Об усыплении в ветеринарии и не только

ОБ УСЫПЛЕНИИ В ВЕТЕРИНАРИИ И НЕ ТОЛЬКО


Когда на базе патофизиологической лаборатории в начале 90-х годов была открыта ветлечебница, мы, научные сотрудники, человеческие врачи по образованию, вместе с новыми ветеринарными специалистами столкнулись с проблемой некоторых тяжелых вирусных заболеваний, от которых тогда не было эффективного лечения. В первую очередь домашние животные, особенно собаки, погибали от чумки плотоядных и вирусного гастроэнтерита. Гибель питомцев была мучительной и долгой.   Но мы вместе с хозяевами животных учились умению преодолевать свой страх перед неизлечимыми заболеваниями, приобретали навыки продолжительного системного лечения пациентов, подавляли в себе брезгливость и раздражительность при уходе за ними, набирались терпения и, главное, учились любить все живое. Девизом нашего молодого коллектива в то время становилось выражение: «Не отступать и не сдаваться!». А это означало, что надо было бороться за каждый прожитый день больных питомцев. Особо тяжелых животных  мы оставляли в виварии для стационарного лечения. Такое  лечение проводили исключительно за счет «заведения». Для борьбы с вирусами мы применяли новые противовирусные препараты и иммуномодуляторы, которые под заказ малыми партиями тогда начинали привозить отдельные представители малого бизнеса и фармакологических компаний. Эти средства, разумеется, мы  применяли в составе комплексной терапии.

Над всей нашей ветеринарной деятельностью брал шефство умудренный опытом ветеринарный врач Егорович. Он был хорошим специалистом, много лет проработавшим в городской ветлечебнице, давший знание и обучивший навыкам работы всех наших молодых ветврачей. Как человек он был мягкий и добрый. Всегда подтянутый, рослый, с рыжими волосами и большими бакенбардами, Егорович производил положительное впечатление на хозяев домашних животных и для всех нас был непререкаемым авторитетом. Многие его считали пожилым человеком, хотя тогда, вероятно, ему еще не было и пятидесяти лет. Он  приходил к нам регулярно, но не часто, поскольку был загружен основной работой в городской ветлечебнице.

Я заведовал научно-исследовательской лабораторией, давно работал с животными, используя их в опытах в рамках научных тем НИИ травматологии и ортопедии. Работа мне нравилась, но она существенно отличалась от ветеринарной деятельности. Поэтому мне приходилось многому  учиться у ветеринаров, и в том числе у Егоровича. Мои знания в области лабораторной диагностики, интенсивной терапии и фармакологии были больше, чем у ветеринаров и поэтому я тоже занимался обучением молодых ветврачей.

В отношении интенсивной терапии и попыток экспериментального лечения тяжелых случаев вирусного энтерита и чумки Егорович нашего энтузиазма не разделял, хотя что-то всегда подсказывал, не вмешиваясь в непростой для нас выбор продолжения или прекращения   лечения.

- Людям свойственно переносить на животное свои чувства и эмоции, - говорил он. – Иначе и быть не может, когда животное становится членом семьи и много лет живет в доме. Но вы должны четко себе представлять возможности терапии, понимая, когда вариантов излечения уже нет, и когда животное будет испытывать только мучения. Вы должны об этом сказать хозяевам, а не перехватывать инициативу выбора за них.

- Так хозяин хотел, чтобы мы этого ризеншнауцера усыпили, - ответил ветеринар Николай Марецкий. – Собака громко скулит, задние лапы тело уже не держат, в доме маленькие дети… Но мы, ему сказали, что попытаемся побороться за жизнь. У нас есть несколько флаконов интерферона. Хозяин нам отдал собаку. Если будет выздоравливать, то через неделю, сказал, заберет. Если пес погибнет, никаких к нам претензий не будет.

Со временем мы научились справляться с вирусными энтеритами, но с чумкой плотоядных почти всегда результат лечения был не в нашу пользу. И хотя мы всегда продолжали борьбу за жизнь дольше, чем это было принято в других ветлечебницах, нам в ветеринарную практику все же пришлось внедрить метод усыпления животных. 

Теперь метод усыпления неизлечимых животных называется эвтаназией. С  греческого языка термин переводится как «хорошая смерть». В то время мы не знали этого термина. Усыпление животных проводили путем введения в вену барбитуратов (тиопентала или гексенала) в токсичных дозах, или внутримышечного введения деполяризующих миорелаксантов (дитилина или листенона). Все препараты свободно продавались в аптеках и стоили недорого. Усовершенствованный нами  фармакологический метод усыпления во много раз был гуманнее, чем практикуемый в то время в ветеринарии способ введения в легкие животных аммиака.

- Продлевая мучения обреченных животных, вы, наверное, жалеете себя, свои чувства и стараетесь оградить себя от необходимости принять решение усыпить своего питомца, - говорил Егорович, обращаясь к хозяевам неизлечимо больных животных. – Говорить животные не умеют, и высказать свои пожелания тоже. За них этот выбор должны сделать вы. Вы осознаете меру страданий вашего любимца? Разве вы хотите наблюдать за тем, как он угасает, зная, что его состояние необратимо, что надежды на жизнь у него уже нет?

Откуда Егорович находил такие берущие за душу слова? Однажды на этот вопрос он ответил сам.

- Я пережил смерть любимой жены. У нее был рак. Медицина не могла облегчить ее состояние. Я с ней разговаривал, находил слова, которые ее успокаивали, внушал надежду. Она делала вид, что верит мне. Но она сильно страдала от боли. Когда было ей совсем плохо, просила, чтобы я ей ввел смертельную дозу того, что мы вводим для усыпления домашних животных. Я сделать этого не мог, и был с ней до самого конца ее дней. Я в полной мере осознаю меру страданий неизлечимо больного человека. Теперь в отношении с нашими подопечными, которых нельзя спасти, я поступаю, как должен... И слова, которые я произношу, обращаясь к хозяевам питомцев, говорю вовсе не я, их говорит моя супруга.

Со временем Егорович стал посещать нашу ветлечебницу все реже. Говорили, что болел, что запил. Из  городской ветеринарной службы для контроля над нашей ветеринарной деятельностью регулярно назначались другие руководители, но они, как по профессиональным, так и по человеческим качествам сильно отличались от Егоровича.
 
Ирина, молодой специалист, была прислана нам городской ветслужбой на замену прежнего руководителя. Ей было двадцать шесть лет, за плечами у нее был оконченный ветеринарный техникум. У нас она была администратором, а также попутно обучалась и нарабатывала себе ветеринарный опыт. Еще она считала наш спектр ветеринарных услуг недостаточным и всеми силами боролась над его расширением.

Как-то хозяева привезли здоровую взрослую немецкую овчарку на усыпление. Собака была чересчур агрессивна, домочадцы ее боялись и должным образом ее не воспитывали. Собака неоднократно кусала детей и взрослых. Усыпление здоровых животных было против наших правил, но Ирина посчитала иначе. Набрав в шприц пять миллилитров дитилина, она направилась к машине, где в багажнике лежала собака.  Я пошел следом, посчитав, что может понадобиться и моя помощь. Овчарка была без намордника, свободно лежала на боку и не проявляла агрессии. Хозяин собаки перед инъекцией препарата кистью руки зажал пасть. Ирина ввела в заднюю лапу внутримышечно дитилин. Решив, что дело сделано, хозяин разжал кисть, собака освободилась, зарычала и подготовилась к прыжку.  Хозяин, опомнившись, успел схватить ее за шерсть. Овчарка, немного задержавшись в багажнике, вырвалась из рук. Ирина за время этой задержки успела отбежать от машины. Собака, выпрыгнув из багажника, приземлилась у машины. Потом она сделала еще несколько прыжков. Я сам сильно испугался, но смог побороть страх и побежал за животным, пытаясь ухватить собаку за хвост. Наконец у овчарки подкосились лапы, и она, обессиленная, рухнула на асфальт. Все облегченно вздохнули.

Больше Ирина здоровых собак усыплять не пыталась.