Рядом с Кремлём. Фрагмент 5

   
     ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНОГО ДОМА-ДВОРЦА

     Историческая реставрация
     примечательных документов,
     хроники реальных событий
     и портретов главных действующих лиц


     Фрагмент 5. Уличная парадная анфилада

«Голубой зал с круглым плафоном» был второй (после «Зала с гризайлью») парадной гостиной «Дома Талызина». В распоряжении музея этот зал, называемый ещё и просто «Голубым залом», и «Залом с круглым плафоном», появился в 1954 году в результате некоторой «подвижки», которая произошла в предыдущий год: из дома было переселено 20 семейств (на очереди были ещё 184 семьи). Но не все жильцы дома с пониманием относились к необходимости покидать насиженные места. Из «квартиры № 26», занимавшей ровно половину «Зала с круглым плафоном», например, никак не желал выезжать живший там сотрудник Министерства заготовок СССР. Выселить его удалось только в административном порядке в 1954 году.

Только тогда в зал смогли войти реставраторы. Его состояние специалисты признали не столь удручающим, по сравнению с «Первым залом анфилады». Здесь мраморные стены и откосы окон и дверей были всё же в приличном состоянии.

За частичный ремонт и реставрацию взялась реставрационная мастерская архитектора М.И. Красильникова, чьё строительно-архитектурное образование, не будем закрывать на это глаза, выражалось свидетельством «школы десятников». Архнадзор был поручен Н.Д. Виноградову. О том, как тогда протекали работы, говорить приходится с грустью:

«В данном зале Красильников не имел в своём распоряжении специалистов мраморщиков, первоначально привлекал людей, бравшихся за всё и ничего не знавших. Был случай, когда он поставил таких спецов, которые рубанком начали строгать мрамор. Но, в конце концов, он привлёк мраморщиков от метростроя, и дело пошло. Переплёты в окнах, дверные полотнища и паркет были оставлены старые. Ограничились починкой и покраской».

И всё же, сегодня надо признать, что стены зала, покрытые белым искусственным мрамором с голубыми прожилками, делают его одним из лучших в доме. Вогнутые угловые печи, которые слегка выдаются из плоскости стены, тем не менее, составляют с ней единое целое. Эту общность подчёркивают одинаковый цвет и лепные карнизы, которые, плавно скругляя углы зала, усиливают присущее интерьерам классицизма ощущение гармоничности.

Среди других зал выделяется круглым плафоном с живописным панно. По мнению экспертов, он считается самым ранним по времени написания из всех сохранившихся в парадной анфиладе. Сохранению плафона в какой-то мере способствовал навесной фанерный потолок, которым в 1930-х годах плафон закрыли*. Но в то же время навесной потолок скрывал всё, что за ним происходило с плафоном. После снятия потолка картина, открывшаяся взорам реставраторов, была безрадостная. Плафон провис на 14 см, был покрыт грязью и копотью. Как и в других залах, живопись была замазана масляной краской. Были видны протечки с третьего этажа. Краски плафона побледнели, а во многих местах исчезли вовсе.

* До наших дней на стенах третьего зала можно видеть отпечатки от продольных лаг.

За восстановительные работы взялась бригада реставраторов под руководством С.А. Зиновьева. Она состояла из молодых художников: А.Т. Силина, Р.Д. Смоляковой, А.П. Некрасова и М.С. Куткина. Александр Дмитриевич Корин (в 1941 году он проводил реставрацию плафона зрительного зала Большого театра и имел уже подобный опыт) согласился взяться им помогать.

Начать Корин предложил прежде всего с проверки состояния конструкций потолка, и уже потом решать вопрос о реставрации плафона. (Неизвестно, было ли это сделано, но впоследствии конструкции потолка сыграют свою роль в жизни плафона). Его чрезвычайно ценные советы и полезные указания помогли молодым реставраторам справиться: были заделаны трещины, удалена масляная и клеевая краска, сам плафон укрепили кляммерами*. Установленные в 1950-х годах, они были не первой попыткой сохранить живопись плафона. Подобная операция уже проделывалась в 1925 году, когда в этом помещении располагалась Государственная плановая комиссия при Совете труда и обороны СССР, возглавляемая А.Д. Цюрупой. (в 1926 году его сменит Г.М. Кржижановский).

* Кляммеры — приспособления, обычно из стали или алюминия, для крепления, позволяющие снимать конструкцию для проверки.

Госплан, надо полагать, в то время был самой серьёзной организацией, обосновавшейся в доме на Воздвиженке. Не зря тогда про него так и говорилось — «здание Госплана». Впрочем, следуя духу времени, не забывали добавлять, что «построено оно в 1787 году для «господ» Талызиных и является одним из самых больших «барских» домов в Москве, который сохранил внутри старинные лестницы, а местами — плафонную роспись и в неприкосновенности обширный двор и характерные полукруглые ворота с колоннами.

Но Госплан в 1920-е годы был не единственным коллективным жильцом «Дома Талызина». В разных комнатах на разных этажах пребывали Управление делами, Секретариат ЦК ВКП(б), юридическое бюро Наркомюста, издательство «Плановое хозяйство» при Госплане СССР, а также Конъюнктурный совет, на который возлагалось составление ежемесячного квартального и годичного обзоров конъюнктуры народного хозяйства СССР, председателем которого был Ивар Тенисович Смилга*, до того занимавший должность заместителя председателя Госплана СССР. После того, как в 1930 году Госплан получил в своё распоряжение здание на Карунинской (бывшая и ныне Биржевая) площади в Китай-городе между Ильинкой, Старопанским и Богоявленским переулками, здание на Воздвиженке занял Народный комиссариат юстиции РСФСР.

* Современному читателю, можно предположить, мало что говорит это имя, а потому несколько слов о личности, чей след в истории оказался не самым светлым. Некогда активный большевик, Смилга больше известен тем, что в ноябре 1917 года по его личному приказу вёлся артиллерийский огонь по Кремлю; в мае 1919-го он стал начальником Политуправления Реввоенсовета РСФСР; позже лично руководил подавлением крестьянских восстаний, в частности, Вёшенского восстания на Дону, где им отдавались приказы о сожжении казачьих станиц вместе с жителями; лично судил командира конного корпуса Б.М. Думенко и вынес ему смертный приговор; с 1920 года был переведён на хозяйственную работу, но нигде долго не задерживался по причине полной некомпетентности в экономических вопросах.


…Но вернёмся к плафонной росписи «Голубого зала». Как свидетельствует Н.Д. Виноградов, «эти работы проводил художник-реставратор Дмитрий Фёдорович Богословский, который в своё время укреплял холст разрезанной картины И.Е. Репина «Иван Грозный убивает своего сына», что находится в Третьяковской галерее, и что он сделал превосходно. За что его весьма благодарил Репин, восстанавливая живопись».

1 марта 1955 года работы по восстановлению росписи уникального плафона были завершены. По кругу, центр которого был выполнен гризайлью в голубых тонах, летел хоровод нимф и грифонов. Переливались нежные, тёплые краски воздушных платьев девушек и на змеиных хвостах грифонов. Теплоту живописных фигур подчёркивал холодный голубой цвет центра композиции и стен зала.

Проходя по зданию, можно заметить, что змеехвостые грифоны с львиными головами присутствуют почти на всех плафонах «Дома Талызина». Они скрыты в гризайли «Зала с колоннами», их видно на сохранившихся фотографиях плафона «Белого зала». И в круглом плафоне «Голубого зала» фантастические существа с туловищем льва и длинным змеиных хвостом, закрученным в спираль, занимают одно из главных мест композиции. В мифологии грифоны, во-первых, символизируют львиную отвагу, силу и змеиный ум.

Во-вторых, считается, что змеи, драконы, грифы — стражи богатств — охраняя сокровища, стерегут тем самым пути к бессмертию, ибо золото, алмазы и жемчуг являются символами, воплощающими в себе сакральное начало и дарующими силу, жизнь и всеведение.

Кстати, подобные грифоны встречаются на плафонах «Дома Лопухиных-Станицкой» на Пречистенке (сейчас Литературный музей Л.Н. Толстого) и Английского клуба на Тверской (сейчас Музей современной истории России).

Вестибюль и парадная лестница стали одной из первоочередных забот, как только музей получил все комнаты по уличному фасаду. Оно и  понятно: узкая, грязная лестница в западном крыле дома, загромождённая вещами, и захламлённый коридор, в котором жильцы готовили на примусах еду, никак не соответствовали статусу Музея русской архитектуры.

Первоначально, в 1946 году, вестибюль планировали сделать в центре «Большого дома». Но невозможность скорого расселения жильцов предопределила решение восстановить вестибюль и парадную лестницу, построенную в доме при Устиновых в 1810-х годах. И тогда по проекту архитектора Е.Т. Соколова западный (или правый) флигель присоединили к главному дому, и пространство уличного торца заняла широкая парадная лестница.

Сам флигель усадьбы в ту пору включал в себя старинные палаты, построенные ещё в XVII веке. На плане «Нового Аптекарского двора» они обозначены как «Пивоварня» и «Поварня». На чертеже из Альбома партикулярных строений 1801 года это уже флигель с большими светлыми комнатами, в каждой из которых стояла печь. На первом этаже (со стороны конюшен) — большая комната с крыльцом, выходящим в отдельный дворик. Она-то и была соединена со вторым этажом ведущей наверх просторной внутренней лестницей (в отличие от левого флигеля, не имеющего такой лестницы). Возможно, просторные комнаты правого флигеля предназначались для гостей.

На акварели Садовникова (1820—1830-е гг.) на уровне второго этажа там, где располагалась парадная лестница, видно окно. На более поздних фотографиях, сделанных внутри помещения, окна уже нет. Но вся поверхность стен, идущих вдоль лестницы, покрыта живописью с иллюзорными окнами и египетским орнаментом, вошедшим в моду в XIX веке. Плафон над лестницей содержало великолепное панно с изображением Аполлона, летящего на солнечной квадриге.

К сожалению, в 1940-х годах парадная лестница была разобрана. Освободившуюся площадь отделили от вестибюля кирпичной кладкой. И весь объём, получившийся в результате перепланировки, поделили на два этажа, разбив на три уровня — двухуровневый второй этаж стал жилым. Комнатку первого этажа заняла пошивочная мастерская Военторга (с 1946 года именно там расположилась дирекция музея).
Автором проекта (начало 1950-х гг.) новой парадной лестницы и вестибюля был архитектор М.О. Дариц из мастерской Гипрогора. Однако Инспекция по государственной охране памятников архитектуры дало заключение о несоответствии проекта задаче сохранения памятника. Лестницу следовало сделать «по чертежу 1899 г.» и по фотографиям 1908 года:

«Ввиду того, что стены вестибюля дома № 5 по ул. Калинина (памятник архитектуры «Дом Талызина») были (как это было установлено исследованием) отделаны искусственным мрамором тона слоновой кости, инспекция считает необходимым восстановление первоначальной отделки стен при проводимых в настоящее время реставрационных работах».

Идя наперекор Инспекции по охране памятников, дирекция музея и реставрационная мастерская решают отделать стены лестницы и вестибюля по-своему усмотрению. Складывается впечатление, что для музея наступает момент, когда ему уже не важно «воссоздать усадьбу, построенную М. Казаковым». Он принципиально отказывается становиться музеем «Городская усадьба Талызиных». И с этого времени коммунальный дом-муравейник начинает совершенствоваться и преображаться, видя свою перспективу в создании прекрасного музейного пространства, нетрадиционного как по характеру, так и по содержанию. Усадьба, опять подстраиваясь под новые требования своих хозяев, словно в примерочной, как бы снимает с себя и откладывает в сторону одежды и барской усадьбы, и государственного учреждения, она делает выбор в пользу Музея русской архитектуры, То есть берётся демонстрировать не только свои экспонаты, которые размещены в залах, но и обновлённую саму себя.

Знаковый день — 18 октября 1954 года: вход с улицы Калинина (Воздвиженка) был закрыт. Начался ремонт вестибюля. Он доставил массу неудобств жильцам, ведь они лишились сквозного прохода со двора на улицу Калинина. Теперь люди вынуждены были обходить дом через ворота Староваганьковского переулка.

Первое жёсткое решение принято о судьбе кирпичной кладки, появившейся десять лет назад между пространством от снесённой лестницы и вестибюлем. Её постигла участь быть снесённой. При разборке этой стены были найдены белокаменные тумбы, на которых держались перила старой лестницы. Ранее, в ходе предыдущей перепланировки, тумбы сделали частью закладки, или, другими словами, замуровали. Их очистили, и теперь они стоят, как прежде, на парадной лестнице.

Следующее не менее бесповоротное решение — музей отказывается от восстановления иллюзорной живописи и плафона. «От этой росписи ничего не сохранилось, кроме ничтожных пятен», — с горечью констатировал Виноградов. И с его мнением согласились: межэтажные перекрытия безвозвратно разрушили штукатурку и навсегда лишили возможности видеть лестницу во всей красе устиновского богатства. Так же был утерян плафон.

Наконец, решили не восстанавливать покрытие стен искусственным мрамором, соответствующее первой половине XIX века. Вместо этого стены облицевали новым искусственным мрамором. Виноградов вспоминал:

«Во время этих работ в Лужниках ликвидировались мастерские и склады строительства Дворца Советов. Запасы материалов распродавались, и музей приобрёл по дешёвке заготовленные и отполированные плиты искусственного мрамора, которыми и облицевали стены парадной лестницы и вестибюля. Работу проводили мраморщики Метростроя. При этом на внешнюю стену вестибюля мраморных плит не хватило. Метростроевцы заштукатурили её целиком новым мрамором».

Теперь этот мрамор – гордость музейной коллекции, его изюминка. Он является напоминанием о грандиозной стройке одной из самых известных нереализованных довоенных архитектурных идей в истории Москвы 1930-х годов. А ведь на месте взорванного Храма Христа Спасителя к 1939 году уже закончилась кладка фундамента высотной части, главного входа и стороны, обращённой к Волхонке. Однако планы строителей нарушила война, после окончания которой было решено сосредоточиться на восстановлении страны, и реализация проекта была сначала заморожена, а потом и вовсе прекращена. Но даже проект способен поразить воображение и в наши дни.

Сооружение самого большого и самого высокого в мире здания, которое должно было стать символом победившего социализма, символом новой страны и новой Москвы, замышлялось для того, чтобы после победы Мировой революции в его стенах принять в состав Советского Союза… последнюю республику. И тогда весь мир станет одним Союзом Советских Социалистических Республик. Задумана была 300-метровая многоярусная башня, которой предстояло служить постаментом для гигантской 100-метровой статуи Ленина. Фигура гигантского Ленина, чья рука всегда указывает на Солнце, настолько огромна, что в голове у неё хотели разместить зал заседаний (зал, в котором состоится та самая торжественная церемония).

Сегодня посетители музея могут дотронуться рукой до стен несостоявшегося Дворца Советов. При этом под ногами у них будет белокаменный пол конца XVIII века, правда, с добавлением новых плит.

Потолок вестибюля сделали несгораемым. Этого требовали нормы пожарной безопасности. Пришлось укреплять потолок металлическими балками и выкладывать на них бетонные плиты, отчего потолок опустился на 10 сантиметров.
В процессе проводимых работ случались приятные находки. Под многочисленными слоями штукатурки обнаружились следы бывших каменных ступеней, это позволило восстановить лестницу в её первоначальном виде.

По фотографиям 1908 года удалось восстановить ампирную решётку перил (чёрного цвета с золочёными накладками). Одновременно строгая, изящная и лёгкая, она явила прекрасный образец интерьера первой половины XIX века. Лепнину у потолка на парадной лестнице сделали заново по имевшимся образцам. На этом реставрация лестницы закончилась. То, что происходило дальше, уже нельзя назвать реставрацией.
Планировалось люстру на парадной лестнице оборудовать механическим спуском. Но в итоге повесили люстру, которая предназначалась для гостиницы «Москва» (ведь её когда-то спроектировал создатель музея, его первый директор — А.В. Щусев).

Огромный тамбур, существовавший в доме, решено было разобрать. Он не отвечал требованиям музея, и на его месте появилась ещё одна изящная решётка, отделяющая два уровня пола. Появившийся же небольшой тамбур получил две парадные двери, каждая из которых сама по себе служит любопытным экспонатом. Виноградов вспоминал:

«Для тамбура мы по случаю приобрели две парадных двери. Одну, внешнюю, музей по случаю купил у МГУ на Воробьёвых горах, другую, внутреннюю, — у гостиницы «Ленинградская», что около Комсомольской площади».

На складе музея было найдено, после чего украсило вестибюль большое зеркало. Выяснилось, что ранее оно украшало сервант, стоявший в Министерстве иностранных дел. Чтобы увеличить его площадь, зеркало рассекли на квадраты и дополнили новыми фрагментами. Для цоколя под зеркалом использовали тёмный мрамор из образцов мраморов, приготовленных для Дворца Советов. Лепное укрепление сделали силами музея.

Спустя годы можно уже с улыбкой вспоминать, что тогда требовалось и приходилось согласовывать каждую мелочь. Например, лестница из тамбура ранее состояла из двух маршей по 3 ступени на каждом, а новый проект предлагал лестницу из двух маршей по 2 и по 4 ступени. Предложение разбить лестницу на неравномерные подъёмы согласование не прошло. Однако сегодня в музее можно увидеть марши… поделённые на неравные части.

…Наступил день, когда новый отреставрированный вестибюль засверкал новоприобретённым мрамором. Возле лестницы был установлен бюст А.В. Щусева. На пол уложили ковровую дорожку. Вестибюль и парадная лестница стали «увертюрой» всего Музея русской архитектуры. Уже при входе собранные вместе предметы разных эпох как бы подготавливают посетителей к встрече с историей архитектуры, собранной в этих стенах.

Официальное открытие музея последовало вслед за утверждением в 1957 году Госстроем РСФСР «Положения о Государственном музее русской архитектуры им. А.В.  Щусева» (Приказ № 24 от 23 февраля). 7 марта состоялось, как тогда сочли, «открытие» музея в новом качестве, а сегодня сказали бы, прошла «презентация» музея и приуроченной к этому дню экспозиции-выставки.

Экспозиция отражала основные этапы развития русской архитектуры на протяжении девяти веков — с XI до XX в.:
Древнерусская архитектура (XI—XII вв.);
Русская архитектура XVIII—ХХ вв. (до 1917 года);
Советская архитектура в период 1917—30 гг.;
Советская архитектура 1956—58 гг.;
Реставрация памятников архитектуры;
Архитектура крестьянского жилища Верхнего Поволжья (по материалам экспедиции музея 1948—49 гг.);
Творчество А.В. Щусева.

Первоначально выставка была развёрнута в десяти залах: шести залах уличной парадной анфилады и комнатах восточного флигеля, ещё сохранявшего свои антресоли.

1957-й год стал для музея годом перемен: в январе пришёл новый директор, и под приказами и распоряжениями стал появляться уверенный росчерк-вензель «НК» — Николай Кабуковский. «Архитектор, старый большевик», — позже даст более чем лаконичную характеристику руководителю Н.Д. Виноградов.

В том же году, вскоре после официального открытия музея, был упразднён Государственный комитет Совета Министров РСФСР по делам строительства и архитектуры, в ведении которого музей находился. Кому переподчинят музей, решалось в Совете Министров. У дирекции и архитектурной общественности были опасения относительно дальнейшей судьбы музея. В конце концов, музей передали архитектурно-планировочному управлению, которое курировал Н.М. Кузнецов. В тот момент никто и предположить не мог, как новое руководство позже отнесётся к Музею русской архитектуры.

А пока музейная жизнь шла своим чередом. Постоянная экспозиция периодически дополнялась выставками. В 1958—1959 годы залы музея приняли выставки конкурсных работ на создание проектов памятников Ленину, Марксу, Лермонтову, макетов проектов монумента «Создателям первого спутника Земли»*. Порой временные выставки теснили основную экспозицию, но музей стоически переносил трудности, ставшие привычными.

* Сегодня памятник установлен в Москве около наземного вестибюля станции метро «Рижская». Скульптура представляет собой рабочего, обнажённого по пояс, в фартуке, держащего в поднятой вверх руке первый искусственный спутник Земли, как бы направляя его в космос.

Тем временем нескончаемый ремонт продолжался чередом. Медленно, но всё же продвигалось расселение второго этажа по дворовому фасаду. Вот только начать там полноценный ремонт никак не удавалось. Протестующие жильцы первого этажа категорически настаивали перед Моссоветом о полном прекращении работ: их раздражал стук строителей, а ещё у них порой из-за работ наверху сыпалась штукатурка с потолка. Поэтому ремонтные работы носили «характер случайных и разбросанных по этажу».