Детство на Мебельной

Весной 1957 года наша семья с Нелидовской улицы переехала в новую квартиру в доме  96 "а" по Торопецкому  шоссе. Новенький двухэтажный 15-квартирный дом находился почти рядом со школой, где работала моя мама, в этой же школе потом училась и я. Через дорогу от нашего дома была устроена небольшая площадь для конечной остановки "Мебельная фабрика" для  городского автобуса № 1, за площадью виднелся  корпус этой мебельной фабрики. За домом был большой пустырь и далее железнодорожные пути - по ним паровозы шли в депо. По тем временам наш дом  был очень добротным  зданием  с комфортными условиями проживания:  в доме были  центральное паровое отопление, водопровод,  в каждой квартире отдельный санузел, ванная с титаном, который надо было топить дровами. На кухне печка для готовки еды. А чтобы утром вскипятить чай  или вечером разогреть ужин, хозяйки пользовались небольшими элетроплитками.   В  1963 году печки во всех квартирах разобрали и установили газовые плиты с газом в баллонах, что тоже было новшеством в городской жизни Великих Лук.


Расскажу немного о жильцах дома. Поскольку дом возводили  рабочие СУ 323, многие строители этого управления получили квартиры или комнаты в коммуналках. Нашими соседями были каменщики, штукатуры, маляры строительного управления, а также шофер и кочегар в котельной, продавщица ОРСа и медсестра железнодорожной больницы, нянечка детского сада и учительница школы (моя мама), бухгалтер и машинист железной дороги, две бабушки-пенсионерки. Из 15 квартир 5 трёхкомнатных были коммунальными, двери которых днём  не запирались на ключ. В эти квартиры  можно было свободно зайти в любое время дня и, из вежливости постучав три раза, открыть дверь любой из комнат.  Прожив в этом доме с 5 до 18 лет, я ни разу не была свидетелем конфликтов и ссор между соседями. Когда взрослое население нашего дома собиралось во дворе – женщины посудачить, мужчины поиграть в домино или в карты, а рядом бегали мы, дети, то наши уши не слышали матерных слов и непристойных выражений, хотя … если кто-то из ребят слишком озорничал или хулиганил, то кто-нибудь из старших мог  осадить  баловника крепким словцом так, что виновный быстро понимал, что можно, а чего нельзя делать во дворе. Иногда доставалось и мне за мои проказы.


 Портниха из квартиры №2 тётя Женя по просьбе моей мамы шила мне детские платья,  она же сделала мне наряд на выпускной вечер в школе, потом в институте и, наконец, свадебное платье.  Бабушка Захарова из третьей квартиры  шила из старых фетровых шляпок и шапочек удивительно красивые и удобные домашние тапочки для девчонок и их мам.


Поздней осень 1968 года у нас тяжело умирала моя бабушка Аня. В квартире пахло лекарством, мама и её старшая сестра, затаив слёзы, ухаживали за бабушкой, но плакали, когда выходили из её комнаты. И в какой-то момент мне, 16-летней девчонке,  стало страшно находиться в квартире. Я пошла к своей подруге Вале, которая жила  в коммунальной квартире в одной комнате вместе с мамой, папой и братом. «Тётя Фрося, - обратилась я к Валиной маме – у нас дома бабушка умирает, можно я у вас побуду?» И меня оставили на весь вечер в этой семье -  утешили, успокоили, обогрели душу. Я с благодарностью помню доброту этой семьи Евченковых…


Мы, дети, любили исследовать свой дом.  Неоднократно бывали в котельной -  нас влекли туда множество незнакомых приборов и гудящая машина, что вырабатывала тепло для нашего дома. Котельная занимала  1/3  подвального помещения.  Ещё 1/3 подвала была отдана  жителям для сооружения  сараев, в которых   зимой хранили  картошку, летом детские санки и лыжи, оставляли там временно не используемую мебель и одежду. Подвальные сараи в отличие от уличных были чистыми, с электрическим светом и в меру тёплыми. Это было хорошее место, где можно было спрятаться, а потом через подвальное окно  незаметно вылезти  во время игры в прятки. И последняя, третья часть подвала была недосягаема для детей. Мы знали, что там находится бомбоубежище на случай войны. Нам интересно было взбираться на чердак, чтобы через слуховые окна посмотреть с высоты на знакомую улицу. На чердаке в дождливое время, а также и зимой хозяйки сушили бельё.  Пробираясь (аккуратно, чтобы не запачкать!) между простынями, полотенцами, рубашками и штанами мы бродили по чердаку и спорили о том,  потолок какой  квартиры у нас сейчас под ногами.


Через наш двор часто проходили чужие люди с улицы -  кто-то шёл в баню неподалёку от нашего дома, кому-то надо было сократить путь к железобетонному мосту или же спуститься к паровозному депо. Взрослые соседи косо смотрели на этих прохожих и ворчали – «Наш двор превратился в проходной. Гуляют себе, как по улице!» Мы, дети, решили бороться с такими непрошенными гуляками. Завидев чужих мальчишек и девчонок, направляющихся с улицы к воротам двора возле служебного  входа на почту,  тут же кричали им – «Здесь  вам не проходной двор! Идите в обход дома!» Иногда эти грозные дерзкие слова относились и к молодым людям. Чаще всего на наши окрики   не обращали внимания, и  прохожие шли  дальше по своим делам. Однажды, завидев пожилую женщину, пересекающую наш двор, я побежала к ней навстречу с намереньем сделать замечание. Бабушка  замедлила ход, остановилась и встретила меня такими словами – «Дочушка, скажи, пожалуйста, как мне пройти….»  И вот это слово «дочушка» охладило моё рвение «быть дежурной» по двору, мне сразу стало неловко и стыдно от своих нахальных намерений поучать старшего человека. Я вежливо ответила чужой бабушке на её вопрос, и она пошла своей дорогой, а я призадумалась, почему  меня, незнакомую ей девочку, пожилая женщина назвала «дочушкой»? Это было странно, но  так душевно приятно… И с тех пор я стала замечать,  что наши соседки по дому иногда, если обращались с просьбой  к кому-нибудь из девчонок,  начинали её  словом  «дочушь» (с ударением на последнем слоге).   «Дочушь, пойди позови  маму…», «Дочушь, а ты не знаешь,  где…»,  «Дочушка, помоги мне справиться…» После такого ласкового обращения всегда хотелось выполнить просьбу старших.


Часто мы устраивали домашний кинозал у кого-нибудь дома. Смотрели плёночные диафильмы с помощью детского фильмоскопа. Чаще всего собирались в коммунальной квартире № 4, где одну из комнат занимала семья моих друзей Вали и Вовы, или Вовчика – так мы называли тогда младшего брата подруги. На общей кухне, пока все родители были на работе и никто ничего не готовил у плиты, занавешивали тёмным одеялом окно, на противоположной  окну стене как-то прикрепляли белую простынь – экран, ставили в ряд стулья и кухонные табуретки, рисовали входные билеты для зрителей, выбирали киномеханика, которому поручали медленно передвигать кадры плёнки, ну а я чаще всего была диктором, который читал текст к каждому кадру. Фильмоскоп был один на весь двор, а вот коробочки с интересными диафильмами имели многие ребята, и мы вместе составляли репертуар киносеансов, которые заканчивались с приходом домой после рабочего дня настоящих хозяев кухни – мам и пап.


Иногда, в холодные ненастные осенние и зимние дни детям разрешалось играть в коридоре на лестничной площадке. В подъезде было светло и тепло, полы и ступеньки лестницы были деревянными. В нашей квартире раздавался негромкий  стук в дверь, и если дверь открывал кто-то из взрослых, то я слышала вопрос: «А Наташа выйдет играть в коридор?» и была счастлива, если мама отпускала меня. В коридоре мы не бегали, не баловались, а старались играть в тихие игры, так как знали, что если будем шуметь и мешать отдыхать после рабочего дня мамам и папам, то нас быстро загонят домой. Чаще всего в коридор выносились игрушки и настольные игры – мозайка и бильярд, лото и домино, детские хорошо иллюстрированные книги, которые интересно было если не читать, то просто взять в руки и полистать, посмотреть картинки. Но чаще всего мы, девчонки, выносили своё кукольное царство с кукольной мебелью, кукольной посудой и разными одеждами для кукол, которую мы сами и шили. Спасибо моей бабушке  Ане за то, что научила меня, шестилетнюю, держать в руках иголку с ниткой и делать первые стежки.

 Моим товарищем по дворовым приключениям был мой сосед со второго этажа нашего подъезда Лёша. Он один из нашей компании занимался музыкой и учился в музыкальной школе по классу баяна. Удивительно, что никто из взрослых не заставлял Лёшу играть на баяне. Однажды, ещё в первом классе Лёша упросил папу взять ему на один день из прокатного пункта баян. Мальчишка с радостью взял его в руки и, несмотря на то, что баян был таким большим, что Лёша едва был виден из-за этого музыкального инструмента, мелодия всё же зазвучала -  Лёша так верно подобрал её на слух, что его папа Василий Эммануилович сказал своим домашним – « Как бы трудно ни было , этому ребёнку мы купим баян». Что и было сделано.  И потом я часто слышала, как мой верхний сосед Лёша без устали разучивает новые музыкальные произведения. После окончания школы Алексей поступил в музыкальное училище, а потом успешно закончил консерваторию в Петрозаводске и многие годы играл в симфоническом оркестре Петрозаводска. Но в детстве у нас с Лёшей были вот такие происшествия. Однажды, а это было после  первых успешных запусков космических ракет, Лёша  по секрету сказал,  что он хочет показать мне нечто таинственное и удивительное. Но для этого надо найти укромное место, чтобы никто не мешал. Таким местом оказалась старая послевоенная землянка на дне воронки от авиационной бомбы. Дверей на ней не было, а чтобы дети и всякие чужие люди не заглядывали в это мрачное и сырое помещение, перед входом сложили всякий мусор и старые доски. Нас это не смутило, и мы пролезли через эту свалку. В землянке оставались какие-то деревянные опоры и настил из досок. Лёша достал из кармана необычный предмет – это была модель ракеты, обтянутая для красоты серебристой фольгой. Для ракеты Лёша выбрал стартовую площадку на небольшом возвышении, на двух плоских камушках  как-то  укрепил эту самодельную  ракету, зажёг спичку, медленно поднёс пламя к хвосту ракеты и… она с шипением жахнула и понеслась, но  не в космос, а по неизвестной её создателю траектории, к счастью  мимо наших голов, не задев даже нашу одежду, и исчезла в глубине землянки. Мы же рванули со всех ног наверх, на свет белого дня. По своей девчоночьей необразованности я не знаю точно, из чего Лёша смастерил ракету, но почему она так здорово взлетела, Лёша поведал мне. В качестве «ракетного топлива»  была использована сера от спичечных головок.  Все знают, что спички не игрушки, однако они водились в моих карманах. Для чего? Чтобы с другом Лёшей разжечь костёр. Подальше от дома, на грядках осеннего опустевшего огорода мы вдвоём с Лёшей собрали сухие веточки, обложили их травой и подожгли. Костерок получился так себе, небольшой. Но его дымок заметил проходящий по пришкольному участку, который граничил  с нашими огородами, ученик школы № 49. Подошёл и поинтересовался, кто же это развёл костёр, у кого есть спички. Попросил показать коробок, чтобы посмотреть этикетку (тогда многие ребята собирали красочные этикетки от спичечных коробок). Мы, наивные, отдали ему спички … и больше их не увидели.  Мальчик оказался учеником маминого класса, который рассказал моей маме о нашем баловстве с огнём. Не знаю, как Лёшке, а мне за это здорово влетело – ведь спички из дома принесла я.


Во что играли ребята нашего дома? Девочки, а их было большинство, играли  в классики. У каждой девочки в кармане пальто всегда в запасе лежала «битка». Битка – это металлическая коробка из-под гуталина, коробка побольше из-под леденцов, поменьше из-под вазелина или маминого крема для лица. В битку засыпали песок и плотно закрывали крышку. Главное, чтобы во время игры битка не раскрылась и песок не рассыпался! Ещё играли в «ножички». Интересно, кто-нибудь сейчас знает или помнит ещё эту игру?  К радости всей детворы, однажды летом во дворе появились настоящие качели, которые пустовали разве что тёмной ночью. На них любили кататься и малыши, и дети-школьники, и подростки, и даже взрослые парни из чужих домов. Те, кто постарше, старались раскачаться так, чтобы сиденье взлетало ввысь до параллельной с землёй линией и замирало там на мгновение. Это было классно! И находились такие смельчаки, которые, стоя ногами на деревянном сиденье, раскачивались и крутили «солнышко»  на 360 градусов вокруг железной перекладины. Один такой «герой дня» не удержался на качелях и летел по воздуху до своего жёсткого приземления на кучу хлама в углу двора. Остался жив, но помощь медицинская ему всё же потребовалась. Удивительно, что после этого случая качели не ликвидировали и в их конструкции ничего не изменили. Обошлось всё тихо-мирно…
Зимой во дворе было тоже много развлечений. В каждой семье у детей были лыжи, самые простенькие, с креплением в виде петли, куда просовывалась нога в валенке. Если зима покрывала двор толстым слоем снега, то во дворе катались на лыжах дотемна, пока мама не загонит домой. Но ещё больше любили мы кататься с ледяной горки.  Её не надо было сооружать, горку мы устраивали на склонах большой ямы, что находилась рядом с нашим двором. Взрослые объяснили нам, что яма – это огромная воронка от разрыва авиабомбы во время событий Великой Отечественной войны. Когда-то здесь стоял дом, руины которого вероятно разобрали в первые послевоенные годы, а вот засыпать воронку как видно не хватило сил и средств. Весною яма заполнялась талой водой и её бывало так много, что однажды соседский Витёк  барахтался и тонул в ней, а его мама тётя Шура, натянув высокие резиновые сапоги, спасла своего незадачливого озорника. С наступлением морозов старшие ребята заливали склоны ямы водой,  и после школьных уроков вся детвора нашего дома толпилась возле ямы, чтобы на фанерке, а то и на попке в тёплых рейтузах и штанах с начёсом  нестись стремглав вниз с такой скоростью, что на дне ямы продолжалось ещё движение, но уже это был откат в обратную сторону. Это были весьма опасные «покатушки», поэтому наши родители договорились в домоуправлении о том, чтобы для детей соорудили настоящую высокую деревянную горку. И она появилась зимой 1963 или 1964 года! Поставили её за забором возле той же ямы, но со спуском на ровную площадку возле сараев. Катались с этой горки и на санках, и на картонках/фанерках, и просто на спине, и даже на животе ногами вниз. Однажды после такого скольжения я ударилась лицом о кромку досок в конце спуска и рассекла губу так, что папа повёз меня в железнодорожную больницу, где мне сделали уколы против столбняка и зашили губу.


Когда мы стали старше, а это было в 6-8 классах, то мамы разрешали нам совершать дальние лыжные походы. На зимних каникулах или же в выходной день мы собирались большой компанией в 8-10 человек и с лыжами на плечах шли к паровозному депо, которое находилось сравнительно недалеко от дома. Осторожно переходили рельсовые пути (родители научили нас соблюдать технику безопасности на железной дороге) и шли в восточном направлении, минуя так называемый «чёртов мост». Вскоре за этим разрушенным в войну мостом мы сворачивали вправо, становились на лыжи и шли по пересеченной местности до поля с холмами. Вот с этих холмов мы учились спускаться на лыжах и скользили  вниз на такой скорости, что первое время никому  не удавалось устоять на ногах до конца спуска. Но мы не сдавались, наши частые лыжные вылазки «за чёртов мост» дали положительные результаты к концу лыжного сезона.  Как же гордились своим мастерством те из нас, кто, подпрыгивая на небольших трамплинчиках, лихо спускался с холма и завершал движение на лыжах далеко на равнине. Это были самые счастливые мгновения зимнего лыжного сезона! Такой интерес к спуску с горы на лыжах появился благодаря тому, что зимой 1968 года мы впервые по телевизору смогли наблюдать за соревнованиями горнолыжников на зимних Олимпийских Играх.


 В нашем дворе все дети школьного возраста были  записаны во вторую  детскую библиотеку им. Гайдара, расположенную на ул. Гагарина напротив железнодорожного вокзала. И не просто записаны, а многие были активными читателями этой библиотеки.  Бывало, мы собирались компанией, чтобы пойти в библиотеку поменять прочитанные книги на новые.  Если книга оказалась очень интересной, то она тут же переходила из одних рук в другие. С удовольствием читали  русские народные сказки, сказки П. Бажова,  братьев Гримм, Андерсена  и Шарля Перро, рассказы и повести Н.Носова о приключениях Незнайки,  сказку  Волкова «Волшебник Изумрудного города» и её продолжение «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», повести А. Гайдара, особенно популярен у ребят был сборник рассказов «Пионеры-герои». Это книга  о подвигах наших сверстников в годы Великой Отечественной войны. В те годы юным читателям не выдавали на руки читательские билеты, а просто называли номер читательской карточки, который надо было помнить и называть его каждый раз вместе  с  датой возврата библиотечных книг. И этот номер менялся с  началом нового календарного года.  Почему-то нам нравились небольшие номера,  и однажды мы с друзьями задумали  получить номера из первой десятки читателей. А для этого нужно было пораньше прийти в библиотеку в первый рабочий день наступившего нового года. Но, увы, нам не повезло, нас опередили другие книголюбы … Мы ждали ещё один год, и после новогоднего праздника с тем же настроением стать первыми читателями отправились ранним утром в библиотеку задолго до её открытия, хотя могли бы на каникулах  беззаботно поспать. И наше заветное желание исполнилось!  В тот день наша дворовая компания ушла из библиотеки с номерами от 1 до 8!


В середине 50-ых годов прошлого века проигрыватель стал вытеснять любимый и доступный для многих слоёв населения патефон. Но не каждая семья могла приобрести проигрыватель из-за материальных затрат, а, возможно, не всегда проигрыватели были в доступной продаже... Но зато в городе появились прокатные пункты, где "на прокат" на небольшой срок и за определённую плату давали в пользование предметы бытовой техники, а именно : стиральные машины, швейные машинки, проигрыватели, фотоувеличители для печатания фотографии в домашних условиях и много чего ещё. А пластинки можно было купить в магазине "Мелодия" на ул. Ленина. У нас в доме были пластинки с популярными в те годы эстрадными песнями, пластинки с выступлением Аркадия Райкина, Тарапуньки и Штепселя. Проигрыватель появлялся в доме накануне каких-либо праздничных дней, на которые мои родители приглашали гостей. Но ещё до наступления праздника мы с мамой с удовольствием слушали пластинки с любимыми песнями. Бывало, что мама и папа, а вместе с ними и я, дружно подпевали исполнителям песен. Звучала мелодия вальса, и тогда папа отодвигал большой стол из центра комнаты к окну, освобождая пространство для танца. И вот мои мама и папа танцевали вальс, а я просто кружилась по комнате под звуки музыки. Потом папа подхватывал меня на руки и продолжал вальсировать со мной. Моя бабушка Аня сидела в сторонке на стуле, и я очень хорошо помню, какими добрыми и счастливыми глазами она смотрела на нас! Папа усаживал меня на диван, подходил  к своей тёщеньке и приглашал её на тур вальса. Бабушка махала руками, отнекивалась (у неё тогда болели ноги), но потом всё же соглашалась, и они с папой совершали по комнате один круг вальса.


С 1961 по 1963 годы мои мама и папа пели в хоре клуба железнодорожников, которым руководил хормейстер Галапов Николай Васильевич. Вечерами, после работы, они уходили на репетиции хора и часто брали меня с собой. Я, в те годы ученица начальной школы, была хорошей проказницей, на моём счету было достаточно шалостей и провинностей.  Родители опасались оставлять без должного внимания такую озорницу. На репетиции хора я сидела в сторонке на стуле  с книгой в руках. Пока взрослые пели, я тихо и мирно читала интересную книгу. Но всё же невольно прислушивалась к тому, что происходило в репетиционной комнате. Я знала весь репертуар хора, и дома мы порою с родителями, когда у них бывало хорошее настроение, вместе пели эти песни. "Главное, ребята, сердцем не стареть...", "Что стоишь, качаясь, тонкая рябина...", " Пропел гудок заводской в конце рабочего дня, и снова у проходной встречает милый меня...", "... с ветки облетает черёмухи цвет, в жизни раз бывает восемнадцать лет!". Были и патриотические песни о Родине, о партии, очень суровая песня "Бухенвальдский набат". Помню, как Николай Васильевич Галапов шутками и прибаутками учил хористов мастерству пения. " Вы должны непрерывно держать ноту, пока я вам рукой не подам знак "стоп"! Пусть это будет долго,  может быть, я даже выйду из комнаты, пойду в буфет попить чайку, а потом вернусь к вам, а вы должны всё ещё тянуть ноту и остановить пение по взмаху моей руки! Вот так". Потом мы с бабушкой были на отчётном концерте хора. Это было замечательно! На сцену клуба железнодорожников вышел коллектив хора в полном составе. Мужчины в строгих тёмных костюмах, а женщины в нежно-голубых длинных до пола шёлковых платьях. Исполнили весь свой репертуар, пели очень красиво и проникновенно, заслужив громкие долгие аплодисменты. Я так хлопала, что все ладошки себе отбила! Были у хора и гастрольные выступления. Летом 1961 года я вместе с хором и родителями съездила на выступление в Новосокольники.


 Со второго класса я и некоторые мои подружки ходили на занятия школьного хора. Он состоял из учеников младших классов, и руководила хором учительница 2А класса Алевтина Николаевна Фролова, аккомпанировал молодой учитель пения, которого мы часто называли между собой просто Женя Пестриков. На репетициях мы разучивали октябрятские и пионерские песни, шуточные детские песенки, одним словом готовили концертную программу для выступления на смотре художественной самодеятельности  школ города, который обычно проходил на весенних каникулах в драматическом театре. Для выступления у нас была незатейливая, но красивая форма. У девочек и мальчиков белые рубашки с длинными рукавами, тёмные (чёрные или тёмно-синие ) юбки/брюки, а на шее, чуть ниже воротничка, всем хористам прикалывались  большие  банты из тёмно-синего в белый горошек шёлка. Наш хор, как нам говорили тогда учителя, защищал на смотре честь школы№ 49. Но кроме этого нас приглашали выступать на торжественные мероприятия  тех производственных коллективов, где работали  родители учеников, например в депо железной дороги, в строительное управление № 323, на мебельную фабрику. И вот там нас встречали очень тепло, слушали с радостью и гордостью за своих сыновей и дочек, поющих на сцене. Аплодисменты всегда звучали очень громко и долго! До сих пор ещё помню те наши весёлые звонкие песни…


В нашем доме на первом этаже располагалось почтовое отделение (оно действует до сих пор!), и всю почтовую корреспонденцию жильцы дома получали раньше других жителей окрестных улиц. Для посетителей  почта открывалась в 9 часов утра, но почтовые служащие приходили в отделение  гораздо раньше – они встречали первую почтовую машину (а это был большой крытый фургон), выгружали из него пакеты с газетами, журналами, письмами, а также бандероли и посылки. Потом сортировали их по адресам: по улицам, домам и квартирам, и затем почтальоны с тяжёлыми сумками отправлялись в путь. Путь до квартир нашего дома был самым коротким! На дверях каждой квартиры висел почтовый ящик, в который и опускались газеты, журналы, письма. Очень часто в  нашей квартире был слышен лёгкий стук упавшей на дно ящика корреспонденции. С возгласом "Почта пришла!" я неслась к входной двери и забирала то, что принёс для нас почтальон. С утренней почтой мы получали газеты "Великолукская правда", "Псковская правда", "Пионерская правда", а потом и "Комсомолку", желанные письма от  многочисленных родственников, проживающих в разных регионах нашей огромной страны – от Риги до Камчатки, от Мурманской области до  юга Украины и до Южного Казахстана. Вторая почта прибывала после обеда, т.е. после 14 часов. Это были центральные газеты "Правда", "Известия", раз в месяц журналы "Работница", "Здоровье", "Огонёк", в какие-то годы журнал "Крокодил". Для меня мама выписывала журналы "Весёлые картинки", "Мурзилка", "Пионер", "Костёр".


Телевидение в Великие Луки пришло в ноябре 1967 года. К 50-летию Октябрьской революции в нашем городе завершилось строительство телевизионной башни, за возведением которой мы, детвора дома, с интересом наблюдали на расстоянии. А для этого нам приходилось идти к пешеходному  мосту возле железнодорожного  вокзала. В ясную погоду мост был хорошей смотровой площадкой, с которой  чётко просматривались контуры строящейся телебашни, и каждый раз мы замечали, что телевышка медленно, но растёт!  И вот уже в конце октября в Великих Луках начались  пробные  передачи Центрального телевидения. Наша семья была первой в доме, у кого появился черно-белый телевизор марки  «Рекорд» по цене 210 рублей, купленный родителями в кредит в ОРСовском магазине на Лазавице. Телевизор установили в большой комнате и работал он с переносной комнатной антенной. По сравнению с нынешними современными телевизорами наш «Рекорд» имел картинку среднего качества и часто приходилось крутить-вертеть антенну, чтобы поймать хороший сигнал для изображения. Но всё это казалось пустяком по сравнению с той возможностью  открыть окно в далёкие и интересные миры  кинопутешествий с Владимиром Шнейдеровым и кинопанорамы с Алексеем Каплером, заглянуть в «Музыкальный киоск» к Элеоноре Беляевой,  увидеть прямые трансляции  международных спортивных состязаний и интересных спектаклей театров Москвы и Ленинграда, визуально присутствовать на концертах в Большом Кремлёвском дворце съездов… Я была зрителем первых выпусков ежевечерней программы «Время», вместе с родителями смотрела «Международную панораму» и «В мире животных», а также «Голубые огоньки» с участием самых популярных и любимых тогда артистов эстрады – Юрием Гуляевым, Владимиром Трошиным, Эдуардом Хилем, Майей Кристалинской, Ольгой Воронец, Людмилой Зыкиной, Клавдией Шульженко, молодым Муслимом Магомаевым. А ещё на «Огоньке» выступали  любимые всеми юмористы Штепсель с Тарапунькой и  клоун Юрий Никулин.

 Телевизор исправно работал в будни, в выходные и праздничные дни. Если днём шёл интересный детский фильм, то мама разрешала пригласить  на просмотр соседских ребят, и тогда в комнате собиралась дружная разновозрастная компания – одни  сидели на диване, другие на стульях, расставленных в ряд, как в кинотеатре, а кто-то размещался на полу перед самым экраном. В 1968 году телевизор был большой редкостью в семьях великолучан. О том, что он есть, свидетельствовал  бледный серо-голубой свет в комнате, где поздними вечерами работал включенный телевизор без освещения комнаты электричеством.  Этот необычный свет привлекал внимание прохожих и манил их  заглянуть в чужое окно. В 50-60-ые годы на окнах нашей квартиры не было плотных штор, также как и на окнах других домов, а висели  у нас белые тюлевые занавески  и коротенькие, высотою не более 60см, занавески-задергушки из белого ситца.  И вот однажды тёмным зимним вечером, когда  мы смотрели соревнования по фигурному катанию,  я встала с кресла и случайно взглянула на окно, которое находилось за моей спиной. И тут я увидела за стеклом несколько  любопытных физиономий незваных зрителей! Чтобы заглянуть к нам на «голубой огонёк»,  чужие ребята из соседних домов вскарабкались на  приступок, опоясывающий  наш дом, ухватились за металлический наружный подоконник и, удерживаясь в таком положении сколько хватит сил, наблюдали за беззвучными для них действиями  на экране нашего телевизора.


Очень полюбились нам, детям и взрослым, передача КВН. Несмотря на то, что шла она обычно поздно вечером, зрители оставались у экрана  до последнего кадра. Не было тогда чёрного юмора, не неслись в телеэфир скабрезные шуточки, а было просто смешно и весело от того, что происходило на сцене во время поединка между командами. Вот запомнился такой момент разминки игроков.  Одна команда читает другой своё четверостишье, которое надо продолжить словами в рифму, подумав всего 30 секунд. «Ты налево посмотри – не хватает у жюри. Возгласы и вопли …   …   … !» И правильный ответ был найден практически сразу – « Озеров в Гренобле!» Николай Николаевич Озеров, известный всем поклонникам и любителям хоккея и фигурного катания телевизионный комментатор, был постоянным членом жюри телевизионного КВН, но в тот февральский день 1968 года Озеров находился в Гренобле, где проходили X Зимние Олимпийские игры.
Благодаря телевидению я познакомилась и полюбила классическую музыку. Нет, это был не просмотр концертных программ, где исполнялись лучшие музыкальные произведения всех времён и народов. Помогли спортивные состязания по фигурному катанию. Уже в декабре 1967 года мы впервые полностью увидели программы фигуристов, участвующих в международном турнире  на призы газеты «Нувель де Моску»( NouvellesdeMoscou ).  Выступление спортсменов проходило под музыку, и наши телевизионные комментаторы Николай Озеров, Сергей Кононыхин и другие всегда обращали внимание зрителей на то, музыкальное произведение какого композитора сопровождает выступление фигуристов,  и обязательно называли его. Прекрасная музыка и удивительное мастерство спортсменов на ледяной арене восхищали и очаровывали!


Школа, в которой учились все дети нашего дома, находилась совсем рядом. Когда я пошла в первый класс,  это была железнодорожная школа № 66, но вскоре она получила номер 49. Учились в две смены,  классы начальной школы  со 2-ого по 4-ый находились в отдалённом от школы помещении между автобусными остановками «Нелидовская» и «Фабрика-кухня». Это было здание  продпункта Отдела Рабочего Снабжения (ОРСа). Для школы, в которой обучалось более тысячи учеников, срочно нужны были    новые учебные помещения. И их начали строить в 1962/63 году. Первой была одноэтажная пристройка  за пришкольным сельскохозяйственным участком. Возвели стены, появилась крыша, поставили дверные и оконные переплёты, в классах и коридоре настелили полы. И как же нам интересно было заглянуть в наши будущие учебные кабинеты! Приятно пахло свежим деревянным ещё не покрашенным полом, на котором валялись оставшиеся от столярных работ брусочки и кусочки дощечек. Мы тащили их домой в своё игрушечное хозяйство. Задолго до открытия нового корпуса школы мы хорошо узнали  планировку здания  и освоили его территорию. В 1966/67 году приступили к строительству большого трёхэтажного корпуса, который примыкал к главному старому школьному зданию. И эту стройку мы не оставили без внимания. Запомнилось, как мы наведывались на плоскую крышу новой пристройки, чтобы с высоты обозреть прилегающие улицы с жилыми домами, магазинами, близко расположенной железной дорогой  и производственными цехами мебельной фабрики. В этом нам очень  помогал трофейный военный бинокль (немецкий!) моего отца. Ходить по крыше без ограждений было весьма   опасно, но мы передвигались  осторожно и не подходили к самому краю крыши.


Постоянного дворника в доме не было, поэтому дважды в году - осенью перед  годовщиной  Октябрьской революции, которая отмечалась в стране 7 ноября,  и   весной перед днём рождения Ленина 22 апреля  - жильцы устраивали во дворе субботник. Убирали мусор из всех углов двора, чинили скамейки возле подъездов, приводили в порядок детскую площадку и детские лодки-качалки, подстригали кустарники. Перед фасадом дома, что выходил на улицу Гагарина,  по  обе стороны от входа на почту  были устроены два полисадника. Левый полисадник находился под окнами нашей квартиры, поэтому мои родители разбили в нём две клумбы для цветов, посадили несколько кустиков малины и крыжовника. По бокам  дорожки, ведущей к почте, папа высадил кусты белой сирени, выкопанной из бабушкиного сада на Дятлинке. Сирень хорошо прижилась, разрослась в высоту и ширину и в течение многих лет весною радовала  жильцов нашего дома и просто прохожих  людей белым и ароматным кипением соцветий, среди которых мы любили искать «счастье» из 5 лепестков. Вдоль  палисадника стоял забор из штакетника и поднимались  молодые деревья, посаженные жильцами в первый год жизни в новом доме.

 Весною 1964 года я принесла домой веточку тополя и поставила в бутылку с водой. На уроке природоведения учительница дала такое домашнее задание - проследить, как на голой веточке в теплом помещении  набухнут почки, потом появятся и раскроются первые  листочки и веточка выпустит новые усики-корешки. Так оно и получилось. После окончания эксперимента мне было жаль выбрасывать ветку, и в мае я высадила её в палисаднике поближе к окну комнаты, чтобы и дальше наблюдать, как  ветка превратится в дерево. И оно выросло! Потому что я старательно ухаживала за ним  в первые годы его жизни. Когда мы насовсем покидали нашу квартиру, это уже был стройный тополёк. Далее он рос и крепчал без меня. Проезжая  по своим делам мимо нашей бывшей квартиры, я всегда  глазами отыскивала свой тополь среди густой кроны других деревьев возле дома и  мысленно здоровалась с ним.  Но несколько лет тому назад, когда в конце лета я решилась-таки  навестить наш старый дом, то обнаружила, что тополя нет! Его спилили новые жильцы, оставив  заметный пенёк на месте моего дерева. Печально…

В начале 60-ых годов прошлого века были перебои с продуктами питания – из наших городских магазинов периодически исчезали молоко и  масло, разные колбасы,  выстраивались большие очереди за сахаром и хлебом. И если семьи городских окраин имели свои  маленькие  приусадебные  хозяйства, то в сложившейся ситуации эти хозяйства  оказывались очень  полезным делом для того, чтобы создавать какие-то запасы продовольствия. А как же быть городским жителям, проживающим в многоквартирных домах?  Жильцы нашего дома нашли выход из положения – они стали разрабатывать землю на пустыре за сараями и устраивать там огороды. Сначала это были первые 2-3 борозды картошки и рядом грядка с зеленью, потом трудолюбивые хозяйки стали выращивать лук, морковку, капусту и даже огурцы. Большой общественный огород обнесли деревянной изгородью, а в тёплые  летние вечера устраивали коллективный полив своих плантаций.  Для этой цели кто-то приносил длинный шланг и подсоединял его к пожарному крану, который находился в нише дома. Такой полив избавлял нас, детей, от беготни от крана с бидончиками, наполненными водой, до своих грядок. Родители радовались, если овощи росли дружно и хорошо. Но однажды мы с девчонками нанесли урон урожаю огурцов. Играя в «дом», захотелось нам засолить огурцы, как это делали наши мамы, но не в большой бочке, а в маленьких баночках из-под сметаны. Для этого нужны были малюсенькие огурчики величиной с мизинец. Вот мы и прошлись по огурцовым грядкам, оборвав множество маленьких завязей!  А мамы удивлялись потом – что же это так плохо огурцы растут?   Многие семьи в  сараях содержали кур, в одной семье были ещё и утки, а у другой даже поросёнок! Но жизнь этой хрюшки закончилась трагично… Это случилось  жарким летним днём, в июньское воскресенье отмечали Троицу и многие жильцы  уехали навестить своих родственников в деревне и отсутствовали в городе до вечера. А в это время загорелся один из сараев возле нашего дома. Потом говорили, что какие-то парни  в укромном месте за сараями распивали спиртное, курили и… вероятно, бросили непотушенный окурок, от которого и произошло возгорание сухой травы. Пламя перекинулось на сарай, и он запылал, как сухая щепка.  Поросёнок оказался в сарае под замком и визжал от страха и боли… Тушить пожар примчались с рёвом четыре пожарные машины. Наш дом от огня не пострадал, а вот некоторые семьи лишились сараев и погибла бедная откормленная хрюшка…


На противоположной нашему дому стороне ул. Гагарина возле автобусной остановки находился небольшой сквер, по периметру которого росли молодые тополя, несколько пешеходных дорожек пересекали сквер, а в центре была разбита  большая цветочная клумба. Я ещё помню то время, когда на середине этой клумбы возвышался бюст Сталина. В начале 60-ых его как-то тихо убрали. Перед автобусной остановкой стояли два киоска – «Союзпечать» и «Мороженое». В первом продавались периодические издания советской прессы, как то: областные и центральные газеты, журналы, среди которых у нас, девочек, особой популярностью пользовался «Советский экран». Из прочитанных номеров мы вырезали фотографии любимых актёров и кадры из кинофильмов с их участием и затем эти картинки наклеивали в свои альбомы и гордились, когда коллекция становилась большой. Не всегда удавалось успеть купить небольшой по размерам, но с мягкими  пластинками внутри журнал «Кругозор». На этих серых, белых, но чаще голубых  пластинках были записи с новинками советских эстрадных песен, а иногда даже зарубежной эстрады.  Ларёк «Мороженое»  был любим  детворой любого возраста. По утрам, к началу торговли  сюда завозили мороженое обычно трёх сортов:  «Молочное» по 9 коп, «Шоколадное» по 11 коп и «Сливочное» по 13 коп. Позднее добавилось ещё два сорта – «Крем-брюле» по 15 коп и «Пломбир» по 19 коп. Мороженое производства местного гормолзавода привозили в молочных бидонах или в больших фанерных ящиках, внутри которых кроме вафельных стаканчиков с мороженым находились куски настоящего или искусственного льда. Холодильника в ларьке не было, поэтому последним покупателям холодного лакомства доставались уже весьма размякшие порции мороженого, которые съедались очень быстро!


К началу первомайского  праздника, а в 60-ые годы широко и массово праздновали только 1 Мая – «День международной солидарности трудящихся», наша улица преображалась. На Ленинских субботниках с 20 по 30 апреля  предприятия убирали мусор с закреплённых  за ними участков  улицы Гагарина, белили стволы деревьев, на домах вывешивали красные флаги. А если ещё и природа радовала ранней весной, то с наступлением 1 мая на деревьях появлялись нежные, светло-зелёные пахучие тополиные листочки, и тогда над домами, дворами и улицей витала приподнятая праздничная атмосфера. С детства Первомай ассоциируется у меня с терпким после дождя запахом первых тополиных листьев, с белоствольными (от побелки) деревьями  под окнами нашего дома и в сквере у конечной автобусной остановки маршрута №1. С этим сквером связаны и другие воспоминания из школьной жизни. Наша забастовка учеников выпускного 10 Б класса накануне окончания учебного года и первое свидание с любимым… Но это уже совсем другая  история.