11. Хроники из будущего

18 августа.
Два часа ночи... полная тишина окутала меня, когда я поднялся с кровати, движимый желанием писать в свой дневник. Напряжение первых дней ушло; прошедший день также прошёл без каких-либо стрессов для моей нервной системы. Если врачи говорят правду, то у меня есть определённая надежда оправиться от шока. Сегодня тринадцатый день моей новой жизни, тринадцатый день непредвиденных впечатлений и эмоций.

Вчера с утра, когда я сидел на терассе, купаясь в тёплых лучах солнца, мне нанёс визит - и составил компанию до полудня, - профессор Мольсен. В этот раз он был разговорчив, и наше общение приносило нам обоюдное удовольствие. И все же, в какой-то момент, он переключился в беседе на свой родной немецкий, - как будто он разговаривал с Андреасом Нортамом; мне показалось, что он недоверчив и хочет удостовериться в том, что с ним беседую именно я.
Однако, он искренне опроверг мои предположения.
Позавчера Избранный Джагер рассказал мне историю, как тело попавшего в авто-катастрофу Андреаса Нортама было доставлено в клинику профессора Мольсена, после аварии он получил фатальные травмы головы. Он умер на руках Мольсена и в течение пятнадцати минут находился в клинической смерти; однако после того, как он был заморожен, профессору Мольсену все же удалось вернуть его к жизни.
Я спросил Джагера, почему мне не позволяется выйти к людям и свободно говорить с ними, как это позволено другим пациентам. Он уверил меня, что эта ситуация не будет длиться дольше, чем несколько дней, и добавил, что моя бессонница не нанесёт вреда моему здоровью, - если только я буду проводить большую часть ночного времени лёжа в постели.

20 августа.
Сегодня утром мне сняли с головы повязки. Когда Избранный Джагер нанёс мне визит, моё лицо светилось счастьем! Он пожал мне руку и с явным удовольствием выразил своё удовлетворение докторами. Я не знал, что восемнадцать лет тому назад Джагер был наставником Андреаса Нортама. Как мне объяснили, он, такая известная сегодня личность, широко известный духовный лидер и выдающийся мыслитель, чьи труды изучаются, а лекции посещаемы тысячами людей, - в те годы был еще неизвестен публике. В течение четырёх лет он был учителем Нортама и внёс огромный вклад в его образование; он был его духовным отцом и от всего сердца принимал участие в его делах. Потом пути их разошлись.

Когда Совет Избранных узнал, кто был учителем Нортама с юности, они призвали на помощь Джагера, поручив ему позаботиться о своём питомце в трудное для него время. Для всех было очень трогательно предстать перед картиной, когда седовласый старейшина вновь встретился со своим учеником - теперь двадцативосьмилетним человеком, - кто, по крайней мере внешне, походил на его духовного сына двадцать лет тому назад.

Мне было сказано, что неожиданно для всех, его смогли возвратить к жизни - но как совершенно другого человека с нестабильной психикой, в  едва вменяемом состоянии, - после 15-минутного путешествия на тот свет. Джагер признался, как он был счастлив, узнав, что "заморозка" тела, проведённая поспешно, окончилась успехом и вовремя; мозг Андреаса Нортама не пострадал от этого ни в малейшей степени.

7. Признания
21 августа.

Сегодня впервые Джагер пришёл не один, - он был в компании Стефана, ближайшего друга Андреаса, старше его на три года.  Стефан произвёл на меня впечатление своей искренностью, и я невольно почувствовал к нему глубокую симпатию. С позволения Джагера Стефан присутствовал на моём уроке письма; я показал ему мои сочинения, и Джагер рассказал ему о моих исследованиях творчества Ибсена, о которых я говорил ему на наших предыдущих встречах.
"Это не Андреаса почерк", тихо заметил Стефан.

О моём экстраординарном случае знали - кроме высших Избранных старейшин, - только четыре человека: двое врачей, Джагер и Стефан. Я с самого начала просил Джагера держать мою ситуацию в секрете и не превращать меня в объект любопытства для всего белого света. Он дал согласие, но в конце добавил нечто, чего я не понял: "В конце концов, последнее слово останется за ДОЛИНОЙ РОЗ. Только от них будет зависеть, как долго будет позволено оставаться этому в тайне от всего мира".

Что касается Стефана, он станет приходить ко мне каждый день; мне нужно было много чего узнать у него о Нортаме и его жизни, - он дал мне понять, что мне это необходимо знать прежде, чем придёт время узнать обо мне миру. Мне запомнились слова Джагера в присутствии Стефана: "Семья и друзья Андреаса Нортама в один прекрасный день будут искать встречи с ним, так как весть о его возвращении к жизни уже стала широко известна; что может препятствовать его возвращению к нормальной жизни?" 

Когда мы остались с Джагером наедине, я спросил его о том, что говорят обо мне в совете Избранных, - я рассказал ему о том случае, когда я плакал, вспоминая мою мать, в присутствии молодого врача. 
"Поставь себя на мгновение в моё положение, рассмотри две стороны данной ситуации. У всех вас ваша жизнь течёт нормальным курсом, плавно и без потрясений. Для вас единственный, кто изменился - это Нортам; для вас это клинический случай ’личностного сбоя’ человека, восставшего из мёртвых после 15-минутной клинической смерти, случай редчайшего феномена парапсихологии". Твой ученик - человек, разговаривающий сейчас почему-то на мёртвом языке. Но я-то сам - не изменился! Моя личность - осталась абсолютно та же! Учитывая всё это, как я могу не предположить, что я сошёл с ума? 

Я снова разрыдался; я был совершенно потерян. Мне никогда не пришло бы в голову, что существует что либо, наподобии прорех, в незыблемой сущности Времени и Пространства, - в том виде, в каком я представлял их себе. Дыра, по всей видимости, была во мне, это я, кто должно быть в состоянии паранойи!

Я снова обращался к Джагеру, - "Только ты можешь сказать мне правду. Если разница во времени, как говорил мне молодой врач, действительно две тысячи лет, то я действительно сошёл с ума. Ты не можешь представить, как ясна моя память того последнего момента в моём времени, когда я засыпал. Я слышал дыхание моей матери за стеной, я чётко видел чашу с водой у моей кровати и полотенце с бахромой, с сине-зелёной вышивкой на нём, - все это и сейчас стоит прямо перед моими глазами!"

Я почти вцепился глазами в Джагера, но он не сделал ни малейшей попытки отвести своего взгляда. Он явно понимал большинство из того, что я ему говорил на моём родном немецком.

"Я не думаю", - произнёс он, прямо смотря мне в глаза, - "что сокрытие от тебя  даже малейшей доли правды сможет помочь тебе в восстановлении спокойствия в твоей душе, но - поверь мне, - мы знаем об этом гораздо больше, чем ты. Времена Декарта и Канта  давно прошли и мы не живём в них, многие вещи рассматриваются нами теперь по-другому. Не всё может быть рассмотрено в концептуальных рамках интеллекта или объяснено умозаключительнми построениями человеческого мозга. Можешь ли ты с полной уверенностью предположить, что в тот момент, когда ты, как ты говоришь, засыпал у себя в кровати, - Андреас Нортам уже не существовал? Или - совершенно ли ты уверен, что, прямо в эту минуту, твоя мать уже не существует?"

Его блестящий ответ уже не поразил меня как гром среди ясного неба, как случилось бы несколько дней тому назад, когда мысль только принять на рассмотрение подобную идею, - была бы дикой для меня. Что тронуло меня больше всего, так это отношение ко мне этого выдающегося человека, его доброта и манера общения. И он разговаривал со мной на моём родном языке...

23 августа.

Вчера и сегодня были очень спокойными. С утра ко мне приходил Стефан, или я проводил первую половину дня, делая свои записи в дневнике. После полудня мне наносил визит Джагер, а вся ночь была посвящена чтению; я читал с одержимостью и превратился в настоящего книжного червя!

Врачи пришли к согласию, что искусственное погружение меня в сон не принесёт желаемого эффекта отдыха; по их мнению, необъяснимое отсутствие сна в моей жизни не нанесёт ущерба здоровью - по крайней мере в моём частном случае.

Мне было позволено читать по ночам при условии, что я буду делать это лёжа в кровати или откинувшись удобно в кресле по крайней мере половину ночных часов; по утрам я поднимался с кровати совершенно свежим, как будто я крепко проспал всю ночь. Также, понемногу, я стал привыкать и учить их язык,  - "универсальный язык", как называет его Стефан, или, как я его называю, "ломаный англо-скандинавский". У этого языка есть особенность, - довольно прямая согласованность между написанием и произношением; поэтому начать разговаривать на нём мне удалось довольно скоро, хотя время от времени я еще прибегаю к помощи словаря.

Мои долгие беседы с Джагером были для меня как свежий, очистительный элексир для души и разума. Под его покровительством я больше не старался беспомощно искать укрытие под покровом моей памяти о прошлой жизни. Этому удивительному человеку удалось бросить семя веры в настоящую жизнь - в глубине моей души. Он возродил во мне чувство уверенности в себе в такой степени, о которой я не смел даже думать прежде. Ему я обязан тем, что я забыл о чувстве, что "поселился" в чужом теле, и я уже мог без страха в душе смотреть на себя в зеркало... Странно, - где-то под чужой внешностью я распозновал иногда выражения лица, свойственные только мне, как я знал их всю мою жизнь.

Я не выразил ни одним словом моих ощущений, однако Стефан сам однажды высказал похожее мнение по этому поводу: "Человек, которого я вижу перед собой, действительно Андреас Нортам, но... по его акценту, тону его голоса, и даже по его манере выражения мыслей и по тому, как он смотрит на меня... это не он".

24 августа

Сегодня, как обычно, Джагер давал мне уроки лексики, дикции и произношения. После этого мы будем открывать и исследовать окружающий меня мир. Этот восхитительный человек тратит на меня много времени, объясняя мне любую мелочь, вплоть до её предназначения и функционирования; он готовит меня к тому, чтобы я бесстрашно шагнул за порог и не чувствовал себя при этом потеряным.

Когда он устаёт, мы устраиваем перерыв и я начинаю рассказывать ему мои истории - о моём родном городе, жизни в нём, матушке и её любви ко мне... Он жадно, с восхищением и интересом слушает меня, задавая бесконечные вопросы о наших школах, об условностях общества, часто делая свои заметки. Мои приступы ностальгии приносят ему только радость.

Я уже говорил ему, что в моём прошлом я тоже был учителем и одним из моих любимых предметов была история. После этих бесед с Джагером меня охватывало чувство глубокого духовного порыва; в моих мыслях я открывал для себя обширные горизонты будущего, что временно помогало мне забыть о моём неопределённом положении и с трепетом отдаться восторгу ожиданий моих будущих великих открытий, моего Эльдорадо.

Я устал. В божественной безмятежности ночи, возбуждённый, я ходил кругами по террасе. Чувство нарастающей волны необъяснимой радости не покидало меня, и я слышал, как бьётся мое сердце. Я снова в жару? Нет, очевидно, просто нарастающее предчувствие новых эмоций - сталкивается с моим потрясённым сознанием. Случится ли такое, что однажды я перестану зацикливаться в своих мыслях на моём невероятном опыте, а приму его как обычную повседневность? Стану ли я вновь "нормальным", как все причие люди, чтобы снова найти радость бытия каждого дня? Буду ли я достойным моих будущих открытий?
Мои чувства можно было бы сравнить с чувствами знатока-филателиста, получившего возможность изучить коллекцию марок короля Англии, или учёного классической школы, которому удалось получить доступ к античной библиотеке Александрии...

25 августа

Джагер под вечер сказал мне, - "Доверься Стефану, он будет тебе помощью на каждом шагу". Я любезно попросил его принести мне как можно больше книг по истории, на что он ответил, что непременно удовлетворит мою просьбу. Он предложил мне пользоваться "Рэйган-Суэйдж", - устройством, до этого момента совершенно мне не известным. Оно представляло собой воспроизведение изображения комбинацией света и звука; при этом тебе не нужно было ничего читать! Голос рассказчика ведёт повествование и из устройства - как живые! - перед твоими глазами выходят картины [прим.переводчика: очевидно, что это устройство есть продукт применения технологии голографии, неизвестной в 20-х годах прошлого века].

"Послушай меня", - продолжал он (я восстанавливаю его слова только так, как я понял их) - "вскоре, может так случиться, что меня не будет рядом, поэтому прими заранее мой совет - формируя своё мнение о чём либо, не полагайся всецело на факты, принимай во внимание духовный аспект эволюции человечества, горизонты которого только начинают открываться перед нами. Попробуй не принимать слишком серьёзно даже самые упрямые факты, о которых ты узнаешь после просмотров всех захватывающих картин Рэйган-Суэйджа. В конце концов, новое, - это хорошо забытое старое; история повторяется. Возьми в привычку читать между строк и видеть глубину под обманчивой поверхностью." 

Он говорил мне о "светлом пути", на котором нас ждут великие открытия, о которых мы мечтали веками, и об облегчении "метафизической ноши человечества". Всё же я не могу быть уверенным в том, что я верно интерпретировал все мысли, которые разделял со мной этот мудрый человек.
"Это МЫ, кто продвигается, а не время", продолжал он, - "Мы, человеческие создания, с такой короткой биологической жизнью, приходим и уходим. Нам не дано постигнуть глубины пространств, наши антенны не столь мощны. В Мироздании существует истинная и единственно объективная ’Великая Реалия’, которую мы называем Самит, все остальное несущественно и преходяще".

26 августа

Временами сама идея выхода в этот огромный, неизвестный мне мир, пугает меня. Я так привык к уютному и замкнутому пространству моего обитания, без изменений и сюрпризов, что нахожу в этом удовольствие. Но Стефан настаивает, что я должен преодолеть мою застенчивость и предстать перед лицом реальности, которая уже ожидает меня.
27 августа
Сегодня Джагер снова вспомнил Нортама. Посмотрев прямо мне в глаза, он тихо произнёс, "Я знаю, Андреаса больше нет с нами, но я всегда буду звать тебя его именем".
То же самое сказал мне несколько дней спустя Стефан, "Позволь мне называть тебя Андреасом"... Тон его голоса был таков, что каждый бы позавидовал Нортаму, который имел друга такой преданности. 

30 августа
Всего несколько дней - и вокруг меня уже всё изменилось! Окружение, люди, обстоятельства... все совершенно другое! Кто бы мог подумать...