Любовь и другие обстоятельства

    Пушистый рыжий хвост маячил чуть впереди, а маленькие ножки шуршали на пестром ковре из опавших листьев, перенося Ольгу из шумного города в тихий осенний лес.
 
— Дуся, фу, — она одернула собачку за шлейку. — Опять что-то нашла, обжора.

    Дуся засеменила дальше, Оля медленно побрела следом. Олег ушел почти две недели назад. Вернее – двенадцать дней и четыре часа. Он и раньше уходил, но почему-то именно в этот раз Оля считала дни. С недавнего времени ее стали тяготить эти отношения. Она понимала, что Олег тянет ее в болото своими разговорами об идеальной семье. О котлетах на обед, о жене – хранительнице очага, а не о вечно что-то выдумывающей карьеристке. Оля уже была готова поддаться на эти его уговоры, но денег катастрофически не хватало. А об идеальном муже Олег разговоров не заводил, да и Оле не позволял. Ей хотелось свободы, хотелось реализовать себя. Но все это было совсем не надежным, как разводы на воде от брошенного камня. А Олег – вот он, вполне реальный и вполне удобный.

    Оля поморщилась, вглядываясь вдаль и пытаясь разглядеть на густо усыпанной листьями земле свое маленькие чудо.

— Ух ты, — Оля забыла о своих рассуждениях, разглядывая бежевого шарпея, с которым любезничала ее Дуся. — Какой миляга, — Она невольно потянулась к бархатной, покрытой уютными складками, морде пса. — Можно? — посмотрела она вверх – на хозяина.

— Конечно.

— Какой ты мягкий. Маленький еще?

Она выпрямилась во весь рост, глядя на высокого парня лет двадцати пяти в синей вязанной шапке.

— Да, полгода. На самом деле обычный пес, просто в складочку.

— Так уже не обычный, — улыбнулась ему в ответ Оля. — Дуся, пойдем.

Она похлопала себя по ноге подзывая все еще занятую новым другом собачку. Парень продолжал смотреть на нее и не двигался с места. Оля виновато улыбнулась, словно говоря «нам пора» и побрела дальше.

    Мысли о муже совершенно неосознанно вытеснил новый знакомый. Ей было приятно вспоминать его открытое лицо и теплую улыбку. Просто молодой, просто красивый и все.

    Оля зашла домой. Все здесь напоминало об Олеге. О долге, о рутине, о запретах. Настроение снова испортилось. Хорошо, хоть Корюшка сегодня у мамы.

    Она открыла холодильник, вытащила бутылку Шардоне, долго держала ее в руке, словно решая для себя, чего ей хочется больше – пить или не пить.
А, к черту», — она вытащила из шкафа бокал и налила себе вина, достала из лучшего гостевого сервиза тарелку, нарезала сыр, помыла виноград и устроилась с ногами на диване перед телевизором. Портить хорошее настроение, неожиданно подаренное ей незнакомцем, не хотелось, и Оля включила первый попавшийся романтический фильм.

    Всю ночь Оле снился хозяин шарпея. Его пахнущее мускусом и свежестью молодое тело, томный шепот и прикосновения умелых рук.
 
    Утром ей было и хорошо, и стыдно. Наверное, это непозволительно, сорокалетней женщине такие мысли о мальчишке думать.

    Утренний кофе немного привел ее в норму, и к обеду рабочая рутина совершенно вытеснила из ее сорокалетней головы непристойные мысли, кроме мысли – «убить босса». Но эта мысль возникала у нее так часто, что она перестала быть из разряда непристойных – скорее тонирующая необходимость.

    Вернувшись вечером домой, Оля непривычно долго прихорашивалась перед прогулкой с Дусей. Подправила тонкие черные стрелки, делающие ее зеленые глаза еще ярче, зачем-то распустила волосы и вместо старой вязаной шапки надела берет.

    На улице было тихо. День начинал клониться к вечеру. Воздух был прохладным и недвижимым. Все вокруг словно замерло на миг, приобретая удивительную резкость, так бывает в момент, когда день плавно перетекает в вечер.

    Сегодня она ни разу не вспомнила про Олега, зато о нечаянном незнакомце думала непозволительно много. Невольно вглядываясь в даль, она не спеша шла вслед за шуршащей впереди Дусей в тайной надежде и сегодня встретить своего таинственного незнакомца. Как, однако, быстро она его присвоила.

    Вдалеке замаячила знакомая бархатная морда, и Оля почувствовала, как сердце в груди учащенно забилось. Каково же было ее разочарование, когда, подойдя ближе, она увидела вместо высокого статного брюнета мальчишку лет двенадцати.

    Борман рванулся к Дусе и, обнюхав ее, стал недвусмысленно намекать на игру. Дуся, судя по всему, считала себя собакой степенной и на уговоры вертлявого кобеля не поддавалась, продолжая обнюхивать каждый кустик на знакомом до боли маршруте. Мальчишка пошел дальше, неловко волоча за собой на поводке сопротивляющегося пса.

    Вернувшись домой, Оля, по какой-то странной привычке, которую до вчерашнего дня у себя не наблюдала, заглянула в холодильник и несколько минут гипнотизировала початую бутылку Шардоне, призывно сверкающую пластиковой зеленой пробкой. Однако, сдержалась и, переодевшись, завалилась с телефоном на диван.

    Она сделала дежурный звонок матери, расспросила ее о Кирюшке, а потом вдруг неожиданно для себя решала принять ванну.

    Она долго лежала в пушистой пене с маской на лице. С рассмешившей ее мыслью – «вдруг секс», привела в порядок тринадцатидневную растительность на теле и в отличном настроении легла в пастель. Пытаясь замаскировать мысли о своем незнакомце чтением, Оля с полчаса пялилась в книгу, не вникнув ни единое слово.

    Всю ночь Оле снился ее незнакомец. Под утро, прерывая эротический сон, ее разбудила Дуся. Этажом выше колотил в дверь пьяный сосед. Ей насилу удалось угомонить возбужденную шумом собаку, и когда в спальне, наконец, снова наступила тишина, Оля попыталась вернуться в свой сладкий сон, представляя себе нежные, теплые губы незнакомца на своей груди. Она совсем не помнила его лица, но для ее фантазии это было не помехой. Скоро ее сразил сон. Странный, сюрреалистичный и даже пугающий. Всю ночь она стучала в закрытую дверь незнакомого дома, из-за которой на нее сердито рычал Борман.

    Утром, завернутая в теплый шарф и совершенно не выспавшаяся, Оля мерзла вместе с Дусей на улице, думая о том, не загостился ли Кирюшка у бабушки.

— Привет, — раздражающе-бодрый голос махом вывел Олю из коматоза. Обернувшись, она почувствовала, как кровь холодной тяжелой волной отхлынула от лица, наполняя свинцом ноги.

    Прямо за ней стоял тот самый незнакомец, образ которого Оля уже вторую ночь нещадно эксплуатировала с своих корыстных целях. Ей вдруг стало не по себе, словно мальчишка мог все это прочитать по ее лицу.

— Привет, — поспешила ответить она пока кровь не вернулась в голову и не залила щеки. — Борман, — она погладила весело скачущего возле нее пса по мягкой морде и подняла глаза на его хозяина. — Холодно, — криво улыбнулась она.

— Да, наверное скоро снег ляжет, — с добродушной улыбкой ответил парень, с трудом сдерживая, пытающегося поймать Дусю, шарпея.

    Нечаянная встреча подняла Ольге настроение, и она окрыленная понеслась на работу.
    Работа менеджера по продажам не была пределом ее мечтаний, но прекрасной стартовой площадкой. Может быть, Олег был прав, и пытаться поменять свою жизнь в сорок – это сумасшествие, но Ольга чувствовала, что это – ее. Суета, бесконечные телефонные переговоры, компьютер, с которым она до сих пор была на «вы» – все это ей безумно нравилось.

    Прогуливаясь вечером с Дусей, она старалась не думать о своем незнакомце. Незнакомец – действительно, она даже не знает, как его зовут. А так ли это важно? На горизонте замаячила знакомая бархатная морда. Дуся, уставшая от слишком назойливого внимания молодого глупого кавалера, недовольно засеменила в сторону. Борман же, не разбирая дороги, на всех порах несся к ней, таща сзади, как на аркане, хозяина. Сердце Ольги начало отбивать ускоренно-восторженный ритм, словно стремительно сокращающееся между ними расстояние делало воздух плотным, вязким и горячим.

— Привет, — запыхавшись от усилия, выдохнул парень. — Борману ваша девочка, определенно, нравится.

    Ольга смущенно улыбнулась и отвела глаза, выискивая виновницу разговора. Та безрезультатно пыталась отбиться от напирающего кобеля, и наконец устремилась к ногам хозяйки, ища защиты. Оля взяла Дусю на руки.

— Она у нас дама почтенная, уже забыла, как играть, — Ольга вдруг почувствовала, как краска заливает ее щеки. — Мы, наверное, пойдем.

    Она переминалась с ноги на ногу, словно не решалась сделать шаг, и, наконец, резко развернулась и пошла прочь.

«Да, Дуся, — гладя собаку по голове, вздыхала Ольга, — эти кобели не про нас». Дуся, будто понимая, о чем хозяйка говорит, подняла голову и навострила уши. «Спи, спи». —  еще раз погладив пса, она тоже направилась в спальню, строго-настрого запретив себе думать всякую ерунду, и почти сразу уснула.
 
"Черные или белые?" — разглядывая новые кружевные трусы с еще не оторванными ценниками, думала Ольга. Белые – это вроде чистота и непорочность, а черные, соответственно – порочность. «Да какая уж непорочность? Бери черные», — ответила она себе, решительно взяла белые и направилась в душ.

    Ощущение обновления, какой-то незримой красоты, не покидало ее весь день. Ольга не хотела думать о том, что всему виной новые кружевные трусики, но стоило ей вспомнить о них, как на ее губах начинала играть улыбка. Коллеги, заметив ее веселость, оборачивались ей вслед, попав в зону действия ее обаяния. Лучшая подруга вообще не отставала, при каждом удобном случае пытаясь выяснить, с чем же связаны такие перемены в облике и настроении подруги. Ее теории варьировались от «помирилась с мужем» до «нашла нового». Оля лишь загадочно улыбалась ей в ответ, заставляя Лену еще больше напрягать фантазию.

— Нет, ну честно, с Олежкой помирилась? — застегивая пальто, в очередной раз спросила она, пока не лопнула от любопытства.

— Ничего не произошло, просто настроение хорошее, вот и все, — Оля кокетливо сдвинула бюретку набок, улыбнулась своему отражению в большом зеркале в холе и выпорхнула на улицу, оставив Лену ни с чем.

    Осень плавно перетекла в зиму. Короткие прогулки с собаками продолжались. Оля хорошела. Она с каждым днем чувствовала себя все более счастливой. За те полтора месяца, что они не виделись с мужем, она ни разу не захотела ему позвонить. И если с одной стороны это ее радовало (значит она без него, все-таки, может), с другой – вселяло все больше опасений насчет собственного будущего. Да, она счастлива и свободна. Она, наконец, может делать то, чего хочет сама, но… Но у нее был Кирюшка, который имел право на отца. И неважно, что между ними происходит. С другой стороны ей безумно нравился ее новый знакомый, имени которого она так и не спросила, словно боялась дать себе пустую надежду на то, что из этого что-то может получится.

— Ну, а почему ты считаешь, что у вас нет шансов? — шелестел в трубке голос Ленки, которая все же раскрутила подругу на откровенный разговор и выяснила, наконец, причину ее странного поведения. — Он – мужчина, ты – женщина. В чем проблема?

— Проблема в том, что я замужем, и у нас с Олегом есть сын. Я не могу просто так взять и броситься в омут с головой, — Оля старалась, выглядеть убедительной, ведь говорила она не совсем правду. Ее разум стоял на защите семьи, а сердце изо всех сил поддакивало подруге. — Пожалуйста, ну не мучай меня. И без тебя хреново.

— Ты всю жизнь думала о других. Пришло время подумать о себе, — настаивала подруга.

— Не о чем думать. Я для него просто хозяйка маленькой собачки, с которой любит играть его пес. Вот и все.

    Отключившись, Оля почувствовала себя абсолютно несчастной. А ведь, и вправду, не смотря на кокетливые шапочки, аккуратные стрелки, пушистые шарфы, она для него – всего лишь хозяйка Дуси. Оля перевела взгляд на собаку, мирно спящую у нее в ногах, и Дуся, словно уловив настроение хозяйки, беспокойно встрепенулась и посмотрела на нее внимательно и серьезно, словно подтверждая ее опасения. Оля вздохнула, поднялась с дивана и поставила греться чайник.

— Мам, вы с папой того… решили разбежаться? — прихлебывая горячий чай, спросил Кирилл. Он старался выглядеть непринужденно, словно просто из вежливости интересуется делами родителей, однако, отставив чашку на стол, внимательно посмотрел на мать.

— С чего ты взял? — Ольга вдруг испугалась. Одно дело остыть к мужу и думать о новом друге, другое – когда это грозит сделать несчастным собственного ребенка. Кирюшке хоть и было только тринадцать, однако он, как и все его поколение, был развит не по годам. Ольгу пугало его понимание. — Нам с папой нужно о многом подумать. Но это не значит, что мы решили развестись, — Ольга пыталась успокоить сына, но Кирилл нахмурился, коротко кивнул и, не допив чай, вышел из-за стола.
 
    Через несколько минут он снова появился в гостиной и сказал, что уходит гулять. Ольга вышла в коридор проводить его и все смотрела, как он одевается, как выходит за дверь. Ей казалось, она не увидит его больше. Он не простит ее. Но Кирюшка вернулся. Ольга немного расслабилась, однако решила больше не думать о пустяках и все-таки позвонить Олегу. Приближался Новый год, и это был хороший повод позвать потенциально «бывшего» в гости.

    Предпраздничная суета отвлекла Ольгу от дурных мыслей, она почти успокоилась. Разговоров об их с Олегом отношениях больше никто не заводил. Как обычно, на Новый год у Ольги собирались родственники. Родители, сестра с мужем. Она еще не пригласила Олега, будто ждала, что он сам позвонит.

    Приближающийся праздник чувствовался буквально во всем. Окна домов светились ярче обычного, на улице сновали толпы народа, в магазинах суета. Все чаще темное ночное небо озарялось заревом салютов, будто весь город жил в предвкушении главного события всего года.
 
    Гуляя с Дусей, Ольга перебирала в голове меню, которое не особо менялось из года в год. Но в этот раз ей захотелось добавить что-то новенькое. Она как раз выбрала между молочным поросенком и уткой, как впереди показалась знакомая бархатная морда.

    Приветствия прозвучали почти в унисон. Борман, не теряя времени, рванулся к Дусе, напористо приглашая к игре. Дуся для проформы поломалась, но уже пару минут спустя они вместе носились по снегу. Легкая Дуся пролетала по нему, как стрела, оставляя легкие – не больше кошачьих – следы на белоснежном снегу, в то время, как заметно подросший Борман проваливался по уши и, смешно подпрыгивая, пытался вылезти на более утоптанное место.

    Совсем рядом раздался громкий хлопок и в небо взлетел красный огонек. Через секунду он взорвался россыпью огней и, испуганная резким звуком, Дуся пустилась наутек. Ольга не сразу сообразила, что произошло. К тому моменту, когда она наконец опомнилась, рыжий хвост Дуси мелькнул за углом соседнего дома и исчез.

— Дуся, — крикнула Оля и побежала следом.

    Но за углом Дуси уже не было. Ольгу охватила паника. Она шарила глазами по ярко освещенной уличными фонарями дороге, оглядывала темные закоулки соседних домов в надежде увидеть яркий рыжий всполох, но Дуся как сквозь землю провалилась. Оля в панике побежала к дому, надеясь, что эта мысль пришла в голову и Дусе, но, добежав до подъезда, никого не обнаружила. Она громко позвала собаку, всматриваясь в темноту, но ни через минуту, ни через пять Дуся не откликнулась. На глаза навернулись слезы. Она бросилась обратно к месту прогулки и со всего маха влетела в чью-то широкую грудь.

— Простите, — быстро сказала она и готова была бежать дальше, но кто-то уверенно придержал ее за локоть. Оля подняла глаза. Это был хозяин Бормана. Пес тоже терся рядом, то и дело дергая поводок.

— Не нашли? — обеспокоено спросил парень.

— Нет, — Ольга проглотила комок в горле.

— Пойдемте, я помогу.

    Они направились обратно на аллейку за дома, где в последний раз видели Дусю, выкрикивая по очереди ее имя. Прохожие, которых они спрашивали о собаке, отвечали одно – нет, не видели. Ольга совсем отчаялась, мечась по улице.  Она чувствовала, как дрожит от напряжения, а глаза застилали горячие слезы.
 
— Послушай, я сейчас оставлю Борман и вернусь. Хорошо? Он только мешается. Я живу в этом доме. Это займет минуту, не больше. Он держал ее за плечи, пытаясь привлечь внимание. И направился в сторону подъезда, когда Ольга растерянно кивнула.

Появился он действительно через минуту и взял Ольгу за локоть.

— Пойдем?

    То ли испуг от его неожиданного появления заставил Ольгу потерять самообладание, то ли осознание, что ей уже не найти Дусю, но, подняв на него глаза, она совершенно неожиданно заплакала.

— На улице холодно, — говорила она сквозь слезы, — ей ни за что не выжить на морозе, если мы не найдем ее в ближайшие два часа. Я не знаю, что делать.

    Неожиданно он обхватил ладонями ее лицо и провел большими пальцами по щеке, стирая слезы.

— Как тебя зовут?

    Не успела Ольга прийти в себя, чтобы ответить, как ее холодные, мокрые от слез губы накрыли мягкие, теплые и сухие. Казалось, тепло его губ проникало в нее, заполняло горячим светом, вытесняя из головы все мысли до одной.

    Целую вечность спустя он отпрянул и посмотрел ей в глаза. В них не было усмешки или превосходства, они были внимательными и шоколадно-карими. Ольга чувствовала, что вязнет в них.

— Оля, — наконец ответила она, с трудом превозмогая очарование чужого взгляда.

— Никита, — улыбнулся парень.

— Ольга, это же твоя собачка? — к ним приближалась тетя Валя, соседка с пятого этажа. Та самая, что пьяного мужа ночами в дом не пускает. На руках у нее сидела замерзшая и растерянная Дуся. Увидев хозяйку, она заерзала в руках женщины, норовя спрыгнуть вниз.

— Дуся, — Ольга подскочила к соседке и приняла из ее рук радостно виляющую хвостом собачку.

— А я смотрю, вроде твоя. Около магазина бегала, — пояснила тетя Валя. Пока Дуся вылизывала хозяйке лицо.

    Тетя Валя ушла, а Ольга продолжала глупо улыбаться, словно только что получила лучший на свете подарок. Она не понимала, чему больше рада: тому, что Дуся нашлась или поцелую. Единственное, что она знала точно, она не может отпустить его не отблагодарив. Предложение угостить его в знак благодарности чаем Никита воспринял с удовольствием.

    Войдя в квартиру, Оля спустила собаку с рук.  Дуся стремглав бросилась к миске с едой и принялась есть с таким аппетитом, будто ее месяц не кормили.

— Хорошо у тебя, — оглядываясь вокруг, сказал Никита. И снова посмотрел на нее внимательно и призывно.

Ольга отвернулась, снимая пальто, думая, не сделала ли она глупость, пригласив Никиту к себе. Особенно после того, что произошло на улице. Вдруг он подумает, что она молодящаяся тетка, ищущая приключений с молодыми красавчиками? В любом случае поздно было что-то менять. Стоило Ольге снова повернуться, как Никита притянул ее к себе, взял двумя пальцами за подбородок, заставляя посмотреть ему в глаза.

    Оля чувствовала, как краска заливает ее щеки, но не могла сопротивляться его очарованию. Стоило его губам снова коснуться ее, как земля окончательно ушла из-под ног. Где-то на самом краю почти отключившегося сознания маячила мысль, что на ней сейчас черные кружевные трусы. И мысль о том, что она сейчас чертовски развратна, неожиданно возбуждала.

    Никита оказался очень внимательным и ласковым. Его мягкие губы долго изучали Олино лицо. Покрывая сантиметр за сантиметром ее щеки, губы, подбородок. Он горячо и порывисто дышал ей в ухо, пуская табуны мурашек по телу. Весь мир растворился в нежности его прикосновений.

    До чая дело дошло только часа через два. Когда, утомленные любовью, они, наконец, покинули постель, чтобы немного передохнуть. Оля смотрела на улыбающегося ей Никиту и думала – это действительно, лучший подарок на Новый год, что она когда-либо получала. Удивительно, но ей не было стыдно за свое желание, за то, что старше его на пятнадцать лет, за сиюминутность их отношений, которые, как сама новогодняя ночь, проходит наутро, оставляя приятное послевкусие ушедшего праздника. За то, что она совершенно ничего про него не знает, кроме того, что он – мужчина. Не знает, какой он видит идеальную жену, какие котлеты жарит его мать. Она впервые в жизни была свободна от всех условностей этого мира. Стыдно ей будет завтра, а сейчас у нее есть Никита. Она протянула к нему руку через стол, заставленный тарелками с колбасой и сыром, и когда он взял ее в свою – потянула на себя, заставляя его встать и приблизится к ней.
 
    Он сел рядом с ней на пол и обнял ее колени, порывая их быстрыми хаотичными поцелуями. Ее гибкие пальцы побежали по его шее и зарылись в теплые вьющиеся на затылке волосы. Никита поднял на нее затуманенный желанием взгляд, словно кот, млея под умелыми пальцами.

— Кто ты? — спросила она шепотом.

— Ты знаешь, — выдохнул Никита.

    Утром Оля чувствовала себя разбитой. В теле болела, казалось, каждая мышца. Не открывая глаз, она перевернулась на бок, когда услужливая память начала возвращать ей обрывки воспоминаний о вчерашнем вечере. Оля рывком перевернулась на спину и открыла глаза. Рядом никого не было. Но не успела она продумать план отхода, как в дверном проеме показался Никита с подносом в руках.

— Доброе утро, — он подсел на край кровати, устраивая поднос с тостами, яичницей и кофе рядом.
 
Ольга и не знала, что в ее доме есть поднос для завтрака.

Она неловко приподнялась, чтобы сесть.

— А ты? — спросила она, оглядывая приготовленный на одного завтрак.

— Я уже поел. Я рано встаю. Привычка.

— Да, я вроде тоже, — неуверенно ответила Оля, сделав глоток кофе.

— Просто я тебя утомил. А ты ненасытная, — язвительно усмехнулся он и, отломив кусочек тоста, отправил в рот.

— Это плохо? — смутилась Оля.

— Это очень, очень, очень… хорошо, — засмеялся Никита и чмокнул ее в кончик носа.

— Черт, Дуся, — спохватилась Оля. — Она же гулять хочет.

— Я погулял, — спокойно ответил Никита, весело глядя на нее.

— Какой ты однако удобный: и удовольствие доставляешь, и завтрак готовишь, и с собакой гуляешь… Так не бывает. В чем подвох?

— Я – демон, который заберет твою душу, — с улыбкой ответил Никита и, отставив поднос с завтраком на тумбочку, навалился на Олю, подмяв ее под себя, он принялся покрывать ее лицо и плечи поцелуями.

— Ты готова отдать мне душу? — прошептал он ей в шею.

— Забирай, — выдохнула Оля, теряясь в его ласках.

    Никита ушел только под вечер. Завтра придут гости, а Ольга так и не определилась с основным блюдом.

    Вечером позвонил Олег. Словно что-то почувствовал. Он был вежливым, но серьезным, чтобы она не подумала, что это примирение. Помня о Кирюшке, Оля все же пригласила его на Новый год.  Когда она положила трубку, первое, что пришло ей в голову – она больше ничего к нему не чувствует. Ее сердце не ускорило ритм, она не начала психовать или огрызаться, как обычно. Все еще находясь под впечатлением от Никиты, она решила не заниматься самокопанием, а дать событиям, которые должны случиться, произойти.
 
    Весь праздничный вечер Ольга натянуто улыбалась гостям, кивала невпопад и ни на секунду не могла перестать думать о Никите. Она все время соскакивала с места, посмотреть, не просится ли на улицу Дуся, но знала, если увидит его – не вернется больше домой к надменному Олегу, строящему из себя пострадавшего; к маме, бросающей на нее тревожные осуждающие взгляды. Она отдаст все – душу, тело, кровь… Все, что потребуется.

— Кирюш, погуляй, пожалуйста, с Дусей, — Преодолев новый приступ сожаления, попросила Ольга.

— Ладно, мам, сейчас, — крикнул занятый перелистыванием каналов мальчик.

До боя курантов оставалось меньше пяти минут, и Оля судорожно думала, какое желание она хочет загадать, словно от него зависит ее жизнь. Она боялась просить у судьбы Никиту. Пытаясь заменить его имя на – любовь, счастье… Но каждый раз пугалась, а вдруг не он ее счастье и начинала сначала.

— Оля, — мама дотронулась до ее руки, мгновенно выведя ее из размышлений, — что с тобой происходит? — голос мамы был строгий, но полный заботливого участия.
 
— Мам, все хорошо, — поспешила ответить Ольга и пресно улыбнулась в поддержку собственных слов.

— Это из-за Олега? — мама мельком взглянула на болтающих о чем-то отца и сына и снова перевела взгляд на дочь.

— У нас все будет хорошо. Правда, мам.

    По телевизору началось обращение президента к народу. Все повернули головы к экрану и замолчали, ожидая минуты, когда, начнут бить куранты, отсчитывая последние секунды уходящего года.
 
— Мам, давай потом. Ты же не хочешь, чтобы вместо заветного желания во Вселенную улетел наш разговор о проблемах в семье? — улыбнулась Оля.

Мама взяла в руки бокал и тоже отвернулась к телевизору.

    Праздничные концерты надоели, уже реже раздавались звуки салюта, Оля стояла в спальне у окна и вглядывалась в необычайно оживленную для предрассветного часа улицу. Люди в шубах и пуховиках, небрежно наброшенных поверх праздничных костюмов, компаниями и по-одному слонялись по улицам, громко выкрикивая поздравления и дурачась. Это, наверное, единственная ночь в году, когда всем не все равно друг на друга. Словно сегодня стираются какие-то невидимые границы, и все мы становимся на одну короткую ночь братьями и сестрами.

    Сзади ее за талию обнял Олег. От неожиданности Оля вздрогнула и попыталась отстраниться, но он не дал, лишь крепче прижал к себе.

— О чем думаешь? — тихо спросил он и, склонив к ней голову, провел кончиком носа по ее шее.

— Не надо, пожалуйста, — Оля снова попыталась отстраниться.

— Неужели ты совсем не соскучилась? — с упреком спросил Олег, чуть ослабив хватку.
— Тебя почти два месяца не было. Я так не могу, прости, — Оля наконец вывернулась из его объятий и отошла на пару шагов. — Тебе лучше уйти, пожалуйста, — она уверенно смотрела ему в глаза, но Олег продолжал стоять на месте.

— У тебя кто-то есть?

— Никого у меня нет, — раздраженно ответила Ольга. Она подошла к кровати, откинула край одеяла и на миг замерла, чувствуя, как дрожит ее тело, словно у застигнутого на месте преступления воришки. — Спокойной ночи, — не оборачиваясь, отрезала она.

Олег ушел. Оля еще долго вдыхала оставшийся в ее постели запах Никиты, она чувствовала себя загнанной в угол. То невозможное счастье, что так неожиданно обрушилось на нее, в то же время делало ее и несчастной. Прикосновение умелых рук, нежность, с которой он шептал ей в порыве страсти «моя». И глаза закрывались, воскрешая в памяти минуты, что они провели вместе, наполняя ее тело неконтролируемым, жгучим желанием. Она вязла в нем, тонула словно в теплой ванне, задыхаясь.

    Проснулась она поздно. Яркое зимнее солнце светило в окно, из гостиной доносились голоса и звон посуды. Оля накинула халат и сонной гусеницей выползла к семье.

    Кирюшка уже погулял с Дусей, мама достала из холодильника остатки вчерашних салатов. Все семейство сидело на диване с тарелками в руках, глядя очередной праздничный концерт.

— А вот и она. С Новым годом, соня, — улыбнулась мама.

Все повернули головы к вошедшей в гостиную Оле.

— С Новым годом, — сонно ответила она и тоже взяла тарелку, чтобы положить себе оливье.

    Через пару дней гости разъехались, оставив Ольгу с сыном в разоренной своим долгим присутствием квартире. Оля не могла долго находится в обществе мамы, которая утомляла ее своим назойливым участием. Ей казалось, что она достаточно взрослая, чтобы самой решать, стоит добавлять лавровый лист в воду, когда варишь пельмени, или нет.

    Вечером она, как обычно, пошла прогуляться с Дусей, надеясь встретить на прогулке Никиту, однако ни Никиту, ни его брата она не встретила. На улице было много народа. Впрочем, чего удивляться, у людей праздники, и большинство занято тем, что курсируют из одних гостей в другие. Все были чуть навеселе, немного более громкими и общительными, чем обычно. Но это даже умиляло.

Раздосадованная тем, что не увидела Никиту, Оля мучилась вопросом: не счел ли ее Никита легкодоступной?

    Она пыталась себя успокоить, но чем больше времени проходило с их последней встречи, тем более абсурдные и пугающие мысли лезли ей в голову. От простого юношеского любопытства, до перепихона на спор.

— Почему ты думаешь, что он тебя избегает? — Лена сделала глоток вина и посмотрела на подругу поверх бокала. — Может быть, у него своя тусовка, или он работает посменно.

Оптимизм Лены вселял в Ольгу надежду, собственно для этого она ее и позвала. А еще ей ужасно хотелось с кем-то разделить свою страшную тайну.
 
— Думаю, я совершаю ошибку, — ответила Ольга. Как бы ей не хотелось поддаться на уговоры подруги, где-то в глубине души она понимала, эти отношения обречены на провал. — Ему не большие двадцати пяти. Мальчишка.

— Подожди, ему уже двадцать пять. Мужчина. И, судя по твоим словам, уже далеко не девственник, — возразила ей Лена. — Ты всю жизнь слушаешь других. Своему придурку мужу угодить пытаешься, что в принципе невозможно, а все потому, что он – ничтожество и гнобит тебя, чтобы опустить на один с собой уровень. А мальчишка твой вроде толковый.

— Толковый? — прыснула Ольга и отставила бокал с вином на стол. — Мы весь день и всю ночь из койки не вылезали. Не думаю, что это – признак толковости.

— Завтрак тебе принес. Олег хоть раз тебе завтрак в постель приносил? — продолжала сыпать факты подруга.

— Что ты предлагаешь? Развестись с мужем и жить с этим мальчишкой? Я его после той ночи даже не видела. Может, он посчитал, что моей благодарности за поиски Дуси ему было вполне достаточно, и я его больше не увижу?

    Чем больше Ольга сопротивлялась словам подруги, тем больше ей было жаль себя. А вдруг он, действительно, счел произошедшее между ними лишь своего рода благодарностью с ее стороны. Боже, как противно.

    К счастью, через какое-то время их разговор об отношениях с Никитой сошел на нет, и подруги принялись обсуждать последние сериалы и бесконечные увлечения Лены. Оля завидовала подруге. У нее не возникало ни угрызений совести, ни непримиримого внутреннего конфликта. Если ее очередной возлюбленный был молод – главное, чтобы был красив, а если не молод – богат. Вот и вся нехитрая философия, которая, тем не менее, позволяла Лене существовать в гармонии с собой.

    Кирюшка пришел поздно и почти сразу ушел в свою комнату. Ольгу в последнее время напрягало его поведение. И хоть он ничего ей не говорил, она чувствовала – дело в отце. Наверное, это был единственный повод, чтобы найти в себе силы и сказать Никите – нет. Кирилл был для нее самым дорогим человеком на земле, и ради него она могла поступиться своими желаниями.

    За день до окончания длинных новогодних выходных в дверь позвонили. Оторвавшись от готовки, Оля пошла открывать. На пороге стоял Никита с огромным букетом роз.

— Привет, — улыбнулся он. — С Новым годом.

Он протянул букет обескураженной Оле и решительно вошел в дверь.

— Привет, — растеряно протянула Оля и уткнулась носом в цветы, не зная, что и сказать. Хотя все эти дни она мысленно репетировала их разговор, но при виде Никиты все слова вылетели у нее из головы, и она снова стояла перед ним совершенно беззащитная. «Хорошо, что Кирилл сейчас гуляет».

— Чаем напоишь? — Никита неуверенно повел плечами и виновато улыбнулся, похоже Олино молчание пошатнуло его уверенность в себе.

 Сейчас он выглядел, как напуганный мальчишка, чем вызывал улыбку, которую Оля прятала за букетом.

— Ты прости, что вот так, без предупреждения, — начал оправдываться он.

— Перестань, терпеть не могу, когда мужчины оправдываются.

— Я боялся, что ты не захочешь меня больше видеть, — Никита подошел к ней и, обняв за плечи, поцеловал в щеку. — И все же, прости меня. Я не должен был так вот уезжать.

    Его томный шепот и горячее дыхание – все ее существо сейчас тянулось к нему. Все снова отошло на второй план. И возможность быть застигнутыми врасплох и все доводы, что она приводила подруге. Она чувствовала, как восторженно и упруго бьется в груди сердце, пока не поняла, что это не ее сердце и не в ее груди.

— Прости. В любую минуту может вернуться сын. Я не хочу, чтобы он все неправильно понял. — вопреки словам, она лишь сильнее прижималась к его груди. Конечно, он не захочет ее больше видеть. «Какая глупость. Тебе сорок, а ведешь себя, как глупая девчонка».

— Да, конечно. Ты права. Просто я вдруг понял, что у меня нет даже твоего телефона.

— А ведь и вправду, — Ольга вытащила из тумбочки блокнот, вырвала из него чистый лист и написала свой номер, пририсовав в углу страницы сердечко. — За цветы, — пояснила она и улыбнулась.

    Никита поцеловал ее и ушел, оставив Ольгу с кучей разбитых доводов, томиться ожиданием новой встречи.

    Ольге казалось, что ей снова шестнадцать. Она, как влюбленная Джульетта, тайком бегала на свидания. Улучала моменты, когда Кирюшки не было дома. Они с Никитой прятались по темным углам и подъездам, как счастливые бездомные. И если бы ей предложили сейчас отдельный шалаш – она была бы счастлива.

    После новогодних праздников активизировался Олег. Будто что-то чувствовал. Звонил по несколько раз в неделю, интересовался ее работой, сыном, делами. Ольга отвечала коротко, сухо и старалась поскорее завершить разговор. Единственное, что омрачало ее жизнь, то, что сын стал от нее отдаляться. Он редко бывал дома, ей даже казалось, что он избегает ее. Вдруг он узнал ее маленький секрет? И теперь каждое свидание ее с Никитой было отягощено незримым чувством вины.

    Что если она совершает ошибку? Никита совсем еще мальчишка. Да, он нежный, заботливый, внимательный, но мальчишка. Что она может ему дать? Ей сорок. Через год-два лицо обвиснет, фигура поплывет, и он непременно бросит ее ради какой-нибудь молодой смазливой мордашки.
 
    Ольга пыталась поговорить с сыном, но на контакт он не шел, уверяя, что она все выдумывает. А сам снова закрывался у себя в комнате или уходил гулять. Ольга чувствовала, что ей пора завязывать с экспериментами, но все не решалась на разговор с Никитой. Он не виноват в ее проблемах. Он вообще ни в чем не виноват. Она все тянула, отодвигая неизбежное. Словно пыталась надышаться им и свободой.

    В воздухе все настойчивее пахло весной. Солнце было уже по-весеннему теплым. Начал таять снег, превращаясь днем с лужи, а ночью затягиваясь ажурной корочкой льда.

— Ты самая замечательная девушка, которую я встречал, — Никита потянулся через стол и накрыл руку Оли своей большой теплой ладонью. Солнце, проникающие в большое окно, золотило волоски на его руке, играло на фарфоре, заставляя тонкий витой узор на чашках вспыхивать в его лучах золотом, отбрасывая причудливые блики на стол. — Моя мама умерла пять лет назад. Сердце. Отца я не помню. Он то приходил, то уходил и окончательно пропал, когда родился Алеша. Мама нас воспитывала одна. А еще тетя Тамара – мамина сестра. Это к ней мы с Лешкой ездили на Новый год.
 
— А почему вы живете в разных городах? — Оля поставила чашку на блюдце и внимательно посмотрела на Никиту. Сейчас были те редкие выходные, когда Кирюшка уехал к бабушке, и счастливые бездомные обрели, наконец, дом.

— Меня по работе сюда перевели, а Лешка за мной увязался. Мы после смерти мамы одни жили. Тетя Тамара, конечно, помогала, но у нее своя семья, да и мы уже взрослые были.

— Взрослые – это лет восемнадцать? — с сочувствием спросила Оля.

— Двадцать, — поправил он.

— Значит сейчас тебе двадцать пять?

— Через месяц будет двадцать шесть, — улыбнулся Никита и, сделав глоток кофе, снова отставил чашку на блюдце.
 
— А ты знаешь сколько мне лет?

— Тридцать пять? — шутливо поинтересовался он.

— Сорок, — серьезно ответила Оля.

Разговор назрел давно, но она под любым предлогом откладывала его, и сейчас ее сердце бешено билось в груди, чувствуя беду.

— Хорошо, сорок, — все так же непринужденно улыбнулся Никита. — Ты очень красивая и мне не важно сколько тебе лет.

— Зато мне важно. Я старше на целую вечность. Года через два я стану для тебя совсем древней.

— Ну перестань, — он снова взял в плен кончики ее пальцев, призывно гладя в глаза.
— Это не может продолжаться бесконечно, ты же понимаешь.

— Мне и не нужна бесконечность. Обойдусь одной жизнью, — мягко улыбнулся Никита. — Оль, я люблю тебя, — его лицо стало абсолютно серьезным, а взгляд теплых карих глаз – внимательным. — Выходи за меня. Я знаю, — он встал, прерывая тем самым ее возражения и, обогнув стол, встал перед ней на одно колено. — Ольга, ты станешь моей женой?

    Именно в это момент Оля по-настоящему испугалась. Все, чего она боялась, и все, чего хотела, слились сейчас в эти простые несколько слов. Вот именно сейчас ей нужно отбросить все сомнения, мнимые тревоги. Сейчас она стоит на перепутье, и от ее решения будет зависеть вся ее дальнейшая жизнь. И не только ее…

    Когда Никита ушел, у Оли закралась шальная мысль: а что если все действительно получится? Маленькое теплое счастье свило гнездышко у нее в груди и решительно не пускало туда тревогу и сомнения, рисуя в голове образы их с Никитой счастливой жизни.

    В дверь позвонили. Оля встала с дивана и пошла открывать. Наверное, Кирюшка как всегда забыл ключ.

— Лейтенант Смирнов, — представился полицейский, показывая Оле свое удостоверение. — Я могу войти?

— Конечно, — растерянно ответила Ольга, пропуская лейтенанта в квартиру.

— Стрижельчик Кирилл Олегович вам известен? — строго спросил он.
— Да, это мой сын. А что случилось?

    Когда лейтенант ушел, Оля, закрыв лицо руками, еще долго сидела на стуле, прокручивая в голове состоявшийся между ними разговор. «Украл джинсы», позор-то какой. Зачем ему понадобились эти чертовы джинсы? Ольга с очередной раз набрала номер сына. Снова автоответчик. Ну что, она ему джинсы бы не купила? Она старалась дать сыну все, что могла. Ни в чем не отказывала и учила быть разборчивым в своих желаниях. Кирюшка никогда не требовал невозможного, а порой на предложение матери купить, что-нибудь модное, отвечал, что не нужно, у него пока все есть. И тут на тебе, какие-то джинсы. Оля снова набрала номер.

— Алле, — послышался в трубке голос Олега.

    Пока она ждала мужа, все думала о том, что это наказание. Рок. Судьба. Она поставила свое счастье выше счастья собственного ребенка. Оля, закрыв лицо ладонями, молилась всем известным ей богам, природе, Вселенной, чтобы они дали ей еще один шанс. Шанс все исправить. Только бы Кирюшка одумался, только бы не покатился по наклонной. Вместо того, чтобы заниматься сыном, она занималась собой, и вот результат.

«Все чего ты добилась – потеряла контроль над своей жизнью».
 
Олег конечно не стеснялся в выражениях. Он решительно заявил, что хватит им валять дурака. Завтра же он возвращается домой.

    Жесткие простыни съемной квартиры пахли дешевым порошком. Никита гладил ее по спине, чередуя прикосновения рук с невесомыми поцелуями. Оля отвернулась к окну и все смотрела на начинающие зеленеть кроны деревьев, прозрачной зеленой вуалью, разбавляющие голубизну неба.

    Это была их последняя встреча. Они оба понимали это и не мешали друг другу насладиться последними моментами счастья в этой чужой, не знакомой им квартире. Оля почувствовала, как на глаза навернулись слезы, а горло сдавила безысходность. Она перевернулась на спину, прерывая меланхоличные ласки партнера.

«Люби меня, слышишь. Люби сейчас».

    Ее губы тут же обжог поцелуй, нежный, настойчивый, горячий. Ее нежный мальчик в такие минуты был невероятно силен. Ей казалось, она тонет в его ласках. Его руки и губы отыскивали в ее теле такие места, о которых она раньше и не подозревала, расплавляя ее до состояния податливого воска. Она вдыхала его, гладила, ласкала, царапала спину, в порыве страсти мяла его крепкие ягодицы, задавая темп. Словно пыталась впихнуть в эти несколько часов, отведенных им судьбой для прощания, все свою жизнь, чтобы потом умереть навсегда рядом с другим, чужим. Но так было нужно, и она снова гнала от себя пугающие мысли, погружаясь в нежность, как в теплую ванну, желая одного – чтобы время остановилось.

    Много лет спустя, сидя в коридоре мирового суда, она вспоминала эти часы. Она жалела, что так поспешно тогда приняла решение, что в очередной раз позволила решить за себя. Но было поздно. Никита почти сразу уехал. Может, из этого района, может быть, из города. Больше она его никогда не видела. Брак свой она тоже не спасла. Вернувшись, Олег пару месяцев играл роль образцового отца семейства, но скоро начались прежние придирки, недомолвки, а когда он поднял руку на Корюшку, Ольга поняла – все.

    Решение о разводе далось ей нелегко. И дело было совсем не в том, что она все еще надеялась сохранить семью. Семьи давно уже не было. Она боялась признаться себе, что ошиблась. То, что несколько лет назад она сочла знаком судьбы, была всего лишь ее трусость.

Олег как всегда опаздывал. До назначенного времени оставалось меньше пяти минут, когда он появился в коридоре и, проследовав к кабинету судьи, сел на лавочку напротив.

Почти уже бывшие супруги пресно поздоровались.

— Надеюсь, наш уговор в силе? — уточнила Ольга.

— Ты уверена?

— Уверена. Я больше ничего не хочу.
 
    Развели их быстро. Кирюшка был уже совершеннолетний, и супруги не имели друг к другу никаких претензий.

    Вернувшись домой, Оля открыла бутылку Шардоне. Нужно же было отпраздновать событие. Она криво усмехнулась, достала из бара бокал и налила себе вина.

— Привет, мам. Что делаешь?

Кирилл вошел в гостиную и сел за стол напротив, оглядывая застывшую фигуру матери и не тронутый бокал вина на столе.

— Не вешай нос. Все к лучшему, — пытался он подбодрить мать, но, видя, что она не реагирует, откинулся на спинку стула и потупил взгляд.

— Зачем ты тогда украл эти чертовы джинсы? — Оля смотрела на сына без осуждения. Она выглядела уставшей.

— Не знаю. Переходный возраст, — он отвернулся к окну и долго молчал, а потом вдруг сказал почти шепотом:
— Я видел его. Тогда. С другой женщиной.

— Кого? — переспросила Оля.

— Папу. Я хотел сделать ему больно. За то, что он врал, — с горечью выпалил Кирилл.

— Почему ты не сказал мне?

— Вы помирились. Я хотел, чтобы ты была счастлива, — тихо ответил он.

— Мой мальчик. Мой глупый маленький мальчик, — усмехнулась сквозь слезы Оля, пряча лицо в ладонях.

    На улице был точно такой же дождливый осенний день, как много лет назад. Сколько бы не прошло времени, Оля, глядя на холодный осенний дождь, неизменно вспоминала своего Никиту.

— Борман, дружок, — она потрепала по холке трущегося о ее ноги шарпея. — Гулять хочешь, малыш?

Пес радостно залаял, услышав заветное слово, и помчался в коридор за ошейником.

Гуляли долго не смотря на дождь.

    Вернувшись домой, Оля увидела на телефоне пропущенный от Кирилла. Не дозвонившись, он написал смс, что заедет сегодня.

    Кирилл давно жил отдельно. У него подрастала дочь Ариша, в которой он души не чаял, а вот с женой последние годы было не все ладно. Оля знала, он хочет поговорить. Тот разговор сразу после суда сделал их ближе. Они больше ничего не скрывали друг от друга.

    Как Оля и предполагала, Кирилл выглядел уставшим и несчастным. Они попили чай, поговорили о ничего не значащей ерунде, призванной скрыть истинную причину его визита. И только сев на диван, он вдруг сказал, что хочет уйти из семьи. Что встретил другую женщину и теперь не знает, как быть. Он посмотрел матери в глаза. И, судя по страдальческому выражению лица, ждал осуждения.

— Знаешь, что самое страшное в жизни? Отказаться о любимого человека. Это ничем не излечить, никогда не забыть. Эта боль живет с тобой всю жизнь, разъедая душу. Ариша поймет тебя, когда станет постарше. Главное, не переставай быть ее отцом, — голос Оли звучат тихо, но уверенно.

— Я боюсь, что потеряю дочь. Что она не простит.

— Кирюш, а если бы мы тогда с папой разошлись, ты бы перестал любить меня?

— Ну, конечно, нет, мам, — он обнял мать за плечи и прижал к себе.

— Вот и она не перестанет быть твоей дочерью, даже если ты вдруг позволишь себе быть счастливым, — она похлопала Кирилла по ладони и склонила голову к голове сына.

— Правда? — не глядя на мать, спросил Кирилл.

— Правда. Жизнь одна. Ты не сможешь прожить ее еще раз. С самого рождения мы умираем, и лишь когда счастливы – мы живем. Лучше несколько лет прожить с любимым человеком, чем всю жизнь умирать с нелюбимым.

Кирилл посмотрел в изрезанное морщинами лицо матери и не решился спросить, откуда она это знает.