Сцена 3 А судьи кто? Явление 2

Явление II
Те же и Мокий Иванович
Параша Абрамовна. Ну, скажи, пожалуйста, тебе не совестно? Я на тебя одного полагалась, как на почти порядочного человека. Все вдруг побежали, и ты туда же!  Вот что значит стадный инстинкт. А я до сих пор ни от кого никакого толку не пойму. Не стыдно тебе? Я у тебя крестила твоих Ванечку и Манечку, а ты вот как со мною поступил!
Мокий Иванович. Ей-богу, кумушка, как скорый поезд бежал, чтобы быстрее засвидетельствовать моё почтение, бежал так, что до сих пор не могу дух перевести. Здоровеньки булы, Параша Абрамовна!
Параша Абрамовна. Здравствуй, здравствуй Мокий Иванович. Ну рассказывай быстрее, что там и как там?
Мокий Иванович. Андрей Антонович прислал вам записочку.
 Параша Абрамовна. Ну, говори, кто он такой? Какой у него чин? Генерал?
Мокий Иванович. Нет, не генерал, а не уступит и генералу: в лице такое видно образование и важные поступки. И строгий жуть.
Параша Абрамовна. А! Так это значит и есть тот самый ревизоро с секретным предписанием, о котором было писано мужу в письме.
Мокий Иванович. Совершенно настоящий. Я это первый открыл, ну, вместе с Акакием Николаевичем.
 Параша Абрамовна. Да, ты хоть расскажи, что там и как?
Мокий Иванович. Ну, слава богу, все вроде бы идет благополучно. Сначала он принял было Андрея Антоновича немного строго, сердился, стучал кулаком по столу и говорил, что в гостинице все нехорошо, готовят прескверно и к нему домой не поедет, и даже грозил Андрею Антоновичу тюрьмой и говорил, что он не хочет сидеть вместо Андрея Антоновича в этой самой тюрьме. Но потом, как разузнал про невинность Андрея Антоновича, покороче с ним разговорился, сменил гнев на милость и тотчас переменил мысли в другую сторону, и, слава богу, все пошло, как и раньше, своим чередом, в общем все пошло хорошо. Они поехали осматривать Дом Культуры. Сразу видно интеллигентного человека, интересуется культурой, видно, что это не какой-нибудь забулдыга, который тюрьмой интересуется, или же ещё чем. А то, признаюсь, уже и сам Андрей Антонович думал, не было ли на него какого тайного доноса, сейчас вон сколько завистников развелось, каждый думает подсидеть другого, себя считает ёлкой, а остальных хороводом вокруг этой ёлки. Я вроде сначала и сам тоже малька перетрухнул, но я же человек серьезный и сразу взял себя в руки.
Параша Абрамовна. Да тебе-то чего бояться? Ведь ты же не служишь в государственной конторе, деньги из казны не тащишь, чего бояться-то?
Мокий Иванович. Э, не скажите Параша Абрамовна, а кто с судьями договаривается, с кого сколько брать и с кого сколько причитается? А? А самим судьям деньги от просителей кто носит? Адвокат. То-то. Да и так, знаете ли, когда такой большой человек сердится, непроизвольно чувствуешь страх в самых ягодицах.
 Параша Абрамовна. Ну, что же, это все, однако, глупости. Лучше расскажи, каков он из себя?  Стар или молод?
 Мокий Иванович. И не старый и не молодой человек, он лет тридцати трёх, как было господу нашему Иисусу Христу, а говорит совсем так, как старик: - «Извольте, говорит, я поеду туда, а туда не поеду».
 (Мокий Иванович размахивает руками) Так это все непривычно. «Я», -говорит, - «и пишу, и читаю, но не люблю, когда в комнате темно».
Параша Абрамовна. А собой каков он: брюнет или блондин?
Мокий Иванович. Нет, больше шатен, и глаза такие быстрые, стреляют по всем сторонам, как у зверька в норке, так в смущенье и приводят, так и приводят, даже меня привели.
Параша Абрамовна. А что тут Андрюша мне пишет в записке? (Читает.) «Спешу тебя уведомить, матушка, что состояние мое вначале было весьма печальное, но, уповая на милость божию… за две соленые воблы, и особенно за полпорции щучьей икры сто двадцать пять гривен».
    (Останавливается.) Я что-то ничего не пойму, при чем тут соленая вобла и икра?
Мокий Иванович. А, это Андрей Антонович писал на черновой бумажке, это там какой-то счет был раньше написан.
Параша Абрамовна. Ах, да, точно, точно.
(Продолжает читать.) «Но, уповая на милость божию, кажется, все идет к хорошему концу. Приготовь поскорее комнату для важного гостя, ту, что выклеена национальными жовто блакитными обоями, к обеду готовить не трудись, потому что закусим по дороге, а горилки вели побольше запастись, да скажи фермеру Хачику Абрамяну, чтобы прислал самую лучшую и самую крепкую, а не то я перерою весь его погреб вместе с его палеными бутылками. Целую матушка твою ручку, остаюсь твой по гроб жизни Андрей Антонович». Ах, боже ты мой! Это же, однако же, нужно же делать поскорей! Эй, кто там? Гришка!
Мокий Иванович.  (бежит и кричит в дверь). Гришка! Гришка!
Гришка входит.
Параша Абрамовна. Послушай: беги к купцу Араму, да постой, не спеши, я дам тебе записочку (садится к столу, пишет записку и между тем говорит): -«Эту записку ты отдай сторожу Фисене, чтоб он побежал с нею к купцу Хачику Абрамяну и принес от него вина и горилки. Да скажи ему сразу, напрямик, мы понимаем, что там, где армяне торгуют, еврея строить нечего, а Хачика предупреди, чтобы давал самого лучшего, и чтобы не жадничал. Андрей Антонович сегодня встречает гостя из столицы. А сам поди сейчас прибери хорошенько эту жовто блакитную комнату для гостя. Там поставь кровать, пусти воду в умывальник, ну, и все остальное, прочее».
 Мокий Иванович. Ну, Параша Абрамовна, я побегу теперь посмотреть, как там генерал обозревает.
Параша Абрамовна. Иди, иди. Ты мне больше не нужен. Дальше я сама знаю, что делать.