ЗОЯ продолжение 3

 
ЗОЯ
(продолжение )
7
Поездка к сестре оказалась успешной. Пока мужчины разговаривали на кухне две сестры сидели, обнявшись, переживая горькое прошлое Зои: уж кому-кому, а сестричке выложила  она все как на духу. Ночь прошла и заря уже занималась за окнами, и мужья давно спали в своих постелях, и мясо, поставленное отвариваться на восходящий день ароматно пахло на всю квартиру, а они стояли у косяка кухонной двери, не умея разойтись, будто это был не первый их день, а последний – день расставания. Благо, что наступала суббота, значит, впереди выходные можно выспаться вволю.
Зоя знала, что в этом доме она сможет найти приют, нежная привязанность сестер сопутствовала этому, но в то же время она понимала, что если искать работу, то обязательно с жильем. Пусть крохотным, в общежитии, но своим.
Так и случилось. Работа нашлась сразу: пригласили в городскую газету журналистов  «Мы вместе» шеф-редактором. Но время на раскачку редактор не давал, потому что городские журналисты птицы вольные, сидеть целый день пришитыми к столу мало кто соглашался. Да и редактор выставил условие, что он сам никогда ничего не делает наполовину и ей не советует. «Журналюга», подумалось Зое, но он дает комнату в общежитии, а это немалый плюс в их положении. Да и Александру высветилась работа в нефтедобывающей компании по вахтам, и это для него хорошо: так оценил свои возможности он сам. Что ж надо ехать назад, бронировать квартиру, собирать вещи и скоренько возвращаться сюда.

Как обычно, все сопутствовало Зое. Редактор исполнил свое обещание:  не прошло и недели, как они уже  вселились в просторную комнату в восемнадцать квадратных метров, неухоженную, но это не беда. Вскоре все было, как выразился муж сестры: «классно». 
Зое было странно, что за три прожитых года Александр ни разу не заикнулся о ребенке. Она думала, что это связано с его отъездом в Киев, но у него, видимо, просто в планы ребенок не входил. Север, о котором так тосковала Зоя, продлил и укрепил их совместную жизнь.
Дом, в котором теперь они жили, был старой сталинской постройкой: высокие потолки, просторная парадная, большие окна, выходившие на городской парк. Зою не отпускало ощущение, что когда-то за все это везение нужно будет платить: ведь не нельзя же жить у судьбы в кредит? Жизнь, как известно, состоит из черно-белых полос. С другой стороны, такую черную полосу, через которую пришлось пройти Зое, не пожелаешь самому злейшему врагу. И сейчас, вероятно, все еще идет компенсация. Да и супружеская жизнь, как отлаженный механизм, текла по особому руслу. Назвать ее счастливой нельзя, несчастной тоже. Серое существование двух параллельных судеб.
Она, сомневаясь, думала: сама закрутила новый виток, сама пошла на поводу, с другой стороны пусть ее мир проникнут смутным беспокойством и не дышит любовью, кто знает, может у него есть перспективы.
- Мне нравиться здесь, - признался Александр.- И работа, и зарплата. Думал: будет хуже. Но теперь прошлое не имеет значения.
-  А Киев?
-А что, Киев? Это тоже все в прошлом. Быльем поросло. Не вспоминай, нам так повезло, что все остальное  не существенно.
Конечно, повезло: северный коэффициент с первого дня почти удваивал зарплату, и подъемные казались такими деньжищами, что могли много потребностей закрыть. Они мечтали о путешествиях, теперь мечта могла воплотиться.
Редактор был миловидный стареющий мужчина, считавший себя знаменитостью города. И действительно он был известным журналистом, входящим в самые высшие круги власти. По природной благовоспитанности или приобретенной за годы работы, в своей среде он не выпячивался, любил послушать молодежь, которая всегда заводила интересные беседы. А уж собеседниками они были отменными. Зоя вслушивалась в разговоры то на политические, то на светские темы, но сама рта не раскрывала. И не потому, что ей нечего было сказать, а потому что считала женщину вне политики, тем более дебатов о ней. Журналистов в возрасте почти не было, потому как они, выходя на пенсию, уезжали «на большую землю».
К исходу третьего месяца, Зоя втянулась в работу. Шеф приходил позже, уходил раньше, так что все шло своим чередом. Журналисты забегали в домжур, приносили материалы, и редакторский портфель был всегда полон, корректор появлялась дня за два до выпуска.  Газета – шестнадцатиполоска, финансировалась городским отделом информации и пропаганды при Доме Советов, выходила раз в месяц – все шло как нельзя лучше. Сразу же по окончанию рабочего дня она шла по остывшим улицам, не спеша, особенно в дни, когда Александр был на вахте. Между тем наступила осень, становилось ветрено и холодно.
 Зоя привыкла следить за своей внешностью. Ее умение выглядеть хорошо вызывало у окружающих восхищение и зависть. И это единственная привилегия, которую Зоя буквально пестовала в себе. Пусть время неумолимо вносило свои коррективы, с ним нельзя было поспорить, но она покупала самые дорогие крема и перед сном с наслаждением накладывала маски на чисто вымытое лицо.
Александр не замечал Зоиных ухищрениях, или просто не говорил о них. Он открылся с еще одной стороны:  показал себя напрочь лишенным сентиментальности. А для нее, благодаря уходу за собой, время поворачивалось вспять. И с каждым разом она делала открытие за открытием: замечая, как кожа становится все свежее.
Вскоре у нее завелись приятельницы, с которыми она забегала в небольшой ресторанчик, чтобы выпить кофе и бокальчик красного вина. Эти маленькие слабости приводили Зою в настоящий экстаз – ей не хватало праздников, какие были у них с Николаем. Невинных и веселых. В такие минуты она думала, уж не завести ли друга? Но проклятое воспитание и природная брезгливость не позволяли отвечать на заманчивые предложения мужчин. Молодые девушки делились с ней своими секретами, Зоя предостерегала их, отговаривала от необдуманных поступков, но их приключения все равно нередко заканчивалось печально.
Так Катерина, красивая  и талантливая журналистка влюбилась в откровенного негодяя.  Тот сманил ее в длительное путешествие, сгреб все ее накопления. Вернулась домой едва живая, попала в клинику, Зоя думала,  Катя не выживет. На руках принесли домой, она потом без остановки ела хлеб, чтобы набрать вес. Плакала, что веселые серые глаза ее друга, гитара и разбитной характер – все привлекало, и как бабочка она метнулась на огонь. Но и тут, дома, ничего хорошего не вышло. Поправилась, пришла в себя, но несчастья ходили вслед за ней – вскоре попала в аварию и погибла. Зоя знала на примере Николая как действует слепой и безжалостный рок, но человек не осознает, что сам создает условия для его привлечения.

8
Сыну исполнилось семнадцать, он приезжал дважды в месяц, привозил девушку, в которую был влюблен еще со школы. Жил с отцом в их квартире. Рассказывал, что Николай прибился к Татьяне, видимо их связывала тайна его судьбы. Но после сорвался, стал менять женщин, за это его в поселке прозвали «Санта-Барбарой». Сын жил своей жизнью, отцу не мешал и ничего не советовал. Учиться дальше отказался наотрез: не мог расстаться с Олей, а та еще через два года закончит школу. Вот отслужу, говорил он, Оля будет готова к поступлению, поженимся и будем вместе учиться. А пока окончит курсы водителей.
Зоя по опыту уже знала: человека трудно переубедить, сколько доводов ни приводи, он поступит по-своему. Может быть, так ими распоряжается их судьба? Кто знает…  В душе она жалела Николая, жизнь которого катилась под откос. И вправду, через время с ним случился инсульт, но природа, здоровье бывшего «атланта» позволило преодолеть болезнь, но все снова покатилось вниз и вниз.
Пришла пора первого отпуска. Они получили крупную сумму денег, можно было ехать куда угодно, но шел 1991 год, в июне Б.Н.Ельцин подписал Указ о приватизации. Зоя и Александр вдохновленные Указом  поехали в Казахстан снимать с брони квартиру и приватизировать ее. Все случилось как нельзя лучше, квартира перешла в собственность, и это было  целое состояние. Они пустили квартирантов и уехали догуливать отпуск на Алтай в места заповедные и мистические.
В то время кто только не ехал на Алтай! И странная вещь: они оставили баулы с одеждой в камере хранения, и Зоя откровенно тревожилась за них.  Время было очень ненадежное, а баулы были доступны любому: закрыты на обычную застежку.  Но когда они перевалили за четвертый перевал, тревога отступил, и Зоя больше не вспоминала о вещах. Грандиозность алтайских просторов поразила их: горы, лощины, долины, перелески – все дышало первозданностью. И люди в староверских поселениях были словно из прошлого: сердечны и благожелательны, хотя свой уклад оберегали и принимали на постой, поселяя туристов в отдельно стоящие домики. Кормили свежесобранной малиной с густыми сливками, домашним хлебом,  огородными дарами. Александр окунулся в быт селян, записывал, как истый этнограф устройство и бытование староверов. Выспрашивал вечерами их предания и сказы. Те охотно делились с ним, и Зоя не знала, где правда, а где вымысел. Но зато она узнала то, что и привлекло ее сюда. Ее предки: прабабушка Агафья Русакова, бабушка Аксинья Русакова и дед Терентий Шипунов были бухтарминскими кержаками. Именно из этих мест, где течет река Бухтарма. Несколько лет назад  здесь работали ленинградские этнографы, изучали староверские роды, и все занесли в исследовательские анналы. Как узнала Зоя от местных краеведов, копии этих списков имеются в местной  Уймонской библиотеке, можно поискать там  фамилии нужных родов. И действительно, Зоя с помощью библиотекаря нашла род Русаковых и род Шипуновых, и имена своих предков в этих родах обнаружила. Более того там было высказана причина переселения бухтарминских кержаков в  18-19 веках в труднодоступные горные долины в бассейн реки Бухтарма и высокогорную Уймонскую  долину у истоков реки Катунь.  Они бежали, чтобы в чистоте сохранить свою веру и уйти от правительственных повинностей и рекрутчины. Теперь она по-другому смотрела и на эти горы, долины и на вольную до сей поры землю, и на ее жителей. Проснулось кровное родство.
Уезжали на Север переполненные впечатлениями, счастливые, дружные. Что-то там произошло, что сблизило их, словно протянулась незримая тонкая ниточка от сердца к сердцу.

9

Возвращение домой ввергло их в суету обычной жизни: работу, заботы и повседневность. Да, Зоя была права: Александр был талантлив во всем: что бы ни делал, выходило добротно и качественно. И на работе его выделили: за умение организовать дело, и сделать его самым наилучшим образом его назначили бригадиром, зарплата от этого повышения существенно изменилась. Лишь в одном возникали трудности: вахта длилась месяц по двенадцать часов ежедневно. К концу вахты уставал, а когда возвращался домой, отсыпался неделю. Он похудел, осунулся и постарел. Морщины прорезались резче, в волосах появились первые сединки. Ему шел тридцать третий год, Зое тридцать пятый.
В декабре девяносто первого произошел развал Советского Союза,  пришла неразбериха, разделы и переделы государственной собственности и только нефтяная промышленность выгребала и гребла во все лопатки, чтобы не рухнуть. Незаметно произошла приватизация собственности, и Александру выдали ваучер, на который они приобрели серебряный столовый прибор. Это были самые сложные годы за всю Зоину жизнь, да только ли Зоину? Закрывались предприятия, возрастала челночная торговля, шлюзы за границу открылись и все, кто потерял работу стали мотаться с сумками в Турцию и назад с вещами, которые были у нефтяников в ходу. Появились ножки «буша», народ стал отъедаться после голодных восьмидесятых. Продукты из-за границы заполнили магазины и рыночные прилавки: «сникерсы» и  «марсы», сигареты и вино. Но больше всего радовали  куриные окорока.
Газета закрылась, Зоя оказалась без работы. Она тоже стала челночить: ездила в Москву на Черкизовский рынок, покупала одежду и возвращалась, чтобы ходить с нею по предприятиям и продавать. Деньги пошли немалые, больше, чем получала в газете. Вскоре открыла уголок в зале почтамта и наняла продавца. Дело пошло настолько хорошо, что ее заработок сравнялся с заработком Александра, и вскоре надо было уже отправлять из Москвы багажи. Она ездила в вагонах СВ, баловала себя и Александра московскими деликатесами, и хотя предпринимательская жилка в ней оказалась крепкой, само понимание «торгашки» ее угнетало. И снова неожиданное приглашение она расценила как знак судьбы. Зое предложили стать сотрудником  нефтегазодобывающего управлении – специалистом по персоналу, для этого во всех подразделениях СНГ открыли эту должность. Приехали московские профессора с лекциями, обучили, приняли экзамены и укатили в столицу. Зоя как всегда окунулась в работу с головой. Проводила бесконечные тестирования, выявляла скрытые конфликты, докладывала начальству. Те давали указания вскрывать конфликты и устранять их. Все пошло-поехало, и без малого десять лет Зоя отработала по этой специальности, потом специальность сократили, а Зоя стала корреспондентом, освещающим жизнь нефтяников.
За это время многое изменилось и в стране и в их городе. Кто-то жил лучше, кто-то хуже, но в целом город развивался, строился и в двухсотые жизнь как-то наладилась. Сын пришел из армии, женился, они с женой открыли в своем поселке небольшой филиал автошколы, и она приносила им хороший доход. Люди обзаводились машинами. Вообще подробности об этом разрушительном времени Зоя не любила вспоминать, несмотря на то, что у них все было более-менее благополучно. С Николаем случился второй инсульт, и он в пятьдесят лет скончался. Сын говорил, что он не хотел жить.

8
Зоя давно хотела в Индию, в эту, как говорили,  колыбель человечества. Но Александр противился поездкам: слишком изматывался на работе. Ему теперь нужно было больше времени для восстановления, но он не возражал, если Зоя поедет одна. Но как? Сотрудница сказала, что нет ничего проще: ее друзья едут в марте на целый месяц туда. Зоя попросила знакомства с ними.
Она  никогда не была фанатично религиозной,  тем более  «преданной» так называют себя приверженцы просветленных индийских Учителей. Нежданно-негаданно она оказалась в группе «преданных» Сатья Саи Бабе: так они называли своего духовного гуру. Люди были открытые, сердечные. Они собирались по четвергам, пели бхаджаны  - гимны и прославления на языке древней Индии, потом ели приготовленную еду для божеств, которую называли «прасад» и расходились наполненные благостной энергией любви.
Зоя  мало в чем разбиралась, и ей пришлось разобраться кто он и что в интернете. Действительно, Саи Баба почитался не только как религиозный и духовный лидер и гуру, не только как святой, одинаково почитаемый индуистами и мусульманами, но и Божественная личность. Сатья Саи Баба всю свою жизнь стремился примирить индуизм и ислам, своей чудотворной деятельностью привлекал людей со всего мира, и среди почитателей было немало известных людей Америки и Европы.
Сама идея Присутствия на Земле Высшего Существа просто поразили Зою как гром небесный! Они с Николаем, а потом с Александром ряд лет каждый отпуск ездили по православным монастырям и лаврам, были на Валааме, в Ярославле, Костроме, по всему Золотому Кольцу проплыли на теплоходе.  Прикладывались к чудотворным иконам, к мощам святых. Но все  это лишь в малой степени было действом религиозным. А тут – живой, святой во  плоти! Конечно, Зоя не могла себе отказать в лицезрении Сатьи Саи Бабы – величайшего мистика нашего времени.
В феврале 2007 года, новые  знакомые зашевелились: в марте большой праздник Шивы – Махашиваратри, а Сатья Саи Баба был воплощением Божественной энергии Шивы. В этот день можно получить «мокшу» - просветление.  Зоя уже заранее получила загранпаспорт и отдала деньги на билеты. Работы было мало, и она оформила месяц в счет будущего отпуска. Все время до отъезда она жила предвкушением поездки. Но тут, перед отъездом, встал вопрос о прическе. Оказалось, что перед этим праздником надо обрить голову налысо. Так, мол, снималась негативная карма. Что ж, Зое пришлось пойти и на это, благо голова у нее была круглая без изъянов. Пришлось купить бейсболку и заказать темные очки.
Вначале группа прилетела в Дели, а потом на поезде поехала в Путтапарти: город в округе Анантипур, главным культурным и религиозным центром которого был ашрам духовного учителя Сатья Саи Бабы.
Зоя ехала с идеей о всемирном единстве религий, о братстве народов, вообще обо всем том, о чем узнала из великой восточной философии.
 Но, приехав, на горьком опыте Зоя убедилась в том, что колыбель человечества – Индия, переживала не самые лучшие времена: большей нищеты, чем там она нигде никогда не видела. Зато люди-индусы, которые исповедовали религиозные истины своего народа, законы кармы, перевоплощения и верили в свое бессмертие, жили без нашего извечного уныния и ропота. Они были  если не жизнерадостны, то уж точно не унылы. Было много попрошаек, и тех, кто рад оказать мелкую услугу.  Магазины, лавки, лавочки и лавчонки выстраивались вдоль улиц, смыкаясь друг с другом. Кто-то торговал,  кто-то ремесленничал, все на улицах кипело, варилось и бурлило. Тут же швейные мастерские с заготовками индусского платья и портные обмеривали желающих получить наряд на ходу, а назавтра сари или пенджаби уже были готовы. О качестве вопрос не стоял, все огрехи были внутри, а снаружи все выглядело очень привлекательно. Зоя тоже себе заказала три наряда: один праздничный пенджаби, состоящий из платья, расшитого цветным бисером и блестками по груди, и широких в талии брюк, и два повседневных. От сари она отказалась – слишком хлопотное дело  в ношении.
За сто долларов  паломникам предоставляли кров и охрану: ашрам был закрыт для жителей города. Только обезьяны могли шастать по балконам, чтобы что-то умело своровать, или же всячески изловчаясь, выхватить из рук  что-то съестное – даже целые пакеты с продуктами. Они носом чуяли, где была еда.
Каждое утро Зоя с группой посещала Мандир – круглое, крытое помещение, куда входила уймища народу, приехавшего со всего мира на великий день Шивы. В этот раз из известностей  Сатью Саи Бабу посетил его «преданный» - американский актер Ричард Гир.
К празднику Мандир украсили китайцы – фонари и фонарики, гирлянды и занавеси – все было как в садах Семирамиды. Преданные тоже были красочно разодеты в сари и пенджаби, не говоря о музыкантах и устроителях праздника. Такое великолепие ярчайших красок, парчи золотого и серебряного цветов, шелков, тафты, бархата может быть лишь на Востоке, и побывать в этом царстве музыки и красок – это невероятная удача
В то время у Саи Бабы был перелом бедра и его вывозили либо в открытом двухместном Мерседесе белого цвета, либо на коляске, в сопровождении эскорта приближенных учеников.  Зое была интересна и удивительна экзотика,  какой она  не наблюдала за всю свою жизнь.
Она так и не  прониклась мистицизмом и  чудотворением,  не стремилась попасть на интервью к Бабе, не хотела получить подарок… Так была  устроена ее аскетическая природа. Но ходить на  утренние встречи продолжала. И однажды ей повезло сидеть в пятом ряду, чтобы увидеть его поближе. Очередь занимали рано, потому что индуски, пропускавшие паломников в Мандир,  были настолько строги, что готовы были вступить в рукопашную, если кто-то хотел пролезть втихую вне очереди.
 Саи Бабу везли на коляске, все взгляды, как и ее, были устремлены на святого.  И вдруг взгляд Бабы лишь чиркнул взглядом  по Зоиным глазам, и в ней произошел гормональный взрыв такой силы, что она зарыдала, и этот экстаз продолжался длительное время.
В последующие дни она ходила за этим мимолетным взрывом счастья. Она не понимала, да и не пыталась понять феномен, ей достаточно было самого явления.
И еще было то, что поразило  Зою: в магазине, где продавали все от вещей до продуктов, на чеках выбивались высказывания Бабы для  каждого отдельного покупателя. Зое выпало предсказание о том, что она будет  сиделкой у постели больных, у некоторых до самой смерти. Это предсказание стало работать еще в Индии.
Не часто так случается, но бывает, что люди погибают там.  Так  случилось с женщиной из Зоиной группы. Это очень грустная история, которая даже по прошествии многих лет вызывало в Зое горчайшее сожаление.
История, начавшаяся как сказка, закончилась трагически.  Еще в Сургуте аэропорту, Зоя и Галина сошлись как сиамские близнецы: полное приятие и понимание друг друга. Жили в ашраме в одной комнате, вместе путешествовали в Гоа – весело, с приключениями. Галина – зеленоглазая шатенка с пышными волосами, худенькая после серьезного облучения в прошлом, рассказывала, что детей нет, с мужем охлаждение в отношениях, живут как два одиночества. Зоя очень понимала и сочувствовала всем сердцем. Но перед самым праздником приехала ее родная сестра. Обе они были врачами, нежно относились друг к другу, но Галя была утонченной натурой, в  ее же сестре проглядывало что-то грубое, даже животное.
Конечно, Галя стала больше проводить времени с сестрой. И на самом празднике, в Мандире, они были рядом, но далеко от  Зои.
Еще на празднике Галине стало плохо. Она выходила за пределы мандира, чтобы подышать, походить, успокоиться. Потом рассказывали, что Галя просила Бабу забрать ее, что она не хочет жить.
После праздника ей стало совсем плохо, она трудно дышала и слабела на глазах. Зоя уложила  ее клинику. Почему Зоя? Потому что Галину не хотели принимать, но когда Зоя стала со злостью размахивать своим членским билетом журналиста и угрожать, что разгонит всю эту богадельню, индусы приняли Галю и стали лечить.
 Зоя не отходила от больной, видела, как той стали вливать много физраствора и других жидкостей в капельницах. Когда Галя приподнималась, то входила в ступор, теряла сознание. Сестра была тут же, но она противилась лечению. Зоя умоляла обеих: ведь вы врачи, диагностируйте состояние, но сестра ворчала на Зою: мол Галю «переколбасит» и пройдет само, мол так бывает после Махашиваратри. К тому же  пришло время группе возвращаться в Россию. Галя рвалась домой, говорила про работу, нельзя оставаться дольше и виза заканчивается.  Сестра что-то мямлила про деньги, которых у нее нет, чтобы оставить сестру в Индии на свое попечение. Зоя трясла своим кошельком, готовая отдать все оставшиеся деньги, да и у Гали их было достаточно. Сестра же Гали все-таки написала отказ от помощи, на что европейские врачи-волонтеры возмутились:  «Это не гуманно!»
Вывезли ее к дороге на коляске, посадили в такси, довезли до поезда.
Зоя, глядя на Галину, понимала, что она умирает. И первейшей задачей было довезти ее до Дели, к самолету, а там – уже дома. Но не довезли.
Зоя трижды вызывала к поезду скорую помощь, третья сняла ее с поезда. С  Галей поехали женщины из группы, с документами визами и паспортами.
В аэропорт они приехали вскоре, одни. Через 15 минут после выноса из вагона Галя умерла.
Потом стало известно, что у нее оторвался тромб. Диагноз – легочная тромбоэмболия. В Индии ее тело кремировали, и прах передали через посольство мужу.
Два года Зоя болела смертью Гали. Она корила себя, что не настояла, не дала шанс медикам вывести ее из болезни. Хотя тромбоэмболию вряд ли вылечили в клинике ашрама. Зато она бы умерла на руках родного человека, но все случилось, как случилось. И каждый раз, когда Зоя вспоминала эту жуткую историю, она молилась: «Царствие тебе Небесное, дорогая…»

9

Дома Зою ждала куча корреспонденции, в том числе множество писем. Ей всегда писали совершенно незнакомые люди, желавшие высказаться, по-своему отреагировать на ее работы. Александр был на вахте, до выхода на работу оставалось несколько дней, и, чтобы отвлечься от горестных воспоминаний, она погрузилась в чтение писем.
Каждый раз она убеждалась в том: сколько невысказанных мыслей, надежд и разочарований хранится в человеческих сердцах. Корреспонденты были разных возрастов, среди которых были мужчины и женщины, юноши и девушки, старики и дети. И каждый писал о том, что не может высказаться о главном, волнующем, и не потому, что они открывали свои тайны, но что волновало их, и было совсем не интересно другим.
Эта странная привычка людей открывалась при разговоре: после первой фразы собеседник перехватывал инициативу разговора и говорил о своем. Люди были переполнены информацией самой разной, каждый судил о своем на свой лад, но главные вопросы оставались вне обсуждения.
А вопросы были не из простых: люди пытались осмыслить свое существование: кто я? Зачем пришел на Землю? В чем мое предназначение? В чем смысл жизни? Зачем жить, если нет оправдывающих жизнь смыслов?
И ей казалось, что и ее прекрасное время было так далеко и так давно, что подергивалось туманной дымкой.
 Зоина беда была в том, считала она, что ей не хватало убежденности. Многие из объяснений во всех сферах знаний ей казались правдоподобными  относительно того, где мы находимся и что мы собой представляем, почему мы плывем и куда. Но она всегда готова была допустить как возможно верные даже неправдоподобные  объяснения, может быть, их – особенно. Даже, скорее всего.
Если порой, имея соответствующее настроение, подлаживаясь под ритм своих, скажем, сотрудников, соседей, распевая с ними: «Вперед и вверх!» она двигалась предлагаемыми обстоятельствами. Не раздумывая и не рассуждая. Плыла туда, куда поворачивала река и почти никогда – против течения.
Она видела, как самые лучшие пловцы ее поколения зачастую уходили на дно и несчетно число умерших! Тысячи тонули, пока она выплывала,  миллионы – пока отдыхала в своем призрачном покое. И видела, как множества, сотни миллионов исчезли с того момента, как двинулись в путь, отважные в своей невинности, возглашая: «Любовь! Любовь!» И оказавшись в безумствующих штормах жизни, проклинали ее за свою несостоятельность справиться с ними.
Ныне все они, такие как Галя и Николай, уже на дне – вначале жизнерадостные, пьяные от счастья, но со временем потерявшие вкус к жизни молили Бога о том, чтобы их мучения закончились. И всякий раз, перед тем, чтобы уйти от страданий, они вопрошали: кто я? Зачем я? Почему не вышло так, как мечталось?
Отчаяние – доля тех, кто задается такими вопросами, кто понимает жизнь не как животное состояние бытия, но как оправдание своего появления на свет. Поиски смысла жизни – вот в чем горение, и в чем угасание огня…
Из писем было видно, что не только Зоя задавалась этими вопросами, но сколько писем – столько судеб,  разных и одинаково подобных.

10

Вскоре Зоя познакомилась с коренной жительницей Севера – хантыйкой Аграфеной Семеновной. Она получила образование в Ленинграде, стала великолепным этнографом, исследователем жизни и быта своего народа. Ею написано несколько монографий, статей и теперь она собиралась написать первую книгу.
Общение с Аграфеной Семеновной привнесло в жизнь Зои и Александра живой интерес к аборигенам. Каждый раз, когда она приезжала со стойбища, Зоя распахивала перед ней свое жилье, Аграфена жила недельку-другую, делала свои дела, а вечерами шли бесконечные рассказы о житье-бытье на стойбищах. О проблемах коренных народов, о том, как приходится выживать в новых условиях.  Перед Зоей и Александром открывалась другая сторона жизни, когда приходилось смотреть на мир глазами аборигенов.
 При первой возможности Аграфена вывозила их в выходные дни на ближайшие стойбища, и обещала в их отпускное время повезти на свое. Аборигенный мира настолько захватил Зою, что она вдохновленная этим миром, решилась на безумное предложение: создать в управлении этнографический музей. Она продумала план, начертала тезисы проекта и пошла к начальнику управления.
– Юрий Николаевич, - с волнением произнесла Зоя, - выслушайте меня до конца. Я предлагаю вам создать в рекреациях административного здания этнографические экспозиции, там, где сейчас стоят цветы.
Начальник управления от удивления поднял очки на лоб и был не в силах что-либо понять:
– О чем это вы?
– Есть такая задумка сделать экзотическую выставку предметов быта ханты. Я точно знаю, как это делать и зачем.  Например, к нам часто приезжают гости, и представляете, увидят то, что ни у кого из ваших коллег в управлениях нет. И это будет фактором сохранения культуры аборигенов. Ведь сколько они пеняют нефтяникам за освоение их земель? У меня есть наброски проекта, посмотрите на досуге, а потом дадите ответ…
– Ох, и наглая вы, Зоя Ивановна! Хорошо, оставьте, но предупреждаю, что ничего вам не обещаю!
– Я, собственно, Юрий Николаевич, ни на что не надеюсь…
– А зачем пришли? Так уж и ни на что?
– Ну, если только на удачу и на ваше понимание ситуации. Я хорошо знаю взаимоотношения нефтяников и аборигенов. И мнение их среды…
– Ну, вот этого не надо! Мы тратим на них столько, что им и не снилось бы иметь, что они имеют…
– Хорошо, хорошо, я не спорю. Я ведь немного о другом…
– Ладно, оставляйте, как будет время, посмотрю…
Зоя пулей вылетела из кабинета, взволнованная настолько, что сердце едва не выпрыгивало из груди.
Дни пошли своим чередом, начальник молчал, Зоя уже перестала надеяться, хотя  ее с самого начала было мало. И несмотря на это, все эти дни она продумывала до мелочей, как бы все это могло выглядеть. Просматривала альбомы с фотографиями экспозиций музеев, которые они посещали. Больше всех ей нравилось оформление экспозиций в Ленинградском этнографическом музее народов мира. Она вынула из альбома фотографии, вложила в конверт и принесла на работу.
Со времени разговора с начальником прошло около месяца, и вот, наконец, ее вызвали к нему. Она шла и думала: нет-нет, это по другому поводу, но конверт с фотографиями взяла.
Начальник был в духе, это как-то ободрило Зою.
– Ну, что? Рассказывайте, что вы там надумали…
– Про экспозицию?
– Про что же еще? Больше от вас заявок не поступало…
Зоя разложила на столе экспозиционный план на все пять этажей. Рассказывала, как это может выглядеть, вынула фотографии музея и фотографии привезенные со стойбищ.
– Это понятно, – сказал начальник, – кто будет этим заниматься? Делать витрины и все прочее?..
– Мой муж, Александр Петрович. Он работает в цеху по вахте, нужно его только перевести.
– Ну а наполнение витрин? Где все это возьмете?
– Закупами у ханты. Такая возможность есть…
– Как будете оформлять?
– Закупочными актами, через бухгалтерию…
– Ну, что ж, идея понравилась в Объединении. С сегодняшнего дня приступайте, будете значиться заведующей музейным сектором.
– А муж?
– Он на вахте?
– Нет, на свободной.
– Тогда издадим приказ, составляйте смету, проект, комнату под мастерскую в подвале освободим. Приступайте!
У Зои ноги стали ватными, она не ожидала такого быстрого поворота дела. Ну, что ж, думала она, назвалась груздем – полезай в короб!
Аграфена Семеновна поддерживала эту идею, она помогла в составлении проекта, в то же время обдумывала у кого что можно будет закупить.
Ровно год потребовалось, чтобы от начала до конца создать экспозицию. У Александра больше не было работы, и его хотели вернуть в цех. Но он не согласился, сказал Зое, что пора уже возвращаться «на большую землю». Но куда? Сестра с мужем переехали давно, купили дом в сказочном месте на юге. Поселок городского типа был окружен лесистыми горами с выветренными причудливыми скальниками. Тут же текла река с водопадами, бурливая, холодная, ледниковая. Редкой красоты место, и по климату подходящее. Зоя с Александром решили обосноваться рядом. Подошло время отпуска, она проехали в Казахстан, чтобы продать квартиру и на вырученные деньги купить дом. Если не хватит, у них есть накопления.
 Через месяц Александр уволился, и они уже ехали с деньгами на юг, чтобы посмотреть дом, который нашла для них сестра. Все оказалось очень мило: и дом, и его месторасположение, а то, что он был запущен – не беда, Александр все поправит за несколько месяцев. На том и порешили.  Дом оформили на Александра.
Зоя поехала назад на Север, чтобы эти несколько месяцев посвятить заработку. Все шло как нельзя лучше: нефтяники решили сбросить с себя всю инфраструктуру, и отдали весь жилищный фонд под приватизацию. Зоя, недолго думая, приватизировала комнату и стала собственницей жилья. Тем временем, пришло время ехать к мужу. И тут судьба снова приготовила для нее подарок.
Когда она увольнялась, начальник удивился:
– Зоя Ивановна, куда вы едете? Вы не понимаете, на что решаетесь?
Но Зоя настаивала на своем, тогда начальник сказал:
– Даю вам два месяца отпуска без содержания, место сохранится за вами. Там будет видно…
С чувством неудовольствия, что кто-то пытается распоряжаться ее личной жизни, она вынуждена была согласиться. Все равно впереди была продажа жилья, которую без Александра она не могла совершить. И как прав был начальник, когда не отпускал ее. Сюрприз был не за горами.

11
В  новом жилище все было сделано руками Александры как всегда безукоризненно. Сам Александр был какой-то смурной,  уставший донельзя и горячий, как кипяток: не притронься. Зоя, молча, наблюдала за ним – не радости, ни вдохновения от приезда жены он не проявлял. За обедом она поинтересовалась: ищет ли Александр работу?  Он неожиданно вздернулся и накинулся на Зою с укорами:
– Работа, работа! Будто без тебя не знаю, что делать! И вообще, кто тебя сюда звал?! Чего ты приехала, у тебя что крыши над головой нет? Или с работы турнули?
Зоя ошалело смотрела на мужа, не могла понять: что с ним? А он, между тем, вышел из-за стола и ушел в мастерскую, даже не окончив обедать. Да, прием не  сулил ничего хорошего, видимо, на это была своя причина. Спорить бесполезно, разгорится скандал. А она не хотела этого. Позвонила сестре, попросила, чтобы приехали за ней на машине. Дорожная сумка была даже не распакована, она вышла за калитку поджидать машину.
Конечно, она была расстроена, но крепилась. Сестра успокаивала: побесится и остынет. Зоя попросила приют на несколько дней, чтобы посмотреть, как пойдут дела дальше. За неделю, которую Зоя прожила у сестры, Александр не пришел ни разу. Зоя решила улететь назад.  Ее отговаривали, она настояла на своем.
Еще через неделю вышла на работу. Когда встретилась с начальником, он даже не удивился:
– Ну, что? С возвращением! Вы, женщины, иногда бываете настолько слепы, что ничего вокруг себя не замечаете.
– У вас что, были какие-то подозрения?
– Конечно. Все было написано на его лице, когда он увольнялся.
– Что конкретно?
 – Полное разочарование. Было ясно, что он уже ничего не хочет. Помяните мое слово, когда он немного очухается, вернется сюда…
Слова Юрия Николаевича сильно озадачили Зою. Она и правда не видела существенных перемен в Александре. Хотя он был обижен, что его снова переводят в цех на трудную работу. А он говорил: все, «напахался». Зоя слишком была увлечена работой, успешным ее завершением, была переполнена радостью, потому словам Александра не придала значения. Думала, что окунувшись в стихию домашнего хозяйства, он придет в хорошее расположение духа.
Чтобы сильно не переживать, а ведь была причина: отчего ушла двадцать лет назад, к тому пришла. Только матери уже не было, и Господь подарил свое жилище. А теперь в пятьдесят лет она оказалась у разбитого корыта, все труды, лишения, жертвы оказались пустышками. Как же так, думала Зоя, неужели пришла расплата, и наступила та черная полоса, которую она уже проходила. Двадцать лет – псу под хвост. Два года до пенсии, а потом?
Чтобы отогнать от себя боль, она принялась собирать книгу, которую   написала под руководством Аграфены Семеновны. Книга об экспедициях, составленная из записок и впечатлений.  Когда тексты были собраны воедино, подобраны фотографии и рисунки, Аграфена сделала последние правки. Книгу приняло Северо-Сибирское книжное издательство, и называлась она «Золотой век Пима».
Она немного пришла в себя. Детально обдумала свое положение и пришла к выводу: надо развестись.
Развод она получила быстро: детей нет, имущество делить не стала, получила свидетельство, сделала ксерокопии и отправила Александру с коротким письмом, без объяснений. Просила никогда не появляться ей на глаза.
Прошло еще два месяца, пока от Александра пришло письмо. Звонить он не пытался, ибо знал, что на звонки Зоя не ответит. Сестра сообщала раньше, что Александр нашел работу, живет бирюком, ни с кем не общается, к ним не заглядывает.
Письмо было длинным и подробным. Он писал, что огорчен разводом, у него и в мыслях такого шага не было. Писал, что очень вымотался, устал так, что ни чему был не рад. Мол, а ты приехала вся восторженная, радостная, довольная. «У тебя, писал он, всегда все сходилась, а мне пришлось все на своем горбу вытаскивать. Это не ручку по столу катать – работать по вахте за сто километров от дома. Спать мало, а работать по двенадцать часов в сутки целый месяц – с ума можно сойти. В его бригаде сменяемость была частая – молодые не выдерживали такого ритма. Он молчал, ничего не рассказывал, чтобы лишний раз Зою не беспокоить. И когда она испытывала триумф, его, как щенка снова готовы были выбросить в ад. Неужели, ты, Зоя, не видела ничего? Давай не валять дурака, а  снова наладить семейную жизнь».
А она и впрямь ничего не видела. Она всегда увлекалась работой, да и привычка относиться к Александру потребительски укоренилась давно. Да-а, думала она, снова проходят уроки жизни.
Вслед за письмом пошли телефонные переговоры, сшивали разорванное полотно отношений, и лишь спустя полгода Зоя разрешила Александру приехать. Она думала о том, что  всегда нужны весы, чтобы не впадать в крайности. Пятьдесят – не малый срок, и двадцать прожитых лет тоже так просто не выбросишь. В тридцать Николаю она не простила, за что расплатилась сыном. А теперь? Конечно, многое бунтовало в ней, но после она переворачивала обстоятельства и смотрела на них с другой стороны. Недаром она изучала конфликтологию.
И вот она стояла на вокзале в ожидании поезда. Она уже знала, что пройдет неделя-другая, и они снова пойдут в Загс регистрировать брак. И Зоя войдет в третий круг судьбы с ее новыми поворотами, радостями и огорчениями, с новыми семейными отношениями, потому что знала: брак – это работа. Но это уже будет совсем другая история…