10. Хроники из будущего

 Уснуть в Прошлом и Проснуться в Будущем

Ностальгия убивает меня ночами. При воспоминаниях о матери, о том, что я когда-то любил, к чему привык за всю мою жизнь, - слёзы неудержимо застилают глаза. О, как бы мне хотелось иметь в руках хоть какой-нибудь маленький предмет из моего прошлого, который бы принёс мне чувство родного дома! Ощущение невероятно большого отрезка времени, как пропасть небытия, тяжестью накрывает мою душу. Воображение представляет невыносимую картину моей милой, страдающей, поседевшей матушки, сидящей у постели с безжизненным телом своего сына, где-то в клинике Цюриха. Сотрясаясь от рыданий я повторял - О, мама, я никогда не увижу тебя!
В ту последнюю ночь моего прошлого, перед тем, как я проснулся здесь, в Будущем, - я видел снова в необыкновенно ясном сне Анну, живую и улыбающуюся. Я провёл весь предыдущий вечер на нашем любимом холме, покрытом ковром цветов ветреницы, которые она так любила! С наступлением темноты я направился домой, выбирая тёмные и безлюдные улицы, чтобы никто не увидел моих полных слёз глаз...

Ложась в кровать, я старался не выдать себя ни малейшим звуком, чтобы не разбудить мать, которая была нездорова и спала в соседней комнате. Я слышал в темноте её дыхание, благодаря Всевышнего, что он оставил её рядом со мной, - её присутствие было моим  утешением в мучительные дни после смерти Анны.

...
В эту ночь у меня поднялся сильный жар... И, даже моргая глазами, я чувствовал боль. Я помнил, что рядом с моей кроватью должна была стоять чаша с водой и полотенце, чтобы, обмочив его, я мог положить его себе на голову, для облегчения страданий. Но моё помутневшее сознание не позволяло мне подняться, и для облегчения жара я просто старался менять положение, прислоняясь головой к прохладной стороне подушки. Последним ощущением было блаженное погружение в сон; я благодарил Бога за пусть короткий, но всё же отдых от страданий.

Пробуждение было неописуемо болезненным; я ясно понимал, что у меня по-прежнему жар, и поэтому фокус моего сознания был направлен только на чашу с водой. Я попытался протянуть к ней руку, но тело не слушалось меня; я снова потерял сознание. Это время между периодами сознания и безсознательности длилось несколько часов и периоды пробуждения приносили мне невыносимую боль и ощущение свободного падения в непостижимую пропасть небытия.

Сквозь бред, обрывки видений того времени все же остались в моей памяти как сон, в котором я видел мужчин и женщин, стоящих у моего изголовья. В глубине сознания теплилась единственная ясная мысль, что я наверняка очень болен... и они перевели меня куда-то в другую больницу, в большой город, и все эти люди - врачи и медсёстры. Остальное было очень смутно, кроме последней мысли - я больше не чувствовал, что моя мать рядом со мной!

Потом мне начало казаться, что у меня начались кошмары. "Почему они так странно одеты?", думал я; также вся обстановка и интерьер выглядели совершенно не такими, какими я привык их видеть. "Нет", продолжал я размышлять, "это не похоже на госпиталь". Краем глаза я уловил нечто похожее на природный ландшафт с голубым небом и переливами каких-то красочных зелёно-голубых волн и розовым светом; он, казалось, исходит от стен, отделанных кристаллами чистой, удивительной красоты...

Также мне запомнился аромат весеннего воздуха и иногда нечто похожее на дивную музыку, ласкавшую мой слух. Как будто хор ангелов под аккомпанемент арф исполнял мелодию или мольбу Богу, полную райской нежности и гармонии. Никогда в жизни я не слышал звуки подобной красоты, приводившие меня в состояние эйфории; я хотел, чтобы они никогда не кончались. Я невольно подумал, - "Неужели я уже умер?"
Но если так, то почему я чувствую боль и жар?

Странная мысль пришла мне в голову: давным-давно, в школьные годы, я узнал, что наша любимая планета Земля может быть не единственной во Вселенной; возможно, в ней имеются и другие формы жизни. Может быть, каким-то чудесным образом я попал на другую планету?
Однако, нет, - вокруг меня определённо стояли люди, они были нашего, человеческого племени. Все эти путаные и обрывочные мысли наполняли мой разум каждый раз, как только я  пытался открыть в бреду глаза.

Но невозможно описать сюрприз, ожидавший меня, когда в одно прекрасное утро я, уже практически поправившись, смог встать с постели и подойти к зеркалу; меня продирает мороз по коже каждый раз, когда я вспоминаю об этом. "О, Боже мой! Это тело! Это тело - НЕ МОЁ!" Молодой человек - моё отражение, -  смотрел мне в глаза с лицом, искажённым от ужаса. Я искренне верил, что схожу с ума, я закричал диким голосом, моля о помощи. Я слышал шаги, бегущих ко мне людей; всё провалилось в небытие, и я потерял сознание...

Когда я едва пришёл в себя, возле меня уже стояли два врача, склонившись и обеспокоенно ожидая, когда я смогу произнести что-либо внятное. Я видел, что они ловят в напряжении каждое моё слово; меня била дрожь и я едва мог дышать.
"Что случилось?", - спросил я дрожащим голосом, - "Я сошёл с ума?"
Голос мой слабел, но я смог задать последний вопрос, - "Где я?"
Остальное я помню слабо, я только постоянно рыдал и звал мать.

Ни у кого не было для меня ответа, эти учёные люди стояли как вкопанные, потрясённые и бледные, молчали, не в силах произнести ни одного слова. Один из них был моложе, около тридцати; я схватил его руку, моля во имя Господа и его собственной матери, ответить мне; но он находился в совершенном шоке, явно стараясь избегать моего прикосновения. Его более старший коллега обратился к нему и я услышал их речь. 

"Они иностранцы", подумал я и в течении пары минут старался собраться с мыслями, стараясь прийти к какому-либо логическому заключению. Далёкая страна... да, да, должно быть именно так... странные манеры, необычные одежды и, конечно же, - язык! Мне был непонятен этот язык, однако акцент его как будто ударил по знакомым струнам в сознании. Некоторые слова напоминали наши и имели англо-саксонские корни, а некоторые были схожи со скандинавскими - весьма знакомыми мне, - таким образом мне удалось схватить общий смысл их короткой беседы. Более старший врач, всё ещё страшно бледный, безуспешно старавшийся натянуть улыбку на своё лицо, мягко корил младшего коллегу за то, что тот потерял терпение, что последний категорически отрицал, качая головой. Первый явно был серьёзно озадачен, он повторял мои последние слова "Мама... Мама", а потом произносил их на своём языке "Mutter... Mutter".

Он схватил мою руку и стал говорить со мной; я понял, что он спрашивает меня болит ли моя голова.
"Теперь уже меньше", - отвечал я, - "Я чувствую себя гораздо лучше".
В физическом смысле я говорил правду, но я не сказал им ни единого слова о том, что творилось в моей голове.

"Я хочу увидеть свою мать", настаивал я.
Я заметил, что у меня возникла странная проблема в произношении некоторых слов, но я сначала не предал этому значения, объясняя это моим недомоганием.

Одно я понимал довольно определённо, что если я потеряю над собой контроль и стану истерически плакать и звать на помощь, они примут меня за сумасшедшего, который сам с собой разговаривает, и у меня больше не будет шансов узнать правду о моей ситуации и о них. Единственное, о чём я их просил - увидеться с моей матушкой, тогда я смогу относиться ко всему более трезво и ясно.

Но в какой-то момент я открыл для себя нечто очень важное, что стало в моём сознании поворотным моментом, первым шагом в познании тайны.  Я заметил, ЧТО именно приводило их в совершенное изумление при общении со мной! Это было не то, ЧТО я говорил, а то, КАК я говорил, а также само звучание моего родного языка. Слушая меня с широко раскрытыми глазами, они демонстрировали необычайное возбуждение!

Старший врач снова наклонился надо мной и дрожащим голосом медленно произнёс фразу на моём родном языке, "Андреас Нортан, разве ты больше меня не узнаёшь?" Последние слова он явно произнёс с усилием... - "Nicht mehr?"
"Оставьте меня, я хочу молиться", - из последних сил произнёс я и потерял сознание.
Пошёл тринадцатый день после моего пробуждения. Молодой врач вновь пришёл в мою комнату; увидев мою подушку, влажную от слёз, он попытался утешить меня, но это мало ему удавалось. Я говорил ему о моей матушке, как безутешно будет её горе больше не увидеть своего сына, а он мне в ответ нёс какую-то неуместную историю, в которой была лишь одна мораль, - "не о чем беспокоиться"!
Я не хочу видеть его больше! Я больше никому не позволю сводить меня с ума недомолвками. Завтра я буду говорить с главным врачом и требовать, чтобы они рассказали мне наконец полную правду!