Тонкие нити любви

     Это было в начале весны в конце семидесятых. Они сошли с поезда на незнакомой станции. Тусклые фонари освещали платформу и небольшое здание станции с тёмными окнами. Несколько приезжих быстро растаяли в сумраке ночи.
     –  И куда мы теперь? – спросила она.
     –  Будем ждать рассвета, – ответил он.
     –  Сейчас не лето, мы замёрзнем в объятьях наступающей весны.
     –  Не надо о грустном, родная. Давай зайдём в здание.
     Они подошли к зданию, но дверь оказалась закрытой, на служебном входе тоже висел замок.
     –  Ты обещал приключения… И вот они уже начались, – с лёгкой тоской сказала она.
     –  Вон вдали горит огонёк, может это будка обходчика, там, непременно, кто-нибудь есть.
        У будки стоял старик с папиросой во рту.
     –  Доброй ночи, молодые люди! Куда путь держите и как оказались здесь, когда весь мир спит.
     –  Мы с поезда. Но здесь нас никто не ждёт.
     –  Это плохо, когда никто не ждёт. Зачем же вы приехали в этакую даль?
     –  Мы – художники. Неделю назад стали свободными и решили поехать куда-нибудь.
     –  Понятно, то-то я гляжу у вас на плечах болтаются какие-то ящики, а на спине рюкзаки. Что ж, милости прошу заглянуть в мою каморку. Кстати, зовут меня Георгий Иванович, можно просто - Иваныч.
     –  Я – Андрей, она – Катя.
     –  А вас отпустили родители в такую даль?
     –  Где живут наши родители, там нет художественного училища. Мы позвонили им и сказали, что берём академический отпуск и поедем куда-нибудь на Урал, или в Сибирь, – ответил Андрей.
     –  Отчаянные вы ребята. Похоже, как и ваши родители.
     –  Родители понимают нас и доверяют нам, – с какой-то гордостью промолвила Катя.
     –  Вижу, оба вы продрогли. Сейчас будем пить чай.
         Старик воткнул в розетку электрический чайник, достал из корзинки, что стояла на окошке, пакет с пирожками.
     –  Внучка моя испекла, вкусные, вам понравятся.
        Гостей Иваныч посадил на скамейку, возле которой стоял, сколоченный из досок, небольшой столик, а сам сел на единственный стул.   
        Пирожки действительно оказались вкусными, особенно с морковью и яйцом.

        Во время чаепития Андрей незаметно разглядывал старика. «Интересный типаж: высокий лоб с чуть заметными залысинами, слегка седоватая шевелюра, внимательные голубые глаза, чёрные брови, орлиный нос, а усы и небольшая, с проседью, борода скрывают полные губы…»

     –  Ну и чего ты разглядел во мне, художник? – хитровато спросил старик.
     –  Непростое у Вас лицо, Иваныч. И не уральское, и не сибирское, а какое-то юго-западное.
     –  Дык мои предки-то ещё при Грозном в эти края пришли для освоения этих мест, так сказать. Много чего намешано в моей крови… А вы, знать, сюда рисовать приехали. А жить вам негде. Ладненько, утром позвоню Степанычу, он в лесу, у озера, турбазу строит для областного завода. Недавно говорил, что ему нужно нанять сторожами какую-нибудь семейную пару. Согласны?
     –  Да это же было бы здорово! – воскликнул Андрей.
     –  Ладненько. Время уже позднее, поспать вам немного надо, но кровати у меня нет. Придётся вам, как воробушкам, прижаться друг к дружке и сидеть, как на жёрдочке, вот на этой самой скамеечке. А я пойду покурю.
        Сквозь сон молодые люди слышали, как Иваныч с кем-то говорит по телефону.
     –  Ну, молодёжь, просыпайся! Поздравляю! Теперь вы уже не бездомные, уговорил Степаныча взять вас сторожами на турбазу, поручился за вас. Скоро моя сменщица придёт, и я вас на мотоцикле с коляской отвезу к Степанычу. Но сначала выпьем чайку, потом заедем в продуктовый магазин, что-нибудь купить из еды на первое время. Деньги-то есть?
     –  Да, немного подкопили, – ответил Андрей.
     –  Вот и ладненько!

        Катя и Андрей вышли из будки. На улице было свежо. В небе неторопливо поднималось солнце, что предвещало хорошую и тёплую погоду.
        Возле будки стоял старый мотоцикл с коляской. И почти рядом находился шлагбаум, перегораживающий небольшую дорогу перед идущим с грохотом товарником. Недалеко от станции видны были пятиэтажки то ли посёлка, то ли города.
        Иваныч осторожно объезжал лужи и выбоины на дорогах улиц и переулков и наконец- то выехал из горда на широкую бетонную дорогу, вдоль которой красовались сосны и ели вперемежку с берёзами и осинами. Через 7-10 километров он остановился и повернул к лесу. Никаких опознавательных знаков не было видно. По лесной плутающей дороге проехали ещё километра три и наконец выехали на открытое место.

        Степаныч стоял на небольшом крыльце приличного каменного здания, совсем не похожего на лесную сторожку.
     –  Здравствуйте, здравствуйте гости дорогие! Не растряс вас Иваныч на своём трёхколёсном драндулете?
        Несмотря на свои пышные формы, Степаныч с лёгкостью сбежал по ступенькам и приветливо каждому пожимал руку. Кате он участливо помог вылезти из коляски.
     –  Ну, Степаныч, показывай свои хоромы.
     –  Заметили, что дом делится на две половины, соединенные вот этим небольшим коридором. Вот здесь в углу на тумбочке стоит служебный телефон, звонить только по надобности, через восьмёрку. Справа от входной двери ваша половина. Слева – моя служебная половина, склад со всякой всячиной. Инвентарь, разную посуду, электрочайник, электроплитку, кипятильник я потом вам под расписку выдам.
     –  Степаныч, а нельзя ли с дороги перекусить чего-нибудь?
     –  Не волнуйся, Иваныч, я всё приготовил, даже успел ушицу сварить из карасей, что в озере.
     –  Вот это уже другой коленкор! А то сразу начал про всякие расписки жуть наводить.
        Этюдники, рюкзаки сложили на половине Степаныча, где и пообедали.
     –  Хоть я не люблю уху, но ваша ушица мне очень понравилась, – похвалила Катя.
     –  Ну Степаныч у нас заядлый рыбак, а настоящий рыбак даже из простой ушицы деликатес сготовит!

        После трапезы Степаныч пригласил гостей прогуляться по территории турбазы. Не далеко от так называемой сторожки, почти готовыми, стояли два летних финских домика, а метров двадцать от них два обычных, на одном из которых трое рабочих крыли крышу. По небольшой тропинке гости вышли к озеру.
     –  Красота-то какая! Как в сказке! Смотрите, озеро, словно чаша, упавшая с неба в дремучий лес! – восторженно воскликнула Катя.
     –  Заповедные у нас места, потому без красоты тут никак нельзя! – горделиво произнёс Степаныч.
     –  Ну что, молодёжь, обвыкайтесь здесь помаленьку, а мне пора домой ехать.

        Иваныч достал из внутреннего кармана куртки блокнот, вырвал листок, написал на нём что-то карандашом и подал Андрею.
     –  Вот мой домашний телефон, звони, если понадоблюсь, не стесняйся.
     –  Спасибо Вам за всё, Георгий Иванович! – сказала Катя и чмокнула его в щёку.
     –  А мне молодых надо отвезти к генеральному для знакомства и оформление их сторожами, как положено, сделать.
     –  На чём же вы поедите, ведь Сашка за рабочими только к концу рабочего дня приедет?
     –  Так Олег Петрович, гендиректор-то наш, отписал для турбазы «Ниву», правда, старовата она, но наши заводские мужики из неё конфетку сделали, и ездит теперь, как молодая. Иваныч, погоди, до города-то нам по пути. Мало ли что, вдруг твой старый «Урал» по дороге заглохнет, так мы тебе подсобим.
     –  А где твоя распрекрасная «Нива»? Не заметил чего-то?
     –  Так за углом у стены моего склада стоит, чтоб в глаза не бросалась. Я же ночевал здесь.

        Катя и Андрей, несколько смущаясь, вошли в кабинет гендиректора и поздоровались.
     –  Вот, Олег Петрович, сторожей для знакомства привёз, как Вы просили.
        Нестарый ещё гендиректор быстро встал из-за стола и направился к молодым, и, пожимая им руки, сказал:
     –  Что ж, здравствуйте, мастера кисти! Будем знакомы. Как вы уже догадались, зовут меня – Олег Петрович. А вас?
     –  Меня – Андреем, а её – Катей. 
     –  Молодая семья, значит.
     –  Да, мы полгода назад поженились. После зимних каникул решили на время стать свободными художниками.
     –  Самостоятельности захотелось? Похвально! А то нынче молодые люди стараются как можно дальше отодвинуть эту самую самостоятельность. Возле родителей-то им привычнее и спокойнее. Ну это на мой взгляд. Петр Степанович, отведи наших молодых в отдел кадров для оформления. Но сначала с их паспортами к секретарше, пусть она приготовит приказ о принятии их на работу сторожем и кастеляншей-уборщицей, после моей подписи, этот приказ отнесёшь Виктору Александровичу. А они тем временем в отделе кадров всякие бумаги напишут–подпишут, ну всё как полагается. Да, и просьба у меня к тебе, обустрой их быт на турбазе по-человечески. Всем всё ясно?
     –  Да! – почти хором ответили присутствующие.
     –  Спасибо Вам, Олег Петрович! – с некоторым волнением сказала Катя и быстро вышла за остальными из кабинета.

     –  Ну вот, все формальности соблюдены, теперь можно и перекусить, в нашей столовой вкусно готовят, да и с собой надо чего-нибудь прихватить. А потом домой.

        Когда добрались до турбазы, почти стемнело. Степаныч поднялся на крыльцо, щёлкнул выключатель, и на трёх столбах вокруг здания-сторожки зажглись лампочки.
     –  Главное сейчас – растопить печь, чтоб не замёрзнуть нам ночью. На первый раз я с вами останусь, чтоб вам не страшно было. Вот тебе, Андрей, ключ, открывай своё жилище. Выключатель справа от двери.
        Две лампочки осветили большую комнату, где вдоль стен стояли четыре железные кровати с матрасами, подушками. У большого незанавешенного окна стояли стол и два стула.
     –  Это ваша гостиная, – смеясь, сказал Пётр Степанович, – а эта дверь в вашу опочивальню, она поменьше размером, но вполне приличная.
        Возле стен напротив друг друга стояли две железные кровати с лежащими на них матрасами и подушками. В углу был старый трёхстворчатый шкаф с зеркалом посередине. Окно так же было не занавешено, возле него тоже стояли стол и два стула.
     –  Обустройством займётесь позже, а сейчас на кухню, растапливать печь.
        Кухня находилась через стену от спальни. Печь была высокой с уходящей вверх трубой через крышу. Большая железная дверца закрывала топку, в которой уже лежали большие дрова. Вдоль стены, ближе к печке, лежали стопкой поленья.   
     –  Интересно… Вот эта печь может обогреть все комнаты? – спросил Андрей.
     –  Эта печь с водяным отоплением, о премудростях его я лекцию читать не буду. Ты что, не заметил в комнатах за кроватями трубы? Всё, что надо тебе знать и делать, я поясню. Открываешь заслонку. Складываешь дрова, желательно, чтобы они были сухие, в топку, засовываешь между ними бумагу (вон кипы газет в углу) и бересту, и разжигаешь огонь.  Не забывай убирать золу, для этой процедуры есть кочерга и железный ящичек. Смотри за расширительным баком, который за печкой возле окна. Ну вот дрова разгорелись. Моем руки – кран с холодной водой у входа в кухню. Вода у нас чистая, артезианская. Теперь пошли ко мне на склад, выдам всё, что необходимо для жизни.

     –  Пётр Степанович, чайник вскипел, гуляш разогрели, идёмте ужинать, –  позвала Катя.
     –  А я конфеты принёс, люблю сладкое, хотя и нельзя, сахарный диабет у меня, а раньше о такой заразе и знать не знал. Прорабом я работал, вместе с Олегом Петровичем завод начали строить. А теперь я – прораб и завхоз вот на этой турбазе… Зато какой тут воздух! Соснами пропитан! Лес – источник для здоровья. Вот он мне и помогает, а то совсем хотели списать. Но есть ещё порох в пороховницах! 
     –  Ой, кажется к нам машина едет? – перебила, немного испуганно, Катя.
     –  Ночью звуки далеко слышны. Эта машина по большой дороге едет, а слышится будто рядом. Чтобы вы не боялись никаких звуков и шорохов, я и остался с вами переночевать. А тёмные окна вас не пугают?
     –  Жутковато как-то, – сказала Катя.   
     –  А мы их газетами закроем, после ужина я вам кнопки принесу. А завтра, или на днях, как получится, вам шторы с занавесками выпишу.
     –  Пётр Степанович, можно мы позвоним родителям и сообщим, где находимся и номер телефона? – спросила Катя.
     –  Конечно, а то ваши родители голову потеряют, не зная, где вы находитесь.

        На следующий день Катя и Андрей решили познакомиться с лесом. Снег почти весь растаял, только по ложбинкам, да под большими елями прятался. Они вышли на небольшую проталинку, и тут Андрей увидел голубой большой подснежник, в их краях такие подснежники не росли.
     –  Смотри, Катюша, какой красивый подснежник! С весной тебя, моя принцесса!
     –  Благодарю тебя, о, мой прекрасный принц!
     –  Мне так захотелось его нарисовать!
     –  Так в чём же дело? Пришпорим наших коней и помчимся домой, и ты, мой великий принц, сотворишь чудо!

У сторожки они встретили Степаныча, который что-то объяснял рабочему. Увидев их, он заулыбался.
     –  Как вам наш лес, как наш целебный весенний воздух?
     –  Восхитительно! – в один голос ответили они.
     –  Чудесный подснежник! Такие даже у нас теперь редко встречаются. Художник, где твои кисти?
     –  Сейчас будут!
     –  Жаль, не увижу, как ты будешь рисовать, хотя, думается, что в таких случаях не надо мешать. Но я увижу его, когда вернусь через два дня. Рабочих отозвали срочно на завод. У вас продукты есть? У меня остались почти свежий хлеб, сыр, две банки тушёнки, рожки и банка сгущённого молока. Не пропадать же добру! Оставлю их вам. Кстати, сейчас наступило время берёзового сока. Сами понимаете, что слаще нашего сока ни у кого нет. Катюша, я тебе дам трёхлитровые банки, ты их помой содой и тщательно ополосни. Найдите подходящие берёзы, аккуратненько сделайте надрез и вставьте в него типа лоточка, чтоб сок попадал в подставленные банки. И не скучайте без меня! Хотя разве можно молодым скучать весной? 
     –  Спасибо, Пётр Степанович, за заботу! Но у нас есть продукты. Водитель Саша в обед привёз нам белый хлеб и тридцать штук яиц. Так что не оголодаем.
     –  Не принимаю твой довод. Запомни, если, что-то сказал Степаныч, то спорить с ним бесполезно, не расстраивай дедушку.  Быстро пошла за мной!       

        Андрей поставил на окно стакан с подснежником, достал масленые и акварельные краски, размышляя, какие применить: «Всё-таки лучше акварельные, масло грубовато, не передаст нежность и изящество цветка». Он решил писать по сырому.
        В это время на кухне Катя, налив в цинковую ванну нагретую воду, тщательно мыла банки, споласкивала их под краном и ставила сушиться на разложенное полотенце на подоконнике.
Спустя некоторое время тихонько заглянула в комнату, Андрей рисовал подснежник, а она смотрела на него и любовалась им со стороны.
        «Время обеда уже миновало, а у меня ничего не приготовлено, ну не яичницу же жарить. Сварю рожки и заправлю тушёнкой. Спасибо Степанычу за заботу. Хороший он человек».
     –  Мой принц, обед готов! – заглядывая в комнату, торжественным голосом сказала Катя.
     –  Посмотри, дорогая, на мой подснежник!
     –  Какая прелесть! Он, как живой, цвета неба цветок в стакане с родниковой водой. Ты – чудо, мой принц!
     –  Благодарю! Я дарю его тебе, моя принцесса, за чуткое понимание! – Андрей протянул ей лист и артистично опустился на одно колено. Так частенько дурачились они, когда были довольны удачно выполненной работой. – Я, кажется, слышал что-то об обеде?

        После обеда они решили сделать первую вылазку за берёзовым соком. Выбрали три большие берёзы, стоящие неподалёку друг от друга. Сделали всё, как учил Степаныч. Только капли, как бы нехотя, падали в лоточек.
     –  Может за ночь наберётся. Я запомнил это место, а теперь пошли домой, надо подбросить дровишек в печь. И неплохо было бы до сумерек сходить на озеро.
        Озеро освободилось от ледяного плена, только у берега кое-где лежали мелкие льдинки. У самой воды росли небольшой кустарник и камыши. Сосны, ели и берёзы возвышались на пригорке, поэтому озеро и напоминало чашу, в которой отражалось голубое небо.
     –  Когда подсохнет возле берега, придём сюда рисовать. Ты не против, принцесса?
     –  Я уже для себя присмотрела место, мой принц.
        Вернувшись домой, они попили чай с печеньем, потом тщательно вымыли ванну, поставив её у печки сушиться, принесли дрова из поленницы, что под навесом за глухой стеной здания. И вдруг раздался телефонный звонок.

     –  Алло! Андрюша! Как вы там? Мы беспокоимся, вы одни в лесу, в совершенно незнакомом месте, даже из наших друзей и знакомых в ваших местах поблизости никого нет.
     –  У нас всё хорошо, мама, не волнуйтесь. Здесь прекрасные места, можно сказать, сказочные. И люди, с которыми мы познакомились, добрые, таких я редко встречал в наших городах.
     –  Андрюша, узнай адрес центральной почты города, мы вам перевод до востребования на твоё имя вышлем.  Деньги-то вы от нас не взяли на дорогу. Всё сами, всё сами… Мы с папой даже обиделись тогда. Ох, уж эта ваша самостоятельность!
    –  Нам обещали выписать аванс, так что не умрём с голоду. А про адрес почты узнаю позднее и сообщу.
    –  А Катя где?
    –  Рядом стоит, передаёт привет. Вы её родителям позвоните, чтоб не волновались.
    –  Обязательно всё расскажем…
       Раздались короткие гудки, и чей-то голос сказал, что линия перегружена.

    –  Ну вот и поговорили. И что значит перегружена?
    –  А помнишь, Степаныч говорил, что телефон служебный. Может поэтому долго говорить по телефону не разрешается.
    –  Приедет Степаныч, спрошу у него.

       Катя ещё спала, когда Андрей принёс банки с берёзовым соком и сбегал поставить другие. Сок был холодный, он сделал пару глотков и понял, что ещё никогда в жизни не пил такого сладковато-нежного сока. Налил сок в стаканы и поставил их на горячие трубы отопления. Через некоторое время Андрей со стаканом подошёл к спящей Кате.
    –  Моя принцесса, не хочешь ли ты испить нектар богов? 
    –  Нектар богов? – вскочила Катя, схватила стакан и небольшими глотками с наслаждением выпила весь стакан.  – О, я превращаюсь в богиню! Но клянусь тебе, мой принц, я по-прежнему буду любить тебя!
    –  Ты неподражаема, любовь моя! – Он схватил её в объятья, и они упали в кровать.

       После завтрака пошли проверять банки, прихватив ещё пару пустых. К их удивлению сок заполнил банки до краёв.
    –  Спасибо, вам, берёзы! – Катя с нежностью погладила их стволы.  – Можно мы ещё поставим банки?
       Дома поняли, что они даже одну банку на двоих не выпьют за день, а пустых банок уже не было.
    –  Знаешь, какая мысль мне пришла в голову? Мы заполним берёзовым соком ванну и искупаемся в ней. Ты когда-нибудь купалась в берёзовом соке? И я нет. Пусть нектар богов вкусят и наши тела. А берёзы, я думаю, не рассердятся и простят нас. Они – мудрые, а мы для них, как дети.
   
       Вечером они наполнили ванну тёплым берёзовым соком. Она первая села в ванну, а он поливал её тёмные, почти чёрные, волнистые волосы соком из банки, а потом ладонями омывал её тело. Для неё это было по истине божественным наслаждением. Не вытираясь, она закуталась в простыню, изобразив из неё «хитон». Затем ванну занял он. Она проделала с ним тоже самое. Прохаживаясь в «хитонах» по комнате, они попивали из гранённых стаканов «нектар богов».

       На следующий день они взяли этюдники и пошли к озеру. Катя осталась на пригорке, облюбовав высокую берёзу и ель. Андрей спустился к озеру. Прошло часа два, на небе стали появляться тёмные тучи, пугающие дождём. Пришлось возвращаться домой, так они теперь называли каменную сторожку.
       Андрей выгреб золу, положил в топку дрова, но ого
нь никак не хотел гореть, и это почему-то стало раздражать его. Он принёс сырую бересту, отодранную с поленьев под навесом, чиркнул спичкой по бересте, появился небольшой огонёк.
       На ужин Катя приготовила яичницу, чай, бутерброды с сыром, которого хватило лишь на полтора куска. Ужин прошёл в молчании. Настроение мужа задело её, в больших зелёных глазах заблестели
слёзы, и она ушла в комнату.

       Андрей сидел перед открытой дверцей и смотрел на огонь. Тоска уныния колола душу. Озеро не принимало его, оно растекалось по листу в виде восьмёрки. На другом листе было тоже самое. Он сжёг листы, чтобы Катя не увидела ни огня, ни дыма, а обгорелые клочья затоптал ногами.
        Андрей закрыл дверцу, нашёл в куртке листочек из блокнота, вышел в коридор и набрал номер телефона.
    –  Алло! Георгий Иванович! Это Андрей. Мне бы хотелось встретиться с Вами завтра. Вы будете свободны?
     –  Здравствуй, Андрей! У меня завтра выходной А что случилось-то?
    –  Понимаете, мне нужно написать Ваш портрет, очень нужно… За один день, конечно, не получится, но главное – начать.
     –  Приезжай ко мне домой, запиши, или запомни мой адрес. При встрече и разберёмся. Жду!
     –   Спасибо! 
         Облегчённо вздохнув, он пошёл в комнату, где на кровати спала Катя, повернувшись к стенке, лёг на свою кровать и долго не мог заснуть.

         За окном послышался шум подъезжающего заводского автобуса. Андрей быстро встал, оделся и вышел на улицу. Он подошёл к водителю и почувствовал, что тот в каком-то тревожном состоянии. Саша был среднего роста, как и Андрей, но лет на пять старше его, слегка простоватый на вид, рыжая прядь волос выбилась из-под шапки-ушанки.
    –  Привет! Саня, ты, когда поедешь в город?
    –  Вот дождусь Степаныча и поеду.
    –  А меня не захватишь? Георгий Иванович пригласил в гости, очень хочу его увидеть.
    –  Не вопрос, захвачу. Иваныч недалеко от меня живёт. А мне надо домой заскочить, Свету с Димой проведать, ночью у мальца температура повысилась.
    –  Тогда я пошёл собираться.
        Когда Андрей зашёл в дом, Катя на кухне наливала из-под крана воду в чайник.
    –  Доброе утро, Катюша! Понимаешь, мне надо встретиться с Иванычем, я хочу его портрет написать. Мы с ним вчера по телефону договорились. Он меня ждать будет.
    –  Ну раз договорились, так поезжай. А лицо у Иваныча для портрета самое то. Нет, я это серьёзно говорю. Я бы вряд ли смогла его написать.
    –  Ты у меня умница и всё понимаешь без слов. В холщовый пакет соберу краски, кисти, подрамник с готовым холстом.  И может до приезда Степаныча чай успею попить. А вот и он на своей распрекрасной «Ниве».

         Дав рабочим указание и выдав им материалы для работы, Степаныч, постучавшись, зашёл к молодым.
    –  Приветствую вас, молодо-зелено! Не оголодали тут без меня? (С улицы послышался сигнал).
Андрей, ты готов? Сашка мне сказал, что ты хочешь поехать в город к Иванычу. Что ж, навести старика. А Катюша не возражает?
    –  Степаныч, ну как можно возражать желанию художника!
    –  Правильно рассуждаешь. Кстати, а где подснежник?
    –  Да уж беги, а то Саша сигналить устанет. А подснежник, Пётр Степанович, я Вам сама покажу, мне его Андрюша подарил.
        Андрей чмокнул Катю в щёку и выскочил на улицу. Автобус поехал в сторону лесной дороги. А Катя вынесла из комнаты рисунок и дала его Степанычу, сказав, что жаль настоящий подснежник завял, правда, они его решили сохранить, положив сушиться между страниц какой-то книги по инструкциям. Степаныч долго смотрел на рисунок и наконец сказал:
     –  Ей богу, как живой! И глаз, и душу радует. Вот, что значит, по-настоящему быть художником! А я только чертежи всякие рисовать умею. Да, неплохо бы сделать стеклянную рамочку для него. Покумекаю над этим, тоже тебе подарок будет от меня.

         Андрей поднялся на второй этаж и позвонил. Дверь открыл Иваныч. Они поздоровались, и зашли в квартиру.
    –  Рад тебя видеть, Андрей! Раздевайся, проходи на кухню, сейчас чай будем пить с блинами, сам их испёк.
        Кухня была небольшая, но всё, что необходимо, каким-то чудом умещалось в ней. Кухонный стол возле окна, четыре табуретки, задвинутые под стол, холодильник «Бирюса», газовая 4-х конфорочная плита, раковина, а по стенам самодельные деревянные шкафчики с вырезанными рисунками.
    –  Ты чёрный индийский, или с листьями смородины чай будешь? С мёдом, или малиновым вареньем?
    –  Чёрный привычнее. Мёд я не очень, а вот малиновое варенье с детства люблю.
        Они пили чай с блинами, макая их в варенье. Иваныч поинтересовался, как они обустроились на турбазе, не боятся ли по ночам оставаться в лесу одни.
    –  Мы уже привыкли, теперь всяких звуков и шорохов не пугаемся. Да, Иваныч, блинчики у Вас вкусные, пальчики оближешь!
    –  Захочешь, и тебя научу, а ты свою Катюшу ими кормить будешь. Любит она блины-то?
    –  Да я как-то не интересовался этим. Но научиться печь блины, думаю, полезно будет.
    –  Скажи, а зачем тебе мой портрет-то нужен?
    –  Живём мы среди прекрасной природы, красота на каждом шагу, можно сказать. И вот вчера пошли с Катей к озеру рисовать. А у меня ничего не получается, словно что-то оборвалось внутри. Долго я думал, глядя на огонь в печи, даже пришёл к мысли, что живопись, очевидно, не для меня. И вот тут вспомнил про Вас… Может не всё пропало, и решил попробовать портрет написать. Позвонил Вам.
    –  Ну, без творческих мук мастером не станешь, и никто не поможет, только сам, по себе знаю. Хотел я стать резчиком по дереву, уж очень люблю дерево, но, видно, не судьба. А с портретом давай попробуем. Пошли в мою комнату, там светло, деревья не загораживают окно.
        Комната была почти квадратной. В центре Андрей поставил стул напротив окна. На этюдник поставил подрамник с холстом, на табуретку выложил палитру, краски, кисти. Иваныч с готовностью сел на стул.
    –  Я сначала набросок на холсте кисточкой сделаю, постарайтесь сидеть спокойно и думать о чём-то своём.
    –  Думы-то всякими бывают. Вот, например, про волосы. У тебя волосы густые и короткие. А мне всегда казалось, что длинные волосы носят только попы да художники.
    –  Ну, Иваныч, ты и выдал! Мне длинные волосы не идут, а то бы в попы пошёл, – в серых глазах Андрея засверкали искорки смеха. – У Вас на лице, хоть не большая, но борода, что мне Вас попом изобразить? Давайте, Георгий Иванович, другую думу думайте, о жизни своей, например.

        Сколько времени прошло, никто не заметил. Но набросок был почти готов, когда раздался в
 квартире звонок. Иваныч встал и пошёл открывать дверь, на пороге стоял Сашка. 
    –  Привет, Сашок! Как здоровье твоего мальца?
    –  Здорово, Иваныч! Светка сказала, что температура спала, он даже покушал. Врача не вызывали, да и что врачей-то по пустякам беспокоить.   
    –  Ну обошлось, и слава богу!   
    –  Эй, Андрей, ты домой собираешься ехать?
    –  Георгий Иванович, а завтра можно приехать?
    –  Завтра у меня второй выходной, а послезавтра – на сутки. Можешь приехать, особых дел у меня нет. А свои принадлежности здесь оставь, чтоб не таскать с собой. Я тут всё прикрою, да накажу Маше, внучке моей, чтоб не любопытничала. Будь спокоен!
    –  Спасибо Вам большое, тогда до завтра. Поехали, Саня, а то Катя начнёт волноваться.
    
        Рабочие сидели на скамейке у крыльца здания в ожидании автобуса и травили анекдоты. Саша развернул автобус, Андрей, соскочив на землю, спросил:
    –  А завтра сможешь меня до Иваныча подбросить?
    –  Если Степаныч разрешит, смотаемся в город, да и Светка обещала борщ сварить, люблю борщ, да ещё со свининой, хоть я и не хохол. Эй, ребятки, дружно по местам, домой что ли неохота?
    –  До завтра, счастливой дороги!

        Катя, загадочно улыбаясь, вышла из комнаты, пряча что-то в руке за спиной. Он подошёл и по привычке чмокнул её в щёку, одновременно пытаясь схватить за руку.
    –  Не хватайся, сама покажу. Степаныч сделал рамку со стеклом для подснежника, только он не знает, какой краской покрасить рамку, то ли белой, то ли морилкой, то ли просто покрыть лаком.
    –  Конечно, лаком. Ты что не догадалась?
    –  Я предложила ему покрыть лаком, а он сказал, что надо с тобой посоветоваться. Вот вы все мужчины такие, не доверяете женщинам, а между прочим, сама природа подсказывает женщине, что делать.
    –  Ладно, сам скажу. А тебе Иваныч прислал блинчики и банку малинового варенья. Так что ставь чайник!
    –  Удивительный Иваныч! Ну откуда он мог знать, что я люблю блинчики и малиновое варенье?
    –  А это сама природа подсказывает мужчине, что любит женщина!
        И они оба расхохотались. А потом с удовольствием пили чай с блинчиками. Катя в блинчик заворачивала варенье и причмокивала губами от удовольствия. Про портрет она не спрашивала, если захочет – сам покажет.
    –  Эх, надо было Степаныча пригласить.
    –  Так он уехал домой, сказал, что надо лак привезти. Знаешь, так хочется иногда послушать музыку, песни, а у нас даже радио нет. Может приёмник купим с первой зарплаты?
    –  Хорошая мысль! Обязательно купим, моя принцесса.

        Степаныч ещё не приехал. Рабочие слонялись без дела. Саня, открыв капот, копался в моторе. Андрей сидел на кровати в гостиной, так привычно стали называть большую комнату, как на иголках. Катя мыла посуду после завтрака, размышляя о своём. Ей хотелось быстрее пойти на озеро к своей берёзе. Рисунок был только в виде наброска, а сейчас она уже чувствовала, что именно нужно написать.
        Наконец-то подъехал Степаныч. Он позвал мужиков на склад, выдал нужные инструменты и материалы, объяснил, что надо делать. Окликнул Сашку (так привык он его называть). Стал показывать какие-то бумаги, по которым тот должен получить на заводе нужные материалы.
    –  Саш, тут всё расписано и подписано, тебе только требуется взять, погрузить и расписаться в получении. Ну что мне тебе объяснять, всё уже сам знаешь.
    –  Да ясно всё, Степаныч. Привезу в целости и сохранности. Вот только, как быть с Андреем, его Иваныч сегодня ждёт. Тоже дела какие-то.
    –  Ладненько, довезёшь его до города, объяснишь, как добраться до Иваныча, и сразу же на завод. Сам знаешь, наш завскладом на одном месте не сидит, ищи-свищи его потом по всему заводу.
   –  Андрей! – стукнул в окно Сашка, – быстрее, выезжаем. 
       По дороге они договорились, что Саня после завода заедет домой, потому что без борща, считай, день пропал, а потом он заберёт Андрея.

        Иваныч уже все глаза проглядел, ожидая своего портретиста, даже позвонил на турбазу – вдруг он сегодня не приедет. Но Степаныч его успокоил, сказав, что его Сашка до города довезёт, а по городу уж Андрей сам до него доберётся. Наконец раздался дверной звонок.
    –  Извините, Георгий Иванович, за опоздание, поплутал немного, хотел позвонить, но не один автомат не работает. Времени у нас маловато, так что сразу за дело. Не возражаете?
    –  Попробуй, возрази тебе, ещё обидишься, а мне мой портрет очень нужон стал, – с хитрецой в глазах проворчал старик.
    –  Вот и ладненько, как говорите Вы со Степанычем.

       В это время Катя стояла у своей берёзы с набухшими почками.  Рядом с берёзой росла ель, и, глядя на них, казалось, что они стараются быстрее дотянуться до голубого неба. Обе были просто красавицами: высокие, пышные, ветвистые. Сёстрами их не назовёшь, а вот подружками можно. Ветви берёзы тянулись к лапам ели, которые, как показалось Кате, чуть дрожали, словно они хотели взяться за руки. Именно это Кате хотелось изобразить на картине. И ей почти удалось, только осталось   ещё чётче всё прорисовать. Но солнце опустилось за верхушки деревьев, свет изменился. Катя собрала этюдник, осторожно положив туда свой рисунок, и пошла домой.
    –  Где же ты пропадала, красавица? Ушла и не сказала, чем покрасить рамку. Пришлось самому решать, покрыл лаком.
    –  Вот и хорошо! Андрей тоже сказал – лаком покрыть.
    –  Картошкой с тушёнкой накормлю. Картошка в наших краях урожаями не славится, поэтому до весны у многих она кончается. Я заскочил на базар, купил два килограмма, ох, и вздрючивают же цены эти приезжие продавцы!

       Подъехал автобус. Андрей вытащил все принадлежности для живописи и понёс в дом. Рабочие по приказу Петра Степановича выгружали из автобуса привезённые коробки, какие-то упакованные тюки и сразу же относили их на склад к Степанычу. Когда всё закончили, сели в автобус и ждали Саню, который задержался на складе. Наконец он вышел, и автобус покинул турбазу.

    –  Мои юные друзья, у меня для вас два сюрприза. Получите аванс и распишитесь в ведомости, а второй сюрприз – здесь завёрнуты шторы и занавески, будет вам чем заняться сегодня вечером. Карнизы в магазине уже заказал, Сашка завтра привезёт. Вы пока у себя в комнате шторы натяните на эти верёвочки, а завтра я помогу вам сделать так, как полагается. А то эти газеты на окнах уже страшно раздражают.
         Кстати, как вы относитесь к собакам? У меня друг уезжает в отпуск, а собаку оставить некому. Она у него на садовом участке домик его охраняет. Он мне и предложил своего кобеля временно поселить на турбазе. Неприхотливая псина, раз в день кормить можно. Кобель – помесь овчарки и дворняги. Я подумал, что собака нужна для спокойствия.
    –  Ой, я в детстве очень любила бабушкину собаку, она дом с садом охраняла, обычная дворняга, но умная и добрая была, по кличке «Жулька».
    –  Андрей, а ты не против?
    –  Нет, правда, у меня никогда не было собаки, но здесь в лесу она бы не помешала.
    –  Ну вот и ладненько, завтра с другом привезём кобеля, а сейчас ехать домой надо, заждалась меня моя Маруся.

        Весь следующий день прошёл в хлопотах. Друг Степаныча привёз большого пса по кличке «Дик», которого временно поселили в коридоре на привязи, пока двое рабочих строили ему конуру. Степаныч с другом Василием приделывали карнизы к четырём окнам, Андрей был у них в подмастерьях. На складе у прораба-завхоза в окнах изначально были сделаны решётки и висели шторы. Катя гладила тюлевые занавески, шторы – Андрей. Саню Степаныч назначил поваром.
         К вечеру всё было готово. Будку поставили недалеко от крыльца, под окном гостиной. Дика посадили на цепь. Василий налил что-то из бидона в миску пса, сказал, что вторую половину дадите ему завтра, Дик привык есть один раз в сутки. Пёс лизнул пару раз и больше не стал. Василий погладил его, объяснил, что оставляет его здесь ненадолго и скоро приедет за ним. Сходил к своей машине, вытащил сумку с провизией для пса, отдал Андрею, объяснив, что Дик в еде не прихотлив, ест сырую рыбу, обычный хлеб и даже гречневую кашу.
        Потом Саня всех накормил макаронами по-флотски с тушёнкой и напоил чаем с лимоном.
    –  Ну как вам, ребята, нынешняя обстановка? Хорошо стало?
    –  Уютно, и почти по-домашнему, не то, что в первое время, – сказала Катя.
        Вскоре все стали собираться, рабочие уже давно ждали в автобусе, грызя семечки. Территория опустела. Андрей подошёл к псу, но тот глухо зарычал.
     –  Не хочет он нас признавать. Наверное, он чувствует себя брошенным.
         Катя села на корточки перед Диком и с лаской в голосе стала с ним говорить:
     –  Дик, твой хозяин Василий не бросил тебя, просто он не мог взять тебя с собой в отпуск, но, когда он вернётся, то заберёт тебя снова к себе. А пока ты поживёшь с нами, мы тебя не обидим. Ты хороший и добрый пёс, и нас никому в обиду не дашь. Верно?
         Пёс внимательно слушал, как она говорит, словно всё понимал. Катя погладила его по голове, и  Дик неожиданно лизнул ей руку. С этой минуты они стали друзьями. Дик ел только ту еду, которую приносила Катя, других он не признавал, и почему-то частенько рычал на Андрея, который был поражён таким поведением собаки.

         Утром, ещё до приезда автобуса, позвонил Иваныч, сказал, что не сможет сегодня встретиться с Андреем, потому что до вечера будет занят по хозяйству, а вот завтра он постарается быть свободным,   но предварительно позвонит. У Андрея сразу же испортилась настроение, он так ждал сегодняшний день.
        Во время завтрака Андрей предложил пешком пройтись по лесной дороге, выходящей на бетонку, и повесить какой-нибудь незаметный знак, чтоб ориентироваться, когда с большой дороги сворачивать в лес. Хотя он несколько раз ездил на автобусе, но не запомнил, где этот поворот. Катя согласилась, и они пошли прогуляться, подышать свежим весенним воздухом, как сказали Степанычу.

         Лесная дорога от турбазы поворачивала влево и в начале шла прямо, но потом стала выделывать зигзаги между деревьями и зарослями кустарников. Они прошли по ней километра три, когда дорога резко повернула вправо и по прямой вышла из леса к большой дороге, по которой ехали грузовые машины, автомобили. Возле поворота в лес росла сосна, а с другой стороны – высокая берёза с чертой из чёрной краски на стволе.
    –  Вот тебе и знак! Заметь, чисто природный знак, а не гаишный. И желающих свернуть на лесную дорогу нет. А мы теперь будем знать, как можно добраться из города.
    –  Это пока, когда турбаза построится, любителей лесной дороги будет много, – ответил ей Андрей.

        Когда подходили к дому, Дик выскочил из конуры, где он лежал безвылазно, и радостно залаял, виляя хвостом. Катя помахала ему рукой.
    –  Это он тебя так встречает, – с некоторой завистью заметил Андрей, – ты для него теперь тоже принцесса! Хотя нет, принцесса ты только для меня, а для него ты – королева!
        И оба весело рассмеялись. День и вечер прошли незаметно.

        Утром Андрей проснулся рано, захватил одежду и на цыпочках вышел из комнаты, чтоб не разбудить Катю, в последнее время она любила поспать, что было естественно, и потому не раздражало его. Он оделся в гостиной, перетащил телефон на кухню, благо шнур позволил. Поставил чайник, взял из маленького холодильника под названием «Морозко», что привёз им Степаныч, бумажный пакет с хлебом (так дольше хранится хлеб), колбасу и сделал два бутерброда. «Жаль нет кофе. Получу перевод и обязательно куплю индийский растворимый кофе». После завтрака приготовил этюдник, выбрал кисти получше, обернул тряпкой холст и аккуратно всё сложил в холщовый пакет с лицом Хемингуэя на нём.  Звонка не было. «Может Иваныч и сегодня занят, но звонить ему пока не буду». На улице залаял Дик на трещащий мотоцикл. Андрей выскочил на крыльцо.
    –  Да уйми ты своего пса! Я только утром вспомнил, что сегодня воскресенье и тебе не на чем приехать. Вот заодно посмотрю, как вы тут обустроились. Шторы облагораживают окна, а собака – лучший друг человека.
    –  Заходи, Иваныч! – не скрывая радости, пригласил Андрей, – давай сразу на кухню, попьём чайку.
    –  А что, Катюша стала спящей красавицей?
    –  Будешь тут с вами спящей красавицей, – выходя из комнаты, с притворным неудовольствием отозвалась Катя.
    –  Ох, ты моя краля! Как же я рад видеть тебя! – он по-отцовски обнял её.  –  Ну чай, так чай! Я пирожки привёз, правда, вчерашние, но вкус они не потеряли, клянусь!
        Во время чаепития Иваныч поинтересовался, как им живётся здесь, не жалеют, что в лесу обосновались, не скучают по цивилизации. У Андрея спросил, сможет ли он сегодня дорисовать его портрет.
    –  Может до вечера смогу основное дописать, останется только дорисовки потом сделать.
       Вечером я тебя не смогу домой доставить, мотоцикл всё же старый, дорога-то не близкая, с ним может и оказия какая-нибудь приключиться. А не перенести ли этот сеанс, как ты его называешь?
    –  Нет, я на сегодня настроился, ломать своё настроение не хочу. В случае чего Катя и одна может переночевать, у неё же есть защитник – Дик.
    –  Катюша, а ты как думаешь?
    –  Иваныч, я знаю, что значит для Андрея настрой, ничего, переночую.
    –  Ладненько, будем делать из дома непреступную крепость. Сейчас всё обследуем.
       Иваныч обошёл вокруг здания, нашёл большую железную лопату, небольшой ломик, использованное под цемент ведро и принёс, выбрав более сухие, дрова.
    –  Катюша, собаку поселишь в коридоре, кроме замка, ещё внутрь железной дверной ручки вставишь вот так лопату, а ломик в угол у входа поставишь, шторы плотно завесишь, свет везде не включай, только настольную лампу, в туалет не выходи, я ведро на кухне поставил. Сейчас я разожгу печь, а ты только потом не забывай дровишки подкладывать. Всё поняла, храбрая девочка?
    –  Всё ясно, товарищ командир! В партизанку играть не буду, вылазки к врагам делать тоже.
    –  Молодец, у тебя жена, Андрей! Любит так, что на всё готова ради тебя.
    –  Так это у нас взаимно, Иваныч!

       Андрей сложил аккуратно в коляску все принадлежности, поцеловал Катю в обе щёки, и мотоцикл поехал на лесную дорогу. Катя подошла к Дику, обняла его за голову, тот лапой старался погладить её.

       Иваныч нажал на звонок, что удивило Андрея, дверь открыла девушка с миловидным лицом и с толстой русой косой, ростом чуть выше Андрея.
    –  Вот знакомься, Андрей, это моя любимая и единственная внучка Маша. Она нас накормит обедом, а потом мы займёмся твоим, вернее, моим портретом. Вот только во время позирования мне бы не уснуть! Музыку включать не будем, я и под неё, бывает, хорошо сплю.
    –  Сидите, Георгий Иванович спокойно, только постарайтесь глаза не закрывать. Можно я форточку открою, а то душновато в комнате. Вы простыть не боитесь?  Тогда начинаем.
       Маша в это время на кухне раскатывала тесто под пирог, дед любил пироги с капустой и яйцом. Вместо чая она решила сварить компот из сухофруктов.
       К вечеру портрет был почти готов. Иванычу очень он понравился, ему показалось, что Андрей увидел в нём то, о чём он не говорил никому. Несмотря на гордый орлиный нос, осанистую бороду, в глубине голубых глаз таилась какая-то боль.
    –  Андрей, а ты можешь продать мне мой портрет?
    –  Да я Вам подарю его. Только ещё несколько штрихов надо сделать, но это я уже без вас, дома допишу, и Катюше покажу.
    –  Ладненько, договорились. Позвони Катюше, как она там? А я посмотрю, что там Маша приготовила.
    –  Говорить по нашему телефону долго нельзя, но Катя сказала, что всё нормально и спокойно, она всё сделала так, как Вы сказали, а Дику у входа в гостиную постелила старый матрас, в общем, им не скучно.
    –  Ну вот и ладненько. Когда собака рядом, то не страшно. А сейчас к столу. Машенька, а нельзя ли нам наливочки по маленькой рюмочке к ужину, отметим завершение моего портрета – «Дед Георгий», заметь – дед, а не старик!
    –  Дедуля, тебе же нельзя! Тебе врач даже курить запретил, а ты – куришь. Удивляюсь, как ты вытерпел сеансы позирования, не куря.
    –  Так наливочка-то своя! А я по радио слышал, как врач один говорил, что вино для сосудов и сердца полезно принимать грамм пятьдесят в день. А что до курева, так я не хотел, чтоб Андрюшка, рисуя меня, задыхался от запаха табака, потому что в такие моменты ничего не должно отвлекать. Когда машинистом поезда был, внимание прежде всего, посему тоже не курил от станции до станции.
    –  Так Вы машинистом были! То-то я заметил, что взгляд у Вас внимательный такой, словно в душу смотрит.   
    –  Дык и у тебя, художник, тоже глаза острые. Ну что ж выпьем по маленькой за труды наши праведные, как говорят. Котлетки поедим, компот с пирогом попьём. Маша, а ещё одну прихоть мою исполнишь?
    –  Спою твои любимые – про рябину, ямщика, про степь широкую, а про мороз вместе споём.
       
       Андрей спал в комнате Иваныча, засыпая, он подумал, какой красивый, сильный и в тоже время будто грудной голос у Маши. И сама она стройная и красивая, а какие у неё большие василькового цвета глаза, так и хочется утонуть в их глубине.

       Утром за ним заехал Саня. Прощаясь с Иванычем и Машей, Андрей неожиданно (и прежде всего для себя) сказал:
    –  Маша, я хотел бы нарисовать тебя, но не портрет, а типа небольшой картины, изобразив тебя в русском сарафане, с веночком из васильков на голове. Я завтра приеду, мне на почту нужно, заодно и к вам зайду, хотя бы эскиз набросаю.
    –  Приходите, завтра у меня музыкалки нет, а в школе только четыре урока.
    –  А у меня выходной. Ты по дороге у Сани спроси, где наша главная почта.

       Перед выездом из города, недалеко от автостанции, мужики ждали заводской автобус. Андрей попросил Саню остановиться у магазина, чтоб купить хлеб, молоко и рожки. 
       Дик сидел уже на цепи в будке, он не обратил никакого внимания на Андрея. Зато радостно залаял на подъезжающую «Ниву». «Как-нибудь надо попросить Катю, чтоб с Диком мне подружиться».
       Катя на кухне жарила яичницу. Андрей осторожно поставил на пол пакеты, этюдник, вбежал на кухню, схватил в охапку жену и, целуя, закружил её по кухне.
    –  Катюша, родная, у меня кажется всё получилось! После завтрака я готов буду выслушать твои замечания, моя принцесса!
       Он осторожно вынул портрет, снял бумагу, поставил своё детище на тумбочку. Катя придирчиво рассматривала портрет Иваныча.
    –  Вот тут немного надо сделать посветлее, а здесь чуть темнее, – отметила она педантичным голосом, – а в целом… (и тут она рассмеялась) портрет замечательный! Особенно глаза, в них боль какая-то.
    –  Спасибо тебе, моя дорогая принцесса! Какой же я эгоист, даже не спросил тебя, как прошла ночь, ты может вообще не спала от страха.
    –  Когда рядом верная собака, то не страшно.
    –  Ну ты прямо, как Иваныч, выдала. Он тебе до отъезда так сказал?
    –  Нет, он мне ничего такого не говорил, я узнала об этом этой ночью.
    –  Прости, что так получилось. Кстати, Иваныч назвал свой портрет «Дед Георгий», он захотел купить, но я сказал, что подарю ему.
    –  Правильно, ведь если бы не он, где бы мы нашли приют в этом незнакомом городе.
    –  Боже, как ты меня понимаешь! А Степанычу покажем? Вдруг он обидится, что не его я захотел написать? Хотя он не знал для чего я ездил к Иванычу. А здесь и ездить никуда не надо было. И он нам во многом помог и помогает.
    –  Думаю, что про портрет он всё равно узнает, вот тогда действительно может обидеться. Лучше при случае ему покажем «Деда Георгия».
    –  Какая же ты умница у меня. Да, я ещё познакомился с внучкой Иваныча. Зовут её Машей, такая стройная, я бы даже сказал, красивая девушка, ростом чуть выше меня, десятый класс заканчивает и музыкальную школу. Она на ужин испекла любимый пирог деда, с капустой и яйцом. После ужина по просьбе деда она русские народные песни спела, а под конец мы все втроём про «Ой, мороз, мороз» спели. У меня-то голос не ахти, а вот Иваныч здорово спел. Но самый чудесный, красивый голос, конечно же, у Маши, – с неподдельным восхищением проговорил он.
       Кстати, я предложил Маше написать её в русском сарафане, с веночком из васильков на голове, у неё большие, но не голубые и даже на синие, а василькового цвета глаза. Мне завтра надо на почту перевод получить, я обещал заглянуть к ним, у Иваныча будет выходной, а у Маши в школе то ли три, то ли четыре урока, не помню. Я только эскиз для начала набросаю, даже этюдник не буду брать, только папку и карандаши. Не возражаешь, моя принцесса?
    –  Но тебе же надо получить перевод, родители беспокоятся.

       Перед сном Андрей поворочался на своей кровати и быстро уснул. Катя лежала и вспоминала, как он рассказывал о Маше.

       Раньше всех приехал Степаныч и быстро пошёл к себе на склад. Андрей заглянул и поздоровался с ним. Вид у того был какой-то озабоченный. Он стоял над открытым ящиком.
    –  Что случилось, Степаныч?
    –  Да вот херню вместо настоящих гвоздей привезли. Посмотри, такими гвоздями только рейки прибивать, а не доски для домиков. В других-то ящиках были нормальные. Придётся все шесть ящиков отвозить и новый заказ делать. Сейчас позвоню Олегу Петровичу.
       Еле дозвонившись, он объяснил ситуацию. Тот его успокоил, сказав, чтоб вместе с рабочими приехал на завод, а он к его приезду приказ напишет, чтоб выдали необходимые для стройки гвозди.
       Из-за поворота показался автобус с рабочими. Андрей сказал Степанычу, что ему нужно в город на почту, может они его прихватят?
    –  Извини, Андрей, но нам срочно на завод, каждая минута дорога, надо завхоза застать на месте.
 
       Катя не спала и слышала, как автобус выехал с турбазы. Андрей наскоро выпил чай, затем пошёл сказать Кате, что уезжает в город, а к вечеру вернётся.
    –  Никуда ты не поедешь! – запротестовала Катя. –  Я плохо себя чувствую, у меня болит голова и сердце щемит, ты должен быть рядом со мной.
    –  Но мне надо перевод получить, да и Маше я обещал эскиз сделать.
    –  Перевод никуда не денется, а эскиз в следующий раз сделаешь.
    –  Что за капризы, Катя? Ты же знаешь меня, если я что-то обещал, то обязательно выполню.

       Андрей быстро надел куртку, положил папку с рисунками и карандашами в пакет и ушёл, хлопнув дверью.
       На почте он получил сторублёвый перевод. Решил купить растворимый индийский кофе, шоколадку, любимые конфеты «Белочка», две буханки белого хлеба, три банки сгущённого молока, две банки кильки в томатном соусе, а в отделе кулинарии – пирожное «картошка», шесть штук. Сложив покупки в пакет, Андрей направился к Иванычу. Дверь открыла Маша, в белой блузке под сарафаном.
    –  Привет! Уже и сарафан подобрала?
    –  Я его сама сшила для школьного концерта.
    –  Очень красивый. Может сразу за работу?
    –  А пообедать? Дед должен из магазина прийти.
    –  Нет, ты уже готова, давай не будем время терять. Садись на стул, лицом ко мне. Я эскиз по плечи сделаю, а в следующий раз будешь стоять, как стойкий оловянный солдатик.
       Они не слышали, когда пришёл дед. Андрей даже не заметил, как тот заглянул в комнату.
    –  На сегодня всё. Показывать не буду, плохая примета, – с этими словами он убрал лист в папку.
    –  А теперь обедать! Будем поглощать магазинные пельмени, я уже сварил, бульон по вкусу.
    –  Здравствуй, Иваныч! Я даже не слышал, как ты пришёл.
    –  Не только не слышал, но даже не заметил, как я в комнату заглядывал. Весь в творческий процесс ушёл, так сказать. И это хорошо!
       Поблагодарив за обед, Андрей стал собираться домой и посмотрел на Иваныча.
    –  Понимаешь, мой железный конь староват, не дай бог, заглохнет на лесной дороге, так что я тебя только до поворота в лес доброшу, а ты уж домой пешочком дошагаешь. Не обидишься?
    –  Всё нормально. В случае строптивости твоего коня, не в лесу же его оставлять.
    –  А когда следующий сеанс?
    –  После первого мая ты мне позвони, когда свободна будешь. Договорились? Иваныч ты готов?
    –  Как пионер, а ты пакеты-то не забудь.
    –  Да вот забыл кое-что. Маша держи, –  и сунул ей в руки, вынув из пакета, три «картошки» и шоколадку. – До скорой встречи!
    –  Спасибо, Андрюша, это моё любимое пирожное. Пока!

       Андрей шёл по лесной дороге с непривычной тяжестью на сердце, он впервые поссорился с Катей. Подходя к дому, он услышал рычание Дика. Андрей отломил полбуханки белого хлеба и подал Дику, но тот даже не притронулся, хотя хлеб вкусно пахнул.
    –  Я понимаю, что не хочешь воспринимать меня, как друга, но, право же, я не враг тебе.
    –  Дик, он – мой муж, мой принц, и ты, ради меня, должен к нему хотя бы хорошо относиться, – ласково проговорила, неожиданно появившаяся, Катя. – Попробуй ещё раз дать ему хлеб.
       После её слов Дик взял хлеб, протянутый Андреем.
    –  Ты молодчина, Дик, и всё понимаешь правильно, – радостно, погладив пса, проговорила Катя.
    –  Я твоё любимое пирожное привёз. И ещё кофе купил. Пошли поставим чайник. А где все?
    –  Так сегодня короткий день перед праздником, все давно уже уехали. 

       Утром Андрей выпил кофе, взял этюдник и пошёл на озеро, желая проверить себя.
       Катя слышала, как он встал, но притворилась спящей. После его ухода она опять почему-то стала думать о Маше. Раньше он показывал ей все эскизы, а вчера не предложил посмотреть. И с чем это, интересно, связано? Навязчивая мысль заставила её встать и посмотреть его папку. Она нашла эскиз не сверху, а среди чистых листов. На неё смотрели большие красивые глаза, в глубине которых светилась грусть. Катя взволнованно задышала и быстро убрала листок на прежнее место. Она почувствовала себя воришкой. Ей стало стыдно, положила папку в пакет на тумбочку так, чтобы он не заметил, что она брала её в руки. Завалилась на кровать, и слёзы потекли по её щекам. Она не могла найти объяснение  своему поведению. Потом наконец-то встала, накинула халатик и пошла на кухню. Тщательно умыв лицо, она посмотрела в зеркало, показала себе язык и рассмеялась. Вместе с оставшимся пирожным «картошка» выпила кофе. И тут в углу гостиной зазвонил телефон.

    –  Алло! Доченька, с праздником вас! Как вы там поживаете?
    –  Мамочка, и вас с праздником! У нас всё хорошо. Андрей ушёл рисовать озеро. А мне хотелось поспать, и я не пошла с ним. Вот словно чувствовала, что ты позвонишь. Передай поздравление родителям Андрея. Это служебный телефон, долго разговаривать нельзя, он отключается. Пока, целую всех… раздались короткие гудки.
       «Надо что-то приготовить, а что и из чего? Есть только рожки и банка кильки в томатном соусе. Сварю суп, студентам не привыкать».

       Следующий день тоже был выходным, на турбазе стояла тишина. Ни стуков топоров, молотков, ни криков и матов рабочих, даже сороки молчаливо летали с дерева на дерево. Кате не хотелось вставать, она повернулась к стенке и снова заснула. Андрей в коридоре чистил палитру, отмывал кисти. И вдруг услышал со стороны лесной дороги отдалённый шум мотоцикла. «Неужели Иваныч? Было бы хорошо, если он», –  с надеждой подумал Андрей.

       Иваныч затормозил возле крыльца, с ним приехала и Маша. Дик неприветливо залаял, выскочив из будки на всю длину цепи, которую Андрей сразу укоротил так, чтоб пёс мог стоять только у будки.
    –  Приветствую тебя, пустынный уголок! –  воодушевлённо продекламировал Иваныч. – Ну здравствуй, мастер кисти! – и потряс, пожимая, руку Андрея.
    –  Привет, Андрей! –  с этими словами Маша соскочила с заднего сиденья мотоцикла.
    –  Решили свежим воздухом подышать, да вас, отшельников, проведать. Не возражаете?
    –  Да что Вы, Георгий Иванович! Мы Вам всегда очень рады! – с распущенными волосами, одетая в джинсы и свитер, воскликнула Катя и сбежала по ступенькам ему навстречу.
    –  Здравствуй, здравствуй, моя хорошая! – он обнял её. – Познакомься, моя внучка Маша.
    –  Та самая внучка, которая печёт вкусные пирожки? Очень приятно познакомиться! – и Катя протянула руку Маше.
    –  Ну вот и познакомились! Достань, Маша, из коляски нашу провизию, а ты, Андрей, помоги занести сумки на кухню. Жареный хек готов к употреблению, сам жарил, но вот картошку придётся приготовить на вашей электроплитке.  Катя, ты пюре или жареную любишь?
    –  Ой, я так давно жареную картошку не ела.
    –  Тогда, милые дамы, вперёд во славу желудку!
    –  Иваныч, у меня есть предложение. Вы с Катей будете поварами, а я Маше покажу нашу турбазу и озеро, она же здесь впервые. Не возражаете?
    –  Конечно, Андрюша, покажи Маше наши заповедные места, как их называет Степаныч, а мы с Иванычем приготовим чудесный обед.
    –  Ладненько, предложение твоё принимаем!

       Андрей и Маша отправились к озеру. По дороге он стал расспрашивать Машу про Степаныча и Иваныча. Она рассказала, что они дружат ещё со школьных времён. У Степаныча сын окончил с отличием военное училище, отец гордился им. Первые два года службы прошли спокойно. Через год в Сибири проходили большие военные учения, много военных было привлечено из разных частей, а также военной  наземной и воздушной техники тоже было много. Во время учений сын Степаныча погиб, он пытался узнать, что случилось, но ему сказали, что это секретно. Похоронили в цинковом гробу с воинскими почестями. У Степаныча он был единственным сыном. Он очень переживал гибель сына. На этой почве у него начался прогрессирующий сахарный диабет. Благодаря его жене – тёте Маруси, она врач-терапевт, он выкарабкался. Несколько лет инсулин кололи, а сейчас он без него обходится.
    –  Да, печальная история.
    –  Красивое озеро, живое, оттого и диких уток тут много. Любопытно понаблюдать за ними. Они видят нас, но не боятся.
    –  Давай сядем вон на то поваленное дерево. Скажи, а у Иваныча тоже сын был?
    –  Да, такой весёлый, даже беззаботный временами был. Я его хорошо помню, как и маму. Мой отец играл на баяне и любил петь песни, голос у него сильный и красивый был. Вот это его и сгубило. Без него ни одна свадьба в округе не проходила, он и пристрастился к выпивке. Мама его очень любила, пыталась вместе с дедом вылечить от алкогольной зависимости. Он года два не пил, но потом, как с цепи сорвался. А маме сказал, что он ещё не спел свою последнюю песню.
       На нашем садовом участке дед построил небольшой дом, похожий на теремок, красивый, на окнах резные наличники, ставни, крыльцо резное, два кручёных высоких столбика, внутри вся утварь – столы, стулья, шкафчики – украшена резьбой. В доме была небольшая русская печь с рисунками. 
    –  И что же случилось?
    –  Я в пятом классе училась. Отец однажды очень уж пьяным домой пришёл, начал на всех кричать, что его никто не понимает, талант его не оценивают… Ну дед рассердился и выгнал из дома, сказав, иди туда, где тебя понимают. Зима была. Отец прихватил баян и ушёл, как мы потом узнали, пошёл он в сады, они же недалеко от города. Пришёл, затопил печь, сухие дрова всегда были в сенцах. Выпил полбутылки водки, на баяне играл и пел, как мы позже подумали, натолкал в подтопок ещё дров, но, видимо, одно или два полена не до конца засунул, да и дверцу-то не прикрыл. Потом, выпив ещё водки, он и уснул, разомлев от водки и тепла. А горевшие дрова на пол вывалились из печки, металлический лист перед топкой небольшой был, в общем, пол загорелся. А отец в отрубе.
       Пожарники позвонили деду, что дом его на участке горит и туда уже выехала пожарная машина. Дед с мамой быстро собрались и на машине помчались в сады. Но было уже поздно. Дом наполовину сгорел, пожарные вынесли обгоревшего, но ещё дышащего отца, скорая повезла его в больницу, но по дороге отец умер. От всего этого у деда инфаркт случился, даже не смог сына похоронить. Ладно Степаныч и друзья деда, машинисты, помогли с похоронами. Мама ухаживала за дедом, на ноги его поставила, да вот себя уберечь не сумела, не обратила внимания на боль в груди, через два года после смерти отца она умерла от рака груди. И остались мы с дедом одни.
    –  Очень трагичная судьба у твоих родителей. Вот почему в глубине глаз твоего деда увидел я неизгладимую боль.
    –  Мне дед сказал про тебя: как этот мальчик мог увидеть то, что многие годы я даже от себя пытаюсь скрывать. Он станет настоящим художником, если жизнь его не покорёжит. Жизнь –прекрасна, но она и жестока.
       Нас заждались уже, и дед, наверное, нервничает. Только ты никому ничего не говори, что я тебе рассказала, дед не должен знать об этом. Пусть это останется между нами нашей тайной.

       Ещё не дойдя до дома, они почувствовали в воздухе вкусные запахи, отчего аппетит ударил прямо в желудок. Андрею показалось странным, что Дик не обратил на них внимания.
     – Пока вы гуляли, – ворчливым голосом начал Иваныч, – мы с Катей хлопотали над обедом и даже стол успели накрыть. Мыть руки и за стол!
     – Дед, не ворчи. Мы на озере за дикими утками наблюдали, они ныряли в воду, как искусные пловцы, и словно наперегонки друг с другом плавали. На нас даже внимания не обращали. Я пожалела, что у нас с собой хлеба не было.
     – Нужен им ваш хлеб! У них сейчас свои забавы. Ну-ка подставляйте свои тарелки, я жареную с лучком картошечку положу и вкуснейшие кусочки хека. А в стаканы налью вам божественный напиток – компот из сухофруктов, будете запивать самые вкусные пирожки в мире, которые, замечу, под моим чутким руководством, испекла Маша. А знаете, внучка моя нынче сразу две школы заканчивает: одну простую, другую – музыкальную, где на днях экзамены начнутся, да академический будет.
     – Маша, – полюбопытствовала Катя, – а на каком инструменте играешь?
     – Я хотела на скрипку, но по возрасту уже не прошла, а на балалайку с радостью записали. Сначала мне не нравилось, но пришёл новый педагог и заразил своей игрой. Михаил Борисович – виртуоз, он на всех русских народных инструментах играет, оркестр организовал при школе.
     – Разговорами сыт не будешь, дружно все уплетаем за обе щёки.
     – Ох, и вкуснотище! Иваныч и Катя, вы для моего желудка прямо праздник устроили.
     – Иванычу надо спасибо сказать. Я-то в подмастерьях у него была.
     – Не скромничай, Катя! Без твоего вдохновения у меня точно бы картошка пригорела. А посему, Андрей, мы оба заслужили твою благодарность.
     – А после школы, Маша, ты уже решила, куда поступать?
     – В музыкальное училище.
     – На балалайку?
     – Нет, на вокальное отделение.
     – А ты нам спой чего-нибудь, утешь деда. Хотя не мешало бы передохнуть, пойду перекурю.

     – Катя, мне с тобой переговорить надо.
       Зайдя в комнату, Андрей прошептал:
     – Может мы Иванычу сегодня портрет подарим, как ты думаешь?
     – Время подходящее, только вот Степанычу не успели показать. Помнишь, на эту тему говорили?
     – Да Степаныч же друг Иваныча со школьных лет. Не обидится. Может я и его портрет напишу, лицо у него тоже примечательное.
     – Когда они начнут собираться домой, мы ему и подарим.
     – Ладненько! Как Степаныч с Иванычем говорят.
          
     – Ну а теперь песню! Только давайте в гостиную, что на кухне-то сидеть! –  приказным тоном сказал Иваныч, входя в дом.
       Все расселись по кроватям, Маша встала возле окна, слегка отодвинув стол.
     – Дед, я хочу спеть твою и мою любимую русскую народную песню «Ой, то не вечер».
       Пела она то меланхолично и сдержано, то экспрессивно. Верхние и нижние звуки пропевались ею легко и непринуждённо. Красивый и сильный голос передавал естественную тревогу казака от приснившегося сна.
       Все были в восхищении от её пения, а у деда даже слёзы в глазах появились. И, может от стеснения, он резковатым голосом сказал, что пора собираться домой.
    –  Подожди Георгий Иванович, мы с Катей тебе подарок приготовили. – Андрей вынес из комнаты портрет Иваныча. – Будешь смотреть на него и о нас вспоминать.
    –  Ну вы все меня доконать решили, – он обнял Андрея и Катю, – до самой смерти вас не забуду.
    –  Я завтра к вам приеду, надо ещё один хотя бы эскиз Маши сделать, пока у неё не начались экзамены.

       Проводив гостей, Катя поставила чайник, чтоб нагреть воды для мытья посуды. Андрей сказал, что сам вымоет посуду, а она пусть полежит, отдохнёт. Он заметил, что Катя какая-то взволнованная и щёки у неё покраснели, как при температуре. А вечером позвонил Степаныч и предупредил, что дня три он и рабочие на заводе будут, там какой-то аврал.

       Утром он не стал будить Катю, оставил записку, что поехал к Иванычу, к вечеру вернётся. Выпил кофе с пирожком, собрался и ушёл по лесной дороге, чтоб доехать на пассажирском автобусе, или на попутке до города.

       Иваныч на кухне был, когда Андрей позвонил в дверь.
    –  Привет! Помощником будешь. Решил блины испечь, пока Маша в школе. Заодно научу тебя. Не против?
       И стал показывать и рассказывать о всех премудростях приготовления тонких блинов с дырочками. Они поочередно взбалтывали муку в молоке, потом также начали печь блины, положив до этого соль, песок и немного растительного масла. К приходу Маши напекли аж целую гору. Вскипятили чайник, заварили заварку из индийского чая. И все вместе дружно всё это поглотили.
    –  До вечера успеешь со своим художеством управится?
    –  Мне бы хотелось несколько эскизов сделать, а то потом Маша будет занята выпускными, вступительными экзаменами. В общем, посмотрю, как получится.
       До вечера он успел только два эскиза сделать. Иваныч позвонил Кате, что не успевает Андрей с эскизами, а потом поздно вечером ему не на чем будет домой добраться, напомнил ей, как дом непреступной крепостью сделать. Катя ответила (Иваныч почувствовал грусть в голосе), что всё помнит, да и белые ночи уже, а с Диком ей некого бояться. Пожелала спокойной ночи. Даже не спросила, когда Андрей вернётся. «Вот несладко быть женой художника, хотя она тоже художник, только рисунки свои не показывала, да я и не спрашивал, – размышлял дед».
       Он поспешил сходить в магазин, пока не закрыли, купил два килограмма муки, масло подсолнечное, на его счастье, остался один пакет молока.

       Катя перенесла телефон в гостиную, постелила Дику в коридоре старый матрас, дала ему поесть, тщательно зашторила все окна и легла на кровать. Мысли о Маше и об Андрее не давали покоя.
       У Маши красивый голос, она может стать талантливой, даже известной исполнительницей русских народных песен, ведь таких исполнителей мало, все эстрадой увлечены.
       Конечно, Андрей может стать талантливым, даже известным художником. Где-то она прочитала, что перенесённые страдания делают художника великим. А чем я могу помочь ему?
       Думая об этом, она незаметно уснула, а утром проснулась рано. Вскипятила чайник, сделала кофе,
достала из холодильника пирожки, которые опять напомнили о Маше. И она с каким-то злорадством не ела, а поедала эти пирожки.

       Дика она посадила на цепь, положила ему кусочек хека, но тот даже не притронулся. Она его погладила за ушами, что он очень любил, поцеловала его в лоб и пошла прогуляться по лесу. Неизвестно сколько времени она гуляла, начался мелкий дождик. Катя пошла на озеро, долго смотрела на его рябь, пока не услышала гром, приближалась гроза. Она поднялась к своим любимым берёзе и ели. Дождь пошёл сильнее, она спряталась под распустившейся берёзой, обнимая её. Молнии сверкали в небе всё чаще. Катя подумала, вот бы в берёзу попала молния, которая убила бы её, тогда страдание постигнет Андрея, и он, во имя её, станет настоящим художником. Катя взглянула в небо, молнии сверкали почти над головой. Но что-то случилось непонятное: как в замедленном кино, она увидела, как большая молния прямо летит на её берёзу, но неожиданно другая молния ударяет большую молнию, и та рассыпается на кусочки. И в этот момент существо, живущее в ней, начало сильно пинать её в живот. Катя ощутила под рукой пятку младенца. И у неё потекли слёзы, она зарыдала, называя себя эгоисткой, которая даже не подумала о малыше, что был под сердцем. «Прости меня, мой маленький, прости, родной! С этой минутой я буду жить только для тебя, мой малыш!» И после этих слов она почувствовала тихий, даже нежный, удар маленькой пяточки. Вдруг ей показалось, что кто-то лижет её ноги, Катя поглядела вниз, у её ног лежал Дик и тихо начал скулить, она увидела, что на его шее замоталась цепь. «Родненькие вы мои, мы возвращаемся домой». Дождь кончился и из-за туч появилось солнце, оно словно улыбалось Кате.

       Подходя к дому, она ощутила такой же вкусный запах, когда её мама пекла блины. Зайдя на кухню, она увидела Андрея, пекущего блины, а на столе стояла банка с малиновым вареньем с надписью на крышке: Моей Принцессе.