Мальчик из созвездия Рыб Главы 1-4

Мальчик из созвездия Рыб (с 1-й по 4-ю главы)
Роман
Первая книга дилогии «Предисловие к себе»

Мы только предисловие к себе.
Всё  сбудется, задуманное нами,
Лишь просто позже… 
                Виктор Глущенко


Все ахают: «Как вы сыскали нить,
Что вас вела по этим лабиринтам?»
«Как вы из воздуха слепили явь?»
«Как вы на столь туманном основании
Воздвигли это  жизнеописание?»
Иначе говоря: «Из скольких лжей
Величественную возвели вы правду?»
                Роберт Браунинг


               
                Пролог

Зодиак… Звёздный круг вокруг Земли. Это  двенадцать созвездий, двенадцать звёздных субстанций, которые лежат вдоль видимого пути Солнца.
Рыбы… Двенадцатый знак Зодиака. Одно из самых крупных  созвездий на бездонном ночном небе. Впервые оно было открыто древнегреческим астрономом Клавдием Птолемеем во втором веке нашей эры и сразу же  обросло множеством сказок и легенд.
Среди них миф о любви двух юных жителей Земли – Акида и Галатеи. Злобный циклоп Полифем был неравнодушен к прекрасной девушке. Он преследовал влюбленных и творил всякие козни.  Пытаясь укрыться от него, Акид и Галатея  бросились в море. Но Любовь не разлучила их, не дала погибнуть, а вознесла над морем и соединила на звёздном небе. Это было поистине чудесное избавление от смерти. И не только…
Созвездие Рыб выглядит как латинская буква V – виктория, победа. Победа Любви над Злом, Коварством и Ненавистью. Рыбы на звёздном небе воплощают и прославляют это прекрасное чувство. Поэтому все рождённые под знаком Рыб, с 21 февраля и по 20 марта, очень дружелюбны и открыты. В отношениях – они лучшие друзья и лучшие любовники. И всегда тяжело переживают любое расставание.
Рыбы не совсем дома в нашем сложном и подчас суровом  мире, а потому они мечтательны и полны воображения. Рыбы  запросто могут придумать свою идеальную жизнь, а потом наперекор всему будут стремиться к тому, что придумали.
Священная планета Рыб – Нептун. Эта планета являет собой вершину и купол земной любви. Поэтому Рыбы просто не могут не любить. Им
очень хорошо и комфортно с представителями своей  водной  стихии – с Рыбами, Раками и Скорпионами.
Но самый лучший и самый прочный звёздный и любовный союз – это мужчина, рождённый под созвездием Рыб, и женщина, рождённая под созвездием Рака. В этом союзе их оберегают талисманы этих созвездий – драгоценные камни изумруд и аквамарин. И, конечно, сама Любовь.

               
                1

Вчера ночью опять прилетела  Железная Птица…  Зачем?.. Куда  зовёт?.. О чём просит?.. Созданная когда-то фантазией двух детей, болгарского мальчика и русской девочки, она стала для Мирослава жестокой реальностью. Она появляется в самый неподходящий   момент, когда надо принять судьбоносное решение – и тогда  всё рушится, всё летит в тартарары. Так было уже не раз.
Вот и сейчас Железная Птица прилетела совсем некстати и снова натворила бед. Бедная Иванка, ну чем она ей не угодила? И зачем вызвала его, Мирослава,  на этот жестокий для Иванки разговор? Видит Бог, он  старался всё объяснить, старался говорить с Иванкой  как можно мягче. Но что толку? Этот разговор означал одно – окончательный разрыв их почти трехлетних отношений.
Иванка до последнего не верила в это. Боже мой, как же она его любила! Какими прекрасными в своей безумной страсти были их последние ночи! Он буквально сходил с ума, да и она была на вершине блаженства от их близости. Он видел это. Что оказалось не так?
Мирослав встал с дивана, потянулся к сигаретам, открыл пачку и  грустно улыбнулся. Какие сигареты! Мама снова выбросила их в контейнер с мусором и наполнила пустую пачку «Опала» мятными леденцами.
После того, как умер Атанас, отец Мирослава, Тереза   строго следила за здоровьем сына и не позволяла ему курить.
Они давно уже жили отдельно – мать и сын. С тех самых пор, как  Мирослав окончил университет и стал работать в  редакции одной из столичных газет. Но вчера Мирослав приехал из Софии и сказал, что поживёт дома.
«Значит, снова  нелады с Иванкой», –  решила Тереза.
Она не спала всю ночь, чутко прислушиваясь к тому, что делается в комнате сына. Там было тихо. Но Тереза знала, что сын не спит. Она жалела Мирослава и не знала, как ему помочь. Можно было, конечно, всё свалить на судьбу. Но от этого не становилось легче.
И зачем только она отправила его тогда (двадцать лет назад!) в Советский Союз, в летний пионерский лагерь на берегу  Черного моря? Не будь этой поездки, всё у Мирослава могло бы сложиться иначе. И не было бы у него этой навязчивой мечты о девочке из созвездия Рака. Сказать кому – не поверят.
Впрочем, чему здесь удивляться? Они с Атанасом тоже полюбили друг друга в детстве. Вот и Мирослав весь в отца, до сих пор не может выбросить из сердца ту русскую девчонку. Даже Иванка, эта эффектная зеленоглазая красавица, не смогла заменить её. А ведь и до Иванки были у Мирослава девушки. Да что толку…
Тереза взглянула на часы. До рассвета ещё далеко, а сна ни в одном глазу. И ни одной светлой мысли, только обрывки чего-то ненужного и печального. Хотя, нет. Ведь всё начиналось так хорошо!

В тот день Мирослав бурей ворвался в дом:
- Мама, поздравь меня! Я награждён путевкой в Советский Союз! В пионерский лагерь «Дружба»!
Он схватил Терезу за руки и принялся кружиться с ней по комнате.
- Погоди-погоди, – запротестовала она. – У меня руки в тесте. Твои любимые пирожки леплю. А за что такая награда?
- Как лучшему председателю совета отряда Димитровской пионерской организации и активному автору газеты «Дружинка»! – громко отрапортовал сын.
- Вот отца-то удивишь! Я очень рада за тебя, – Тереза украдкой смахнула набежавшую слезу. – Советский Союз – это здорово. Ах, я помню свою учёбу в Москве!  Ведь с тех самых пор у меня две родины – Болгария и Советский Союз.
- Как хорошо, что ты учительница русского языка, и меня научила. Теперь я могу легко обойтись в лагере без переводчика. Так ведь, мама?
- Да, с этим у тебя всё в порядке. По-русски ты говоришь хорошо. А  когда ехать?
- Через два месяца. Путевка на второй поток.
- Ну, тогда успеем и медицинские справки собрать, и к дедушке с бабушкой в гости съездить, – улыбнулась Тереза.

Весь июль от Мирослава в Пловдив летели восторженные письма. Вот тогда Тереза и узнала о девочке, которая родилась в тот же день, что и она, 29 июня. И разве могла она подумать, что эта детская дружба выльется в такое несчастье?
Вспомнила, как они с мужем встречали Мирослава в аэропорту Софии. Увидели его ещё на трапе самолета – весёлого, загорелого. Месяц, проведённый в пионерском лагере, не прошёл даром. Сын заметно окреп, подрос и стал почти вровень с ней. А ведь Тереза не из маленьких – метр семьдесят!
И в машине по дороге в Пловдив, и дома за столом Мирослав без устали рассказывал о том, как он жил и что делал. События сменялись, как цветные стёклышки в калейдоскопе. И девочка Марина занимала в этих рассказах далеко не последнее место. На  фотографии, которую сын привёз из лагеря, они с Мариной стояли рядом в самом центре большой группы детей и взрослых. Тереза тогда подумала: ничего особенного, девочка как девочка – не хуже и не лучше других.

Мирославу повезло с родителями. Атанас и Тереза были чудесной парой. Молодые, красивые, весёлые. И бесконечно влюблённые друг в друга. Оба получили высшее образование – он инженер-строитель, она учительница.
Это был тот круг интеллигенции, что появился в Народной Республике Болгарии уже после второй мировой войны  и составил, так называемый, средний класс. Атанас и Тереза были спокойны за будущее своего сына и прочили ему карьеру инженера или врача.
А  Мирослав после недолгого увлечения космосом, когда его кумиром стал первый космонавт Земли Юрий Гагарин, всерьёз «заболел» морем и  мечтал стать  моряком.
Нельзя сказать, что кого-то из родителей он любил больше, но всё же к матери был ближе. Ей одной Мирослав мог без утайки  рассказать обо всех своих детских  радостях и бедах.
Именно Тереза узнала тогда и о первом  предательстве, с которым столкнулся её мальчик. И всё из-за этой русской девчонки!
Раз за разом бегал Мирослав на почту, чтобы отправить письмо в далекий город Зеленогорск, что на юге Краснодарского края. А потом с нетерпением ждал ответа.
Почтальон Богдан, подъезжая на своём  велосипеде к их дому, чувствовал себя, чуть ли не злодеем. Но что он мог сделать, если тот адресат, кому так часто писал этот симпатичный голубоглазый мальчик, словно оглох или ослеп, или потерял последнюю совесть? Иначе обязательно порадовал бы Мирослава, а вместе с ним и Богдана, долгожданным письмом.
Наконец, наступил день, когда Атанас, по настоянию жены, решил серьёзно поговорить с сыном.
- Что происходит, Мирчо? Мама волнуется, переживает за тебя.  Посмотри, на кого она стала похожа.
Они сидели в просторной гостиной на первом этаже дома, который Атанас сам проектировал и сам строил. По всему было видно, что разговор этот  очень непростой и для отца, и для сына.
- Прости меня, папа. Я всё понимаю… Но что же мне делать? – Мирослав беспомощно развёл руками. – Я чувствую, что не смогу жить без этой девочки!
Он посмотрел куда-то в сторону и тихо, почти шёпотом, добавил:
- А может, это… любовь?
Наступила короткая пауза. Очень уж неожиданно прозвучало это признание из уст двенадцатилетнего мальчика. Атанас чуть было не рассмеялся, но вовремя спохватился и серьёзно произнёс:
- Может, и любовь… Но она приходит только к сильным людям, а слабых сторонится. Значит, ты должен справиться со своей слабостью и стать сильным. А ещё надо научиться верить и ждать. Ведь ты не хочешь потерять любовь?
Мирослав вскинул голову и вскочил из-за стола. Его глаза потемнели и стали синими, как аквамарин – драгоценный камень с душой и частицей моря.
- Нет-нет, я её не потеряю!
Атанас улыбнулся:
- Кого не потеряешь?
- Любовь не потеряю… Я буду сильным, вот увидишь! И маме скажи.
- Верю тебе, сынок, – Атанас подошёл и крепко обнял Мирослава.

Всё это Тереза вспомнила сейчас, через много лет, потому что хорошо слышала тот непростой разговор отца и сына.
Она тихо открыла дверь своей спальни и вышла в коридор. Постояла в раздумье. Потом постучала в дверь к сыну.
- Входи, мама, – раздался голос Мирослава.
- Так ты ещё не ложился? – укоризненно произнесла мать, входя в комнату.
- Я вижу, ты тоже… Хочешь поговорить?
- Хочу.
Мирослав подошёл к матери и бережно обнял её за плечи.
- Пойдём в столовую, поставим чайник, заварим твоего любимого цветочного  чая, там и поговорим.
Они сидели за столом в небольшой уютной кухне-столовой, где мало что изменилось с тех пор, когда Мирослав был маленьким. Те же цветные – в белых ромашках и синих васильках –  занавески на окнах, тот же круглый дубовый стол, покрытый белой льняной скатертью, венские стулья, резной буфет с зеркальными дверцами. И даже большой вымпел с эмблемой пионерского лагеря «Дружба» был на своём месте. Вымпел висел напротив окна и слегка выгорел на солнце.
- Сынок, извини, но я слышала ваш разговор с папой.  Давно… Когда ты вернулся из Советского Союза. Значит, ничего не изменилось?
- Ничего, мама… 
- Неужели ни одна женщина не достойна твоей любви?
- Ну, что ты, мама! Все они достойны любви. И Иванка тоже. Ведь ты о ней хочешь спросить? Просто, я не могу дать ей этого счастья – быть любимой. Никому не могу дать…
Тереза разлила по чашкам заваренный Мирославом чай.
- Пей… Сейчас я скажу тебе, что делать. Я много над этим думала и решила, что это будет самое верное. Не перебивай и выслушай меня до конца.
Мирослав недоумённо посмотрел на мать.
- Да-да, не удивляйся. И слушай внимательно, – стараясь скрыть волнение, продолжала Тереза. – Ты должен поехать в Советский Союз, в Зеленогорск. Ты должен найти эту девочку. У меня есть конверт с письмом, которое ты так и не отправил. Я нашла его в письменном столе, когда ты уехал учиться в Софию.  Впрочем, адрес тебе ни к чему, ты и без меня его хорошо знаешь.
Поймав удивлённый взгляд сына, Тереза лишь махнула рукой и улыбнулась:
- Чужих писем я не читаю, так что можешь быть спокоен. Не раз хотела сжечь его, но рука не поднималась.
Тереза достала из кармана своего стёганого нейлонового халатика голубой конверт.
Мирослав с любовью посмотрел на мать:
- Я знаю… Знаю, что не читаешь чужих писем. Знаю, что ты всегда понимала меня и никогда не осуждала за то, что у меня до сих пор нет семьи, детей… 
При этих словах Тереза чуть не расплакалась.
А сын, между тем, продолжал:
- Я много раз думал о том, чтобы найти Марину. Это было не так уж и трудно, мама. Но каждый раз меня что-то останавливало. И в первую очередь то, что она не ответила на мои письма, что она давным-давно забыла меня, что я ей не нужен.
Мирослав отодвинул от себя чашку, встал из-за стола, но тут же снова сел и обхватил голову руками. Было видно, что   тяжёлые и  навязчивые мысли терзают его и не дают сосредоточиться, не дают принять верное решение.
- Я боюсь ей навредить, боюсь сделать что-то не так. Скорей всего, она  замужем, у неё семья. Всё это так сложно, мама!
- Чем ты можешь навредить ей? Даже если замужем, даже если семья. Ваша детская дружба никому не сможет причинить зла. Встретишь, и сам всё поймёшь.
Тереза давно уже поднялась к себе в комнату, разделась и легла спать. А Мирослав всё ещё сидел внизу, в столовой. Только теперь вместо чая перед ним на столе стояла  бутылка вина, а рядом – наполовину пустой бокал с красным вермутом. Мирослав пил и абсолютно не ощущал вкуса своего любимого напитка. Но сейчас он твёрдо знал, что непременно поедет в Советский Союз, и найдёт, наконец, ту необыкновенную девочку из самого чудесного   созвездия – созвездия Рака.

               
                2

После нескольких часов перелёта и утомительной сутолоки аэропортов,  Мирослав стоял теперь на берегу моря, неподалёку от их бывшего пионерского лагеря. Вокруг не было ни души. Он стоял  на том самом месте, где они давным-давно сидели с Мариной на тёплом морском песке и лакомились сладкой и сочной   черешней или хрущалкой, как называют черешню в Болгарии.
У них был полный кулёк этой крупной  янтарной ягоды, которой их угостила добрая судомойка Манечка из лагерной столовой. А когда в кульке оставалось всего семь черешен, они  съели по три, а седьмую бросили в море, чтобы обязательно сюда вернуться.
Тогда было лето, сейчас поздняя осень. Холодный штормовой ветер несёт по небу чёрные тучи и бороздит море огромными волнами с белыми бурунами – пенистой шапкой воды на самом гребне волны. И, как ни странно, вся эта непогода лишь укрепляла решение Мирослава  найти Марину и настраивала его на решительный лад.
Почему он приехал сначала сюда, в этот большой приморский город,  Мирослав и сам не мог объяснить. Так ему, наверное, было проще. Здесь было то, что крепко связывало его с той девочкой – море, песчаный берег, их дикий пляж, куда они убегали тайком с «тихого часа», когда-то крепкая, а теперь полуразрушенная кирпичная ограда пионерского лагеря, в которой они сделали тайный ход, что открывал им дорогу к морю.
Впрочем, самого лагеря уже не было. Его отдали под  какие-то мелкие конторы, артели и производственные склады.
Мирослав знал о тех переменах, которые произошли в Советском Союзе после смерти прежнего руководителя Леонида Брежнева, знал о перестройке, о выходе страны на какие-то новые, невиданные прежде рубежи. Но то, что он увидел, говорило совсем о другом. Здесь, в бывшем летнем лагере для советских  детей, царили полный упадок и разруха.
Мирослав прошёл из конца в конец этот когда-то шумный и звонкий оазис детства, и никто его не остановил, никто не спросил, почему он здесь и что делает.
Столько лет прошло, но до сих пор сохранилась выложенная большими серыми плитами площадка с флагштоком в центре, где они маршировали во время пионерских праздников, и даже укреплённые на высоких тумбах железные  щиты с девизами юных пионеров были на месте. Правда, от дождей и непогоды многие буквы на этих щитах «поплыли», и сейчас с большим трудом можно было прочесть, что там было написано.
Нашёл Мирослав и здание клуба, где они с Мариной сочиняли свою   звёздную повесть о двух созвездиях – созвездии Рыб и созвездии Рака, и где они придумали свою волшебную Железную Птицу, на которой однажды поднимутся к звёздам.
Вспомнил, как обиделась Марина, когда он сказал, что по гороскопу  она Рак.
- Почему – рак? – недовольно спросила девочка.
-Потому что ты родилась 29 июня – под созвездием Рака, – ответил тогда Мирослав. – Разве ты никогда не слышала о знаках Зодиака и не знала, кто ты по гороскопу?
- Нет, никогда… А что это такое? В школе нам ни о каких гороскопах никогда не рассказывали, – в раздумье произнесла она.
 А вот и столовая… Длинное, похожее на казарму, одноэтажное здание. Но сейчас побелка на стенах давно была  смыта дождями, голубая краска на  деревянных рамах потрескалась, а шиферная крыша зияла пробоинами.
Парадный вход в столовую оказался заколоченным, а служебная дверь была закрыта на большой амбарный замок.
Страшная дверь… Она ещё долго снилась Мирославу. Когда-то отсюда, на глазах у детей, милиционеры  грубо вытолкнули и повели  под конвоем к машине добрую  судомойку Манечку…
Больше смотреть было нечего, и Мирослав направился на вокзал.

Поезд на Зеленогорск отходил только через два часа, и у Мирослава оставалось время, чтобы прогуляться по городу и проникнуться важностью задуманного им плана.
Он не знал, что скажет Марине, не знал, чем объяснит свое внезапное появление. Он не знал даже, встретит ли её вообще. Ведь столько лет прошло, и не факт, что она до сих пор живёт в Зеленогорске. Но как бы то ни было, он найдёт её, обязательно найдёт!
В вагоне Мирослав удивился – до чего же похожи между собой  русские и болгары, по крайней мере, здесь, на юге. За те полтора часа, что он ехал до Зеленогорска, с ним успело перезнакомиться всё купе. И вскоре он уже во всех подробностях знал не только о своих случайных попутчиках, но и об их  родственниках, друзьях и знакомых.
Пришлось рассказать о себе – кто он и откуда. Это его сообщение вызвало настоящий шквал  одобрительных и даже восторженных возгласов, и Мирослав лишний раз убедился в том, с каким радушием  относятся в Советском Союзе к его родной Болгарии, как искренне любят здесь своих «болгарских братушек».
Поезд в Зеленогорск прибыл точно по расписанию. Вокзал находился в одноэтажном  здании ещё довоенной постройки с большими окнами и высокой башней, увенчанной часами.
Мирослав прошёл через зал ожидания на привокзальную площадь, и его тут же окружили местные таксисты, наперебой предлагая свои услуги. Но он выбрал почему-то самого тихого и не участвующего в общем гвалте парня в чёрном морском бушлате.
Улица, где жила Марина, была довольно далеко от вокзала, и Мирослав с интересом разглядывал проплывающий за окнами машины городской пейзаж. Всё, как у них в  Болгарии. Вот только дома здесь были меньше и проще, а серые шиферные или крытые деревянной дранкой крыши явно проигрывали в красках оранжевым и красным черепичным кровлям в  болгарских городах и сёлах.
Машина остановилась на узкой покрытой мелким гравием улице у небольшого в три окна частного дома с резными зелёными ставнями и высоким крыльцом. Перед домом, прямо на улице, росли плодовые деревья.
Расплатившись с водителем, Мирослав подошёл к тяжёлой железной  калитке и поискал глазами кнопку звонка, а поскольку таковой не оказалось, негромко, но настойчиво постучал в калитку.
На стук из дома вышла стройная женщина средних лет в сером вязаном кардигане.
- Вам кого? – спросила она, вглядываясь в незнакомого ей молодого  мужчину, как ей показалось, очень похожего на одного известного французского киноактёра.
Незнакомец был одет в модную короткую дублёнку и синие  джинсы. Несмотря на прохладную погоду, он был без шапки. Светлый мохеровый шарф, обёрнутый вокруг шеи, резко оттенял его смуглую кожу и слегка волнистые тёмные волосы.
- Я хотел бы видеть Марину Кострову, – с заметным иностранным  акцентом и едва  сдерживая волнение, произнёс мужчина. – Вы её мама?
- Да, это так… А какое у вас дело к моей дочери?
И, не дожидаясь ответа, она вдруг произнесла:
- Мне кажется, я вас знаю… Вы ведь Мирослав?
Ещё бы Оксане Викторовне, маме Марины, не знать Мирослава! Ведь это именно она…
И вновь Оксана Викторовна внутренне содрогнулась – уже в который раз, будто наяву, услышала она отчаянный крик дочери, когда та вернулась из пионерского лагеря: «Мама, что ты наделала! Зачем ты сожгла  мою тетрадку с адресом Мирослава?  Но он  напишет! Вот увидишь, он обязательно мне напишет!»
- Калитка не заперта, проходите, – пригласила женщина.
И пока гость поднимался на крыльцо и входил в дом, она лихорадочно соображала, как ей вести себя, как объяснить всё то, что произошло много лет назад?
- Давайте знакомиться. Меня зовут Оксана Викторовна. Марины сейчас нет дома, она в служебной командировке. Будет не скоро... Да вы проходите. Проходите в комнату. Сумку можно поставить сюда. Раздевайтесь и присаживайтесь за стол.
Оксана Викторовна была явно смущена и даже испугана столь неожиданным появлением гостя.
- Извините, я столько раз представляла себе нашу встречу, а теперь даже не знаю, что и сказать. Погодите, я вас чаем напою, с вареньем. Мойте руки, вот полотенце.
Всё это было неправдой, ни о какой такой встрече Оксана Викторовна и не помышляла, а вот о том мальчике из Болгарии, который через двадцать лет всё-таки нашел Марину и стоял сейчас перед ней,  её больная совесть напоминала ей довольно часто.
- С Мариной всё в порядке? – взволнованно спросил Мирослав, взяв  протянутое ему полотенце.
- Да-да, она жива и здорова, – постепенно успокаиваясь, ответила женщина. – Она замужем, счастлива в браке и у неё растёт сын.
Словно в подтверждение этих слов, из соседней комнаты вбежал темноволосый мальчик лет четырёх, в руках он держал альбом для рисования и цветные карандаши.
- Бабушка, смотри, что я нарисовал. Вот мама, вот папа, а вот я. А на тебя места не осталось, – он с любопытством посмотрел на незнакомого мужчину, сидящего за столом, и повернулся к Оксане Викторовне. – Бабушка, а когда мы пойдем гулять?
- Скоро, мой хороший. Иди, порисуй, я тебя позову.
Она закрыла за внуком дверь и взглянула на Мирослава, который во все глаза смотрел на мальчика.
- Пейте чай, на улице прохладно, а вы с дороги. И пирожки мои  попробуйте. Вкусно?
- Да, очень, – машинально ответил Мирослав, не притрагиваясь ни к чаю, ни к пирожкам.
Оксана Викторовна глубоко вздохнула.
- Не держите зла на Марину. Что было, то было. Я вижу, вы хороший и  порядочный человек. Поэтому вы должны уйти и никогда больше не появляться в жизни моей дочери. Всё осталось там, в детстве, и не имеет никакого продолжения. Не ищите с ней встречи, не портите ей жизнь.
Женщина на  секунду запнулась, но потом взяла себя в руки и с некоторым трудом продолжила:
- Я всё знаю… Раз она не ответила на ваши письма в детстве, значит, не ответит и сейчас. Она очень любит своего мужа, поверьте мне.
Мирослав низко склонил голову – было больно, очень больно. Словно  не эти слова, а разряд молнии пронзил его и испепелил всё, что ещё недавно теплилось в душе и давало маленькую надежду.
- Я приехал только для того, чтобы узнать, что у Марины всё хорошо, что она счастлива. Больше мне ничего не надо. Спасибо за угощение.
Мирослав встал из-за стола и посмотрел на дверь, скрывшую от него малыша, так похожего на Марину – ту зелёноглазую девочку из его далёкого детства.
Он ещё раз обвел взглядом комнату. Казалось бы, ничего особенного, вот разве только вымпел пионерского лагеря «Дружба» в простенке между окнами. Точно такой висит у Мирослава дома, в Пловдиве.
А чуть ниже… Небольшой рисунок с какой-то фантастической птицей.
Мирослав почувствовал, как сильно-сильно забилось его сердце. Но это же их Железная Птица! Этот рисунок Мирослав подарил Марине там, в пионерском лагере. И они загадали, что Железная Птица обязательно поможет им встретиться. Встречи не случилось…
Мирослав оделся, взял сумку, простился и быстро вышел во двор.
Вот и всё… Ничего нет, и не будет! А сердце не хотело этому верить. Но поверить надо, хотя бы для того, чтобы не разрушить счастье девочки, которую он любил столько лет. Впрочем, эта девочка давно уже стала взрослой…
В сумке Мирослава лежала маленькая сувенирная карта звёздного неба с двумя созвездиями. Он заказал её знакомому гравёру, который мастерски исполнил заказ на пластинке из чёрного полированного  металла. Мирослав вёз сувенир в подарок Марине, но теперь всё это было лишним.
Лишним было и письмо в голубом конверте, написанное много-много лет назад, а в нём  всего семь слов: «Марина, я буду любить тебя вечно. Мирослав».

Незваный гость давно скрылся из вида, а Оксана Викторовна всё не могла прийти в себя. Господи, какое счастье, что Марины не было дома!  Ведь сейчас, когда брак дочери трещал по швам, когда после очередной измены мужа Марина твёрдо решила подать на развод, эта встреча только подлила бы масла в огонь. А ведь каких усилий ей  стоило помирить Марину и Александра, сохранить их брак, сохранить   отца для ребёнка! Нет-нет, надо что-то делать, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Марина узнала обо всём, что случилось сегодня.
И почти сразу молнией пронеслась мысль, а вдруг этот высокий и такой красивый парень из Болгарии всё же будет искать встречи с Мариной,  пойдёт к ней на квартиру, а там Александр? И тут же отбросила эту мысль: нет, ведь он знает только тот адрес, где Марина жила в детстве.
Жалела ли Оксана Викторовна о том, что сделала тогда, двадцать лет назад, когда нашла в тетрадке дочери адрес мальчика из Болгарии, написанный незнакомой ей рукой, и сожгла его? Решила, что мала ещё дочь думать о мальчиках, учиться надо. А потом  почти год, благодаря своей подруге-почтальонше, получала и так же тайно сжигала все письма Мирослава.
Но что сделано, то сделано. И нечего ворошить прошлое. Кому это нужно? Хотя, видно по всему, крепко любил её дочь тот болгарский мальчик, если до сих пор не может вырвать из своего сердца любовь к ней.
Утром позвонила Марина. Спросила, всё ли у них в порядке, сказала, что очень-очень скучает по сыну. А о муже ни слова, будто его никогда и не было в её жизни. Это больно задело Оксану Викторовну, и она постаралась тут же, по телефону, сказать дочери о самом главном  назначении женщины – хранить и беречь домашний очаг. Однако Марина отнеслась к этому весьма спокойно. Для себя она давно уже всё решила и не стала вступать с мамой в дискуссию о ценностях  семейной жизни, только сказала, что межрегиональный семинар журналистов продлили ещё на два дня, и она приедет в пятницу.
 Вот и хорошо, подумала Оксана Викторовна, мало ли, сколько времени будет слоняться по городу этот неожиданный визитёр, и что он еще может выудить относительно Марины.

               
                3

Мирослав вернулся в Пловдив не в лучшем расположении духа. Теперь он понимал, что многое упустил, многое сделал не так. Даже не спросил её маму  показать ему  фотографию Марины и не знает, как она выглядит сейчас. Даже не узнал, где работает Марина, и что за командировка помешала их встрече? Как-то сразу смутило, раздавило и обескуражило это известие о её  замужестве, о её счастливой семейной жизни, в которой, конечно же, не было места ему, Мирославу. 
Ну что ж, зато теперь он всё знает. Он видел её сынишку, который так трогательно изобразил их маленькую и дружную семью. Он видел её маму, обеспокоенную этим неожиданным вторжением далёкого прошлого в спокойную жизнь её дочери.
И он дал себе слово не нарушать эту идиллию. Закрыв за собой калитку дома с зелёными ставнями, прямиком отправился на вокзал и к утру следующего дня был уже в Москве, откуда первым же рейсом вылетел в Софию.
Тереза всё поняла и не докучала Мирославу расспросами. Она знала, что он разберётся в своей жизни сам. Тереза была недалека от истины, но даже представить себе не могла, что ожидает её сына и через какие лабиринты любви и отчаяния ему предстоит пройти.
А тот, провалявшись несколько месяцев в страшной депрессии, ухватился за давнее, когда-то отвергнутое им предложение одного  серьёзного научного журнала Международного Географического Общества, который  задумал целую серию материалов о  северном архипелаге Шпицберген и искал молодого, но  опытного журналиста, чтобы осуществить задуманное.
Мирослав позвонил главному редактору журнала и узнал, что предложение остаётся в силе. Сборы были недолгими, и через две с половиной недели он был уже на этих далеких северных островах с удостоверением собственного корреспондента престижного издания, крутой фотоаппаратурой и специальной радиосвязью.

Новая работа целиком захватила Мирослава. На Шпицбергене он был впервые и не переставал восхищаться красотами этого сурового северного края. Смена обстановки стала для него самым лучшим лекарством от печали, тоски и прочей гадости, что терзала его последние месяцы. Здесь его не могла достать даже вездесущая Железная Птица. И хотя других птиц на архипелаге было великое  множество, но они ему не мешали.
На севере он снова почувствовал вкус к жизни, увидел её в новом свете. Уже в первом письме к матери он написал, как много на архипелаге цветов.
«И, что самое интересное, по красоте они ничуть не уступают южным, – восхищался Мирослав. – Представь только: жёлтые полярные маки, лиловые звёздочки камнеломок, а ещё ромашки, лютики, розовые россыпи смолёвки, яркие корзинки мытника, белая пушица… Глаза разбегаются!»
А как красивы и причудливы в своих очертаниях  остроконечные горы островов, и среди них Улаф, Ньютон, Викинг… Мирослав снимал их с разных ракурсов, и каждый раз это были совершенно разные горы. Но неизменно суровые и величественные.
И всё это пересыпано громкими криками тысяч птиц, прилетающих сюда с юга  на короткое лето. Самые шумные и неугомонные из них  – кайры. Они откладывают одно яйцо и по очереди высиживают его, держа на перепончатых лапках и согревая своей грудкой. И  всё это без гнезда, на каменистом утёсе.
А вот от крачек надо защищаться, близко к ним не подходи – заклюют. Пуночки, они совсем другие, их  называют  белокрылыми жаворонками севера. Их звонкие песни звучат всё лето. Они прилетают раньше других птиц и позже всех улетают.
В редакции журнала, командировавшего Мирослава на Шпицберген,  были довольны работой своего корреспондента. Его интересные и обстоятельные северные фоторепортажи каждый раз становились «гвоздём» номера и приносили свои дивиденды не только автору, но и журналу.

Лето пронеслось быстро, вслед за ним прошла осень, наступила зима. Куда ни глянь, до самого горизонта – лишь поросшие низкой растительностью острова да скалистые хребты, сплошь изрезанные ледниками. Особенно суровы берега Западного Шпицбергена – мрачная бесконечная стена обрывов: чёрные склоны гор, а между ними ослепительно белые языки громадных ледников. 
Старые легенды предостерегали: Шпицберген – это страна холода, царство скал и ледников, где не может жить человек. А Мирослав, впервые попавший сюда, вдруг обнаруживает, что эти мрачные острова полны жизни – здесь бегают северные олени и песцы, растут не только мхи и лишайники, но трава и цветы. Летом здесь много птиц, а белые полярные куропатки живут на архипелаге  круглый год.
И всё же север есть север. Сопки ещё не покрылись снегом, но ветер уже  безжалостно рвёт и обжигает холодом берёзки и рябинки, сгибает и прижимает их тоненькие стволы до самой земли, а иные вырывает с корнем. Просто удивительно, как эти крошечные и такие смелые и стойкие  деревца, высотой всего в сорок-пятьдесят сантиметров,  не только живут в сопках, но  даже умудряются дать семена и прорасти в расщелинах среди каменных глыб. 
«Зачем они так отчаянно цепляются за эти камни? – спрашивал себя   Мирослав, раскладывая перед собой десятки отснятых фотографий. –  Что так крепко держит их на этой суровой земле? Не иначе, как любовь и преданность. Что же ещё?»
Но особенно восхищало Мирослава северное сияние, когда оно вдруг  зажигало все свои праздничные огни, щедро украсив  небосклон гигантскими розовато-белыми, серо-голубыми  и зелёными лучами. Всё небо от края и до края переливалось тогда этими ярко мерцающими, почти  фантастическими, гирляндами.
Северное сияние напомнило Мирославу его давнее студенческое увлечение светомузыкой. Ох, как же захватило его тогда это техническое чудо – живое соединение музыки и света! И вот теперь он наблюдал то же самое, только в тысячи, в миллионы ватт ярче и сильнее. Да и как же иначе, ведь на этот раз композитором и светотехником была сама Природа!
В иные минуты Мирослав не выдерживал и, спрятав фотоаппарат, принимался дирижировать этим космическим оркестром, подбирая к разноцветным сполохам северного сияния свои любимые мелодии. Обидно, думал он, что такую  красоту видят всего лишь несколько тысяч землян. Остальные миллионы и миллиарды человек вынуждены довольствоваться лишь фото- и кинокадрами этого  поистине сказочного фейерверка.

Архипелаг Шпицберген стал известен миру четыреста лет назад.  Не одна сотня островов сгруппировалась, чтобы представить миру это северное чудо. Самые большие из них – Западный Шпицберген, Эдж, Баренц, Северо-Восточная Земля, Земля Принца Карла. У островов поменьше тоже есть названия – Шведский,  Королевский, Медвежий. А иногда и сразу несколько – выбирай, какое нравится.
Берега архипелага омывают три моря – Баренцево, Норвежское и Гренландское. Они мало чем отличаются друг от друга: холодные, чистые, богатые рыбой – предмет неустанной заботы экологов.
А когда-то – сотни миллионов лет назад – на месте этих морей и самого архипелага вздымал свои волны в небо  древний океан Япетус. Но в такое далёкое прошлое Мирослав предпочитал не заглядывать, с него было достаточно и исторического отрезка в двести-триста лет.
Поначалу две самые хваткие и деловые нации Европы – англичане и  голландцы – делили здесь сферы влияния. А потом, когда неподалеку обнаружили огромное стадо гренландских китов,  и все остальные государства толпой ринулись сюда за этой ценной добычей. В водах Шпицбергена  курсировали теперь суда Англии, Франции,  Испании, Португалии, Швеции и других стран. 
Здесь морские охотники добывали китовый жир или, другим словом, ворвань. Ворвань долгое время была заменителем нефти и  главной заправкой для ламп, освещающих дома и улицы многих европейских городов. И всё это продолжалось  довольно долго, до тех пор, пока ворвань с ошеломляющим успехом не заменил добытый из нефти керосин.
Но керосин случился уже потом, а пока Европе позарез нужен был китовый жир. До Шпицбергена, как удалось выяснить Мирославу, китобойный промысел процветал, главным образом, в Бискайском заливе. А первыми китобоями Европы были неутомимые  баски.  Однако за несколько десятков лет такого браконьерского промысла киты здесь  оказались на грани почти полного  вымирания, и открытие голландским мореплавателем Виллемом Баренцем архипелага Шпицберген подарило миру новое богатое «месторождение» китового жира.
А ещё Мирославу стало известно, что спор за Шпицберген вели не только вышеназванные государства, но также Россия и Норвегия, редкие поселения которых встречались здесь ещё в двенадцатом веке, то есть задолго до открытия этого архипелага Баренцем.
Таким образом, мореходы Западной Европы не были первыми. Они  пришли на эти земли, когда здесь уже  побывали русские охотники, промышлявшие морского зверя, оленей, песцов и белых медведей. 
Монарх датско-норвежского королевства тоже посылал сюда своих  суровых скандинавских воинов, чтобы собирать денежную дань с обосновавшихся на Шпицбергене  китобоев. Однако «труженики гарпуна» с позором отправили тогда норвежцев восвояси и надолго закрепили за собой право пользоваться богатствами северных морей.
Ну, а потом киты кончились, вместе с ними испарились не только  англичане с голландцами, но и все остальные. Архипелаг пришёл в запустение, и только поморы – мореходы русского севера – всегда были рядом. Они ставили на архипелаге свои навигационные деревянные кресты, утверждая тем самым своё, как им казалось, вполне законное присутствие здесь. В те времена именно поморский крест был, своего рода, маркером того, что Шпицберген – это русская земля, а китобои здесь всего лишь гости.
Интерес к Шпицбергену возрос, когда на архипелаге нашли каменный уголь. Вот тогда борьба за северные острова разгорелась с новой силой. И главными борцами в этой схватке стала «великолепная четвёрка» –  шведы, норвежцы, американцы и русские.
В конце концов, преимущественные права на Шпицберген остались за Россией, Норвегией и Швецией. Но пока в России одна за другой  бушевали революции, пока гражданская война рвала страну на части и не давала взглянуть по сторонам, а Швеция медлила по своим причинам, Норвегия воспользовалась этой выгодной для себя ситуацией и в 1920 году  добилась суверенитета над Шпицбергеном, правда, с некоторыми оговорками.
И лишь пятнадцать лет спустя, когда Советский Союз занял подобающее ему место на мировой арене, русские смогли, наконец,  выкупить у Норвегии часть земли. И в скором времени здесь был создан трест по добыче угля с шахтерскими посёлками Баренцбург, Пирамида и Грумант.
Несмотря на своё блестящее журналистское  образование, Мирослав был не очень силён в топонимике – науке о географических названиях. Но  в результате несложных манипуляций со школьными словарями и прочей справочной литературой, ему вскоре удалось узнать, что Шпицберген – это целиком и полностью немецкое название, по-русски архипелаг звучит, как Грумант, а в Норвегии он  называется Свальбардом, что с норвежского можно перевести, как «холодный край». Какое название лучше, Мирослав так и не мог решить. Ему нравилось и то, и другое, и третье.
Чем глубже знакомился Мирослав с прошлым этих северных островов, тем больше он проникался любовью к этому суровому и, вместе с тем, прекрасному полярному «оазису» на краю земли, где ему предстояло прожить не один год.
На Шпицбергене никого не удивляло ношение холодного оружия. Было оно и у Мирослава: отличный русский охотничий нож с чёрной наборной рукояткой – для обороны на случай нападения белого медведя. Белых медведей на островах архипелага было гораздо больше, чем людей. По последним подсчетам численность населения этого северного края почти вплотную приблизилась к трём тысячам человек, ну, а белых медведей на островах насчитывалось не менее четырех тысяч.
А ещё Норвегия, а значит и Шпицберген или Свальбард – это земля, где не принято торговаться. Да-да! Смысла в торге нет, поскольку каждая вещь здесь имела фиксированную цену, и все попытки снизить её вызывали законное недоумение.
По всей видимости, это касалось и купли земли на Шпицбергене советским государством в лице треста «Арктикуголь». Он выкупил у голландской компании «Неспико» несколько действующих угольных шахт вместе с оборудованием за один миллион 250 тысяч голландских гульденов. Сделку посчитали выгодной для обеих сторон.
Обо всём этом Мирослав рассказывал в своих статьях, очерках и  фоторепортажах, которые он регулярно отправлял в редакцию командировавшего его журнала. Эти материалы шли на «ура», пользовались большой популярностью среди географов, биологов, экологов, защитников животного и растительного мира, а также путешественников всех широт, и за короткое время сделали  громкое имя  неизвестному прежде журналисту.
Что касается постоянного места жительства, то  по соглашению советской и болгарской сторон жил Мирослав в Баренцбурге – посёлке русских шахтёров и геологов.
Были здесь не только шахты, но и дома для шахтёров, столовая, клуб, больница, школа, большой спортивный комплекс и даже теплица, где выращивали овощи. А над всем этим – строгое  здание советского консульства с огромным щитом у входа: «СССР – оплот мира». На других зданиях висели другие лозунги: «Наша цель – коммунизм»,  «Народ и партия едины», «Решения КПСС – в жизнь». Они так примелькались местному населению, что давно потеряли свой изначальный политический и патриотический смысл и стали просто частью окружающего ландшафта.
Развлечений было немного: приёмы иностранных специалистов в советском консульстве да воскресное кино в местном клубе, где крутили, в основном, советские, французские и польские  фильмы. А после регулярных лекций о международном положении здесь  можно было ещё и потанцевать.
Большой популярностью среди шахтёров и геологов  пользовались спортивные соревнования между сборными командами трёх шахтёрских посёлков и зимние  лыжные эстафеты. А ещё – дружеские вечеринки с русской водкой, которую нелегально и в больших количествах провозили на архипелаг советские моряки из Мурманска. Впрочем, русская водка ценилась не только на советской территории, норвежцы тоже не прочь были её дегустировать и делали это часто и с большой охотой. 

Жил Мирослав в новом многоэтажном доме – нечто среднее между рабочим общежитием и гостиницей –  вместе с русскими геологами, гляциологами (исследователями полярных льдов), сотрудниками нескольких советских газет, врачами местной больницы и учителями школы, где учились дети русских.
Можно было предположить, что Мирослав подружится  со своими коллегами-журналистами. Но этого не случилось, хотя похожий общественно-политический строй в Болгарии и Советском Союзе должен был содействовать этому сближению.  Однако слишком уж политизированными оказались его собратья по перу. Кроме того, было у Мирослава подозрение, что не только газетной деятельностью занимаются здесь советские журналисты.
И всё-таки хорошим другом он здесь, неожиданно для себя самого, обзавёлся. После одного случая, когда  жизнь обоих участников этого происшествия  висела, буквально, на волоске, Мирослав подружился с начальником геологоразведочной партии Вадимом Вершининым.
Вадим жил в том же доме, что и Мирослав, и не заметить его было просто невозможно. Весёлый, общительный, почти  ровесник Мирослава, он, тем не менее, принадлежал к верхней иерархии местного населения. Мирослав понял это, когда в числе других журналистов был  приглашён на приём в норвежское консульство, где был и Вадим.
Что касается самого момента знакомства, то он пришёлся на один из жутких ураганных дней, нередких для зимнего Шпицбергена.
Дело было так. Несмотря на штормовое предупреждение, которое с  интервалом в несколько минут неслось из всех динамиков их посёлка, Мирослав решил пойти  к столовой и проведать двух белых медвежат, которые совсем недавно остались без матери. Белая медведица привела их в посёлок к людям в надежде найти приют и пропитание. Сама она была очень больна и протянула совсем недолго, оставив медвежат у столовой, где сердобольные поварихи подкармливали их мороженой рыбой.
За те несколько дней, что медведи жили в Баренцбурге, Мирослав успел нащёлкать кадров тридцать. Часть этих уникальных снимков он отправил в редакцию журнала, а часть ещё нуждалась в обработке. Как и все жители Баренцбурга, он близко к сердцу принял трагедию, случившуюся в этом маленьком медвежьем семействе. И вот теперь решил посмотреть, что же сталось с малышами?
Буря ещё только начиналась, когда Мирослав добрался до столовой. О медвежатах уже позаботились, и те были в полной безопасности. Сделав пару снимков этих маленьких аборигенов Арктики в обнимку с поварами, Мирослав хотел было уйти, но старший повар  столовой Катерина Ивановна ни за что не хотела отпускать его без своих фирменных  горячих пончиков. Пришлось немного задержаться,  и  поэтому на обратном пути он попал в самый эпицентр стихии.
Ветер валил с ног, видимость была нулевая. В это самое время на Мирослава со всей силой и налетел сорванный бурей большой  металлический щит, как потом оказалось, тот самый, что стоял у советского консульства. Мирослав потерял много крови, очнулся он уже в больнице вместе со своим спасителем Вадимом, который, спасая его, тоже чуть было не погиб.
Из больницы они вышли недели через две, и с того времени их часто видели вместе. Вадим познакомил Мирослава со своими товарищами  и, в нарушение всех запретов общения с иностранцами, рассказал немало  интересного о работе геологов.
 Ну, а Мирослав тоже не остался в долгу, он показал новому другу свою фотолабораторию и даже обещал «познакомить» Вадима с настоящими северными оленями.

Наступило короткое полярное лето. В первый же свободный день Мирослав привёл Вадима к вертолётной площадке.
Лётчики-вертолётчики на островах  занимали особое положение. Они летали на тяжёлых вертолетах МИ-8, перевозили людей, доставляли необходимое оборудование геологам в горы и гляциологам на ледники. Многие из лётчиков были на дружеской ноге с болгарским журналистом и всегда были рады видеть его у себя.
Рядом с вертолётной площадкой, на лужайке между сопками, паслись олени. Это было небольшое стадо во главе с умным и смелым вожаком. Мирослав назвал его Викингом, а рядом с ним была красивая самочка – Ола, верная спутница и подруга этого северного красавца.
Мирославу нравилось, что Викинг не боялся рёва двигателей и часто приводил своё стадо на эту лужайку полную грибов и ягод, мхов и лишайников.
Особенно красивы были северные мхи, похожие на богатые восточные ковры с затейливым орнаментом, где причудливо переплетались между собой жёлтые, зелёные, багровые и чёрные краски.
- Настоящая палитра художника! – увидев эту красоту, воскликнул Вадим. – Я уже не первый месяц на острове, а такое чудо вижу впервые.
Олени подошли совсем близко к краю лужайки, и Мирослав негромко позвал их:
- Викинг! Ола! 
Олень поднял свою голову с огромными рогами и подошёл ближе. Следом за ним подошла и Ола. Мирослав протянул им несколько кусочков хлеба, и они с удовольствием съели угощение.
- Совсем ручные! – удивился Вадим.
- Ну, не скажи! – отозвался Мирослав. – Видел бы ты их во время брачных игр! Могут заколоть рогами только так. Взрослые самцы сбрасывают рога в ноябре-декабре после спаривания, а молодые животные в апреле, самочки чуть позже – в мае-июне после отёла. Поэтому зимой самки и молодняк имеют рога, а взрослые самцы нет. Ты видел у меня оленьи рога в комнате?
- Видел, ну и что?
- Их мне «подарил» другой мой знакомец – Князь. Очень любил хлеб с солью. Долго я его так подкармливал. Зато потом позировал мне не хуже модели. Такой фотогеничный оказался! Однажды подбежал ко мне, я думал, хлеба ждёт. А он – прямо рогами на меня. Я кричу: «Князь, ты что, забодать меня хочешь?!» А он не отступает. Ухватился я за эти рога, а олень как мотнёт головой, и рога остались у меня в руках. Уже потом я понял, что это время такое наступило – сбросить рога.
- Спасибо за экскурсию, – поблагодарил друга Вадим. – Правда-правда, мне очень понравилось.
- То ли еще будет, – засмеялся Мирослав. – Я тебе еще морских зайцев покажу. Сами огромные, а головки маленькие. Плавают недалеко от берега и очень любопытные.
- Послушай, вот это и есть твоя работа – фотографировать и рассказывать о жизни на севере? Неужели это так важно?
- Важно и интересно. А ты что думал?
- Признаться, поначалу думал, что ты шпион. Ведь наши журналисты строчат  свои «репортажи» не только для газет и журналов.
- Я тоже это заметил, поэтому держусь от них подальше.
- А как тебе вообще здесь?
- Нормально… Только слишком много русского.
- Это как?
- Слишком много красной краски – транспаранты, плакаты, лозунги. Наверное, вам, русским, она много чего говорит.
- А тебе ничего не говорит?
- Мне?.. Нет.
- Всё хочу спросить, каким ветром тебя занесло сюда, на край земли? Со мной-то всё ясно – окончил институт, аспирантуру, получил направление, чтобы работать и собрать материал для кандидатской диссертации.
Мирослав ответил не сразу.
- Я тоже получил направление… Сюда меня отправила моя безответная любовь.
Вадим с удивлением посмотрел на друга. Всё что угодно, но такого ответа он не ожидал.
А Мирослав очень ясно дал понять, что разговор окончен, и тем самым освободил Вадима от дальнейших вопросов.


               
                4

Разговор с Мирославом не выходил у Вадима из головы. Нет, с красной краской всё было ясно. А вот с безответной любовью… Чего-чего, а уж этого Вадим не мог понять. Уехать на край света от неразделенной любви? Чепуха какая-то. Любовь должна приносить радость и удовольствие, иначе и быть не может.
Сам Вадим влюблялся в женщин, которые всегда отвечали ему взаимностью. И расставался с ними он легко. Может быть потому, что это была только влюбленность, а не любовь?
Это обстоятельство не на шутку его зацепило. И он не раз и не два вызывал Мирослава на откровенный разговор. Впрочем, выведать удалось немного. О женщинах Мирослав всегда говорил сдержано и почти целомудренно. А по части любовных связей намного отставал от Вадима, на счету которого было десятка два более или менее продолжительных романтических отношений.
Даже здесь, на Шпицбергене, где женщин было раза в три меньше, чем мужчин, Вадим имел даму сердца. И не одну. Секрет заключался в том, что девушки жили и работали в разных посёлках.
Была даже молодая норвежка с острова, где находилось норвежское консульство. Вадим познакомился с ней в кирхе, местной церкви, скорее похожей на клуб по интересам, чем на божью обитель. Здесь были и кофейня со столиками, на которых стояли вазочки с печеньем, и детская комната, и комната для рукоделия, и зал для проповедей. Войти сюда можно было, только сняв предварительно обувь. Её оставляли в «прихожей» на деревянных полочках, а дальше прихожане шли по кирхе в белоснежных вязаных носочках.
Норвежская любовь Вадима – рослая белокурая девушка с  необычным именем Инджеборг, не только в обход всех строгих правил  тайно дарила Вадима ласками, но и связала для него не одну пару тёплых носков из белоснежной козьей шерсти. А еще тёплый свитер с норвежскими узорами, шапку, шарф и перчатки.
Со всеми своими женщинами Вадим был в прекрасных отношениях и говорил об этом свободно и открыто. Он не скрывал от друзей своих интимных похождений, но делал это так наивно, бесхитростно и красиво, что осуждать его было просто невозможно.
Теперь он был не на шутку озадачен. Хотелось докопаться до истины и прояснить непонятную и чуждую для него ситуацию. Смог бы он, Вадим, любить так же, как Мирослав? До самозабвения. Смог бы уехать по собственному желанию от безответной любви на край света?
- Мирослав, но почему ты не боролся за свою любовь? Ведь ты такой сильный, умный, красивый. Я тебя не понимаю!
Мирослав глубоко вздохнул:
- Пойми, друг, по-разному складываются отношения между мужчиной и женщиной. Бывает и так, что твоя  любимая счастлива без тебя. И ты ей только помеха. Вот и думай, что делать в таком случае.
- Ну, и что же делать?
- А ничего особенного. Отпустить... Как птицу из клетки.   Любовь – это когда отпускаешь и не ждёшь возвращения.
Мирослав вдруг вспомнил Иванку. Вот и она сказала ему то же самое. Сказала в тот самый момент, когда Мирослав признался, что не сможет ответить на её любовь, не сможет сделать её счастливой.

Они встретились с Иванкой при весьма странных обстоятельствах. Однажды Мирославу позвонила Ванда, его бывшая однокурсница, и напросилась на свидание. Она назначила встречу на бульваре Витоша, самом живописном и красивом квартале в центре Софии, с которого открывался великолепный вид на горы. Именно сюда стремились многочисленные  туристы, здесь назначали свидания влюблённые, здесь любили гулять респектабельные горожане в окружении своих детей и внуков.
Магазинчики с фруктами, сладостями и сувенирами, террасы ресторанов и кафе, концертные площадки находились здесь прямо под открытым небом.  А лёгкие навесы над ними, фонарные столбы и скамейки вокруг были стилизованы под элегантный «модерн».
Ванда, высокая блондинка с янтарными глазами, приветствовала его дружеским взмахом руки:
- Привет! Не удивляйся, что я пригласила тебя именно сюда. Согласись, очень приятное место для прогулок. Но нам лучше присесть за столик хотя бы вот в этом кафе.
- Разговор будет серьёзный?
- Очень.
Ванда просила за своего друга – молодого, ещё неизвестного писателя. Его новый роман вот уже несколько месяцев кочевал из одного издательства в другое и нигде не находил признания. А Мирослав был на дружеской ноге со многими издателями и смог бы помочь в этом деле.
Они заказали по чашечке кофе. Ванда вытащила из сумки и протянула Мирославу объемный конверт с рукописью.
- Посмотри. Мне кажется, это гениально! Ты обязательно должен прочесть. Сейчас так мало пишут о любви! – Ванда умоляюще посмотрела на Мирослава. – Книг много, а читать нечего – или бездарный детектив или чёрная порнуха.
Мирослав обещал прочитать рукопись и посмотреть, что можно сделать.

Роман был в стиле фэнтези… Остросюжетные события в книге   отражали непростой  период средневековых войн и колониальных захватов. Это было время, когда просторы морей и океанов бороздили военные и  торговые суда Англии, Испании и Португалии, а истинными хозяевами Средиземноморья были пираты или корсары, как их называли в этих краях.
Главная героиня романа – женщина-мореплаватель, отважная и прекрасная предводительница пиратов. Она имела несколько быстроходных бригантин, брала на абордаж  торговые суда, трюмы которых до краев были наполнены золотом и серебром, грабила их со своей весёлой командой бесстрашных корсаров и была грозой всего Средиземноморья.
Но ко всему прочему, и здесь уже начиналась настоящая мистика, эта негодница оказалась ещё  тайным агентом космической  безопасности из далёкого созвездия Рака!
Верховным Разумом этого созвездия было предусмотрено всё, и всё приведено в норму. И лишь Любовь – эта своенравная и гордая  дочка великого Хаоса – никак не хотела  следовать строгим законам этого созвездия. Счастье ещё, что на других планетах её не было –  единственным пристанищем Любви была Земля.
И вот Хранители Верховного Разума решили послать на Землю своего агента, который смог бы распознать формулу Любви, её сильные и слабые стороны, а потом раздробить на атомы и уничтожить.
Марина Кастро… Космический агент из далёкого созвездия Рака. Она пришла на  Землю в образе бесстрашной предводительницы пиратов. Холодная и неприступная, решительная и беспощадная, она ищет Любовь и встречает её повсюду.
У Любви нет дома, нет национальности, нет единого облика. Её нельзя схватить, связать или  убить. Можно только почувствовать, что Любовь где-то рядом, что она совсем  близко и вот-вот придёт.
Придёт, чтобы одарить человека  величайшей радостью и счастьем или повергнуть в пропасть горя и отчаяния. Это уж кому как повезёт.
Незаметно Любовь охватывает и сердце Марины. Любовь к корсару Диего ставит крест на её миссии…

Неожиданно для самого себя Мирослав увлёкся и залпом проглотил подсунутое ему чтиво.
Он в полной мере отдал дань восхищения начинающему автору, который сумел  раскрыть и показать читателю не только потрясающе красивую природу Испании, картины морских сражений,  внешний облик героев, но и их сложный внутренний мир. Это касалось не только главной героини романа, но и её возлюбленного Диего, который смог покорить холодное сердце красавицы и зажечь в нём огонь любви.
Удались автору и любовные сцены. Они волновали кровь, они поднимали все самые сокровенные силы души и тела в таком  огненном вихре чувств и желаний, что захватывало дух. Но это ничуть не нарушало общей гармонии. Вся эта любовная страсть в полной мере отвечала эстетическим и, самое главное, моральным принципам Мирослава – ничего вульгарного, ничего откровенно грубого, ничего оскорбляющего его представления о настоящей большой любви здесь не было. 
И чем дальше уходил Мирослав в любовные дебри повествования, чем больше проникался страстями и переживаниями героев романа, тем зримее становился прекрасный образ Марины,  возлюбленной корсара Диего. А ещё Мирославу показалось, что он давным-давно знает эту женщину, что он был когда-то знаком с ней! Нет, даже не с ней, а с какой-то другой женщиной или, может быть, с девушкой, девочкой, которая имела какое-то непостижимое родство с Мариной Кастро…
И это была загадка, разгадать которую он  пока не мог.
Заканчивался роман в лучших «традициях» социалистического реализма – заканчивался плохо, почти трагически. Корабль Марины разбился во время шторма о скалы, и хотя герои романа остались живы, но, кажется, навсегда потеряли друг друга.
На следующий день Мирослав принёс рукопись в издательство, где работал его друг Любомир. Вот здесь он и встретил  Иванку. Встретил и остолбенел. Перед ним стояла… Марина Кастро. Те же тёмные, слегка вьющиеся волосы, свободно падающие на плечи, те же удивительные глаза цвета изумрудов, та же волнующая и загадочная улыбка.
Они начали встречаться. И поначалу всё шло чудесно. А потом прилетела Железная Птица… А потом пришла во сне Марина…  Настоящая… И сказала, что она не Иванка. 

Минувшее отступило не сразу. Мирославу показалось, что прошло немало времени, прежде чем он снова вернулся к прерванному разговору с Вадимом. Тот тоже ничем не нарушал затянувшуюся паузу. Было видно, что его болгарский друг всё ещё там, в своем прошлом, которое никак не хотело его отпускать.
- Любовь – это самый великий дар на земле. Любовь – это когда ты  способен на всё! Даже на то, чтобы отпустить любимую женщину, если она этого хочет. Любовь – это когда отпускаешь и не ждешь возвращения, – повторил Мирослав. 
С этим Вадим был явно не согласен. Он вдруг с присущей ему горячностью  произнёс слова, которых не ждал от себя и которые его очень удивили. Ведь сам он никогда этого не делал!
- Любовь – это когда бьешься за любимую женщину до последнего вздоха!  И  никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах не дашь ей уйти к другому!
- Но почему?!
- Потому что любишь!
- Но тогда это не любовь, тогда это просто тюрьма какая-то, – не согласился Мирослав.
А Вадим уже не слушал друга, он думал о своём – смог бы он бороться за свою женщину так, как только что сказал Мирославу?
И тут же мысленно перебрал в памяти всех своих бывших подружек. Ни одна из них на роль той, из-за которой можно было бы драться, не подходила.
Таким был последний разговор Вадима и Мирослава перед тем, как они расстались.
Геологоразведка на Шпицбергене брала тайм-аут, и Вадим уезжал на материк. А Мирослав оставался. Встретятся ли они? Пересекутся ли их жизненные пути? И что означала их встреча на этой далекой северной земле? И что означал для них тот страшный штормовой день, когда Вадим, рискуя собственной жизнью, спас Мирослава? Если бы знать…
(Продолжение следует)