.
   - Он в тебя втрескался! – Смеясь, прошептала мне на ухо Люда.
   - Не придумывай ерунды! – Отмахнулась я.
   Но на этом история не закончилась. Когда я отвечала на уроке, он явно завышал отметку. Хорошо, что другие ещё этого не заметили. Неужели в меня может влюбиться взрослый человек?


   На школьных каникулах мы, человек двенадцать из класса, кто жил на ближайших к парку улицах, решили собраться все вместе на Рождество. Собрались у  Андрея, нашего одноклассника – его родители уехали на несколько дней в гости к родственникам. Каждый принёс из дома к столу то, что выделили родители.
    Летом нас уже не выгоняли из клуба с танцевальных вечеров, но зимой за нас отвечали не только родители, но и учителя. А на каникулах вообще дежурили вечерами, ходили по посёлку и смотрели, чтобы школьники не болтались по улицами, а старшеклассники не прорывались в клуб на танцы.
    Мы были готовы повеселиться. Патефон был у самого «хозяина», гитару тоже кто-то притащил.
    Ребята поставили на стол не только лимонад, но и бутылку самогона и даже девчонкам налили  понемногу. Только мы собирались выпить, как раздался стук во входную дверь. Кто это? Вроде все сидят за столом. Андрей выскочил в соседнюю комнату, где свет не горел, а крыльцо было видно. Секунда – он вернулся  и, размахивая руками, скороговоркой прошептал:
   - Ночной патруль! Пейте скорей и налейте лимонад! Бутылку в печку! 
   И пошёл открывать.


   Это был учительский патруль. Шли секунды. Стук  снова повторился, стали слышны голоса – он, как мог, тянул время. Мы все дружно хлебнули в себя жгучий напиток, мальчишки налили в стаканы лимонада, а бутылку быстро засунули в печь. Кто-то из ребят схватил гитару и начал тренькать. Мы сидели молча, и ждали своей участи.
   Вошли трое учителей, в их числе и наш классный руководитель. Увидел своих подопечных,  потянули носом. Запах самогона витал в воздухе, как ранней весной над посёлком витает духмяный запах цветущей сирени.
   - Пьёте? – Грозно спросил он. Кто-то пискнул:
   - Да мы лимонад!
   - А запах не лимонада. Где спрятали?


   Тут уж, осмелев, загалдели все – лимонад и всё!
   Они заглянули под стол, нас всех подняли с мест – ничего нет. Но запах выдавал нас с головой. Учителя прошли в другую комнату – нет запаха. Наши стаканы тоже проверили. Лимонад тоже имеет запах, к тому же  всё ещё пузырился – перебил запах самогона.
   - Это у родителей вчера застолье было – вот и пахнет! – Нашёл, наконец, что сказать Андрей.
    - Чтобы через полчаса и духу вашего здесь не было! Проверю!
  И ушли. Какое там уж нам веселье?! Что ещё в школе будет? Мы, как нашкодившие щенята, разбрелись по домам. Так закончилась наша первая взрослая вечеринка. Правда, после каникул в школе нам никто ничего не сказал.
   В очередной раз пришли эмгэушники и проявили новую плёнку, которую отсняли за последние месяцы. Сразу печатать нельзя – она должна просохнуть. Зато я смогу на ней потренироваться и сама напечатать фотки. Следующим вечером и занялась этим. Заготовила растворы и уселась за фотоувеличитель. Каково же было моё удивление, когда увидела фотки с октябрьского концерта! Оказывается, всё-таки они были на вечере! Почему не сказали? А я почему не спросила?


   Вот одна фотография, друга – целый десяток, и на них я! Всё было бы замечательно, если не мои кривые ножки, обтянутые тонкими капроновыми чулками, так и лезли в глаза. Хоть бы на одной фотографии стояла боком! Нет, они не должны их увидеть! Схватив ножницы, я вырезала эти кадры.
   Через пару дней пришли Эдик и Аркадий. Сказала, что ненароком сожгла часть плёнки.
    - А мы тебе сюрприз хотели сделать! – Огорчённо произнёс Аркадий. Нет уж, не надо мне такого сюрприза!
   Почему я никогда не вспоминала, что болела рахитом? Может и Виктор увидел на концерте мои ноги, отмахнулся от меня, как от каракатицы. Открыла наш семейный альбом с фотографиями прошлых лет. Искала ту, где мы танцуем – кто-то заснял нас четверых в одном движении, где мы стоим на одной ноге, другая согнута в колене. Так и есть – у троих ноги ровные, и только у меня – нет. Кто же такую кривоногую захочет в жёны  взять?!


    Вошла мама, увидела моё заплаканное лицо.
    - Девочка моя, что случилось?
    Кому как не маме, откроешь душу? Она обняла меня, села рядом.
    - Вот что тебе скажу, дочка Ты думаешь, что все люди – и мужчины, и женщины – красивые? Нет. Тот парень дурак, кто только красоту ценит. Душа человека – вот главное. Не за красивое личико или ноги замуж берут – за душевную красоту, за характер. А ты у меня  славная.
   Стирая слёзы с моих щёк, добавила:
   - И красивая. Ты ещё не одному парню голову вскружишь! Не пришёл ещё твой срок.


   И она, приобняв, стала раскачивать меня из стороны в сторону, будто успокаивала ребёнка. Мамочка, спасибо тебе за всё! Я люблю тебя больше всех на свете!
    Школьная жизнь катилась своим чередом, праздники чередовались с буднями. Лыжи я забросила – лес потерял для меня своё очарование. Да и не до лыж стало. Теперь мы, четыре подружки, часто собирались то в пионерской, комнате, то у кого-то дома и, выполнив домашние задания, обсуждали, куда пойдём учиться.
Продолжение следует