Том 1 Глава 18 Касик

Анри как раз успел расседлать и стреножить жеребца, когда к нему подошёл дон Себастьян. Покосившись на доктора, безуспешно пытавшегося снять седло с кобылы, команданте взял друга за локоть и отвёл подальше от чужих ушей:

— Если ваш краснокожий проводник вернётся с отрядом лучников, мы тут будем мишенями не хуже, чем люди сеньора Эухенио, — дон Себастьян не скрывал тревоги. — Если же у него есть душа и он не предаст нас уж хотя бы из благодарности за ваше доброе к нему отношение, как мы будем выбираться отсюда?

— Я верю, что он вернётся. Один, без охотников. Но если ваши опасения окажутся верными, то не волнуйтесь, я внимательно смотрел за солнцем — мы всё время шли ровно на запад. Я уверен, что найду дорогу назад.

Дон Себастьян кивнул:

— Я верю в вашу удачу, Анри. И в руку Господа над вашей головой. Но караулы я приказал расставить ближе к лесу.

— Признаюсь, Себастьян, сейчас меня больше волнует теньенте. Надо бы за ним присматривать. На его счёт у меня есть дурные предчувствия. Теньенте слишком горяч, и я не исключаю возможности, что ему взбредёт в голову отправиться со своими людьми в джунгли на поиски деревни, — Анри бросил косой взгляд в сторону идальго Контрераса, говорившего с окружившими его солдатами.

— А вы за кого больше переживаете: за теньенте или за индейцев? — серьёзным тоном поинтересовался дон Себастьян.

Анри обернулся и уловил в глазах аристократа озорной блеск. И сразу же поймал себя на мысли, что так и не научился различать, когда тот шутит, а когда говорит всерьёз.

— Вы бывали уже в таких джунглях, Себастьян? — кивнул Анри в сторону недалёкой стены леса.

— Разве те, что мы уже прошли, были иные? — повёл плечом аристократ.

— А вы зайдите на три-четыре пасо и всё сразу поймёте! — вспылил Анри. — Без проводника я в такие не сунусь, а я не из трусливых, вы это знаете, Себастьян!

— Не горячитесь, друг мой, я поговорю с идальго. Возможно, мы оба пойдём пройдёмся по лесу, — дон Себастьян скользнул взглядом по густым зарослям.

— Ну что же, идите, а я пока костром займусь, — примирительно взмахнул рукой Анри и отправился к доктору, всё ещё воевавшему с седлом.

Один из пехотинцев тоже заметил затруднения сеньора Антонио и пришёл на помощь первым. Он снял злополучное седло, стреножил кобылку, доложил адмиралу, что сархенто Пласа занялся строительством навеса, и побрёл к лесу собирать большие листья. Задумавшись над тем, не стоит ли и ему прежде всего позаботиться об укрытии, Анри всё же решил начать с костра. Доктора, изъявившего желание присоединиться, отправил собирать камни.

Анри был моряк, но некоторые секреты выживания в джунглях освоил ещё в свой первый поход. Одним из них было умение заложить костёр в сезон дождей. Сезон только начинался, но вероятность попасть под тропический ливень уже была несомненной. Чтобы сохранить огонь, его надо было поднять над землёй и прикрыть сверху. Анри решил начать с основ. Пока доктор собирал камни, он накопал немного глины и расчистил место, выбранное для «адмиральского» бивака. Расставив камни, укрепил их глиной и обложил самыми крупными. Теперь предстояло сделать на возвышении решётку из бамбуковых стволов, а уж на ней можно было размещать ветви и сухие листья. Оглядевшись, Анри заприметил солдата с топором. Подозвав его, приказал нарубить бамбуковых стволов, а сам с доктором отравился за дровами.

Когда они вернулись с охапками ветвей и сухих листьев, бивак превратился в настоящий лагерь: в центре уже разожгли несколько костров, над которыми солдаты возводили большой навес, лошадей и мулов сбили вместе, а по всему периметру расставили караулы.

Возясь с огнивом, Анри не сразу заметил подошедших дона Себастьяна и Хуана. В руках у обоих были охапки длинных тонких бамбуковых стволов.

— Гляньте-ка, альмиранте, кого мы с теньенте встретили в лесу, — сообщил дон Себастьян.

Анри повернулся.

— Надо делать укрытие, ночью будет дождь, — сообщил индеец и, положив на землю стволы, принялся ножом разрыхлять землю.

Себастьян тоже бросил свою ношу и подсел к Анри.

— Такого густого леса я ещё никогда не видел, — начал он непривычно возбуждённо. — Уже через пару шагов нам понадобились наши даги, чтобы прорубать себе путь, а воздух там настолько густ, что им невозможно дышать!

— А где же вы нашли Хуана? — поинтересовался Анри, оглядываясь на индейца, и добавил, подкинув в огонь веток: — Надо бы ещё принести, чтобы до утра хватило.

— Это он нас нашёл, — смутился дон Себастьян. — Боюсь, что там ни вы, ни даже наш навигатор не смогли бы ориентироваться.

— Вот потому-то майя туда и ушли, — резонно подвёл черту Анри. — Даже если деревня отсюда и недалёко, пробиваться к ней нам бы пришлось очень долго. Да и лошадей тут пришлось бы оставить, а может, и на мясо пустить.

Глянув на сосредоточенного на своей работе индейца, команданте сокрушённо покачал головой:

— Да, вы правы, друг мой! Тут без обоза не обойтись, если что.

Анри хлопнул себя по коленям и поднялся:

— Пойду, поучусь индейско укрытие для ночлега строить. Вдруг пригодится.

Тем временем Хуан добился нужной глубины ямки и, взяв обеими руками тонкий длинный ствол, стал сильными ударами вколачивать его в подготовленную землю. Предложившему свою помощь Анри молча кивнул, взял нож и начал делать на земле разметку, где следовало, как догадался Анри, копать ямки. Вскоре вырисовались три стороны квадрата длиной чуть больше двух пасо каждая. Но тут к Анри подошли двое солдат. В руках одного была шляпа, полная очень ароматных жёлто-зелёных плодов, похожих на яблоки. Не успели пехотинцы похвастаться своей находкой, как майя с жутким криком налетел на них, сильным ударом обеих рук выбил плоды и стал ногами отшвыривать в разные стороны.

Рисунок 9. Маленькие яблоки смерти манцинеллового дерева. Манцинелла (лат. Hippomane mancinella) входит в книгу Гиннеса как самое ядовитое растение на планете.

https://a.radikal.ru/a13/2007/f1/cef36d0e5d38.jpg

— Ах ты мерзавец! — солдат, что пришёл в себя от неожиданной выходки индейца раньше товарища, кинулся с кулаками на старого охотника. Анри встал между ними, развёл их руками и строго посмотрел на индейца:

— Говори, почему ты это сделал.

— Это плоды дерева смерти, сеньор! Их нельзя есть, они убивают! Под этим деревом нельзя даже стоять! Оно как сам Вак Митун Ахав! — Хуан размахивал руками и кричал, пытаясь донести до Анри всю глубину опасности, таившейся в этих аппетитных на вид фруктах со сладковато-дурманящим запахом. — Если твои люди ели эти плоды, то тебе остаётся лишь молиться всем вашим святым за их спасение, сеньор!

Солдаты, спешившие поделиться со своим альмиранте найденными плодами, обескуражено притихли.

— Вы уже ели эти яблоки? — повернулся к ним Анри.

— Ещё нет, альмиранте. Мы хотели сначала показать вам, чтобы попросить ещё людей и собрать всё. Их там много, — пехотинец, бледный от мысли, какой жуткой смерти он чудом избежал, вытер выступивший пот.

— Где это дерево? — обвёл глазами солдат Анри, взволнованный услышанным не менее их.

— Там, — почти одновременно ответили пехотинцы и неопределённо махнули руками в противоположный край долины.

— Команданте, надо предупредить остальных, — Анри повернулся к дону Себастьяну.

— Да, альмиранте. Я немедленно займусь этим, — кивнул дон Себастьян и посмотрел на индейца: — Что ещё ты можешь рассказать про это дерево?

Майя с важностью одарил аристократа долгим взглядом:

— Сейчас мы называем это дерево так же, как и первые испанцы, испытавшие на себе его силу — «манцинелла де ла муэртэ».

— Маленькое яблоко смерти, — как заворожённый, повторил за ним сеньор Антонио и поинтересовался: — А как оно убивает?

— Уже от одного плода твою утробу начнёт жечь внутренний огонь, и ты будешь долго корчиться от боли. Если съел больше, то очень быстро боль затмит твой разум, а кровь станет покидать тело через все отверстия. Она будет сочиться даже из глаз и кожи, пока ты не умрёшь. Это дерево бога смерти нельзя убить! Если рубить его — умрёшь от сока, потому что он будет брызгать и литься, как кровь. Его нельзя сжечь, потому что умрёшь от дыма! Коварна даже его тень: с листьев постоянно капает белый сок. Он прожирает ткань и плоть до кости. Даже после дождя вода, коснувшись веток, плодов и листьев, оставляет на коже страшные глубокие раны. Все краснокожие народы знают про это дерево. Многие смазывают его соком наконечники копий и стрел, если хотят, чтобы враг умирал долго и в жестоких муках. Даже если малая капля сока дерева смерти попадёт в кровь, смерть неминуема!

С каждым словом индейца лица испанцев каменели. Анри перекрестился:

— Храни нас, Пречистая Дева, от такой напасти!

Дон Себастьян с пехотинцами также наложили на себя крестное знамение и отправились туда, где солдаты спешно возводили навес над кострами. Зычная команда:

— Всем ко мне! — полетела над лагерем.

Ей вторили обеспокоенные крики обезьян и хлопанье крыльев испуганных птиц.

Анри, засмотревшегося на вспорхнувшую над лесом стаю, отвлёк сеньор Антонио.

— А лошадей оно тоже убивает?

Рыжая кобыла, привлечённая аппетитным запахом, доковыляла к ядовитым яблокам и подобрала одно из них. Хуан прыгнул, словно ягуар, схватил лошадь за морду и попытался разжать ей зубы. Подоспели и Анри с доктором. Сеньор Антонио придержал кобылу за удила, а Эль Альмиранте нажал пальцем на беззубый край, открывая животному рот. Индеец одним движением выгреб зеленоватую массу и затряс рукой, стремясь избавиться от налипшей кашицы.

Доктор кинулся за анкерком, чтобы смыть с майя остатки ядовитой жижи, а Анри надел перчатки и стал закидывать «яблоки смерти» как можно дальше в сторону джунглей, чтобы уже никому — ни человеку, ни животному — не захотелось испробовать эти соблазнительные, но такие опасные плоды.

Когда вернулся дон Себастьян, Анри и сеньор Антонио были заняты копанием ямок, а Хуан вбивал в них бамбуковые стволы. Не говоря ни слова, аристократ вытащил из-за спины дагу и присоединился.

На долину спустились сумерки. Уставшие задень люди торопливо готовились к ночлегу. Притихшие джунгли больше не будоражили ни стуки топоров, ни перекрикивания солдат, ни весёлые шутки, ни громкий смех. Лишь потрескивание огня, пожиравшего очередную порцию подброшенного в костёр сухого кустарника да тихое бормотание благодарственных молитв за скудный ужин плыли над лагерем вместе с дымом.

Солнце ещё не закатилось, когда над костром Анри появился навес из пальмовых листьев, а рядом с ним — маленький домик. Между вбитыми кольями индеец искусно переплёл лианы, создавая пол, устланный пальмовыми листьями и возвышавшийся над землёй на две ладони. Менее плотно, лишь для того, чтобы удерживать листья, Хуан натянул гибкие лианы между столбами из бамбука, создавая стены. Так же было сделано и сверху — для крыши. Вот только листья туда пришлось носить совсем другие — очень крупные, похожие на банановые, но растущие в джунглях на высоких деревьях. Зато в таком укрытии вполне уютно могли переночевать четверо мужчин, не боясь ни тропического ливня, ни змей, ни насекомых.

Растаяли последние лучи, позволив тьме поглотить все вокруг. Лишь ярко пылавшие языки пламени освещали троих испанцев и старого майя. Разделив между собой колбасу, чеснок и сухари, они молча ужинали, поглядывая то на костёр, то на бледно-голубые сполохи далёких молний. Когда к озарявшим чёрный небосвод сияющим змеям добавились раскаты грома, испанцы уже лакомились принесёнными из леса индейцем сладкими плодами папайи.

Они ещё не успели разместиться на плетёном полу, как по навесу застучали первые тяжёлые капли, а спустя мгновения потоки воды зашуршали листьями, стремясь вниз, к земле, по зелёным стенам. Лес затих. Умолкли цикады, исчезла надоедливая кусачая мошкара, и только небесная артиллерия нарушала ночной покой. Зарево костров, прикрытых навесами, и зигзаги молний, соединявших землю с небом, несмело крали лоскуты у тьмы…

Ночь прошла спокойно. Однако солдаты выглядели не очень отдохнувшими. Да и понятно — спать пришлось под проливным дождём, закутавшись в плащ, положив голову на седло и прикрыв её шляпой! Даже те, кого сверху прикрывал навес, были промокшими насквозь, потому что вода так быстро заливала землю, что глинистая почва не успевала поглощать её.

С первыми лучами дождь прекратился. Защебетали птицы, встречая солнце, а солдаты стали покидать свои «ложа» и подсаживаться к кострам, которые мудрый сархенто Пласа не только приказал прикрыть навесами, но и разводить на возвышении.

Лагерь постепенно оживал. Не выспавшиеся люди беззлобно переругивались, пристраивая свою одежду сушиться у немногочисленных сохранившихся костров, и пытались разжечь новые.

Хуан разбудил Анри, дёрнув за ногу.

— Я ухожу в деревню, сеньор. К заходу солнца я вернусь и сообщу тебе решение касика.

Анри моментально проснулся. Стараясь не разбудить команданте и доктора, выполз из хижины:

— Подожди, я пойду с тобой!

— Нет, сеньор! — решительно оградился Хуан. — Ты сильно задержишь меня. К тому же я не знаю, как примут тебя в деревне. А я не хочу рисковать твоей жизнью.

— И далеко ты пойдёшь?

— Если я уйду сейчас, то буду в деревне, когда солнце встанет прямо над головой, — очень тихо сказал индеец, косясь на спавших.

— Ну что же, иди. Я верю тебе, Хуан и буду ждать сегодня вечером обратно. С касиком, — так же тихо ответил Анри.

— Я уверен, что касик не будет говорить с тобой в лагере, сеньор. Ты должен быть один.

— А разве он придёт один? – не скрыл сарказма Анри.

Майя некоторое время внимательно смотрел ему в лицо, прежде чем ответить:

— Думаю, касик не будет один. Но он не станет говорить с тобой, сеньор, в присутствии солдат. Если ты хочешь добиться его доверия, ты должен быть один.

— Хорошо, — Анри оглядел окрестности в поисках подходящего места.

— Иди туда, — махнул рукой Хуан в сторону джунглей, обрамлявших лагерь с севера. – Иди вдоль леса. С той стороны есть такое же открытое место, как и это. Оно рядом, но солдаты там тебя не увидят, а ты их.

— Ладно, что ещё я должен сделать?

— Ждать, — индеец ударил себя в грудь кулаком и слегла склонил голову, словно хотел напомнить о заключённом договоре, и быстро скрылся в густых зарослях.

— Я не отпущу вас туда одного, альмиранте, — раздался за спиной Анри строгий голос дона Себастьяна.

— Ну, раз вы всё слышали, команданте, мне не придётся объяснять, куда и зачем я собираюсь. Но скажу вам ещё одну причину, почему я хочу, чтобы вы остались в лагере, — ответил Анри, разворачиваясь.

— Что случилось? — разбуженный разговором доктор сел и непонимающе огляделся.

— Наш альмиранте собирается углубиться в джунгли, чтобы там один на один встретиться с вождём индейцев, напавших на асьенду сеньора Эухенио! — с нескрываемым недовольством пояснил аристократ.

— Если он так решил, вам не переубедить его, дон Себастьян, – резонно заметил сеньор Антонио.

— Прислушайтесь к знающему человеку, команданте, и лучше проследите за тем, чтобы люди не разбредались. Я вернусь на закате, — поставив точку в разговоре, Анри собрал мешки, взвалил на плечо седло и направился к табуну, высматривая своего Бланко. Дон Себастьян вылез из укрытия и догнал его.

За всё время, пока седлали коня и приторачивали мешки, дон Себастьян не проронил ни слова. И, лишь когда Анри поставил ногу в стремя, произнёс:

— Вы так и не сказали мне, альмиранте, по какой ещё причине я должен оставаться в лагере.

Анри обернулся:

— Потому что, пока вы командуете этим отрядом, команданте, я могу быть совершенно уверенным в том, что ни единый человек не сдвинется с места до моего возвращения, — и вскочил в седло.

Дон Себастьян кивнул:

— Да, альмиранте. Мы будем здесь до тех пор, пока вы не вернётесь, даже если нам придётся есть лошадей!

Анри натянул поводья, удерживая застоявшегося жеребца и, взглянув на посуровевшее лицо аристократа, тихо произнёс:

— Я уверен, что до этого не дойдёт, — перекрестился, дал коню шенкелей и направил его рысью в сторону леса.

Обогнув джунгли, мысом разделившие долину, Анри окинул взглядом открытое пространство. Почти в середине прогалины росла большая одинокая сейба. Решив, что лучшего места для привала не найти, он пришпорил коня.

Достигнув места, осмотрелся. Ствол сейбы был настолько могуч, что его вряд ли обхватили бы трое мужчин, потому, недолго думая, Анри расседлал и стреножил коня.

До полудня было ещё далеко, но уже сильно припекало. Крона дерева была столь высоко, что рассчитывать на её тень не приходилось, а ждать предстояло долго. Нужно было позаботиться о укрытии и костре, поэтому Анри вытащил дагу и отправился за бамбуком.

Когда солнце легло на джунгли, словно апельсин на зелёную траву, под сейбой уже стоял небольшой навес. Под его частью, выходящей за пределы помоста, языки пламени лениво облизывали ветки растущего повсюду на прогалине невысокого кустарника, тонкие стволы нескольких молодых деревьев и большую охапку листьев. Сизый дым, клубясь, окутывал Анри и, разгоняя несносных кровопийц, обтекая навес поднимался вверх, постепенно растворяясь в багровеющем небе.

Анри сидел возле костра, подставившись дыму, и жарил нанизанные на ветку семена рамона. В громкое пение цикад резко ворвался крик испуганной обезьяны. Захлопали крыльями слетевшие с деревьев птицы. Поднявшись, Анри вытащил из ножен свою саблю, демонстративно воткнул её в землю, снова сел на помост и как ни в чём не бывало продолжил опекать семена.

Прошло несколько минут, показавшихся вечностью. Наконец полог леса раздвинулся и на прогалину вышел касик. О том, что это именно он, можно было догадался по головному убору, украшенному пучком длинных зелёных перьев, и тканой шиколье, переднюю часть которой покрывали разноцветные перья. Из шикольи, напоминавшей жилет, выглядывали рукава белой рубахи, а поверх белых же штанов была повязана красная маштлатль, похожая на небольшой фартук. Она была украшена зелёными узорами и искусно вплетёнными перьями. Пучок перьев был и на её длинном конце, свисавшем спереди. Касик, не раздумывая, направился к костру и невозмутимо уселся напротив, скрестив ноги.

Анри привык видеть индейцев одетыми в одежды, навязанные им когда-то братьями-францисканцами вместе с верой в Христа. Он подивился такому своеобразному объединению традиций и правил, но, не подав виду, продолжил обжаривать свой ужин.

Повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием костра. Анри был уверен, что вождь заговорит первым. Более того — он рассчитывал на это, поскольку не знал, как начать, не задев достоинства касика. Если касик сочтёт себя оскорблённым неверным обращением, рухнут все надежды спасти женщин без большой крови. Но касик молчал, и это начинало тяготить Анри. Нужно было что-то делать, но в голову ничего путного не приходило. Тогда он поднял вторую длинную ветвь с нанизанными семенами рамона и протянул её в направлении гостя:

— А каат ваай[1]?

На лице касика, испещрённом глубокими морщинами, не дрогнула ни единая мышца. В его тёмных, как ночь, глазах бликами играли языки пламени костра. Он молча поднял вверх руки с раскрытыми ладонями, что Анри расценил как согласие. Приподнявшись и взяв ветку двумя руками, он кинул её через костёр индейцу. Угощение точно легло на ладони гостя, после чего тот со всё таким же невозмутимым видом, не проронив ни слова, тоже принялся поджаривать семена.

----------

[1] На юкатеке — A k';at w;aj? — Хочешь это?