Прораб

                Прораб.
Этой ночью бабе Зине не спалось. Крутилась с боку на бок, ворочалась, да тут еще этот кот надоедливый в ногах пристроился. Мыши всю хату вверх дном перевернули, а он мурчит себе как вертолет, и за всю ночь, козел ленивый, не проснулся. Но не это беспокоило до бессонницы бабулю. На дворе конец апреля, уж снег с полей почитай, весь слизало- пруд- то через край, того гляди плотину смоет, и ракитки не помогают. Плакала тогда и наша автолавка, да и на ту сторону не пройти, обходи потом лишний километр, в её- то восемьдесят два. В деревне  домов- на обеих руках пальцев больше, мужиков и того  меньше, а какие есть- то пьянь, то руки не оттуда, да одряхлели и обезумели от самогона. Есть пара молодых братьев, один изо дня в день на работе, а другого кнутом не заставишь работать. Детей нарожал, кабан породистый, а в доме из работников только жена. До плотины ли ему. Таким хоть дом подмой и в овраг сволоки- с печи не слезет.До рассвета рассуждала баба Зина, и придумала- нечего сидеть сложа руки. Дело- то, оно с места не сдвинется от рассуждений, надо- ть и самой пошевелиться, да похмельных хорьков расторокать. А чем- придумать можно. Пусть только старую не послушаются.  Чуть забрезжил рассвет, баба уже была на ногах. Столкнула кота, заправила постель- шмыганула в сарай за дровами. Затопила,  побыстрей, подсыпала угольку и прямо не евши, накинула фуфаечку и в дверь. Надо ж успеть, покуда все по своим делам не разбежались. Через полчаса уже не соберешь.
Со штыковой лопатой в руках накидывала веревочку на калитку, а краем глаза косила на пруд: «Еще больше поднялась вода- то, уж небось сверху, через дорогу перекатила. Это ж надо, и откуда прет, как из- под земли. Ну, погоди, дам я тебе укорот, мне б в помощь хучь двоих- троих, только чтоб на ногах  стояли…»
К первой зашла к соседке Емельянихе. По годам- то она ровесница бабе Зине, до войны в школу в один класс ходили, но по здоровью соседка никакая, ноги как ступы, потому она и от двора ни ногой. Но посоветоваться с ней завсегда можно, старуха толковая.
-Здорово, Нюрк! Иду, вот, плотину делать- баба Зина торопливо перешагнула порог хаты. Соседка сидела возле окна довязывала носок. Отложила вязанье, склонила голову и из под очков внимательно глянула на вошедшую подругу.
-И как ты ее собираешься делать, скажи на милость.
-Как- как, народ соберу, и вместе.
Тут Емельяниха вовсе нахмурилась, даже очки сняла.
-Так, давай думать вместе. Перво, зайди к Малютке, с вечера, кажись,  был терезвый, не откажет, магарыч пообещай. Я- то, вот, негожая. Потом загляни к Славке, если не на смене- пойдет. И к братку его, Левочке, хоть его и арканом не вытащишь, но зайди обязательно. За отказ бери полсотни, вот так!
Баба Зина ухмыльнулась:
-Эт ты хватанула, полсотни. Десятку- еще куды ни шло. Откуда у его бабенки  такие- то деньжищи!
-Ладно, десятку.- согласилась соседка. Добавила- К Парахе не забудь; энта от своего самогона тоже шага не ступит, но хоть пошуми, пристыди. Пригрози и мужикам бутылку стребуй. Тварь негожая, последних поспоила.- Вздохнула; и опять принялась вязать носок.- Мороки много. Оттуда зайдешь, расскажешь.
Через сотню метров- хатенка бабки Колдыбаихи. Калитка нараспашку- либо куда умотала, старая. Поболе девяносто, а на ногу спорая, не посидит. Баба Зина вздохнула, постояла. «Умотала, и к лучшему. Лишь бы сынка- Малютку за собой не уволокла.»
Вошла в открытые сенцы, постучала.
-Зайди, кто там?- ответил голос Колдыбаихи, знать бабка на месте, уже вернулась.
Баба Зина вошла в избушку. И сразу, без рассусоливаний:
-Баб, зравствуешь. Я по делу. Где твой сынок, надо плотину делать.
Старуха нахмурилась:
- А делать- то одному? Не, малый хворает.
-Знаю его хворь. Иди, подымай. Сделаем- похмелю, и лишнего не налью. Что останется- тебе на сохранение отдам, не страдай. Да и небось, не одному, я то на что?
Колдыбаиха поднялась и пошла в горницу.
«Надо, ведь, поднялась и не крякнула. Вот молодуха. Тут пока раскачаешься, сто потов сойдет. А ей- подымись ее покойник Терешка, разверни гармонь, она б и счас через ножку пошла в круг, да частушку стачала.- Баба Зина огляделась.-Не бабка, а золото, по углам – ни паутинки,  рушнички все кипельные, отутюжены, как у невесты, да и сама размытая, хоть под святые сажай.»
За стеной послышалось:
-Сыночек, Малюточка, слышишь? Подыми головку, миленок, к тебе, вон бабка пришла.
Долго кряхтело, сопело, и наконец, нехотя отозвалось:
-Какая бабка?
-Да соседка, Бабка Зина чегой- то просит.
Тут у бабы Зины сорвало верхняк:
-Какого- ты черта с ним валандаешься, ну- ка- баба Зина шагнула в горенку, отодвинула Колдыбаиху и смаху сорвала с Малютки одеяло.
Малютка вскочил, как ошпаренный, и стоя в одних трусах, с испугом пялил одутловатые шели глаз на соседку.
-Иду- иду, баб Зин, а куда итить- то?
-На кудыкину гору, плотину размыло, будем делать. Поживей. Потом похмелю.- Баба Зина швырнула Малютке штаны.
Колдыбаиха стояла в сторонке не вмешиваясь, только тихо кропоталась:
-Малому и поспать не дали.
Баба Зина была настроена категорично.
-Хватит, пенсию проспит, скоро на семой десяток, а ты все на оборочке его водишь.
Дело шло на лад- один работник был. Но у Славки кобель к дому не пустил- значит на смене. Левочка же вышел из поодаль стоящей хибарки, почесал на пороге пузо, молча выслушал бабкино наставление. Потом вернулся в дом, так же молча подал мятую десятку, и опять же, молча, скрылся обратно за дверью сенец.
-Во гусь! А ты говоришь!- баба Зина негодовала.
-А что ж я, один?- Заглядывал в ее сердитые глаза Малютка.
-Цыц, я с тобой.
Подходя к следующему дому, густо запахло самогонной закваской. Малютка прибавил шаг и первый взялся за калитку. Баба Зина его придержала за рукав телогрейки и для острастки всадила лопату в оттаявшую землю.
-Ты не шибко, а то я тебе промеж рог поднесу!
Только застучали их ноги на дощатом пороге, а уж из хаты послышалось:
-Кого- то там несет нелегкая?
Баба Зина вошла в темные сени, держа за рукав Малютку, остановилась, и приободренным голосом звонко отчеканила:
-Милиция, по самогону.
В хатке засуетилось, послышался звон посуды, но через секунду откуда-то включился в сенцах свет, и дверь в избу легонько приоткрылась. Высунулось красное, как бурак, лицо Парахи.  Затем оно ухмыльнулось и заговорило:
-Какая там, на хрен милиция,  клиента, что ли с утречка ведешь, баб?
-Я тебе счас дам клиента. Сбирайся, пошли плотину делать.
-Ты что, баб Зин, когда я там, с вами буду колупаться? У меня, вон, две фляги с закваской на подходе, я за энто время знаешь, скоко потеряю? Тут с утра до ночи очередь. Приснилась мне твоя плотина!
Тут уж разгоряченная, словно Буденый на коне, баба Зина пришпорила себя по коленкам, выкатила на середину комнатки и пошла сыпать, помогая себе, для лучшей убедительности, обеими руками. Благо, ориентироваться было просто- слева под кроватью фляги с закваской, справа, у печи- самогонный аппарат на всех парах, в углу, за занавеской, готовая к сбыту похмельному потребителю, затаренная в бэушные полторашки, сивушная продукция..
-Ах ты, анчихрист кудлатая, я тебе покажу и фляги, и выручку, стерва такая. Сама наскрозь сивухой провоняла и всех мужиков на погост спровадила. Счас звякну куда надо, будешь знать!
-Во, расшумелась. Лучше вот, на табуреточку присядьте, уж и пошутить нельзя.- Сразу помягчела в голосе Параха.- Ну, я бы с вами пошла, но, приболела. И все- таки, я  вам помогу. Вижу, вон, человеку тоже поплошало, правда, Малюточка?- Параха присела рядом на табуретку пышным задом и заерзала.- А бабушка скорее- звякну! Звякни- и лечится нечем будет, правда. Сереж?
Малюточка завертел головой.
- Тебе, тебе говорю- Параха ласково склонила голову на бочок.
-Ты мне тут не наводи тень на плетень, да по тарелке не размазывай, эт мне возиться с тобой некогда, а то бы я тебя полечила- надолго бы лыбиться перестала- и баба Зина решительно оттопырила карман.- Гони свою долю. Шевелись, да побыстрей.
Параха догадливо вскочила, вытащила из- за занавески еще теплую бутылку, обтерла об подол и услужливо засунула ей в карман.
-Не продукт, а слеза- все хорохорилась Параха.
-Тут ты права- бабьи слезы.- Баба Зина шагнула к порогу, и напоследок обернулась и пригрозила- ух, доберусь я до тебя, попомни.- И затем к  Малюте- пошли, расселся!
Последние два дома оказались не в счет- в первом престарелая Марфута с копеечной пенсией кашляла, аж на улице было слышно и занавески в окне шевелились- и заходить нечего. Крайний- не жилой, забит, в бурьяне чуть торчит крыша. Проходя мимо, баба Зина строго глянула на Малюточку:
-Не дрейфь, вдвоем справимся.
Малюточка только со вздохом покосился на карман с подарком Парахи.
Подходя, еще издали услышали шум воды на плотине. Точно- вода шла верхом, коверкала колеи, уносила их мутной грязью вниз, в кусты и грозила наделать много неприятностей, как распоясавшийся хулиган.
-Иш ты, трубу забило- сходу определила баба Зина и решительно направилась к мутному потоку. Малюточка подергал ее за полу:
-Ты, баб, это… , как её…, не урони…
-Стой тут- баба обернулась и приказала Малюточке. Опираясь на черенок лопаты, баба перешла поток воды, стала сверху на переливную трубу и начала работать у ее жерла плоскостью лопаты. На какие- то мгновения к ее старушечьей душе прилил молодецкий азарт- хилые ноги то отчего- то окрепли, дряблые руки, вроде как, налились силой и показалось, что ей, сейчас не восемьдесят с гаком, а всего тридцать пять. Малюточка в удивлении весь напрягся и, раскрыв рот,  глядел на нее, как завороженный. Баба Зина, как заправский, опытный прораб, покосилась и ухмыльнулась: «Гляди, гляди, счас будет твоя очередь.»
Непростая работа бабы не прошла даром- с другого отверстия трубы повалили какие- то ошметки, тряпки, солома, ветки и, наконец, хлынула вода. Баба, сразу заметно уставшая, аккуратно ступая по размытому участку, вернулась к Малюточке.
-Пока чуть спадет вода, носи от крайнего дома, со старого фундамента, камни, покрупнее, да побольше.- Баба Зина воткнулась нахмуренным взглядом в растерянные глаза Малюточки- ну, что уставился- пошел!
Малюточка покорно засеменил к  кустам с фундаментом. Через какое- то время у плотины  выросла заметная кучка известняка. Бедняга Малюточка краснел, даже багровел, обливался потом, но работал, пока баба его не остановила:
-Хватит. Теперь бери лопату.
Попытку Малюточки возразить:
-Так, это…, отдохнуть бы…
Баба тут же пресекла:
-Копай, а то опять забьёт трубу.
Грязь налипала, лопата не лезла, но Малюточка прыгал на ней и глина поддавалась.
-Хватит, бери камень.
-Я, это, уморился- Малюточка чуть пошатываясь, побрел к кучке.
-У тебя, хмыря, здоровья на десятерых. Носи сюда- Баба была непререкаема, как царь Петр при строительстве северной столицы. И Малюточка носил.
-Клади сюда камень, да не этот, так, разверни, хорошо. Теперь бери вон тот, большой…
-…так он, это…- бурчал Малюточка.
-Бери, кому говорю!
Через час- полтора усердной работы бабы Зининой «бригады» плотина была восстановлена в лучшем виде. Малюточка, уставший, но посвежевший, последний раз вытер лоб:
-Сдается мне, баб, мужик твой, дядя Кузя, умер не от пьянки, эт ты его, либо работой угробила? Как меня теперь.
Баба Зина за нынешний день, пожалуй, первый раз улыбнулась:
-Ах Малютка, Малютка, ты- то, вон, от работы аж помолодел, и хмель вся вылетела- похмеляться не надо. А мой покойник такой озорник был, без бутылки у своих коров не соглашался почистить. Раз, басурман, просил выпить. Сказала- нет. А он мне: «Счас огород выпашу!» А время было- июнь, картохи по пояс. А он- то знал, пьяные его глаза, что от него самогон в огороде прячу. Пришлось дать.
Шли от плотины по селу, мирно беседовали баба Зина с Малюточкой. Усталые, но одухотворенные. За спиной на плотине журчала вода, но теперь они знали- вреда она не принесет. По пути баба Зина, как обещала, зашла к Емельянихе, рассказать, как поработали, а потом зашла к Колдыбаихе, отдала ей полторашку и собранные десятки. Только впервые за несколько последних месяцев Малюточка в этот день не прикоснулся к самогонке. Как пришел, так, прямо не евши и свалился в постель. А Колдыбаиха стояла над ним, храпевшим и причитала:
-Деточка, Малюточка, уморился- то как. Ухондокала тебя, старая карга!
17. 07. 2012 г.