Любовь

    Когда я впервые увидела его, то ничего не почувствовала. Наверное, дело было в том, что нас разделяло приличное расстояние, и я могла разглядеть только мерцающий силуэт мужчины на фоне темной стены. Тогда в моей жизни был не самый лучший период, хотя, если быть совсем честной, с тех пор как умерла бабушка, а за ней и мама, my life словно застыла в одной точке, замерла в параллельном измерении.
    Мне казалось, что я живу в чужом теле, и хотелось только одного - как можно быстрее сыграть свою роль и уйти. Уйти туда, где сейчас, вероятнее всего находятся мои ушедшие на покой близкие люди, где никто не будет взирать на меня с жалостью и отвращением. Вера во мне была заморожена. Изредка я чувствовала ее резкую пульсацию, - словно она желала покинуть меня, но не могла.
    Затем раз я увидела его так близко, что поначалу решила, что это - сон, бред, галлюцинация. Между нами было каких-то два метра, и если бы я только посмела встать, подойти к нему, поздороваться, заглянуть в лучистые глаза… Но, разумеется, я струсила. Меня словно пригвоздило к сидению, - я даже дышать нормально была не в состоянии, в глазах рябило, во рту появился сладкий привкус, будто я съела огромную ложку меда, а стены, угрожающе шипя, ехали прямо на меня.
    Вера, до того момента свернувшаяся в ледяной клубок где-то в недрах моей души, вдруг разрослась до необъятных размеров, заполонила изнутри, раскалилась докрасна. И эта яркая, неоновая субстнация, обволакивая меня, медленно принимала мою форму, прожигая все нутро и буквально пронзая сердце. Тогда я и понятия не имела, что это такое, и только день спустя поняла: любовь. Она не снизошла ко мне с небес, как это пишут в банальных романах. Она была во мне изначально, в облике веры, и сейчас наступил ее расцвет, - она переродилась, ожила.
    В тот памятный вечер я возвращалась домой медленнее обычного, нарочно выбрав самый длинный путь. Мне казалось, что наступило лето, хотя на дворе был октябрь месяц. В лицо дул промозглый ветер, моросил дождь, уныло шелестела под ногами мертвая листва, а я, воображала себя бредущей по пляжу, высоко задрав голову и счастливо щурясь на заходящее за горизонт солнце. Явственно ощущая, как легкий бриз играет с моими волосами, прикрыв глаза, я устремила взор туда, где был расположен мой внутренний мир и видела на расстоянии вытянутой руки бескрайний океан, а над ним, грациозно паря, кружились беспокойные и суетливые чайки. Если бы у меня в тот момент выросли крылья, я бы не удивилась, - до такой степени я была переполненна этим человеком, что могла поверить в любое чудо. Он стал для меня самым близким и родным, самым любимым, лучшим на свете, бесконечно желанным. Его лицо прочно отпечаталось в моей памяти, будто кто-то сделал татуировку в виде его портета прямо на роговице моих глаз.
    Моя лучшая подруга, позвонив мне однажды вечером, была несказанно удивлена тем фактом, что обычно немногословная я, захлебываясь слюной, несла какую-то ахинею. А мне, откровенно говоря, было вес равно, что она обо мне думает и как я выгляжу в глазах окружающих. Я чувстовала, что изменилась в лучшую сторону, и была так счастлива, что мне хотелось обнять весь мир, смеяться до потери сознания, быть странной и не бояться, что меня не поймут.
    Юнона, поняв, какие эмоции меня распирают, заявила, что действовать нужно решительно. Спустя три дня мы с ней направились в то место, где я его впервые встретила. Нами было принято решение подкараулить объект моей пламенной страсти. В руках я держала ручку с блокнотом, - чтобы взять автограф, а в кармане лежал подарок с нелепой запиской, над сочинением которой я пробилась все выходные - два свободных от работы дня. Мне говорили, что похорошела, да и я сама ощущала себя самой счастливой девушкой на свете лишь оттого, что он существует, что он где-то рядом, что мы живем с ним в одном городе, и я теоретически могу отыскать его в любой момент, подойти близко-близко, набраться-таки смелости и обнять изо всех сил, приложив ухо к груди, ощущая его сердцебиение каждой клеточкой своего тела.
    Мы подошли к нужному нам зданию, и я остановилась в нерешительности. В горле першило. Раньше я не прислушивалась к стуку своего corazon, теперь же я осознала, его ритм. Трепет переполнил меня до краев; подобно кошке Шредингера я была одновременно жива и мертва, - до такой степени меня раздирали противоречия.
    Дождались. Он прошел мимо, - я увидела его розовую футболку со смешным рисунком, джинсовые шорты, белые кроссовки. Зажмурилась.
    - Иди же! - прошипела Юнона, однако я продолжала стоять, бездумно смотря ему вслед.
    Выругавшись, подруга сорвала с моего плеча потрепанный рюкзачок и потащила меня в его сторону, приговаривая:
    - Свалилась на мою голову, дура несчастная!..
    На ватных ногах я плелась за ней, чувствуя приливающую к лицу кровь. Он сидел за компьютером, его стол располагался за большой колонной. Отовавшись от монитора, он с интересом посмотрел на нас поверх очков, спустив их на кончик носа.
    - Гутен таг, - буркнула Юнона. - Давайте выйдем во двор? Я хотела бы вас сфотографировать, если вы не против. В помещении слишком темно.
    - Да, конечно, - кивнул он, и, поднявшись, направился к выходу. Юнона легонько пнула меня по лодыжке, и я, опомнившись, ринулась за ним.
    Мы подошли к наружной стене, и до сих пор у меня в мозгу мельтешит эта красно-черная расцветка фасада, на фоне которой мы стояли в тот пригожий октябрьский денек. Я встала возле него, невзначай коснувшись плечом его локтя, а он (я то и дело прокручивала в голове сей незабываемый эпизод) придвинулся ближе и приобнял меня за плечи. Как утопающий за соломинку я в ответ вцепилась в его талию, отчаянно сжимая зубы и стараясь не выдать своих чувств. Он был на две головы выше меня, и, помню, чтобы лучше видеть его лицо, я, подобно балерине, стояла на носочках.
    Объятия. Наше первое - и последнее. Я замерла, наслаждаясь бесценным моментом, невидящим взглядом уставившись в черную бездну глазка фотокамеры Юноны. Сделав снимок, подруга молча удалилась, и мой рюкзачок воинственно раскачивался на сгибе ее худощавого локтя.
    - Как вас зовут? - спосил, скорее всего, из вежливости он. Отводя глаза и заикаясь, я назвала свое имя, а после протянула ему блокнотик. Он расписался, старательно завинтил колпачок ручки подал мне. Я схватила свои сокровища в охапку, прижала к себе, мямля что-то невразумительное, вытащила из кармана футлярчик и вложила в его ладонь. Он открыл его, оглядел презент, затем перевел глаза на меня и сдержанно поблагодарил. Я, уставившись себе под ноги, кивнула. Едва заметно вздохнув, он сказал, что ему пора. Замешкавшись на мгновение, я пискнула «до встречи» и со всех ног побежала в сторону лестницы, не забывая поминутно оглядываться, чтобы наблюдать, как его широкая спина скрывается за стеклянными створками.
    Всю дорогу до дома я скакала как стрекоза, смеялвсь без видимой причины, практически довела сопровождающую меня Юнону до истерики своим несносным поведением. В метро я глупо улыбалась, не обращая внимание на шиканье подруги, чуть не прехала свою станцию, а дома, вместо того, чтобы заняться привычными делами, смотрела на распечатанную фотографию, гладила его изображение указательным пальцем и заснула далеко за полночь.
    Любовь во мне, переливаясь через край, залила все вокруг своим нестерпимо алым цветом. Ее сияние обрамляло его лицо, и я постоянно тянулась к этому образу, но чем ближе к нему в своих мечтах я оказывалась, тем сильнее обжигала меня my stupid love.
    Нашу вторую встречу опять организовывала Юнона. Он снова прошел мимо, а я, вбив себе вголову, что отниму его драгоценное время, забилась в самый угол и наблюдала за своим ненаглядным оттуда. Подруга, пылая праведным гневом, извлекла меня из моего убежища, поставила в самый центр холла и наказала не двигаться с места. И вот, она подходит к нему, что-то говорит, указывает подбородком в мою сторону, и я, не смея поднять взгляд, вижу идущие ко мне ноги. Он мягко пожимает мне руку, закуривает сигарету, делает шаг в сторону напольной урны. Я, как привязанная, следую за ним. Мне тяжело смотреть на него, и вместре с тем я мне так хорошо быть рядом, чувствовать его присутствие.
    Когда он, затушив окурок, резко повернул свое лицо, я не успела опустить глаза. Сказать, что я была ослеплена - значит, не сказать ровным счетом ничего. Я смотрела в его золотистые очи и теряла счет времени, перестав чувствовать собственное тело. Мне казалось странным, что я не упала на пол в изнемождении, а продолжала стоять, облокотившись о спинку дивана и даже умудрялась что-то бормотать в ответ на его реплики.
    Разговаривали мы недолго, я уже не припомню, о чем именно. Я только слушала музыку его голоса, не особо вникая в смысл сказанных слов, четко понимая, что сейчас, в этот самый миг, пока мы вместе, пока он с ласковой улыбкой посматривает на меня, - я живу. То, что было до этого, и все, что будет после - не в счет.