Ненаписанный солдатский дневник

***16.11.1941 года***

Здравствуй дорогой дневник. Меня зовут Федор и мне 41 год.

Я родился в Алтайскому крае. Жил в небольшой деревеньке.

Женат. Есть дети.

Началась война и я был призван в Армию. Жена осталась дома с детьми. Она беременна младшеньким. Почему-то я уверен, что это мальчик. Попросил ее назвать его Колькой. Шансов, что вернусь к его рождению, нет.

Сейчас я красноармеец Стрелковой дивизии Красной Армии.

Дивизия Сибирская. На начало октября 1941 года дивизия была укомплектована меньше чем на половину, но боевая подготовка, по ускоренной программе, уже началась. На данный момент дивизия по-прежнему не укомплектована, идет доукомплектование, но нас эшелонами уже перебросили на фронт. Будем защищать горд Ленина – Ленинград.

Вот такая ситуация. Формирование дивизии – на ходу. Боевая подготовка и боевое слаживание – на ходу.

Сначала ехали по железной дороге, эшелонами.

Прямо в эшелоне проводились занятия по боевой подготовке, по восемь часов в день. Поэтому ехали весело.

Проехали Тюмень, Свердловск, Пермь и Вологду. Никогда не был в этих городах. Разглядеть их не получилось.

В пути плохо кормили даже когда были продукты питания. Просто иногда даже не было возможности сварить кашу. Не хватало топлива. По той же причине в вагонах было холодно, а по ночам практически отсутствовало освещение.

Потом была выгрузка. Сейчас уже третий день совершаем пеший марш. Идем по ночам. Как рассветает прекращаем движение.

Холодно. Деревень на пути движения практически нет. Спать приходится под открытым небом. Питание слабое. И даже при этом с нами продолжают проводить боевую подготовку. По четыре часа в день.

И так уже три дня.

Тяжело, но нужно держаться. Несколько человек умерло. Может быть замерзли, а может и заболели. Мы все болеем. Кашляем как прокаженные. И как назло, чем ближе к линии фронта, тем деревень еще меньше.

Командиры отделений бегают, лютуют. Несколько человек не выдержали марша и застрелились. Значит нечего им было делать на фронте. Еще не дошли, а они слабину дали. Я себе такого не позволю. Я не дезертир.

Много солдат обморозили или натерли ноги. Неудивительно. Сапоги тесные и очень низкого качества. В таких только на дойке коровам хвосты крутить. Ничего! Я все выдержу. Ведь меня ждут дома.

Начал писать письмо жене. Только, что писать не знаю. Да и когда смогу отправить неизвестно. Бумагу прячу от других солдат, а то быстро изведут на курево.

Вот и все. Поднимают. Опять марш по этим лесам и болотам. И нет им ни конца ни края.


***28.01.1942***

Нашел время написать несколько строк.

Сижу в небольшом окопчики, который считается полевой заставой. Здесь есть землянка и площадки для пулемета. Все отрыто нами. Нашими руками.

Пеший марш продолжался восемь дней. За это время мы прошли триста километров. К счастью, я выдержал, хотя были моменты, когда думал, что вот лягу на снег и будь, что будет. Только желание вернуться домой, к жене и детям держит меня. Ради них я преодолею все.

С первого декабря начались занятия по боевой подготовке. Мы несем службу и одновременно готовимся. В основном теория и тактика без боевой стрельбы. На позициях не постреляешь, а отводить в тыл смысла нет. Боеприпасов, что кот наплакал.

Моя позиция находится на восточном побережье Онежского озера.

Прямо на позиции подносят недостающее вооружение и снаряжение, но по-прежнему не все бойцы обеспечены всем необходимым, то что положено иметь солдату.

Не знаю как у противника, но у нас здесь нет сплошной линии обороны. Здесь организованы полевые заставы. На одной из таких я и нахожусь. В случае чего, мы должны будем поддерживать друг друга огнем. Только мне кажется, что для этого расстояния между заставами слишком большое.

Мы ходим в караулы. Патрулируем линию побережья. Выискиваем следы передвижения лыжников противника.

Прошли мы и первое крещение кровью.

Днем, группа самолетов обстреляла из пулеметов наш дозор. Один боец был ранен. Его лицо сразу побелело. Первый раз на моих глазах ранили человека.

Через несколько дней произошла беда.

Вечером, мы обнаружили лыжные следы. Пошли по ним. Первым шел командир отделения. Он подорвался на мине, которая была заложена в лыжню. Было много крови, но санитар сказал, что ранение не серьезное. Быстро оправится. Было страшно идти дальше, но все же мы пошли. Только результатов никаких. Враг словно растворился.

А вчера был такой случай, прибежала женщина из местной деревни. Она сообщила, что видела вражеских солдат. Человек десять. Все в белых маскировочных халатах. Передвигались на лыжах.

Вот наше отделение и послали их искать. У каждого всего по пять патронов на винтовку. Страшное войско.

Мы искали их по следам. Только по их лыжне уже не шли.

Увидели и попытались открыть огонь, только ни одна винтовка не выстрелила. Хорошо, что враг этого не понял. Открыл огонь ранил нескольких бойцов и просто убег. А мог расправиться со всеми.

Наши винтовки потом осматривали. Причину отказа признали густую смазку, которая на морозе не дала сработать оружию.

Противник разделился на две группы и ушел. Одна просочилась между полевыми заставами незаметно. Вторую смогли заметить, только опять ничего не смогли сделать. Оружие подвело.

Командира роты отдали под трибунал. Всю вину, за отказ оружия и плохую организацию действий по уничтожению противника возложили на него. Только ведь смазку мы используем ту которую выдали. И другой нет. Патронов нет. Фронт держим большой и как я уже указывал ранее, расстояние между полевыми заставами слишком большое. Наверное, наверху видней.

Вот так проходит моя служба.

Письмо так и не дописал. И как отправить пока не знаю.

Кормят одними кашами. Ни овощей, ни мяса ни дают. Хлеба очень мало, но это ни чего. В Ленинграде тяжелей.

Как там жена и дети? Как там мой младшенький?

Домой хочется...


***

Вот и нашел время написать еще несколько строк. Теперь у меня много времени. Вечность!

Дни с января до апреля были сплошной рутиной. Несли службу. Занимались боевой подготовкой. И так каждый день.

Часть занятий проводилось в ночное время, поэтому были заняты все двадцать четыре часа в сутки.

Стреляли, на мой взгляд мало, так как боеприпасов было недостаточно.

Зато активно изучали лыжное дело. Учились воевать и в прямом смысле выживать в условиях лесисто-болотистой местности. Тут и практика под рукой, можно было проверить правильность теории.

Несмотря на то, что мы здесь уже не один месяц, личный состав Дивизии, от рядового состава до командиров полка включительно, не имеют должного боевого опыта. Командиры, а большинство из них окончили ускоренные командирские курсы, не имеют практики руководства вверенными подразделениями вообще и в боевой обстановке тем более.

Я ничем не отличаюсь от других солдат.

Командование дивизии предпринимала меры для обучения личного состава, но как можно обучить людей в двигающемся поезде; при совершении тяжелого пешего марша; обучать в условиях зимы, когда дивизия удерживает большую линию фронта. При условии острой нехватки боеприпасов, особенно артиллерийских. Не хватает всего. Ни времени, ни боеприпасов, ни еды, ни обмундирования.

С конца марта мы были на марше.

«03» апреля 1942 года сменили на позициях другую Стрелковую Дивизию.

Заняли оборону.

Изучали передний край противника.

Как назло, оборона противника была расположена на господствующих высотах. Не очень выгодная позиция для наступления, а что делать.

И «11» апреля 1942 года мы пошли…

Задача дня: уничтожить опорный пункт противника. Захватить ДЗОТ. Сверхзадача - улучшить позиции Стрелковой дивизия для последующих наступательных операций направленных на прорыв блокады Ленинграда.

У нас превосходство над противником в живой силе.

Да! Мы еще живы!

Превосходства в артиллерии нет. Боекомплект ограниченный. Полных данных об обороне противника нет. И все же мы идем!

Мы пошли! И никто нам «Наганом» в затылок не тыкал. Простой приказ: «Вперед!»

А такой уж ли он и простой?

Из-за недостаточного боезапаса, артиллерийские орудия и минометы нашей Дивизии смогли подавить лишь не большую часть выявленных огневых точек. Артиллерийские и минометные подразделения не могли оперативно и качественно подавлять ожившие и только вскрывшиеся огневые точки. Это позволило противнику «плясать» своим смертоносным огнем на наших истекающих кровью батальонах.

Противник подпускал нас поближе и начинал расстреливать из пулеметов, укрытых в замаскированных ДЗОТАХ /долговременных закрытых огневых точках/.

Мы несли большие потери. И часть нашей живой силы становилась неживой. Солдаты делались такими же холодными, как и апрельский рыхлый снег, на который они падали.

В какой-то момент мы наткнулись на минное поле, о котором нам ни чего перед атакой не говорили. Вероятно, оно даже не было заранее выявлено и соответственно в нем не были проделаны проходы.

Как его обнаружили?

Те, кто шел впереди меня, самые смелые, самые лучшие ребята нашего батальона, стали подрываться на этих чертовых минах.

Представьте себе, впереди минное поле. Вы под огнем вражеских стрелков, пулеметов, минометов и орудий, а надо идти вперед.

Надо идти вперед…

Так мы барахтались, ползали поэтому рыхлом снегу весь день.

Вечером получили приказ закрепится на достигнутом рубеже.

А чего мы достигли?

Мы прошли несколько сот метров. И все…

Приказали быть готовым к отражению контратаки противника, вести наблюдение и разведку; готовится к захвату ДЗОТОВ.

Как можно укрывшись за кочками быть готовым к отражению контратаки врага?

Как можно лежа на апрельском снегу подготовиться к захвату ДЗОТА?

Безнадега…

Порученцы бегают по ротам. Ищут добровольцев и опытных солдат для организации огнеметных взводов.

Очень своевременное решение… Очень…

Говорят, что будут стрелять термитными шарики из ампулометов по ДЗОТАМ.

Только никто эти ампулометы в глаза не видел и использованию не обучался.

Я и вовсе с техникой плохо дружу, поэтому добровольцем не вызвался.

Побоялся, что не справлюсь. Не оправдаю.

Нет ребята я не трус. Хотя вы даже не представляете как здесь страшно…

Как мне страшно…

Следующий день был таким же как и предыдущий...

Опять попытка идти вперед. Огонь противника. Опять артиллерия не может помочь из-за ограниченного боезапаса. Опять мы залегаем и пытаемся найти хоть какое-то укрытие.

И снова чьи-то глаза смотрят в небо. Кто-то корчится в снегу, а кто-то уже затих.

Приказали копать окопы.

Также приказали выявлять огневые средства противника, только много ли в этом толку. Наши орудия или минометы выпускают не более одного – двух снарядов, либо не стреляют вовсе.

Говорят лимит! А на погибших солдат кто-нибудь установил лимит?

Сейчас есть люди, которые заявляют, что Армию снабжали как следует, а жителей нет. Вроде как вот такой бесчеловечный уклон.

Ну что ж! Спасибо! Не знал!

Не знали мы тут, сидя в окопах, ползая по снегу, что мы досыта ели, сладко пили и отлично обеспечивались за счет населения города!

Не знали!

Вот вас бы сюда, в наш батальон. Рассказали бы нам как нужно снабжать блокированный город. Мы бы послушали.

Поведали бы как мы объедаем жителей Ленинграда. Как мы всем обеспечены за их счет. Было бы очень интересно послушать!

А мы тут под огнем противника, полуголодные, плохо обеспеченные, выполняли свой воинский долг по защите нашей Родины даже не догадывались, что появятся люди, которые будут нас, Солдат, вот так обсуждать!

А у нас нет возможности даже вам в глаза посмотреть!

Мы свой долг перед своей Родиной и перед своим Народом выполнили!

А вы?

Вы перед нами его выполнили?

Несколько дней мы были под смертоносным огнем. План боевого дня не исполнен.

Его выполнение было нам не под силу. Хотя мы сделали все ради этого!

Все!

Сейчас уже находятся те, кто говорят, что термин Блокада Ленинграда придуман после войны. Термин? Нет «ребята», так врать негоже. Все боевые операции и бои местного значения имели одну цель! Очень важную цель – прорвать блокаду Ленинграда! Любой ценой! Любой!

Да! Боевую задачу мы не выполнили, но никто не вправе нас, Солдат, упрекать. Нам не стыдно смотреть Ленинградцам в глаза! Не стыдно!

Да, мы плохо проводили разведку из-за чего зачастую не просто не знали, но и даже не имели никакого представления об обороне противника, огневой системе его обороны. Атаки шли вслепую, что способствовало противнику в открытии внезапного огня и наносить нам большие потери.

Да, мы не умели грамотно применять маскировку.

Да, под огнем вражеских пулеметов, мы скучивались и становились удобной целью для минометов противника. И вы должны нас понять, плохо обученные, не обстрелянные солдаты, вчерашние гражданские люди, старались держаться вместе. Так лучше чувствуешь плечо товарища, более уверен в своих действиях. Не даром говорят: «На миру и смерть красна!» Другое дело, что так мы становились хорошей групповой целью для врага.

Да, мы не умели быстро и самое главное правильно окапываться. Это тоже вело к потерям, которые можно было избежать.

Да, были тяжелые природные условия наступления - густой лес, глубокий рыхлый снег, отсутствие троп и дорог.

Да, мы залегали под огнем противника и у нас не всегда получалось в последующем начать стремительное продвижения, с целью ухода из под артиллерийского и минометного огня противника. И это наше неумение также порождало большие потери.

Да, мы не были настоящими Солдатами!

Да! Да! Пусть так!

Но мы были настоящими Защитниками своей Родины! Мы были настоящими Людьми!

Мы служили и воевали в очень тяжелых условиях. Лесисто-болотистая местность. Неразвитая сеть коммуникаций. Снабжения проходили очень тяжело. Очень часто не хватало продовольствия, амуниции, боеприпасов. Всего! Не хватало всего, что могло только не хватать!

Часто кормили исключительно крупами. Не было овощей, мяса и мясных консервов. Мы месяцами не получали табачного довольствия.

Не хватало патронов, снарядов, мин, амуниции, обмундирования

В достатке была только наша любовь к своей Стране!

К сожалению, я не напишу этот дневник! Я не вернусь к своей семье! Я не обниму жену и не возьму своего Коленьку на руки!

Я погибну!

Я погибну, как и многие мои боевые товарищи, при защите Ленинграда!

Я погибну как настоящий СОЛДАТ!


***

Вместо предисловия...


Когда нашего сына ты на руки возьмешь,
Земля меня примет в объятья.
Когда ласково Коленькой его назовешь,
В темноте буду молча лежать я.

Не услышать как Папой будет звать он меня!
Не поглажу его по головке.
Не смотреть мне в его голубые глаза.
И не петь колыбельные ночью.

Смерть обрекла на разлуку нашу семью.
Не исправить это горе слезами.
Если б не был убит на этой страшной войне,
Никогда бы я Вас не оставил!