гл. 2-43. Тайком и пешком из Бухареста

ВОСЕМЬ КРУГОВ БЫТИЯ
или Жизнь Ивана Булатова

Семейный роман-эпопея

КНИГА 2. ОГНЕННЫЕ СПОЛОХИ ВОЙНЫ
или Беда без спроса входит в дом


Глава 43. ТАЙКОМ И ПЕШКОМ ИЗ БУХАРЕСТА

Опасный старый мост через реку Сирет. – Сноп кукурузы для отвода недобрых глаз. – Встреча на Пруту с Тудором из Волчинца. – Задержание в Унгенском фильтрационном лагере из-за отсутствия документов.

*   *   *
Заканчивалась четвёртая ночь Ивановых странствий по Румынии...
Наступало раннее и неожиданно очень прохладное утро, отчего разгорячённое после долгой ходьбы тело периодически кидало в дрожь. Далеко впереди и справа за рекой виднелся город Текуч. А Иванов путь к нему пересекала очередная и на этот раз очень серьёзная водная преграда – река Сирет, на высоком и крутом правом берегу которого в данный момент стоял наш горемыка. Старинный мост через эту довольно большую реку был построен на главной, можно сказать, румынской дороге, ведущей из Бухареста в Яссы. И он усиленно охранялся.

Отсюда Ивану хорошо было видно, что перед мостом скопилась целая толпа людей. Виднелась также длинная колонна автомобилей и телег. С той стороны реки и с той стороны моста была такая же картина, только людей было поменьше. Значит, в этом месте проводится тщательная проверка документов и грузов у едущих и идущих граждан.

Дело для Ивана тут же вырисовалось в самом кислом своём виде: никаких документов у него нет и никогда не было. А любая попытка объяснить, почему ты пешком добираешься домой из Бухареста, для молодых людей его возраста обычно заканчивалась задержанием и отправкой в расположенный поблизости фильтрационный пункт для выяснения личности. Проверка эта иной раз могла сильно затянуться, и в подобной перспективе тоже не было никакой радости – слышал Иван и о таких делах, которые сейчас происходят по дорогам.

В Бухаресте Иван слышал также, что раньше таким образом поступали румыны, вылавливая дезертиров и прочих неблагонадёжных граждан. Но русские военные ничем не лучше. И они точно такие же меры применяют для проверки, наверное. Ведь война идёт полным ходом, и солдат для неё нужно очень много. Поэтому подозрительный мост Иван решил обойти стороной и направился вдоль правого берега против течения реки.

Сирет – широкая, мощная и быстрая река. И чем дальше, тем сильнее стала она забирать влево и всё дальше уводить в сторону от дороги на Яссы. Иван шёл по бесконечному берегу реки, и тоска начала пробирать его: нигде никакой переправы не видно! Как вдруг с одного пригорка, оказавшегося за очередным заросшим осинами и ивняком поворотом реки, в открывшейся панораме широченной речной поймы далеко впереди показался большой мост. Судя по высоким металлическим фермам, был он железнодорожным. Это означало, что там обязательно есть усиленная охрана. Вот только с ней не хватало Ивану встретиться!

Может, и повезёт там проскочить. Обычно по железнодорожным мостам не очень много народу проходит: телеги по ним не пропускают. Но там могут быть чекисты, которые охраняют большие мосты, а по слухам он уже знал, что это за люди, и они запросто могут загрести в армию. А домой добраться очень хочется! Поэтому по мере приближения к железной дороге Иван всё больше терял желание рискнуть выйти на мост. Почему-то подумалось ему, что за железной дорогой может оказаться другой, обычный мост для телег и автомобилей. И, может быть, там он не так сильно охраняется, как на главной бухарестской дороге в Текуче. Город этот со своими высокими трубами всё ещё виднелся справа, но уже немного позади.

Судя по всему, интуиция в очередной раз подсказывала правильное решение. Иван прислушался к её голосу и, взойдя на железнодорожное полотно, сразу же расцвёл в улыбке. Поскольку увидел впереди тот самый предполагаемый мост. Отсюда он был километрах в семи, наверное. Потому что на глаз расстояние до него было примерно такое же, как от Михайловки до Перепёловки. Хорошо было видно, что по мосту в обе стороны неспешно ехали автомобили и телеги. Наверное, там и люди проходят, только их не видно – на таком расстоянии глазу никак не уловить движение мелких фигур.

Но к ещё большей радости Ивана оказалось, что между двумя этими большими мостами примерно в двух километрах от себя увидел он ещё один мост – деревянный и на деревянных сваях. К нему подходили грунтовые дороги через просторные, полого опускающиеся к воде луга с этой стороны реки и через множество полей с другой, более низкой и очень широкой стороны. Странным показалось только, что дороги эти были совершенно безлюдными и даже подзаросшими. Но это ведь только на руку! И Иван едва не запрыгал от охватившего его нетерпения: у него появилась просто очевидная возможность без особых проблем одолеть большую реку.

Он посмотрел на видневшийся справа железнодорожный мост. Там и впрямь была охрана. И никаких пешеходов на мосту не было. Вот и хорошо, что не сунулся туда: поди объясняйся потом, кто ты такой, почему здесь оказался и зачем тебе нужно попасть в город Текуч, который виднелся вдали и правее от мощных ферм железного моста.

Иван быстро пересек одноколейный путь, сбежал с насыпи и без раздумий свернул на первую же попавшуюся ему тропинку вдоль речки и по ней пошёл подальше и от моста, и греха. По широко и далеко протянувшемуся лугу, изредка поросшему куртинами кустарников и совсем редкими деревьями, примерно через полчаса Иван добрался до заветной цели.

Мост оказался старым, деревянным и... очень дырявым. В нескольких местах он был сильно повреждён снарядами или авиабомбами. Так вот почему дороги к нему такие безлюдные! Но выбора не было, и Иван начал пробираться по оказавшемуся довольно длинным мосту через реку, ставшую в этом месте ещё более бурной из-за того, что возле моста существенно сужалось её русло.

Но Ивана ждал ещё один и совсем не приятный сюрприз. Примерно посредине повреждённого моста оказался вообще открытый проём без настила. На взгляд он был он более двух метров в ширину. Судя по характеру повреждений, мостовой настил в этом месте кто-то отдирал специально. С какой целью это было сделано, Ивана интересовало меньше всего: для него главным было преодолеть этот мост, издали показавшийся спасительным, но оказавшийся таким коварным.

Пройти по крайних, двум из трёх несущих оставшимся брёвнам не представлялось возможности: они густо были утыканы толстыми, почти в мизинец толщиной, и ржавыми обломками гвоздей без шляпок. Видимо, шляпки оторвались, когда отдирали дощатый настил. Лишь считанные гвозди торчали со шляпками, но легче от этого не становилось: тут мост, ощетинившийся наподобие сердитого ежа, никак не перейти.

Иван подошёл к открытому проёму и с тоской посмотрел вниз на бурно текущую воду: высоко и опасно падать туда. Посмотрел на большой мост, стоявший выше по течению Сирета, по которому проезжали автомобили и телеги. Задумался. На этом дырявом старом мосту одолевать бурную реку опасно из-за его неисправности, а на том мосту может быть ещё опаснее из-за военных. Поэтому нужно рисковать и перебираться здесь.

Не таким уж и широким кажется этот проём. И у Ивана не раз уже бывали случаи, когда приходилось перепрыгивать через намного более широкие овраги. Но тогда он был здоровым, крепким и полным сил, да и не было такой устрашающе высокой пустоты под ногами. Поэтому на бурно шумящую внизу воду Иван старался больше не смотреть: жутко становилось.

Но делать нечего: отчаяние придало ему сил и решимости. Вернувшись назад метров на десять и разбежавшись изо всех сил, он отчаянно прыгнул в неизвестность. Дело в том, что из-за усталости и нервозности оттолкнулся он не очень уверенно и поэтому только едва-едва сумел перескочить через этот дурацкий проём. И с невероятным трудом сумел удержать равновесие на крайней, более-менее прочно державшейся толстой доске, на которую правой ногой приземлился хоть и на край, но всей ступнёй, а левой ногой, которой отталкивался с той стороны, только пальцами зацепился.

О, будь благословенна за постолы свои, Маричика! В сапогах Иван точно не удержался бы и рухнул вниз. А так он смог через мягкую подошву зацепиться большим пальцем за спасительную доску, после чего, одним мигом и каким-то чудом отчаянно прогнувшись вперёд животом и взмахнув перед собой руками с котомкой, почувствовал, что его тело спасительно качнулось вперёд, и он тут же твёрдо наступил на спасительный настил моста.

Хоть спину моментально пронзило острой болью, в следующий миг он оглянулся на шум за своей спиной.
Оказывается, с той стороны проёма из-под его ноги сорвался и полетел в реку большой обломок незакреплённой доски. На такой существенный момент, как прочность точки опоры для прыжка, Иван не обратил внимания, из-за чего так плохо оттолкнулся и едва не сорвался с моста в момент приземления. И только что пережитый ужас из-за возможности упасть в бурную и достаточно прохладную воду дополнился ледяным осознанием того, почему он так неудачно прыгнул, и к чему это могло привести, не будь он в постолах.

Падение доски с моста в реку показалось неправдоподобно замедленным. Так долго предметы не могут падать. А тут показалось, как будто воздух настолько загустел, что не давал доске свободно падать. Но, наверное, это только в голове и глазах Ивана всё помутилось от ужаса, что вот точно так же и сам он мог бы упасть и насмерть расшибиться при падении с такой высоты, или покалечиться при падении в бурную воду и утонуть. Но в очередной раз боженька помиловал его – и слава Богу во всевышних!

Иван посмотрел на быстро уплывавшую доску, вздохнул облегченно и пошел дальше по мосту, который по эту сторону проёма был немного крепче, потому что больших повреждений здесь не было. Но смертельная жуть, пережитая в месте разобранного мостового пролёта, злобно шипящей змеёй всё тянулась за ним следом, даже когда он сошёл с моста на землю и некоторое время шёл по ней. Он понимал, что это всего лишь бурный Сирет шумит под мостом полной своей водой, но оглядываться на него не было никакого желания.

*   *   *
А раннее утро 8 сентября 1944 года между тем продолжалось своим ходом.
Солнце светило прямо в лицо. Оно лишь немного поднялось над далёкими холмами, которые лениво разлеглись далеко за Текучем по самому краю обширного левобережья Сирета и левого его притока и тоже довольно большой реки Бырлад. Там, где сейчас всходит солнце, находится родная Бессарабия. Правда там же начинается уже южная её степная часть, которую называют Буджаком.

Буджак от Михайловки очень далеко лежит, про него Иван только слышал и теперь вздохнул от того, что путь ему предстоит неблизкий. До города Бырлада тоже ещё довольно далеко, до Ясс с Унгенами тем более ещё дальше, а уж до дома – и вовсе далеко!

Ещё в Бухаресте от Илянки Иван знал, что город Текуч находится примерно на середине пути между Бухарестом и Бельцами. Об этом же говорила и Маричика: как только обойдёт он этот город, оставляя его по правую руку, тогда считай, что половину пути одолел. Ведь на Яссы и до Унген ведёт та же самая дорога, что и домой. И всегда помнил её наказ: до Васлуя всегда нужно будет держаться немного левее этой большой дороги. Здесь лесов больше и места более спокойные. А с правой стороны Ясской дороги близко протекает река Бырлад и там проходит железная дорога. Кроме того, там много сёл и при случае негде будет спрятаться от преследования.

Так что только далеко за Текучем сильно уставший Иван решился выйти на Ясскую дорогу. Проявляя осторожность и прикидываясь одуревшим после крепкой попойки мужиком, он заплетающимся языком спросил у проезжавших крестьян, правильно ли идёт он на Бырлад, или уже топает в другую сторону, где всю ночь с друзьями они так славно провели время.

Приятной внешности безбородый молодой крестьянин с аккуратными усами и кокетливо закрученными вверх их концами задорно, но с нескрываемой издевкой хохотнул в ответ:
- Да, господин! Эта дорога доведёт Вас до Бырлада. Только Вам нужно поменьше пить, чтобы не путать направления дороги.

Зато старший, более строгий и бородатый крестьянин-возница, опасливо глянув на «пьяного» Ивана, что-то недовольно буркнул младшему и тут же подстегнул лошадей, чтобы поскорей уехать от греха подальше. Возможно, он опасался, чтобы этот пьяный оборванец не напросился в попутчики или чтобы не стал клянчить еду. Наверное, внешний вид «пьяного» бродяги не внушал ему никакого доверия.

Иван действительно намеревался напроситься к ним в телегу, но теперь лишь посмотрел вслед укатившим попутчикам и пожалел, что слегка переборщил со своей «пьяной» придумкой, из-за чего не удалось при помощи этих крестьян хоть немного пожалеть свои натруженные в пути ноги. Но тут же удивился, что уж очень голубоглазыми выглядели оба эти мужика – их глаза были такими же яркими, как у Гришки. А у коренных румын глаза обычно карими бывают. Но следом усмехнулся своим голубым глазам, усмехнулся и слову «господин», насмешливо произнесённому моложавым румыном в его адрес, а заодно и вспомнил, что в давние времена, спасаясь от преследования австрияков и мадьяр, в большом количестве спустились с Карпат и по обе стороны Прута осели русские переселенцы – старо-обрядные раскольники. «Может, и эти двое тоже из староверов? Хотя... молодой ведь был без бороды, а у староверов брить её не принято», – засомневался Иван.

Бородатых русских в Бессарабии и Румынии называют кержаками, липованами или кацапами  - это уже от словосочетания «ка цап», что по-молдавски означает – «как козёл». И название города Текуч очень созвучно русскому слову «текучий», а Сирет вблизи этого города действительно довольно очень текуч. Следом вспомнив недавно пережитый ужас, когда на волоске висел над бурной водой на краю мостового проёма, Иван невольно передёрнул плечами...

*   *   *
Далее он не стал искушать судьбу свою судьбу на большой дороге. Чтобы внезапно не столкнуться с военным патрулём на конях или автомобиле, вскоре свернул с трассы влево. Через примыкавшее к дороге скошенное, но не пока вспаханное пшеничное поле вышел на длинный и не очень широкий луг, тянувшийся вдоль какой-то извилистой речки. Но петляла она здесь не так широко, как Большой Чулук возле его родной Михайловки.

Вскоре увидел небольшую кладку – мостик из двух нетолстых бревен, к которым кое-где были прибиты поперечные дощечки. К мостку этому слева наискосок подводила тропинка, и дальше за речкой она петляла вправо к какому-то хуторку в несколько домиков, которые едва виднелись за дальним пригорком. Иван по мостку перешел речку и повернул влево. Он хотел поскорее уйти подальше от тропинки, чтобы найти где-нибудь укромное местечко для отдыха уставшим ногам. Не мешало бы и поспать как можно дольше, чтобы день поскорее прошёл и голод притупился.

Шёл он вдоль опушки длинного и неширокого лесочка, который тянулся вдоль склона холма. Вскоре наткнулся на небольшой ручеёк, который по неглубокому овражку вытекал из лесочка. Одолев разросшиеся в этом месте густые кустарники, Иван углубился в заросли. Состоял лесочек в основном из относительно молодых и негустых акаций, поэтому был светлым и густо поросшим травой.

Как и предполагал Иван, ручеёк закончился родником. Несильной, но чистой струёй бил он из-под земли прямо посреди небольшой, кем-то явно специально сделанной выемки в глинистом грунте. Берега ручья и родника заросли сочной травой. С двух сторон виднелись короткие тропы к роднику. Судя по следам, люди сюда давно не наведывались, виднелись только разной свежести следы от копытцев. Скорей всего, это были косули.

Стараясь не наследить, Иван набрал кружку студеной и сладковатой воды. Выпил, передохнул, и набрал ещё одну кружку. Выпил половину, почувствовал, что хорошо утолил жажду, и пошел дальше, неся кружку в левой руке. Он ведь левша, поэтому не обращает никакого внимания на то, что основную работу выполняет именно левой рукой. Так ему привычно и удобно, вот и всё.

Спустя некоторое время Иван заметил в этом лесочке небольшую поляну на склоне и приличный стожок сена на ней. Подошел ближе. Стожок был высотой в его рост с высоко поднятыми руками. Он легко снял сверху приличную охапку сена и с верхней стороны склона устроил возле стожка шикарную и душистую постель. Чистое небо дождя не обещало, поэтому, улёгшись поплотнее спиной к стожку, он почти моментально уснул крепчайшим сном очень сильно уставшего человека...

*   *   *
Пропитание в дороге приходилось добывать разными путями. В основном Иван старался выпросить или заработать еду у работавших в поле людей. Легко соглашался поработать часок-другой за кусок мамалыги. Кому-то виноград помогал убирать, кому-то картошку копал, кому-то початки кукурузы отдирал от стеблей и очищал их от шелухи. Однажды помог разбросать в поле телегу навоза для удобрения земли. Днём опасно ходить по дорогам, а вот в поле работать – это завсегда пожалуйста. Так кое-как и перебивался в пути немудрящей крестьянской провизией.

Кроме того, ранней осенью в благодатных краях румынской Молдовы, протянувшейся между реками Прут и Сирет, от голода может умереть только законченный лентяй. Так что Иван без особого зазрения совести, но с большой осторожностью наведывался в чужие виноградники, сады и огороды. Нехорошо и очень опасно воровать – это он знал прекрасно. Но есть ведь хочется...

Уже миновав Бырлад, однажды рано утром Иван увидел, что крестьяне жнут на корм скоту пашу – так называют молодую кукурузу позднего посева. И тут Ивана озарила идея: он решил нарезать сноп кукурузы и пронести его через село для маскировки, если это дело можно так назвать. Зато таким образом можно значительно ускорить дорогу домой, если днём проходить через сёла под видом наёмного работника, несущего сноп кукурузы. Привычная для села эта картина ни у кого не вызовет удивления и вопросов. Ну, идёт себе чей-то работник и несёт сноп кукурузы. И что в этом странного? Поэтому он так и поступил, тем более, что режущий инструмент у него был в кармане: недавно в пути он нашёл и подобрал совсем небольшой, меньше ширины ладони, но острый обломок косы.

Дождавшись, чтобы работавшие крестьяне уехали, зашёл в их поле и нарезал достаточное количество молодых стеблей кукурузы. Из росших здесь же достаточно длинных стеблей злакового сорняка под названием «мышиный хвостик» привычно сделал прочное перевясло и крепко связал им свой сноп.

Прорепетировав, как лучше и натуральнее сделать строгое выражение лица занятого повседневной работой человека, он смело потопал в село. Но от встречных людей всё же отворачивался, прикрываясь кукурузой, невнятно бубнил оттуда приветствие по-румынски и шёл дальше. Его затрапезный вид в привычных для румынского глаза пыльных постолах ни у кого не вызвал вопросов.

Так Иван без проблем и помех прошел через всё село. Но голод не тётка, и он заставляет усиленно шевелить мозгами. При выходе из села в крайнем доме Иван удачно выменял «свою» кукурузу на приличный кусок мамалыги с брынзой. Так что и людям, и себе сделал доброе дело.

В дороге подкреплялся также и ворованными сливами, яблоками, грушами, виноградом и орехами. С середины лета и до поздней осени в Румынии и Бессарабии с голоду не пропадёшь: в саду ли, на поле всегда можно найти, чем поживиться. Главное – не попасться на глаза хозяевам. За такое воровство здесь бьют так же беспощадно, как и в Бессарабии. Да за воровство наказывают везде, впрочем.

Но на бахчи Иван не совался, потому что обычно они устроены на слишком открытых местах. А попасть из-за этого в руки властей было не в его интересах. Но в одном селе, обходя его краем жиденького лесочка, всё же не удержался от искушения, когда увидел, что невдалеке от края виноградника между кустами росли арбузы. И Иван рискнул полакомиться. До дома было шагов шестьдесят-семьдесят, ветер дует в лицо – значит, собаки его не почуют.

Он присел пониже и, опираясь на руки, почти на четвереньках пробрался в виноградник. Высмотрел и сорвал два не очень больших, но самых крупных арбуза, по одному в руку. И так же вприсядку постарался как можно скорее выметнуться из чужого огорода. Только забравшись подальше в лес и убедившись, что нет погони, положил арбузы в свою котомку и дальше пошел спокойнее, забирая всё глубже в лес. На одном пригорочке деревья показались ему пореже и пониже – здесь и сделал привал, сев лицом в сторону, откуда пришёл: мало ли что...

Не спеша, по-хозяйски достал один арбуз и ровно посерёдке надрезал по кругу его кожу своим «ножом» из обломка косы так глубоко, насколько мог вонзать острие в корку и мякоть. Затем осторожно разломал арбуз на две половины – он оказался отменно спелым. Одну половинку таким же образом ещё раз разделил на две доли. И только теперь, сглотнув слюну из-за долгого ожидания ощутить вкус арбуза, впился зубами в сахарную ярко-красную мякоть.

О! Это был божественно бесподобный вкус! Иван даже зажмурился от удовольствия. Сделав несколько быстрых откусов и проглотив без прожёвывания, он остепенился и стал неторопливо поедать арбуз. Чтобы доедать вкусняшку до самой корки, отрезал тонкие ломти. Корки выкидывал с сожалением: попробовал пожевать, но оказалось невкусно. Раскидывал корки во все стороны для того, чтобы не образовалась одна кучка: пусть разным насекомым и мурашам тоже достанется вкуснятина. Без передыха взялся за вторую четвертину арбуза. Было вкусно, очень вкусно, невероятно вкусно. Но Иван прекрасно знал, что арбуз вовсе не сытная еда...

Дальше в пути особых приключений не было.
Далеко за Васлуем Иван перешёл, наконец, речку Бырлад, которая стала всё сильнее забирать на заход солнца. Но в ту сторону Ивану не нужно было идти. Его путь всё время лежал в сторону немного левее восхода солнца. Бырлад в этом месте был совсем нешироким, примерно как Чулук возле Михайловки. И оказался таким же неглубоким, как Чулук летом – едва выше колен на самой стремнине. Но у Чулука дно сильно заилено, и вода мутноватая. А здесь вода была очень чистой, в ней отлично виднелось песчаное и галечное дно. Зато и вода показалось довольно прохладной. Но ведь сентябрь на дворе, а не лето!

*   *   *
На исходе восьмой ночи, на сутки опередив срок по прогнозу Илянки, Иван был на подходе к Яссам. Недалеко за этим большим, вторым по значимости городом Румынии, есть железнодорожный мост через Прут. На другом берегу реки лежит город Унгены – этот пограничный городок находится уже на территории Бессарабии. А от Унген до родной Михайловки остаётся пройти километров семьдесят.

По сравнению с пройденным из Бухареста путём, то от Унген до дома, считай, уже почти рукой подать – всего один день хорошего пешего перехода. Да там на радостях, что дом уже так близко, за одну ночь как на крыльях можно перелететь через все холмы, разлёгшиеся между Прутом и Большим Чулуком. Иван даже заулыбался в предвкушении скорой встречи с родными, особенно с дочкой Маруськой, женой Любой и дядей Николаем.

Но, заметив его преждевременную радость, тут же ухмыльнулась и злая его мачеха-судьба. Недобро оскалилась она, явно выражая своим злорадством: мол, слишком рано радуешься ты, Иван! И вот о том, с какими трудностями и опасностями Иван переходил границу в Унгенах и затем добирался домой, стоит рассказать более подробно.

Осенняя страда не поджидает лентяев, зато потом крепко наказывает их голодом, если те не опомнятся и не возьмутся за работу. Но непривычно, да и некогда было, лениться Николаю Булатову. Ведь кроме работы в своих полях, с уборкой урожая нужно было помогать ещё жене брата и жёнам двух племянников, оставшихся дома без мужей по воле злых румынских властей. Поэтому давайте-ка позволим пока отдыхать усталому дяде Николаю, потому что совсем скоро ему нужно будет подниматься и ехать в поле. А мы тем временем вместе с Иваном поволнуемся в его злоключениях.

*   *  *
Недалеко расположены молдавские Унгены от румынских Ясс, но на границе пришлось потерять много времени. Чем ближе подходил Иван к Яссам, тем оживлённее становилось на дорогах. В большой город люди добирались кто на подводах, кто пешим ходом. В этой сутолоке Иван почувствовал себя более уверенно и не стал терять времени днём, как это было раньше, когда при свете солнца он в основном во сне пережидал разные опасности.

В полдень, немного не доходя до показавшегося вдали города и придерживаясь группы следовавших в Унгены крестьян, Иван свернул вправо на просёлочную дорогу, которая вела в широко раскинувшееся пригородное село Томешты.

Издали увидел разрушенные в городе большие дома. Из разговора крестьян понял, что город полгода бомбили из пушек и самолётов. Свежие в памяти эти события люди обсуждали достаточно эмоционально и громко. Картина страшных разрушений очень сильно впечатлила Ивана. Виднелось очень много разбитых почти до основания домов в несколько этажей. Такие большие и красивые дома Иван видел в Бельцах, а тут от них одни куски стен остались с пустыми окнами. Жуть!..

За Томештами вышли к полотну железной дороги и вдоль неё пошли к мосту через Прут на Унгены. В ту и обратную сторону по дороге шло и ехало много народа. А возле моста собралось очень большая толпа людей вперемешку с лошадьми – намного большая, чем на Сирете возле города Текуч. Иван постоял-постоял то ли в очереди, то ли нет – в неорганизованной толпе это было непонятно. Но вскоре у него заболела спина, и чем дальше, тем сильнее она болела. Стоя дожидаться своей очереди подхода к мосту в такой плотной толпе людей не было сил, но и под ногами людей не присядешь на землю. Поэтому он объяснил ближним людям свою ситуацию и сказал что подойдет позднее. Те отнеслись сочувственно к такому молодому и такому больному мужчине, поэтому он спокойно отошёл в сторону, чтобы отдохнуть в тени и на траве.

*   *   *
Широкая и полноводная река Прут текла рядом. Иван находился немного ниже моста, людей здесь не было. Он сел в траву на берегу и стал смотреть на ровное, но сильное и достаточно быстрое течение. Широкая и глубокая, очень мощная река! Будет шире даже, чем довольно широкий, с частыми отмелями Сирет. Такую реку вплавь одолеть будет очень трудно. А у него что спина, что рука больные – какой из него пловец?..

Задумавшись, Иван не заметил, как недалеко от него остановился молдаванин по виду лет за сорок. Обратил на него внимание только тогда, когда тот с уханьем снял с плеча увесистые бесаги* и с облегчением опустил их в траву.

* бесаги (молд. - бесажь, от латинского слова бисак – двойной мешок) – это наплечные сдвоенные сумки, сделанные из домотканой дорожки

Довольно приятного вида круглолицый и слегка плотноватый мужчина внимательно посмотрел на Ивана и дружелюбно улыбнулся, сказав по-молдавски:
- Что, смотришь, как лучше Прут переплыть? – и негромко засмеялся.
Причём, сделал это так доброжелательно и открыто, что Иван сразу же проникся к нему доверием. Молдавскую речь теперь он понимал довольно хорошо и вполне сносно говорил по-молдавски. Его правильно понимали, во всяком случае.

- Я видел, с каким недоверием ты глядишь на воду и понял твои намерения, – продолжил незнакомец, явно любивший общение и искавший собеседника. – Но знай, что румынские пограничники могут стрелять по таким умникам. Уже бывали такие случаи. Советские с той стороны тоже стреляют, но не в людей, а поверх голов. Зато румынские граничеры никого не жалеют. Негодяи!

Он помолчал, разминая руки и плечи, посмотрел на реку, на Ивана и вдруг сказал:
- А ты очень худой!.. Наверное, из кончентрари домой добираешься?
Иван кивнул головой, а мужчина присел рядом с Иваном и, протянув руку для приветствия, буднично представился:
- Тудор Прунку* из Волчинца.

* У этого литературного героя есть реальный прототип из с. Волчинец, Каларашского района республики Молдова.

- Иван Булатов из Михайловки, – ответил ему Иван и улыбнулся в ответ, поддержав взятый словоохотливым мужчиной добрососедский тон и пожимая его руку.
- Не слышал... – почему-то удивился мужчина. – Где это село находится?
- Ну... между Телешовым и Лозовой, – быстро сообразил Иван, как лучше указать местоположение села.
- А, Телешово! – оживился Тудор. – Знаю, я три раза бывал там на торгу. В той же примерно стороне есть ещё больший торг во Владове. Там я даже больше раз бывал.
- И я тоже несколько раз бывал на торгу в Телешове и Владове.

Эта новость немедленно как бы породнила новоявленных земляков. Надо же, они ведь живут совсем недалеко друг от друга!
- А твоё село где? Раньше я тоже не слышал про Волчинец.
- Да это тут совсем недалеко, за Унгенами, Наше село находится в кодрах*. От этого моста примерно семь часов ходу. А из Волчинца хоть в Унгены, хоть в Телешово по времени одинаково ехать, но ближе всего – в Калараш.

* кодру (молд.) – лес.

Иван прикинул расстояние: «Семь часов! Это примерно такое же расстояние, как от Михайловки до Бельц! И он говорит, что это недалеко?¬ Ничего себе! А сколько же тогда пути от Волчинца до моего дома? Ещё столько же или больше?». Но расспрашивать чужого человека не стал. И так понятно, что до дома ещё очень далеко идти.
- У меня тяжёлый груз, поэтому я тоже подожду, пока людей станет меньше, – продолжал говорить Тудор.

Судя по всему, он относился к породе словоохотливых болтунов. А такие люди обычно щедры, и Иван втайне понадеялся, что Тудор угостит чем-нибудь, раз заметил его худобу и спросил про кончентрари. Так и получилось.
- Ты болеешь или от голода ослаб? – спросил он, разглядывая Ивановы мослы.
- В Бухаресте сильно надорвался. Спина очень болит, если долго стоять на одном месте, поэтому ушёл сюда отдохнуть.

И он стал рассказывать благожелательному слушателю свою невесёлую историю. Тудор внимательно слушал и даже зацокал языком от сожаления при виде его правой руки. Он искренне удивлялся, за что столько всего плохого досталось одному человеку. Но и не терял времени. Достал из одной из котомок свёрток с едой и развернул его между собой и Иваном, явно собираясь разделить с ним трапезу.

Когда Иван увидел тонко нарезанное сало, чуть не прослезился, так давно не ел эту вкуснятину! Даже у Илянки сала не было: всё же бедновато жила эта молодая женщина, хоть и вела себя немного высокомерно, будто настоящая богачка.

И тут же глаза Ивана невольно затуманились от приятных воспоминаний, как хорошо было ему с этой горячей румыночкой. Это он специально отвлёк себя воспоминаниями, чтобы не смотреть на то, как неспешно Тудор раскладывает еду.
- Ты чего замолчал? – удивлённо спросил сосед, протягивая кусок мамалыги с салом.

А Ивану и не ответить никак, потому что тягучая слюна поперёк горла встала так, что сглотнуть невозможно. Он только головой кивнул в знак благодарности, принимая еду, и тут же впился зубами в сало, не откусывая, а лишь посасывая его и наслаждаясь вкусом. «Боже мой, умереть можно от счастья!» – витало у Ивана в голове.

Увидев его состояние и поняв, насколько бедняга голоден, молдаванин деликатно молчал, поедая мамалыгу с салом и луком. А на тряпице ведь ещё и свежая брынза лежала! «Это же с ума сойти можно!» – и невольная, предательская слезинка выкатилась из глаза Ивана.

Тудор тут же это заметил и пошутил:
- Что, соринка в глаз попала? – и очень хорошо, ободряюще улыбнулся.
Иван благодарно улыбнулся ему в ответ и за угощение и за понимание. Но пошутить он и сам любил, поэтому смачно прожевав первый кусок, чуть погодя ответил:
- Да, давно уже не попадала, а тут сразу залетела. Это из сала, наверное.

Тудор расхохотался этой остроте, после чего они вообще почувствовали себя по-свойски. И хорошо поели. Иван вполне насытился, а Тудор был бы не против ещё пожевать, хотя Иван прекрасно видел, что он специально ел мало, чтобы Ивану побольше досталось. И он явно нарочно расстроился из-за того, что еда закончилась так быстро:
- Знал бы, что встречу тебя, взял бы еды в три раза больше.
Но тут же сочувственно посмотрел на Ивана и довольно улыбнулся тому, что накормил голодного человека.
- Но ты хоть наелся?
- Да, я очень хорошо поел. После того голода, что я переносил почти полтора года, желудок у меня стал, как... напёрсток, наверное.

Молдавского названия этого предмета Иван не знал, поэтому показал на подушечку безымянного пальца. Тудор понял, о чём речь, рассмеялся и назвал напёрсток по-молдавски.
- Но для такого котелочка на палец ты поел чуть больше! – пошутил и опять захохотал весёлый сосед, сразу после чего деловито оглянулся: –  Попить хочется.

Иван тоже хотел пить, и они поднялись. Тудор взял свои бесаги и уверенно повёл Ивана к колодцу, который виднелся за ближним домом. Иван понял уже, что невольный его напарник бывает здесь не первый раз, поэтому не удивился его осведомлённости.

*   *   *
Часа через три после того, как Иван с Тудором поели, толпа почти схлынула, и они снова встали в очередь Тудора, потому что очередь Ивана уже прошла. Солнце начало склоняться к горизонту.

Румынский граничер презрительно посмотрел на тощую котомку Ивана и пропустил его без досмотра: что можно найти у такого оборванца? К нему противно даже прикасаться. Зато в бесаги Тудора они с напарником вцепились крепко. Заставили его поставить их на стол и беспардонно стали рыться в них. Но отпустили быстро. Иван заметил, что Тудор сунул деньги одному из граничеров, после чего сразу же прошёл их контроль.

Равнодушно стоявшие возле будки у моста другие румынские пограничники в длинных шинелях и с винтовками не обращали на Ивана никакого внимания. Они высматривали на мосту людей, идущих со стороны Унген. И направляли их к другому столу, где сидели два других, судя по нашивкам на погонах, более важных пограничника. Но точно таких же, как только что их с Тудором проверяли.   
Иван вздохнул: везде нужны деньги. Только деньги решают всё!

Подошёл недовольный затратами Тудор, и по длинному мосту пошли они через Прут.
На той стороне моста тоже стояли военные, но в другой форме. Это были уже советские пограничники, и они тоже производили досмотр граждан и их вещей.

После румынского контроля Иван чувствовал себя вполне спокойно: ничего у него нет такого, чтобы его задержали. У него вообще ничего нет: в котомке лежали только пара желтых огурцов, которые он в Томештах выпросил у крестьянки, и заскорузлый кусок мамалыги, оставленной «на чёрный день». Доставать такое убогое «угощение» вдобавок к «столу» Тудора Ивану было стыдно.

 Осмотрели его очень бегло, конечно, но сразу же придрались из-за того, что нет документов, и потребовали задержаться для выяснения личности. Этому Иван очень сильно удивился, ведь румыны у него вообще не спрашивали документы:
- За что меня арестовали?
- Утром придёт начальство и будет разбираться с тобой и с таким же, как ты.

Договариваться с пограничниками было бесполезно. Да и чем их можно подкупить, если это не получилось сделать даже Тудору. Никакие уговоры на них не действовали, даже слёзы одной женщины. За что они заподозрили её и арестовали, Ивану было непонятно.
- Это спекулянтка, – презрительно ответил на его вопрос Тудор.

Вместе со спекулянткой и ещё двумя задержанными – женщиной и молодым человеком, их повели на фильтрационно-сортировочный пункт, как это понял Иван из приказания старшего из пограничников. И двое с винтовками повели пятерых безоружных. Вещи свои они несли с собой.

Пункт этот оказался совсем рядом, и ста метров не прошли. Иван издали увидел эту большую площадку, огороженную забором из колючей проволоки. Внутрь вела только калитка, возле которой снаружи была установлена небольшая, человека на три-четыре будка с дверью и откидным окошком. Окошко открылось, и изнутри кто-то протянул пограничнику ключ от замка на калитке. Тот открыл замок и калитку и пропустил арестантов внутрь. Его напарник в это время сзади бдительно охранял несчастных людей.

Так Иван Булатов попал за колючую проволоку на территорию того самого сортировочного лагеря, в котором три недели назад побывал его брат Пётр. Лагерь этот построили ещё румыны в годы оккупации – просто огородили эту территорию колючей проволокой. И поодаль от калитки поставили крытый камышом навес. Всё это было сделано руками заключённых, конечно.

- Разные люди тут побывали, – сказал всезнающий Тудор. – И евреи, и пленные красноармейцы, и неблагонадёжные, поэтому нужно было проверить их «личность». Румыны очень хорошо проверяли. Однажды мой нос сильно распух и три дня болел, так хорошо жандарм проверил его кулаком.
Иван удивился: он не думал, что румыны били молдаван. Но Тудор снова искренне рассмеялся, видя такую детскую наивность Ивана:
- Ого, и как ещё били! Правда, если считали молдаванина виноватым.

Продолжение следует.