Рыжие эти глаза. Повесть. Глава 10

В город Новиков приехал под вечер, и едва забросив вещи к родственникам, тут же направился в училище. В деревне ему больше всего не хотелось возвращаться именно сюда, в речное (по понятным причинам), но сразу же попав в объятия друзей и в шумную общежитскую колготню, Сергей понял, что очень соскучился по своим ребятам, даже по “лучшему другу” - Валерке. Весь второй этаж, где жили теперь уже третьекурсники, гудел словно растревоженный улей. Курсанты почти два месяца не виделись друг с другом, и каждому было что рассказать друзьям. Естественно, все приехали не с пустыми баулами, привезли и что выпить, и чем закусить, поэтому почти в каждом кубрике шла откровенная попойка. Начальство не показывалось, ротный было сунулся сюда, но на него так попёрли ребята, что тот посчитал необходимым не подрывать свою репутация и скрылся. В двести десятом кубрике тоже почти все собрались, не приехал только Васюков, достали припасы, выпили за встречу, потом ещё добавили, стало немного хорошеть и захотелось на простор. Горкин направился к своей  подруге Алле, Князев ещё раньше смотался к Липе. Он так всем и сказал:
- Хорош, ребята. Больше не пью, погоню-ка я к Липе, - и ехидно усмехнулся, взглянув на Сергея.
Того аж передёрнуло, он хотел вскочить с койки и наброситься на Валерку, но Сёмкин крепко сдавил локоть другу, удержал на месте.
- Сиди и не рыпайся, - прошипел в ухо.
Друг не послушался и вновь попытался вскочить, но объятья Геннадия ещё крепче придавили того к койке. И когда Валерка спокойно вышел из кубрика, Сёмкин глухо произнёс:
- Твой поезд, Серёжа, ушёл. Так что не рыпайся и забудь эту Липу.
Новиков насупился и вырвался из цепких объятий друга.
- А почему я её должен забывать? Почему? – почти выкрикнул он. – Чем я хуже этого мудака? Чем?
- Ты, может быть, и не хуже его, но, понимаешь, Серёжа… Этих баб никогда не поймёшь. Кто его знает, чего им надо. Ты понял?
- Ничего я не понял. И я этого дела не оставлю. Липа всё равно будет моей!
- Я с тобой спорить не буду, но могу одно сказать точно – ничего у тебя с ней не выйдет. Ничего! Твой поезд ушёл.
- А если это у меня любовь?
Сёмкин в ответ только громко рассмеялся.
- Любовь? Не смеши меня. Да ты и любить-то не способен.
- Это почему же?
- Да потому, что… Ты знаешь, что такое любовь?
Новиков пожал плечами.
- Любовь – это костёр, не бросишь палку, он погаснет, - рассмеялся снова Геннадий. – А если серьёзно, ты до этого чувства ещё не дорос. Понял?
- Дорос только ты. Да? – обиделся друг.
- Ладно, Серёга, давай об этом не будет. Лучше доделаем этот пузырёк и рванём в город.
- Давай, - согласился Новиков.
Они вдвоём вышли из общежития, направились в близлежащий сквер, надеясь встретить кого-нибудь из знакомых девчонок. Но кого они могли там встретить, если почти все их подруги, в том числе и Князева Марина, уехали за романтикой в Сибирь. Только и встретили, что подруг Горкина – Аллу, Людмилу (Милку) и ещё несколько девчонок с ними. Сергей сразу же подкололся к ним, а Геннадий исчез в неизвестном направлении. Ребята побродили с девушками по скверу, вспоминая прошедшее лето, потом направились в центр, где и разделились на парочки. Виктор, конечно, ушёл с Аллой, а Сергей пристал к Милке, остальные сами по себе разошлись кто куда. Новиков с подругой подошли к её дому, но вроде бы рано расставаться, поэтому решили ещё погулять. Новиков хоть немного и проветрился, но всё равно в голове ещё сильно шумело. Направились к набережной, сели в укромном уголке, Сергей сразу же полез к ней целоваться, Милка не сопротивлялась, но когда его руки скользнули вниз по юбке, она встрепенулась.
- Сергей, что это с тобой? – испуганно прошептала она, но парень не унимался. – Что ты делаешь? – Результат тот же самый. – Смотри, идёт кто-то! – почти вскрикнула Милка и, собрав последние силы, оттолкнула друга, стала в спешке поправлять юбку.
Новиков вскинулся, начал осматриваться по сторонам. Действительно, по аллейке шёл какой-то мужик. Сергей даже чертыхнулся. “Вот, старый козёл! Надо же было тебе сейчас появиться тут. А что сейчас было?” – начал тупо соображать. И поняв, что он лез к девушке, даже смутился, от чего чуть прояснело в голове. Раньше он такого почти ни с кем не позволял, правда, здесь, в городе. С Кроликами, в Ёлнати, он слегка хамил, но то было там, в деревне. А здесь? Он помотал головой, встряхивая себя.
- Пойдём домой, ты сегодня сильно пьян, - прервала его размышления Милка.
- Пойдём, - сразу же согласился парень.
Он проводил девушку домой, потом сам направился к родственникам. Когда пришёл, совсем уже протрезвел, так что тётушка (а он её слегка побаивался) ничего и не заметила.  А на следующий день всё повторилось сначала. Снова друзья собрались в своём двести десятом кубрике, снова слегка поддали и направились в сквер на танцы. Как только они втроём (Новиков, Сёмкин и Горкин) вошли на танцплощадку, Сергею сразу бросилась в глаза одна девушка – не очень высокого роста, стройная, с чёлочкой на лбу. “Где-то я её видел? Но где?” – стал мучительно вспоминать. И вдруг вспомнил. “Да! Точно! Это та девушка, которую я хотел закадрить в “Радуге”! Конечно же, это была она. Девушка тогда ему ещё очень понравилась, она весёло болтала с подругами, как и сейчас. Новиков её в тот раз приглашал танцевать, и она не отказывала, но когда он хотел проводить домой, заупрямилась и не разрешила. “А сейчас? Сейчас разрешит? Мне же надо кем-то заменить эту паршивку Липу!” Решив подколоться к девушке, он стал внимательно за ней наблюдать. Она о чём-то рассказывала подругам, изредка смеялась (Сергей даже вздрогнул - в её неслышимом смехе он словно бы уловил, или ему так показалось, смех той Галки, тех Рыжих глаз) и иногда поглядывала по сторонам. И в один из таких моментов взгляды их встретились, она улыбнулась ему. Может, тоже узнала в нём того парня в “Радуге”.
- Витёк, пошли, - дернул он за руку Горкина.
Тот сначала не понял, но, быстро сообразив, послушно пошёл за другом. Пригласили девушек на танец, они не отказали.
- Мы где-то с вами встречались, - сразу же стал знакомиться он.
- Возможно, - задорно рассмеялась девушка, и её смех опять заставил вздрогнуть Сергея, он был так похож на смех той Галки.
- И я знаю даже где.
- И где же? – снова засмеялась она.
- В “Радуге”, зимой на танцах.
- Да? – девушка наморщила лоб. – Что-то я вас не вспомню.
- Это немного трудно, конечно, но возможно, - улыбнулся Сергей. – Я тогда был в форме, а сейчас в гражданке.
- А-а, это вы? Да-да, припоминаю. Вы ещё тогда хотели меня проводить.
- Я и сейчас хочу! – рассмеялся он.
- Ну, что ж, давайте тогда знакомиться. Меня зовут Галей.
- Галей? – искренне удивился он.
- Галей. А что? – не поняла та.
- Да так, ничего, - замялся он. – А вы случайно не в дошкольном учитесь?
- В дошкольном. На четвёртом курсе. А что? – ещё больше изумилась девушка.
Новиков только глубоко вздохнул.
- А вам это не нравится? – слегка смутилась она.
- Да нет, почему же… - замялся он. – Меня зовут Сергеем, - тут же представился он.
- Хорошее имя, - тихо проговорила она.
- У вас тоже, - Сергей слегка улыбнулся.
Танец закончился. Ребята подвели девушек на то место, откуда их пригласили, подошли к скучающему Геннадию.
- Ты чего не танцуешь? – спросил его Сергей.
- Да пошли они все! – буркнул тот и направился к выходу.
Новиков только пожал плечами и промолчал. “Галка. Галка. Ещё одна Галка! Да ещё и из дошкольно-педагогического. Не слишком ли много для меня совпадений?” Но он не стал долго раздумывать, ещё несколько раз пригласил на танец девушку, договорился проводить её домой, что и сделал после ухода из сквера. Жила она за Волгой, снимала со своими подругам квартиру. Это не особо понравилось ему – и далеко, и небезопасно, да и вряд ли девушки будут пускать его к себе, хозяйка ещё заругается. “Ну, да ладно. Там посмотрим, как всё будет” - решил он, возвращаясь обратно в центр города.

Начался новый учебный год, третий в их курсантской жизни. Все они вдруг сразу стали старшекурсниками, хотя этот год и был как бы переломным. Но так уж повелось в училище, именно третий курс определял почти всё в местном масштабе. С этого учебного года начинали давать большинство спецпредметов – основы электроники, судовые силовые установки, электрические машины, электрооборудование и электродвижение судов, ну, и так далее. Они были, конечно, посложнее общетехнических предметов, но и интереснее, всё-таки раскрывали непосредственно то, что пригодится в дальнейшем. С этого курса парни начинали верховодить и в училище, и в отношениях с городскими. Первым двум курсам ещё было не до этого (салаги, они только-только начинали осваиваться в бурной училищной жизни), а двум последним уже не до этого (четверокурсники и пятикурсники учились всего несколько месяцев в году, всё остальное время были на практике – плавали всю навигацию и в отпусках находились). Вот так и выходило, что именно третий курс становился основным ядром речного училища.
Первого сентября на торжественном построении с началом нового учебного года их всех поздравил начальник училища Чугунов, которому они ответили дружным “Ура!”, а потом им рассказали, что их ожидает в ближайшее время. Самое интересное для третьекурсников это, конечно, ознакомительная практика, которая вот-вот должна начаться, осталось решить только ещё несколько организационных вопросов. А предстояло действительно интересное и увлекательное путешествие на пассажирском лайнере по Волге от Москвы до Астрахани  и обратно. Но пока это ещё только предстояло, а начались обычные занятия. Но как тут заниматься, если ещё погода стоит почти летняя и всё время тянет на улицу да и практика вот-вот начнётся. Поэтому курсанты не особо вникали в то, что им рассказывали преподаватели, а те не особо и старались, понимая расслабленное состояние своих подопечных. Так и прошли первые два дня сентября. А потом наступило воскресение, первый выходной в этом учебном году, и курсанты, переодевшись почти все в гражданку, разбежались кто куда.
Новиков с Горкиным направились к своим знакомым девушкам Алле и Милке. Посидели у них, малость выпили и собрались на танцы в сквер. И надо же такому случиться, накрапывающий с утра дождь вдруг превратился в настоящий ливень. Вот тебе и танцульки! Но и сидеть дома у девчонок  и болтать о пустяках тоже быстро надоело, и Сергей решил всё-таки сбегать в сквер, ведь он же договорился о встрече с Галиной Засыпиной, новой своей знакомой. И как же он мог не прийти на свидание, раз обещал. Вот и направился в непогоду, решив по пути заскочить в общежитие. И только он вошёл в свой кубрик, как лицом к лицу столкнулся с Сёмкиным. Тот от неожиданности отскочил в сторону и принял боевую стойку, в его руке блеснул нож.
- Ты чего? – опешил Сергей.
Сёмкин злобно глянул на друга, был он хорошо поддавши, буркнул себе под нос:
- Я парня сейчас чуть одного не порезал, - и показал сломанный нож.
- Как это? Зачем?
- Зачем, зачем. Вот так и не порезал чуть. Шёл я сюда, а там в проулке накинулись на меня четверо, - стал он путано рассказывать. – Я и не ожидал. Врезали мне по башке, а потом один с ножом кинулся на меня. Фиксатый, сука! Я его узнал, - Геннадий замотал головой. – Вот гад! Хорошо, что я увернулся и выбил у него нож. Вот этот, - он помахал перед собой ножом. – А потом сам схватил его и маханул. Хрен знает, по чему он скользнул, но сломался. Но все разбежались.
Геннадий замолчал, склонил голову и зашатался из сторону в сторону.
- Повезло ещё тебе, - сочувственно проговорил Сергей.
- Да, повезло. Но я этого так не оставлю! Сейчас соберу кодлу, и мы их, сук, погоняем.
- Ген, сегодня не надо, погода плохая, - хотел отговорить его друг и даже обнял Сёмкина за плечи, но тот резко толкнул в грудь Новикова, да так, что Сергей грохнулся на ближайшую койку.
- Ты чего это пихаешься?
- А чего ты лезешь ко мне?  Не хочешь гонять городских и не надо. Я и без тебя обойдусь, - бросил он и выскочил в коридор.
- Обойдётся он, дурак, - обиженно произнёс Новиков и, чуть помедлив (не бросать же друга в таком состоянии), последовал за ним.
Сёмкин уже вышел из проходной и направился в сторону сквера, Сергей еле успевал за ним. Дождь прекратился, но было сыро и неприятно. На танцах народу почти и нет, всего несколько пар топчутся на месте. Новиков внимательно осмотрел каждую девушку, но не обнаружил в числе их Галину.  “Значит, она не пришла. Ну, и хорошо. А то бы пришлось по такой погоде тащиться за Волгу”. На танцевальную веранду они не стали заходить, обошли её со всех сторон, потом побродили по тёмным аллеям. Геннадий всё искал своего обидчика, но и его тут не было. Потолкавшись около получаса в сквере, они ещё порыскали в переулочках около училища, но и там никого не встретили. На том почти и успокоились. Но это лишь пока, Сёмкин обид прощать не хотел и не мог.

Свою (конечно, не совсем ещё) Галину Новиков встретил на очередных танцах в сквере. Она пришла, как всегда, со своими подругами, да и Сергей не один. Они тоже пришли всей своей компанией, в числе которой была и Милка, весьма неравнодушная к нему. Вот он и оказался как бы между двух огней, и даже сначала смутился, попав в такую ситуацию, но ненадолго. Станцевав пару раз с Милкой, он ей так прямо и заявил, что тут находится одна его старая (старая!) знакомая и что ему с ней надо малость переговорить. Девушку такое высказывание хоть и задело, но она не подала вида, лишь, грустно усмехнувшись, бросила:
- Поступай, как знаешь.
Он и поступил так, как хотел, и на следующий танец пригласил уже Засыпину. Та поначалу вроде бы и выразила лёгкое неудовольствие за то, что он танцевал с другой девушкой, но Сергей отделался шуткой, Галина и успокоилась. После танцев он пошёл её провожать. Дорога была не ближняя (через мост за Волгу), но знакомая. Они шли и весело болтали. Парень всё хотел взять девушку за руку, чтобы той было спокойнее шагать, но она упорно выдёргивала её. Это его несколько удивляло и смешило.  “Что она из себя недотрогу строит? Ведь ей не шестнадцать, как Лильке. Даже за ручку подержаться не даёт. А если попробовать поцеловать?” Сергей даже усмехнулся от этой мысли, представив бурную реакцию девушки, и экспериментировать не стал, начал негромко читать стихи.
- Это твои стихи? – спросила она.
- Мои, - смутился он. – А что?
- Да так, ничего, - неопределённо отозвалась Галина. – Я тоже могу почитать стихи.
- Свои?
- А ты угадай, - рассмеялась она и стала читать.
Стихи были хорошие, ему понравились, но, конечно, не её, сразу догадался. Так они и шли, декламируя вслух. Стихов она знала намного больше его, и Сергей в основном был слушателем. Это ему больше и нравилось, чем самому читать, да при том ещё свои и не очень умелые, это понимал. После этой встречи он ещё несколько раз прибегал к ней на свидание и приучил-таки ходить с ним, взявшись за руки. И тут неожиданно поступил приказ о начале ознакомительной практики – определённый для этой цели теплоход подходил к их городу. Сергей об этом не успел и сообщить Галине. Но что делать? Приказ есть приказ, а особенно такой долгожданный.

“Дождётся – хорошо, а не дождётся – займёмся учёбой, это ещё лучше и полезнее”, - с такими мыслями ранним сентябрьским утром Новиков вместе со всей своей группой Э-32 вступил на борт пассажирского теплохода “XXI съезд КПСС”, который шёл вверх по Волге в столицу. Предстоял целый месяц увлекательной экскурсии по самым прекрасным местам России. Этот месяц в полной мере можно было назвать временем открытий для всех без исключения ребят. Многие из них ещё ни разу в жизни не вступали на борт такого красавца лайнера, трёхдечного, белого, экскурсионного теплохода. Во время этой практики они побывали почти во всех крупных городах, расположенных по маршруту движения. Первым местом длительной стоянки (расписание движения рассчитывали так, чтобы теплоход останавливался в дневное время, для удобства отдыхающих) стала Москва. Честно признаться, Сергею она сразу не очень понравилась, показалась какой-то суматошной. Правда, там было что посмотреть. Ребята побывали в Кремле, в Третьяковской галерее, сходили в кино, просто погуляли по столице. И уже к отходу судна у него несколько изменилось мнение. Красивая всё-таки она – Москва! Понравился ему и Горький, весь утопающий в зелени, с кремлём, не уступающим и столичному. Но больше всего запомнился город-герой Волгоград. Он, конечно, и мечтать раньше не мог, что когда-нибудь попадёт сюда, в этот растянувшийся вдоль Волги город, опалённый жестокой войной и не сдавшийся врагу. Ведь именно отсюда и пошла наша Победа, и именно здесь в грозном сорок втором году его отец начинал свой боевой путь в составе второго эшелона, двинувшегося из Сибири. Ребята всей группой ходили по городу, фотографировались, побывали около дома сержанта Павлова, осмотрели строящуюся панораму на Мамаевом кургане. И сердце у них замирало от величия всего увиденного. Вот это действительно настоящий город-герой! Вот бы где пожить! А теплоход шёл дальше вниз. Сергей с интересом наблюдал за берегами, которые всё время менялись и менялись. Сначала их покрывали еловые и сосновые леса вперемежку с берёзовыми, потом только лиственные, а сейчас, за Волгоградом, только пески с какими-то кустами. Да, здесь и глазу-то зацепиться не за что. Это тебе не верхняя Волга! Но что поделаешь. Что есть, то есть.
Но целью практики являлось не только знакомство курсантов с их будущим, так сказать, местом работы – этой рекой (их готовили для всего Союза), командование теплохода потихоньку знакомило ребят и с оборудованием судна, основами уклада жизни речников, да ещё многому чему, полагаясь в основном на свой опыт. Делали это ненавязчиво, поэтому такие занятия не сильно тяготили ребят. Стояли они и вахты в машинном отделении, конечно, под присмотром или механика, или его помощников. Но на всё это уходило не так и много времени. А в основном курсанты были предоставлены сами себе, даже руководитель практики не сильно их донимал. Каждый старался извлечь из этой удивительной поездки как можно больше пользы для себя и добивался своего. Некоторые даже подрабатывали, помогали судовой команде грузить или мешки с картошкой, или ящики с яблоками, и получали по десятке. На стоянках, понятное дело, они шумными компаниями сходили на берег и с большим удовольствием осматривали достопримечательности городов, а их на пути было не так и мало, да и остановки длились часов по шесть. Так что времени хватало и осмотреть город, и забежать на базар что-либо купить, и даже в кино сходить. Правда, фильмы они больше смотрели на теплоходе, там их крутили почти каждый вечер. Проходили даже и танцы. Но вот танцевать, увы, не с кем – в прогулочном рейсе ехали одни старухи (на взгляд ребят), да и то зорко охраняемые своими провожатыми. Так что тут сильно не разгуляешься. И если на борт теплохода поднималась какая-либо случайная особа, более-менее подходящая по возрасту к ребятам, около неё сразу же скапливалась целая ватага. Но везло, конечно, не всем. Сказать же, что молодёжи на судне не было совсем, нельзя. Работавшие на нём рулевые и мотористы, понятное дело, мало интересовали практикантов, а вот официантки в ресторане – это совсем другое дело. Ребята быстро сошлись с девушками, приглашали их на танцы, играли с ними в третий лишний и другие заводные игры на корме второй палубы, некоторые даже нашли более близких подруг и прогуливались с ними за фальштрубой. Отличился, как ни странно, Горкин, первым подцепив симпатичную официантку Валю. Ему, конечно, все завидовали, но куда деваться. Так и пролетела первая неделя, потом вторая. И тут у курсантов произошла размолвка с их напарницами по играм. И всё из-за какого-то пустяка.
Как только они появились на судне, им сразу определили место питания – не с командой в кают-компании, а в ресторане вместе с пассажирами. Это ребятам очень понравилось. Приходишь туда, а там столы уже накрыты (правда, порции были такими маленькими, что после ухода есть хотелось ещё больше), садись и ешь, а потом и уходи спокойно. Совсем как белые люди: не надо тебе разводить борщ по тарелкам и после уносить посуду на камбуз, здесь всё это за них делали официантки. Но это только поначалу, а потом те стали возмущаться – а чего это они должны ухаживать за своими (их такими уже считали на судне)? Дружно поговорили, нашли компромиссное решение – всё делать вместе. И стали так поступать. Курсанты выделяли дежурных, те помогали накрывать столы и после убирать за остальными. Но потом возмутились ребята – а чего это они должны сами себя обихаживать, ведь питаются в ресторане? И в один вечер дежурные не пошли помогать девушкам, а те, естественно, отказались их кормить – просто не пустили в ресторан. Парни сначала повозмущались, но ломиться в запертую дверь не стали, взяли и ушли всей группой смотреть кино. Тут уж забеспокоились официантки, и директор ресторана пошла уговаривать курсантов вернуться. Но ребята, почувствовав силу коллектива, отказались, заявив при этом, что объявляют бессрочную голодовку. Такого казуса на судне ещё не случалось, и это сразу стало известно капитану (бунт на корабле!). Он хоть и отдыхал перед ночной вахтой, но встал и направился к бунтовщикам. Капитан слыл опытным речником, не стал возмущаться и повышать голос на мальчишек, а просто поговорил по душам, попросил извинения за своих подчинённых, и конфликт быстро уладили. В этот вечер официантки были весьма любезны, столы накрыты, а порции ужина почти двойные. Практикантам всё пришлось по душе, и они в хорошем расположении духа стали сами помогать девушкам. Курсанты были благодушны, но и горды собой – они, пожалуй, как никогда, почувствовали свою силу общности.
Теплоход дошёл до своего места назначения – Астрахани. Пришли сюда утром в выходной день, и, позавтракав, все сошли на берег. Несмотря на то, что стояла уже вторая половина сентября и по северным меркам была настоящая осень, здесь царила непривычная жара, градусов под тридцать. Поднимающийся изредка восточный ветер совсем не освежал, а только поднимал в разгорячённом воздухе тучки пыли и песка. Это хоть и не особо было приятно, но ребята группками ходили и ходили по городу. Понравился им кремль, но больше всего зелёный пруд с белыми лебедями и снующими туда-сюда стаями огромных карпов, которых все кормили хлебом. Лебеди чинно подплывали к берегу и неторопливо поднимали с воды кусочки белой булки, но зачастую их опережали рыбы, набрасывающиеся на хлеб и выпрыгивающие из воды. У многих парней так и зачесались руки – вот бы где порыбачить! Но, увы, ловля рыбы тут была запрещена. Налюбовавшись на всё это, парни двинулись дальше осматривать город и зашли на шумящий многолюдьем базар. И тут было что посмотреть, особенно их заинтересовали фрукты, которые стоили копейки. Многие на свои последние деньги накупили винограда, причём брали его целыми сумками – где ещё возьмёшь столько прелести за такие суммы! Не забыли прикупить и арбузов, стоящих тоже копейки. Загрузившись до предела, двинулись в обратный путь, часто спрашивая у прохожих дорогу, те же отвечали им не особо охотно, что парней несколько удивило. Обычно, в других волжских городах, им всё охотно объясняли, а здесь просто отмахивались от них, что как-то неприятно всех зацепило. Но это пустяки, в основном же эта конечная стоянка теплохода прошла как нельзя лучше, все были довольны и лакомились в каютах дарами щедрого юга, а после даже стали прикалываться.
Жили практиканты обычно по четверо. Новиков, Горкин, Князев и Сёмкин в самом носовом кубрике по правому борту на самой нижней палубе. Верхние койки занимали Виктор с Геннадием, а Сергей с Валеркой нижние. Так в рейсе особо делать было нечего, то все от души отсыпались. И всё бы ничего, да Сёмкин уж больно сильно храпел. Ребята его и толкали в бока и хрюкали над его ухом, но это мало помогало. Тогда они его просто будили, чем тот был всегда не особо доволен. Вот и на этот раз, только проиграл “Марш славянки” и теплоход отошёл от причала Астрахани, все повалились на койки. Не успели закрыть глаза, как Генка захрапел, остальным уж не до сна было. Как всегда, начали хрюкать, чмокать, ничего не помогало. Сергей встал, взял со стола кисть винограда и начал ягодами затыкать тому ноздри, а заодно и уши. Это не помогало. Тогда Новиков стал ягоды запихивать в рот, издающий неприятные звуки. Сначала хрюканье стало сиплым, потом булькающим, и вдруг всё стихло. Сергей аж испугался – не задохнулся ли его друг? Но через какое-то мгновенье тот подскочил на койке и наполненными ужасом глазами стал озираться вокруг, а увидев перед собой опешившего Сергея, выплюнул на него все ягоды и соскочил с койки. Новиков едва успел увернуться от града сладких пуль и мигом выскочил в коридор. За ним кинулся Сёмкин, но Сергей оказался проворнее и быстро затерялся в лабиринтах трапов и проходов. Буря прошла мимо. Геннадий долго чертыхался, вернувшись в кубрик, а когда успокоился, подошёл и Новиков.

Возвращаться вверх по Волге было уже не так интересно, как спускаться вниз. Места в основном знакомые, но тем не менее парни не пропускали почти ни одной стоянки и гуляли по городам. Они опять с удовольствием прошлись по широким проспектам Волгограда, снова побывали на Мамаевом кургане. Теплоход  шёл дальше. Курсанты уже откровенно начали скучать, правда, не все. Некоторые завели тёплые отношения с официантками и с ними проводили почти всё свободное время, которого было предостаточно, и даже иной раз ночевали у них в каютах. Сёмкин часто где-то пропадал по ночам и особо не рассказывал где, отделываясь шутками на расспросы парней. Горкин тоже отличился, завёл себе подругу и по секрету сообщил Сергею, что согрешил с ней на верхней палубе, за фальштрубой, подстелив свою шинель. Это откровение как-то больно зацепило друга, вот и Виктор уже стал мужчиной, а он… А что он? Просто так найти себе случайную девку, может, и было бы не сложно, вон их сколько садится на теплоход, чтобы развлечься по дороге. Матросы даже однажды подрались из-за одной такой шлюхи, и довольно крепко. Сергею всё это было настолько противно, что он и не знакомился ни с кем из команды, естественно из её женской половины, и всё ждал счастливого случая, когда судьба сделает ему подарок. И она сделала ему такой подарок.
Как только эта девушка стала подниматься по трапу на борт теплохода, у Сергея ёкнуло сердце. Она была высокая и стройная, немного смугловатая, как все казачки, слегка задумчивая. “Она моя!”, - подумал, а не сказал, но стоявшие рядом ребята это поняли, глянув на ринувшегося друга к пассажирке. У них это уже стало ритуалом – встречать поднимающихся по трапу пассажиров, оценивать их достоинства, если нужно, помогать, а с понравившимися девушками сразу же и знакомиться. До этого Новиков как-то не особо и участвовал во всём этом действии, стараясь отвлечь мысли на оставшуюся в их городе Галину Засыпину, но постепенно она всё дальше и дальше уходила из памяти, и он откровенно заскучал. И сейчас вот такой случай! Он проводил её до каюты, пригласил прогуляться по палубе, как только она освоится. Девушка в ответ только улыбнулась, но эта её улыбка заставила снова ёкнуть его сердце. Он сразу не смог понять и почему, но, только немного спустя, стал понимать. Глаза! Какие у неё глаза! Карие глаза с солнечными прожилками! Они сразу были похожи и на те Рыжие глаза, которые так жестоко с ним обошлись, и одновременно на глаза Надежды Веткиной, с которой он так несправедливо поступил. Навеянные взглядом девушки грустные воспоминания повергли Сергея в щемящее чувство одиночества, и ему ещё больше захотелось встретиться с этой случайной пассажиркой, словно только она могла успокоить его мечущуюся душу. И они встретились, и познакомились. Её звали Тамарой. Девушка была ровесницей Сергея, поэтому они сразу как-то сошлись и не стеснялись друг друга, как это бывает в первые дни знакомства. Рассказали о себе. Она, окончив школу, поступала в институт, но провалилась на экзаменах и сейчас ехала к родственникам в Балаково устраиваться на работу. Говорила она обо всём с лёгкой усмешкой, от чего глаза её ещё сильнее искрились, а непривычный для него южный выговор буквы “г” немного смешил Сергея. Он также с юмором рассказал о себе, провёл небольшую экскурсию по теплоходу, а потом они поднялись на верхнюю палубу, стали прогуливаться по ней и рассказывать разные забавные случаи из жизни, и оба от души смеясь над ними.
Весь вечер и следующий день он буквально не отходил от неё, боясь, как бы кто-то из ребят не посягнул на эту так понравившуюся ему девушку. Он готов был с ней вообще не расставаться, но слишком коротким оказался путь до Балаково. К вечеру следующего дня она сошла на берег. Сергей помог ей отнести вещи в камеру хранения. Они вернулись к причалу, остановились около его самого края, взялись за руки и молча стояли, глядя друг другу в глаза, как бы стараясь запечатлеть навечно эти последние мгновения их встречи. Из охватившего оцепенения их вывел удар колокола на теплоходе, извещающего об отправлении. Сергей вздрогнул, посмотрел на судно, отпустил руки девушки, повернулся и медленно пошёл от неё, всё время оборачиваясь к ней. Она как стояла, так и стояла на одном месте, а глаза, её лучистые глаза, были наполнены нестерпимой грустью. Заиграл “Марш славянки”, теплоход отошёл от причала. Тамара стала махать ему рукой. Он тоже поднял руку, и что-то больно укололо его. “Адрес! Я забыл взять у неё адрес!” Попытался закричать, чтобы она назвала свой адрес, но куда там! Разве перекричишь громкие звуки марша.  “О, какой же я дурак! Какой дурак! Почему же я не попросил у неё адрес? Почему?!” Речной вокзал давно уже растаял в темноте, а он всё смотрел и смотрел туда, где стояла девушка…

Теплоход поднимался вверх по Волге, город сменялся городом. Прошли Куйбышев, Ульяновск и к вечеру подошли к самому широкому месту в водохранилище, где впадает Кама. Стал резко усиливаться ветер, по рации передали штормовое предупреждение, по судовому радио попросили всех спуститься в каюты (по палубе ходить просто было невозможно), закрыть иллюминаторы и быть спокойными. Ребята после ужина спустились в свой кубрик и сразу же завалились спать, так как все развлекательные мероприятия были отменены, и под лёгкое покачивание судна уснули крепким сном, забыв задраить иллюминаторы. Разыгравшийся не на шутку ветер всё сильнее и сильнее раскачивал теплоход, удары волн разбивались о его крепкие борта. Но волны поднимались всё выше и выше, и очередная из них со всей мощью ударилась в носовую часть, и вода через раскрытый иллюминатор ворвалась в их кубрик. Горкин, спавший на верхнем ярусе койки, подскочил, но ничего не поняв, снова плюхнулся в постель. Но новая, ещё более мощная волна, ворвавшаяся в кубрик, буквально залила всю его койку и протекла вниз. Тут уж он сообразил, что к чему, быстро соскочил вниз, включил свет и начал задраивать иллюминатор. Зашевелились и остальные парни. Сергей, спавший в противоположном углу, только отмахнулся от них, ничего спросонья не понимая. Но следующая накатившая волна, выбив крепления, снова залила кубрик, на этот раз досталось и Новикову.  Он вскочил с койки и начал помогать ребятам закручивать крепления иллюминатора. Вместе они справились, немного успокоились, стали осматриваться. Все постели, конечно, были мокрыми, как и бельё на них. От холода они стучали зубами и не знали, как им согреться. Но стихия не успокаивалась, и новая волна, ударившаяся в борт, выбила все крепления, и ещё раз окатила холодной струёй курсантов. Тут уж не до стука зубов. Забыв о холоде, они снова дружно кинулись отражать нашествие волн. Возились долго, но своего добились, так затянули все крепления, что уже ни одна волна не смогла ворваться к ним в кубрик. После осмотрелись. Вид у всех, в том числе и у их жилища, был весьма печальный. На койках стояли лужи, вода медленно просачивалась сквозь матрасы, капала вниз. Лежавшие на столе книги и тетради разбухли, чернила в них расплылись. На полу была огромная лужа, вода из которой стала вытекать в коридор. Без посторонней помощи не обойтись. Нашли вахтенного, показали и рассказали всё. Им быстро заменили постельное, после чего они улеглись спать, но возбуждённые борьбой с разбушевавшейся стихией ещё долго не могли уснуть. Водяное крещение они прошли с достоинством. Чем немного и гордились.

Когда вошли в Горьковское водохранилище, Сергею нестерпимо захотелось домой, в свою любимую Ёлнать, благо она находилась совсем недалеко. Теплоход сделал остановку на рейде Юрьевца, не став заходить в порт, там слишком было мало места для такого массивного судна, и Новиков вместе с несколькими пассажирами сошёл на подошедший к борту  “XXI съезда КПСС” катер. Время уже было позднее, последний рейсовый автобус на Кинешму ушёл, и он  стал ловить попутку. Ему повезло, какой-то грузовик шёл в ту сторону, а место рядом с шофёром оказалось свободным. С замиранием сердца Сергей подходил к своему дому, вроде и уехал отсюда недавно, а так соскучился по родным. В окнах свет не горел, будить родителей не хотелось, решил потихоньку влезьти в дом. Он, конечно, знал все хитрости своего дома и мог спокойно войти в него, даже если двери запирались на крепкие запоры. Так и сделал – потихонечку открыл форточку на одном из окон комнаты (защёлка там почти совсем не держала), просунул руку внутрь, открыл верхний шпингалет, стал тянуться к нижнему.
- Боже! Кто там?! – услышал испуганный голос матери. – Кто лезет?!
- Да это я, мам, - тихо проговорил.
- Кто я?! – не поняла она.
- Да я, твой сын Сергей.
- Сергей? Откуда? – успокоилась немного мать, встала с постели, включила свет. – Что же ты не постучал?
- Да не хотел тебя будить, - оправдывался сын, влезая в окно.
- Не хотел. А если бы я тебя топором тюкнула? Он у меня под кроватью лежит.
- Ну, прямо уж бы тюкнула?
- А что? Я подумала, что вор лезет, - всё ворчала мать, надевая платье. – Я же сейчас одна дома.
- Одна? – настала очередь удивиться сыну.
- Да. Отец уехал на курорт в Одессу, а Ангелина в Шую работать. Она ведь не поступила в мединститут, ты знаешь.
Он, конечно, это знал и знал больше, чем его мать, сестрёнка с ним многими тайнами делилась. Ангелина по настоянию родителей (они были очень настойчивы, им так хотелось иметь семейного доктора) после окончания школы поехала поступать в Ивановский мединститут, как и некоторые её однокашники, но ей так не хотелось там учиться, что она просто взяла и завалила первый экзамен, и вернулась домой. Но делать в деревне было просто нечего, а сидеть на шее у родителей стыдно, вот она и решила поступить на подкурсы в Шуйский пединститут и стала работать посудомойкой в одной из городских столовых. Там сняла и квартиру. Так что Сергей всё это знал и поддерживал сестрёнку. Мать между тем уже накрывала на стол, стала потчевать изголодавшегося сына домашними разносолами. А тот, уплетая с аппетитом подогретую картошку с котлетами, увлечённо рассказывал о том, что видел, что узнал за этот месяц. Рассказывать было, конечно, о чём – таких увлекательных путешествий, как эта практика, он ещё не совершал, да и мать разве что ездила только к сестре в их город, а в основном тут жила и работала безвылазно. Так они и сидели вдвоём, рассказывая о жизни и поглядывая друг на друга, и улеглись только далеко за полночь.
На следующий день Сергей обходил своих друзей. В селе их осталось не так и много, большинство куда-то разъехались. Николай Зарецкий, окончив школу с золотой медалью, поступил в МАИ, Миша Копытов уехал к брату во Владимир, Коля Яншин нашёл работу в Иваново. А в Ёлнати почти никто и не остался из их дружной компании. Но тут он неожиданно встретил своего школьного друга Жору – Алексея Бекетова, куда-то пропавшего несколько лет назад. Сейчас он вернулся домой после дальних странствий, жил один, предоставленный сам себе (родители были в плавании), не особо ограничивая в желаниях, правда, возможностей  у него было маловато. Вот с ним Сергей и провёл весь первый день. Многое ему друг порассказывал, Новиков верил ему и не верил, да и какая ему в этом разница, слушал да только усмехался над его похождениями. Да и сейчас он не упускал своего, гулял напропалую с девчонками из медучилища, приехавших на картошку в их колхоз. По его росказням, девки были ещё те, пили и курили, причём больше, чем парни, спали кто с кем, не особо разбираясь в партнёрах. Одним словом, настоящие медики. Хотя Новиков не особо ему и верил, но это малость зацепило – ведь Лилька (в общем-то, уже не его подруга, но всё ж) тоже была из медучилища и, наверное, сейчас где-нибудь в колхозе также развлекалась с ребятами. Да, собственно, ему-то какое дело. Пусть развлекается эта Липа со слипа! А вот Кролик, Галина Кроликова, это совсем другое. Жора про неё кое-что порассказал. Что гуляла она тут с одним заезжим москвичом, и были у них довольно серьёзные отношения.
Сергей насчёт её никогда не строил серьёзных планов, но погуливать погуливал, как в это лето. И разум ему подсказывал, что правильно девчонка и делала, что гуляла с другими парнями. Но вот взыграло самолюбие и всё. Как это так, она с другим гуляла! Просто так подобное он оставить не мог, решил поговорить по крупному. Вечером разыскал её и сразу с допросом.
- Ну, что, Кролик, с другими, значит, гуляешь?
- Ты о чём это? – искренне удивилась та.
- Да всё о том, моя любовь, что мне не разрешила и одной ночки с собой провести, а с этим москвичом крутила напропалую.
- Да ты ничего не знаешь, - понурилась Галина.
- Знаю, радость моя, знаю. И не крути, пожалуйста. Лучше прямо скажи – было дело?
- Кто тебе натрепал? Жора? – вопросом на вопрос ответила.
- Ну, хотя бы он. И что из этого?
- И ты ему поверил?
- Да, поверил.
Она понурилась совсем, шла молча, глядя себе под ноги.
- Эх, Кролик, Кролик. Изменила мне, значит. А я ради тебя уже стал исправляться. Ни с одной девчонкой больше не встречался, - стал заливать он, еле сдерживая смех. – Видишь, вот иду сейчас рядом с тобой и даже не обнимаю. Зря я, значит, тебе верил.
Ответа никакого, она также молча шла рядом. И это молчание стало поднимать в нём злость.
- Ну, что, стерва, с тобой сделать? – спросил сердито, повернулся к ней, схватил руками за воротник пальто, притянул к себе.
В её глазах он увидел слёзы. Они больно кольнули его.  “Вот дурак! Чего прицепился к девчонке?”
- Ладно, Галина, - сказал уже спокойно. – Давай на этом поставим точку, и будем считать себя свободными людьми. Ты не возражаешь?
- Как знаешь, - тихо ответила девушка.
- Значит, ты со мной согласна. – Он отпустил девушку, вздохнул. – Вот и хорошо. Пока, - бросил на прощание и зашагал прочь от оставшейся на дороге Кроликовой.
“Всё правильно. Надо было давно так сделать. Чего зря девчонке мозги пудрить. Она наверняка найдёт себе хорошего парня. Ей уже и замуж пора”. Он успокоился, решив так, и направился к своему дому.

Два эти дня пролетели совершенно незаметно, надо было уезжать из Ёлнати, догонять свой теплоход, чтобы не оказаться в числе дезертиров. Грустно было, как всегда, расставаться с матерью. Теперь уж точно до зимних каникул, как ему казалось, они не увидятся. Но деваться некуда, и с утра пораньше сухопутным транспортом он двинулся в путь. Приехал в Рыбинск под вечер и сразу же кинулся к речному вокзалу, там узнал, что теплоход вот-вот должен подойти. Но надо же такому было случиться, поднялся ураганный ветер и оторвал от причала дебаркадер, и “XXI съезд КПСС” прошёл мимо – приставать некуда. Сергей растерялся – что же делать? Ведь по плану они ещё должны добраться до Москвы, а уж на обратном пути и высадиться окончательно. Как догнать теплоход? Можно было, конечно, взять такси и доехать до гидростанции, где судно будет шлюзоваться. Но денег на такси у него не оказалось, да и не привык к такому транспорту, поэтому… Он только грустно вздохнул и положился на волю случая – всё равно же теплоход вернётся сюда, а пока можно погостить и у родственников. С такими не особо весёлыми мыслями он и направился в центр города.
Пошёл знакомой улицей, где жила Люся (Милка), остановился около её дома, в окне горел свет, а девушка читала книгу. Постоял, подумал, взял маленький камешек и кинул в стекло. Свет сразу же погас, а Сергей медленно двинулся дальше по улице. Неожиданно из подъезда выскочила Милка и сразу же бросилась к нему.
- Серёжа, привет. Как же я тебя ждала! – заговорила быстро, обхватив его за шею.
Он даже опешил немного.
- Ты? Ждала?
- Да, я даже выходила встречать ваш теплоход, но мне сказали, что он пройдёт мимо. Значит, меня обманули.
- Не обманули тебя. Теплоход прошёл мимо. Просто я заезжал домой, вот и отстал от него.
- Так это же здорово!
- Куда уж там. Что мне теперь делать?
- А что делать? Погостишь у меня, потом он придёт.
- У тебя? – искренне удивился Новиков. – Как же у тебя? Да нет, спасибо. Я, наверное, сегодня переночую у родственников, а завтра поеду в столицу, там и догоню судно.
- Как знаешь, - потупилась девушка. – Я хотела, как лучше.
- Я понял, но извини, не смогу у тебя остаться.
Они ещё немного постояли около её дома, Сергей вкратце поделился своими впечатлениями о практике, а потом заспешил к родственникам, чтобы те не улеглись спать и не пришлось их будить. Ему, конечно, стало немного грустно из-за Милки.  “Смешная она какая-то. Неужели думает, что у меня с ней будет что-то серьёзное? Глупая ты, глупая, Люся. Кроме простой дружбы у нас с тобой ничего не будет. Слышишь? Ничего!” Он успел к родственникам вовремя, они только собирались ложиться спать. Слегка удивились его визиту, но накормили, немного порасспрашивали о практике и родителях, а затем все улеглись. Сергей долго не мог заснуть, его мучил всё тот же один-единственный вопрос: что же делать? Ни к какому ответу он прийти так и не смог, заснул уже заполночь. А утром всё разрешилось само собой. Белкиных разбудил стук в дверь. Как ни странно, но на пороге стоял Виктор Горкин. Он извинился за столь ранний визит и сразу же сообщил, что их группа сошла с теплохода в Переборах и сейчас все почти в училище. Новиков обрадовался такой новости и заспешил с другом в общежитие.

Остался последний свободный день – воскресенье, с понедельника начинались занятия, снова всё по команде, всюду строем. Но это ещё будет, а пока можно напоследок расслабиться, погулять с девчонками. Так все они и сделали. Днём болтались по городу, заскакивая в закусочные, но денег у всех почти не осталось, и хватило только на пельмени со сметаной, а на остальное – увы. Так и пришлось идти в сквер на трезвую голову, хорошо хоть на билеты на танцы хватило, а то бы вообще кранты. Молодёжи на танцплощадке бы не так и много, всё-таки октябрь начался, и было уже прохладно, хотя и не дождливо. И как ни странно, там оказалось много знакомых Новикова. Он даже вначале и растерялся, к кому же подойти в первую очередь. Раздумывал недолго, подошёл к Засыпиной. Она искренне обрадовалась этой встрече. А Милка осталась в стороне, отчего Сергею даже стало неудобно.
- Слушай, Галина, пойдём отсюда, - предложил он девушке.
- Так танцы только начинаются? - немного растерялась та.
- Ну и что? Тебе хочется больше здесь топтаться или со мной погулять? – спросил, усмехнувшись.
Девушка больше не возражала, послушно направилась за ним к выходу. Они снова вдвоём гуляли по городу и рассказывали друг другу разные случаи из своей жизни. А рассказывать было что, особенно Сергею, ведь столько всего интересного произошло за последнее время. И он без устали рассказывал и рассказывал, а глаза, его глаза зорко смотрели по сторонам и искали, как ни странно, Лилию. Хотя он и отгонял усиленно от себя мысли об этой девушке, но они приходили и приходили к нему, цепляя обидой и горечью. Всё-таки она так несправедливо с ним поступила. И сейчас, ища глазами среди прохожих эту Липу со слипа, он надеялся увидеть её виноватую улыбку, позволяющую сделать небольшой шажок к примирению. Но нужно ли ему это примирение после того, как она откровенно бросила его? Ответить на этот вопрос Сергей сейчас не мог, но он постоянно мучил его, задевая самолюбие.

На подходе к общежитию он неожиданно встретил Сёмкина, летящего из глубины улицы.
- Слушай, Сергей, там, - он махнул рукой в сторону, откуда только что примчался, - Фиксатый. Он, сука, наших ловит и лупит. С ним человек пять.
Новиков его слушал и молчал.
- Чего стоишь? – напустился на него Геннадий. – Давай всех поднимать.
       Друг не двинулся с места, ему так сейчас не хотелось куда-то бежать, кого-то поднимать, а потом… Кто его знает, что будет потом. Лучше бы плюхнуться в койку да поспать в своё удовольствие.
- Ты что, ссышь? – зло глянул на него Сёмкин.
- Да нет, просто думаю.
- Тут думать нечего. Дуй в роту, поднимай парней. А я послежу за Фиксатым. Подойдёшь с ними к концу того забора, - показал он на дальний угол училищной территории. – Только тихо чтобы было, - предупредил.
Сергей кивнул головой, кинулся через проходную в общежитие. Заскочил в кубрик, там сидел только один Васюков.
- Виталик, там наших бьют! Надо выручать! – не заходя, крикнул в дверь.
Васюков сначала поднялся с койки, постоял немного, потом плюхнулся назад.
- Я не пойду, - пробурчал недовольно.
- Ссышь? – зло спросил Новиков.
Тот в ответ только зыркнул сердито глазами и ничего не ответил.
- Понятно. Ну, дрыхни тогда, - и побежал в следующий кубрик.
Курсантов на этаже было мало, кто ещё не доехал после практики, кто болтался по городу со своими подругами, а трогать салаг не хотелось, рано ещё им ввязываться в это дело, но всё равно человек пятнадцать набралось, и все они кинулись на улицу. Как и договорились, тихонько подкрались к дальнему углу училищного забора, где, спрятавшись за куст, ждал их Сёмкин. Он уже разработал стратегический план нанесения удара и сразу стал излагать его.
- Они там, - махнул он в тёмный проулок. - Их человек восемь. Ты, Сергей, возьми половину ребят и обойди училище с той стороны, - показал в ту сторону, откуда они только что пришли. – Как только дойдёшь до начала проулка, сразу же двигайся на них и шуми посильнее. А мы здесь их встретим.
- Понятно, - только и ответил Новиков. – А ну, кто смелый, за мной!
Почти половина парней покорно двинулась за ним. Они быстро обежали училище и вошли в узкий проулок, огороженный с двух сторон высокими заборами, стали стучать по доскам подхваченными по дороге палками. Сергей только привычным движением накинул ремень с бляхой на правую руку и уверено пошёл вперёд. Метрах в сорока от них стояла какая-то группа ребят, в темноте, конечно же, и не разберёшь, кто такие. В этом тёмном проулке местные часто ловили курсантов, возвращавшихся  с гулянки домой, и лупили без зазрения совести. И речникам всё никак не удавалось поймать и наказать обидчиков, которые быстро растворялись в темноте, как только из училища вываливалась толпа разъярённых парней. Но сейчас, видимо, городские малость расслабились, зная, что старшекурсники ещё на практике, а младшекурсники отпора сильного не дадут. И кто же знал, что третьекурсники уже подъехали. Поэтому парни, увидев надвигающуюся на них кучку ребят (все они были в гражданке), не особо и испугались.
- Эй, чего вы там шумите? – послышался возглас из глубины проулка.
- Хотим и шумим! – ответили им курсанты.
- А кто вы такие?
- Да тутошние мы.
- Раз тутошние, то давайте вместе лупить лягушатников.
- Давайте, - согласились те, совсем уже близко подходя к противнику.
А когда подошли почти вплотную, остановились, не зная, как быть дальше. Местные оказались сообразительнее.
- Так это же лягушатники, - изумился стоящий впереди парень (это был Фиксатый). – А ну бей их! – и кинулся прямо на Сергея, в его руке что-то блеснуло.
Новиков увернулся, махнул ремнём, но бляха прошла вскользь по спине нападавшего. На курсантов кинулись и остальные. Завязалась драка. У городских был перевес, и те стали одолевать курсантов. Чувствуя близкую победу, местные и не заметили, как с другого конца проулка быстро подбежали речники во главе с Сёмкиным и ударили им в спины. Местные оказались в жёстком кольце и уже не нападали, а только защищались. Понимая свою обречённость, поодиночке стали вырываться. Некоторым это удалось. Но Фиксатого с двух сторон крепко зажали Сёмкин с Новиковым, сбили его с ног и стали мутузить на земле. Тот только сжался весь и тихо постанывал. Сергей в пылу охватившего его озлобления бил и бил бляхой скорчившегося врага. Но постепенно наступало просветление. В мозгу всё сильнее и сильнее стала проскальзывать мысль: “Что я делаю? Что?! Я же этого парня совсем не знаю. За что я его бью?” Силы вдруг оставили его, от охватившего волнения стало даже подташнивать. Он бессильно опустил руку с ремнём и словно оцепенел. Стоял и не мигая смотрел на валявшегося в грязи Фиксатого. Ему было и противно за себя, и больно за него. Геннадий тоже перестал лупить его.
- Чего ты стоишь? – вывел его из оцепенения голос Сёмкина. – Пошли в общагу.
- А с ним что? – спросил Сергей, показывая на Фиксатого.
- С ним ничего. Очухается, уйдёт домой. Но больше сюда соваться не будет. Это уж точно.
Новиков ничего не ответил, повернулся и поплёлся на слабеющих ногах за другом.

С понедельника начались занятия. Ох, и трудно же они начались. Отвыкшие за лето и ознакомительную практику воспринимать теорию, курсанты откровенно клевали носами на первых часах. И предмет-то был не совсем для них понятный – основы электроники, какие-то лампы, проводники, полупроводники. Преподаватель Насонов, уже в годах, лысоватый и длинноносый, по прозвищу “Вампочка” (он не выговаривал букву “л”) то и дело останавливался и сердито выкрикивал в аудиторию:
- Вставьте ему спички в глаза! – и показывал то на одного курсанта, то на другого. – Он же откровенно спит.
Спички, конечно, никто уснувшему не вставлял, но под дружный хохот тот просыпался и начинал испуганно озираться по сторонам. Остальные тоже вроде взбадривались, но ненадолго. И слышался снова сердитый окрик Вампочки. Под конец занятий тот совсем уже не выдержал, разошёлся не на шутку.
- Вы чего сюда пришли?!
Все угрюмо молчали.
- Кто старшина группы?
- Я, - тихо ответил Крыгин, медленно поднимаясь из-за стола.
- А, так ты тоже спишь? Теперь понятно. – Насонов заходил около доски. – Ничего вам не нужно! Вас только интересует это и это! – Он сначала выразительно пощёлкал указательным пальцем правой руки по горлу, а потом им же по сложенному кольцом большому и указательному пальцами левой руки, издав характерные звуки.
Курсанты от души рассмеялись, и это окончательно вывело из себя преподавателя. Тот быстро кинул в старенький портфель конспекты и быстро зашагал из кабинета. Тут же и звонок зазвенел. Одно занятие отмучились. Следующим был сопромат. Вёл его уже старый знакомый Шутников. Тот сразу оценил состояние аудитории и не стал особо досаждать теорией, а начал рассказывать различные байки.
- Лет десять назад в нашем училище учились девушки.
- Вот здорово! – сразу оживились парни. – Сейчас бы сюда их.
- А что, вы сюда девок не водите? – загоготал Дмитрий Юрьевич и, чуть успокоившись, продолжил: - Занимались они неплохо, конечно. Не то, что вы. А вот отвечали интересно. Как-то на экзамене, а я вёл тогда судовые силовые установки, надо было одной рассказать про дизель. Вот она и начала рассказывать, грамотно так, но всё время добавляет “у нас”. “Здесь у нас, - говорит, показывая на поршневую группу, - происходит смешивание сжатого воздуха с дизельным топливом. Происходит вспышка, поршень у нас идёт вниз, а отработанные газы с сильным треском выходят у нас наружу”.
Дружный хохот заполнил кабинет, громче всех заливался, конечно, Шутников. Когда смех стих, тот начал травить свежий анекдот. Такие занятия, конечно, больше по душе ребятам, чем эта непонятная электроника. Ну, а сопромат они ещё выучат и сдадут экзамен, а потом можно и жениться. Хотя куда спешить. Так и закончились занятия первого дня. Никто особо сильно не пострадал, как и на остальных предметах после сопромата, но и не сильно много усвоил, настрой, видимо, был совсем не тот. Расслабление после отдыха пока ещё не прошло, но это явление временное.

В кубриках после обеда кто беседовал друг с другом, кто спал, а после ужина многие хотели было рвануть в город погулять, но не тут-то было. На проходной стоял ротный и заворачивал всех назад, нарываться на неприятности мало кому хотелось в самом начале учебного года. Некоторые всё же сумели ускользнуть из общежития. Но вскоре они стали возвращаться, и, странное дело, кто с разбитым носом, кто с фингалом под глазом, а кто и с пробитой головой. Вот и загудел набатом клич по всему общежитию:
- Пацаны-ы! Наших городские бьют!
Он поднял на ноги буквально всех третьекурсников, зашевелились и электромеханики, и судоводители. Никоноров, ещё не ушедший с проходной, попытался было пригасить разгорающееся пламя, но куда там – его откровенно послали подальше со всеми матерями, и разгорячённая толпа вывалилась на улицу. Затрещали по дороге заборы, в руках у части курсантов появились то ли штакетины, то ли палки, но большинство надеялись на своё основное оружие – флотский ремень. Новиков вместе с Сёмкиным, к которому по дороге присоединился Кручинников, вели взбудораженную массу на проспект Гагарина, где жили извечные противники курсантов. Близлежащие к училищу улицы словно вымерли, не на кого было даже огрызнуться, не то что ли морду кому набить. Это ещё сильнее разозлило всех, и эта злость должна была на что-то пролиться, и тогда из толпы полетели камни в притихшие дома широкой улицы, по которой двигались курсанты. Кое-где звякнули разбитые стёкла. Сёмкин попытался сдержать особо ретивых (“Зачем же стёкла-то бить?”), но его уже никто не слушал и не слышал, толпа стала неуправляемой и всё более агрессивной, и пока ничто ей не мешало двигаться в нужном направлении. Попытавшийся задержать бурливый поток случайный милиционер был тут же отброшен в сторону и быстро ретировался. Видимо, он (а, может, и Никоноров) сообщил о происходящем в ближайшее отделение милиции. И тут же было поднято по тревоге всё руководство училища, к мосту через речку Черёмуху, куда направлялись курсанты, стали стягиваться усиленные наряды милиции. Дело принимало нешуточный оборот. Милицейские ГАЗики и воронки перекрыли улицу, перед ними в несколько рядов выстроились сотрудники в полной готовности сдержать любой натиск. Надвигающаяся на них масса курсантов стала затихать, её движение чуть замедлилось, но не остановилось. Толпа стала ощетиниваться кольями, злобно загудела.
- Остановитесь! – крикнул начальник районного отдела милиции.
Возглас этот не был просто услышан. Толпа медленно надвигалась на выставленное перед мостом заграждение.
- Я приказываю вам – остановитесь! – ещё громче крикнул милиционер.
Результат был тот же самый. Попытавшиеся сдержать движение впереди идущие не смогли просто это сделать, масса надавила на них и попёрла дальше. Начальник райотдела выхватил пистолет, выстрелил в воздух. Резкий щелчок заставил всех вздрогнуть, толпа чуть остановилась.
- Пацаны-ы!!! – вдруг раздался истошный вопль среди курсантов. – Нас менты убиваю-ют! Они заодно с местными-и! Бей их!!! 
Злобный гул толпы стал перерастать сначала в тихий крик, но тут же перерос в пугающий всю округу звериный вой. Движение медленно возобновилось, столкновение милиции с курсантами должно было вот-вот произойти.
- Стойте! – с этим криком перед надвигающейся массой с поднятыми руками вдруг появился начальник строевого отдела Васильев. – Стойте! – Ещё раз повторил он.
Движение толпы немного замедлилось.
- Что вы делаете? Вы хотите крови? – бросил громко Михаил Петрович.
Ему никто не ответил, но все остановились.
- Вы её получите. Но нужно ли это вам? Вы подумайте! Хорошенько подумайте!
Все молчали, понурив головы.
- Поворачивайте назад, идите в училище, - уже спокойнее произнёс Васильев.
- А нас всё также будут бить и резать местные? – кто-то выкрикнул из середины.
- С этим мы разберёмся, - ответил быстро начальник строевого отдела. – Вместе с вами разберёмся и с работниками милиции, - уточнил он. – А теперь идите домой.
Задние ряды уже повернулись и направились в обратную от моста сторону, за ними потянулись и остальные. Охватившее поначалу всех напряжение стало понемногу спадать. Послышались даже весёлые возгласы:
- А здорово мы шуганули всех! Теперь местные узнают, что мы тоже сила.
- Как же, узнают, - засомневался кто-то. – Малость пошумели. Об этом все быстро и забудут.
- А мы им опять напомним! И ещё погоняем.
Шедший вместе с курсантами Васильев молчал и только покачивал головой. Он, конечно, здорово перепугался сначала, дело-то принимало нешуточный оборот, и могло всё закончиться совсем не так, как закончилось. Но курсанты всё же были ещё настоящими детьми и верили словам своих отцов-начальников. А Васильев слов на ветер никогда не бросал, это они точно знали. Поэтому верили ему. И не ошиблись.
В конце недели всех курсантов собрали в актовом зале. В президиуме сидело всё училищное руководство, здесь же были представители партийного и милицейского начальства города. Разговор состоялся серьёзный. Начальник училища Чугунов сразу же стал распекать своих подопечных.
- Ишь, чего удумали! Подняли весь город на ноги. Да куда ж это годится! Вы что, не курсанты речного училища, а сброд какой-то! Толпой пошли на милицию.
- Мы не на милицию пошли, а на местных, которые нас бьют! – выкрикнул кто-то из зала.
- Чего кричишь-то! – одёрнул подавшего голос Василий Глебович. – Я слова ещё никому не давал. Дадут, так скажешь. – Чуть помолчал, продолжил. – Толпой же ничего не решишь, только ещё пуще навредишь. Это вы все должны хорошо усвоить. А проблема, конечно, есть. Стычки с местными ребятами не прекращаются и иногда заканчиваются для нас трагически. Три года назад наших двоих курсантов зарезали в туалете кинотеатра “Центральный”, а милиция до сих пор не может отыскать убийц и наказать их, - Чугунов сердито глянул в сторону сидящего полковника милиции.
- Ищем, Василий Глебович, ищем, - ответил тихо тот.
- Плохо ищите, товарищ полковник, - также тихо парировал Чугунов и продолжил уже громче для зала: - Вы что, хотите, чтобы ещё кто-нибудь из наших так глупо погиб? Я думаю, что нет. Поэтому надо искать другие пути для разрешения конфликтных ситуаций. А какие это пути, нам и предстоит здесь сегодня определить, - закончил он и пошёл на своё место в президиуме.
Его место за трибуной занял секретарь райкома партии, который стал говорить об усилении идейно-воспитательной работы среди курсантов, укреплении дисциплины и так далее. Зал слушал его не особо внимательно, а потом стал откровенно игнорировать, пуская реплики.
- Вот по этой реакции зала вы все и можете судить о том, какую себе смену мы готовим. Ни внимания, ни уважения к старшим! А ещё хотите, чтобы они  не выходили толпами на улицу, - выступающий зыркнул на покрывшегося красными пятнами замполита Орлова. -  Видимо, слабое у вас партийное руководство. Это надо поправлять.
В полном молчании он сел на место. Выступили ещё несколько человек, в том числе и начальник райотдела милиции, который пообещал усилить контроль за соблюдением порядка на улицах. Предложили высказать своё мнение и курсантам. Некоторое время никто не решался подняться на трибуну, но потом туда направился Сёмкин, подтолкнутый своим другом Новиковым:
- Давай, Геша, выскажись.
- Нас били и, видимо, будут бить, - начал он хмуро, и от такой его первой реплики зал сразу зашумел. – И я вам скажу почему, - повысил он голос, и зал стал стихать. – Потому что мы не такие, как городские. Потому что мы сила, когда все вместе, и нас тогда местные боятся. Но бьют нас обычно поодиночке. И сильно бьют. По себе знаю, - добавил совсем тихо.
- И что же ты предлагаешь? – резко спросил Орлов. – Всегда ходить такими толпами, как на этот раз?
- Лучше бы так, конечно, - усмехнулся курсант, - но это, видимо, не совсем будет правильно.
- А как будет правильно? – вновь спросил замполит.
- А правильно будет, наверное, если мы вместе с городскими ребятами сами будем наводить порядок на улицах.
- С городскими? Вы? – удивился полковник. – А милиция на что?
- Милиция тоже вместе с нами будет.
- Милиция с вами или вы с ней? Уточните, пожалуйста, - попросил начальник райотдела.
- Ну, это как вам будет угодно. А я предлагаю следующее. В городе у нас действуют комсомольские оперативные отряды. Это я знаю, как и вы, наверное. Но все они состоят только из гражданских. И бывает, что покрывают своих, когда они нападают на нас. Я это тоже знаю.
- Это ещё надо доказать! – бросил реплику полковник милиции.
- Пожалуйста. Я могу привести пример. Фиксатый. Он не оперативник, а почти всегда с ними. И нападает на наших.
- Кстати, он лежит сейчас в больнице, - перебил полковник. – Не знаете, кто его покалечил?
- Откуда мне знать? – немного смутившись, ответил Сёмкин. – Но я продолжу. А почему бы нам ни создать совместные оперотряды? Мы бы вместе с гражданскими патрулировали на улицах, наводили порядок. Конечно, вместе с милицией, - усмехнувшись, добавил он.
- Это интересное предложение! – оживился весь президиум. – Его стоит обсудить.
Одобрительно зашумел и зал. Под общий шум выступающий спустился со сцены вниз. Новиков ему пожал руку, когда тот сел рядом.
- Молодец, Гена! Мы ещё покажем всем, кто такие курсанты речного училища.
- Покажем, - только и усмехнулся Сёмкин.
После этого выступило ещё несколько человек, в конце приняли совместное решение, куда вошло и предложение Геннадия. И все немного успокоились, в том числе и местные парни. Видимо, милиция тоже хорошо поработала. На улицах стало спокойнее. А тут ещё и карантин в училище объявили, кто-то из курсантов скарлатиной заболел. И теперь никого никуда без особого разрешения не отпускали, запретив всякие увольнения в город.

Оставалась всего  одна неделя до дня рождения Сергея, его восемнадцатилетия. Дата солидная, рубежная, он становился вполне самостоятельным человеком, отвечающим полностью за все свои поступки. И её ему хотелось отметить получше, чтобы запомнилась эта дата надолго, если не на всю жизнь. В училище такого сделать невозможно – слишком строгие тут порядки, а вырваться из стен речного тоже проблематично – карантин. Вот и делай что хочешь. Но что же всё-таки делать? И Новиков решился – отмечать своё совершеннолетие у родственников, вместе с ними и с друзьями, конечно. Они в поддержке не откажут, в этом Сергей не сомневался, но надо бы тётушку предупредить о том, как он собирается отмечать свой день рождения. А как это сделать? Телефона у них нет, им не позвонишь, письмо дойти не успеет. Не посылать же телеграмму, чтобы они пришли к нему. Так только родственников перепугаешь, да и придётся идти на телеграф или в ближайшее отделение связи. Но из училища же не выпускают. Как же всё-таки быть? Оставался один выход – самоволка. Ему, конечно, не особо хотелось начинать учебный год с нарушений, но что было делать? Хорошо подумав (не первый же раз он убегал в самоволку, ну, ловили его на этом, давали наряды, но серьёзных взысканий не было, только наряды вне очереди. Если и сейчас поймают, то пусть объявят выговор, в крайнем случае – строгий, это же не смертельно), он решился.
В воскресенье ближе к вечеру стал собираться, погладил брюки, начистил ботинки.
- Ты куда это собираешься? – поинтересовался Горкин.
- Да надо в город прошвырнуться. Дела там некоторые есть, - не стал ему объяснять друг.
- Ты чего? – искренне удивился Виктор. – Карантин же! К тому же ротный дежурит по училищу.
- Ну и что? А если мне очень надо, что тогда?
- А если тебя Макака захомутает, что тогда?
Новиков только пожал плечами.
- Не знаешь. А я могу тебе сказать – влепят по самую задницу. Будь спок.
- Не каркай! Не первый же раз. Лучше помоги смотаться отсюда. А назад я вернусь, когда ротный сменится с дежурства. Вот и прорвёмся.
- Прорвёшься. Ладно, дело твоё, - согласился Горкин. – А как тебе помочь?
- Я пойду в учебный корпус в форменке, а ты мне вынесешь незаметно шинель с фуражкой. Если меня ротный остановит, скажу, что иду в библиотеку. Понял?
- Понял. Давай, дуй.
Новиков вышел из кубрика, в коридоре, кроме нескольких курсантов, никого не было. Он быстро прошагал к лестничной площадке, спустился вниз, вышел из общежития, прошёл проходную, где сидела дежурная бабка, не глянувшая даже в его сторону, оказался на улице. Около учебного корпуса никого не было, погода стояла осенняя, срывался дождь со снегом, поэтому даже покурить около колонн желающих не находилось. Сергей встал за одну из них, стал ждать друга. Он вскоре появился, отдал свёрток Новикову, бросил: “Ну, дуй по своим делам” и заспешил назад. Сергей надел шинель, осмотрелся кругом – ни души, прислушался – не выходит ли кто из корпуса, нет, никого, и почти бегом направился по дорожке вдоль зелёного забора к центру города. Чуть отбежав, немного успокоился – первая часть операции прошла успешно.
Посидев у родственников с полчасика, он обо всём с ними договорился. Тётушка не сильно возражала, чтобы племянник пришёл к ним с друзьями, только предупредила, чтобы они не сильно шумели (“соседи ругаются”) и не много пили (“ни к чему это”). Сергей заверил её, что всё будет в лучшем виде. Настроение заметно поднялось и, несмотря но то, что погода стояла не особо приятная, захотелось прогуляться. Предложил брату составить компанию, тот не отказался. Новиков малость переоделся, вместо шинели надел пальто, на голову шапку зимнюю, а брюки, их под одеждой и не узнаешь, форменные они или гражданские, чёрные, да и всё.
Для начала сходили в кино, посмотрели фильм, домой возвращаться не хотелось, решили ещё немного прогуляться по проспекту Ленина. Медленно шли по нему и разговаривали о том о сём. Прохожих было совсем мало, уже прилично стемнело, усилился ветер и пошёл крупный снег. Подошли к дому, где когда-то жила Капа, подруга Галки Суботиной. Она тоже уехала в Сибирь за романтикой вместе со всеми остальными. Он даже тяжело вздохнул, вспомнив обо всём этом, особенно об этих Рыжих глазах. Сергей вспомнил также, что в этом доме живёт и Никоноров (сказал кто-то из друзей, может, и Горкин). “Ротный! Наверное, он сейчас сменился с дежурства и идёт домой. Как бы ещё не залететь. А, в первый раз что ли!”
- Чего ты так тяжело вздыхаешь? – спросил Виктор.
- Да так. Просто в этом доме, - он кивнул головой в правую сторону, - жила Капа. Хорошая, между прочим, девушка. А сейчас она в Як…
- Новиков! А тебя что, не касается карантин?! – резкий окрик прервал его.
Голос был весьма знакомый. “Ротный! Вот это влип! Что же делать? Что?! Главное, не подать вида!” Лихорадочно закрутились мысли, вздрогнувшее при окрике тело стало медленно успокаиваться, но всё равно он весь напрягся и ни на секунду, даже её доли, не остановился, прошёл мимо командира роты, который разразился целым потоком брани в его адрес. Но эти слова уже неслись вслед, а у Сергея словно уши заложило, он абсолютно ничего не слышал, да и видел плохо. Может, из-за того, что валил крупный снег, а, может, и из-за охватившего его волнения. Но он уходил и уходил дальше от этого злополучного места. “Что же мне теперь будет? Что? Самоволка при карантине, да ещё в гражданке. О, это уже крупный счёт. Строгача залепят наверняка. А точно ли он узнал меня? Сейчас темно, идёт сплошной стеной снег. Можно ведь и перепутать человека с человеком. Да и мало ли похожих друг на друга людей?” Эта последняя мысль немного успокоила его, но ненадолго. Всё равно надо было что-то делать, чтобы как-то выкрутиться. Не больно ведь хотелось получать строгача. “Ладно, будь что будет. А завтра увидим, как пойдут дела”.
Пройдя ещё немного вперёд, Новиков оглянулся назад, за сплошной пеленой снега никого не было видно.
- Надо дуть в училище, - проговорил тихо. – Быстро погнали.
Брат ничего не возражал, он тоже сильно испугался. Они перебежали на другую сторону проспекта, кинулись к дому Белкиных. Сергей, заскочив в квартиру, мгновенно переоделся  и что есть мочи погнал к речному.
- Всё, парни, я отгулял – залетел ротному в гражданке, - проговорил он, едва заскочив в кубрик. – Теперь строгач обеспечен.
- Да не ссы ты, - небрежно бросил Валерка. – Подумаешь, самоволка в гражданке? И не такие нарушения бывают, а строгачей не лепят.
Сергей ничего ему не ответил.
- Слушай, сейчас кино идёт в актовом зале. Ты пойди, покрутись там, - предложил Горкин. – А потом скажешь, что никуда и не ходил. Мы тебя поддержим.
Князев только хмыкнул на такое предложение, а Сергей уцепился за него, как за спасительную ниточку, и побежал в учебный корпус. Там, действительно, шёл фильм. Новиков потихонечку проскользнул в зал, пробрался, склонившись, поближе к середине и сел невдалеке от смотрящих кино курсантов. Конечно, он не особо всматривался на экран, но для своего алиби запоминал наиболее яркие моменты, а больше всего оглядывался по сторонам, ища глазами кого-нибудь из командиров, и с другой стороны зала заприметил сидящих вместе старшину роты Крамкова и старшину их группы Крыгина. И после окончания сеанса покрутился перед ними, чтобы те его заметили. Они заметили и даже кивнули ему головой. Алиби было обеспечено.

В понедельник с утра пораньше в роте появился Никоноров, хотя ему и можно было отдыхать после дежурства по училищу. Но разве он мог упустить такой важный для него момент, он всё-таки поймал этого разгильдяя Новикова, и ещё как поймал – карантин, самоволка и гражданка. Это тянуло на многое, поэтому медлить было никак нельзя. Предстояло ещё заставить курсанта сознаться в своих прегрешениях, что более всего возможно, что называется, по горячим следам. Вот ротный и поспешил в училище. Пока рота поднималась, занималась зарядкой и туалетом, он не стал никого тревожить, и лишь только после завтрака все начали готовиться к занятиям, в двести десятый кубрик заглянул дневальный.
- Горкин! Тебя ротный вызывает к себе, - проговорил он и быстро скрылся за дверью.
- Меня? – удивился тот, но выяснить уже было не у кого.
- Тебя. А кого же ещё? – кисло улыбнулся Новиков.
Он, конечно, сразу понял, что это именно его вызывает командир роты, а вовсе не Виктора, но мелькнувшая слабая ниточка надежды вдруг вновь запульсировала в нём. “Значит, ротный ни в чём не уверен, раз вызвал Горкина? И можно ещё открутиться”. Виктора с Сергеем часто путали и знакомые, и преподаватели, и командир роты. И они оба этим иногда пользовались. Попадался, к примеру, Новиков в самоволке, а на дознание к ротному шёл Горкин, у которого было увольнение. Никоноров только чертыхался и отпускал Виктора подобру-поздорову. Случалось и наоборот. И всё им до этого сходило с рук. “Может, и сейчас сойдёт? Прикинусь ничего не знающим дурачком, скажу, что весь день сидел в общежитии, а вечером в кино ходил, меня там видели старшины роты и группы. Попробовать что ли?”
Горкину ничего не оставалось, как идти к командиру роты. Новиков, немного посомневавшись, последовал за ним.
- Вы меня вызывали? – спросил Виктор, как только зашёл в каптёрку.
Никоноров глянул на того сердито, перевёл взгляд на стоящего сзади и понурившегося Новикова.
- Не тебя, а вот этого… - показал пальцем на Сергея, не договорив при свидетеле чуть не сорвавшегося с языка ругательства.
Виктор повернулся и, ни слова не говоря, ушёл. Они остались вдвоём в тесноватой каптёрке, служившей заодно и кабинетом командира роты, долго молчали. Курсант смотрел в одну точку, на сучок в половой доске, и никак не мог поднять голову, в которой всё пульсировала и пульсировала одна мысль: “Сознаться или не стоит? Ведь запросто можно открутиться”.
- Ну что? Где у тебя гражданка? Здесь? – спросил отрывисто и со злобой Никоноров, но как-то не совсем уверенно.
“А ведь он меня тогда и не узнал. Было темно, шёл снег, воротник у пальто поднят. Как тут узнаешь? Да и я не растерялся, даже ни на мгновение не остановился на его окрик. Значит…”
- Да какая это гражданка. Одно пальто, да притом брата, - выпалил неожиданно даже для себя, полностью признавая всю свою вину.
“Чего это я? – подумал. – Можно же было не сознаваться”. Но поезд, как говорится, уже ушёл. Он признал себя виновным. Но почему? Почему он это сделал? Почему обрёк себя на непредсказуемые последствия? Ведь от этого Макаки всего можно было ожидать. Он это хорошо знал, но выкручиваться не стал. Просто не приучен был с детства лгать, да и в училище этому не научился, как некоторые другие. Особенно если это касалось чего-то принципиального. А тут как раз был тот случай, когда дело пошло на принцип. Сергей чувствовал, что с ротным у них компромисса не выйдет, и его злобные взгляды и окрики просто выводили курсанта из себя. Он больше просто так жить не мог. В его конфликте с командиром роты (но из-за чего зародился этот конфликт?) должна быть поставлена точка. И он, Новиков, сейчас эту точку поставил. Всё стало на свои места, по крайней мере, для Никонорова, твёрдо решившего сейчас, что для этого курсанта в училище места нет. Он, конечно, ничего об этом провинившемуся не сказал.
- Пиши объяснительную! – бросил с неприязнью. – А после занятий к Васильеву. Иди! – еле сдерживая себя, чтобы не послать открытым текстом Новикова, закончил ротный.
Курсант повернулся и на дрожащих ногах (всё-таки сильно переволновался, хоть и сдерживал себя) вышел из каптёрки. На первом же занятии он написал объяснительную записку. Лгать не имело смысла, он честно во всём признался, что ушёл в самовольную отлучку, так как надо было навестить родственников, а в гражданку переоделся, потому что холодно на улице. И отсутствовал он в училище всего часа два. Снисхождения не просил – не хватало ещё у ротного пощады просить. В перерыв отнёс её Никонорову, ни слова не говоря, положил ему на стол и сразу же вернулся в учебный корпус. Сидел на занятиях и ничего не слышал вокруг, объяснения преподавателя отскакивали от него, он даже голоса его не слышал, мысли Сергея крутились и крутились вокруг вчерашнего дня. “Какой же я дурак! Какой дурак! Зачем я пошёл в самоволку? Так надо же было насчёт дня рождения выяснить. Вот и выяснил. Будет теперь тебе день рождения. Макака такой подарочек поднесёт, что закачаешься. И чего я ему признался во всём? Ведь можно было запросто выкрутиться. Ох, как глупо всё получилось. Как глупо! Но чего же теперь жалеть? Что случилось, то уже случилось. А может, ротный накажет своей властью? Как и раньше, нарядами? Как же, он только и ждал такого момента. Теперь уж развернётся на всю катушку. Но не всё же он решает. Есть ещё начальник строевого отдела. Есть и начальник училища. Но какое им дело до меня? Ладно, будь что будет”.
В тревогах и волнениях прошёл понедельник, его никуда не вызывали, а самому идти к Васильеву было бы глупо, как он решил. Он же начальник, он и должен дать команду, а так идти… Во вторник тоже никто никуда его не вызывал. Только командир роты после обеда зашёл к ним в кубрик, постоял, посмотрел на всех, а потом хмуро спросил Новикова:
- Ну, как тебя наказать?
- Не знаю, - Сергей даже растерялся от такого вопроса.
Его выручили друзья.
- Иван Максимович, Новиков хороший парень, - начал Сёмкин. – Ну, вышло у него так. Он больше не будет ходить в самоволки. Так ведь, Сергей?
Новиков только молча кивнул головой.
- Влепите ему пяток нарядов, и дело с концом, - закончил Геннадий.
- Да, Иван Максимович. Он исправится, - поддержали Сёмкина и остальные.
Никоноров долго думал, поглядывая то на одного курсанта,  то на другого.
- Нет, на этот раз я не могу. Слишком серьёзное нарушение. К тому же и начальник строевого отдела уже в курсе, - проговорил он и уставился на провинившегося курсанта. – Против строгого не возражаешь? – спросил, усмехнувшись.
Сергей вздрогнул. “Строгий выговор? Но у меня и простого-то не было. Почему сразу строгий?”
- Круто очень, - тихо выдавил из себя и прямо посмотрел на ротного.
- Круто? А чего тебе тогда нужно?
- Снятия со стипендии до конца года, - улыбнувшись, ответил, прикинув, что это всего три месяца, всего-то восемнадцать рублей. Хоть и жалко, но ничего. Это всё же лучше, чем строгий выговор.
- Со стипендии его снимите, со стипендии, - поддержали друзья, немного оживившись, даже засмеялись.
Ротный вспыхнувшее веселье разделять с ними не собирался. Постоял ещё, помолчал, бросил как-то неопределённо “Ну, ладно, посмотрим” и вышел из кубрика.
- Всё будет нормально, Серёга. Ты не ссы, - стали успокаивать его парни.
- Хотелось бы в это верить, - понуро ответил он и сел на койку.
Наступила среда, тринадцатое число. С утра заныло у Новикова сердце. “Ну, точно, сегодня чего-нибудь мне объявят. Но что? Должны же сначала со мной поговорить, тот же Васильев, прежде чем принимать окончательное решение”. Но его опять никто никуда не вызывал, и на построении на обед, когда начальник строевого отдела зачитывал приказы, его фамилии не прозвучало. Сергей начал понемногу успокаиваться, а тут ещё Горкин сообщил ему приятную новость. Он заходил к ротному и спрашивал того, что будет с Новиковым. Никоноров бросил ему: “Отделался твой друг двадцатью сутками неувольнения и пятью нарядами”. Сергею, конечно, очень хотелось в это верить, но какая-то смутная тревога всё же не покидала его. Но вот прошёл четверг – тишина, пятница – тоже. “Ура!” Чуть не закричал он, когда они строем направились на обед из вестибюля учебного корпуса в общежитие, где располагался камбуз. Его фамилии опять не прозвучало в приказе по училищу. “Значит, Витька правду сказал. Молодец всё-таки ротный. Зря я на него злюсь. Он, оказывается, не такой уж и плохой мужик. Ну, уж теперь всё! Никаких самоволок, никаких гражданок. К  чёртовой матери всех Галь и Мань. Только учёба и учёба. Я же ведь за этим и пришёл сюда”.
Наконец-то душа его немного успокоилась, но не совсем. Он чувствовал, что чего-то не хватает в завершение этой его истории. Не было официального слова на его объяснительную записку. Спрашивать ротного об этом ему, конечно же, не хотелось. А неизвестность и какая-то неопределённость продолжали давить на него. Он уже хотел  в пятницу вечером пойти к ротному и сказать тому, чтобы влепили ему чего-нибудь, но не решился. Впереди была суббота, предвыходной день. В эти дни, как ему казалось, ничего не могло произойти.