Когда деревни были большими

Ещё одной чередой воспоминаний поделилась моя тётя Тамара Николаевна Рагозина, когда я посетил малую родину – Казанский район. Только детское воображение помогало скрадывать тот ужас, который преследовал её в этом хаосе, где перемешались голод, болезни, взрывы, поезда, идущие под откос, крошки хлеба, письма похоронок.

Память её хорошо сохранила чёрный рупор радио. После равномерного стука слышался мощный голос Левитана, который словно бил по внимательным людям, замершим у раковины приёмника. Горько было слышать, что после кровопролитных боёв наши войска оставили очередной город. Она видела, как начинали плакать взрослые, и дети вслед за ними тоже плакали. И как же все радовались, когда советские войска стали отвоёвывать захваченные фашистами территории. Никогда во время войны этот голос не переставал звучать.

Собрать в школу во время войны

Пришло время моей тёте пойти в школу. Остро встал вопрос, во что одеться, потому что нищета была страшная. Её бабушка и мама распороли одеяло, вытащили сатин и сшили из него платьишко для девочки Томы. Пригодилась и старая вата, из которой спряли нитки и связали на спицах черевички, пришив на подошвы следки, выкроенные из брезента.  В волосы ребёнку заплели атласную ленту, и такой красавицей – в сатиновом платье и в черевичках, связанных с любовью – она пришла в первый класс.

Речные и прочие драгоценности
               
Другой бедой помимо нищеты был всеобщий голод. С ним помогал бороться прадедушка Василий, который каждый день с плетёными мордами наперевес отправлялся к младшему брату реки Ишим – на речку Ишимчик – и промышлял там рыбалкой. А вечером он вытрясал на траву речные драгоценности, блестевшие на солнце тусклой чешуёй, и раздавал их детям. Глупые маленькие гальяны попадались чаще всего. Их крутили на мясорубке, и эта кашица служила основой для рыбной похлёбки.
 – Слава Богу, что у нас была корова, – рассказывает Тамара Рагозина. – Она давала пропитание, но ведь и её чем-то надо было кормить. В это время дедушка сторожил картофельные огороды. Между ними оставались межи, поросшие луговой травой. Её-то дедушка Василий и косил, совмещая два полезных дела: и порядок наводил на полях, и сено для кормилицы добывал, а потом приносил его в охапках домой.
А ещё на лугах росли душистые травы, в неухоженных брошенных садах росла смородина, малина, черёмуха и вишня – эти ягоды и даже их листья старшие собирали и готовили чай.
На столе стоял огромный самовар. Бабушка начищала его, и он начинал гореть медью, как жар-птица, а прадедушка заготавливал самую звонкую лучину, которая вспыхивала весёлым жёлтым огоньком от одной только искры. Недаром самовар считался главной ценностью в доме.

Сказ о кладе Соломеи

Кстати, о ценностях. Родная мама прадедушки Василия с царственным именем Соломея держала в доме коробочку из-под монпансье, полную николаевских золотых монет (каких именно, тётя не знает). Одну их них она подарила моей бабушке Настасье за уважительное отношение и за лёгкость на подъём во всяческой помощи старшим. Остальные деньги старорежимная женщина решила закопать «в тайном углу». Прадедушка Василий узнал о намерениях матери и приказал «девкам проследить за старухой». Но как они не высматривали, куда бабка денет золото, всё же не уследили за изворотливой Соломеей, и клад упокоился в недрах земли. Теперь только мыши да ящерицы знают, где он спрятан. Единственную монетку, подаренную моей бабушке, у неё выменяла на сатиновую юбочку и ситцевую блузку хитроумная сестра Лиза. А куда она её потратила, история умалчивает.  События с кладом развернулись в деревне Балахлей (Балахлейка) то ли Ишимского, то ли Викуловского, а скорее всего Аромашевского района. Так что, любители сокровищ, наводку я дал – можете поискать.

Даже суслики тогда помогали

Дети тоже вносили свою лепту в борьбе с всеобщим голодом. Они разоряли сорочьи гнёзда, принося домой яйца в серую крапинку. Но главной их добычей оказались кладовые степных сусликов. Ребятки заливали норы водой, и суслики, как ошпаренные, выскакивали из-под земли, а дети, уже не опасаясь, что их покусают, брали лопаты и добирались до хранилищ.  А там лежали горсти отборного пшеничного зерна. Встречался и вызревший горох. Суслики платили своей жизнью за обед голодных детей, потому что в отсутствии зерновых запасов даже они не могли пересилить огромную в своей бесконечности зиму.

Хлебный довесок и колбасные крошки

 – Существовала норма хлеба: одна для взрослых, другая для детей. Допустим, мне могли выдать три килограмма на большую семью. Иногда хлеб получался удачным, ноздреватым, и вес булки оказывался меньше обычного. Тогда полагался довесок, и какое это было счастье, потому что его разрешалось съесть по дороге. В таких походах до магазина и обратно я подружилась  с бродячим псом. Это был большой лохматый и довольно грозный кобель, но ко мне он относился с дружелюбием, поскольку я делилась с ним своим довеском. Однажды мы увязались за пьяным мужиком. То ли он работал на колбасной фабрике, то ли просто был богатым, но в его руках мы приметили большую палку колбасы. Идёт, значит, он по дороге и машет ей в разные стороны, как шпагой, а кусочки падают на землю. Мы с собакой крадёмся сзади, подбираем их и кладём в рот, соблюдая очерёдность. Но в какой-то момент терпение пса иссякло: он подбежал к мужику, выхватил серёдку колбасы и бодро умчался по дороге в синюю даль, – вспоминает Тамара Рагозина.

Нет шкуры, сдай свою

Натуральные налоги стали кошмаром для людей. Они были обязаны сдавать молоко, яйца, мясо и шкуры, даже если у них отродясь животина не водилась. Налоги были такими, что приходилось отдавать всю выращенную продукцию. Зачастую жители деревень оставались ещё и должны государству.  Специально обученные люди приходили во дворы, где обитало тогда наше семейство, пересчитывали кур и требовали недостающие яйца.
 – Курица может и не нестись каждый день, но она была обязана это делать по распоряжению органов власти, – шутит моя тётя. – Естественно, важность момента до несознательной курицы трудно было донести, поэтому недостающие яйца мы покупали и сдавали их в качестве налога.
Другим законным способом вытрясти последние копейки из населения страны стали облигации.  Их покупка считалась добровольной, но по факту руководители учреждений заставляли своих работников покупать эти бумажки, обещая, что они будут погашены. Копеечные компенсации граждане страны Советов получили через десятилетия, когда многие уже их потеряли, выбросили или обклеили облигациями стены уборных комнат.
Советская власть начала проводить внутренние займы с 1922 года при переходе к новой экономической политике. Рынок внешних заимствований для СССР был закрыт, поэтому выпуск государственных ценных бумаг для населения стал фактически главным способом сокращения дефицита бюджета.
Начиная с 1930 года, государство стало переносить сроки выплат по ранее реализованным займам, а затем уменьшать их доходность. Так, в 1936-м ранее выпущенные восьмипроцентные займы принудительно обменяли на трёхпроцентные, а их погашение было заморожено на 20 лет.
Формально покупка военных облигаций считалась делом добровольным, но фактически носила характер обязаловки. При этом в отличие от довоенных займов военные облигации не принимались в залог по ссудам населения в сберкассах.
Часть старых советских облигаций начали погашать в 1971 году. После распада СССР выплаты по ним окончательно прекратились, за исключением займа 1982 года, который выкупался до 2013 года.
 – При этом люди не возражали, когда объявлялся всесоюзный сбор средств на изготовление нового танка или самолёта. Несли последние копейки, лишь бы защитить нашу Родину от фашистов, но они категорически не хотели, чтобы их обманывали, – делится переживаниями Тамара Рагозина.

Игрушки детей войны

Используя палки, мальчишки сооружали себе воображаемых коней. А девчонки брали ветки с листьями и тоже не отставали от ребят. Пыли поднимали как настоящая конница! Играли, понятное дело, в войну. Немцами никто не соглашался быть добровольно, поэтому заставляли принудительно самых  маленьких и беззащитных. Иногда в разгар игры, когда воображаемая  война вдруг приобретала отчётливые контуры настоящей, им даже попадало, но не сильно – жалели скорые на расправу красноармейцы своих младших братьев и сестёр. Но иногда всё внезапно менялось, и командир отряда вдруг превращался в царя, которому вместо короны вешали на шею боту – обрезок трубы с гайкой внутри, служивший коровьим колоколом. Царю предоставлялась большая честь созвать всех на обед.
И хотя детское воображение скрадывало тот ужас, который преследовал каждую душу на этой войне, её жесткая, как стальная проволока, щетина прорастала через детские сердца, и горькая быль выступала на первый план, о чём ещё предстоит написать.