Госэкзамен

Хоттабыч сдавал историю. Вообще-то его звали Хасан, но среди товарищей по группе это имя не прижилось. Ну, разве только у некоторых очень консервативных девочек.
— В тысяча девятьсот… семнадцатом году… в Петрограде… Всероссийская… Коммунистическая… Партия… большевиков, — рожал он минут пять, ерзал на стуле.
Дальше ничего не помнил. Слова из учебника, вымученные в ночной зубрежке, выскочили из головы, словно клепки из плохо скроенного фюзеляжа. У себя на родине он был смотрителем тюрьмы. Голова у него в принципе не была приспособлена к слишком высоким материями. Но без них, вернее без соответствующих оценок, путь к высшему образованию был закрыт, а без диплома улетучивались и надежды на более приличное место под солнцем.

— А можно я своими словами? — выдавил он, наконец, будто до этого его языком водили марсиане.
Завкафедрой новейшей истории, профессор Кац, смотрел в окно. Зацветали акации. Думалось о хорошем. Весна… Весна!
—Можно? — вывел его из благостных размышлений Хоттабыч.
Экзаменатор, знавший этого придурковатого субъекта уже с год по преподавательской практике на истфаке, махнул рукой. Мол, вали.
—В общем, эта, — продолжил Хоттабыч. — Большевики… матросы…
Он испускал в пространство аудитории струйки знаковых слов, но пока не мог связать их по смыслу.
— Ну, дальше, дальше, — кивал  Кац. — Все правильно.
И Хоттабыча осенило.
— А, — вдруг хлопнул он себя по лбу. — «Аврора»! Она там у них…
— Ну?
Поддержка свыше окрылила студента. Он радостно выпалил:
— Зимний!
И снова смолк,  поставленный в тупик чередой смутных событий,  всколыхнувших когда-то историю.
—А-а… Эта… М-м-м… А своими словами? Можно? —  залепетал он беспомощно.
И смолк, не найдя никакой точки опоры
.
Из-под стола экзаменатора послышалось нетерпеливое притопывание башмака.
—Итак? — спросил строго профессор.
—Революция! Ленин! — отчаянно выпалил Хоттабыч. —  Он был рабочим… У него была еще кепка… Как у Лужкова!
— Если бы только это, —  грустно вымолвил Кац. — А пчёл он не разводил?
— Он декреты писал! — вспомнил Хасан. — Заводы рабочим хотел отдать.
— Отдал?
Хоттабыч стушевался. Не понял иронии. Но всё же почувствовал под ногами очередной капкан, поэтому сел на своего любимого ишака:
— А можно я своими словами?
Экзаменатор вздохнул.
— У вас  в билете какой вопрос? — спросил он.
— Строительство Днепрогэсса.

Кац ткнул авторучкой в экзаменационную ведомость. Он уже давно знал, что поставит. Тянул только из деликатности. Всё же не русский. С умом не в ладах.  К тому же сегодня вечером они с женой собирались в ресторан. У той день рождения. Не хотелось настроение портить праздничное.

Скрепя сердце экзаменатор, наконец, вывел «уд», расписался и захлопнул зачетку. Его подташнивало. Так происходило всегда от встреч с тупицами и неучами. Первым порывом было выбросить  зачётку к выходу. Но он сдержался и просто щелчком пальцев подтолкнул её к студенту.
— Вон отсюда, — бросил брезгливо.

В коридоре счастливчика обступили однополчане:
— Ну, как ты, Хасан? Будет диплом?
— Слава аллаху!
Так что высшее образование — это вам не игра в дурака. Иногда даже проще.