Том 1 Глава 17 Буэн Рекодо

Асьенда сеньора Эухенио и сеньоры Паулы не зря называлась Буэн Рекодо — «Красивая излучина». Место, выбранное для дома, действительно было прекрасным. Река, делая очередную петлю, создала полуостров с открытым пространством вокруг большого озера. Не без помощи людей, кропотливо расчистивших заросшие буйной растительностью участки, полуостров превратился в земледельческий рай, где располагались и плодородные поля, и зелёные сочные пастбища, и большой фруктовый сад.

При виде пустых глазниц окон и языков копоти на каменных стенах ещё совсем недавно уютного и гостеприимного дома Анри наполнился горечью и гневом, вползшими в сердце, как струйки дыма. От тягостных мыслей его отвлёк дон Себастьян. Он резко осадил Ретинто, жестом остановил отряд и указал на второй этаж господского дома:

— Там кто-то есть. Я видел силуэт в окне.

Анри напряг зрение, пытаясь разглядеть движение в черноте зияющих проёмов, но в этот момент из здания один за другим стали выбегать мужчины в чёрно-синих колетах с громкими и радостными криками на чистейшем испанском:

— Это же наши! — направились к Анри.

Высыпавшие из мёртвого дома последними пятеро батраков в перепачканных землёй и глиной простых хлопковых штанах и рубахах скромно остались стоять у входа.

Среди подбежавших Анри узнал охранников с каменоломни. Обруч неизвестности, сдавливавший сердце, ослабил свои тиски, и из груди вырвался вздох облегчения:

— Хоть кто-то жив!

Спешившись, он обменялся с охранниками приветствиями и приступил к расспросам:

— На каменоломню было нападение?

— Нет, сеньор. Когда мы отправлялись сюда, там было всё спокойно, — выступил вперёд Эмилио Парра Чавес. Он был не просто самым опытным из охранников, но и самым старым.

Бывший пикинёр-терций, в молодости протопавший во славу Испании пол-Европы, оставшись не у дел, отправился искать службу в колониях. Анри пару лет назад принял Эмилио на службу охранником каменоломни, несмотря на достойный уважения возраст: старый пикинёр был крепок, бодр, имел зоркие глаза и острый слух.

— А давно вы здесь? И почему? Что вы знаете о произошедшем на асьенде? — Анри нетерпеливо засыпал Эмилио вопросами.

— Мы прибыли вчера около полудня, — степенно начал Эмилио. — Нас послал управляющий. Сначала только нас, без них, — кивок в сторону батраков. — А когда мы вернулись и рассказали, что живых нет, только трупы в доме и на дворе, сеньор Хайме отправил гонца в монастырь, а нам приказал сопроводить сюда пеонов. Вот мы и вернулись. На этот раз чтобы предать земле сеньора Эухенио и его людей, — охранник перекрестился, оглядываясь на дом и продолжил: — Мы до темноты ждали падре из Святого Бонавентуры, однако до сей поры никто так и не появился. Ну, мы посовещались и с утреца всех похоронили. Потому как ждать дольше сочли неразумным — ежели дикари соберутся напасть и на каменоломню — каждая твёрдая рука на счету будет, — увидев, что на лицо дуэнё легли хмуры, поспешил добавить: — Вы не подумайте, сеньор Андрэ, мы всё достойно сделали. И место хорошее нашли — вон там, — Эмилио указал рукой в сторону хозяйственных построек, — и помолились за души упокоенных...

— А зачем же вчера послал вас сюда управляющий? — Анри надеялся тщательно осмотреть место нападения, но устранение улик расстроило его.

— Да потому что утром к дому управляющего прибежал мальчишка с асьенды. Кажись, Самуэль. Он сказал, что его послал за помощью сеньор Эухенио, потому как на асьенду напала банда индейцев. Вот только когда мы пришли, оказалось, что всё уже давно кончено, — сокрушённо развёл руками ветеран.

— Что же он так долго шёл? — вмешался в разговор теньенте Контрерас.

— Так ведь боялся мальчонка. Он в окно из дома вылез и ползком через сад к реке, а там вдоль реки полз, место мелкое искал. Говорит, долго полз, пока до леса не добрался, там уж пригнувшись шёл. Всё боялся, что его индейцы заметят да стрелами из него святого Себастьяна сделают! Ну, а когда через реку-таки перебрался, напрямки через джунгли к нам и бежал. Да только, видать, далеко брод нашёл, вот и пришёл к нам аккурат к рассвету.

— Видать, сам Господь над ним руку охранную держал, раз его ни в воде, ни в лесу дикие твари не убили! — сочувствие к незнакомому мальчишке, возможно, ставшему в ту роковую ночь сиротой, наполнило Анри. Он снял шляпу и перекрестился. Стоявшие рядом охранники проделали то же самое. — А видел ли он нападавших индейцев? — Анри вернул шляпу на место и взбодрился: от мысли, что есть живой свидетель, в душе шевельнулась надежда.

— Думаю, что нет. Да вы сами его и спросите, сеньор, — пожал плечами охранник.

— Ну, а ты что скажешь, Эмилио? Ты же осматривал трупы?

— Осматривал. Стрелами они убиты были. Костяными. Да вот, гляньте-ка, — с этими словами ветеран повернулся к одному из охранников:

— Эй, Адриан, а ну, где стрелы-то?

Адриан махнул рукой в сторону дома:

— Там. Сейчас принесу! — и, резво развернувшись, рванул к зияющему дверному проёму.

В ожидании орудий убийства Анри продолжил вопрошать:

— Среди убитых женщины были?

— Нет, сеньор. Ни единой! — покрутил головой бывший пикинёр.

— А вы-то как здесь? Верхом?

— Мы верхом, а вот их, — охранник кивнул в сторону рабочих, — на телеге привезли.

— А где же телега и лошади? — недоумённо покрутил головой дон Себастьян.

— Да где ж им быть-то? В хлев загнали, дабы не мозолили глаза, если кто чужой сюда пожалует. Да и мы рядом там были, хоронили убитых.

— А в дом попрятались, когда нас увидали? — съязвил теньенте Контрерас.

— Да нет, — спокойно ответил охранник. — Мы покончили с делом и пошли в дом дух перевести. Да и проголодались мы. Вот и решили съестное поискать. Индейцы даже не всю скотину увели, так что была надежда, что и еда в доме осталась.

— Нашли? — тон теньенте стал откровенно насмешливым.

— Что? — переспросил ветеран и непонимающе уставился на язвительного всадника.

— Еду! — начал раздражаться идальго Контрерас. — И глазищами в меня не тычь, с дворянином говоришь!

Эмилио кинул смущённый взгляд на Анри и опустил голову:

— Конечно, нашли, ваша милость! Там ещё и для вас осталось.

Беседу прервал вернувшийся Адриан. Он протянул Анри целую охапку стрел и деловито пояснил:

— Мы их специально собрали, сеньор Андрэ. Правда, не все, только те, что не сломались. Думали вам их передать. Чтоб, когда до сеньора губернатора весть о нападении дойдёт, сомнений не было, кто тут смерть сеял.

Анри взял одну стрелу и стал внимательно рассматривать. Длинная, тонкая, упругая и прочная, с пучком красных перьев, прилепленных с одной стороны чем-то вроде смолы. На её другом конце был надрез, в который, очевидно, вставлялся наконечник. Тот, видимо, остался в тебе жертвы, но без него можно было увидеть, что стрела внутри полая, словно сделана из стебля какого-то растения. Заметив, что Анри ощупывает пустой конец стрелы, охранник поднял выше левую ладонь:

— Вот наконечники тех стрел, что прошли насквозь.

Анри повернул голову и увидел несколько длинных зазубренных костей заострённой формы. И тут раздался голос индейца, про которого Анри совершенно забыл:

— Я знаю, чьи это стрелы, сеньор.

Анри повернулся к Хуану:

— Говори!

— Если ты думал, что это сделали ица, то ты ошибся, сеньор. У ица много воинов, а воины не воюют луками. Это оружие охотников, а ица не берут на войну охотников.

— Значит, тут были охотники майя?.. — задумчиво произнёс Анри, то ли вопрошая, то ли размышляя вслух.

Хуан кивнул. Анри вперился в него глазами:

— Какие ещё деревни, кроме твоей, есть поблизости? Откуда могли прийти сюда охотники-убийцы?

Старый индеец выдержал пронзающий взгляд испанца:

— Если идти по воде, то от восхода до заката сюда можно добраться и из Йаш. Но ближе всего Балам-Ха. Я думаю, это их охотники могли быть здесь.

— Почему? — выдохнул Анри. Дон Себастьян и идальго Контрерас спешились и подошли ближе.

— Когда я нашёл Быстро… Себастьяна раненым, я побежал с ним прямо через лес в Балам-Ха, потому что там были и лекарь, и колдун. Я надеялся, что они помогут. К тому же деревня лежит на пути в ваш Большой город. Но в Балам-Ха было пусто. Деревня не была сожжена. Жители просто покинули её. Думаю, они успели уйти, потому что кто-то из наших всё же добрался до Балам-Ха и успел предупредить о нападении.

— Допустим, кто-то из жителей Печтун-Ха добрался в Балам-Ха и сказал местному касику, что на вашу деревню напали испанцы, — размышлял в слух Анри. — Жители Балам-Ха бегут, опасаясь быть следующими. Но зачем их охотникам нападать на асьенду и уводить женщин, если они и сами в бегах?..

Анри снова вцепился глазами в индейца.

— На это я не могу ответить тебе, сеньор, — мотнул головой Хуан, восприняв взгляд, как вопрос. — Но, думаю, я знаю, куда могли уйти люди Балам-Ха.

— Да что вы с ним беседуете?! — вмешался в разговор теньенте Контрерас. — Пусть немедля отведёт нас туда!

Старый майя даже не повернул головы в сторону идальго. Он продолжил спокойно смотреть на Анри, явно давая понять остальным сеньорам, что приказ примет только от того, кому дал слово помогать.

— Эй, вы!… — всё более раскаляясь, сеньор Мигель пренебрежительно указал рукой на Анри, но дон Себастьян осадил его:

— Не забывайтесь, теньенте!

Идальго насупился и тяжело дыша отошёл к своему коню, продолжая исподлобья поглядывать то на Анри, то на дона Себастьяна.

К лицу Анри прилила кровь, но он подавил гнев и, словно забыв про идальго Контрераса, обратился к майя:

— Так ты отведёшь нас туда?

— Сеньор, я отведу вас туда, где ты сможешь встретиться с касиком из Балам-Ха. Ты согласен?

Анри взглянул на каменно-серьёзное лицо дона Себастьяна, и в нём стало закипать недовольство упрямством старого майя:

— Почему ты не хочешь отвести нас туда, куда ушли жители Балам-Ха?

— Ты хочешь спасти своих женщин, сеньор, а я не хочу, чтобы мой народ убили твои солдаты, — Хуан смотрел всё так же открыто, а голос его был спокойным и смиренным.

— Хорошо, — смягчился Анри и взглянул на дона Себастьяна, давая ему слово.

— Думаю, вначале нам следует посетить Балам-Ха, — не преминул воспользоваться предоставленной возможностью высказаться аристократ. — Если поблизости нет других поселений, то индейцы вполне могли вернуться домой, тем более если они угнали с асьенды скот.

Анри повернулся к старому майя:

— Что ты на это скажешь?

Индеец взглянул куда-то вдаль, словно надеялся отсюда увидеть Балам-Ха, скользнул взглядом по дону Себастьяну и остановился опять на Анри:

— Я не думаю, что они вернулись, сеньор. Но если ты пожелаешь идти туда, я проведу тебя старой дорогой, чтобы твоим солдатам не пришлось прорубаться сквозь джунгли. Но ты потеряешь день.

Анри задумался. В памяти всплыла карта губернатора. Никаких других деревень, кроме Йаша, Печтун-Ха и Балам-Ха в этих краях обозначено не было. Вероятность, что индейцы, похитив с асьенды женщин, лошадей, мулов и скот, попрутся в джунгли куда глаза глядят, казалась призрачной. Куда правдоподобнее выглядел вариант того, что они вернутся если и не в свою, то в одну из соседских деревень.

— Если ты прав — мы потеряем время. Но идея дона команданте мне кажется более достоверной. Я должен её проверить. Возможно, после Балам-Ха нам придётся посетить и Йаш.

— Хорошо, — покорно склонил голову индеец, — путь в Йаш лежит через Балам-Ха и мою деревню. Ты сможешь увидеть сам то, что я тебе говорил. Когда ты хочешь отправиться, сеньор?

— Сейчас. Ты умеешь ездить верхом?

— Нет, сеньор. Но в этом нет нужды. Я не замедлю твоих солдат.

Анри кивнул и повернулся к дону Себастьяну:

— Пусть люди пополнят запасы воды и съестного — боюсь, что в ближайшие три-четыре дня у нас не будет такой возможности. Через четверть часа отправляемся.

Дон Себастьян кивнул, и над затихшей асьендой разнёсся его сильный голос, раздающий команды.

Все сразу спешились и засуетились, отстёгивая свои мешки и бочонки для воды.

— А нам что делать? — спросил Эмилио Парра.

— Ну, раз вы здесь закончили, возвращайтесь обратно. И не забудь сказать управляющему, что мне в Белисе нужен камень. Много камня. И уведите брошенную скотину на каменоломню, чтобы её не подрали хищники. Когда вернётся сеньора Паула и её сын, им будет с чего начать. Много животных осталось?

— Сделаем, сеньор Андрэ, — кивнул Эмилио. — А скотины немного: лишь пара ослов и мул, — ветеран откланялся, махнул рукой рабочим и отправился в сторону хлева.

— А с этим что? — Адриан всё ещё держал индейские стрелы и наконечники.

— Я возьму, — и Анри осторожно забрал из рук охранника немых свидетелей подлого убийства.

Наконечники были остры, как итальянские стилеты. Дабы они не прорезали запасную одежду, а, возможно, и сам мешок. Анри решил их во что-то завернуть. Оглянувшись на дом решил, что пока солдаты в поисках съестного обшаривают кухню, он поищет подходящий кусок ткани в служебных помещениях.

Входя в дом, скользнул взглядом по изрубленной тяжёлой двери, оставшейся висеть на одной петле. Во внутреннем дворике задержался у обгоревшей лестницы, ведущей в хозяйскую часть дома, но потом решительно шагнул к зиявшему проходу, бывшему ранее дверным проёмом.

Гостевая была полностью уничтожена пожаром. Обуглившиеся остатки деревянных панелей на чёрных стенах, некогда покрытых тиснённой кожей, обгоревшие доски потолка и сожжённая дотла мебель всё ещё воняли гарью, а едким запах сгоревшей кожи щипал глаза.

Со двора донёсся строгий голос дона Себастьяна:

— Каждого, кого поймаю за грабежом, сам лично проткну шпагой, клянусь Пречистой Девой!

Анри грустно усмехнулся, глядя на кучи пепла на местах, где некогда стояла изящная мебель. В золе от пристеночного столика, под почерневшей латунной рамой лопнувшего зеркала, заметил фигурный бронзовый канделябр.

Он помнил эту комнату по своим визитам на асьенду. От мысли, что добродушный сеньор Эухенио никогда больше не войдёт сюда с приветливой улыбкой, а красивые глаза сеньоры Паулы больше не будут светиться счастьем, в душу удушливым дымком стала вползать злость и желание наказать варваров, устроивших набег.

Следующая комната, хоть и была покрыта копотью и наполнена запахом гари, но за неимением деревянных панелей и кожи на стенах не пустила бушевавшее пламя дальше. Пройдя обгоревшую тяжёлую махагоновую дверь в следующее помещение, Анри оказался в комнате для слуг. Подобрав на полу одно из полотенец, выброшенных вместе с другими вещами из большого сундука, осторожно завернул в него смертоносные «трофеи» и отправился в кухню, надеясь найти там что-нибудь съедобное. У входа столкнулся с покидавшими кухню довольными солдатами, нёсшими в охапку куски сыра и головки чеснока.

— Здесь уже ничего стоящего не осталось, альмиранте, но кабо Пласа позаботился о нас с вами, взяв и на нашу долю сыр, чеснок и пару колбас, а Педрито уже пополнил запасы воды, — услышал он за спиной дона Себастьяна. — Полагаю, люди готовы двигаться дальше.

— Отлично, команданте, — Анри испытал облегчение от того, что можно незамедлительно покинуть это удручающее место.

Когда свёрток со стрелами занял своё место в мешке, Педрито, уже приторочивший к седлу Бланко анкерок с водой, предложил позаботиться и о мешке. Анри передал ему вещи и подозвал старого майя, отстранённо ожидавшего отправления:

— Меня не перестаёт тревожить один вопрос, который, возможно, сможешь разрешить ты.

— Какой вопрос мучает тебя, сеньор?

— Почему твои соплеменники напали на асьенду сеньора Эухенио, но пощадили мою каменоломню? Она ведь была первой на их пути из Балам-Ха.

Майя задумался, по-птичьи склонив голову набок. Размышлял он не долго:

— Думаю, они шли по старой дороге. Это значит, что они не видели нужды прятаться. Раз не прятались, значит знали, что те, кто выдавал себя за испанцев, идут из Печтун-Ха. А если они думали, что это испанцы убивали майя, они могли жаждать мести. Но, даже если касик вывел свой народ на тропу войны, они не стали бы нападать на твою каменоломню, сеньор. Все знают, что там много воинов и мало животных. Охотники не стали бы рисковать своими женщинами, детьми и стариками. Однако, если майя встали на тропу войны, им нужны запасы еды. В деревнях нет воинов. На войну пойдут охотники. Но когда они уйдут, некому будет охотится, а поля и сады на новом месте появятся не скоро. Значит, нужна еда. Много еды. А все майя знают, что тут, — старик указал рукой на землю рядом с собой, — еды много, а солдат мало. Это место — лёгкая добыча даже для охотников майя.

Анри внимательно слушал, наблюдая за майя. Внезапно его глаза оживились:

— Ты говорил, что на твою деревню, по словам Себастьяна, напали рано утром. А когда это было? И когда ты появился там?

Хуан ответил сразу:

— С того рассвета, когда ненастоящие испанцы пришли в Печтун-Ха, солнце вставало ещё три раза.

— Ты умеешь считать? — удивился Анри.

— Да, сеньор. Но только до десяти. Меня, как и всех в нашей деревне, обучили францисканские падре. Они не только крестят… — Хуан запнулся и на мгновение опустил голову, — они крестили нас и наших детей, а ещё обучали молитвам на непонятном языке, говорить по испанскому и считать.

Анри кивнул. Он почувствовал боль, что сжимала грудь индейца, но вопросы не закончились:

— А когда ты вернулся в деревню?

— Убийцы ушли в темноту ночи, а я пришёл на рассвете, — голос старика дрогнул. Он опять опустил голову, но лишь на миг.

— И ты сразу пошёл в Балам-Ха? — смутная догадка, что Хуан не всё рассказал ему, рождала недоверие. От напряжения у Анри даже вспотели ладони, сжатые в кулаки.

— Нет, сеньор. Когда я нашёл … Себастьяна, солнце уже высоко поднялось над лесом.

Ответы Хуана погрузили Анри в размышления, но тут приблизился заинтересовавшийся беседой дон Себастьян, и Эль Альмиранте стал думать вслух:

— На асьенду напали поздним вечером во вторник. Если ты, — Анри испытывающее посмотрел на майя, — вернулся домой тоже во вторник, но утром, то ты мог добраться сюда до вечера?

— Сеньор, ты хочешь знать, был ли старый охотник тут тогда, когда майя убивали испанцев? — тёмные глаза Хуана смотрели в упор.

— Да, — Анри напрягся.

— Я был тут. Но охотники уже ушли, — невозмутимо сказал индеец.

— Что? Ты был тут в ту ночь и промолчал? — взревел дон Себастьян.

На его голос повернулись ожидавшие приказа к отправке солдаты. Идальго Мигель Контрерас соскочил с коня и подошёл к Хуану, встав у него за спиной.

— Сеньор не спрашивал меня об этом, — всё так же спокойно произнёс майя. — Но, если сеньор пожелает, я расскажу всё, что видел.

Анри, не отрываясь, смотрел в мудрые и бесхитростные глаза старого охотника. Где-то в душе шевельнулось раздражение, но оно тут же утонуло во взгляде индейца. Тем не менее голос Эль Альмиранте был холоден:

— Расскажи мне про ту ночь и про то, почему мы встретили тебя только сегодня. Если ты был тут в ночь нападения, то почему же ты не пошёл в Белисе вместе с пеоном?

На лице майя мелькнуло удивление, и Анри догадался, что Хуан не знал о выживших после погрома маленьком сеньоре Алехандро и его слуге.

— Сюда я пришёл, когда пала ночь, но на небе ещё были видны звёзды и половина луны. Я бежал из Печтун-Ха в Балам-Ха почти весь день. Но там никого не было. Себастьян знал, что умирает, и хотел говорить. Потому я взял его и побежал дальше. Я знал, что не успею с ним в Большой город. Он был слишком слаб и уже слышал голоса предков. Но он хотел говорить с испанским сеньором, и я бежал. Я знал, что на моём пути будет каменоломня. И я знал, что там много солдат. На небе уже появилась луна и я подумал, что солдаты нас убьют раньше, чем я успею сказать им, почему пришёл. Когда-то я слышал от францисканского падре, что тут, — майя показал на дом, — в месте, которое называли Красивая Излучина, живёт сеньора, у которой очень доброе сердце. Я думал, что уже близко, поэтому и пошёл сюда. А потом небо озарил огонь…, — майя опять помолчал, опустив голову. — Я сошёл с дороги и пошёл на огонь. Но мне нужно было перебраться через реку. Если бы я был сам, я бы не стал искать брод. Но на моих руках был мой внук… Брод я нашёл вон там, — индеец указал рукой на запад полуострова, — Тучи ещё не спрятали луну, и я увидел свежие следы. Много следов. Я понял, что тут ещё до того, как стало темно, прошли майя и много животных. Именно поэтому я и сказал тебе, сеньор, что если это сделали люди из Балам-Ха, то я знаю, куда они ушли. Я хотел идти за ними, но… Себастьян сказал, что я должен нести его в Большой город, и я пошёл. Но мой внук умирал. Он всё чаще говорил с духами, а не со мной. Я понял, что не успею. Силы покинули меня. Потом тучи родили дождь, и я остановился. Я сделал укрытие из веток и ждал, — Хуан снова опустил голову. Голос его стал тише: — Я ждал, когда духи предков придут за Быстроногим Оленем. Когда я нашёл сначала ненастоящего испанца, а потом тело сына, я решил идти к ица и сломал свой лук, — уловив недоумённый взгляд Анри, пояснил: — ица презирают охотников. Воины не охотятся, а я хотел стать воином. Без лука и стрел я не мог убить даже обезьяну. Но я всё равно не смог бы оставить внука одного с духами. Я должен был быть рядом. Я провёл с ним день и ночь, но когда солнце опять поднялось над лесом, Себастьян открыл глаза и спросил меня: «Где сеньор, с которым я могу говорить?» — Мне нечего было ответить ему, поэтому я поднял его и снова пошёл. А потом мы встретились. Это всё, сеньор. Больше мне нечего сказать.

— Хорошо, я верю тебе. Но почему ты сразу не сказал мне, что видел следы? — нахмурился Анри.

— Я же сказал тебе, сеньор, что знаю, куда они ушли, потому что видел, куда вели следы. Но ты не спросил, как я это узнал, — взглянув в по-детски невинные глаза старого охотника, Анри лишь тяжело вздохнул и погрузился в раздумья: «Возможно, не стоит терять время на обследование индейских деревень, а просто принять за правду слова Хуана о том, что одна деревня брошена, а другая уничтожена. Скорее всего, нечто подобное произошло и с Йаш. Наверное, будет правильнее идти туда, куда могли уйти индейцы, а в Йаш можно будет послать небольшой отряд разведчиков с каменоломни».

Обсудив свои мысли с доном Себастьяном, Анри послал Верзилу на каменоломню с устным поручением управляющему выделить кабо лодку и охранников для разведки в Йаше. По пути Верзила должен был проверить заодно и деревни Балам-Ха и Печтун-Ха, а после вернуться в Белисе, захватив с собой мальчишку с асьенды.

— А теперь, — повернулся он к старому индейцу, — расскажи мне, куда ушли майя и куда ты собираешься вести нас.

Хуан огляделся:

— Сеньор, мы сейчас уйдём отсюда?

Анри кивнул.

— Тогда позволь мне кое-что взять? — индеец опустил голову, приняв просительно-виноватый вид, однако голос его остался невозмутимым.

Едва Анри снова кивнул, как старый майя резко повернувшись, с неожиданной прытью рванул с сторону дома и скрылся в дверном проёме. Опешившие офицеры недоумённо переглянулись, но не кинулись догонять индейца, понимая, что это не попытка побега, ибо, пожелай он сбежать, мог бы давно уйти незамеченным, предоставленный сам себе во время пополнения припасов.

Старик вернулся быстро, держа в руках большой кухонный нож. Присев на корточки, он стал чертить на утоптанной земле петлявшую, как змея, линию.

— Это река Сибун. Она неглубока. Тут нет таких больших рыб, чтобы сделать из них наконечники. Такие наконечники мы выменивали за маис у майя из деревни Нахо-Баалам. Она находится здесь, на реке Белитса, — Хуан начертил рядом другую извилистую, но не такую петляющую, как первая, линию и соединил их между собой. — Из нашей деревни туда ведёт тропа, но она слишком узка для лошадей. Вам не пройти с ними через густые джунгли. Но я поведу вас отсюда путём, которым ушли майя. Если мы пойдём прямо сейчас, то, когда солнце коснётся леса, мы уже будем в месте встречи.

— Какое ещё место встречи? Ты что, не собираешься вести нас в деревню убийц? — теньенте Контрерас схватил поднявшегося Хуана за плечо и резко развернул к себе.

— Оставьте его, теньенте! — попытался осадить идальго Анри.

— Смените тон, сеньор торговец! Вы говорите с дворянином, так что больше учтивости. И зарубите себе на носу — я не принимаю приказы от плебеев! К тому же, вы слишком мягкотелы для командования такой операцией и слишком церемонитесь с этими краснокожими дикарями! — процедил теньенте и схватил индейца за запястья.

— Зато вы подчиняетесь мне, теньенте Контрерас. А я приказываю отпустить индейца и вернуться на своё место, — тихий как обычно голос дона Себастьяна, тем не менее произвёл эффект громового раската.

Теньенте Контрерас демонстративно убрал руки и, разразившись проклятием в адрес плебеев и прислуживающих им аристократов, вернулся к своему коню и с насупленным видом взгромоздился в седло.

Желваки на лице дона Себастьяна заходили. Он несколько раз сжал и разжал кулаки и потянулся за шпагой.

— Прошу вас, команданте, не сейчас! — остановил его Анри, коснувшись руки. — Несмотря на своё плебейское происхождение, я человек чести и всегда держу данное мною слово, — бешенство душило Анри, но он старался говорить как можно спокойнее, — Сейчас на кону не только ваша честь, но и моя. Я дал слово губернатору и сеньору Алехандро, что доставлю в Белисе сеньору Паулу и её служанок. Оскорблённая честь должна уступить чести долга.

Дон Себастьян бросил вслед идальго долгий недобрый взгляд и повернулся к Анри:

— Да, альмиранте! — и направился к своему гнедому.

Анри повернулся к Хуану:

— Веди, — и вскочил в седло.

Дон Себастьян подал команду, зазвенели шпоры, заскрипели сёдла, и старый индеец, заняв место во главе отряда, направился в сторону реки в обход дома и хозяйственных построек.

***

Перейдя вброд Сибун, кавалькада вытянулась в колонну и направилась вслед за Хуаном в брешь, пробитую в зелёной стене леса совсем недавно прошедшими здесь животными, угнанными с асьенды.

Лес постепенно редел, и уже через двести пасо открылось довольно широкое каменистое плоскогорье, почти лишённое растительности, но обрамлённое подростом, местами сменявшимся густыми джунглями.

Хуан занял своё место у стремени, давая понять, что лошади могут ускорить шаг. Время от времени индеец тянул за стремя, обращая внимание Анри на необходимость сменить направление. Таким образом отряд, то поднимаясь, то спускаясь по невысоким холмам, менее чем за час ушёл больше лиги и очутился на пороге сейбового леса.

Рисунок 8. Сейба (Ceiba)

Огромные деревья с толстыми серебристыми стволами переплелись кронами высоко над головами всадников, создав едва пробиваемый солнечными лучами потолок. Колючие кусты и невысокая трава от недостатка солнечного света стали ещё более редкими, чем на плоскогорье. Тень, созданная величественными сейбами, пробудила к жизни бесчисленное множество кровососущей мошкары, с остервенением накинувшейся на людей и животных. Тем не менее отряд, не снижая темпа, продолжал продвигаться вперёд. Проснувшиеся цикады громким треском предвещали наступление вечера.

Через четверть часа деревья стали расступаться, и вскоре кавалькада, пройдя чуть более тысячи пасо, спустилась в небольшую зелёную долину.

На мгновение Хуан остановился, осматриваясь, но потом снова уверенно повёл отряд вперёд, то преодолевая казавшиеся безжизненными возвышенности, то вновь спускаясь в поросшие высокой зелёной травой и густым кустарником долины, изредка минуя встававшие вдоль пути плотной стеной густые джунгли. Так преодолели ещё около тысячи пасо, оказавшись снова перед сейбовым лесом.

Глянув на блестевшие от пота лицо и торс старого майя, Анри потянул поводья и, повернувшись к остановившемуся рядом дону Себастьяну, предложил дать людям время утолить жажду. Соскочив с коня и отвязав анкерок, он напился сам и протянул бочонок Хуану. Тот принял воду с таким гордым видом, с каким, наверное, великие майяские императоры принимали дары от своих подданных. Видевшие эту сцену дон Себастьян и сеньор Антонио по-разному отреагировали: команданте нахмурился, а доктор хмыкнул. Анри, у которого напыщенный вид старого индейца вызвал усмешку, после реакции товарищей задумался, надо ли ему комментировать ситуацию, но додумать не успел — майя, напившись, протянул ему анкерок и, пока Анри затыкал его, церемониально наклонил голову, одновременно ударяя себя в грудь растопыренной пятернёй правой руки, видимо, проявляя так свою глубочайшую благодарность. Молча приторочив анкерок на место, Эль Альмиранте вскочил в седло, и в тот же миг дон Себастьян дал команду к отправлению.

Лес то становился гуще, то редел, давая возможность густевшим кустам подставиться солнцу, то исчезал совсем, лишь одинокими деревьями оживляя каменные возвышенности. Так проехали ещё почти две тысячи пасо. Когда до заката оставалось не менее полутора часов, Хуан резко остановился в долине, не доходя и сорока пасо до зелёной стены джунглей, отпустил стремя и указал на землю у своих ног:

— Здесь надо делать лагерь, сеньор, — он вытащил из-за пояса нож, взятый на кухне асьенды и, пока Анри спешивался и давал распоряжения дону Себастьяну, тихо удалился в сторону леса, исчезнув в джунглях.