Воздушные шарики

Во времена моего школьного детства у меня была особая тумбочка, объявленная неприкосновенной сокровищницей. Я установил железное и абсолютное правило: любая вещь, которая в эту тумбочку раз была положена, должна была в ней навсегда и остаться. Она не могла быть ни выброшена, ни отдана, ни как-либо утилитарно использована и с момента своего туда попадания становилась объектом вечного хранения. Максимум, что после этого с ней можно было делать, – это вынуть, посмотреть и в тот же день положить обратно на место.
 
В Тумбочку (с большой буквы, ибо это было уже имя собственное) по самым разным причинам могли попасть самые разные вещи, размер которых позволял им там оказаться. Для человека со стороны она, несомненно, показалась бы тем ещё хламовником, но для меня любая попавшая туда вещь имела свою историю и свои резоны там оказаться.
 
В основном в Тумбочке хранились мои многочисленные коллекции. Надо сказать, что вообще любой класс более или менее однородных, но при этом разных объектов неминуемо и с непреодолимой силой провоцировал во мне инстинкт коллекционера. Со временем я охладевал к одному предмету коллекционирования и переключался на какой-нибудь другой, но при этом все мои прежде собранные коллекции, пусть даже уже более и не пополняемые в силу утраты к ним активного интереса, оставались для меня священны и абсолютно неприкосновенны. Вот они-то преимущественно в Тумбочке и накапливались.
 
Что я только за своё детство в разные годы не коллекционировал! Значки, почтовые марки, монеты, металлические и пластмассовые пробки, фольговые крышечки от молочных продуктов, спичечные этикетки и коробки, собственно сами спички (не знаю, как сейчас, а во времена моего детства они бывали с разным цветом серных головок, а иногда даже и с разным цветом самой деревянной палочки, и это не говоря о всяких особых специальных видах типа туристических!), оттиски печатей и штампов, камни, плоды и семена растений, оловянных солдатиков, стеариновые и парафиновые свечи, разные сорта мыла (их тогда было уже  достаточно много разных для того, чтобы можно было коллекционировать, но ещё не настолько много, чтобы эта затея показалась, как сейчас, заранее безнадёжной и бессмысленной), коробки из-под разных сортов зубной пасты, вкладыши от жевательных резинок (это в те годы у детей моего поколения было всеобщим поветрием)... И это я перечислил только то, что сейчас, спустя три с лишним десятилетия могу сходу вспомнить.
 
Среди всего прочего мой натренированный на опознание подходящих для коллекционирования однородных объектов глаз однажды упал на воздушные шарики. Как известно, детям регулярно дарят воздушные шарики. Дети их надувают и с ними ходят. Через некоторое время шарики лопаются. От всего этого процесса дети испытывают удовольствие, которое мне было совершенно искренне непонятно. Я не понимал, какой во всём этом смысл: зачем нужно надувать шарик и с ним ходить, особенно зная, что в итоге это приведёт к тому, что он или лопнет, или испортится. Зато я обнаружил, что воздушные шарики бывают разного цвета, разной формы, а у многих ещё и есть рисунок на боку, и эти рисунки тоже разные! Кроме того, я заметил, что шарики обсыпаны тальком и, если их не портить надуванием, то тальк защищает их при хранении. Эти два открытия предопределили их судьбу. Для них была заведена специальная коробка, и теперь любой шарик, который мне дарили, сверялся с уже имеющимися на предмет совпадения цвета, формы, размера и нанесённого на него рисунка и, если точно такого же в коллекции не находилось (а абсолютно точно такого же не находилось практически никогда), то он оказывался в той же коробке. А поскольку коробка с шариками хранилась в Тумбочке, то, как уже известно внимательному читателю, каким-либо образом употреблять их, в том числе, уж конечно, надувать, развешивать и выносить их из дома строжайше и категорически запрещалось.
 
Другие дети радостно надували подаренные им шарики, а я смотрел на них как на полных идиотов: «Ну чего вы радуетесь? Неужели по всему своему прежнему опыту не знаете, что через день-другой они у вас просто лопнут, и вы их лишитесь?». Нет, моя радость от каждого полученного шарика была серьёзной и гораздо более рационально обоснованной: я знал, что у меня он не пропадёт, и что с каждым следующим у меня их всё больше и больше. То есть некое воплощённое в воздушных шариках благо и материальный эквивалент радости не растрачиваются, а только возрастают и приумножаются.
 
Впрочем, спустя некоторое время мой коллекционерско-плюшкинский энтузиазм переключился на какой-то очередной новый класс поддающихся коллекционированию предметов, а коробка с шариками, поскольку я перестал её доставать, чтобы пополнить коллекцию, оказалась надёжно погребена под более свежими культурными слоями новых сокровищ.
 
Прошло немало лет прежде чем однажды, проводя генеральную инспекцию своей сокровищницы (дело это трудное, поскольку уложить потом в ограниченный объём Тумбочки всё, что в ней за многие годы накопилось – задача весьма непростая и требующая большого терпения, специальных навыков и особых природных способностей), я докопался до коробки с шариками. Однако, открыв её, шариков я в ней не обнаружил. Вместо коллекции воздушных шариков в ней был бесформенный разноцветный комок растёкшейся, слипшейся и намертво прилипшей и присохшей к коробке резины. Это был первый раз, когда я сам нарушил закон неприкосновенности Тумбочки и своими собственными руками отправил заляпанную резиной коробку в мусоропровод, потому что шариков в ней уже не было.
 
Это был совершенно лютый удар по моему мировоззрению, моим жизненным ценностям и смыслам. Вещи, которые я не растратил, не использовал сам, не потерял и надёжно сохранил от всех чужих хищных посягательств, погибли потому, что, как оказалось, просто имели ограниченный срок жизни. Как оказалось, их просто нельзя сохранить! Тогда какой в этих шариках был смысл изначально? Да, конечно, я догадался, что что-то тут делал не то. Если бы знать заранее, то по уму не следовало бы их класть в хранилище, а надо было использовать по назначению. Да вот беда – в отличие от остальных прочих детей, радовавшихся текущему моменту надувания шарика, не задумываясь о будущем, мне такая растрата не приносила вообще ни малейшего удовольствия, и даже наоборот. Осознание заведомой невозможности удержать ускользающий источник радости было много печальнее, чем если бы его не было вовсе.
 
Это был первый удар из тех, что в конце концов заставили меня осознать тотальную бессмысленность и беспросветную безнадёжность бытия, в котором любой достигнутый результат в конечном счёте будет утрачен. Да, иллюстрация эта, конечно, была на очень детском примере, но сам содержательный смысл её был отнюдь не детским. Мир очень наглядно продемонстрировал мне – тогда ещё подростку – насколько он ненадёжен, неконтролируем и не соответствует моим представлениям об осмысленности, рациональности и о том, как он вообще должен быть устроен правильно. Удивительно, как мало меняются с возрастом люди: с тех пор прошли десятилетия, а эта тема нисколько не утратила для меня болезненной актуальности: я чувствую абсолютно ту же самую боль, когда оказывается, что часть аккуратно сложенных на съёмный жёсткий диск файлов уже не читаются и полностью или частично утрачены. Я задаюсь мучительным вопросом: какой смысл в том, что нельзя сохранить и удержать? Какой вообще может быть смысл в жизни, если в ней сохранить и удержать нельзя абсолютно ничего?
 
Но более того, каждый раз, когда я думаю, например, о том, что в нашем современном мире информационных технологий практически не вкладываются силы и средства в разработку и внедрение долгоживущих надёжных носителей информации (как, впрочем, равно и хранилищ для материальных артефактов), я задаюсь и другим вопросом: неужели никого, кроме меня, это не беспокоит и всерьёз не напрягает? Практически всё, что мы создаём, и в чём запечатлеваем смысл своего существования, хранится на носителях, имеющих срок жизни – лет десять, хорошо если двадцать. Всё, что мы делаем, пишем ли книги, фотографируем, записываем ли музыку – всё это начинает утрачиваться едва ли не сразу после того, как было создано. Как те самые шарики, сложенные в коробку: кажется, что они неподвижно лежат и не меняются, а на самом деле они прямо сейчас каждую минуту медленно, но неуклонно превращаются в бесформенный комок резины.
 
Всё, что мы делаем – это попытка писать письмена на зыбучем песке. Древние это хотя бы понимали. Они строили пирамиды, вырубали письмена на каменных стелах и устраивали тайные погребения в попытках сохранить в веках память о себе, чтобы придать своему существованию если не смысл, то хотя бы сколько-нибудь материальную и вещественную иллюзию смысла. Сейчас, когда развитие технологий позволяет нам гораздо больше, такое впечатление, что это стало никому не надо. Неужели я один такой, кто понимает, что всё это важно, что без этого просто вообще ни в чём, что мы делаем нет никакого смысла, цели и значения? Иногда мне кажется, что один.
 
А, казалось бы, такая мелочь – просто воздушные шарики.