Печки-лавочки

Обаятельные и доверчивые простачки из колхоза, он и она, едут отдыхать «к югу, на курорт». Так всем попутчикам в поезде и говорят, будто бы и сами конкретного места не знают – но оно, в принципе, и понятно. Ведь эти самые Юг и Курорт для них – целая отдельная вселенная, где не знаешь наверняка, напорешься ли на обходительного и невозмутимого ворюгу, угощающего тебя заграничным коньяком и сбегающего затем незаметно под шумок, либо на самого что ни на есть интеллигентнейшего московского профессора, ко всему прочему еще и языковеда, для которого сам ты – не только вынужденный собеседник по узкому и сближающему купе, но также и ценнейший живой экземпляр деревенского колорита, не сравнимый ни с какими частушками.

«Печки-лавочки» – какое-то неимоверное и неповторимое чудо-юдо, истинно европейский разгул и натуральный черно-белый лоск под удалую балалайку, да с загулявшей маленько камерой, которой никакая мизансцена или сцена не указ, да еще, конечно, с хулиганством и шукшиновскими шуточками-прибауточками, что помогают режиссеру разрывать шаблоны и лишь одному ему постижимым образом разыгрывать абсурдистскую комедию, то и дело окуная при этом в берущую тебя за душу тоску по бескрайнему русскому приволью и всему нашему славянскому житию-бытию – в то необъяснимое желание этой мятущейся и себя не сознающей до конца души к чему-то такому, чему даже и русский-то человек со всем его богатством и широтой языка и мысли названия доныне не придумал.

В общем, это, конечно, истинно русское кино, невольный, может быть, национальный портрет, сельско-городская фантазия с лирической и воздушной нежностью, казалось бы, ушедших уже вольных 60-ых с их «Я шагаю по Москве», «Мне двадцать лет» и «Крыльями», разливающейся вдруг в некоторых кадрах и моментах так, что хочется аж спеть али сплясать, потому как все внутри луговым цветом цветет и солнечно счастливо улыбается. И, не успеешь оглянуться, как вновь пошла кутить напропалую балалайка, свою то горькую, то скоромошью запевая, а камера фортеля выделывать, да зрителя честно;го удивлять. И, опять же, никто тут батьке не указ. Хошь тебе картинку без слов даст, хошь фоном радио поставит, иль задушевное письмо в деревню, иль германовский псевдореалистичный диалог где-нибудь на заднем плане – да и с монтажом та же история, по правде. Ночной кошмар спьяну, документальная хроника, простодушные мгновенные скачки туда-обратно на вокзал из поезда или в родное село прямиком с курорта – и всё то ведь люди, всё жизнь, всё суета, всё простор, а не одни только уморительные и родные Василий Макарыч да Федосеева-Шукшина, семейный актерский дуэт которых, тем не менее, наполняет жизнью и любовью всю эту причудливую и неухватываемую, как Русь-Матушка картину. Одним словом – печки-лавочки какие-то.